Текст книги "2012. Танго для Кали"

Время неумолимо двигалось к четырём утра. Успокаивало лишь то, что сейчас наступили самые длинные ночи в году, ещё долго можно было не опасаться рассвета. Притихшая Матрёна всё так же следила глазами за каждым его движением. Антон усмехнулся про себя – когда-то и он, так же затаив дыхание, следил за «матёрыми оккультистами», в то время как они «мутили обряд». Всё было готово, пора приступать. Антон развернул кресло к старинному дубовому столу, на котором красовался человеческий череп.

Обозначая особость действия, Чёрный зажёг на столе ещё одну свечу и взялся за перо. Аккуратно макая его в чернила, он выводил готическим шрифтом слова заклинания. Поднялась из глубин сознания и тут же включилась в работу его память магистра – он знал, что всё, что бы он сейчас ни сделал, окажется верным. Он создал этот обряд, он сотворил чёрное сердце, он же его и уничтожит. Антон подождал, пока написанный текст просохнет. При высыхании чёрные чернила светлели, приобретали коричневый оттенок. Теперь казалось, что заклинание написано кровью.

Теперь место. Чёрный знал, где в зале находится его личное место силы. Некогда вокруг этой точки упорно крутился Снежный Волк, в своё единственное появление в этом доме. Без сомнения, он также её почуял. Возможно, он даже мог предвидеть, чему здесь суждено произойти. Антон подошёл к камину, устроил удобное сиденье из шкур, попросил Матрёну передвинуться так, чтобы она оказалась напротив него. Он перенёс все ингредиенты поближе к огню, под руки, принёс также треножник и блюдце. Постоял, послушал треск поленьев в камине, слабый гул пламени, едва слышное потрескивание свечей. Прислушался к тишине, установившейся у него внутри. Освещённый живым, мятущимся огнём зал, несмотря на погром и потоп, сейчас приобрёл особую атмосферу торжественности и мистического присутствия. Когда Антон понял, что готов, он снял резинку, отпуская шевелюру на волю. Любой, кто занимается магией и носит длинные волосы, знает, какой это производит эффект.

Слегка морщась от жара, он кочергой разворошил угли в середине каминной топки, установил треножник и поставил на него блюдце. Матрёна смотрела на всё это и от волнения теребила висевший на груди амулет. Девушка молчала, немного испуганная и очень заинтригованная происходящим. Антон мысленно обратился к стихиям. Его призыв был в чём-то сродни деринийскому, но очень сильно переделанному под него самого. Он также подключал стихии для свидетельства и охраны, но не обращался к персонажам христианского пантеона. Вместо этого он именовал их напрямую и просил: «Встань на страже!»

– Воздух, встань на страже!

Из какой-то незаметной щели дунуло сквозняком, пронесло по залу, заплясали огоньки свечей.

– Огонь, встань на страже!

Согласованно рванулись вверх языки огня.

– Вода, встань на страже!

Внезапно стала слышна стучащая за окном капель.

– Земля, встань на страже!

Ничего не произошло, кроме того, что помещение разом приобрело вес и тяжесть, как будто ощутив тяготение Земли.

Старт!

Чёрный развернул свиток с написанным заклинанием. Он начал медленно читать его при свете огня, давая каждому слову приобрести свой собственный вес и открыть все свои значения. Время от времени он отрывался от текста, чтобы посмотреть в глаза Матрёне. Девушка в ответ не спускала с него глаз.

 
Мне глаз Твоих не высказать в стихах,
В них Свет такой, что тьма в зрачке глубоком.
Вся жизнь моя лишь в Них, преодолею прах.
Я в Них лечу, как в Космосе далёком.
 
 
Мне совершенства Их словами не объять,
Они сжигают сердце нежным током.
Есть Цель одна – мне только Ими стать,
И говорить о Них, и быть о Них пророком.
 
 
В Них искорки, как молнии Отца,
В Них Матери любовь, темнее ночи.
В Них Дочь, Любимая, в Них Бога три лица,
Вселенная в них отразилась точно.
 
 
Кто Их узнал, тот Ими обречён,
Он не жилец в своей убогой жизни.
Его удел теперь – Космический огонь,
Или огонь в аду, под звук унылой тризны.
 

