Текст книги "Покушение в Варшаве"

Эпилог. Фаль на сердце

– Оффенберг – не самое худшее, – сказал поздно вечером муж, когда они уже лежали в спальне. – Весьма достойный человек. С некоторыми средствами. И есть хорошее поместье в Баварии, как я слышал. Уточню.

Лизавета Андревна вздохнула.

– Давай венчаем ее вперед сестры, – попросила она, – а то до гробовой доски нам не простит.

– Давай, – согласился Александр Христофорович. – Выходит, я зря принца сегодня побил?

– Как побил? – всполошилась жена. – А государь что скажет?

Шурка уже готовился задремать.

– Не блажи. Так, не сильно. Поучил только.

Он был собой очень доволен. И, по совести, доволен Катькой. Молодец. Сама в лужу села. Сама вылезла. Ему предстояло только тряхнуть бабушку – вынь да положь приданое. Но это теперь, когда он пристроил и облагодетельствовал всю бибиковскую родню, не представлялось таким уж трудным делом. Сами дядья, дорожа своими служебными местами, насядут на старуху.

– Ехать нам теперь в Фаль? – не унималась госпожа Бенкендорф.

– Конечно, ехать. Там парк разбивают. Хозяйский глаз нужен. Я мечтаю там оказаться.

На том и заснули. Хотя Лизавета Андревна еще ворочалась. Оставь его одного! А потом собирай сплетни по всему городу!

* * *

На следующий день Александр Христофорович отправил Жоржа в действующую армию.

– Будет обидно, если Константинополь возьмут без тебя. Наши уже в восьмидесяти верстах от столицы.

Юноша помялся.

– Вы усылаете меня специально, чтобы без помех выдать Елену Павловну замуж за князя Белосельского?

Отец нахмурился. Так что стало ясно, лучше бы Жорж откусил себе язык.

– А если бы и так? Какие, сударь, вы имеете возражения?

«Я ее люблю!» – кричало лицо молодого человека.

– Рановато в амуры ударились, – отрезал Бенкендорф. – Право на брак надо еще выслужить. Полковниками порядочные люди женятся. Полковниками. Лучше генералами, как Оффенберг.

Жорж опустил глаза.

– Белосельский молод. У него состояние, – смягчился отец. – Титул. Имя. А у вас? Даже личного дворянства пока нет.

«О тебе же, дураке, я и забочусь. Потому и отправляю в армию. Выслужи, ну выслужи хоть что-нибудь, чтобы я потом мог орденок… лишний чин… С состоянием как-то разберемся».

– Она его не любит, – упрямо мотнул головой Жорж. – Вам ли, женившемуся по своему выбору, меня не понять?

Александр Христофорович поднял глаза, и последние слова закипели, как вода, на губах у юноши. Жжется!

«Если бы в младых летах мне позволили жениться по любви, ты бы сейчас носил мое имя». Да, потом он полюбил Лизавету Андревну. Но Жоржина… вечная заноза, которую не вытащить из сердца.

– Я повторять не стану. Вы, Георгий Александрович, едете на Балканы, – отчеканил отец. А потом добавил уже куда снисходительнее: – Пока о свадьбе Оленки речи не будет. Нам бы Катькин хоровод расхлебать.

У Жоржа отлегло от сердца.

– А полковник Александер? Что будет с ним? Он мне очень помог в Москве. Многому меня научил…

– И что? – фыркнул начальник III отделения. – Государь теперь должен принять его чином выше в русскую армию?

Такого Жорж, конечно, не ожидал.

– Твоему невольному другу теперь и дома будет несладко, – сообщил Александр Христофорович, откидываясь на спинку стула. – Он ведь служил Ост-Индской компании. Хотелось бы и в Лондоне его как-то оставить за нами. Связать с нужными людьми в посольстве. – «С сестрой…» – Жаль, он тут ни в кого не влюбился.

