Текст книги "Реформация. Противостояние католиков и протестантов в Западной Европе XVI-XVII вв."

Для католических общин было безопаснее заявлять турецким властям, что они относятся к православной церкви. Защита православной церкви от западных евангелистов была в интересах турок. Хотя грекам удалось убедить турецкое правительство запретить латинский прозелитизм лишь в конце 1728 года.

Время от времени папы пытались продвигать давние планы, связанные с союзом с Востоком, и апостольский делегат начинал деликатное обсуждение этой темы с патриархом Константинопольским, но так и не преуспел.

Оставались также подчиненные Риму униаты в Ливане, Сирии и Палестине. В Риме учредили Греческий колледж, но он не процветал. В 1576 году Рим отправил в Ливан 12 000 копий декретов Триентского собора, но неизвестно, как их использовали.

В 1583 году папа учредил в Константинополе небольшой иезуитский монастырь, где находились три отца и два мирянина-брата, спустя три года все они умерли от чумы. Монастырь вновь открыли в 1609 году под покровительством французского посольства.

ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ И ПРОТЕСТАНТЫ

В подобных обстоятельствах напряжение, возникшее на реформирующемся Западе, должно было затронуть, хотя и внешне, Восток.

Для протестантов интерес к православной церкви оказался вполне естественным. Изучение прошлой истории христианского Востока Лютером помогло ему убедиться в том, что притязания Рима следовало ограничить. Протестанты, в первую очередь лютеране, иногда полагали возможным установить дружеские отношения с восточными приходами.

Греческие студенты из Падуи и Венеции приезжали в Тюрингию, чтобы послушать лекции, на которых лютеранин Мартин Краус изучал возможности объединения греческой православной и евангелической церквей. В 1559 году лютеранский друг Меланхтона взял на себя труд перевести «Аугсбургское исповедание» на греческий язык.

Дипломат-капеллан по имени Стефан Герлах предложил свой греческий перевод патриарху Константинопольскому Иеремии II, надеясь, что сможет добиться доктринального соглашения двух церквей, даже в то время, когда их обряды разительно отличались. Патриарх отметил те места, которые вызывали отторжение у церкви, и высказал учтивое предположение, что лютеране должны принять учение православной церкви и присоединиться к православной пастве.

Слова патриарха, к несчастью, стали известны католическому польскому священнику, опубликовавшему их с целью доказать тщетность лютеранских надежд на союз, и патриарху пришлось претерпеть нападки, но все разрешилось, когда папа Григорий XIII поздравил его по поводу благородного ответа раскольникам.

ЛУКАРИС

(1572–1638)

Кирилл Лукарис был греком, сведущим в западной методологии, поскольку обучался в Венеции и университете Падуи. Он легко читал и писал на итальянском и на латыни, вел полемику с православными консервативными богословами и учительствовал в Польше. Именно эта деятельность и сформировала его взгляды.

В поисках защиты православной церкви от католиков Лукарис искал союзников в протестантах, тогда весьма влиятельных в Польше. Ради спасения единства Лукарис намеревался пройти долгий путь поиска согласия с протестантами. Похоже, что он был искренне убежден в том, что некоторые их доктрины истинны.

В 1602 году Лукарис стал патриархом Александрийским, в 1620-м, по просьбе протестантских послов в Константинополе и к ужасу их католических коллег, он становится самим патриархом Константинопольским. Лукарис завязывает дружеские отношения с архиепископом Кентерберийским и другими выдающимися протестантами. Лукарис дарит архиепископу арабскую рукопись Пятикнижия, а королю Англии – великий «Александрийский кодекс» (Codex Alexansdrinus) Библии.

Затем Лукарис посылает своих способных молодых священников, чтобы те учились в Оксфорде, Хельмштедте и Женеве. Он находит для себя болезненным открыто включить в литургии обращения к святым. Через голландского посла Лукарису разрешают напечатать в Женеве его «Исповедание веры», которое написано языком Кальвина и заставляет протестантов объявить о согласии в вере между ними и ортодоксальной (православной) церковью.

Лукарис учил, что церковь подчиняется Священному Писанию и не может ошибаться, предопределение в жизни не зависит от благочестивой деятельности, оправдания верой, двух таинств Евангелия и реформистского учения о евхаристии.

