Текст книги "2012. Танго для Кали"

– Ты как, с институтом разобралась?

После такого количества прогулов перед Матрёшей замаячила перспектива оказаться отчисленной. Родители ещё об этом не знали.

– Знаешь, а я перевелась.

– Куда? – опешил от такой вести Антон.

– На другой факультет. Там кое-что досдавать придётся, но это мелочи, зато никаких химий и математик не будет.

– Это на какой?

– На тележурналистику.

– Однако! – Он вспомнил, как выглядела Матрёна на телеэкране. – А ведь у тебя может неплохо пойти.

– Вот-вот, я тоже так думаю. И я эту химию ненавижу уже! Не желаю её учить!

– Матрёш, я чую. – Антон вернулся к их общим баранам. – Я просто чую, что Нечто где-то совсем рядом, недалеко. Как узнать, кто бы это мог быть? Мы должны его знать, обязаны.

– Да кто угодно! – Матрёна фыркнула и чуть не расплескала чай. – Столько важных фигур, бери любую.

– Любую не надо, надо верную. Я тут прикидывал, давно ещё, ты знаешь, что кое-кого из известных лиц сравнивали с Калиостро?

– Кого же?

– Даже двоих. Березовского – уж слишком ловкий он коммерсант – и Кашпировского – за его мегашоу с гипнозом.

– Прохиндеи они оба! – не задумываясь выпалила Матрёша.

– Не без того. А Калиостро что, лучше был?

– Точно не лучше! – Она рассмеялась.

– И смотри! В тот год, когда появляется Нечто, на Берёзу устраивают покушение. И оно не удаётся! Он жив! А за полгода всего до этого он заграбастал кругленький капитал и прибрал к рукам телевидение. Да про него вообще говорили, что он бессмертным стал. – Чёрный увлёкся и, похоже, был готов прочесть лекцию о восхождении Березовского.

– Только где он сейчас? – осадила его Матрёна.

– В Англии. Калиостро тоже по Европе побегать пришлось. Зато перед побегом он имел уже пять миллиардов долларов. Там на самом деле многое совпадает.

– Ладно, пусть будет так, что твой Берёза – Нечто. А нам что с него?

– Автограф возьмём! – Антон вдохновился свежей идеей. – Ты только представь: книга – она артефакт?

– Артефакт, – согласилась девушка.

– А каким суперартефактом она станет с автографом Калиостро! То есть Березовского. То есть Нечто! – И Чёрный скрестил руки на груди, любуясь произведённым эффектом.

– Круто! – восхитилась Матрёша и совершенно неподходяще к величию момента расхохоталась.

– Да ну тебя! – обиженно махнул рукой Антон. – Ничего ты не понимаешь.

– Да где уж мне! – Она продолжала хихикать.

– Слушай, Матрёш. – Чёрного посетила новая мысль. – А может, это ты у нас Нечто?

– Чего? – Матрёна аж поперхнулась. – Кто я?

– Нет, ты наверняка Нечто! Ну прямо вылитое! Как это я раньше не замечал? – Антон всё же не выдержал серьёзный тон и прыснул.

Они дружно хохотали, прыская чаем, утирая слезы, повизгивая и придерживая животы. Расследование поднялось на ступеньку выше и там зашло в полный тупик, оставалось только смеяться. Наконец Матрёна успокоилась и смогла продолжать разговор.

– Антош, а я тут тоже в архивы полезла. Знаешь, чего нашла?

– Рассказывай.

– Наши февральские логи. И мои записи за февраль.

– И что там?

– А там, что как раз когда у тебя позвоночник первый раз заболел, у меня сердце прихватывало. Представляешь! – Она победно взглянула на Чёрного, как будто отыскала клад. – И именно в этих числах я передавала преподу на анализ металл! Который он определить не смог и, гад такой, не вернул. Это всё в одно время было, в самом начале.

– Занятно, – теперь уже по-деловому заметил Антон. – Я, ты и попытка разобраться с кольцом – в синхронии…

– Опа! Голос опять! «Думайте, думайте. Теплее». Ничего себе! – Матрёна завертелась на месте. – Вот не думала, что силы играют в «горячо – холодно»!

– Мы и так думаем. Я пытаюсь начало понять, откуда всё началось? С Властелинов Времени, это понятно, так сложилось исторически. – Он слегка улыбнулся.

