Текст книги "Проблемы законности и справедливости в уголовном судопроизводстве России"

В отсутствие Бегебы за командира оставался старший помощник Симонян, а за Якубенко – командир моторной группы Тагидний, не допущенные к самостоятельному управлению. Не были также допущены к самостоятельному управлению командиры 3-й и 4-й боевых частей, рулевой и торпедной групп корабля.

При таком положении Бегеба, возвратившись из плавказармы, куда он ходил по естественным надобностям, должен был немедленно идти в подводную лодку для наблюдения за проворачиванием оружия и технических средств, а не прохаживаться по пирсу. Если бы Бегеба был на лодке, то он, указывается в протесте, своевременно обнаружил бы возгорание БЗО в торпедах и принял бы меры по борьбе за живучесть корабля. Именно халатное отношение Бегебы к своим служебным обязанностям повлекло за собой наступление тяжких последствий – гибель почти всего личного состава корабля. По показаниям оставшихся в живых Тараскина, Чехова, Литвинова, Дуракова и Ярмухаметова, никакой борьбы за живучесть во время пожара личным составом не велось, никаких команд по этому вопросу не подавалось, и спаслись они только потому, что самовольно оставили посты и поднялись наверх.

Суд признал, что действия Бегебы после возникновения пожара на лодке были правильными. Этот вывод суда основан на заключении экспертизы, «наспех составленном во время перерыва судебного заседания» и не соответствующем обстоятельствам, установленным в процессе предварительного следствия и судебного заседания. Правильным является, говорится в протесте, заключение экспертов на предварительном следствии о том, что Бегеба «обязан был спуститься в лодку, оценить обстановку и возглавить с главного командного пункта борьбу личного состава за живучесть, а при невозможности – организовать спасение личного состава». Между тем Бегеба, пока он звонил по телефону о пожаре дежурному, упустил время на это, в результате чего он не смог попасть в центральный пост и возглавить личный состав. Звонить же по телефону мог и верхний вахтенный Денисов, который почти одновременно с Бегебой подбежал к телефону.

При возникновении пожара Бегеба проявил полную бездеятельность, он не только не смог попасть в центральный пост и возглавить борьбу за живучесть, но, занимаясь второстепенными вопросами, никаких команд к спасению личного состава не подавал и оказался, как указано в протесте, «в воде между корпусом подводной лодки и стенкой пирса… не в результате взрыва, а еще до взрыва неизвестно по какой причине».

Военный трибунал, признав, что Бегеба допускал нарушения требований Корабельного устава, не усмотрел в этом преступно-халатного отношения Бегебы к исполнению служебных обязанностей. Между тем установлено, что во время пожара 11 января 1962 года личный состав корабля не вел никакой борьбы за живучесть, большое количество офицерского состава лодки не было подготовлено к самостоятельному управлению, до катастрофы на подводной лодке Б-37 было много аварий и поломок по вине личного состава. Именно эти обстоятельства: неподготовленность личного состава, низкая организация службы и большая аварийность – подтверждают, что командир корабля Бегеба не раз или в отдельном случае допустил халатность, а она допускалась им систематически и в конечном итоге привела к тяжким последствиям, выразившимся в гибели большого количества личного состава, что и дает основания утверждать, что Бегеба совершил преступление, предусмотренное п. «а» ст. 260 УК РСФСР.

Проверив материалы дела и обсудив доводы кассационного протеста военного прокурора, Военная коллегия находит оправдательный приговор в отношении Бегебы законным и обоснованным, так как выводы суда, изложенные в приговоре, полностью соответствуют установленным по делу данным.

