Текст книги "На краю совершенного мира"

Глава 25

«И Бог оставил нас…»

Чей-то тихий, тающий в пространстве голос. Лисбет вырвалась из сна, разрезав криком замершую ночную тишину. Тело охватили жар и боль, а на глазах тут же выступили слёзы. Девушка откинула от себя одеяло.

Новый болезный порыв. Она схватилась рукой за колено, и вдруг пальцы увязли в чём-то жидком и липком. «Нужно встать… зажечь свечи». Лисбет попыталась подняться, но ноги тут же подкосились. Вскрикнув, она рухнула на пол, болезненно ударившись плечом о край тумбочки. Что-то зазвенело, затем упало вслед за ней. Лисбет почувствовала влагу на лице. Проклятое молоко. Она так его и не выпила. Лихорадочно пошарив руками в темноте, девушка нащупала упавшее блюдо. Боль усиливалась с каждой секундой. Лисбет казалось, что ей отрывают ногу, что она горит в огне и кожа вскоре начнёт плавиться, словно воск. Она закричала, скребя пальцами по полу. В голове лихорадочно проносились мысли. «Неужели это и есть смерть? Или просто пытка?»

Повернувшись на бок, девушка вновь дотянулась до больного колена. Что нащупали её пальцы? Гной? Кровь? Слёзы потоком лились по щекам. Всхлипы прерывали стоны и крики.

– Господи… нет… пожалуйста, хватит… – Лисбет предприняла попытку доползти до стола, где вечером оставила канделябр. Каждое движение доставляло страшнейшую боль. Она кричала и подтягивалась на руках, зная, что встать уже не сможет. Всё тело трясло, волосы взмокли и прилипли ко лбу.

Чувствуя, что теряет силы и больше не может терпеть, девушка растянулась на полу, прижавшись мокрой щекой к холодной поверхности.

– Помогите… кто-нибудь… пусть всё закончится, пусть закончится… – шептала она, стиснув зубы. Дыхание становилось прерывистым. В висках пульсировало. По коже струйками стекало нечто вязкое и тёплое. Девушка сжимала кулаки, затем вытягивала пальцы. Пыталась отвлечься на что угодно, кроме боли, но ничего не удавалось. «За что мне это? За что?»

Новый приступ боли заставил Лисбет закричать. Слышит ли её кто-то? Неужели она осталась одна в этом леденящем мраке? Неужели умрёт в муках и боли? «Почему это не закончится сразу? Почему смерть не может прийти во сне?» – думала девушка, не переставая рыдать. Она перевернулась на спину, чтобы увидеть белый потолок, но не разглядела ничего, кроме тьмы. Ночь пожирала каждый угол. «Быть может, я уже ослепла?»

Лисбет показалось, что боль начала проникать во все участки тела. Она зажмурила глаза, подумав о том, что так и не успела ничего сделать, не принесла никакой пользы, не стала свидетельницей революции, не увидела справедливости. Всё было напрасно. Её списывала со счетов болезнь, служившая наказанием за грехи, о которых девушка не подозревала.

– Я не хочу умирать… – произнесла она вслух, словно убеждая себя в этом. Если смерть – это ад, то почему бы не выбрать жизнь? Почему бы за неё не побороться? Но поздно, да… она сама всё испортила. Так необдуманно распорядилась собственной судьбой. Чувство досады захлестнуло её, смешавшись с приступом боли и вырвав из груди крик отчаяния.

В дверь постучались. Действительно ли это был стук – или разыгравшееся воображение?

– Лисбет, вы в порядке? Что у вас происходит?

Девушка стиснула зубы, вслушиваясь в знакомый, но такой далёкий голос.

– Лисбет, вы слышите меня? Откройте.

Стук повторился. «Это Вальтер. Он пришёл, чтобы спасти меня. Он пришёл…» Девушка вновь перевернулась на бок и стала отчаянно перебирать руками, волоча своё хрупкое тело по полу. Голова начала кружиться. Девушка захлёбывалась слезами, теряла понапрасну силы, пытаясь добраться до двери. Одно дело – доползти, но разве смогла бы она дотянуться до замка? Осознав своё бедственное положение, Лисбет вновь рухнула на пол, закрыв ладонями лицо. Настойчивый стук в дверь не прекращался.