Подобная практика публикации квазипротестантской исповеди главой православной церкви вовсе не стала общественной сенсацией в Европе. С молчаливого согласия дипломатов по приказу султана Лукариса задушили, а его тело бросили в Босфор.

Вскоре после этого «Исповедание» Лукариса осудили в двух синодах. Но эта книга стала символом мощных связей между восточной и западной церквями. Так что Петр Могила, главный православный ниспровергатель Лукариса, взял многие его материалы из католических источников, таких как катехизис иезуита Петра Канисия, и первым напечатал его на латинском.

В 1672 году великий православный синод в Иерусалиме формально осудил заблуждения протестантских еретиков.

Действительно, между сторонниками православной церкви и протестантами не возникли дружественные чувства. Когда русский царь Иван IV Грозный захватил в 1577 году в Ливонии город Кохенхаузен, он увидел на главной центральной улице лютеранского пастора и начал с ним дружескую дискуссию по богословию. Беседа шла мирно до тех пор, пока лютеранин не сравнил Лютера со святым Павлом. Тогда Иван IV ударил пастора плеткой и поскакал прочь с криком: «К дьяволу тебя и твоего Лютера!»

Какую бы антипатию ни питали члены православной церкви по отношению к Риму, язык, но и протестанты, их этнос и доктрины, всегда казались православным странными, непонятными, нетрадиционными, ошибочными.

Особое значение в христианской истории имел тот факт, что православная церковь, несмотря на свои разнообразные влияния, возможно, прозевала как Реформацию, так и Контрреформацию (потому она и «ортодоксальная, то есть истинная, не подвергавшаяся всевозможным шатаниям (за исключением периода раскола в России). – Ред.). Хотя мы и не можем глубоко размышлять над тем, что могло бы быть в истории, все же, по крайней мере, способны утверждать, что цепи турецкого правления позволили избежать этих двух сил, столь подвижных и переменчивых.

МОСКВА

Продолжавшееся укрепление православной церкви проявлялось не только в ее прочных позициях на Балканском полуострове, но и в постоянном расширении на север и восток.

Русские всегда ориентировались на Константинополь, они получили свою веру с юга, ощущая, что они часть христианского мира благодаря своей славянской ортодоксальной православной церкви.

К 1505 году из небольшого московского княжества на Русской равнине Иван III Великий создал Русское государство. Он женился на Софии Палеолог, племяннице последнего восточного римского императора Константина XI Палеолога (героически сражавшегося и павшего в бою в 1453 году при штурме турками Константинополя) и воспринимал себя преемником христианского наследия Восточного Рима. Поэтому Иван III и учредил на русском гербе двуглавого восточноримского (византийского) орла.

Подобные события имели значение для формирования русских традиций и самодержавия. Приведем рассуждение старца Филофея, писавшего царю между 1500 и 1533 годами: «Теперь оба Рима пали, и третий, наша Москва, еще более укрепился, четвертому же никогда не суждено быть… Во всем мире только ты являешься правителем христиан».

Вершиной данного положения стало создание в 1589 году московского патриархата. Иеремия II Константинопольский отправился в Москву в поисках подаяния и, получив щедрую помощь, в ответ посвятил назначенного царем патриарха, сделав его первым патриархом Московским, вторым по чину после Иерусалимского.

Русское государство теперь стало единственной страной, где учредилась православная церковь, не подвластная мусульманам. В начале 1576 года образованный венецианец писал о политических последствиях, когда русский царь открыто заявлял о той же самой религии, что у народов Болгарии, Сербии, Боснии, Мореи (Пелопоннес) и остальной Греции. Только по его призыву соберутся теперь христиане в крестовый поход ради освобождения от турок. Однако это осталось лишь пророчеством. (Именно Русское государство и Российская империя в ходе Русско-турецких войн XVIIXIX веков внесли основной вклад в дело освобождения православных народов от турецкого ига.

Чтобы стать влиятельной политической силой в Восточной Европе, России пришлось пройти через анархию и гражданскую войну (Смутное время начала XVII в.), и без этого не смогли бы осуществить ни защиту, ни освобождение людей, исповедующих православную веру. В течение некоторого времени связи Руси с другими православными в основном ограничивались пожертвованиями. Кроме того, русские паломники проходили через Константинополь по дороге в Иерусалим. Возрастал интерес русских и к горе Афон (где было много русских монахов).