Протест подлежит отклонению по следующим обстоятельствам. Как видно из показаний в суде подсудимого Бегебы и свидетеля Якубенко, которые косвенно подтверждаются показаниями допрошенного на предварительном следствии свидетеля Сидельникова, Якубенко отсутствовал на проворачивании оружия и механизмов по разрешению не Бегебы, а старшего помощника командира подводной лодки Б-37 Симоняна, поэтому, хотя отсутствие на корабле инженер-капитан-лейтенанта Якубенко во время проворачивания механизмов и снижало контроль и качество осмотра и проворачивания технических средств электромеханической боевой части, это обстоятельство не может быть вменено в вину Бегебе.

Расследованием причин катастрофы на подводной лодке Б-37, произведенным специальной комиссией, назначенной министром обороны, не установлено, что катастрофа произошла из-за неподготовленности или отсутствия при проворачивании механизмов кого-либо из командиров боевых частей и групп, поэтому следует признать правильным заключение экспертизы о том, что руководившие проворачиванием оружия и технических средств старший помощник командира Симонян, командиры боевых частей и групп и их заместители были подготовленными офицерами и отвечали требованиям, предъявляемым к ним.

При наличии таких данных не может быть вменено в вину Бегебе и то, что он в течение нескольких минут после отправления естественных потребностей и до возникновения пожара находился у лодки на причале, а не в центральном посту.

Как сказано в ст. 271 КУ-59: «…Осмотром и проворачиванием оружия и технических средств руководят командиры подразделений под общим руководством старшего помощника командира и под наблюдением командира корабля». Устав, таким образом, не определяет, откуда именно командир наблюдает за регламентными работами.

По этому вопросу непосредственный начальник Бегебы, командир бригады подводных лодок Щербаков в суде заявил: «…Командир во время проворачивания и осмотра механизмов и оружия может быть и на мостике, иногда он может быть и на причале. Командир должен наблюдать за ходом проворачивания, он осуществляет общее руководство. С причала он мог видеть выдвижные устройства, шпилевое устройство; с причала можно наблюдать, чем занимается личный состав, находясь на палубе».

Ничем по делу не опровергнуты показания Бегебы в суде, в которых он суду рассказал, что, возвращаясь с плавказармы «…сразу же подошел к корме лодки. Это было около 8 час. 10 мин. Дальше шел по кромке причала в районе подводной лодки Б-37 и наблюдал за своим кораблем. Осматривая борт, палубу, останавливался, как и любой командир проверяет свой корабль со всех сторон».

С учетом этих показаний Щербакова и Бегебы, заключений экспертиз следует признать, что, поскольку в это время еще не было никаких данных о том, что на подводной лодке начался пожар, тот факт, что Бегеба сразу же не прошел внутрь корабля, нельзя расценивать как преступную халатность, допущенную им.

В протесте явно неосновательно утверждается, что заключение экспертизы в суде о том, что действия Бегебы после возникновения пожара были правильными, дано наспех во время перерыва в судебном заседании. Данное утверждение представляется неубедительным уже по одному тому, что из протокола судебного заседания усматривается, что все эксперты, в том числе и те, которые ранее участвовали в даче заключения на предварительном следствии, в зале суда находились во все время процесса, они участвовали в исследовании всех доказательств по делу и просили на дачу заключения 3 часа.

Это время судом им было предоставлено. Через 3 часа 30 минут эксперты представили суду единодушное заключение и ответили суду на все поставленные участниками процесса вопросы, в том числе и на вопросы государственного обвинителя. При этом никто из экспертов не заявил, что времени для подготовки и дачи заключения им было недостаточно.

Что же касается существа заключения экспертов на суде, то следует отметить, что правильность его полностью находит подтверждение и в показаниях свидетелей Щербакова, Денисова, Барщикова и Потапова, правдивость и добросовестность которых в протесте сомнению не подвергаются и из которых видно, что Бегеба, после того как он позвонил по телефону оперативному дежурному, сделал все, чтобы спуститься в подводную лодку и возглавить личный состав, однако, виду скоротечности развивавшихся событий и по не зависящим от него причинам сделать этого не смог.