– Прошу вас, отзовитесь. Лисбет, я слышал ваши крики.

– Мне так больно… – прошептала она тихо в темноту. – Вальтер, я не могу… не могу вам открыть. Я больше ничего не могу… я убила себя. – Новый порыв рыданий вырвался из груди.

– Лисбет, что происходит? Что с вами? Если не откроете, мне придётся выломать эту чёртову дверь.

Но Лисбет ему не ответила. Она утонула во мраке и боли, которая сковала её прочно, не давая шанса вырваться и спастись. Не хватало уже сил кричать – только тихо всхлипывать. «Наверное, так чувствуют себя раздавленные, но ещё живые насекомые». Девушка лежала на холодном полу комнаты, думая о том, как ничтожны люди и их жизни, как легко заставить кричать даже сильного и богатого, если причинить ему боль. «Как мы ничтожны и жалки перед лицом боли и смерти. Можем иметь всё, если захотим, но стоит на нас наступить, мы превращаемся в жалких червей, что, извиваясь, предпринимают попытку сопротивления в последний раз. Увы, конец всегда трагичен и неизбежен».

Лисбет почувствовала, что проваливается в пропасть. Её внезапно охватил холод. Где-то вдалеке послышался шум, мелькнул огонёк света. Она закрыла глаза прежде, чем Вальтер успел ей что-либо сказать.

Глава 26

Сбор оказался мероприятием трудового типа. Каждому сироте, заключённому в доме призрения, отводилась особая роль, место, где он трудился, чтобы заработать себе на дальнейшую жизнь.

Вместе с соседями по комнате Густава отправили на окраину города, туда, где находилась местная лесопилка. Мальчишки явно работали там давно, уже привыкли к установленным правилам, а на Густава смотрели свысока, как на ничтожество.

– Новенький, значит? Щупленький-то какой… – Высокий мужчина, один из местных рабочих, поправил берет, внимательно смерив Густава взглядом, затем указал пальцем на высокую груду беспорядочно сваленных поленьев. – Видишь? Таскай их к ребятам, пускай пилят. А ты потом аккуратно складывай в ряды. Смотри, чтобы опилками не засыпало. Понял?

Густав кивнул. Он ещё не знал, зачем всё это, никогда не занимался столь странным делом, но спрашивать у кого-либо боялся. Соседи по комнате ясно дали понять, что на жестокости не скупятся. Изнемогая от голода и усталости, мальчик поплёлся к куче древесины.

– Давай, шевелись! – крикнул ему Арлан, и это действительно заставило Густава идти чуть быстрее. Он схватился за ближайшее полено, чуть приподнял его и вновь опустил. «Тяжелее, чем кажется на вид». Густав поднял голову и поймал на себе пристальные недовольные взгляды. Поменяв положение, он стал катить полено к его первому пункту назначения.

– Ты что, крысёныш? Даже деревяшку поднять не можешь? – Арлан хмыкнул, недолго думая, с лёгкостью поднял полено, установил его между собой и Стефаном, затем взялся за край пилы. Густав наблюдал за ним с лёгким трепетом и восторгом. «Сильный», – подумал он.

– Чего встал? Пинка дать для скорости?

Опомнившись, Густав тут же направился к куче, чтобы успеть прикатить следующее полено. Так в работе прошёл не один час. Мальчик всё больше изматывался и замедлялся. Голова у него шла кругом, в нос забивалась пыль, в пальцы врезались занозы. Он делал всё, как ему сказали, а когда объявили обед, едва не упал и не расплакался от счастья и отчаяния. Покормят ли его здесь? Как выяснилось, да. Еда немногим отличалась от того, что было на отшибе: хлеб, кусок твёрдого сыра, вода. Но здесь никто не отнимал последний ломоть, не дрался за крошку. На обед хватало всем.