– Допустим. Только ты про книгу не забывай. Не забывай, что Брюс сказал, что они ещё из-за книги так поступили.

– А тогда, может, из-за Нечто? – предположил Антон.

– Может. – Матрёна кивнула. – Властелины выходят на тебя, так как знают, что у тебя в будущем будет контакт с Нечто. Как тебе мысль?

– Значит, первично Нечто?

– Получается, что так. Да. – Она энергично кивнула ещё раз. – Так даже логичней.

– У меня по схемам выходит, что тетрадь, возможно, от Нечто. И ещё кольцо. Надо выходить на Нечто, тогда круг замкнется.

– Я не понимаю, если Властелины Времени не врут, то почему они не сказали напрямую о вашей с Нечто связи? – Матрёша стряхнула с глаз волосы и вопросительно уставилась на Антона.

– Потому, что тогда они бы нарушили континуум.

– А, не учла.

– И встреча могла не произойти.

– Тоже верно.

– Так вот – что выходит? Понимаешь?

Антон смотрел на неё блестящими глазами.

– Пытаюсь, но не очень пока. – Она от старания даже закусила губу и взвешивала в голове каждую высказанную Чёрным мысль.

– Может, он в каждом прибытии вступает в контакт с человеком? Например, тогда это был Брюс, а в этот раз, например, я? – Он гордо вздёрнул подбородок, но тут же и опустил. – Смело, конечно, я слишком зарвался.

– Не слишком. Если так рассуждать, то будет смелым предполагать и что с Брюсом в контакт можно вступить. Так что это вполне реально. То есть по сути я должна свести вас с ним?

– По сути Брюс с ним и так в контакте.

– Как проводник. При чём тут Брюс? А, вот, как подсказка, что-то с твоей стороны – Брюс его протеже. Ну да, да, да. – Кажется, в мыслях Матрёши что-то с чем-то сложилось.

– Итак, все знают время, – попробовал подвести итог Чёрный. – Все почти знают что и как.

– Ну да…

– Только мы с тобой два лузера, хотя ты умудряешься вперёд заглянуть.

– Да, а ты назад.

– Знать бы точно, что контакта с Нечто ещё не было. А то, прикинь, если проглядели во времени?

– М-да… – Матрёна задумалась. – Нет, не может такого быть! Это бы совсем глупо вышло.

– Угу.

Они допили чай и снова разошлись по домам – думать поодиночке. Оба чувствовали, что ходят вокруг ответа, всё время вокруг. Нужно было определить центр этого круга и наконец до него добраться.

Друзья нашли ещё одну подходящую клинику, на этот раз действительно в Петербурге. Это было закрытое учреждение полувоенного типа, значит, никакие удалённые контакты ничего не решали, нужно было ехать и договариваться лично. Время поджимало – уже целый месяц единственным лечением Антона был гидромассаж в фитнес-центре. В качестве дополнительной физиотерапии можно было посчитать прогулки пешком – он всё ещё не мог использовать транспорт. Ходить приходилось достаточно много и долго, Москва – город большой. Но делать было нечего.

Матрёна конечно же сопроводила Чёрного до ближайшей точки по продаже железнодорожных билетов, но через дверь от неё оказался магазинчик со всякой милой женскому сердцу дребеденью. Поэтому Антон пошёл в одиночку общаться с девушками-агентами, а она заскочила туда и пропала.

В наше время если есть деньги, то с билетами проблем нет. Однако Чёрному был нужен не просто какой-нибудь билет, и даже не просто в купейном или люкс-вагоне. Со своей спиной он мог добраться до Петербурга и не превратиться после этого снова в едва ползающего инвалида лишь на экспрессе. К тому же в особом купе.

Антон минут пять объяснял девушке из агентства, какой ему нужен билет. Наконец она бодро застучала по клавишам, полистала экран и заученно перечислила Чёрному, на какие места в какой части вагона имеются в наличии запрошенные билеты.

– Спасибо, – поблагодарил Антон.

На крыльце к нему тут же бросилась радостная Матрёша. Она прикупила себе одну очень симпатичную и как раз на неё сшитую вещицу.

– Взял? Есть билеты?

– А? – Антон посмотрел на неё так, будто только что свалился с Луны.