Лицо Матрёны постепенно бледнело. Её глаза вспыхнули и застыли, лишь метались отражённые в них язычки пламени. По её щеке медленно сползала слеза. Антон отложил свиток, взялся за нож и сделал недлинный разрез на своём левом предплечье. Показалась кровь. Он обмакнул в неё гусиное перо, подождал, пока канал наполнится, и размашисто расписался под текстом. Следующим движением он отхватил прядь своих волос и тут же отправил её в огонь. Раздался шипящий треск, метнулся сноп искр и исчез в пропасти дымохода. Девушка отпрянула от камина, её начала сотрясать пока ещё едва заметная дрожь.

Чёрный огляделся, словно что-то искал, но не нашёл и снова взялся за нож. От своей майки он отрезал узкую полоску ткани. Потом снова свернул в трубочку лист с текстом, обвязал этой импровизированной лентой, немного посмотрел на него в полном молчании и бросил в огонь. Теперь Матрёна дрожала сильнее. Антон жестом указал на висящее у неё на груди сердце. Девушка замерла, как будто окаменела сама. Не задумываясь, Антон сорвал с пояса свой раскладной нож и в одно движение срезал часть чехла с ремешком. Он поймал выпавшее ему на ладонь сердце, и оно замерцало матовым чёрным светом. Медлить было нельзя. Уверенным движением он протянул руку в огонь и положил артефакт точно в центр раскалённого блюдца. И тут же отдёрнул руку, спасаясь от обжигающего жара.

Теперь они оба смотрели на чёрный комочек, лежащий на чугунном кружке. Прошла минута, затем другая, ничего не менялось. Сердце действительно казалось каменным, а не сделанным из особого, но всё-таки пластика. Антон ожидал, что оно просто расплавится и растечётся бесформенной лужей, как воск, но ничего подобного не произошло. Вместо этого сердце наконец треснуло с сухим резким щелчком, и из него вырвался изумрудный язычок пламени. Теперь уже и у Антона глаза полезли на лоб, хотя он не позволил себе испугаться, зато Матрёну колотила крупная дрожь. Зелёное пламя вырывалось из артефакта и исчезало в тёмной арке дымохода, пластик постепенно выгорал изнутри, пока от него не остались только чёрные плоские угольки.

Теперь Антон взялся за кубки. Он недолго думая срубил ножом горлышко бутылки вина и наполнил их «Молоком матери». Из своего кубка он плеснул немного в огонь, другой передал дрожащей девушке. Они оба сделали по глотку. Вино оказалось редкостной гадостью, всё же ему не пошло на пользу замерзание и оттаивание в недрах сундука, но это не имело значения.

Стоп. Ритуал завершён. Чёрный поблагодарил и отпустил стихии. Ничего особенного он не чувствовал, разве что некоторую внутреннюю свободу, как будто исчезли некие не слишком осознаваемые им до того преграды. Его больше ничто не сдерживало. Матрёна постепенно успокаивалась и согревалась, перестала дрожать. Конечно, это не была дрожь от холода, в зале сейчас было очень жарко, но и она прошла от тепла. Обоим захотелось есть, они приговорили навязанные Матрёниной матерью мандаринки. После чего обоих же неудержимо потянуло в сон. Конечно, их разморило и от тепла, и от еды, и от капельки алкоголя, но Антон знал – всё это признаки правильно отработанного ритуала. Чёрный опустился на шкуры у камина, голова коснулась подушки, и последнее, что он смутно ещё ощутил, – это что рядом пристраивается засыпающая Матрёна. Дальше был провал в черноту с полным отсутствием сновидений.