– В Татьяну Борисовну Потемкину, – выпалил Жорж. – В добрейшее чудо всей Москвы. Просто бредил о ней ночами. Именно она по его просьбе отрядила холопов, чтобы бабушка Бибикова… ну вы знаете.

Бенкендорф задумался. Интересный вариант.

– А она сама к нему как?

Жорж пожал плечами.

– Явила благосклонность. Один раз.

Отец кивнул:

– Ладно, я подумаю. Что до него самого, то сейчас его вернут в крепость. О, в хорошие условия. В комендантский дом. Скоро будет подписан мир с турками, и в ознаменование радостной вести… полковника передадут их посольству. – Бенкендорф хлопнул сына по плечу. – Скачи быстро, а то война кончится.

Он выхлопотал Жоржу право метнуться с эстафетой к Дибичу. Тогда все кони на подставах будут его.

– Спину береги. Затекает. И если чувствуешь, лошадь сильно дышит – ноги из стремян. Начнет заваливаться – прыгай.

Перед отъездом юноша навестил сводных сестер. Катя была страшно довольна сама собой. За полет на шаре ей не влетело ни от отца, ни от матери. Более того, именно ее свадьба выдвинулась на первый план. Оленка молчала, смотрела в пол и только в конце разговора подошла к нему, пожала руку и потребовала:

– Возвращайтесь скорее.

* * *

Накануне полковник Александер, которого уже водворили в крепость, имел беседу с доброй леди Эмилией Макдональд. В Персии Джеймс часто бывал в доме покровителя. Теперь он уговорил Бенкендорфа разрешить ему свидание с ней перед самым отъездом в Петропавловку.

– Никто не узнает о моем визите. Но если я сделал для вашей страны хоть что-то полезное, позвольте мне засвидетельствовать ей почтение.

– В чем состоит моя польза? – спросил шеф жандармов. – Леди Эмили уже все рассказала государю и государыне. Ей была дана небывалая аудиенция.

– Да? – хмыкнул Александер. – И что? Вы теперь знаете имя убийцы? Настоящего подстрекателя? Кто он?

Бенкендорф молча разглядывал англичанина. Госпожа Макдональд рассказала только то, чему была свидетельницей.

– Вы плохо знаете моих соотечественников. Чужим они не открываются. Ей пришлось очень трудно в Персии, но, могу поспорить, она говорит о половине жизни, проведенной там, как о затянувшейся прогулке.

– Хорошо, – кивнул Бенкендорф. – Возможно, она назовет вам имя виновного, которого мы, не без вашей помощи, уже вычислили. Нужно только прямое подтверждение. Где гарантии, что вы назовете его мне?

– В чем моя выгода? – в свою очередь, осведомился Александер.

Бенкендорф задумался.

– Вы хотели бы снова встретиться с графиней Потемкиной? Быть может, не здесь? В Италии? На водах? Там наши дамы раскованнее и благосклоннее. Не так строги к иностранцам.

– Она туда собирается? – голос выдал полковника.

– Ее интересуют античные руины. Я мог бы сообщить вам через сестру княгиню Ливен, когда Татьяна Борисовна отправится в Ливорно. Если вы, конечно, согласитесь поддерживать контакты с нашим посольством.

Что толку? У скромного полковника все равно не хватит денег посетить Италию. Тем более воды.

– Об этом не тревожьтесь. Посольство располагает нужными представительскими суммами. Моя сестра княгиня Ливен нуждается в знатоке персидских дел…

Александер понимал, что его откровенно вербуют. И не то чтобы не имел сил отказаться. Не имел особых резонов. Он никого не предавал. Напротив, на родине, где восторжествовало воинственное самозапугивание, к нему отнесутся с подозрением только потому, что считают «ост-индцем».

– Пока мои действия не вредят Англии, я готов поддерживать с вами контакты, – вслух сказал он. – Под вредом я понимаю войну. Как прямую, так и опосредованную, через другие народы, используемые для противостояния. В настоящий момент премьер-министр герцог Веллингтон наносит Британии ущерб, и я готов действовать против его методов.

