Текст книги "Уран"

Конец истории

Сентябрь выдался необычайно теплый и тихий. Город подсчитывал убытки после пожара. Дворец культуры почти не пострадал, ремонтировать пришлось только кровлю, на которую брошена была бутылка с керосином. В исполкоме часть комнат закрыли до весны, отделы разместили на втором этаже.

На Комбинате шло восстановление, работали в две смены. Сам Гаков по приезде из Москвы, где пришлось держать отчет перед новым министром, пропадал в цехах и на строительстве до позднего вечера, отменив для себя выходные.

Жена наконец не выдержала, заставила освободить воскресенье – заболеешь, загонишь себя. Спорить не стал, выспался. Выбрался на прогулку с детьми.

Березовая роща, посаженная три года назад на пустыре у реки, принялась. Деревья дружно пожелтели, сыпали нарядные листья на землю. Дети бегали, играли в салки, ворошили листву. Гаков с Идой присели на скамейку, вкопанную над обрывом, где с десяток старых елок бросали на воду синюю тень.

Арсений засмотрелся на елку, на подвижную дорожку из муравьев, которая тянулась по стволу. Трещина коры, словно река из сочащейся клейкой смолы, преграждала путь насекомым.

Приглядевшись, Гаков понял, что муравьи построили мост через смолистую преграду. Этот мост состоял из сотен, может быть, тысяч утонувших в смоле их товарищей. Теперь насекомые-труженики одолевали переправу по черным спинам и головам погибших, деловито бежали наверх и тащили вниз, в муравейник, какие-то съедобные частицы.

Гаков думал: человек наделен умом и душой, но отчего вершиной благородства и подвига для нас стало то, что муравьи исполняют обыденно, без всякой мысли о героизме, без оглядки на других? Послужить собственной жизнью для выживания сообщества, для будущего благополучия рода – не есть ли это естественная жертва живого существа? Именно в этом смирении, а не в гордыне эгоизма человек открывает свою природу. И каждая капля жертвенной крови, которой укрепился на своей земле народ, не потрачена даром. Каждый подвиг труда, каждая гибель для блага других составляет незримую летопись общей народной истории.

Ида проследила его взгляд. Услышала его мысль, а может быть, просто, думая о своем, улыбнулась. Тонкой рукой в серой перчатке накрыла руку мужа. Гаков закрыл глаза, подставил лицо закатному солнцу.

Не думать, что будет дальше. Просто жить своим делом, голосом совести, радостью каждого дня.

Ситцевая занавеска отгораживала уголок, где стояла кровать Насти. Здесь к подоконнику были приделаны доски, укрытые газетами и куском желтой свиной кожи. Кожа эта прежде служила крышкой чемодана, с которым путешествовал позер, презан, первый футурист Игорь Северянин. Чемодан износился, был отдан кому-то из соседей по даче в поселке Тойла, затем прислуге. Добротная вещь английской работы переходила из рук в руки, пока не сломались окончательно застежки, не истрепались углы, не разлезлась шелковая подкладка.

Настя, конечно, ничего не знала о прежней судьбе чемодана, разворачивая на еще крепкой коже тетрадь, в которую требовалось переписать строчки из учебника по Конституции СССР, пока еще не исключенного из программы.

 
Человеческое счастье
Это ты нам, Сталин, дал,
Ты его в законе нашем
Буква в букву записал,
И с тобой, наш ясный сокол,
Мы с дороги не свернем,
Мы в сердцах и на знаменах
Конституцию несем!
 

Настя писала аккуратным круглым почерком, макая перо в жестяную чернильницу. От окна тянуло холодом, на душе было неуютно.

Сегодня утром девочка прочла историю о том, как в маленьком городке близ западной границы СССР появился землемер. Он жил со своей внучкой, пионеркой Тамусей, не привлекая внимания соседей. И вот однажды поздним вечером Тамуся проснулась и заглянула в комнату дедушки. Она увидела, как землемер достает из подпола маленькую радиостанцию, с помощью которой он тайно передавал в Германию добытые им шпионские сведения. Оказалось, что дедушка Тамуси был капитаном германской службы, матерым шпионом, переброшенным в Россию для слежки за секретными объектами. Поняв, что он разоблачен, дед бросился на пионерку и задушил ее.

Ужас, охвативший Настю, когда она читала эти строки, не проходил до сих пор. Ее почти не утешало то, что германский шпион был расстрелян по приговору советского суда, ведь маленькая Тамуся уже погибла, пережив перед смертью несказанный ужас. Настя представляла, как ее шейку сжимают костлявые руки старика, и подгибала пальцы ног в самодельных тапочках, подошвы которых были выкроены из того же северянинского саквояжа.