Сначала Густав даже не поверил в свою удачу. Он смочил пересохшее горло небольшим глотком, долго крутил хлеб в руках, прежде чем решился откусить в первый раз. Желудок болезненно скручивало. Густав съел половину кусочка и почувствовал сильную тошноту. Он отвернулся прежде, чем его вырвало на траву. Мальчишки в отвращении сморщились.

– Крысёныш, что за гадость? Фу… какого дьявола ты творишь?

Густав только почувствовал, как трясёт тело.

– У вас там всё в порядке? – поинтересовались взрослые рабочие.

– Да, – с презрением отозвался Арлан, – у нас всё замечательно. Еда, конечно, не кулинарный шедевр, но, чтобы не сдохнуть, сгодится, да, крысёныш? Или что ты там привык есть?

Густав не знал, как объяснить ситуацию. Проблема была не в еде, а в том, что он слишком долго не ел – и теперь организм отвергает пищу. В глазах начало темнеть. Тело охватил озноб.

– Эй, ты что? – только и услышал он, прежде чем приложился лицом к земле и потерял связь с окружающим миром.

* * *

Очнувшись, Густав увидел перед собой белый потолок. Нечто мокрое и тяжёлое лежало у него на лбу. Подняв руку, мальчик смахнул противно пахнущее полотенце и попытался привстать, однако слабость и головокружение заставили его лечь обратно.

– Что, прилив сил почувствовал? – раздался голос откуда-то из угла комнаты. Густав повернул голову, чтобы разглядеть в дверях стройный девичий силуэт. «Ангел?» – промелькнула мысль в его сознании. Девочка переступила порог и вошла с гордым неприступным видом. На ней был строгого покроя чёрный сарафан. Тёмные как смоль волосы собраны в тугие косы. Тонкие черты лица, бледная кожа, лебединая шея. Она подошла ближе, взяла в руки мокрое полотенце, затем приложила ладонь ко лбу мальчика. Густав почувствовал прохладу её руки. Девочка слегка прищурилась.

– Ещё горячий. Не пытайся подняться, а то станет хуже. Я принесу новое полотенце.

– Я… я в порядке, – запинаясь, проговорил Густав, внимательно наблюдая за девочкой, которая была примерно ровесницей Ингольфа. Она нахмурилась, но даже суровый вид не испортил природной красоты. Густав подумал о том, что прекраснее никого никогда не видел. Быть может, это место всё-таки рай?

– Был бы в порядке, не пришлось бы ребятам тащить тебя втроём с лесопилки. Святой очень долго сыпал ругательствами и проклинал тебя на чём свет стоит.

Густав почувствовал, что его снова мутит. Так она знала Арлана и его товарищей? Неужели была как-то связана с этими отвратительными людьми?

– Сказал, что влетит тебе, когда поправишься, так что особо не спеши. Отлежись, пока разрешают, восстанови силы. Ежели бить будут, опять сюда попадёшь. Слабаки здесь не в почёте. Кстати, сразу, раз ты новичок, скажу. В этом месте существует только два типа людей: те, кто управляет и те, кем управляют. Но, как бы то ни было, лишения терпят и те и другие, и те и другие лишены статусов, богатств, семей, может, даже смысла жизни. Разница в том, что кто-то нашёл этот смысл в этих стенах и сумел повести за собой людей, а кто-то как ты… просто терпит побои. Никто не спасёт тебя, если сам не захочешь выжить.

– А ты?

Девочка уже собиралась уйти, но вопрос Густава её остановил.

– Чего?

– Ты из какого типа?

– Ты что, тупой? – На лице красавицы отразилось презрение. – Стояла бы я здесь, если бы была подобна тебе? – С этими словами она вышла из комнаты, забрав с собой полотенце и оставив Густава в полном разочаровании. «Значит, она одна из них. Такая же омерзительная, как и мои соседи по комнате, такая же жестокая. Или нет? Почему она зашла сюда? Почему приносила мне полотенце? Зачем сказала всё это? – Множество вопросов, возникающих в голове, оставались без ответа. – Может, она притворяется? Она ведь не может быть злой, никак не может. Такая красота не несёт в себе ничего плохого. Кто же она? Как её имя?»

