Текст книги "Астровойны"

– И сейчас он в окружении? – ужаснулась девушка. – Что же получается… Верхним мирам грозит катастрофа?

– Единственный выход – вывести Пограничный флот из окружения. Четыре эскадры крейсеров. Многоцелевые корабли. Линкор «Союз Нерушимый». Всех, кто еще сражается, нужно вывести из котла. Сохранение флота – наш единственный шанс, чтобы противостоять оркам в дальнейшем. Мы не выиграем эту битву. Но нужно сохранить силы, чтобы выиграть следующие.

– Значит, Бутылочное Горлышко мы не удержим? – спросила Серафима, судорожно сглотнув.

– Мы уже его потеряли.

Тем временем бот наконец добрался до потока звездолетов и проскользнул внутрь построения. Темные, отливающие синевой фюзеляжи окружили судно. Их чешуйчатая броня казалась настолько близкой, что до нее можно дотянуться рукой.

В громоздких лабиринтах металла и брони капитан Олос пилотировал чужую машину с завидной легкостью. Он мастерски лавировал между фюзеляжами и стабилизаторами, виртуозно облетал струи раскаленных газов, хлещущие из огромных дюз. Шахревар еще раз поблагодарил свою интуицию, которая помогла подобрать на Гее такого классного пилота.

Полет завершился возле многомильного танкера-заправщика. Капитан Олос плавно направил бот в пространство между двумя его прицепами. Теперь обнаружить судно было практически невозможно. Шахревар позволил себе расслабиться.

– Хорошая работа, капитан, – похвалил он старичка и получил незамедлительный ответ.

– Это что! Я вот однажды с двадцатью тоннами куриных яиц попал в метеоритное поле…

Из пассажирского салона появился Думан. Остановившись рядом с креслом Шахревара, он деловито глянул по сторонам сквозь широкое окно.

– Как адмирал? – осведомился паладин.

– Что? А, Ганнибал… Плохо ему, но держится. – Молодой человек умолк, о чем-то думая, затем произнес: – Шах, хочу тебя попросить.

– О чем?

– Прояви снисхождение к моему брату. Он всегда был хорошим парнем. Я не знаю, что случилось на Рохе. Но думаю, он не виноват.

– Чего ты хочешь от меня?

– Выпусти его. Негоже парню сидеть взаперти.

– Это исключено. Не подумай, что я не доверяю твоему мнению. Как раз наоборот… – Шахревар ощупал помятый где-то налокотник. – Просто я сам не готов воспринимать Даймона как заблудшую овцу, а не как предателя.

– Тогда хотя бы верни ему меч.

Паладин дотронулся до катаны, лежащей у него на коленях.

– Меч? – удивился Шахревар. – Почему меч?

– Видишь ли… Отец с детства обучал нас забытым искусствам, в частности фехтованию. Он учил относиться к нему с любовью и уважением, словно к близкому человеку. Мне фехтование не слишком нравилось, меня всегда интересовали паранормальные силы, ибо в них заложен несоизмеримо больший потенциал. Но Даймон увлекся этим искусством. Оно заложено у брата в крови. Сколько его помню, он не расставался с деревянной палкой, которая на уроках отца заменяла меч. Я не знаю, где он нашел настоящую филлийскую катану, но, думаю, что он влюбился в нее без памяти. И теперь, лишившись ее, страдает там, в грузовом отсеке. Этот меч ему даже не друг… Он часть моего брата. Даймону сейчас так же больно, как Ганнибалу, лишенному руки.

Шахревар озадаченно кашлянул.

– Ты рассказал странную историю.

– Так не дашь?

– Если Дикому, запертому в клетке, протянуть пистолет…

– Он не Дикий. Он настоящий человек, Шахревар. Паладин осторожно провел ладонью по клинку. Как знать, быть может, этот меч станет еще одним защитником человечества. Хотя верится слабо.

– Ладно, – ответил телохранитель. – Уговорил.

Устало откинув голову, Ганнибал рассматривал металлические ребра жесткости, подпирающие потолок. Двигатели не работали, и в отсеке стояла тишина. Из пилотской кабины доносился негромкий разговор Шахревара и Думана, впрочем, слов было не разобрать.