Антон проснулся от странного шипящего звука. Несколько десятков секунд он лежал, вслушиваясь в темноту, едва подсвеченную красноватым заревом от остывающих в камине углей, пока не понял, что это где-то сильным потоком льётся вода. Звук шёл со стороны кухни. Он вскочил и кинулся туда. Включил свет, рванул дверь и замер на пороге: вода хлестала изо всех щелей. То же самое, судя по звукам, творилось и в ванной. Прибежала перепуганная Матрёна, не успела затормозить и врезалась в Чёрного, вытолкнув его с порога. Антон оступился, шагнул в ледяную воду и тихо охнул. Терять было уже нечего, как был, босиком, он пошёл разбираться – откуда свалилась напасть. Всё оказалось ужасно просто – они вчера так хорошо обогрели дом, что пробки льда в водопроводе и трубах отопления растаяли. Этому помогла и оттепель на улице. Теперь вода била изо всех разорванных труб одновременно, на глазах заливая дом. Действительно, ужасно: чем всё это можно было заделать, Антон не мог и предположить. Он метнулся из кухни в ванную, пытаясь найти, где расположен кран, перекрывающий весь дом сразу. Нет, там его нет. Снова вернулся в кухню, обежал весь периметр, заглянул во все заслонённые кухонной мебелью уголки. Где же он может быть? Этого он не знал – хозяйством, и водоснабжением в том числе, всегда занимался отец. Матрёна носилась следом за Чёрным, тоже по щиколотку в воде, пытаясь чем-нибудь помочь, и только путалась под ногами. Они оба были уже мокрые и стучали зубами. Антон подумал, что это будет последний кирпич для его и так пошатнувшегося здоровья.

Вода поднялась уже почти до колен, угрожая залить также зал и пол спальни. Ах да! Только сейчас Антон вспомнил, что вроде бы отец говорил, что кран находится в подполе. Он побрёл в коридор, отыскивать ведущий туда люк. В коридоре тоже стояла вода, хотя оттуда она просто обязана была уходить в подвал – люк никогда не делали герметичным. Нехорошая мысль закралась в голову Чёрного и подтвердилась полностью, когда он вытянул люк из воды: подвал был залит по самую крышечку. Это же сколько времени должен был длиться потоп?! Но что толку гадать, когда вода всё ещё хлещет, и её становится больше и больше. Антон набрал воздуха, скинул майку на руки Матрёне и ухнул в ледяную купель. В первое мгновение зашлось сердце, но не остановилось, выдержало, продолжило старательное тук-тук.

Под потолком скребли по штукатурке пустые деревянные ящики, трёхлитровые банки, раскачанные появлением пловца, потянулись кругом и принялись, одна за одной, выныривать из люка на простор коридора и уже здесь покачиваться на волнах. Кончился запас воздуха, Антон рванул к светлому квадрату люка, высунул голову, вдохнул и нырнул обратно. Теперь он стал пробираться вдоль стенки, отыскивая выходящую из дома трубу. Руки начала сводить судорога, в ногах, как ни странно, как-то сохраняли тепло мокрые и тяжёлые джинсы. Наконец он нашёл кран, но ему не хватило сил его повернуть. Пришлось снова возвращаться за порцией воздуха. Когда он ушёл под воду в третий раз, его усилия увенчались успехом: то ли накрывающая его паника удесятерила силы, то ли теперь он наконец повернул рычаг в нужную сторону. Антон, как мокрый чёртик из табакерки, выскочил из подвала и, поднимая фонтаны брызг, рысью понёсся в спальню к стоявшему там шкафу с одеждой.

Шкаф был большой и высокий, сухая одежда нашлась для обоих, они переоделись, закутались в одеяла и принялись размышлять, что же теперь делать. Оставлять всё как есть, только лишь перекрыв воду, безумие: первый же мороз превратит внутренности дома в ледяной каток и искорёжит всё так, что потом не исправишь никаким ремонтом. Воду нужно было откачать. Антон влез в найденные на шкафу болотные сапоги и отправился искать насос. Он точно был в доме, отец использовал его для полива своего любимого огорода. Стараясь сдержать горестные мысли, Чёрный копался в закромах отца. Насос нашёлся, Антон установил его в коридоре и принялся освобождать от воды подвал. По мере откачивания уровень воды во всём доме тоже равномерно понижался. Наконец на полу кухни и ванной остались всего лишь большие лужи, которые можно было собрать с помощью ведра и тряпки. Этим занялась Матрёна. Тут и выяснилось, что, галопируя по кухне, Антон умудрился выронить свой телефон, так что он уже несколько часов был без связи. Он попросил Матрёну взглянуть на часы. Шестой час вечера – значит, Татьяна наверняка уже давно ищет его и сходит с ума. И вместе с ней его разыскивают использующие её Силы.

