Текст книги "Загадать желание"

Эпилог

Солнечный свет лился в незавешенное окно. Карина сидела на моей кровати, покачивая ногами, обутыми в пушистые фиолетовые тапки. Родители требовали для нее отдельную палату, но здание больницы было переполнено. В нашей палате стояло семь коек, да еще прикатили две дополнительные. Мне повезло больше всех – досталось местечко под окном, и поэтому Карина предпочитала проводить время, сидя у меня в ногах и поглядывая за капельницей, чем лежать на своей койке у самой двери.

В трех городах для вернувшихся из другого мира выделили по больнице, в которых нас тут же закрыли на карантин и обещали продержать не меньше месяца. После того, как мы с Алиной загадали желание, люди одновременно появились по всей стране, в разнообразных, самых неожиданных местах – кто-то посреди торгового центра, кто-то – в чистом поле… Где нашли меня – я не знала, потому что была без сознания и еще целую неделю пролежала здесь, не приходя в себя.

Едва открыв глаза и сообразив, что нахожусь в больнице, я стала спрашивать про Ариса, но врачи то ли ничего не знали, то ли не хотели мне рассказывать. А Карина сказала, что вместе с Володей, которого поместили на этаж ниже, обошла все палаты, но брата так и не нашла.

– Может, он в одном из закрытых боксов? – предположила Карина. – Или его в другую больницу отвезли?

Она ведь не знала, что я так и не смогла уговорить Ариса вернуться. Что в последний миг, перед тем, как загадать желание, я увидела за своей спиной не человека, а Хозяина тополиной рощи.

Через несколько часов после того, как я очнулась, пришел первый посетитель. В защитном костюме и прозрачной маске Андрей Петрович Кожухов смотрелся настолько странно, что в первый миг я запаниковала. Но соседи по палате уже привычны были к такому виду посетителей и лишь приготовились слушать наш разговор – хоть какое-то развлечение.

– Где Арис? – это я спросила раньше, чем сообразила поздороваться – было не до приветствий. – Скажите, он вернулся? Он здесь?

– Евгения, давайте мы с вами договоримся вот о чем: сперва вы ответите на мои вопросы, а потом я отвечу на ваши.

«Договоримся, договоримся», – отголоски чужих голосов пронеслись в памяти. Я согласилась и рассказала обо всем, что случилось после нашей беседы в милицейском отделении, когда Андрей Петрович показывал нам фотографии убитого стеклодува. И о своем договоре с тварями Пустоши, о том, как Арис спас меня, пожертвовав собой, и как я отдала имя Огненному, пытаясь его вернуть. И, наконец, о том, как мы с Алиной загадали желание.

– Хм, все еще сложнее… – Кожухов ненадолго задумался, привычным жестом попытался тронуть подбородок, но вместо этого наткнулся одетой в перчатку рукой на маску и усмехнулся. – Так значит, ваша подруга сама решила остаться? И, возможно, кто-то из тех, кто не вернулся, выбрал жизнь в том, другом мире?

Я кивнула.

Наше с Алиной желание позволило каждому сделать выбор, и я уверена была, что колдунья Василина из Высокого Берега по-прежнему шьет кукол и вяжет шарфики, сидя в просторной горнице их с мужем дома. А встреченная нами в Хмельках старушка, забытая детьми и внуками любительница роз, поселилась в одной из деревень предгорья. И, хотелось надеяться, Андрей Шургин остался со своей женой Настасьей и поможет Фоме заново отстроить поселок на месте сгоревших дотла Хмельков.

– Вы обещали мне сказать, что с Арисом, – напомнила.

– Он… здесь.

Несколько мгновений я всматривалась в лицо за маской, боясь поверить.

– Где?

– Этого я вам сказать не могу, Евгения, – и поднял руку, предупреждая мое возмущение. – Нет, я не собираюсь долго прятать его от вас, но – вы на карантине, помните? А Валентин Дмитриевич был нами изолирован как источник особо ценой информации, и после того, что вы рассказали, у меня есть все основания оставить его в условиях строжайшего карантина. Вы ведь не отрицаете процесс физического перевоплощения? Попробуйте-ка объяснить нашим врачам, что всему виной некое волшебство и отданное в залог имя.