– Как это случилось с вами, адмирал? – тихо спросила Серафима.

– Вы о руке? Моя рука лишь малая часть бед, которые принес Союзу кошмарный демон.

– Игнавус повинен в смерти моей матери.

– Сколько же он натворил! – сокрушенно произнес адмирал, – Знаете, я воспитывался в церковном приюте. На протяжении восьми лет в меня вдалбливали священные писания, «Апокрифы», свидетельства присных. Меня заставляли молиться на созвездие Волка четыре раза на дню, стоя на ледяном ветру. Когда я бежал оттуда в пятнадцать лет, то отчетливо понимал, что после всех учений не верю ни в Десигнатора, ни в Темного Конструктора. С этим неверием я дослужился до адмирала. И к вере меня вернула не церковь, а советник президента, который стирал свой лик, обнажая гадкую козлиную морду.

– Я думаю, что многие люди не верили, – сказала Серафима и на миг замолчала, осознав, что говорит о себе. – Но они пересмотрят свои взгляды… Атеисты обратятся к церкви. Только, как мне кажется, она им не поможет. Церковь исчерпала себя. Ведь нельзя поклоняться богу, которого больше нет.

– Церковь никогда не служила богу. Она закостенела в своем мировоззрении, которое осталось таким же, как и тысячу лет назад. А между тем «Апокрифы» свидетельствуют, что на протяжении веков наш бог непрерывно эволюционировал. Это позволяло ему находить в космосе новые источники силы. И не отставать от Зверя, который тоже не сидел на месте. Пока наш бог развивался и шел вперед, священники остались там, где он был много веков назад. Пути бога и тех, кто ему молится, разошлись. Поэтому во время сегодняшних богослужений святые отцы общаются не с богом, а с пустотой.

– Как вы думаете, почему он умер?

– Этого я не знаю. Наверное, совершил ошибку. Люди совершают малые ошибки. Боги совершают большие. Но без ошибок не существует движения вперед.

– Если только они не заканчиваются смертью.

– Смерть тоже несет в себе развитие.

Он сжал зубы, пережидая приступ боли из покалеченной руки.

– Однако смерть Десигнатора лишила нас мистической поддержки в борьбе с Темным Конструктором. Я, как и большинство солдат Союза, человек практичный. Я знаю, что делать, когда враг прижимает эскадру к планете и держит под плотным огнем. Я знаю, как справиться с эшелонированной обороной. Но я бессилен против тварей, которые могут стереть свое лицо или сделать невидимым взвод солдат, потому что не понимаю этой силы… Падение Ковчега – серьезный удар. В настоящее время у нас нет мистического лидера, который смог бы противостоять сенобитам и Темному Конструктору.

– Остался еще телохранитель нашей семьи, – напомнила Серафима. – Он могучий паладин. Я верю в его силу. Верю, что он сможет победить сенобитов.

– Давайте вернемся к этому разговору на борту «Союза Нерушимого», – предложил адмирал. – А сейчас, если вы позволите, я хотел бы немного отдохнуть.

– Конечно. Набирайтесь сил. Вы нам очень нужны. Какое счастье, что Шахревар освободил вас, адмирал!

Ганнибал уже закрыл глаза, но на последних словах вдруг открыл их.

– Шахревар? Так зовут того юношу?

– Нет, – растерялась Серафима. – Шахреваром зовут паладина.

– Но меня освободил вовсе не паладин. Девушка невольно посмотрела на Нину Гату, блаженно дремавшую в кресле напротив.

– А кто же тогда?

– Тот самый юноша с задумчивыми глазами.

В груди стало тесно. Сиятельная дочь с трудом глотнула воздуха, а Ганнибал продолжал:

– Знаете, Серафима, я воюю с восемнадцати лет, побывал во многих горячих точках, но никогда не видел подобного. Одним лишь мечом мальчишка расправился с элитными гвардейцами Натаса.

– Правда? – выдавила она из себя. Изумление, перемешанное с непонятным счастьем, стремительно заполняло ее.

– Да, – качнул головой адмирал. – Кто он такой? Он сказал, что вы послали его.

Не в силах больше сидеть на месте, Серафима вскочила, сделала шаг куда-то, затем вернулась.