Обратно ехали в полном молчании: сил на разговоры не было. Матрёна сжалась в комок и неотрывно смотрела на дорогу. Чёрный вцепился в руль и старательно проходил за поворотом поворот, несмотря на подступающую время от времени дрожь – давало о себе знать ледяное купание.

В город они въехали уже в темноте. В первую очередь Антон доставил домой Матрёну, которую наверняка ожидал материнский скандал. О том, что творится сейчас у Татьяны, он боялся подумать. Его снова начало колотить ещё до эстакады, слёзы подступили к глазам. Он не смог остановить их, оставалось лишь снизить скорость. Антон не понимал, что с ним творится – рыдания рвались наружу, хотя его рассудок не мог обнаружить для них никаких причин. Как будто все эмоции, которых он лишал себя в течение почти двадцати лет, решили разом вернуть своё. Он кое-как припарковал машину, поднялся на лифте и, грязный и зарёванный, предстал перед глазами Night.

– Ты меня в гроб сведёшь! – Таня с перекошенным лицом и дрожащими губами возникла в дверях. – Что случилось?! Я все морги уже обзвонила, все больницы, переполошила ребят! Вот и Люминос уже тут.

Из-за спины Night выглядывал удивлённый и обеспокоенный Леонид.

– Угу, – буркнул Антон, проходя в коридор и подавая ему руку. Он разулся, сбросил в коридоре куртку и, в носках и с мокрым пакетом в руках, пошёл в комнату. Леонид и Татьяна последовали за ним, встали в дверях.

– Антон, что случилось? – Лишь по искусственно ровному тону Люминоса можно было догадаться, насколько сильно он беспокоился.

– Я ездил кормить собаку. – Чёрному не оставалось ничего, кроме как говорить правду, и только правду. Это не значило, что ему следовало рассказать всю правду.

– Почти сутки?! – снова взвилась Night.

– Там батареи сорваны. Водопровод лопнул. Оттепель, развезло всё. Полный дом воды. Я её до полудня только откачивал.

Горло перехватывало, он мог выдавить из себя только короткие, обрывистые фразы, останавливаясь и срываясь на всхлип.

– А позвонить ты не мог? – Татьяна сбавила пыл, разглядев, в каком жалком виде её собеседник.

Антон порылся в пакете и вытащил утопленный телефон. Уронил на ковёр, осмотрелся, с трудом соображая, куда деть пакет с мокрой одеждой, потом прошёл с ним в ванную, едва прикрыв за собой дверь. Татьяна и Леонид поспешно посторонились. Люминос впервые видел Чёрного в таком состоянии, он растерялся и не знал, что предпринять. Они с Night остались в комнате, негромко обсуждая происшествие. Конечно, они понимали причины: смерть отца, тяжёлая болезнь, угроза инвалидности и в довершение всего разрушающийся на глазах дом – это добьёт кого угодно. Антон тоже не из железа, отсюда и его нервный срыв.

Из ванной, пробиваясь через плеск воды, доносились сдавленные рыдания. Пока не наполнилась ванна, Антон как опустился без сил на пол, так и сидел там на сброшенной куче одежды и скулил, как побитый пёс. Его трясло. Он пытался умыться, дотянуться до бьющей из крана струи, но руки срывались, скользили по пластику, и он лишь ударялся о край ванны лицом. Слёзы текли и текли, не давали дышать, он глотал солёную влагу и размазывал её по лицу, которое уже всё было в грязных разводах. Хорошо, что его никто не видел. И хорошо, что он не видел себя сам.

Наконец ванна наполнилась, Антон с огромным трудом поднялся, перевалился через край и утонул в блаженном тепле. Горячая вода согрела его, помогла успокоиться. Через час, когда он вышел из ванной, он уже полностью держал себя в руках.

– Антон, я всё устроила! – обрадовала его Night, стоило ему показаться в дверях. – Я договорилась с Гошей, он готов отправляться немедленно, и подходящие батареи как раз есть. Мы сейчас поедем и всё поправим. Отдыхай. И не переживай больше.