Тот факт, что Бегеба, звоня по телефону оперативному дежурному, якобы «упустил время» на то, чтобы попасть на лодку, не может быть поставлен ему в вину, так как, помимо заключения, показаниями в суде начальника штаба эскадры подводных лодок контр-адмирала Юдина, принявшего лично сообщение Бегебы о пожаре, установлено, что в данных конкретных условиях Бегеба имел право лично принять меры к оповещению оперативного дежурного, так как находился ближе всех, рядом с телефоном, и затратил на сообщение считанные секунды, после чего побежал на корабль. В частности, свидетель Юдин суду показал: «Так как события разворачивались очень быстро, источники и причины их были неизвестны, то, как начальник, я не могу его (Бегебу) обвинить в том, что он доложил о пожаре лично». В суде показаниями свидетелей Денисова, Щербакова, Барщикова, которые в тот день, когда произошла катастрофа, в силу служебных обязанностей были наверху подводной лодки или рядом с ней на причале, установлено, что как только они услышали из рубки хлопок, увидели дым и бросились к лодке, то вместе с ними на лодке оказался и Бегеба (уже успевший сообщить о пожаре по телефону), который сначала пытался проникнуть в рубку корабля, а затем отдал команду открыть люки концевых отсеков, т.е. принял меры к тому, чтобы оказаться внутри корабля. Все они бросились к люкам, но открыть последние до взрыва не удалось.

При наличии таких показаний очевидцев поступков Бегебы и его действий после возникновения пожара следует признать, что утверждение протеста о том, что Бегеба при возникшем на лодке пожаре проявил бездеятельность и оказался в воде неизвестно по какой причине еще до взрыва, является несправедливым, не соответствует материалам дела и ничем не мотивируется и в самом протесте.

Военный трибунал правильно признал, что, хотя Бегеба и допускал отдельные нарушения требований Корабельного устава, однако эти нарушения не являются результатом преступно-халатного отношения Бегебы к исполнению служебных обязанностей.

Этот вывод суда подтверждается не только заключением экспертизы и показаниями свидетелей, допрошенных в суде, но и такими объективными данными, что, несмотря на отдельные недочеты в подготовке личного состава, подводная лодка Б-37 под командованием Бегебы много и хорошо плавала: она больше, чем другие подводные лодки эскадры, 85 дней в 1961 г. находилась в готовности № 1, курсовые задачи личным составом лодки выполнялись успешно, срывов выхода лодки в море не было; корабль, как один из лучших, был допущен к стрельбе на приз командующего Северным флотом, а непосредственно перед катастрофой личный состав подводной лодки Б-37 готовился к автономному дальнему плаванию в Атлантику, что поручается только лучшим кораблям.

Из карточки поощрений и взысканий Бегебы и его последней аттестации начальниками видно, что наряду с отдельными взысканиями, как правило, не связанными с халатностью или небрежностью Бегебы к исполнению своих прямых служебных обязанностей, Бегеба имел и ряд поощрений, характеризуясь как способный и перспективный офицер-подводник, достойный по своим деловым качествам к выдвижению на высшую должность. Достаточно отметить, что за несколько дней до катастрофы на лодке он был награжден ценным подарком «за успехи в боевой и политической подготовке, безаварийную эксплуатации механизмов, постоянное поддержание боеготовности и высокую воинскую дисциплину на корабле».

На основании изложенного и руководствуясь ст. ст. 45 и 49 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, Военная коллегия определила:

Приговор военного трибунала Северного флота от 22 июня 1962 года в отношении Бегебы Анатолия Степановича оставить без изменения, а кассационный протест военного прокурора того же флота – без удовлетворения.

Подлинное за надлежащими подписями.

Из воспоминаний генерал-майора юстиции в отставке Титова Федора Дмитриевича:

«К 23 февраля 1963 года неожиданно для всех мне было присвоено очередное воинское звание – генерал-майор юстиции, полгода спустя был подписан приказ о назначении на должность начальника организационно-инспекторского отдела Военной коллегии Верховного суда СССР. Когда я пришел попрощаться с командующим Северным флотом, Владимир Афанасьевич тепло поблагодарил за пятилетнюю службу в Заполярье и сообщил, что Военный совет решил организовать в мою честь прощальный обед.