– Да, это я его послала. Его зовут Даймон Зверолов.

– Он здесь, на борту? Мне бы хотелось еще раз повидать его.

– Вам нужно отдохнуть, адмирал, – произнесла сиятельная дочь, тщательно скрывая волнение. – Я приведу его, как только вы наберетесь сил.

6

Слева на огромном пространстве бушевало жестокое сражение. Сгорали силовые поля, броня рвалась как бумага, вспышки и взрывы колыхали пространство словно ветер простыню. Черные звездолеты наваливались на заорбитальные крепости, упрямо прорываясь сквозь заградительный огонь орудий и лазеров.

До флагмана Рапа, стоящего в районе уничтоженной крепости, долетали лишь отсветы этого бешенства. Эскадра броненосцев выстроилась стеной, защищая судно своего полководца корпусами и силовыми полями.

После гибели хтонического змея – исчадия Баратрума, чей возраст исчислялся от основания времен, – часть броненосцев была уничтожена огнем Союзного флота. Однако Р'уаги сумели перестроиться и остаться на занятых позициях. К тому же подошел резерв, который Рап сразу бросил под огонь второй эскадры. И сейчас эти звездолеты гибли в жестокой битве, выполняя сразу несколько важных функций: они изматывали людей, истощали их боеприпасы и позволяли выиграть время до прибытия флота Натаса, спешащего с другой стороны Бутылочного Горлышка.

К флагману подошел синий элитный шаттл, испещренный серебристыми знаками. От него на борт протянулся герметичный трап. Палубы погрузились в безмолвие, вслед за которым раздались отчетливые шаги, странным образом слышимые в каждом уголке корабля. Бесстрашные Р'уаги прилипали к полам и переборкам, ощущая нарастающие ужас и панику, а их сердца больно колотились в такт этим шагам. Каждый удар был сильнее предыдущего, и если бы шаги не переместились на трап, многие бы испустили дух. Орки испытали невероятное облегчение, когда первый помощник бога покинул флагман.

Поговаривали, что поначалу пилоты синего шаттла дохли один за другим, не выдерживая замогильной жути, которая повсюду сопровождала демона. Поэтому Темный Конструктор дал Рапу двух бывших людей – отличных пилотов, которые не знали чувств и боли, потому как были мертвы.

Едва шаттл отделился от массивного борта флагмана, как его окружили четыре звездолета охраны. Прикрываясь за безвольно плавающим телом хтонического змея, растянувшимся на сотню миль, адский кортеж взял курс на Рох.

А на самом Рохе орки-завоеватели презрительно щурились со стен орудийного форта на тусклое солнце, взобравшееся на небо. Внизу горели фермерские поселения, подожженные из настенных лазеров. Дым застелил небо грязным полотнищем, прикрыв солнце, и это принесло оркам хоть какое-то удовлетворение. Главное, чего они ждали, – это ночи. Чтобы вновь на небе открылся, как на ладони, человеческий флот. Тогда они смогут расстреливать его из планетарных орудий, и людские корабли будут вспыхивать, словно сверхновые звезды.

Орки надеялись, что на этот раз ночи хватит и они расправятся с остатками человеческого флота. Тогда для черно-синих полчищ не останется никаких препятствий, чтобы хлынуть в Верхние миры и затопить их. Это случится скоро. Только побыстрей бы с неба убралось мерзкое светило, побыстрей бы повернулся Рох…

В тесном грузовом отсеке Даймон сидел на полу, полностью отрешенный от внешнего мира. Для него не существовало ничего, кроме Могильщика – абсолютно совершенного меча, обладающего разумом. Парень был готов смотреть на него без конца, взглядом лаская линии и изгибы стали. Даймону казалось, что чем больше он смотрит на меч, тем глубже погружается в его непознанную суть.

Зверолов положил пальцы на длинную оплетенную рукоять. Один за другим сжал их, чувствуя, как от каждого прикосновения растет возбуждение. Когда рукоять полностью оказалась в его власти, он потянул…

Лезвие, лежащее на предплечье другой руки, острым, как бритва, краем рассекло кожу с легкостью и почти без боли. Из раны выступила кровь. Не теряя времени, Даймон принялся смазывать ею меч.