Густав вновь почувствовал слабость, а вскоре провалился в сон. Ему снился отшиб, грязная холодная вода Лан и Ида с искажённым от злости и страха лицом.

Глава 27

– Идалия, читай, – приказным тоном велела Имоджин. Девочка уткнулась в текст книги и напряглась. Сегодня она не опозорится, не получит наказания. Труды Уильяма не будут напрасны. Поставив палец у первой строчки, Ида сделала глубокий вдох.

– П-р-о-с-т-о-р-ы н-а-ш-е-й з-е-м-л-и о-г-р-о-м-н-ы. – Она читала медленно, по буквам, выдерживая ещё большие паузы, чем Марк, но делала это с упорством, не свойственным ни одному из учеников. Все внимательно слушали, а Имоджин пристально наблюдала, временами заглядывая в книгу, чтобы удостовериться в правильности произношения.

– Достаточно, – сказала она, выслушав ещё пару предложений, – наконец-то ты сдвинулась с места. Видишь? Иногда нужен хороший толчок, чтобы получить результат. Продолжай в том же духе.

На похвалы Имоджин Ида не ответила, но в душе ликовала. Она смогла сделать это, смогла прочитать. Когда Вальтер вернётся, он будет гордиться её успехом. Девочка уже предвкушала сладость победы. Разумеется, она не собиралась останавливаться на этом. Она будет читать лучше всех, ей будут доверять больше всех. Да, она станет настоящей дамой, которую смогут ставить в пример. И Уильям будет ею гордиться.

Вернувшись домой, девочка быстро взбежала вверх по лестнице. Очутившись в комнате, она порылась под подушкой, достала оттуда смятый листок, небрежно вырванный из книги, и постучалась к Уильяму. Сначала ей никто не отвечал. Ида удивилась и постучала настойчивее.

– Уильям? Это я, открой.

Замок щёлкнул через пару минут. Взъерошенный заспанный мальчик появился на пороге. Комнату продувало сквозняком, а долетевший прохладный ветер колыхнул тёмные пряди девочки, стоявшей у двери. Ида украдкой заметила открытое окно и вспомнила, как однажды Уильям забрался в дом через него.

– Ну, чего тебе?

– У меня получилось! – радостно заявила она. – Имоджин похвалила меня!

– Здорово, я рад…

– Смотри, – Ида вытянула вперёд смятый листок, на который Уильям взглянул без особого интереса, – я вырвала его из книги твоего отца, когда мы ехали сюда. Он назвал это «Дух забвения».

– Никоэль Траст? И зачем ты это сделала?

– Чтобы узнать, о чём это, глупый. – Ида насупилась и, по-дружески оттолкнув Уильяма, вошла в его комнату, как в свою.

– Чтобы узнать, о чём книга, нужно прочесть книгу, а не страницу из неё. И кто из нас глупый? – Мальчик закрыл дверь, с недовольством посмотрев на то, как Ида устроилась на его кровати. Наличия посторонних людей в комнате он не переносил.

– Я этого не знала, но в любом случае хочу прочесть это.

– Читай, – фыркнул мальчик, – только не здесь. Моя комната не твоя обитель.

– Выгоняешь меня? – Ида слегка повела бровью. – Мы ведь только подружились.

– Мы не подружились, и никогда не подружимся.

– Снова пытаешься оградиться. Зачем? Ты одинок, Уильям, так же как и я. Одиноким людям нужно держаться вместе, чтобы жизнь в шкуре зверя не вцепилась в глотку. Понимаешь?

– Я вовсе не одинок, – возразил мальчик, – не сравнивай меня с собой, мы не похожи.

Ида только пожала плечами, опустила взгляд и стала присматриваться к строчкам смятого листа.

– О-н в-с-п-о-м-н-и-л е-ё л-и-к, л-и-к а-н-г-е-л-а и-л-ь д-у-х-а м-я-т-е-ж-н-о-г-о, н-о р-а-з-г-а-д-а-т-ь е-ё н-е с-м-о-г.