Вместе с русской экспансией (Россия возвращала свои исконные земли и выходы к людям, осваивала Сибирь. – Ред.) росла и православная вера. В огромной стране, где было всего несколько крупных городов, монастыри распространяли грамотность и становились владельцами огромных массивов сельскохозяйственных земель и других угодий. Рост монастырских владений продолжался на протяжении XVI века.

Здесь, и практически нигде более в христианском мире, среди лесов продолжали обновляться простые идеалы древних египетских отшельников (то есть скиты). В то же время более крупные сообщества монахов учреждали отдаленные приходы и строили церкви для крестьян. Кирилл Новоезерский ходил босым во время своего паломничества. Прежде чем он решил в 1517 году построить себе скит и остаться на острове на Белом озере, он ел сосновую кору, корни и траву, провел двадцать лет среди диких зверей.

Только здесь, в отличие от прочей Европы 1517 года, встречалась подобная свежесть взглядов, отдаленно напоминавшая раннюю кельтскую Ирландию. «Похвала глупости» Эразма, утонченная сатира на неопрятных монахов, была опубликована за шесть лет до этого в весьма далеком (добавим, весьма развращенном и отличном от святой Руси. – Ред.) мире.

Часть третья
Реформация и жизнь церкви

Глава 11
Разделенный христианский мир

После завоевания крестоносцами Константинополя в 1204 году западная (католическая) церковь необратимо отделилась от восточной (православной) церкви. Дальнейшее разделение западного христианства стало естественным следствием Реформации. Оно стало возможным благодаря определенному упадку в организации и практике западной церкви, что было обусловлено подъемом национальной суверенности, ставшей не результатом, а причиной успеха протестантов.

Разделившийся на государства западный христианский мир был готов к разделению церквей. Восстание протестантов и суровый ответ Контрреформации не только разделили церковь, но и сделали его последствия непреодолимо антагонистичными.

Религиозные войны велись не только в отношении религии как таковой. Голландские города сражались за свою независимость и собственную торговлю, выступая против имперской политики, испанского контроля и налогов, испанцы же подавляли своих восставших подданных. Ни один из великих походов, даже испанской Непобедимой армады против Англии в 1588 году, не стал аналогом выступления крестоносцев в идеалистическом смысле Первого крестового похода папы Урбана II на освобождение Святой земли и Гроба Господня.

Называя эти войны религиозными, мы невольно подразумеваем, что католики стремились убивать протестантов только потому, что те являлись протестантами, а протестанты искали способы, как убить католиков, потому что те являлись католиками.

«Если убрать из католической армии, – однажды заявил Монтань, – всех, кто руководствуется не только религиозным рвением, патриотическим чувством или преданностью сюзерену, то не останется достаточно людей, чтобы вести кампанию».

Ярким проявлением этого стала Варфоломеевская ночь 1572 года, когда банды католиков уничтожили в Париже тысячи гугенотов. Однако это истребление было организовано по распоряжению королевы Екатерины Медичи, которая вряд ли руководствовалась религиозными мотивами.

Возможно, люди разъединялись опасениями за свое имущество, страхом перед тиранией, жаждой наживы. Подобные подозрения всегда разделяли людей. Внутри Европы, разделенной на религиозные лагеря, религиозные различия стали веским основанием для вражды и политических разногласий.

Тем не менее, когда утверждалось, что религиозные войны не являются такими же, как и в случае с крестовыми походами, то не признавалось, что страх преследований, проявлений враждебности к предполагаемой ереси в головах воинов никогда не присутствовал. На самом деле он часто имел место, и религиозный мотив оказывался самым неодолимым как в умах отдельных личностей, так и у групп людей.

В XVII веке некоторые людей начали цинично относиться к подобным мотивам. Джон Селден заявлял, что религию следует выдвинуть на первый план как повод для сражений, потому что она остается единственной причиной, которая затрагивает интересы низшего сословия, не говоря о высшем. В XVI веке подобные рассуждения практически не встречались.