– Ты билеты на экспресс взял?

– Билеты… – Он посмотрел на свои руки. В них билетов не было. Достал кошелёк – там их тоже не оказалось, зато все деньги были на месте. Антон с удивлением осознал, что на несколько десятков секунд он каким-то образом отключился. И, находясь в трансе, покинул агентство, так и не купив билет.

– Кажется, не купил. – Он всё ещё не понимал, как это могло случиться. – И пожалуй, покупать не буду.

– Почему? – удивилась Матрёна.

– Понятия не имею! – пожал плечами Антон и растерянно улыбнулся. – Видимо, не судьба.

Глава 3

Лена отложила книжку и слегка задрёмывала под ровный перестук колёс. Поезд со скоростью двести километров в час нёс её к Петербургу. Она уже представляла прогулки по узким улочкам центра, набережные каналов, мостики над холодной свинцовой водой, стынущих, но всё так же упрямо держащих небо атлантов. В Петербург нужно приезжать поздней осенью, когда ярких красок уже нет и город принимает свой истинный облик и настоящую суть – серые камни под серым небом, молчаливые, строгие, привязывающие к себе с одного взгляда и не желающие отпускать.

Вагон затрясло, и тут же резкий рывок бросил её вперёд, Лена ударилась лбом о спинку переднего кресла. Когда она смогла воспринимать что-то, помимо боли, она поняла, что поезд стоит. Ощупала голову – кожа не рассечена, но шишка будет. Вокруг рассаживались по местам и удивлённо переговаривались пассажиры. Погас свет. Потом загорелись лампочки аварийного освещения. По проходу пробежала встревоженная проводница.

«Что случилось? Почему стоим?» – доносилось со всех сторон, но женщина даже не оглянулась. Волнение нарастало, уже где-то раздалось заполошное: «Да что же это такое!» – и грубый мужской голос оборвал: «Молчи, дура». Лена взглянула на часы – половина десятого. Они должны быть где-то посередине пути.

Через несколько минут уже две проводницы поспешили обратно, завозились в своём купе, выскочили оттуда с ворохом одеял, скрылись в тамбуре. Вдруг одна из них вернулась в вагон и прокричала, перекрывая гвалт испуганных людей:

– Врачи есть?

Поднялся один мужчина откуда-то из середины. На ходу влезая в рукава тёплой куртки, подошёл к ней:

– Что случилось?

– Пойдёмте.

Слышно было, как в тамбуре открылась входная дверь. Лена прильнула к окну – мимо неё к хвосту поезда быстро прошли три человека. Она продолжала смотреть. Вскоре туда же поспешили ещё четверо, видимо из первых вагонов. Потом ещё несколько человек с тюками в руках.

Снова вернулись проводники, местная и незнакомый парень в форме, видимо из другого вагона. Самые нервные из пассажиров вскочили, чтобы потребовать объяснений, но парень сам шёл им навстречу. Он поднял руку, прося тишины. Разговоры смолкли, люди с расширенными глазами ждали его слов.

– Прошу не поддаваться панике, – с лёгкой хрипотой в голосе произнёс проводник. – Наш поезд сошёл с рельсов. У кого есть запасные тёплые вещи, анальгетики, успокоительные или вода, прошу оказать помощь пострадавшим. Всё необходимое нужно доставить к концу поезда.

Вагон молчал. Только через минуту началось шевеление и возня: первыми пришедшие в себя люди разбирали багаж, доставая то, что их попросили достать. У Лены не было ни тёплых вещей, ни лекарств, только большая бутыль фанты, зато у неё был объёмный пустой пакет, в котором можно было много чего унести. Она застегнула курточку и с пакетом вышла в проход. Парень с сиденья напротив собирал в охапку свитера и шарфы. Они прошли по вагону и спрыгнули на снег.

Вдоль всего поезда бродили группы людей, большинство спешило к хвосту, кое-кто возвращался обратно. Лена и парень, утопая в мокром грязном снегу, добрались до места, где кончался состав. Лена глянула вперёд и застыла на месте, прошептав «мамочки», – следующий вагон лежал на боку, колёс у него не было.

– Идём, – хмуро буркнул парень, которому тоже было заметно не по себе. Они двинулись к ближайшему к ним огоньку – уцелевшие разводили костры.