В воскресенье 24 сентября 1963 г. ровно в 14 часов все приглашенные собрались в салоне командующего. После того как были произнесены первые тосты, встреча приобрела неформальный характер и мой сосед за столом Семен Михайлович Лобов, отношения с которым всегда были хорошими, наклонился ко мне и сказал полушепотом:

– Всем ты, Федя, хороший парень, только вот Бегебу зря оправдал…

Адмирал Касатонов краем уха уловил эту фразу, встал из-за стола, разумеется, и мы все повскакали, наполнил свой бокал и сказал:

– Должен вам сообщить, что оправдательный приговор по делу Бегебы обсуждался в самой высокой инстанции страны и был признан обоснованным, правильным. Верховный суд не случайно его утвердил, отклонив протест военной прокуратуры. Давайте еще раз поднимем тост за Федора Дмитриевича и пожелаем ему здоровья и успехов в дальнейшей службе на высоком посту по руководству работой военных трибуналов!

Так вот оно в чем дело-то: оказывается, копия приговора, отправленная в ЦК КПСС, была там изучена, и выработанная по ней позиция повлияла и на решение Военной коллегии, и на присвоение мне генеральского звания, и на назначение на вышестоящую должность.

Так завершились споры и пересуды по поводу оправдательного приговора по делу командира подводной лодки 641-го проекта Б-37 211-й бригады 4-й эскадры подводных лодок Северного флота капитана 2-го ранга Бегебы».

Перипетии суда над Бегебой весьма впечатляют, и надо было обладать поистине железным характером и непоколебимой верой в правильность своего решения, чтобы, не боясь гнева первых лиц страны, отстаивать свою точку зрения, как полковник юстиции Титов! Что ж, во все времена были смелые и честные люди, были честные и смелые судьи, не признающие конъюнктуры, а твердо стоящие на страже законности и человечности.3939
  Шигин В.В. «Отсеки в огне», М.: «Вече», с. 285-286, 289-296, 298-299, 303-311.


[Закрыть]

Информация к размышлению.

Трагические параллели

18 июля 1942 года у причала в Николаевске-на-Амуре в Хабаровском крае находились две готовые к выходу в море подводные лодки Щ-118 и Щ-138 Тихоокеанского флота. В семь утра, за несколько часов до выхода лодок в море на боевую службу раздались два мощных взрыва, и Щ-138, которая считалась самой современной на флоте, затонула в течение 10-ти секунд. Вторая лодка была серьезно повреждена. Загруженная полностью боеприпасами баржа «Славянка», находившаяся в десятке метров от лодок и пришвартованная к тому же причалу, взрывной волной была отброшена на несколько десятков метров к центру бухты, где затонула на мелководье.

В документах расследования было указано, что если считать взрыв результатом диверсии, необходимо признать, что время и место для диверсии было выбрано исключительно расчетливо и грамотно.

Между трагедиями в Николаевске и Полярном ровно двадцать лет, однако обстоятельства событий в июле 1942 года почти как две капли воды похожи на столь же трагические события в январе 1962 года, вплоть до деталей.

Впрочем, в последствиях двух катастроф есть и существенное различие. В 1962 году версия о диверсии в Полярном была отвергнута почти сразу, в то время как в 1942 году в Николаевске она была признана наиболее вероятной… Мирное время – это одно, и совсем иное – время военное… 4040
  Шигин В.В. «Отсеки в огне», М.: «Вече», с. 318-325.


[Закрыть]

«Взрыв на Щ-139 не является случайностью или результатом халатности, а представляет собой преднамеренное действие». Из данных протокола осмотра корабля заместителем ОКР «Смерш» ТОФ и следователем ОКР и заключения экспертной комиссии по факту гибели подводной лодки Щ-139 26 апреля 1945 года в бухте Ракушка залива Владимир Ольгинского района Приморского края. 4141
  там же, с. 87-93.