– Кто такой Гоша? Куда вы собрались? – Чёрный не успевал за событиями, они набегали чересчур быстро.

– Наш сантехник. Мы поедем в дом и займёмся твоим отоплением. А ты пока отоспись.

Антон схватился за КПК.

– Что у тебя? – отстучал он Матрёне. – Как родители?

– У меня плохо, мозги не работают, – прилетел ответ. – Но голос сказал, что мы молодцы и что они в нас не ошиблись. А в Храм – позже.

– Татьяна и Люминос собираются ехать в дом. Без меня. Они нашли сантехника.

– Не пускай их туда одних!

– Я двое суток не спал.

– Надо, Антоша. Не отдавай им ключ. Скажи, что там много ценных вещей.

– Какие вещи? Они там за ночь всё перероют, что надо и не надо найдут.

– Там моих следов полон дом – вот засада.

– Так, уже я еду, а Люминос остаётся здесь. Я, Татьяна и Гоша с батареями.

– Не пускай Night!

– Попробуй связаться с Седым, а? Сейчас.

Целую минуту он напряжённо смотрел на экран, пока там не зажёгся ответ от Матрёны.

– Да, получилось. Он сказал, что прикроет, но только если не будет Татьяны. С теми, кто за ней, они не справятся.

– Всё, едем. – Чёрный отключил КПК.

Татьяна и Леонид уже собрались и стояли в дверях. Антон ринулся в атаку. Его, Антона, присутствие необходимо, потому что Джой не впустит незнакомых людей, он искусает этого сантехника, и ни Татьяна, ни Леонид не смогут его удержать. Он слушается только хозяина. Леонид должен ехать, потому что батареи нужно будет грузить, а Антон не может заниматься этим с больной спиной. Грузить батареи не женское дело, Татьяна там не нужна. Машина перегружена, она не выдержит такой вес, батареи занимают место, вчетвером туда поместиться нельзя.

Night сдалась. Чёрный снова уселся за руль, Люминос занял сиденье рядом с водителем, а сантехника Гошу отправили назад, поближе к его батареям.

Антон никогда бы не поверил, что этот обрюзгший мужик с одутловатым нечистым лицом его ровесник, если бы Гоша не сказал это сам. Выглядел он на все пятьдесят. Всю дорогу он пытался балагурить и изображал из себя этакого простеца и рубаху-парня, но жёсткий прищур его холодных глаз сбивал всю картину – в искренность его натужного веселья Антон не верил. К тому же этот болван попытался рассказывать про Кёнигсберг! Это ему, Чёрному, который прожил в Калининграде уже несколько лет, полюбил этот город и постарался разузнать о нём всё. Плоские байки о затопленных подземельях с прикованными к сундукам немцами вызывали брезгливую ухмылку. Впрочем, его дело было восстановить систему в срок и за хорошую сумму. Всё остальное Антона не волновало. Пусть врёт, лапша на ушах не виснет. Чёрный чувствовал себя игроком в «Мафию» – он знает, кто он и в чём состоит его игра, он знает ставки. Он знает, что остальные тоже в игре и что они не знают об этом. Это вызывало лёгкую неловкость. Не самая приятная это игра.

Во второй раз за этот долгий день Чёрный оказался в своём дворе. Джой гавкнул пару раз для приличия, но, видя хозяина, посчитал, что всё в порядке, и скрылся в своей будке. Оттепель продолжалась. С ветвей деревьев капала вода, дорожки в снегу размякли, и уже невозможно было определить, сколько человек ходило по ним поутру.

Гоша и Люминос взялись разгружать и заносить в коридор батареи. Антон пошёл по дому, окидывая знакомый антураж новым взглядом, как будто видел его впервые. При входе в зал гостей встречала белая маска, взирая пустыми глазницами с чёрной панели. Как много было для Чёрного в этом символе! Маска – это тайна, это игра и блеск карнавала, это независимость незнакомца. Маски окружали его всегда. В спальне на белоснежных шторах, драпирующих большое зеркало, расположилась пара венецианских. Такая же некогда была у Татьяны – узкая, изящная, из чёрного бархата с бахромой, почти скрывавшей лицо. Она исчезла во время истории со Снежным Волком. Висела в большой комнате над торшером и однажды перестала висеть. Все последующие годы эта пропажа занозой сидела в памяти Антона. Кто её мог забрать? Зачем? Или же – почему?

