Текст книги "На краю совершенного мира"

Глава 18

– Откройте учебники. Сейчас мы будем читать. – Имоджин обвела взглядом класс. Началась лёгкая шумиха: дети стали листать книги, тихо перешёптываться. Ида поерзала на стуле. Она осмотрелась, раскрыла учебник, купленный несколькими днями ранее, проследила за тем, сколько страниц перевернул толстяк, и сделала то же самое.

– Кто хочет начать?

Желающих было трое, но почему-то рыжеволосая обделила их вниманием. Она прошлась между рядами, взглядом выискивая подходящую кандидатуру.

– Марк? – Толстяк вздрогнул, когда Имоджин остановилась около него. – Начинай.

Мальчишка низко склонился над книгой, сопел над ней какое-то время, затем поставил толстый палец у верхней строчки.

– У…М…а…

Ида следила за тем, как брови толстяка то сходятся, то расходятся, в зависимости от сложности букв, которые он старался произнести правильно.

– …р…г…а…р…и…т…ы… – Щёки Марка приобрели ярко выраженный румянец. Из носа его медленно потекли сопли, которые толстяк тут же вытер тыльной стороной ладони, затем издал звук, похожий на хрюканье и продолжил. – …б…ы…л…о т…р…и б…р…а…т…а.

– Хорошо, – прервала его Имоджин. Мальчишка отодвинулся от книги и утёр кулаком нос. – Кто хочет продолжить? – И снова руки потянули три человека. – Идалия? – Девочка подняла голову, поймав на себе взгляд рыжеволосой. Имоджин внимательно смотрела на неё и ждала. Ида опустила взгляд. Она видела, где остановился палец толстяка, но смотрела на чёрные символы и ничего не могла прочесть.

Девочку охватило неприятное чувство, будто она была самой глупой во всём этом мире. Молча шевеля губами, Ида пыталась вспомнить наименование хотя бы одного символа.

– Ну же, читай буквы.

Ида продолжала молчать, не зная, как поступить. Даже толстяк смог прочесть это, а она выглядит настоящим посмешищем.

– Старший утонул в реке, среднего унесла хворь, а младший попал в лучший мир, – сымпровизировала она, не желая выглядеть глупо. Лицо Имоджин вытянулось в удивлении. Она внимательно пробежалась глазами по тексту учебника.

– Где ты увидела такое?

– Нигде. – Ида захлопнула книгу, чувствуя, что позора не избежать.

– Так дело не пойдёт. Открой учебник. Какие буквы из текста ты знаешь?

– Никаких.

– Ты не учишь того, что я задаю? Видимо, миссис Маргрит стоит составить с тобой диалог? Или наказание послужит лучшим уроком? Такое отношение к учёбе приведёт к твоему исключению. Пора бы взяться за ум, а я серьёзно поставлю об этом вопрос. – Имоджин недовольно хмыкнула и двинулась к соседней парте, попросив прочесть предложение ещё кого-то. Ида нахмурилась и скрестила руки на груди. Ей здесь совсем не нравилось.

Возвращаясь домой, Ида думала о листочке, вырванном из серой книги. Как же она прочтёт его, если не знает букв? И как она выучит буквы, когда так сильно отстаёт от класса? Ещё одного позорного наказания Ида терпеть не желала. Замечание Имоджин казалось ей несправедливым. Более того, Ида начинала завидовать Марку, ведь он, хоть и выглядел жалко, а всё-таки мог читать. Девочка крепче сжала ручку портфеля. Никогда прежде ей не доводилось носить с собой книг. Решив отвлечься от собственных мыслей, Ида стала рассматривать дорогу, дома, людей, проходящих мимо. Всё по-прежнему казалось ей новым, величественным, возвышенным. Девочка не уставала любоваться статными дамами и кавалерами, которые сопровождали их. Она верила, что её тоже ждёт такое будущее. «Вот закончу интернат – и тоже смогу читать, буду высокой и красивой. За мной обязательно будет ухаживать какой-нибудь юноша», – думала она.