[Закрыть]

К сведению читателя

Противники инициатив выдающегося американского экономиста и политического деятеля Линдона Ларуша за справедливый мировой экономический порядок и научно-стратегическое сотрудничество затеяли против него судебные дела, в результате которых он отсидел тюремный срок 5 лет (1989-1994 гг.).

Бывший министр юстиции США Рамсей Кларк отметил, что дело Ларуша показало «куда больше фактов умышленного одурачивания и безнравственности обвинения с использованием полномочий федеральной власти, чем какой-либо другой инициированный правительством США судебный процесс, о котором я знаю».

К сведению читателя

Депутат Госдумы О. Нилов в весеннюю сессию (2014 года) намерен внести законопроект, приравнивающий «злонамеренные» преступления сотрудников силовых органов, при совершении которых были превышены служебные полномочия, к государственной измене. Высшей мерой наказания за преступления подобного рода, согласно документу, будет являться пожизненное лишение свободы. Как пишут некоторые издания, постановка вопроса пожалуй, верная, хотя и запоздалая. Однако уже сейчас из пояснений возникают сомнения в потенциальной эффективности законопроекта. Так, Нилов отмечает: «В данном случае мы имеем в виду не халатность или бездействие сотрудников правоохранительных органов, которые непредумышленны и могут явиться следствием различных не зависящих от человека причин».

Можно ли утверждать, что изложенные в настоящей статье проблемы будут предусмотрены в настоящем законопроекте? Вряд ли.

Можно ли утверждать вообще, что этот законопроект сегодня станет законом? Весьма сомнительно.

Главная проблема не в замедлении темпов развития страны, которого не существует, а в нелепости нескончаемого потока плохо продуманных реформ, проведение которых превращается в некий миф о развитии России. Удручающим подтверждением тому служат инициативы теперь уже бывшего министра образования и науки Ливанова по реформированию Академии наук и все системы научного развития. И то и другое ныне на грани краха. Научное сообщество разрушено. И это в тот момент, когда стране необходим экономический рывок, чтобы оторваться от дна кризиса, где страна находится на протяжении последних восьми лет. Не хочется оглашать возникающую уверенность, что происходящее не случайно, в системе управления страной есть силы, олицетворяющие осознанное разрушение достижений советского прошлого, выдающейся науки, лучших в мире здравоохранения и образования. Крах этих составляющих, сделавших страну великой и неповторимой, не может быть случайностью.

О.М. Попцов

ГЛАВА ПЕВАЯ
О НЕДОПУСТИМОСТИ СУЩЕСТВУЮЩЕЙ СЛЕДСТВЕННОЙ ПРАКТИКИ ПО ДЕЛАМ О ДОРОЖНЫХ ПРОИСШЕСТВИЯХ

В следственной практике органов внутренних дел в течение длительного периода времени существуют системные проблемы, связанные с рассмотрением материалов о дорожно-транспортных происшествиях. Эти сегодняшние проблемы и особенности проведения проверок и расследования уголовных дел о дорожных происшествиях существенно нарушают права и законные интересы участников досудебного производства, подрывают веру граждан в правосудие и справедливое применение закона.

Следователь по делам о ДТП в прошлом, ныне федеральный судья Подольского городского суда Московской области, утверждает, что более двадцати лет назад он прекращал 50 % дел из общего числа им возбужденных. Именно в ходе расследования и в рамках уголовного дела он объективно устанавливал обстоятельства, подлежащие доказыванию; в соответствии с требованиями УПК получал технические данные, которые предоставлял эксперту-автотехнику в качестве исходных; в установленном законом порядке проводил следственную и экспертную проверку обстоятельств дорожно-транспортной ситуации и дорожного происшествия, давал надлежащую правовую (юридическую) оценку, после чего принимал законное и обоснованное процессуальное решение.