На орочьем звездолете, когда Могильщик без устали рубил тела врагов, Даймон заметил, что клинок не задерживает на себе ни капли. Тогда он отнес эту странность на счет полировки меча. Идеальная, как и все в Могильщике, она не позволяла крови задерживаться на клинке.

Но он ошибался.

Теперь, сидя в грузовом отсеке и вымазывая лезвие в собственной крови, Даймон понял, что кровь не соскальзывала, а впитывалась в сталь. Алые мазки короткое время держались на ней, а затем просачивались внутрь. Выглядело это необычно и даже пугающе. И парню вспомнились слова меча. Могильщик сказал, что страдает от жажды. Теперь стало ясно, что утолить эту жажду могла только кровь.

Меч пил кровь.

Пил всю, что попадала на него: капли, брызги. Возможно, вытягивал из артерий, когда погружался в тела гвардейцев. Жадно сосал из сердец, которые пронзал Даймон. Но если так, то почему после жестокой рубки, купаясь в крови, он продолжал испытывать жажду? Что ему нужно?

Поглощенный этими мыслями, юноша еще долго сидел на полу возле контейнеров с Могильщиком в руках и кровоточащим предплечьем. Он не заметил, как позади него приоткрылась дверь.

Впущенная Думаном в грузовой отсек, Серафима нерешительно остановилась в нескольких ярдах от Зверолова. Ей показалось, что она вошла не вовремя, нарушая некое таинство, некий диалог сидящего на полу человека и пустоты перед ним. Она уже стала подумывать, как бы поделикатнее уйти, когда Даймон очнулся и встал на ноги.

Таинство ушло. Пленник вновь превратился в обыкновенного юношу, запертого в грузовом отсеке, словно в тюремной камере.

Кротко, словно извиняясь за что-то, она взглянула в его лицо. И сердце забилось в два раза чаще.

– Прости! Я, наверное, нарушила твое… – Она запнулась, не зная, как назвать то, чем он занимался. – … Твой покой.

– Нарушила мой покой? – Он не знал, куда деть глаза. Создавалось впечатление, что голые стены и грязные углы более привлекательны для юноши, нежели дочь Великой Семьи. – Нет… вовсе не нарушила. Я просто-просто задумался…

– У тебя кровь. Ты ранен?

– Нет, – ответил Даймон, заткнув рану большим пальнем. – Я порезался. Меч острый.

– Позволь тебе помочь, – произнесла Серафима, делая шаг к юноше.

Неожиданно для себя сиятельная дочь шагнула так широко, что оказалась едва ли не в объятиях пленника.

– Нет, право, с моей рукой все в порядке! – забормотал Даймон и отпрянул от гостьи.

С изумлением воздев брови, Серафима наблюдала, как юноша воткнулся затылком в жесткий край контейнера. На миг глаза Даймона помутнели, она с ужасом подумала, что он сейчас потеряет сознание и рухнет на нее. Сиятельная дочь, естественно, не сумеет его удержать, и они вместе окажутся на полу… Более глупой ситуации придумать было невозможно.

К. счастью, этого не случилось.

Покачнувшись на ослабевших ногах, юноша пришел в себя. Глаза просветлели, но чтобы удержать равновесие, ему пришлось шагнуть вперед, что привело его в еще большую близость с высокопоставленной посетительницей.

– Извините… – пробормотал он. – Это моя вина… Серафима ощутила его дыхание на своем лица. Не отстраняясь, она смущенно заправила за ухо прядь, упавшую на подбородок.

– Во мне что-то не так? Почему ты шарахаешься от меня?

– Да нет, – ответил пленник, по-прежнему предпочитая не встречаться с ней взглядом. – Все так.

– Тогда, быть может, позволишь заняться твоей рукой?

Не дожидаясь ответа, Серафима взяла в ладони жилистую руку. Шелковым платком с инициалами «СМ» сначала оттерла кровь, затем прижала им рану как тампоном. В какой-то момент девушка поймала себя на том, что растягивает секунды, делая все медленно. Испугавшись, что Даймон это заметит, заторопилась, с преувеличенной деловитостью достала второй платок и стала перевязывать предплечье.