Его мысли свернули на новую колею. А ведь у Night были все подобающие знаки Кали: необычное детство, множество историй с треугольниками, к тому же она занималась фехтованием. Даже Снежный Волк обманулся, приняв её за избранную. Эх, не нужно было ей принимать сторону стоявших за ним Сил. Кали не может быть ни на чьей стороне, она – равновесие. Это он понимает теперь.

А вот Матрёне маска как раз помогла. Маски окружали её на улицах, окружали в метро: обычные медицинские маски, которые носил народ во время пандемии свиного гриппа. Возможно, именно маска как один из знаков Кали привела к тому, что она начала вспоминать разговор с Брюсом. Кали помогла! Антон улыбнулся этой мысли. Да ведь и эпидемия как-то резко пошла на спад и незаметно иссякла, как только здоровье Чёрного пошло на поправку.

Он прошёлся по залу, оглядел его. Прямо над входной дверью висит каббалистическая монограмма. Он купил её когда-то давно в маленькой оккультной лавочке в старой Варшаве. Главный элемент – треугольник. Да у него весь дом в знаках Кали! А он и не замечал, всё собиралось как-то само собой.

Сзади загремел железом сантехник, ввалился в зал прямо в верхней одежде и с тяжёлым ящиком с инструментами. Грохнул ящик посередь помещения на ковёр. А, ковру уже всё равно, его уже ничто не испортит. В зале всё ещё держалось тепло, чувствовался слабый аромат сгоревших свечей. Гоша встал столбом и принялся вертеть головой, озирая диковинный интерьер. На всех стенах висели мечи, щиты и доспехи. На знамени возле камина раскинул крылья зелёный грифон. Картина должна была производить сильное впечатление на неподготовленного человека.

Антон бегло окинул взглядом зал, отыскивая следы ритуала. Подушки возвращены на диван – умница Матрёна, не забыла. Шкуры он убрал сам. Камин ещё тёплый, но это ничего не значит, кроме того, что он обогревал дом. Разве что чугунное блюдце на каминной полке могло вызвать подозрение, но неискушённый взгляд мог вполне посчитать его за такую оригинальную пепельницу – почему бы нет, на фоне столь экзотического интерьера? Остатки шлака от сгоревшего сердца выброшены в камин, их невозможно различить среди пепла и кучки золы.

Наконец сантехник очухался и обратился к трубам. Он прошёл по всему дому, определяя объём работ. Среди разрухи уцелела лишь одна батарея из всех, та, что была в библиотеке. Все прочие подлежали замене. Кроме батарей, были разорваны сами трубы и отопления, и основного водопровода. А вот трубы они с собой не привезли. Значит, нечего было и думать приняться за ремонт немедленно. Гоша с важным видом записывал что-то в небольшой блокнот. Антон ходил за ним по пятам, в то время как Люминос устроился в кресле и предавался отдыху после тяжких трудов – всё же он далеко не грузчик.

Когда обход и опись повреждений были завершены, Антон прямо спросил, когда он может рассчитывать обрести действующее водоснабжение. Гоша помялся, бросил на него косой взгляд и буркнул, что берётся сделать до Нового года. Но начинать работу сегодня он не мог – кроме труб, не хватало ещё кучи прилагающихся мелочей: переходников, кранов, вентилей. Он огласил весь список, пообещал завтра же озаботиться приобретением, и на этом ремонтная экспедиция завершилась.

Ни назавтра, ни послезавтра сантехник так и не появился. Антон нервничал, злился, волновался за Матрёну, отношения которой с родителями пошли вразнос, но ничего поделать не мог. Становилось ясно, что Новый год придётся встречать в городе. Люминос пообещал составить им с Татьяной компанию, чтобы им не скучать в одиночестве. Он хотел хотя бы этим поддержать друга в трудный момент.