Ида уже ходила без сопровождения Асты, чем несказанно гордилась. Это было ещё одним шагом на пути к новой лучшей жизни. «Всё не так плохо. Я теперь могу есть сколько влезет, спать на мягкой кровати, носить чистую одежду. Подумаешь, букв не знаю… Да многие ли их знают? Зато больше никто не бьёт, да и живу я в огромном доме, где, наверное, могли бы уместиться сотни», – с такими мыслями Ида подходила к уже знакомому имению, однако, не дойдя до него, остановилась. Внимание её привлекла необычная картина.

В кроне высокого дуба, растущего рядом с домом, мелькнула тень. Девочке хватило пары мгновений, чтобы узнать в ней фигуру Уильяма. Мальчишка вскарабкался по стволу, шагнул на широкую ветку и, удерживаясь за её ответвления, аккуратно стал продвигаться к окну на втором этаже. Ида внимательно наблюдала за действиями: он поделывал всё столь ловко, будто навык этот был давно отточен. Окно в спальню оказалось открытым. Держась за подоконник, Уильям осторожно вскарабкался на него, прежде чем попасть в комнату. Треснул какой-то сук. С дуба упало несколько листьев. Мальчишка вскоре скрылся, а Ида осталась стоять на дороге, анализируя увиденное: «Зачем Уильям залазил в комнату через окно? Хотел попасть туда необычным способом? Тогда бы это далось ему тяжело, однако он явно проделывал это и раньше. Почему он пользуется окном, а не дверью?» И тут Иду осенило. Она со всех ног побежала к лестнице, вскарабкалась на неё за считанные мгновения и стала яро колотить в дверь. Вскоре на пороге появилась Аста, на лице которой отобразилось лёгкое замешательство.

– Ты чего так колотишь? Я не глухая, – недовольно заявила женщина, но Ида не ответила ей. Она сиганула через порог, сбросила с ног обувь и, отчаянно хватаясь за перила, побежала на второй этаж.

Едва оказавшись у двери, ведущей в комнату мальчика, она бросила портфель на пол и стала активно стучать кулаками.

– Я видела, как ты сбегаешь, Уильям! Я всё видела! Открой сейчас же, или я всё расскажу! Я всё расскажу прямо сейчас! Слышишь? Расскажу, как ты сбегаешь!

Раздался щелчок. Ида смолкла, потому что дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял Уильям, растрёпанный, с грязным пятном на правой щеке.

– Ты чего орёшь, ненормальная?

– Я всё видела, – сказала Ида чуть спокойнее, – теперь тебе придётся пустить меня, чтобы я ничего не рассказала.

– Да что ты видела? – фыркнул мальчишка. – Как будто тебе кто-то поверит…

– Видела, как ты по дереву залазил в окно. И я расскажу об этом твоему отцу, он поверит, ведь причин для лжи быть не может. К тому же он любит задавать много вопросов. Я с радостью выдам ему эту информацию, если не впустишь меня.

Мальчишка прищурился, затем сдвинулся слегка вбок. Девочка, не теряя времени, юркнула за порог в предвкушении, ведь ей так давно хотелось увидеть, что скрывается по ту сторону двери.

Размерами, как и интерьером, эта комната ничем не отличалась от её собственной. Правда, пахло здесь чем-то неприятным. Стол у правой стены был завален разными железками, тюбиками, кистями. У противоположной стены стояло множество холстов, белых и расписанных. Ида замерла, вглядываясь в рисующиеся образы и пейзажи, где преобладали серые и красные тона. Они показались ей слегка жутковатыми. У окна стояла ещё одна незаконченная картина. На ней была изображена сидящая девушка в сером костюме, что склонилась над книгой с задумчивым видом. «Не та ли это девушка, которую я видела?» – подумала Ида, подходя ближе, чтобы рассмотреть детали. Тем временем Уильям закрыл за ней дверь.

– Почему я должен впускать тебя?

– Любопытно.