К 1648 году религиозная карта Западной Европы приняла свой окончательный вид. На севере Европы протестанты контролировали лютеранские церкви в Швеции, Норвегии, Дании, Исландии, государствах Северной и Центральной Германии. Кальвинистские или реформаторские церкви доминировали в Шотландии, Нидерландах, Гессене, Пфальце и в нескольких западных германских городах. На юге Европы власть оставалась за католиками – в Испании, Италии, Австрии, Баварии и всей Южной Германии.

Через Европу проходил пояс спорных государств, где было не ясно, кто одержал верх. Это были Ирландия, где католическая церковь сражалась за то, чтобы установить свою власть, выступая против Реформации, распространившейся под политическим покровительством Англии; Англия, где кальвинисты по-прежнему находились в поиске, стремясь при поддержке шотландцев и голландцев установить кальвинистскую политику, противопоставив ее более или менее консервативному способу ведения реформ; Франция, где после почти сорокалетней войны гугеноты получили законное право на существование, но составляли лишь меньшинство населения; Швейцария, где сохраняли свое преимущество кальвинисты и реформированные, поддерживавшиеся из Милана, подкрепляемые традиционным союзом католических кантонов, и некоторые княжества Центральной Германии.

Было ли это проявлением выживания католической церкви, пережившей столкновения страстей, национализма, политической подозрительности и религиозного противостояния?

В небольшой степени. Страх подавлял милосердие. Голландский прелат написал поэтический панегирик, чтобы восхвалить убийство Вильгельма Оранского Молчаливого. Католические противники Джона Нокса распространяли скандальные и беспочвенные сплетни по поводу его рождения, предков и личности.

Протестантские богословы в связи с рождением иезуита Роберта Парсонса распространили скандальные и неверные сплетни, и, когда брат Парсонса Джон, преданный англиканский священник, страстно опроверг обвинения, разнесся слух, что Джон Парсонс, должно быть, симпатизирует папистам. Ясно, что распространявшие подобные сплетни руководствовались вовсе не благими намерениями.

Традиционному богословию было трудно найти место внутри церкви для тех, кто отделился от нее – благодаря своей вере или их дисциплине. Ортодоксальные католики верили, что вне церкви нет спасения и для ее членов необходимо оставаться в подчинении римскому папе. Человек не может спастись, если искренне и абсолютно не верит, если не признает слово непогрешимой церкви.

Ортодоксальный кальвинизм верил, что нет спасения вне видимой церкви и что христианин должен стать членом конгрегации, где правильно проповедуется Слово Божье. Поскольку кальвинисты не могут приписывать ни одну из этих добродетелей католической церкви, то им не так просто было увидеть, как католическая церковь в истинном смысле сможет стать церковью Христа.

Чрезмерная логическая жесткость смягчалась с каждой стороны умением, милосердием или эксцентричностью мыслителей. Оставались думающие старыми категориями, идеализировавшие средневековую теорию некоей «Христианской Империи». Однако теперь они искали, стремясь найти империю, которая могла бы создать мирный дом внутри своих границ с тремя основными группами христиан: католиков, лютеран и реформированных.

Французский король Генрих IV даже подумывал о создании Совета Европы, который смог бы разрешить его трудности, запланировать общее разоружение христианских наций, независимо от того, являлись ли они протестантскими или католическими. Этот Совет контролировал бы христианскую европейскую армию и ограничивал войны в связи с походами против турок.

Чтобы отпраздновать великую победу над турками при Лепанто, король Яков VI Шотландский (он же позже – Яков I Английский. – Ред.) написал поэму, но лишь немногие осмеливались заявить, что он празднует победу католиков. В 1608 году Стефан Панноний из Белграда представлял великую европейскую империю, протянувшуюся от Голландии в Грецию и из Англии в Польшу, основанную на терпимости друг к другу всех христиан, верующих в догмат Троицы.

Преграды не могли не уменьшаться в мире, где оказался таким мощным гуманистический дух, где росло число и образованность представителей среднего класса. В религиозном делении мотив выгоды не знал преград. Книжная торговля не обращала внимания на границы, поэтому цензура потеряла свою эффективность.