Настя знает теперь, что инженер Воронцов – тоже бывший шпион. Он всегда один. По ночам что-то пишет в комнате. Вертит ручки радио. Папа не любит его, а мама любит очень сильно. Вчера они целовались в темноте, в коридоре.

Воронцов добрый, но всё же Настя немного побаивается его. Если будут жить вместе, как обращаться к нему? По имени-отчеству? Или Воронцов захочет, чтобы дети его называли папой?

Воронцов лежал в постели и читал книгу. Он так погрузился в чтение, что не заметил, как за окном север потемнел и покрылся тучами. Из этих туч нечто неслось на город: не то ливень, не то смерч.

Чайки раскричались и стихли. Настя подбежала к окну. Начиналась гроза.

«Оно близилось, и по мере того как близилось, время останавливало бег свой. Наконец земля затряслась, солнце померкло…

Полное гнева, оно неслось, буровя землю, грохоча, гудя и стеня и по временам изрыгая из себя какие-то глухие, каркающие звуки. Хотя оно было еще не близко, но воздух в городе заколебался, колокола сами собой загудели, деревья взъерошились», – читал Воронцов.

От страха, чтоб не оставаться одной, Настя села на кровать. Разбудила спящего Николку.

Воронцов захлопнул книгу.

«История прекратила течение свое».

Год 1953 от Рождества Христова подходил к завершению.

Год смерти Иосифа Сталина и казни Лаврентия Берии, год избрания Никиты Хрущева первым секретарем ЦК КПСС.

В этом же году в Вестминстерском соборе состоялась пышная коронация молодой королевы Елизаветы II.

А на Кубе революционер Фидель Кастро с горсткой единомышленников совершил свою знаменитую вылазку – нападение на казармы Монкада. Правительство Батисты доживало последние месяцы.

В этот год Уинстон Черчилль получил Нобелевскую премию по литературе с формулировкой: «За высокое мастерство произведений исторического и биографического характера, а также за блестящее ораторское искусство, с помощью которого отстаивались высшие человеческие ценности».

В США опубликован роман Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту».

Романтическая комедия «Римские каникулы» с Одри Хепбёрн и Грегори Пэком выходит на экраны и стремительно завоевывает зрительскую любовь.

Ассамблея Совета Европы на заседании в Страсбурге подписывает проект конституции для Европейского политического сообщества – будущего Евросоюза.

При Генеральной Ассамблее ООН по инициативе президента Эйзенхауэра создается Международное агентство по атомной энергии. Его цель – контролировать распространение ядерных технологий.

В августе 1953 года Советский Союз впервые в мире проводит испытание мощнейшей водородной бомбы. Создание этого оружия – результат огромных усилий и человеческих жертв. Но «Задача № 1» обеспечит безопасность страны на долгие десятилетия.

Эпилог

Ушла эпоха Сталина, при Хрущеве сменилось руководство республики, и Арсения Гакова отправили на пенсию. Возбудили унизительное дело в ОБХСС – мол, использовал служебное положение и материалы при строительстве личной дачи в Усть-Нарве.

В марте 1954 года было сформировано ПГУ – Первое Главное Управление Комитета Госбезопасности, и Алексей Воронцов принял предложение вернуться на службу в Отдел «К» – Управление контрразведки. Он женился на Таисии и увез ее с детьми в Ленинград. Преподавал немецкий язык, участвовал в подготовке нескольких контрразведывательных операций, которые затем вошли в учебники. Умер в год, когда советская страна принимала первую Олимпиаду, похоронен с почестями на Смоленском кладбище.

Таисия пережила супруга на много лет, подняла на ноги внуков, успела увидеть правнуков.

Сын, которого она родила в апреле пятьдесят четвертого, считал Воронцова своим отцом и носил его фамилию. Таисия так и не открыла детям правды.

Она и сама не знала, чье семя вызрело в ее чреве тем летом в год смерти Сталина. Ей то казалось, что мальчик растет сильным и крепким, как русский богатырь Арсений Гаков, то виделись в его лице черты Игната. Когда сын прибегал домой с разбитым носом или кидался ножичками в стену, со вздохом вспоминала мать отпетого жигана Лёньку Мая. Когда же видела упрямо сжатый рот, холодные глаза, ей представлялся однорукий рыцарь Юрий Аус.

А может, вопреки биологии, с плодотворным семенем в ее теле смешались души тех мужчин, что были дороги или враждебны, но так или иначе оставили зарубки на жестокой летописи ее судьбы. И доктор Циммерман, и начальник лагеря Азначеев, и убитый в лесу шофер Ищенко, и Алексей Воронцов, который стал хорошим отцом всем ее детям.