– Любопытные носы в конце концов отсекают.

– Это твоих рук дело? – поинтересовалась Ида, с интересом и удивлением рассматривая рисунки.

– Угу. Руками не трогай, масло долго сохнет.

Девочка приблизила лицо к полотну, понюхала его и решила, что столь неприятным запахом обладают именно картины.

– Почему ты рисуешь её? – Ида недоверчиво смотрела на даму в сером, вспоминая, как однажды пересеклась с ней взглядом.

– Она попросила. Её заинтересовало моё творчество, и я решил, почему бы и нет.

– А те картины в коридоре тоже твои?

– Нет.

– В доме нет твоих картин? Почему ты прячешь их? Почему запираешься здесь? Что заставляет тебя сбегать?

– Слишком много вопросов. Я не обязан тебе отвечать.

– Не обязан, но ответишь. Ты же не хочешь, чтобы о твоём секрете узнали отец или мать? – Ида беззаботно пожала плечами.

– Можно подумать, ты знаешь мою мать, – ответил Уильям с презрением, скрестив руки на груди.

– Разве не Аста?

– Нет, упаси… Она просто служанка. Я думал, ты не настолько глупа, чтобы не понять этого.

– Служанка? – удивилась девочка. – Что это значит?

– Она здесь работает. Прислуживает в доме, следит за порядком. Мне она никто, как и моему отцу.

– А в месте, где я жила прежде, не было служанок.

– Я не удивлён. – Мальчишка хмыкнул, недоверчиво следя за каждым движением девочки.

– Так, Уильям, расскажи, что не так. Почему ты сидишь здесь взаперти?

Мальчишка снова прищурился, явно не желая отвечать на вопрос, но назойливости Иде было не занимать. Вдруг она действительно бы всё разболтала? Если бы Вальтер не поверил и забыл об этом, всё могло обернуться в его пользу, но если девчонка права и это заинтересует отца?

– Потому, что я не ты. У меня нет свободы. Я даже не существую, как человек.

– Я тебя не понимаю.

– Здесь нечего понимать. Говоришь, твои родители умерли? Быть может, я предпочёл бы твою судьбу. Всяко лучше, чем быть единственным ребёнком, ненавистным собственному отцу. Знаешь, как ужасно просыпаться с мыслью, что о тебе никто не знает? Никто не знает о твоей боли, и, если ты умрёшь, никто не придёт на похороны. Отвратительно изо дня в день видеть только четыре стены, сидеть тихо и не дышать, если в доме гости, ведь никто не должен знать о существовании Уильяма, сына Вальтера.

– Почему? – Ида присела на край стула у стены, внимательно слушая мальчика.

– Мой отец – врач, а я – прямое свидетельство его ошибок. Я урод, инвалид. Моё левое ухо не слышит, да и глаз левый тоже не настоящий. – Уильям ткнул пальцем в искусственное глазное яблоко, что выглядело натурально, пусть и выражало стеклянную пустоту. Ида поморщила носик. – Как видишь, у меня недостаёт двух пальцев. Я вечно приношу какие-то неприятности. Что подумали бы люди о враче, который оказался не способен уберечь от увечий собственного сына?

– Разве это его вина? Как это случилось?

– О, это увлекательная история. Мне было пять лет. Мать страдала психическим расстройством: постоянно била меня, особенно когда отца не было дома. Знаешь, ей просто нравилось это делать.

Это отвлекало от жизненных проблем, помогало почувствовать власть над кем-то. Отец ничего не мог предпринять, чтобы помочь ей. Однажды мы ужинали, и я почувствовал, что мне нездоровится, отказался от еды, а она разозлилась и стала кричать. Мне правда было плохо, а мать, думая, что я неблагодарный мальчишка, решила меня проучить. Я ничего не успел понять. Она схватила вилку и воткнула мне её прямо в глаз, благо что не глубоко. Я никогда не испытывал боли более страшной, чем в тот день. Я погрузился в темноту и подумал, что это конец, слепота, вечный мрак. Даже не слышал собственного крика.