Возле костра суетились проводники, сидели закутанные в одеяла люди, видимо из опрокинутого вагона. Тут же кто-то при свете огня делал укол. Лена спросила, кому отдавать собранное.

– Что там у вас? – спросил кто-то из проводников.

– Одежда, вода, лекарства.

– Идите дальше, здесь уже всё есть. Там нужно.

Они пошли. Ещё два вагона превратились в помятые железные коробки, Лена старалась на них не смотреть. Возле третьего костра их попросили оставить лекарства. Здесь же сгрузили воду и свитера, в которые поспешно укутались отчаянно дрожащая белокурая женщина и смуглый, подвывающий от страха мальчик. Остальными укрыли ещё пятерых лежащих возле костра человек, раненых.

– Нужна ещё вода, – обратился к ним высокий человек в белом халате поверх пальто. Наверно, рефлекс врача заставил его достать из багажа рабочую одежду, раз потребовалось его профессиональное участие.

Лена подняла опустевший пакет и побрела обратно. Она обошла ещё два вагона, вернулась, потом сходила ещё раз. Девушка замёрзла и устала, но она не могла позволить себе остановиться – так она чувствовала себя нужной, при деле, так немного отступал страх. Она уже знала, что один вагон оторвался полностью, его даже не было видно оттуда, где остановился состав, но не могла заставить себя добраться с помощью до него – было очень страшно.

Откуда-то сбоку ударили лучи света – прорвалась первая машина «скорой помощи». От места катастрофы до станции было почти сорок километров, всё случилось в глухом лесу, дорога сюда была только одна, и то почти непроезжая. Единственное здание в округе – домик подстанции – уже было занято тяжело пострадавшими, но это был очень маленький домик.

Лена как раз в очередной раз освободила пакет, когда ночь прорезал дикий вопль боли. Кричал мужчина, он был далеко, но кричал очень громко. Лену затрясло. Какая-то женщина у костра принялась мелко и часто креститься. С той стороны прибежал молодой проводник с абсолютно белым лицом, согнулся пополам, и его вырвало. Вопль продолжался.

– Что там? – спросил кто-то.

– Ему ногу, живому, режут, – выдохнул проводник. – Под вагоном застряла.

Лена поднялась и, пошатываясь, побрела в свой вагон. Мужчина продолжал кричать, она зажала уши, но не могла не слышать этого жуткого звука. Она забралась в вагон и уставилась в темноту за окном. Её трясло, то ли от холода, то ли от нервов. Она не знала, сколько прошло времени.

– Выгружаемся! – раздалась зычная команда. – Не торопясь, не толкаясь, с вещами – на выход! Все переходим в другой состав.

Люди, нагруженные багажом, медленно высыпались из вагона, скучились у дверей.

– Не толпимся, не толпимся! Проходим вперёд!

Лена влилась в ручеёк хмурых, мрачных людей. Они шли в полной темноте, запинаясь о шпалы, скользя в снежной каше, слыша лишь шум от дыхания соседей, жалобы и причитания женщин, сдавленную ругань мужчин и периодические окрики:

– Поторопись! Не отстаём! Не теряемся!

До подобравшего их поезда было полтора километра. Поезд уже был забит под самые потолки, но всё принимал и принимал людей. Сидели впритирку на нижних и верхних полках. Здешние пассажиры старательно поили вновь прибывших корвалолом, горячим чаем и более крепкими напитками. Их довезли до полустанка, пересадили в «Сапсан». На нём уже доехали до Петербурга.

– Анто-он! Ты слы-ы-ышал?! Ы-ы-ы-ы! – Матрёна ревела в трубку белугой. Чёрный даже испугался, как бы не промок и не выключился её телефон.

– Что слышал?! Что случилось, Матрёш?!

– По-о-ы-ы! По-о-ызд! Наш по-о-езд! Взорва-а-ли-и!

– Какой наш поезд?! Ты о чём, мать?

– Не-э-эвский экпре-э-эсс! На-аш! Понимае-эшь? – Кажется, она чуть-чуть успокоилась. До Антона дошло, что она пытается ему рассказать, и он присел, где стоял. Ничего себе! Тот самый поезд, на который он почти совсем уже взял билет, попал под теракт. Их спасла случайность или?.. Чёрный вспомнил, как в беспамятстве покинул агентство. Сдаётся ему, он знает, как это «или» зовут и какого цвета у него волосы.