Однако в последние годы решения о возбуждении уголовных дел в установленном законом порядке при наличии малейших сомнений в их дальнейшей судебной перспективе не принимаются, в связи с чем отчетные показатели служебной деятельности следственных подразделений значительно улучшились.

Эта практика как «положительная» и «достойная применения на местах» получила почему-то широкое распространение в областных и краевых управлениях Министерства внутренних дел Российской Федерации.

В производстве дознания полка ДПС «Южный» ГИБДД Московской области находился материал, по которому 10 раз выносились постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, а на 11-й раз уголовное дело все-таки было возбуждено.

Таким образом, имеются все основания полагать, что недопустимые процессуальные выводы по материалу о ДТП основываются на недостоверных исходных данных, представленных эксперту-автотехнику, полученных ненадлежащими должностными лицами вне рамок уголовного дела незаконным путем.

Должностные лица правоприменения забывают, что «оценка доказательств – это непрерывный процесс, осуществляемый на всех этапах расследования. Подход же прокурора к собранным доказательствам должен быть объективным, непредвзятым и не зависящим от чьего-либо влияния, основанным на внутреннем убеждении.

Допустимыми признаются доказательства, которые законом разрешено использовать как источник фактических данных по уголовному делу (ст.74 УПК) и которые были получены и закреплены в соответствии с нормами УПК. Таким образом, необходимым условием является соответствие формы и содержания доказательства установленным требованиям закона».4242
  Попова Л.В. Актуальные вопросы оценки доказательств и признания их недопустимыми. Следственная практика. Научно-практический сборник, Вып.195. Академия Генеральной прокуратуры Российской Федерации. М., 2015, с. 92.


[Закрыть]

Допустимость – это не только «признанная законодателем пригодность данного источника служить средством процессуального доказывания»4343
  Фаткуллин Ф.Н. Общие проблемы процессуального доказывания. Казань. 1976. с. 130.


[Закрыть], но и его соответствие требованиям процессуального закона относительно источника, условий и способов получения и процессуального закрепления фактических данных4444
  Проблемы доказательств в советском уголовном праве. Воронеж. 1978. с. 103; Теория доказательств в советском уголовном процессе. М. 1973. с. 268.


[Закрыть], которая включает четыре критерия: легитимный субъект, уполномоченный проводить процессуальные действия по сбору доказательств; достоверный источник фактических данных; надлежащее процессуальное действие, определенное в законе; законодательно закрепленный процессуальный порядок проведения каждого процессуального действия.

Анализируемая посылка является в высшей степени значимой, поскольку критерий допустимости законодательно закреплен и в ст.50 Конституции РФ: «При осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона».4545
  Попова Л.В. Актуальные вопросы оценки доказательств и признания их недопустимыми. Следственная практика. Научно-практический сборник, Вып.195. Академия Генеральной прокуратуры Российской Федерации. М., 2015, с. 93.


[Закрыть]

Необходимо учитывать и рассматривать все обстоятельства, свидетельствующие как «за», так и «против» обвиняемого, обвинительные и оправдательные доказательства, доводы всех участников процесса; выдвигать и исследовать все необходимые версии; каждое доказательство подвергать анализу и сопоставлять с другими доказательствами; из совокупности исследуемых доказательств сделать все необходимые выводы о фактах, образующих предмет доказывания по делу.4646
  См. об этим подробнее: Попова Л.В. Актуальные вопросы обеспечения всесторонности при расследовании преступлений: дис. … канд. юрид. наук. Калининград, 2005. с. 63.


[Закрыть]

Конечно, следует согласиться с изложенными доводами авторов Научно-практического сборника Академии Генеральной прокуратуры и его редакционной коллегией, однако являются ли сейчас обоснованными ссылки на «Проблемы доказательств в советском уголовном праве» и «Теорию доказательств в советском уголовном процессе»? Имеют ли они право на существование в условиях «равноправия сторон и состязательности» современного уголовного процесса, особенно при самоуверенности нынешних следователей, все действия которых сегодня направлены исключительно на изобличение виновного лица?