Первое время отец пытался помочь мне, но попытки не увенчались успехом. Он повредил какой-то нерв, и я перестал слышать левым ухом. Вскоре мать застрелилась, впрочем, отец даже не плакал на похоронах. Сначала он пил, проводил всё время со своими клиентами, спустя месяцы образумился и вновь стал уделять внимание мне. Я отправился учиться в пансион. Когда мне было десять, мы с классом поехали на экскурсию, на лесопилку. Тогда-то я по неосторожности и сунул руку куда не следовало. Оказалось, что лишаться пальцев ничуть не приятнее, чем глаза. В тот момент отец окончательно решил, что я – позор его репутации. Мы переехали в другой город. Меня закрыли в комнате, сказав, что для мира я не прихожусь сыном доктору Вальтеру. У него нет детей. Прелестно, да? – На лице Уильяма отразилась ироничная улыбка. – От меня отказался собственный отец. Он делает вид, что мы родственники, в этих стенах, может, надеется, что я прощу его, словно это возможно.

– Никогда не думал, что однажды тебе станет некого прощать?

– Нет. Всё это глупость.

– Я не удивлён. – Мальчишка хмыкнул, недоверчиво следя за каждым движением девочки.

– Уильям взглянул на незаконченный рисунок девушки в сером. – Периодически он сжигает мои картины, когда их становится слишком много. Не вешает в доме, чтобы никто не задавал вопросов. Он отлично играет роль уважаемого врача, даже открыл больницу в этом городе. Многие ему за это благодарны. Он позаботился обо всех, но не о своей семье. Даже ты – прямое доказательство этому. Кто ты вообще такая? Из какой глуши тебя вытащил отец, даже боюсь вообразить. Ты не сделала ничего, чтобы тебе всё досталось бесплатно. Видимо, отцу необходимо чувствовать себя ответственным и заботливым, а может, он преследует какую-то скрытую цель. В любом случае, он дал тебе больше, чем когда-либо мне. Он поселил тебя напротив, чтобы я видел, как кто-то другой проживает мою жизнь, а я так и остаюсь узником этих стен, никому не известным калекой без будущего. Думаешь, меня что-то ждёт? Я потерял даже собственное имя.

– Твоё имя Уильям, – поправила его Ида. Внезапно мальчишка расхохотался.

– Какая же ты глупая. Тебе ничего не понять. Зачем я только рассказываю эту историю? Ты же моя неизлечимая боль. Если бы ты только знала, как я ненавижу тебя каждый раз, когда мы вместе сидим за столом, когда ты уходишь в свой интернат. Заносчивая глупая девчонка, которая не заслужила того, что упало ей в руки.

Ида почувствовала, как в груди образуется ком обиды. Ослеплённый собственной болью, Уильям говорил о том, чего не мог знать. Разве он видел, чем она пожертвовала? Разве видел он, как она своими руками топила Густава ради этой жизни? Едва сдерживая слёзы, Ида поднялась со стула.

– Тебе больно, я понимаю, но ты отвратителен, Уильям. Ты говоришь о вещах, которых не знаешь, твою душу пожирает зависть. Я не желала занимать твоё место или место (здесь имеется в виду занимать именно отца, становить его дочерью, а не на его место) твоего отца. Мне всего лишь хотелось жить, как и другие, не драться за последний кусок хлеба, не слышать криков, не чувствовать боли. Я не украла твою жизнь, а всего лишь взяла своё. Если от ненависти ко мне тебе становится легче, то продолжай: злись, проклинай меня или своего отца. Я не думаю, что это изменит что-либо.

– Проваливай. – Уильям указал на дверь. – Я ответил на твой вопрос, а теперь оставь меня в покое, и не смей трепать языком.

Ида ничего не ответила. Она молча вышла из комнаты в полумрак коридора. На душе остался неприятный осадок. Чужая боль оказалась такой же ужасной, как и её собственная. «Почему? Почему даже в лучшем мире кто-то страдает? Разве так должно быть? Существует ли вообще место, где нет слёз и ненависти? Существует ли мир, не требующий жертв?»