– Мать, но мы же никуда не поехали! Чего реветь-то? Мы тут, в Москве, целые и невредимые. Перестань быстро!

– Мы могли-и поеха-ать! – Матрёна подумала о том, что их миновало, и снова взялась рыдать.

– Мы не поехали! – выделяя голосом каждое слово, прокричал в трубку Чёрный. – С нами всё в порядке!

– Это нас хотели-и, на-а-ас!

– С чего ты взяла?!

– Я знаю-у! Мне сказали!

– Что тебе сказали?

– «Там должны б-бы-ыли быть вы. Мы х-хотели отправить в-вас отдохнуть. Вас хотели у-убить, м-мы это узнали, и, до того как появилась у вас м-мысль, мы её уб-брали из головы». Вот!

– Ничего не понимаю. О чём это?

– Об экспресс-се! То-очно-о!

– Не лезет!

– Куда?

– Никуда не лезет! Мысль об экспрессе никто никуда не убрал, значит, они не об этом. А если убрали, то мы не знаем о чём. Или ты знаешь?

– Не зна-аю.

– Тогда что ревёшь?

– Стра-ашно!

– Мать, ты сама говорила, что мы на войне. Ну-ка, перестань плакать, ну что ты как курица!

– Кто я?! – Было слышно, как Матрёна задохнулась от возмущения. – Кто?!

Телефон отключился. Чёрный хмыкнул и полез в Интернет узнавать новости.

Матрёша проплакала ещё где-то с час, уже не из-за теракта, а от обиды на Чёрного. Он! Её! Обозвал! За что?! Она для него на всё готова, а он! Её! Наконец ей надоело прокручивать в голове одно и то же, слёзы высохли, и она подумала, что надо бы как-то отвлечься от тяжёлых мыслей или ей снова грозит депрессия. Антона видеть она сейчас не желала. Институт прогуливала всё равно, на последнюю пару приходить просто смешно. О! Она поняла, куда ей нужно пойти – конечно, в спортзал! Нет ничего лучше физических нагрузок, когда нервишки шалят.

Она устроила себе марафон, постаралась убиться так, чтобы ни одной мысли не выжило в пропотевшей и чуть гудящей от напряжения голове. Своим рвением заслужила особое внимание тренера – он весь вечер ходил вокруг неё кругами, уточнял, правильно ли она поняла упражнение, приводил её в пример остальным девушкам и пытался подстраховать. Матрёна делала вид, что ничего не замечает. Только пококетничать с тренером ей и не хватает для полноты жизни.

Она медленно шла к метро, лёд застыл на выбившейся из-под шапки, плохо просушенной пряди волос, лёд застывал в душе. Они обычно возвращались вместе, она и Антон. Не торопясь переходили через эстакаду, спускались, шествовали по теперь уже мёрзлой аллее. Она провожала его до перехода, потом он провожал её до лестницы, потом опять она – его. Обсуждали насущные дела и секреты, гадали о Нечто. Да, она столько всего узнала, а он – её – обозвал!

«А что, – вдруг прорезался незнакомый скользкий голосок в голове, – тренер-то ведь тоже ничего парень – надёжный, сильный».

Матрёна остановилась. Это ещё кто? Или чьё? Не Седой точно. Этого она в первый раз слышит. «А может, – мелькнула подлая мысль, – это и есть твой внутренний голос?» Она тряхнула головой и почти побежала к метро.

Матрёна не звонила и не появилась в аське, но Антон, увлечённый раскопками в Интернете, не обратил на это внимания и только на следующее утро подумал: а ведь он может помочь девушке. Захваченный загадкой Глаза Дракона, он чуть не забыл об остальных артефактах, вышедших из-под его рук. Точно! Седой говорил в своё время, что Единорог – это защита, но не для Чёрного; и не сказал для кого. Он тут же позвонил Матрёше, но её телефон был вне зоны доступа. Второй звонок сбросило. Пришлось отправлять эсэмэску, что он просит её подойти в их кафе вечером. Днём следовало заняться кое-какими делами.