Занимаясь его рукой, Серафима чувствовала, что Даймон по-прежнему не смотрит на нее. И это беспокоило. Она подумала, что не нравится ему. Несомненно, она знала о притягательной силе своей внешности, мужчины не упускали возможности напомнить об этом. Но диковатый юноша был к ней совершенно равнодушен. А ей очень хотелось, чтобы он тайком смотрел на нее. Или сказал какой-нибудь комплимент, пусть даже самый неуклюжий.

И когда он произнес следующую фразу, Серафиме показалось, что этот момент наступил.

– Можно тебе сказать кое-что?

– Да, – ответила она, затаив дыхание.

– Твоя спутница в черном платье – настоящая колдунья!

– Ты ошибаешься. – Серафима постаралась скрыть разочарование. – Нина заботится обо мне. На самом деле она добрая в душе.

– Возможно. Но добрая где-то очень глубоко… Ой!! Девушка стянула повязку, чтобы та не съехала. Возможно, от обиды сделала это чересчур крепко.

– Теперь, когда ты больше не истекаешь кровью, Даймон Зверолов, я хотела бы поговорить с тобой.

– Да? – удивился он. – О чем?

Она взглянула в его лицо, и в голове все поплыло. Девушка поняла, что больше не может сдерживать себя. Ей вдруг очень захотелось, чтобы он ее обнял!

Просто обнял, обхватил вокруг талии, притянул к себе. Ничем не обязывающее объятие. Ничего не значащее. Но этого захотелось так сильно, что помутнело в глазах, а внизу живота проснулось нетерпеливое жжение.

– Э-э… Видишь ли…

Длинное и осторожное вступление, которое она заготовила перед тем, как войти в грузовой отсек, вылетело из головы. Нужно признаться, что подобная неловкость случилась с ней впервые. Серафима мучительно вспоминала слова, а Даймон терпеливо ждал, уставившись на ее подбородок, словно разглядел там вызывающий прыщ. Серафима прекрасно знала, что никакого прыща там нет, но продолжала волноваться и под конец растерялась настолько, что спросила напрямую, без всякого вступления:

– Кто освободил Ганнибала?

Вопрос получился тихим, словно мышиный шепот, и девушка в который раз удивилась своей нерешительности. Она увидела, как забегали его глаза, затем взор затуманился от какой-то поперечной мысли.

Затем он произнес:

– Не знаю.

– То есть? – растерялась сиятельная дочь. – Что значит «не знаю»?

– То и значит.

Даймон отступил назад и оказался на приличном расстоянии от высокородной особы.

Ответ рассердил Серафиму. Хотя, возможно, еще больше рассердило то, что он от нее опять сбежал.

– Но ты же был там!

Насупившийся Даймон молчал и делал вид, что читает орочьи надписи на табличке возле погрузочного люка.

– Скажи мне, что произошло на посадочной площадке! – потребовала девушка. – Ты отправился туда освобождать адмирала!

– Пожалуйста, отпусти мою руку. Оказывается, она не только держала его руку, но еще ожесточенно за нее дергала.

– Не отпущу, пока не скажешь!

– Я не сделал ничего особенного.

Она бросила его руку и схватилась за голову.

– Ну, конечно. Как я могла подумать? Как я могла вообразить, что презираемый всеми пленник своим мечом расправится с вооруженными орками и освободит знатного адмирала! Что за сумасбродная мысль! Ведь так?

– Так, – ответил Даймон.

Она терпеливо набрала воздух в грудь.

– Хорошо. Давай вообразим такой диалог. Замечу, совершенно невероятный, но все же… Допустим, я скажу тебе, что до крайности восхищена мужеством человека, который в одиночку расправился с элитными гвардейцами сенобита и освободил из плена Святого Михаила! Давай предположим, будто я такое сказала. Что бы ты ответил?

– Почему-то не получается предположить такой диалог.

– О боже! – взмолилась Серафима. – Ганнибал сам сказал, что именно ты освободил его. Почему ты не хочешь это признать? Почему упрямишься? Почему ты молчишь, в конце концов? Или тебе по душе сидеть взаперти? Ответь мне! И, наконец, посмотри мне в глаза!