Глава 19

За окном проносились пейзажи желтеющих полей. Лисбет наблюдала за ними не без тоски. Небо было мрачным: угрожающе нависли над миром грозовые тучи, предвещающие дождь. В груди что-то с болью сжималось. Девушка смотрела за проносящейся дорогой, за горизонтом, грубо отделяющим небесное царство от земного. Погружённая в размышления, она вслушивалась в стук колёс.

– Ломит суставы, – заговорил сидящий напротив Андерс, машинально сдавив колено костлявыми пальцами. Лисбет перевела взгляд на пожилого мужчину, под глазами которого легли глубокие тени. Отвлечься от собственной боли удавалось с трудом. – Верно, к непогоде, – тут же добавил он.

– В поезде нас дождь не застанет, – ответил Вальтер. Он удобно расположился на сидении рядом с девушкой, закинул ногу на ногу (был в новеньком чёрном костюме, который купил специально для поездки) и читал очередную книгу, на сей раз уже в синем переплёте. В уголке купе дремал Йозеф.

Скучающе зевнул Леннарт, тут же прикрыв рот рукой. Судя по всему, ночь, проведённая в бодрости, вымотала его до предела. Мужчина выглядел сонным и уставшим. Лисбет тоже охватило чувство разбитости, словно бы новый день не наступил, а всё длился тот, вчерашний, вытекая в бесконечность. Однако она не смыкала глаз, впрочем, и не была особо разговорчива.

– Разумеется, не застанет. До Юмы дотерпим, – подтвердил Андерс.

– Да хоть до золотых гор. – Вальтер сунул руку в карман, извлёк оттуда круглые ручные часы и, прищурившись, как при плохом зрении, взглянул на время. – Скоро будет станция. Соизволите выйти: подышать воздухом или покурить?

– Я бы с удовольствием, – отозвался Леннарт. – Пора бы взбодриться.

– Вы не спали всю ночь.

– Не беда. Зато мисс Халафер с нами и в полном порядке. – Мужчина мимолётно улыбнулся Лисбет, и она ответила ему взаимностью.

– Безграничная радость охватит графа Горцкого, если он узнает, – съязвил Вальтер.

Внезапно поезд резко затормозил. Послышался затяжной противный скрип, режущий слух. Вальтер и Лисбет невольно вжались в стену, тогда как Андерс, Леннарт и спящий Йозеф, напротив, сильно подались вперёд. Последний тут же пробудился. Что-то громыхнуло, и поезд остановился. Сидящие в купе переглянулись.

– Уже станция? – удивился Андерс. Вальтер выглянул в окно.

– Непохоже.

Лисбет взглянула на тянущиеся вперёд пустынные поля и иронично усмехнулась.

– Стоило нам покинуть Рагон, уже случилась какая-то неприятность. Это злой рок. Я говорила, что это плохая дорога.

– Не беспокойтесь, – ответил ей Вальтер, – уверен, ничего страшного не произошло. Всего лишь временная остановка.

– Хорошо, если оно так. – Девушку не покидало плохое предчувствие.

Через полчаса после того, как поезд безжизненно замер, Вальтер и Леннарт отправились в главный вагон, а оттуда вернулись с дурными вестями о поломке.

– Когда проблему устранят – неизвестно, – констатировал Вальтер, усевшись на место. Он пригладил усы, явно недовольный сложившейся ситуацией.

– Я так и думала, – тут же подхватила Лисбет, – мы здесь застрянем.

– Придётся потерпеть.

– Почему мы должны терпеть? Почему, боясь какой-то глупости, мы выбрали эту отвратительную дорогу? Всё из-за вашей недальновидности.

– Прошу вас сохранять спокойствие.

– Мне душно, – Лисбет поднялась на ноги, ощутив резкую колющую боль, – позвольте пройти, я хочу выйти.

– Не уверен, что из вагонов выпускают.