Протестантские музыканты составляли мессы и церковные песнопения для католических храмов. Католические музыканты сочиняли хоралы для протестантских церквей. Наука, за исключением богословия, не признавала никаких границ.

Реформация, национальное и религиозное деление христианского мира замедляли развитие международных дружеских отношений ученых. Те редко удостаивались покровительства своих правительств, пока те не начинали видеть в этом пользу, быть же полезным обычно означало участвовать в противостоянии.

Однако человеческая пытливость переступала через подобные разочарования. После Нантского эдикта во Франции сложилось настоящее братство ученых, перешагнувших религиозное деление. Поощряемые католическим двором и министром-гугенотом Сюлли, они собрались вокруг историка де Ту (1553–1617) и классического ученого Исаака де Казобона (1559–1614).

Искушенные священнослужители сгладили острые углы догматизма. Со стороны Римско-католической церкви появилась плеяда мыслителей, пользовавшихся высокой репутацией, которые искали возможности для человека, который бы оставался католиком при совсем иных внешних обстоятельствах.

Кардинал Беллармини напоминал о сравнении, существовавшем между истинным протестантом и новообращенным, умершим до того, как смогли завершить приготовления к его крещению. Другие проводили явную связь между верой простодушного, плохо обученного еретика и верой ребенком.

Конечно, оставались фигуры, даже среди протестантов, которые внутренне принимали мистицизм католической церкви. Однако нельзя сказать, что эти либеральные допущения открыто предлагались протестантам в век Реформации.

Среди протестантов существовал широкий разброс мнений. Реформированные священнослужители пробили брешь в римском обряде по поводу безвозвратного разрыва одежды, отрезания потертого куска одежды и обновления или чистки оставшейся. Они переделывали внешний и внутренний вид своих церквей, находили странной или отталкивающей атмосферу, когда, войдя в католическую церковь, не ощущали преемственность с католическим прошлым Средних веков.

Рассматривая историю в поисках своих христианских предшественников, они находили их не в основной традиции, а в небольших преследуемых группах средневекового христианского мира, среди гуситов, виклифитов и вальденсов. Когда они смотрели на скалу, которую им предстояло преодолеть, то обращались к Библии, ожидая найти тайные следы истинной религии даже среди распада XV века.

Они не считали, что контрреформаторская церковь похожа на ту, откуда они вышли. Те из протестантов, кто размышлял над Книгой Откровения и сравнивал ее предзнаменования со знаками времени, видели в католическом папе «блудницу, сидящую на звере багряном» (глава 17) или «Зверя», «Антихриста, сидящего на троне», предназначенном другому.

Сам Кальвин признавал, что католическая церковь несет в себе «следы» истинной церкви. Здание разваливалось, но среди мусора можно было увидеть все еще узнаваемое первоначальное основание. Большинство реформированных священнослужителей были готовы провести различие между властями католической церкви и ее членами.

Они признавались, что благодаря милости Господа католики могут спастись, но только как отдельные личности, выжившие подобно пророку Ионе в рыбе, вынутой из моря, или как Илья-пророк спасся от жрецов Ваала. Выжившие подобным образом спасались от католической церкви, можно сказать, вопреки ей, но благодаря ее священникам и таинству – признавая истинную церковь, а не потому, что являлись членами видимой общности.

Лютеране были готовы идти дальше. Они, как и реформированные, проводили различие между руководством католической церкви и ее членами. Однако они были более убеждены в своей связи с церковью Средних веков. Лютеране немного изменили внешний вид своих церквей, их верующие ощущали меньшую отчужденность, чем при входе в католическую церковь. Они сохранили мессу и таинство исповеди, проявляли консерватизм и во время обрядов.

Лютер и Меланхтон учили, что именно они очистили старую церковь от моральной нечистоплотности. Оглядываясь на церковь XV века и более раннего периода, Лютер и Меланхтон находили своих предшественников в основном течении средневековой традиции. Они видели связь с Фомой Аквинским, Оккамом, Дунсом Скотом.

Верующие спасались внутри католической церкви вопреки папе, но благодаря видимой церкви. Именно в этой церкви их крестили, они слышали, как читают Библию, и получали Святое причастие, верили в истинное присутствие и разделяли Христа со священнослужителями.