«Вновь и вновь он приходил в храм, чтобы увидеть её, но не обмолвиться словом, а только стоять и наблюдать, как небесный ореол окружает её золотистые волосы, как вырастают у неё крылья за спиной, разрушая сгустившиеся тени».

– И в эти мгновения он был по-настоящему счастлив и испуган, – внезапно продолжил Уильям. Ида подняла голову, взглянув в его холодные, полные боли глаза. – Она его не замечала, как не замечала никого, кроме божества, ласкающего словом. Она молилась тихо, а он слушал втайне. Сам не верил, не чувствовал, не желал знать иных сил, кроме красоты, находившейся рядом. Он был проклят раем, потому сторонился её, боясь обжечься, а сам умирал в мире дыма и копоти. Он был потерян и избит, ведь люди, подобные ему, не заслужили счастья.

– Ты знаешь, что здесь написано?

– Конечно, знаю. Приходилось учить эту сцену когда-то.

– Ты так красиво говоришь… Скажи, Уильям, о ком здесь говорится? Кто эта загадочная «она»?

– Дух забвения. Женщина, в которую влюблён главный герой.

– Помню, твой отец восхищался этим героем, но вот чем так необычна она? Я что-то не понимаю… – Девочка вновь пробежалась взглядом по строчкам. – Что такое божество? И чем эта женщина занималась?

– Раньше было модно верить в единого создателя – Бога, в то, что он сотворил мир. Существовало много храмов, где ему поклонялись. Некоторые существуют и сейчас, но нынче в моде рационализм. Люди уже не придают былого значения высшим силам. Всё строится на науке. Впрочем, для романтической литературы ещё характерны подобные персонажи.

– Интересно…

– Угу. Давай, иди к себе. Ты меня задерживаешь.

– Это в чём же? – удивилась Ида. – Чем ты намерен заниматься?

– Не твоё дело. – Уильям скрестил руки на груди и нахмурился. Девочка выпрямилась, медленно сворачивая страницу в руках.

– Ты снова хочешь уйти, да? Через окно?

– Нет.

– Можно мне с тобой?

– Нет.

– Почему? Куда ты сбегаешь?

– Возвращайся к себе в комнату, или я выкину тебя отсюда силой.

Ида помолчала несколько мгновений, затем обидчиво надулась и слезла с кровати. Уильям наблюдал за тем, как она неспешно идёт к двери, будто бы рассчитывает на милость, на то, что он разрешит ей остаться, но мальчик хотел, чтобы она ушла. Оказавшись в коридоре, Ида услышала щелчок замка. Кажется, Уильям никогда не начнёт ей доверять, не перестанет ненавидеть только потому, что судьба сыграла с ним злую шутку. «Божество, – подумала Ида, вертя в руках сложенный листок, – духи молятся божествам? Сложно, непонятно». Вернувшись в комнату, она решила снова перечитать этот фрагмент, а затем спуститься и спросить у Асты, быть может, ей известно что-то.

* * *

– Вам стало немного легче?

Лисбет болезненно выдохнула, повернувшись на бок.

– Боль отступила, но ведь это ненадолго, правда?

– Боюсь, что да. – Вальтер стоял рядом с кроватью и наблюдал за жуткими изменениями, произошедшими буквально за одну ночь. Бледное лицо, синяки под глазами, пот, выступающий на холодной коже. За одну ли ночь она так изменилась? Может, болезнь давно подрывала её? Губы Лисбет дрожали при каждом вздохе. Потускневшие глаза наполнялись слезами, но она не давала им воли. Девушка выглядела несчастной и умирающей, ибо молодость покинула измученное тело. На руках теперь просвечивались вены, узором напоминающие разряд мощной молнии.

– Я не хочу умирать, Вальтер. Мне так страшно… я думала, что ослепла, что падаю в пропасть, где меня ждёт ад.

– Вы не попадёте в ад, Лисбет. Для него вы слишком чисты.

– Пытаетесь успокоить? У вас не выходит.