– Они обязаны выпускать.

Лисбет минула сидящих мужчин, придерживая юбки платья. Совершенно не хотелось нервничать или предаваться панике. В конце концов, они всего лишь застряли в поезде на старой дороге, и никто не знал об их местоположении.

Очутившись на воздухе, девушка сделала несколько неуверенных шагов. Она стояла в колючей засыхающей траве, цепляющейся за подол платья. В лицо подул прохладный ветер. Из вагона вышло ещё несколько человек, что неспешно закурили и занялись отвлечённой беседой. Девушка отошла подальше. Ей не хотелось провонять табачным дымом. Лисбет, нахмурившись, всматривалась в горизонт, коря судьбу за очередной неприятный порог. Как долго они здесь простоят? Девушке внезапно захотелось упасть на траву и лежать, никуда не спеша и ни о чём не думая.

Устало она взглянула на тянущиеся друг за другом серые вагоны. Перед глазами всплыли картины прошлого: то, как они бежали из Юмы, хватая самое ценное, были готовы растерять титулы, боялись быть раздавленными, безбожно уничтоженными в разверзнувшейся трясине. Она вспоминала давку в вагонах, где толкались локтями и костылями, ворчали, едва ли не прыгали друг на друга люди, от которых разило потом и страхом. Их испуганные взгляды, смятые наряды – всё казалось безумным и непривычным в тот день. Вот что бывает, когда вас порабощает имперское войско. Лисбет возненавидела эту систему, и больше всего ей претило то, что она иммигрировала в империю, разрушившую её жизнь. Но больше бежать было некуда. Дядя сказал, что у него есть связи, что им помогут обосноваться и весь кошмар закончится, но кошмар не имеет конца. Тогда, роняя слёзы, девушка поклялась, что больше никогда не будет убегать, потому что это проще, да. Побег даёт гарантию на выживание, но он не устраняет проблемы. Это как опухоль. Её можно игнорировать, но от этого она не исчезнет, а будет лишь прогрессировать, изводя и мучая.

Лисбет переступила с ноги на ногу. Стоять на месте в течение долгого времени было болезненно. На лицо стали падать первые дождевые капли. Видя, что люди возвращаются в вагон, девушка последовала за ними. Придерживая платье, она с трудом взобралась по лестнице и юркнула в тёмный узкий коридор, заполненный шумом голосов. Не задерживаясь, Лисбет вернулась в купе к мужчинам. Поломку устранили через два часа, и поезд продолжил путь. К тому времени девушка уже спала, прислонив голову к окну. Вальтер вернулся к чтению книги, а Леннарт, едва преодолевая усталость, наблюдал за спящей Лисбет. Её лицо было напряжённым даже во сне. Казалось, что за последний месяц она стала старше на несколько лет, и это пугало. Что творилось в женской голове, можно было только предполагать, но мужчина восхищался ею. Никогда прежде он не видел в девушках такой стойкости, жажды что-то изменить для людей, а не угодить себе. Под оболочкой хрупкой особы скрывалась железная воля.

* * *

– Итак… – Ида уловила на себе строгий взгляд Имоджин. Она уже поняла, что за этим последует, но смирно выжидала. Женщина остановилась около парты. Марк невольно вжался в стул. – Надеюсь, ты всё выучила к сегодняшнему дню. Читай текст.

Ида взглянула на буквы, которые были не знакомы ей так же, как и вчера. Она ничего не выучила. Не знала, как. После разговора с Уильямом настроение было безнадёжно испорчено, и весь вечер она провела в кровати. Впрочем, даже если бы девочка захотела выполнить домашнее задание, то всё равно бы не смогла.

– Ну? – вновь подала голос рыжеволосая. – Ты будешь читать?

– Нет.

– Нет? – переспросила Имоджин, будто не услышала. Её лицо слегка вытянулось. – Значит, ты снова ничего не выучила?

– Нет. – Ида подняла голову, хамски глядя в глаза преподавательницы. Она не собиралась выглядеть жалко или оправдываться, как это сделали бы другие.