Советский человек, по-своему счастливый и несчастный, зачатый на сломе, на жесткой соломе эпохи, ее младший сын стал известным хоккеистом. На глазах всего мира его команда разгромила противника в суперсерии 1972 года Канада – СССР.

А может, он посвятил жизнь науке и участвовал в изобретении полупроводниковых гетероструктур, на которых основано действие современных компьютеров.

Мог он стать и летчиком-испытателем, как мечтал в детстве его приемный отец.

Впрочем, скорее всего, ничем особенным он не прославился. Работал младшим научным сотрудником в одном из НИИ, сочинял сентиментальные стихи и пел под гитару. Имел трофейный радиоприемник и по ночам в наушниках, чтоб не узнали соседи, слушал «Радио Свобода».

С началом перестройки, узнав о лагерях, доносах, массовых расстрелах сталинской эпохи, он начал стыдиться своего отца, полковника КГБ, хотя почти ничего не знал о его прошлом и о той работе, которой занимался профессор Воронцов. Миф об Уране – это история неблагодарных детей.

Может, это он погиб в октябре 1993 года, в Москве, при штурме «Останкино». Чью сторону он тогда защищал – бог весть. История не сохранила его имени.

Павлик, племянник Гакова, достиг высокого положения. В советские годы работал во Внешэкономбанке, удачно женился. После перестройки стал видным предпринимателем, банкиром – человеком новой формации, на которых в то время возлагалось так много надежд. В начале двухтысячных отошел от дел, последние годы провел в собственном замке в Нормандии. Он не скрывал своих политических пристрастий, немного помогал деньгами оппозиционным лидерам, охотно раздавал интервью, ругая советское прошлое и обвиняя нынешние власти в стремлении к имперскому реваншу.

Настя, дочь Таисии, стала профессором филологии и под фамилией мужа написала известную многим студентам монографию о поэтах Серебряного века. Благодаря ей многие имена вновь поднялись из забвения. Особенное место в ее исследованиях занимал поэт Игорь Северянин.

Урановый Комбинат был закрыт властями независимой Эстонии, но город сохранился почти в том виде, каким его задумал Гаков. Кленовые аллеи, березовая роща, кварталы двухэтажных домиков и парадная лестница, ведущая с обрыва к морю. Во Дворце культуры теперь устроен музей советского быта. Еще живы ветераны, которые помнят, как возводился Комбинат, как шли по улицам города первомайские демонстрации, а из репродукторов звучал голос большой и дружной страны. Благодаря этой памяти на доме, где жил Арсений Яковлевич Гаков, установлена мемориальная доска.

Эльзе Сепп отсидела в колонии для несовершеннолетних всего два года – суд принял во внимание ее возраст, адвокат смог доказать, что непосредственного участия в расправах девочка не принимала.

Тюрьма оставила ей в наследство больные почки, искривление позвоночника. На всю жизнь она осталась хромой. Но по прошествии времени Эльзе испытывала род благодарности за то, что жизнь так рано избавила ее от многих иллюзий и закалила характер.

В семидесятые годы она вернулась к тайной политической борьбе. Пользовалась большим уважением среди активистов национального освобождения. Там же встретила будущего мужа. После распада СССР госпожа Сепп стала депутатом первого независимого парламента Эстонии. Среди прочих ее политических достижений было увековечивание памяти героев сопротивления, эстонских «лесных братьев». Также она поддержала перенос на родину останков Альфонса Ребане, борца за свободу страны.

Ее сын также стал депутатом сейма, продолжив дело матери.

Эльзе так и не побывала в Москве. Ей часто снился лагерь, лай собак, женщины-заключенные, бредущие на работы сквозь утренний сумрак. Мстительная отчетливость памяти сохранила лоснящиеся лица особистов, мучивших ее в тюрьме. Эльзе помнила всё: голоса умерших братьев, руки матери, которая расчесывала ей волосы в бане. Оцепление возле бункера, страшную гибель своей семьи и юношу-комсомольца, который научил ее никогда и ни в чем не доверять чужакам.

Забыть ей удалось только запах дыма от костров со стороны нацистского лагеря Клоога. В сентябре сорок четвертого года этот дым долетел до их хутора. Мать закрыла окна и зажгла в плошке лампадное масло, чтобы отбить жирный, тревожный запах. Этот дым не задержался в памяти Эльзе, он исчез, как несущественная подробность, искажающая картину прошедших событий.

Эстония – Россия, 2019