Начиная с Хукера, английские священнослужители никак не хотели двигаться дальше, иногда выражая свои взгляды даже в более категорических выражениях, легко допуская связь между церковью Средних веков и современной церковью Рима.

«Мы отвергаем, – писал Хукер, – все отвратительные грубости и нелепости, которые нам навязывает Рим. Однако в том, что касается основных частей христианской истины, которые еще сохранились, мы охотно признаем их относящимися к Иисусу Христу».

И другое рассуждение. «Вам известно, – писал Джон Донн своему другу, – что я никогда не сужал понятие «религия», не ограничивал его Римом, Виттенбергом или Женевой, ибо все они жизненные лучи одного Солнца… И вовсе не противоположны, как Северный и Южный полюса».

Каждая сторона признавалась, хотя и с оговорками, что другая сторона имеет в своем составе членов истинной церкви. Католики и реформированные полагали, что такие люди являлись истинными христианами, несмотря на их участие в порочной или еретической структуре. Лютеране и англиканцы говорили, что их оппоненты могут быть истинными христианами, по крайней мере частично, потому что ересь или порочность не могут лишить католическую церковь черт истинной церкви.

Некоторые богословы наивно полагали, что католики и протестанты все еще способны прийти к согласию. Самым известным из них оказался Джордж Кассандер (ум. 1566), фламандский учитель из Кельна, где атмосфера часто оказывалась более миролюбивой, чем в других городах Рейнланда.

Он отличался весьма терпимыми взглядами, был католическим гуманистом, поклонником Эразма и другом протестантов. Кассандер сформулировал представление, отголоски которого встречаются у школьных учителей и миролюбивых мыслителей типа Меланхтона в виде более ясных формулировок. Однако взгляды Кассандера еще не вошли в длинный ряд религиозных доводов и продолжали претерпевать изменения.

Подобные принципы были провозглашены в виде убедительно звучащей известной фразы (возможно, она относится к 20-м годам XVI века): «В сущности – единство, в нематериальном – свобода, во всем – чистота». Но эта программа была слишком академической, пахнувшей книжными страницами, из-за чего она и осталась незамеченной, ибо понятие «сущности» следовало определить.

Единственной страной, где происходили живые дискуссии подобного рода, оставалась Швеция. Король Швеции Иоанн III (1568–1592) изучал Кассандера и других сторонников христианского воссоединения. Он был женат на католичке. Новый порядок 1571 года позволил Иоанну III использовать латинские псалмы и молитвы, создавал условия для личных исповедей, отлучений и общественного покаяния.

Архиепископ Уппсалы, Лаврентий Петри Готус, был столь же ревностным исследователем древних Отцов Церкви. После утверждения семнадцати церковных догматов, включая молитвы об умерших, благословения святых и восстановления монашеской жизни, он был рукоположен митрой, епископским посохом, кольцом и елеем.

Перемены были налицо. Некоторые старые монастыри открылись вновь. В 1576 году король набросал более католизированную литургию, «Красную Книгу Швеции», заставил риксдаг (сословно-представительное собрание) принять его и попытался продвинуть его в стране. В 1577 году иезуит Антоний Поссевино появился в Швеции и уговорил короля принять декреты Триентского собора без исповеданий. Король публично принял его и получил причастие в соответствии с католическим обрядом.

Епископа Олафсона из Линчепинга сместили за то, что тот назвал папу «Антихристом». Катехизис Лютера был запрещен, вместо него использовали тот, который составил Канисий, иезуиты были разрешены. Однако король продолжал настаивать на сохранении чаши для мирян, использовании шведского языка во время литургии, поощрял женитьбы духовенства и принимал законодательные перемены Реформации.

Папа отказался пойти на дальнейшие уступки. Католичка королева Катарина умерла в 1583 году, иезуитов изгнали. Сам Иоанн III принял консервативную традицию шведской Реформации.