– Встань. Подойди ко мне.

Ида беспрекословно подчинилась.

– Руки.

Девочка уже знала, что это значит. Она вытянула вперёд кисти, и на них тут же обрушились удары железной линейкой, которую Имоджин предусмотрительно подготовила. Весь класс молча наблюдал. Ида морщилась, но более никак не выражала эмоций. Она уже привыкла к боли, вполне могла терпеть её. На этот раз ударов было больше, и женщина, казалось, вкладывала в них особую силу.

– В угол, – скомандовала она, когда закончила эту унизительную процедуру. Ида послушалась, потому что ничего другого ей не оставалось. Руки теперь горели огнём и зудели. Девочка болезненно потёрла их и отвернулась к стене. Смотреть в лица одноклассников, что были ещё и младше, девочке совершенно не хотелось. Она была для них живым примером того, как вести себя не стоило.

На перерыве Имоджин отвела её в кабинет миссис Маргрит и рассказала о ситуации. Та всё внимательно выслушала и понимающе кивнула. Выглядела Маргрит сурово: куталась в колючую серую шаль, что совершенно не шла к тону её бледной кожи, а волосы затянула туже обычного.

– Мы могли простить тебе дурное поведение. Новое место, я всё понимаю, но халатное отношение к учёбе тебе с рук не сойдёт. Думаешь, игнорировать миссис Имоджин разумно? Я докажу тебе обратное. – Маргрит прошла за рабочий стол и опустилась в кресло. То издало едва слышный скрип. – Ты хоть понимаешь, какой привилегией обладаешь? Не все могут позволить себе обучение, у кого-то нет денег, кто-то света божьего не видел, живя в местах, отрубленных от мира, но тебе, конечно, такая жизнь не известна.

Иде захотелось крикнуть, чтобы она заткнулась, но девочка сдержалась, боясь навлечь на себя ещё больший гнев. В конце концов, откуда этой женщине было знать? Это она не видела того, о чём говорила, а Ида вдоволь насытилась этим за свою недолгую жизнь. Впрочем, это никого не волновало, потому девочке хотелось сделать вид, что она действительно не отличается. Ей не хотелось чувствовать себя нищенкой, не хотелось иметь меньше, чем другие. Поэтому она была готова терпеть. Тем временем Маргрит продолжала:

– Империи возводились благодаря великим умам и гибли в руках глупцов. Я пока ещё переживаю за судьбу нашего государства и не хочу, чтобы новое поколение привело его к летальному исходу. Этот месяц ты будешь оставаться после занятий, мыть парты и полы во всех классах, поймёшь, чем зарабатывают на жизнь люди без образования. Это будет наказанием за лень. Возможно, ты осознаешь свою ошибку и возьмёшься за ум, потому что в этом месте существуют свои правила и требования, которым нужно подчиняться, разумеется, если ты хочешь учиться здесь.

«Не хочу!» – едва не крикнула Ида, но снова сдержалась. Вальтер дал ей такой шанс, а если бы она всё испортила, что было бы потом?

– Ты всё поняла? – со строгостью спросила Маргрит, пристально смотря Иде в глаза. «Как будто пожирает», – подумала девочка, а в ответ только кивнула. Этим днём она в первый раз осталась после занятий, однако не впервые взяла в руки противную старую тряпку, окунула её в ледяную воду и на мгновение замерла. Воспоминания хлынули потоком: Лан, Густав, господин из поезда. Всё это пронеслось перед глазами, словно было вчера.

– Мой тщательно, я проверю, – обратилась к ней Имоджин, прежде чем выйти из класса. Когда та шагнула за порог, Ида показала ей язык. В первые минуты знакомства рыжеволосая произвела приятное впечатление, но теперь девочка её почти ненавидела. Она стала начищать парты, а вспомнив, как Марк размазал по одной из них соплю, скривилась в отвращении. Ожидания лучшей жизни рушились с каждой минутой.