Текст книги "Реформация. Противостояние католиков и протестантов в Западной Европе XVI-XVII вв."

Позже два францисканских миссионера обнаружили, что местные жители изготовили подобие лошади и поклонялись ему, веря, что она является богом грома и молнии. До наших дней в горах Мексики сохранились народы, поклоняющиеся древним богам. Там христианский священник занимает более низкую ступень в иерархии, чем деревенский колдун.

Правда, вряд ли стоит всякое суеверие Нового Света считать пережитком древних религий. Даже суеверия могли, а так и случалось, экспортироваться из Европы.

На первом месте стояла проблема языка, индейцам нравилось приходить и исповедоваться. В течение многих лет исповеди разрешалось слушать через переводчика, пока, наконец, подобная практика не была запрещена советом в Лиме в 1567 году, хотя она сохранялась в Бразилии до 1580–1590 годов. Постепенно священники осваивали индейские языки, составляли грамматики, печатали катехизисы и книги для широких слоев населения.

Средневековое наследие проявлялось не только через массовое крещение, но и через сопротивление признать Святое причастие. В Бразилии иезуиты допустили избранных индейцев из деревень к причастию только с 1573 года. Начиная с 1574 года индейцам разрешалось причащаться чаще, только немногие, после соответствующих освидетельствований, допускались причащаться раз в месяц.

Францисканцы в Мексике поощряли индейцев причащаться более свободно. Народный и весь литургический год был наполнел максимальным количеством церемоний, праздниками, в том числе сопровождавшимися праздничными процессиями, торжественно и живописно соединявшимися с крещением или свадьбами.

Когда в Манилу (Филиппины) пришли новости о том, что папа причислил к лику блаженных Игнатия Лойолу, статую последнего в натуральную величину поставили над верхним алтарем иезуитской церкви и покрыли драгоценностями, над колокольней взорвался фейерверк, провели литературное состязание. Студенты гарцевали на лошадях, танцевальная группа из прихода Святого Михаила исполнила балет. Танцоры вступили на арену, шатаясь, будто искалеченные или слепые. Они упали на колени и стали кричать о благословенном Игнатии, а затем вскочили и исполнили неистовый танец с саблями.

Повсюду в Америке встречались группы кающихся и флагеллантов[29]29
  Флагелланты – члены секты религиозных фанатиков, существовавшей в XIII–XVI веках в Западной Европе и проповедовавшей публичное самобичевание ради искупления грехов. Здесь идет речь о тех, кто занимался бичеванием или самобичеванием «для умерщвления плоти». (Примеч. пер.)


[Закрыть], индейцы собирались в братства Святого Причастия или Девы Марии. Бесконечные проблемы создавали браки, ибо индейцы часто отличались полигамией, католическая же церковь наставляла их в сложных ситуациях.

На практике планы обучения индейцев продвигались медленно. Вице-король Перу Франсиско де Толедо начал строить в Лиме колледж, чтобы обучать детей вождей. Но когда он вернулся в Испанию, строительство остановилось, и в основанные позже колледжи принимали только молодых испанцев.

Испанцы, даже идеалисты, полагали, что индейцы по отношению к белым всего лишь дети, поэтому приняли политику наставничества. Миссионеры любили людей в племенах, где проповедовали, но иногда вели себя как родители-собственники, не допускавшие никаких компромиссов. Поэтому им было трудно даже представить, что индеец когда-либо станет, например, священником.

В Мексике некоторые прогрессивные миссионеры, направлявшиеся францисканцами и епископом Хуаном де Сумаррагой (Цумаррагой), решили устроить местное духовенство. В начале 1536 года они основали колледж в пригороде города Мехико, куда принимали только индейцев, намереваясь воспитать из них священников. В колледже действительно учились мексиканские индейцы, но ни один из них не стал священником.

Испанское духовенство воспринимало идею мексиканских священников как противоречившую их представлениям. Доминиканцы возненавидели колледж, и он постепенно пришел в упадок, чтобы быть эффективно подавленным в конце столетия.

Возможно, первым мексиканцем-индейцем, которого ввели в сан священника, стал Николас дель Пуэрто, ставший епископом Оаксаки в 1679 году. То есть достаточно поздно. Первые индейские священники в Чили были посвящены в 1794 году, в Парагвае после 1768 года, на Филиппинах после 1725 года. В течение почти всего колониального периода в Америке почти не было местного духовенства.

УТРАТЫ

Американские индейцы оставались людьми не всегда способными принять новых, белых американцев на равных. Существовали трудности завоевателей, связанные с созданием христианской политики народов совершенно разных рас. Сложности взаимоотношений поселенцев и аборигенов стали ростком извращенного, принудительного опыта католического духовенства в поздних индейских резервациях в Соединенных Штатах или автономиях внутри различных современных государств.