Так, не ведающий никаких сомнений следователь УВД Южного округа Москвы, давно утратив объективную оценку собственной работы, безапелляционно заявил защитнику обвиняемой Емельянцевой, что «адвокат может писать какие угодно заявления и ходатайства, он уверен, что его дело в любом состоянии пройдет в суде». При этом следователь, опровергая данные о месте наезда, объективно зафиксированном на схеме места совершения ДТП, назначил автотехническую экспертизу по так называемым «двум вариантам» (о месте наезда на пешеходном переходе и данным согласно схемы происшествия), предоставив эксперту придуманные исходные данные и указав момент возникновения опасности, заведомо предопределив таким образом экспертные выводы о виновности обвиняемой.

Уголовное дело было прекращено вследствие применения акта амнистии 2015 года. Неоднократные мотивированные заявления защитника Емельянцевой о необоснованности и незаконности следственного решения в адрес прокурора Южного округа и прокурора Москвы рассмотрены формально и далеко не по существу обращений, то есть фактически не рассмотрены, а некоторые – вообще оставлены без ответа. Вновь на первом месте – формальная и мнимая отчетность, и отнюдь не качество следствия, и существенные нарушения уголовно-процессуального закона.4747
  Из следственной и профессиональной практики автора.


[Закрыть]

Такова, к сожалению, современная следственная практика. Очевидно, что именно так забывается и полностью игнорируется принцип законности, устанавливается «формальная истина» и достигается «стабильность правосудия».

Обращения же по поводу так называемых «промежуточных» постановлений в ходе доследственных проверок в подавляющем большинстве остаются без удовлетворения и объективного рассмотрения. Если же и происходит отмена таких постановлений, то исключительно по формальным основаниям. Кто же из должностных лиц и по каким критериям определяет судебную перспективу дела, абсолютно непонятно.

Актуальными и сегодня являются слова Н.С.Трубина: «Такой подход к оценке работы исподволь порождает заинтересованность в сокрытии от учета преступлений, особенно когда не установлены совершившие их лица».

«Все это в конечном итоге нарушает основополагающий принцип законности уголовного судопроизводства, изначально ведет к искажению действительных обстоятельств, порождает коррупционность и порождает злоупотребления органов следствия и прокуратуры. К сожалению, при этом преследуется единственный субъективный путь – путь наименьшего сопротивления» по затратам усилий в расследовании уголовных дел…

С таким сегодняшним методом и подходом, который наметился в деятельности органов следствия и прокуратуры в расследовании уголовных дел, где крайне сложно защитникам добиться удовлетворения обоснованного ходатайства и тем самым отстоять законные права и интересы граждан, в отношении которых расследуются уголовные дела, согласиться нельзя» (И.В. Капичников, судья в почетной отставке, Заслуженный юрист России).4848
  Ярошик О.Д. Актуальные проблемы современного уголовного процесса. М.: Модерат, 2014, с. 15.


[Закрыть]

Процессуальные действия и решения не должны зависеть от субъективного мнения должностного лица и его изначально неизвестной профессиональной подготовки, утверждают опытные судьи.

При таких обстоятельствах, по мнению автора, абсолютно все нарушения становятся «фундаментальными», от которых законодатель уже давно отказался. «Именно поэтому правоприменителям трудно уразуметь, какие нарушения искажают суть правосудия. В будущем без легального толкования указанного основания не обойтись» (Л.Т. Ульянова).