Карина за спиной Кожухова зло сощурилась.

– Где мой брат? Скажите, вы же обещали!

– Я не хочу, чтобы вы пытались с ним встретиться, – Андрей Петрович повернулся к ней, из-за громоздкого комбинезона вышло неуклюже. – Это ни к чему не приведет, а лишние неприятности ни мне, ни моим людям не нужны… Он жив, но пока без сознания. Если все будет хорошо… я имею в виду, если он благополучно придет в сознание, то после допросов и снятия карантина у меня не будет никаких оснований его задерживать.

Он отодвинул стул и поднялся.

– Спасибо, что согласились со мной поговорить, Евгения. Выздоравливайте.

Родителей к нам не пускали. Вообще не пускали никого, кроме врачей и сотрудников спецслужб. Чтобы поговорить с нами, родным приходилось записываться в очередь на сеанс видеосвязи. Сначала с моей мамой говорила Карина, а когда я, наконец, смогла сама доковылять до видеофона, попросила привести Алинкиных родителей. И на следующий день, глядя в серо-зеленый экран, в осунувшиеся и усталые лица тети Лены и дяди Сережи, сообщила им о решении Алины. И о том, почему она выбрала остаться. Мать моей подруги помнила Леона, и я надеялась, что это хоть немного поможет ей смириться.

Володе в нашу женскую палату заходить было неудобно, поэтому встречались мы в коридоре.

– Валечка наверняка в закрытом блоке на третьем этаже, – уверенно говорила Карина. – Вы ведь были вместе, когда загадали желание? Значит, он должен быть в этом городе.

– Его могли увезти в какую-то закрытую больницу, – предполагал Володя.

Я слушала их догадки, поддерживая планы Карины по разведке и проникновению в боксы, соглашалась с возражениями Володи – только бы не думать о том, что Кожухов мог меня обмануть.

Ариса не было.

Не было рядом.

Неизвестно – где он и что с ним.

И в самом ли деле со мной в этот мир вернулся именно Арис.

* * *

День был солнечный, покрашенные в унылый серо-синий цвет стены казались бирюзовыми. Соседки по палате занимались своими делами – кто читал, кто вязал, кто спал, отвернувшись к стене. Родители передали мне вместе с вещами несколько книг, но я не могла заставить себя читать и смотрела, как старая ива за окном колышет ветвями.

Новости просачивались к нам через родных: оцепление вокруг Иванцово и Солончака до сих пор не сняли, но люди видели издалека пустые дома и вышки в покинутых городах. А черные скалы исчезли, как и те странные твари из неизвестного мира, превращавшие землю вокруг себя в безжизненную Пустошь… Карантин стал менее строгим. К нам по-прежнему никого не пускали, но и врачи, и сотрудники Кожухова уже не носили эти громоздкие комбинезоны, а ограничивались сменной одеждой и обычными масками.

– Нас здесь целый месяц продержат? – вздохнула Карина, усаживаясь мне в ноги. – Две недели прошло, значит, осталось еще столько же…

Дверь открыли рывком, молодой человек в белом халате быстрым шагом приблизился к моей кровати и протянул мне самый обыкновенный мобильный телефон.

– Что? – растерялась и одновременно испугалась я. – Кто там?

– Андрей Петрович просил…

– Евгения, – сказал знакомый голос в трубке. – Я хочу, чтобы вы с ним поговорили. Вряд ли он вам ответит, но попытайтесь… Что угодно, просто чтобы он слышал ваш голос. Я включаю громкую связь… Ну, говорите же!

– Арис? – я расслышала лишь какой-то шорох, стук, и дрожащими пальцами вцепилась в телефон. – Арис, это я, Женя! Ты меня помнишь? Арис!

Хрип и тяжелое дыхание…

Я звала, кричала. Отмахнулась от медсестры, которая пришла менять лекарство в капельнице, выдернула катетер из вены, чтобы не мешал.

– Арис, ты меня слышишь?