И он ответил. Так ответил, что она окончательно потеряла дар речи.

– Ты такая красивая, что если я посмотрю на тебя, то сойду с ума.

Слова вонзились прямо в душу.

Даже речь Уильяма, который обладал диковинным красноречием, не производила на нее подобного эффекта.

Она моментально растаяла и не поняла сама, в какой момент руки юноши обвились вокруг ее стана. Если бы кто-то сказал Серафиме, что Даймон даже не сделал попытки прикоснуться, а она сама скользнула в его объятия – она бы не поверила.

Из-под повязки на руке пошла кровь и испачкала платье, но Серафима не замечала этого. Она чувствовала, как без памяти проваливается куда-то, и это было воистину восхитительное падение. Ей хотелось, чтобы падение продолжалось вечно. Чтобы застенчивый, но очаровательный Даймон вечно стоял рядом и вот так крепко обнимал ее…

Серафима впилась в его плечи и прижалась к нему всем телом. Глядя на ее сияющие от счастья глаза, Даймон не верил, что такими глазами она смотрит на него, а не на кого-то другого. Он вообще не верил, что держит в объятиях самую красивую девушку на свете, обвиненный в предательстве юноша, сын охотника с маленькой планеты. Как такое могло случиться?

– Не отпускай меня, Даймон, – тихо просила она. – Подержи еще немного.

Сиятельная дочь потянулась к нему. Слегка. Возможно, для того, чтобы оказаться чуть ближе к волнительному уголку его губ. Возможно, для того, чтобы прикоснуться к ним. В конце концов, какая разница…

Удар в затылок оборвал нежность и убил все чувства внутри Серафимы. Только через секунду она поняла, что подобный эффект произвел на нее внезапный лязг распахиваемой двери.

А следом раздался голос, обладательница которого должна была сейчас спать в десантном кресле.

– Что здесь происходит?

Наставница стояла на пороге в своем неизменном траурно-кружевном платье. Сжатые тонкие губы превратились в линию, ноздри расширились, яростно втягивая воздух. Тело сотрясалось от гнева.

– Что здесь происходит?

От шока внутри Нины Гаты что-то замкнулось, и она не могла построить другую фразу.

Серафима побледнела, щеки сделались пунцовыми. Девушка подумала, что в этот момент должна бы выскользнуть из объятий, но это означало бы предать юношу, оставить его на растерзание Нине Гате. Поэтому она прижалась еще теснее и даже положила голову ему на грудь.

– Теперь мне все понятно! – Нина Гата прошла в комнату, ожесточенно вонзая в пол каблуки туфель. – Мне понятно, почему вы освободили его тогда в пещере. Я верю ему! Я имею право! Это право даровано моей кровью!.. Вы влюбились в проходимца! Какой замечательный заголовок для желтой прессы. Сиятельная дочь Морталес влюбилась в преступника!

Разъяренная дама неожиданно оказалась возле них. Даймон не успел опомниться, как ладонь наставницы залепила ему хлесткую и весьма обидную пощечину.

– Как посмел ты, дикарь, прикоснуться к сиятельной дочери!!

Нина Гата схватила Серафиму за руку и, показав недюжинную силу, вырвала ее из объятий Даймона.

– Вы знаете не все, Нина! – с обидой воскликнула Девушка. Слезы подступили к глазам.

– Ну уж нет! – Она стояла между Даймоном и Серафимой, разъяренная и страшная. Казалось, дотронься – и шарахнет молнией. – Теперь вы меня не проведете, сиятельная дочь! Теперь я знаю достаточно. Ваше бесстыдство поражает. Забыть устои семьи, забыть своего жениха.

– Я ничего не забыла.

– О нет, как раз забыли! – Нина говорила, выстреливая каждым словом. – Вы наделали много ошибок, но эта – самая ужасная. Она угрожает разорвать ваш союз с Уильямом! Ваш поступок уничтожает семью, которая должна стать основой государства. Вы знаете, что совершаете? Подрыв государственных устоев!.. Поймите, Серафима, ваша жизнь протекает на глазах всего Союза…

– Вот именно – это моя жизнь. И я вольна распоряжаться ею по своему усмотрению. И вы не можете мне указывать!