После его смерти корона в 1592 году перешла к сыну Иоанна III Сигизмунду III Вазе, польскому королю, католику. Брат Иоанна III Карл, ставший Карлом IX, в 1599 году лишил Сигизмунда III власти (после чего Сигизмунд III сосредоточился на организации Смуты на Руси, а затем и интервенции, захвате Смоленска и Москвы, затем борьбе с ополчениями Ляпунова, Минина и Пожарского. – Ред.), синод в Уппсале формально принял Аугсбургское исповедание как стандарт веры, запретив использовать «Красную Книгу». Вернули катехизис Лютера (в упрощенной версии 1571 года) и сделали его основой культа. Таким образом было покончено со всякой надеждой на продвижение представлений, сходных с теми, что выдвигал Кассандр.

Препятствия внутри христианского мира преодолевались, хотя это и происходило нечасто, обычно с помощью книг, хотя иногда они не признавались. Изданные Меланхтоном Commonplaces («Общие места») напечатали в Венеции, их чтение в Риме сопровождалось аплодисментами, пока францисканцы не вычислили автора, и тогда издание сожгли.

«Часослов» напечатали в Париже вместе с несколькими добавленными молитвами, якобы составленными Кальвином. Комментарии Буцера к Псалтири были популярны среди католиков, пока их автор не стал известен. «Итак, – насмехался Скалигер, сообщая о подобных причудах, – для нас важнее не то, что сказано, а то, кто это сказал».

Протестантские богословы XVII века многое взяли от испанских иезуитов, хотя и отвергали их точку зрения. Хукер учился у святого Фомы Аквинского. Преподаватели и студенты в Оксфорде и Кембридже между 1600 и 1640 годами читали Беллармини и ученых Контрреформации. Пуританин Джон Престон привык читать Summa Фомы Аквинского в кресле цирюльника. Когда волосы падали на страницу, он сдувал их и продолжал читать.

Своими трудами историки пересекали границы, использовались огромные массивы документов без отсылок к источникам. Автор рукописи, хранящейся в библиотеке колледжа Святого Иоанна в Кембридже, рекомендовал студенту, изучающему историю, обратиться к трудам кардинала Беллармини как особому источнику, правда, предостерегал: «Однако с осторожностью доверяйте ему». Исаак Валтон рассказывает историю, украшенную подробными и апокрифическими деталями, что папа Климент VIII с восхищением и нескрываемым почтением читал первую книгу Хукера.

Как рассказывают, кардинал Беллармини хранил портрет пуританина У. Уитакера в своей библиотеке, чтобы указывать на него посетителям как на «одного из самых образованных еретиков из тех, что ему когда-либо доводилось читать». Он же якобы рекомендовал De Veritate Гуго Гроция и всегда сам имел его под рукой.

Более консервативные протестанты, лютеране или англиканцы, продолжали использовать средневековые книги молитв или даже те, что относились к Контрреформации. Католики охотно употребляли лютеранские гимны. Лютеране не боялись использовать католическую литературу, чтобы подпитывать или тренировать свою набожность.

Исаак Бейзир (Бэзир) отправил своей невесте копию «Введения в набожную жизнь», написанную Франциском де Сале, полагая, что эта книга сможет спасти ее душу. Все же сначала он пометил крестом на полях отрывки, к которым следовало относиться с осторожностью, «чтобы обезопасить себя».

В свое время Лауд сжег 1000 экземпляров «Введения» в 1637 году, необычное уничтожение для культовой книги. Для того имелись особые обстоятельства: капеллан архиепископа разрешил выбросить все нежелательное, но перед печатью печатник и переводчик восстановили цензурированные отрывки.

«Подражание Христу» переводилось несколько раз, существуют протестантские издания испанского религиозного писателя Луиса из Гранады. Перед нами автор Контрреформации, которого протестантский издатель осмеливается назвать «неподражаемым», «духовным наставником».

Протестантские публикаторы изменили некоторые фразы, чтобы сделать их приятными для своих читателей. Монах стал «религиозным человеком», священник «посланником», святые «священными и древними отцами», святой Франциск Ассизский – «неким святым человеком».

Однако если жаловались, что автор является папистом, то им отвечали словами некоего протестантского переводчика: «Разве зерно собирают не потому, что оно созревает на поле? Разве розу не срывают потому, что она растет на кустарнике?»

Испанские книги вливались в протестантские библиотеки. Осмотрев свои полки в 1623 году, Джон Донн заметил, что изданий испанских авторов там больше, чем всех остальных.