А в ответ изредка лишь ровный голос Кожухова:

– Говорите, Женя, говорите…

Связь отключили, не предупредив. Я неподвижно смотрела на телефон, и подняла голову только когда мужчина в халате забрал мобильник из моих рук. Соседки по палате, замерев, смотрели на меня, но, встретив взгляд, поспешно отворачивались, опускали глаза, делая вид, что увлеченно заняты чем-то своим.

– Женя, – жалобно позвала Карина, – что там? Что случилось?

Я спрятала лицо в ладонях.

Сотрудник Кожухова просидел в нашем отделении до вечера. Пару раз звонил начальству, выходя в коридор, и Карина ходила за ним, словно собиралась ни за что не выпустить из отделения. Пришел Володя. Затею Арисовой сестры по захвату заложника не поддержал, но уселся под стенкой у лестницы, наблюдая за неожиданным визитером и прислушиваясь к его телефонным разговорам.

Парень остался в отделении до утра, и незадолго до того, как медсестра начала развозить завтрак, позвал меня из палаты.

– Да? – я взяла телефон почти испуганно. – Да, я слушаю?

Молчание было долгим, слишком, и множество мыслей и предположений успело пронестись в моей голове, прежде чем в трубке послышалось тихое:

– Женька?

– Арис? – спросила шепотом, не веря собственным ушам. А потом заорала на весь коридор: – Арис, Арис, это ты?

– Я.

Я розревелась, пыталась что-то сказать – и не могла.

– Женька, не надо. Не плачь.

– Арис, это правда ты?

– Правда, – кажется, он улыбнулся. – Жень, ты… как там? С тобой все хорошо?

Голос был слабым, и паузы между словами – словно не хватало дыхания.

– Да, да, со мной все в порядке, – говорила торопливо, стараясь не всхлипывать в трубку. – И твоя сестра, и Володя – с ними тоже все хорошо. А ты? Как ты? Что с тобой? Арис… это правда ты?

– Хорошо, – невпопад ответил он, что-то зашуршало, я услышала голос Кожухова:

– Итак, Валентин Дмитриевич, вашу просьбу я выполнил, – и мне: – Спасибо, Евгения. До свидания.

* * *

Карантин продлился четыре недели и три дня. За это время мне больше не удалось поговорить с Арисом, ни тем более встретиться, и я перебирала воспоминания о нашем коротком телефонном разговоре со смесью радости и страха. Когда родители забирали меня домой – нам предстояло еще три часа провести в автомобиле – я встретила Кожухова в вестибюле больницы.

– Арис все-таки здесь, – теперь я в этом не сомневалась.

Андрей Петрович лишь улыбнулся.

– Я даю вам честное слово, что, когда мы его… выпишем, вам сообщат.

Спорить было бесполезно. По дороге к воротам я сказала родителям, что догоню, и, оставив их растерянно стоять на аллее, побежала обратно к зданию.

Окна закрытых боксов, забранные решетками, все выходили на одну сторону. В их зеркальной поверхности отражалось небо – а я так надеялась, что смогу увидеть хотя бы силуэт!.. Ну да ладно.

Сложила рупором ладони:

– Арис!

На мой крик в соседних окнах показались лица любопытных.

– Арис! – поднялась на цыпочки, помахала рукой, надеясь, что он увидит. – Арис, я тебя жду!

Знакомая комната с голубыми обоями и книжными полками во всю стену встретила меня чистотой и уютом. Привычные вещи, компьютер, тетради, ящик с косметикой, симпатичные статуэтки – кем-то по какому-то поводу подаренные, стакан с карандашами и фломастерами, мягкие домашние тапки… Ко всему приходилось привыкать заново.

Родители Алины больше не приходили к нам на чай. Зато несколько раз заходил Семен – его таки оправдали, и теперь он оформлял опекунство над своей восьмилетней племянницей, вернувшейся вместе с нами.