Антон заметил, что пешие прогулки пошли ему на пользу – спина понемногу «расхаживалась», боль отступала. Правда, на общем состоянии это не сказывалось, и на настроении тоже. Его по-прежнему донимали головные боли, головокружения и перебои с сердцем. Хотя тот же Доренко и объяснял ему, что эти симптомы не имеют никакого отношения к проблемам спины. Всё это чистой воды психология.

В самом деле, Антон знал, что боль, которую ощущает любой человек, на две трети состоит из его воспоминаний о боли, которая была когда-то. Значит, боль не в ноге или в спине, она в голове. Также известно, что если кто-то уверен, что он заболел, то он будет чувствовать себя больным, даже если потом окажется, что он ошибался. Осуществление ожидаемого доходило до того, что некоторые женщины (науке известны такие примеры), уверенные в том, что они беременны, начинали толстеть и наблюдать все полагающиеся приметы. И только через много месяцев выяснялось, что причин для этого не было никаких. Вот что может психика, вот где самое страшное оружие и самый совершенный инструмент.

Преподаватель Медицинской школы при Калифорнийском университете Норман Казинс убедил себя в том, что каждый человек владеет особой целительной энергией, которой просто не умеет пользоваться. Впервые он вылечил себя в десятилетнем возрасте от туберкулёза. В конце семидесятых он подхватил редкую болезнь, которая за год превращает здорового человека в паралитика и убивает, и опять вылечил себя сам. Единственным подспорьем от медицины стали слоновые дозы витаминов, которые колол ему его приятель, врач-еретик. В 1983 году Казинс перенёс инфаркт миокарда и остановку сердца – обычно такая комбинация приводит к панике и смерти. Казинс не стал ни паниковать, ни умирать и, может быть, живёт до сих пор. Антон читал его книгу «Анатомия болезни». Он читал так много всего, почему же он до сих пор едва ковыляет и морщится от боли? Наверно, ему следует навести порядок в первую очередь в своей голове.

Матрёша вошла в дверь медленно, двигаясь как автомат, и с совершенно потухшими глазами, остановилась, наверно, искала Антона. Он помахал ей от столика. Она молча прошла, опустилась на стул прямо в шубке и застыла как манекен.

– Ленка вернулась, – ровным, тихим голосом сообщила она.

– Ленка? Какая Ленка?

– Из нашей группы.

– Откуда вернулась? Зачем ты мне это говоришь? – Антон забеспокоился, всё ли у Матрёны хорошо с головой. Уж очень странно она себя вела.

– Она ехала в этом поезде, – всё так же бесцветно произнесла Матрёна.

– И уже в Москве?

– Она из Петербурга сразу же улетела, не могла там быть после всего. А Машка погибла, которая в «Одноклассниках».

Матрёна перестала говорить и теперь сидела, уставившись в одну точку. Антон встал, прошёл к бару. Водки не было, взял коньяк, сразу полстакана. Матрёна выпила залпом и, кажется, не поняла что. Потом напиток начал действовать, её поза потеряла напряжение, она сняла руки с колен, положила на столик. Чёрный опасался, что после ступора её сорвёт на истерику, но обошлось: коньяк выводил из шока достаточно мягко. Наконец она подняла глаза и уже вполне осмысленно посмотрела на Антона.

– Как хорошо, что у нас есть Седой!

– Да. – Чёрный не стал спорить. – У нас есть ещё кое-что. Дай руку.

Девушка с удивлением протянула ладонь, Антон примерился и надел ей на средний палец кольцо.

– Вот так. Поноси пока. Его имя – Единорог.

– Оно тоже из этого, нейзильбера? – Матрёша рассматривала кольцо.

– Типа того. Оно тебя защитит.

– От чего?

– От всякого, нам ненужного.

– От чужих мыслей тоже? – тут же уточнила она.

– От этих должно, а от своих тебя никто не спасёт! – Чёрный с намёком покачал головой. – А что за чужие мысли?

– Да ерунда всякая. Лезет в голову, а я её прочь гоню.

– Правильно, гони её! – Антон улыбнулся. – Ерунда нам не нужна. Нам нужны только полезные мысли.

– Представляешь… – Она смотрела на него расширенными глазами. – Я поймала в своей голове мысль, что можно было бы поразвлекаться с тренером! Из «Жирафика»! Такая дичь.