После возвращения Матрёны в доме воцарилась атмосфера холодной войны. Мать даже не стала устраивать ей скандала, она просто буркнула: «Нагулялась?» – и, поджав губы, удалилась на кухню. Отец был разговорчивее, завидев дочь, он оторвался от телевизора и произнёс прочувствованную речь о том, что если Матрёна позволяет себе относиться к родителям так, как будто их не существует, если ей наплевать на их переживания и здоровье, то, видимо, они допустили ошибки в её воспитании, и теперь им остаётся только смириться с тем, что дочь выросла такой равнодушной и чёрствой. У Матрёны не было сил на объяснения, она просто прошла к себе и упала на кровать рядом с плюшевой Нюшей. Она почти спала, когда Антон постучал в аську и огорошил её рассказом о Татьяне и батареях. Сон пропал, связь с Седым отняла последние силы, и девушка лежала на кровати и бессмысленно смотрела в потолок. Она не могла даже плакать.

Запищал домофон. Людмила Сергеевна недовольно взглянула на часы – начало двенадцатого, кого принесло в такой поздний час? Но домофон пищал, пришлось идти в коридор и снимать трубку.

– Да? – насторожённо спросила она.

– Здравствуйте, – говорил незнакомый молодой человек. – Я к Матрёне.

– А вы кто? – на всякий случай уточнила Людмила Сергеевна, уже готовая прочитать гневную отповедь незваным гостям.

– Я Иван. – Говоривший был краток.

– Матрёна, к тебе! – позвала мать, кладя трубку на коридорный столик, но не открывая дверь.

Матрёна как чувствовала, что это звонят по её душу.

– Я слушаю. – Она не удивлялась, а спокойно ожидала ответ.

Ответа не было, домофон отключился, наверно, с той стороны нажали на сброс. Она пожала плечами и положила трубку, но не успела выйти из коридора, как кто-то опять позвонил.

– Да, я слушаю.

– Здравствуйте, – вежливо раздалось с той стороны. – Это Иван. Я могу поговорить с Мотей?

Матрёне резануло слух обращение, потому что «Мотей» её называли либо родители, либо подруги. Ни один молодой человек никогда не сокращал так её имя. Но она просто отозвалась:

– Это я.

– Здравствуйте, – ещё раз произнёс незнакомец. Теперь в его голосе звучало удивление. – Это Иван.

– Я вас слушаю. – Матрёна выбрала свой самый сухой и неприветливый тон. – Что вы хотите?

Парень, похоже, совсем растерялся и пролепетал:

– Ну понимаете… Я Иван!

Опять китайский болванчик? Дурацкая ночная шутка или подстава?

– Замечательно. Вы Иван. Я Мотя. Что вам от меня нужно?

– Простите. – Молодой человек уже слегка заикался. – Наверно, я ошибся квартирой. Извините.

Матрёна тут же сообразила: никого с таким именем в её подъезде нет, значит, странный гость всё же пришёл к ней. И пока он не сбросил вызов, уточнила:

– А вам какая квартира нужна?

Номер квартиры Иван назвал правильно.

– Да, это моя квартира! – рявкнула на него Матрёна. – Да, я Матрёна! То, что вы Иван, я уже поняла. Так что вы от меня хотите?!

– Ну как… я же… это… я Иван!

– Если вам больше нечего мне сообщить, больше не звоните сюда! – Она бросила трубку и окликнула мать, которая прилипла к кухонному окну: – Мам, кто это там?

– Вроде нет никого, – с недоумением отозвалась мать. – Никто не отошёл.

И тут же досталось ни в чём не повинной Матрёше.

– Что это за знакомых ты себе завела? – приступила к ней Людмила Сергеевна. – Приходят на ночь глядя, звонят, ты их не пускаешь. А нам с отцом одно беспокойство!

– Может, мне лучше отсюда уйти? – огорошила её дочь. – Вам спокойнее станет.

– Как уйти? Куда это уйти? Ты что себе позволяешь?! Это всё Антон твой тебя с ума сбивает, сам непутёвый и тебя тянет туда же.

– Не трогай Антона! – взвилась Матрёша. – Я тебе сколько раз говорила, не трогай моих друзей! Они тебя не касаются!

– Надо же, недотрога какая, слова ей не скажи, – пошла на попятную мать и обиженно отвернулась.