Почти каждый день звонила Карина. Встречаться часто мы не могли, потому что жили в разных городах, но девушка обещала приехать в гости, как только заново освоится в привычной жизни. Мать возражала против их отношений с Володей, но отец неожиданно встал на сторону дочери, заявив, что рассудительный и надежный Вова – очень даже хорошая партия для беспечной и еще не вполне повзрослевшей Каринки.

Разговаривая с сестрой Ариса, я постоянно вспоминала Алину. Наши с ней фотографии встречались мне повсюду – и в лежащем под крышкой стола альбоме, и за стеклом книжных полок. Хотелось позвонить подруге, узнать, как у нее дела, поговорить, я даже несколько раз набрала номер, хотя и знала, что не дозвонюсь.

Ведь в том мире больше не должно быть аномалий…

Выбор Алины я понимала, как никто – было бы страшно жить, искать свою вторую половину в этом мире, каждого нового знакомого сравнивая с Леоном, и понимая со всей ясностью и обреченностью, что такого, как он, не встретишь никогда.

И все же я часто думала, уж не совершила ли Алина ошибку, оставшись в мире, что еще недавно был на грани гибели. Эта мысль не давала покоя, и поэтому я почти не удивилась, когда увидела во сне широкую долину – далеко внизу, с высоты полета. Вереш – пожарище, где между остовами зданий копошились мелкие человеческие фигурки: суетились, работали, носили доски и бревна, белили каменные стены городской управы, восстанавливали обвалившиеся купола церкви. На север от Вереша зеленели свежей зеленью холмы, на востоке поднимались синими силуэтами горы, на западе блестела река, за нею – необъятные луга и дороги, по которым тянулись обозы возвращавшихся домой крестьян. А на юге, за узенькой речушкой с наново наведенным мостом, за рощицей и болотом – верхушки Заповедного леса, темно-зеленые в пятнах солнечного золота приближающейся осени… Тот, чьими глазами я смотрела, снизился, полетел ближе к земле, и я увидела множество людей на нешироком лугу между городом и лесом. Стол с разнообразной снедью, радостные лица, среди которых много знакомых – вот Вахтыр поучает молодых воинов, Андрей с Настасьей сидят в обнимку, Алексей Леопольдович и Фома перебирают разложенные на столе бумаги, в которых нетрудно угадать чертежи и рисунки зданий. А в стороне ото всех, на берегу реки – двое. Мужчина что-то говорит, девушка слушает, слегка наклонив голову, ее светлые волосы заплетены в косу, ветер легонько колышет вытрепавшиеся прядки. Эти двое крепко держатся за руки и одновременно поднимают лица к небу. Чешуя Огненного Змея отражается в глазах Леона, Алина улыбается мне и машет рукой. Говорит что-то, и мне кажется, будто я слышу ее голос:

– Женечке передай…

Рыжие искры летят перед глазами, я просыпаюсь с улыбкой.

– Доброй дороги, колдунья, – отзывается в памяти прощальное пожелание Огненного.

Узор из рыжих завитушек все еще украшает мое запястье, словно талисман – на счастье. Я надеюсь, что Всемил услышит, и мысленно отвечаю:

– Спасибо.

Две недели тревог и ожидания, встреч и разговоров. Заново привыкать к тому, что кроме кроссовок и мокасин есть еще туфли и босоножки, что можно не держать все необходимое в рюкзаке, собранном на случай исчезновения аномалии, не таскать в кармане спички и не пытаться запрятать в женскую сумочку коробок сухого горючего.

Хотя я по-прежнему пыталась, и в моей сумке, с которой я ходила по разным ведомствам, собирая документы, можно было найти еще и свечку, и несколько чайных пакетиков, и складной ножик, и запасной аккумулятор для мобилки… и множество других очень нужных мелочей. Мама грустно смеялась, но не возражала против такой запасливости – мне так было спокойней.

Мама Алины все-таки пришла к нам и долго сидела на кухне, выспрашивая про Леона, пытаясь убедить себя, что ее дочь действительно имела вескую причину не вернуться домой. Но так и не убедила.

– Любовь – это еще далеко не все, что нужно в жизни, – сказала она со вздохом. Моя мама согласилась бы, но… не сейчас.

Не при мне.