– А что? – Антон изобразил недоумение. – Да и развлеклась бы. Велико дело!

– Ты что?! Как ты можешь так говорить?! – Матрёна покраснела, потом побледнела, вскочила и была готова броситься вон из кафе.

Тут Чёрный по-настоящему испугался последствий своей неумной шутки. Как же он мог забыть, что взрослый цинизм не для ушей девятнадцатилетней девушки! Её мир ещё устойчив и справедлив, и он сейчас нанёс удар по этой самой устойчивости мира. Нужно было срочно спасать положение.

– Матрёш, да я пошутил! – Антон криво улыбнулся. – Ну что ты так? Я правда пошутил, прости дурака.

Он взял её за кисть руки и тихонько погладил. Матрёна дулась и отводила глаза, но руку не отняла. Он потёрся о её ладонь щекой, как старый верный пёс, и ещё раз повторил: «Прости».

Девушка снова опустилась на стул. Антон старался изо всех сил и через полчаса дождался первой слабой улыбки. Матрёна на него больше не обижалась.

Непонятно, от чего защищало кольцо, только Матрёне по-прежнему было плохо. Она постоянно чувствовала себя усталой, всё валилось из рук, мысли ползали со скоростью улиток, сосредоточиться на учёбе стало непосильным трудом. Девушка бродила по дому как бледная тень, мать обзывала её мокрой курицей и грозилась оборвать Интернет. Матрёна слабо огрызалась, что тогда перейдёт на вайфай. Полностью наступила зима, теперь нельзя было подкрепиться даже энергией и теплом солнышка. Спортзал был оставлен, на него больше не было сил. Даже к Антону она старалась лишний раз не выезжать – слишком далеко. Общались по аське.

– Как там пузечко?

– Пузечку хорошо, мне плохо.

– Тебе совсем плохо?

– Как месяц назад. Такой же мандраж в душе. Давай подумаем, в какое время тебя начали проверять?

Антон кутался в одеяло, хотя в комнате было достаточно тепло.

– Хорошо спросил… Наверно, когда тебе плохо стало. А может, и когда твой отец заболел. Мне кажется, Властелины знают, о чём говорил Брюс. И сейчас продолжают, выходит?

– Нет, сейчас основной момент…

– Когда всё должно проявиться?

– …снятия твоей жизненной силы для меня.

– А! Вот про что они говорили!

– Да. Теперь проверяет уже жизнь.

– Надеюсь пройти. Мне тут голосок немножко поднял настроение.

– Отлично. По делу что-нибудь можешь сказать?

– Думаю тут.

– Это полезно. – Чёрный усмехнулся.

– Вот мы хотели найти Березовского в Англии, но сейчас никак. Что не пускает? Или болезнь, или нам так кто-то специально мешает.

– Понимаешь, Матрёш, болезни-то как таковой нету. – Чёрный взялся объяснять то, до чего он додумался, отталкиваясь от слов Доренко, что его симптомы вовсе не связаны со спиной.

– Главное – это болезнь психики, – тут же откликнулась Матрёна.

– Именно! С физикой всё в порядке, – озвучил он результат.

– Не поняла. Это как?

– Ну смотри. Известно, что до появления антибиотиков больные выздоравливали только потому, что верили в эффективность лекарств. Сами лекарства почти не работали, не было их тогда, реальных, не было!

– Сейчас-то есть.

– Ага. Исследования обезболивающих препаратов показали, что плацебо действует почти так же хорошо, как патентованные крутые колёса.

– Так ведь почти!

– Да, почти, только немного лучше! А это только обманки, которыми убеждают больного в том, что сейчас у него всё перестанет болеть. Если он убеждается – на самом деле перестаёт. Вот так. Понимаешь?

– То есть у тебя на самом деле повреждения позвоночника нет? – Матрёша никак не могла усвоить его мысль.

– Есть. Но оно и раньше было.

– Тогда… Это просто страх? Общий дискомфорт? Да?

– Это просто наезд, Нюша. Классический.

Этот вывод с неизбежностью следовал из всех раздумий и рассуждений, но и самому Чёрному было очень непросто его принять. Все его муки адовы – это результат чьей-то злой воли, – ничего себе! Было очень обидно за собственную недогадливость, и поднималась глухая злость на тех, кому он этим обязан.