– Простите.

Лисбет прикрыла глаза, что-то внимательно обдумывая. В комнатной тишине слышалось лишь её прерывистое дыхание.

– Мне так жаль, что я всё испортила… Вы не должны быть здесь сейчас.

– Вы ничего не испортили, – спокойно отозвался Вальтер, – наши товарищи следуют плану. На площади уже собирается народ.

– Я не смогу этого увидеть…

– Вам это сейчас не нужно. Успеете ещё наглядеться, когда вернёмся в империю.

– Нет, не успею. Я чувствую, что уже не поднимусь, Вальтер. Мне так страшно. Я не хочу быть прикована к постели, не хочу страдать от раздирающей боли… Я всего этого не хочу. – Из глаз девушки снова полились слёзы. Мужчина присел на край кровати и взял её влажную ладонь в свою.

– Успокойтесь, Лисбет, вы сильная. Вы ведь верите в себя. Мы все тоже верим.

– Я ни во что уже не верю. Я не та, кто может с этим бороться, но я не хочу умирать… я ещё молода, мне так страшно… Как только я представляю гроб, процессию, что меня опускают в землю и закапывают… – Слёзы градом полились из глаз, стекая по щекам и капая на подушку. Девушка зажмурила глаза. Вальтер сильнее сжал её руку.

– Не думайте о дурном, вы ещё живы и будете жить.

– Не с этой ногой… Вальтер…

– Послушайте…

– …Я согласна на операцию. Я согласна, как бы ужасно это ни звучало. Я хочу жить.

Мужчина, сочувствуя, кивнул.

– Т-ш-ш… Я понимаю, Лисбет, это тяжело, но вы делаете правильный выбор. Жизнь нам даётся только раз, потому её нужно беречь. Я рад, что вы поняли это и выбрали из двух зол меньшее. Изменить что-то мы можем, лишь пока живы. Мертвецам путь заказан.

– Я бы умерла, если бы смерть так сильно не пугала.

– Не говорите глупостей. Ваше время ещё не пришло. Первым же рейсом вернёмся в Рагон, и всё закончится. Вам больше ничего не будет угрожать.

– Почему в Рагон?

– Потому что моя клиника там, а ещё там ваш дядя. Он должен знать об этом, уже нет смысла скрывать.

– Он будет в ужасе, обвинит вас в том, что вы всё скрыли, будет добиваться наказания для нас обоих, не простит этого.

– Значит, так тому и быть. Я понесу наказание, если он захочет, однако я ни в чём не виноват, я не нарушил врачебной тайны, как вы того и пожелали.

– И я благодарна вам, Вальтер, – Лисбет утёрла слёзы свободной рукой, – благодарна за всё…

– Вам не за что меня благодарить. Вы многое вытерпели. Теперь, пожалуйста, отдыхайте. Я обо всём позабочусь. – Он поднялся на ноги, осторожно выпуская её ладонь.

– Мне правда жаль, что я всё испортила.

– Вы ничего не испортили, Лисбет. Отдыхайте.

* * *

– СВОБОДУ СЛОВА! СВОБОДУ ДЕЙСТВИЙ! ДОЛОЙ МОНАРХИЮ! ДОЛОЙ ИМПЕРИАЛИЗМ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ РЕСПУБЛИКА! СВОБОДУ И КОНСТИТУЦИЮ! ЗА РАВЕНСТВО ЛЮДЕЙ! ЗА ОБЩУЮ СВОБОДУ!

«Всё идёт как нужно. – Вальтер курил трубку, стоя на балконе и наблюдая за скоплением народа на центральной площади. Их было много. Они кричали громко, так, что временами голоса сливались в гомон, и слов было не разобрать. Царизм не слышал, но ведь это служило началом. – Они ещё увидят наши флаги. Страна… на что ты стала похожа? Почему чужою кажешься мне? От серого неба ли – или от воздуха, сжимающегося под гнётом абсолютной власти?»

Он выдохнул облачко пара. На мгновение расслабился, чтобы запомнить этот момент. «Сегодня восстал город, завтра империя».