– Ну конечно! – ехидно усмехнулась Нина. – Вам не смеет указывать наставница, умудренная годами праведных трудов. И ваш отец не смеет указывать, который тоже ничего не смыслит в жизни. И Союз не смеет, основой которого и является ваша жизнь. Никто не смеет ей указывать! Пустоголовая девчонка знает больше всех!

– Не называйте ее так! – осторожно попытался встрять Даймон.

– Держи свой рот на замке, мерзкий предатель! – Наставница обратила на юношу разгневанное лицо, одним взглядом заставив его попятиться. Затем вернулась к Серафиме. – Многие скандалы сотрясали Союз. Но еще не бывало такого, когда дочь Великой Семьи связывалась с преступником и предателем.

– Вы ничего не знаете. Даймон не предатель! Ганнибал подтвердит, что освободил его именно Зверолов! И спросите, наконец, телохранителя. Ведь он не говорил, что вызволил из плена Святого Михаила. Это все ваши фантазии, Нина!

Разумные доводы заставили наставницу замолкнуть. А Серафима продолжала:

– К чему эти обличения, когда человек доказал свою преданность. Когда он, презирая опасность и смерть, совершил невозможное!

– Быть может, – с обманчивой кротостью произнесла Нина Гата, – Ганнибал был на Рохе в тот день, когда этот недоносок сдавал людей на растерзание оркам?

– Но и вас там не было.

– Не смейте мне перечить! – вскричала Нина. Ее нерешительность исчезла. Глядя исподлобья, она обошла вокруг девушки. – Я уже достаточно наслушалась ваших бредней, вашей дерзости и глупых поучений. Ваших заявлений, что вы достаточно взрослая и лучше других знаете, как себя вести. А сами… – Старая дева сделала паузу перед сокрушительным ударом. – … Сами предаетесь плотским наслаждениям в то время, как ТЕЛО ВАШЕЙ МАТЕРИ ЕЩЕ НЕ ОСТЫЛО!!

При упоминании о матери Серафима больше не могла сдерживать слезы. Горькие ручейки покатились по щекам. В этот раз наставница оказалась права.

– Дерзкая неблагодарная девчонка! – прошипела Нина Гата, приблизив тонкие губы к ее уху. – Своим поведением вы оскверняете память вашей матери. Вы даже близко не стоите к нетленному величию Фреи Морталес.

Наставница повернулась к Даймону.

– А ты, необразованный дикарь, даже думать не смей о сиятельной дочери. Не быть вам вместе!

Флот Натаса двигался мимо белого карлика на протяжении нескольких часов. Хотя во всех справочниках звезда считалась довольно тусклой, звездолеты проходили от нее в такой близи, что жаркий свет прорывался внутрь потока. Капитану Олосу пришлось опустить светофильтры на окнах, но не спасали даже они. В пилотской кабине установилась жара, пот лил градом. Страдали все, кроме паладина, у которого, как известно, были особые отношения с высокими температурами.

– Как же они обходятся без кондиционеров! – возмущался Антонио, в третий раз выжимая платок, которым обтирал лицо и шею. – Не может быть, чтобы у них не было кондиционера на борту!

– Орки очень неприхотливы, – ответил Шахревар. – Да и тебе следует пореже летать в лимузинах.

– Ха-ха, – скривился пресс-секретарь. – Я же не виноват, что для семьи Морталес подают только лимузины. На самом деле мне всегда хотелось жить в келье и питаться постной кашей. Просто моя профессия этого не позволяет. А так бы я хотел.

– Угу, – ухмыльнулся паладин.

– Ты что, не веришь?

– Верю, что пару суток ты, может, и протянешь в келье, но дальше твой энтузиазм исчезнет.

Антонио замолчал, о чем-то задумавшись. Затем произнес совершенно другим, нешутливым тоном:

– Знаешь, Шах, я все думаю об ихоре. Откуда он попал к нам? Кто принес его?

Паладин тоже посерьезнел.

– Что ж, я думаю, ты пришел к тем же выводам, что и я.

– Интересно, каким же?

– Вероятнее всего, ихор прибыл к нам из стана врага.

– Объясни.