– Так давай бороться! Мне очень интересно, кто против нас и почему?

– Мы и боремся.

– Вот! Знак! Фраза только что попалась: «Только те, кто предпринимает абсурдные попытки, смогут достичь невозможного». Значит, всё будет хорошо, я знаю!

– Конечно, Матрёш.

– И психику нашу мы вылечим!

– Обязательно.

Да, вот теперь уже обязательно. Даже не затем, чтобы отомстить врагам, некогда отвлекаться на месть, но затем, чтобы этим самым врагам не удалось достигнуть их вражьей цели – остановить Чёрного и не дать ему добраться до чего-то очень и очень важного. Но раз его так пытаются остановить, значит, шанс добраться до этого важного у него есть.

– Привет, Нюша!

Сегодня Антон чувствовал себя почти хорошо, конечно, лишь по сравнению с предыдущим. Может, это был ответ мироздания на его решимость?

– Привет.

– Что поделываешь?

– Да ничего вроде, кино смотрела, про олигарха.

– Это про Берёзу, что ли?

– Ага. По мотивам.

– И как?

– Слушай, у меня либо глюки, либо правда один момент снимался на канале, где мы гуляем! Там даже табличка есть: канал Москва – Волга. Вот тут у воды, где Речной вокзал, а потом по каналу до того причала, до которого мы доходим. Меня зацепило!

Чёрный попытался представить, о каких местах идёт речь. Любопытно, что фильм про Березовского снимали на их набережной.

– Знаешь, мне кажется, это кино не для всех. То есть его могут смотреть все, но поймут, зачем оно снято, только те, для кого оно сделано. То есть мы!

Антон подумал, что, пожалуй, фильм действительно стоило бы посмотреть.

– Антон, а мы с тобой можем как-нибудь поехать в офис? – вдруг спросила Матрёна. – Ты и там в Инете пороешься, а я повспоминаю.

– Кстати про офис.

– Что про офис?

– Помнишь, как там дверь сама собой закрывалась?

– Ага, хорошо помню.

– В свете того, что происходит, по-другому всё это воспринимается.

– Пожалуй. Кажется, офис сам превратился в маленькую аномальную зону. – Матрёша хихикнула.

– Можешь посмотреть, как пишется «Калиостро» на латыни? – Антона осенила очередная идея, и он подбирал под неё материал.

– На итальянском – Alessandro Cagliostro.

– А перевод?

– Сейчас попробую… С итальянского не переводится, я по словарю проверяла. Перевода нет.

– Поищи в других языках.

Пока Матрёна копалась в Сети, Чёрный успел заварить порцию мате и даже его выпить.

– Я посмотрела в немецком, английском, испанском, украинском даже. Нет.

– Смотри итальянские фамилии.

– Я этим и занимаюсь. Калиостро – фамилия родной тетушки Джузеппе Бальзамо.

– Это я знаю.

– Само имя Джузеппе Бальзамо, если его преобразовать при помощи каббалистических методов, означает «Тот, кто был послан», или «Данный», а также «Господин Солнца», – это показывает, что оно не было его истинным родовым именем.

– Мне не это имя нужно, а другое.

– Да, я понимаю. Я ищу… Не могу найти ничего про значение фамилии Калиостро, нету, и всё. Всё что угодно, но не это.

– Попробуй другой поисковик.

– Во, тут пишут, что фамилия у него от дяди. Читал «Перстень Калиостро»? Оттуда: «В ходе двухдневного проживания Калиостро в хижине лесничего он предсказал появление великого мага в недалёком будущем, а точнее, ровно в 1990 году. Он будет иметь прямое отношение к магии Калиостро и тайным познаниям».

– Интересно, насколько это правдиво? Это же беллетристика. Всё равно – занятный момент.

– Так, биография. «…после смерти отца Джузеппе ликвидировал малодоходное предприятие родителя и погрузился в полное превратностей путешествие в высшем свете. У Лоренцы, невесты Джузеппе, была тётка Калиостро, её фамилией и воспользовался предприимчивый молодой человек. Впоследствии он назывался также графом Фениксом и графом Гара, но имя Калиостро оказалось самым устойчивым из его псевдонимов». «В Страсбурге его называли Другом Человечества».