Александр Христофорович сложил пальцы. Странный народ! Даже понятие предательства – такое простое у нас – для них обтекаемо. В России нравится, не нравится то, что делает государь, – служи. Таков долг дворянина. Нарушил присягу – пулю в лоб, под барабанный бой или без него. У них же, если твое мнение не совпадает с мнением правительства и ты противодействуешь ему, уже половины, а то и всей вины нет. Хитро. Скользкая публика!

– Я разрешаю вам навестить леди Эмили, – кивнул он. – Принесите мне имя.

Александер не был уверен, что достойная супруга покровителя знает то, что надо. Но, увидев его, дама вскрикнула и зашлась слезами.

– Как вы давно уехали, Джеймс! Вы счастливец! Вы ничему не были свидетелем.

Полковнику пришлось проводить ее до кресла.

– Я никогда не думала, что такое возможно. Мы жили в Тебризе так хорошо, так мирно. Я привыкла чувствовать себя дома. Бедная Нина Грибоедова! Она была беременна. У нее был жар. Я думала, она не выживет.

Как все чудовищно! Жена старого покровителя плакала у него на руках. Сбивчиво рассказывала о случившемся, а потом вцепилась в ладонь гостя и выдохнула:

– Это Макнил. Доктор Макнил все устроил. Вы же знаете его подлости. Его лживый нрав. И самое ужасное: ему верят. Покровительствуют в Лондоне. Мы с мистером Макдональдом скоро покинем свой дом в Тебризе. А вот Макнила рано или поздно назначат полномочным послом. И не от компании. Тут мы еще что-то могли бы сделать. А прямо британского правительства.

«Очень дурно», – подумал полковник.

– Он будет провоцировать персов к войне. Только страх их сейчас удерживает. Он подбил шаха Фехт-Али. И, что еще хуже, шах даже не поделился с принцем Аббас-Мирзой, своим наследником. Потому что Аббас собирался в Петербург. Тут все и случилось. Бедная компания! Как она теперь будет торговать на такой неспокойной территории? А ведь все наши сбережения в акциях.

– Русские не хотят войны, – заверил Александер. – И не начнут ее первыми. Потому Макнил и спровоцировал персов.

– Мой дом, мое правительство хочет лишить меня пропитания на старости лет, – констатировала леди Эмили. – В это с трудом верится. Но чего-то подобного я ожидала всю жизнь.

Александер провел у почтенной дамы весь вечер. Попросил никому не говорить об их свидании и заверил, что вскоре они встретятся в Англии.

– Дай-то Бог! – добрая леди с трудом рассталась с ним.

Вечером уже из крепости он попросил передать записку шефу жандармов, где нацарапал только одно слово: «MacNeil». Макнил! Как они и предполагали. Скоро станет новым послом в Персии, а потому с убийства полномочного министра генерала Грибоедова провокации только начались. Но отнюдь не закончились.

* * *

Фаль все-таки принял Шурку. Он сам рисовал план парка, сам прокладывал дорожки, катая валик. Небольшой дворец в модном готическом стиле поднялся выше первого этажа, а во флигелях уже можно было жить. Жаль недолго. Меньше недели. Но Александр Христофорович старался об этом не думать, ходил на водопад. Пена сама низвергалась с невысокого гранитного утеса. Не Ниагара. Но ему хватит. Здесь находила его Лизавета Андревна. Вместе они шли на взморье и гуляли по утрамбованной ветром косе.

– Ты обижаешься на меня, мать? – раз спросил муж.

– Бывает, – кивнула достойная дама.

– А как прощаешь?

Она глянула в его лицо, на котором было написано: вот бы не уезжать, пропади все пропадом – и сказала только:

– Очень хочу.

Двусмысленность этой фразы в другое время посмешила бы Шурку. Но теперь он понял ее, как была сказана: «Хочу прощать, хочу остаться. Ну и тебя, конечно, пес приблудный, хочу. Что ж тут делать?»