– Это очевидно. Десигнатор мог пасть только от противостоящей ему силы. Получается, что тело и кровь мертвого бога какое-то время оказались в распоряжении Темного Конструктора. Взять ихор мог только враг – друзей на той стороне у нас нет. Весь вопрос в том, кто и зачем передал кровь Серафиме?

– Жуткие вопросы, правда?

– Меня больше интересует, что нам теперь делать. Вскоре солнце осталось позади. Температура в кабине понизилась. Антонио вздохнул с облегчением.

– Теперь предстоит самое трудное, – сказал Шахревар. – Нам нужно выбраться из потока и присоединиться к Союзному флоту.

Капитан Олос вывел бот из пространства между прицепов танкера, где он прятался на протяжении всего пути. Затем, ныряя между корпусами звездолетов, стал выводить судно за пределы потока.

– Самое трудное, – объяснял Шахревар, – преодолеть брешь между орочьим и нашим флотом. Когда чернокровые увидят, куда мы направляемся, они обрушат на нас лавину огня.

– А ты не прикроешь нас каким-нибудь одеялом-невидимкой?

– Я не волшебник, знаешь ли.

– Плохо, знаешь ли.

– Это что за черная курица? – вдруг сказал Олос. Антонио хотел усмехнуться, хотя еще не понял, в чем состояла шутка куриного капитана. Но усмешка застыла на устах, когда он увидел лицо Шахревара, который уставился на экран заднего обзора.

– Дьявол! – произнес паладин, поджав губы от злости. – Все-таки нашел нас!

Любопытный Антонио глянул на экран через его плечо. За хвостом бота следовал черный шаттл с серебристыми иероглифами. Ни больше ни меньше.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что он преследует нас? – испуганно спросил пресс-секретарь.

– Медлить больше нельзя, – сказал Шахревар капитану, не слушая Антонио. – Прорываемся прямо сейчас.

Капитан Олос словно ждал этой команды. Крутанул штурвал и бросил машину в образовавшийся просвет между двумя звездолетами. Просторные чешуйчатые борта ринулись на них так стремительно, что у Антонио закружилась голова.

Шахревар не отрывался от экрана.

– Хороши пилоты. Прямо адовы дети! Ни на йоту не отстали.

Бот чудом избежал столкновения с несущей конструкцией какой-то невероятно большой орудийной установки. Прошмыгнув между ее реями, он стрелой вылетел в открытый космос.

Могучий поток звездолетов остался справа, а перед глазами развернулась панорама грандиозного космического сражения. Точки кораблей застилали все пространство впереди. Они двигались, роились, исчезали во взрывах. Отчетливо виднелись громады трех крепостей. На месте четвертой шел ожесточенный бой, угадываемый по вспыхивающим и гаснущим огням. В атмосферу Роха на границе светлой и темной стороны, входили ряды кораблей…

Возле планеты плавало безвольное змеиное тело. Все, кто находился на борту, прильнули к иллюминаторам, со страхом и любопытством разглядывая мертвое чудовище.

– Бог ты мой! – не удержал возгласа Шахревар, – Какой ужас здесь творится. Как они еще держатся?

Ближе всех к ним находился линкор «Союз Нерушимый», грозный флагман Пограничного флота. Слева от него, приблизительно в тысяче миль, стояла эскадра, ожидающая, как понял Шахревар, нападения с тыла. Однако, судя по валу орочьих звездолетов, которые направлялись к ней, сил у эскадры было явно недостаточно.

На экране заднего вида снова появился черный шаттл. Он вынырнул из потока, чуть позже к нему присоединились два штурмовых звездолета. Совершив небольшой вираж, грозная троица плотно села на хвост маленькому боту.

– Держи курс на линкор, – приказал Шахревар. Капитан послушно скорректировал курс.

– Они нас расстреляют? – спросил Антонио. Вопрос получился громким. Он привлек внимание Думана, который через секунду появился в пилотской кабине.

– Не думаю, что нас преследуют исключительно ради расправы, – ответил Шахревар.

В подтверждение его слов неожиданно взвизгнул динамик переговорного устройства. И в кабине раздался человеческий голос, который все несомненно узнали. Голос был полон искренней, отеческой заботы.