После возвращения домой каждый день, каждый час я ждала. Каждое утро, просыпаясь, надеялась, что сегодня… Выглядывая в окно, выходя на улицу, поднимая телефонную трубку. И, укладываясь спать, от всего сердца хотела проснуться среди ночи от звонка в дверь и увидеть его на пороге.

И порой мне казалось, что я схожу с ума и жду того, кого нет.

Я наконец-то сфотографировалась на новый паспорт, отнесла последние необходимые для восстановления документы, и с чувством выполненного долга возвращалась из магазина, нагруженная пакетами.

Утром человек на остановке показался мне слишком похожим на Ариса. Конечно, это был не он, и я так расстроилась, что решила на сегодня выкинуть из головы невеселые мысли и накупить фруктов и сладостей – в качестве лекарства от грусти. Шла через двор, покачиваясь на непривычных после долгого перерыва каблуках, вспоминала, все ли купила, засмотрелась на клюющих хлебные крошки голубей, улыбнулась кормившему птиц ребенку и наткнулась взглядом на фигуру сидящего на лавочке человека.

Остановилась.

С небольшой сумкой, лежащей у ног, одетый в самые обычные джинсы и спортивную ветровку, он сидел, сосредоточенно глядя на сцепленные пальцы рук. Потом провел ладонями по лицу. Обернулся. И резко поднялся с лавки.

Мои пальцы разжались, пакеты с громким шелестом упали на асфальт.

Арис, мой Арис… В непривычной одежде, с белой полосой нового шрама через правую скулу и бровь…

Он в мгновение оказался рядом. Несколько секунд стоял напротив, напряженно глядя мне в лицо, а потом разом сгреб в охапку, прижал к себе.

Вернулся, все-таки вернулся…

Арис молчал, зарывшись лицом в мои волосы. Я слушала его дыхание, подняв руки, гладила по голове, не замечая, как слезы стекают по щекам и капают ему на шею, сползая за воротник.

Мама открыла дверь и растерянно отступила от порога. Не стала ни о чем спрашивать – просто забрала пакеты и поставила чайник на плиту. А когда мы с Арисом остановились на пороге кухни, светлой от лучей клонящегося к западу солнца, негромко щелкнула замком входная дверь.

Мы остались одни.

После было многое.

Счастье – поначалу робкое, с оглядкой: уж не сон ли все это?

Чаепитие с родителями Алины, которые захотели узнать все об избраннике своей дочери от его лучшего друга.

Поиск Арисом места в этой новой жизни, два месяца работы на стройке, а потом – звонок Андрея Петровича, и предложение, на которое мой Горыныч, подумав, согласился.

Неожиданное открытие, что не все колдуны утратили полученные в другом мире способности. Когда мы ездили на дачу, к Арису сползались змеи со всей округи, мама сперва пугалась, потом привыкла.

Поездки в гости к Карине с Володей. Невзирая на протесты матери, девушка переехала к своему избраннику и продолжала учебу в институте, упорно игнорируя просьбы вернуться домой. А Володя частенько пропадал в кузнице у давнего знакомого, но не знал, сможет ли прокормиться ремеслом, и подрабатывал, как и прежде, охранником. Правда, уже на новом месте.

Короткий визит матери Ариса – не заметно было, чтобы Эвелина Георгиевна беспокоилась за сына, но она спросила, все ли у нас хорошо, и оставила визитку.

Сон, после которого мы с Горынычем отправились к родителям Алинки – поздравить с рождением внука.

Первые выходные у моря, когда Арис принес мне причудливую раковину – за нею пришлось нырять не один раз.

Первые несерьезные ссоры и первые бурные примирения.

Первые праздники на двоих.

Но все это было после.

А пока мы стояли на пороге маленькой кухоньки, не разжимая объятий, глядя друг другу в глаза и не решаясь ни на мгновение отвести взгляд.

– Арис, это правда ты?

Едва заметная улыбка в ответ:

– Правда.

– Вернулся?..

Стук сердца под моей ладонью.

– Вернулся.

Свистел, закипая, чайник, и щедро лилось в окна медовое золото солнечного света.