При этом в соответствии с сегодняшними требованиями руководства ГСУ Московской области и, очевидно, Следственного департамента МВД РФ, возбужденное уголовное дело обязательно должно быть направлено в суд, а прекращение возбужденного дела совсем не допускается. В этом случае следователь вызывается в выходной день в ГСУ области, где подвергается суровому взысканию. При этом его руководство, борясь за свою высокую и мнимую отчетность, почем-то забывает, что речь идет прежде всего о ДТП, где обстоятельства, подлежащие доказыванию, устанавливаются и проверяются прежде всего следственным путем.

Необходимо отметить, что действия и поведение многих должностных лиц в системе сегодняшнего правоприменения не отвечают предъявляемым требованиям, становятся агрессивными, и даже по отношению к потерпевшим, пытающимся нередко безуспешно добиться справедливости, в связи с чем вызывает грустную иронию статьи, весьма оторванные от практики и не отражающие истинное положение дел, в которых «некоторые авторы рекомендуют использовать и другие тактические приемы перед началом допроса: начинать допрос в точно назначенное время, выразить потерпевшему сочувствие; уметь разговаривать слушать и уважать собеседника, проявлять к нему уважение, вежливость, соблюдать спокойствие и др».4949
  Кустов А.М. Тактика следственных действий: курс лекций. М.: Акад. Ген. Прокуратуры Рос. Федерации. 2009. с. 40-46.
  Григорьев М.Ю. Действия следователя на первоначальном этапе расследования по уголовным делам о превышении должностных полномочий… Следственная практика. Научно-практический сборник, Вып.195. Академия Генеральной прокуратуры Российской Федерации. М., 2015, с. 32-35.


[Закрыть]

Сегодняшнее далеко не безупречное правоприменение, недоступность эффективного расследования и правосудия, умаляя авторитет правоохранительных органов и судебной власти, лишают граждан главного – веры в справедливость и государство.

Весьма актуальными и сегодня является: «Беззаконию и произволу надо было поставить надежный заслон. Именно Р.А.Руденко начал осуществлять мероприятия по восстановлению в своих правах прокурорского надзора после долгих лет диктатуры и произвола. И не просто восстанавливать, а создавать гарантии законности. В своих речах, выступлениях он всегда подчеркивал обязательность законов для всех, недопустимость противопоставления законности и целесообразности, неразрывную связь законности с культурностью.

При Руденко начались глобальные перемены в деятельности органов прокуратуры. Ранее безликие и по существу бесправные прокуроры стали наиболее активными проводниками так называемой социалистической законности. Слово «закон» стало наконец употребляться в связках с такими понятиями, как «справедливость», «порядочность», «честность»…

Одной из главных причин произвола при расследовании преступлений, пусть не главной, являлись низкий уровень следственной работы и квалификация следователей. Поэтому не случайно одним из первых Руденко подписал приказ «О мероприятиях по повышению квалификации следователей органов прокуратуры» (14 октября 1953 года). Проверки на местах тогда показывали, что многие следователи не умели пользоваться научно-техническими средствами, а такие важнейшие следственный действия, как осмотр места происшествия, осуществляли кое-как, поверхностно и небрежно, они подчас вообще игнорировали методические разработки, подготовленные институтом криминалистики, не знакомились с юридической литературой, а поэтому не умели «раскрывать» преступления. Некоторые из них слабо знали процессуальное и материальное уголовное дело».

В обстоятельно подготовленном приказе «О мерах по дальнейшему совершенствованию деятельности органов прокуратуры по борьбе с преступностью и нарушениями законности» (май 1962 года) Генеральный прокурор подробно остановился на главных недостатках, мешающих работе следователей и прокуроров.

Одним из них Руденко признал «неустойчивость» судебно-прокурорской практики, когда допускались ничем не оправданные крайности: от применения лишения свободы за все преступления, в том числе и за малоопасные, до либерального отношения к лицам, совершившим тяжкие преступления.5050
  Звягинцев А.Г., Орлов Ю.Г. Курс на «социалистическую законность». Заложники вождей. Российские и советские прокуроры.1954-1992. М.: Российская политическая энциклопедия, 2006. с. 48.


[Закрыть]