Матрёна убежала к себе, заперла дверь и дала волю слезам. Сколько довелось проплакать, она не знала, но вот всхлипы затихли, она медленно уплывала в сон. Она уже видела голубое небо, белый песок под ногами и голубое здание посреди бескрайней пустыни. Рядом был Антон, она чувствовала его присутствие, она даже смотрела его глазами, вернее, они вместе видели одно. И думали они тоже вместе. Сейчас в доме появилось окно, они подумали, нужно ли им в него войти, окно стало расширяться. Потом Матрёша заснула крепче и уже ничего не помнила. Вошли? Не вошли? Зверюшки какие-то были, голубое небо и белый песок.

«Вы молодцы!» – раздалось во сне.

Матрёша вздрогнула и от неожиданности проснулась.

«У вас всё получается, – продолжил голос уже наяву. – Чёрный сейчас может срываться, говорить резкости, не обижайся, это работает ритуал. Всё уляжется, слияние уже пошло, дальше будет спокойнее. Не спешите в Храм, ещё рано. Вы всё делаете правильно».

– Спасибо, утешил, – проворчала Матрёна, устраиваясь поудобнее. И вновь провалилась в сон.

С утра ей нужно было забежать в институт, студенты обрубали последние «хвосты» перед зимней сессией. Сама не зная как, она всё же сдала несчастный зачёт, а придя домой и уже поднявшись на этаж, увидела на лестнице свою кузину. Гостья курила, а в квартире ей этого не позволяли.

«Она своя, – проснулся голос в голове. – Можешь ей всё рассказать, она поможет».

– Привет! – Матрёша шагнула к сестре и бухнула почти без паузы: – Я тут собралась от своих уходить.

– Почему? – почти не удивилась сестра.

– Сложно очень. Они меня всё ещё за маленькую держат, не понимают, что выросла уже. Ругаемся постоянно. Не могу я больше так жить, не выдержу.

– Я понимаю. Но скандал будет грандиозный.

– Да. Я очень его не хочу. А что делать? Можешь что-нибудь подсказать? Или, слушай, поговори с ними, а? На тебя-то они орать не будут.

– Давай, – тут же согласилась она. – Но не сейчас. Давай после Нового года. Не надо портить им праздник.

– Да, ты права. Я сама хочу встретить Новый год вместе, мне кажется, так будет правильно. Хотя это уже как отходная получается. Я ведь действительно попрощаться хочу. С ними, с бабушкой, с дедушкой, со всей этой жизнью. С детством, наверно. Тяжело уходить.

– Такова жизнь, – философски заметила кузина, гася сигарету.

В квартиру девушки вошли вместе. Людмила Сергеевна старалась держать хорошую мину при гостях и делала вид, что в доме всё в порядке. Матрёна старательно ей помогала.

До Нового года ещё оставалось два дня, но в Сети время считают по-своему, поэтому тут вовсю уже царила праздничная суета. Те, чьи каникулы начинались раньше, а Интернет был только на работе, вовсю поздравляли друзей и знакомых, на форумах чередой шли картинки с Дедами Морозами и Снегурками, большими мешками с подарками или просто с заснеженными ёлками. В группе, модератором которой была Матрёна, тоже уже обменивались поздравлениями, а кое-кто и провозглашал первые новогодние тосты. Видимо, выходили в Сеть прямо с корпоративов. Но деловая переписка пока продолжала жить. Матрёна убедилась в этом сразу же, как только зашла посмотреть, как дела.

«Матюшенька, сообщи, кому посчитаешь нужным, – писала Зина. – Это не связано ни с мистикой, ни с фантастикой.

Существует определённая программа для расчёта жизненных циклов для каждого человека, работает с вероятностью 80 %. Я просчитала по ней очень много людей, и практически у всех 2010 год 10-й месяц на нуле. Что конкретно произойдёт, я не знаю. Дёргать людей без толку не имеет смысла. Я сновидящая, мне иногда снятся… я их называю «провальные» сны. Они отличаются от всех прочих. Сейчас мне показали несколько сценариев «Конца света» в разных вариациях и много других «снов» – если интересно, могу описать. В том, что мои «провалы» исполняются, я убедилась давно».