Попытка Лас Касаса создать модель многорасового поселения на островах закончилась войной между индейцами и испанцами. Постепенно она становилась политикой, особенно принятой среди францисканцев и августинцев, организовывавших индейские христианские деревни, где могли бы учить детей, а люди были защищены от других индейцев и от колонистов. Вскоре подобную методику приняли и иезуиты в Бразилии.

Ее недостаток заключался в том, что монахи и священники становились ответственными за все управление. Им приходилось выполнять функции магистратов, распоряжаться по поводу порок, быть казначеями, иногда даже руководить местными силами охраны.

Моральные богословы из Манилы на Филиппинах в 1630 году должны были установить, может ли священник миссии, как глава своего сообщества, организовывать отпор при нападении. Ответ, конечно, дали положительный, расценив этот поступок как законное средство самозащиты.

Франциск Борджиа, аристократ, генерал иезуитов в 1565–1672 годах, посоветовал, чтобы подобные функции не исполнялись. В 1597 году генерал Клавдий Аквавива попытался более жестко обновить систему. Попытка провалилась. Индейцы не доверяли религии, точно так же как они не доверяли никому из поселенцев. Даже если бы ввели нормальное правительство и истинное исповедание Библии, альтернативы не было.

Кроме того, неудобство вызывал и тот факт, что индейцы, отделенные от основного развития мексиканской или перуанской жизни, не смогли бы больше противостоять суровым испытаниям внешнего мира. Так, например, современные политические проблемы частично вытекают из сложности интеграции индейцев в национальную жизнь. Подобные явления испанские миссионеры, конечно, не могли предвидеть.

Самым успешным примером создания туземных резерваций было разделение Парагвая. Францисканские и иезуитские миссионеры трудились в Парагвае среди племени гуарани (то есть на территории современного Парагвая вокруг города Асунсьон) между 1583 и 1605 годами.

В 1605 году в Асунсьон прибыла вторая группа иезуитов. Сначала они заручились определенной независимостью от местного колониального правительства, подчинив свое поселение непосредственно испанскому королю. Иезуиты создали порядка тридцати резерваций, земельных владений с центральной церковью, госпиталем, монастырем и школой, где наиболее одаренные дети изучали испанский и даже латинский языки.

Именно здесь индейцев вводили в своего рода «ограниченный» мир, сохранявшийся в стороне от коррумпированного общества белых. Здесь, в организованном иезуитами «мире» существовала постоянная дисциплина на основе церковного распорядка и была общая собственность. Все члены каждого такого сообщества ежедневно посещали мессу и вечерню, во время работы пелись гимны. Появился дневной катехизис для детей.

Рабочий день продолжался восемь часов, поощрялись развитие оркестровой музыки, театра и занятия спортом. По крайней мере в одной из первых резерваций все обучались за общим столом, чтобы затем произносить слова в церкви после мессы по воскресеньям.

Жителям приходилось защищать поселения от захватчиков земель, грабителей и работорговцев, захвативших в рабство или убивших тысячи индейцев, а также обратиться к руководителям церкви, чтобы они возглавили исход 15 000 жителей через джунгли.

Иезуиты, наконец, получили право обучить индейцев владению оружием, благодаря чему возникшие местные вооруженные формирования уберегли эти индийские фермерские сообщества от уничтожения. И сегодня в отдаленных районах Парагвая встречаются руины огромных церковных зданий. (В 1865–1870 годах Парагвай был совершенно разгромлен совместными усилиями армий Бразилии, Аргентины и Уругвая. Погибло почти все мужское население стран (в боях) и большая часть всего населения. Причина такого остервенения стран-соседей – прогрессивные преобразования и бурное развитие небольшой страны. С тех пор Парагвай, потерявший значительную часть территории, превратился в задворки Латинской Америки. – Ред.)

Не следует думать, что индейцы в Южной или в Центральной Америке находились в резервациях. Большинство их них размещались в «колониальных» приходах, с обычными священниками, где присутствовала не очень реформированная, а просто пересаженная версия церквей Испании и Португалии. Установлено, что в XVII веке в Кито (Эквадор) было почти поровну духовного и светского населения. В то время как Европа модернизировала церковь, средневековая церковь продолжала свое существование за морем.

ПОРТУГАЛЬЦЫ

В то время как испанцы осуществляли свою деятельность среди американских индейцев, португальцы продвигались на восток. Их успехи видны через основание новых приходов: на островах Мадейра (1514), Кабо-Верде (о-ва Зеленого Мыса) (1532), Гоа в Индии, ставшем резиденцией вице-короля – наместника португальского короля (1533)и архиепископа в 1558 году, в Малакке (1557), Макао на южном побережье Китая (1576), Мозамбике на юго-восточном побережье Африки (1612). (В 1624-м и в последующие годы португальские иезуиты проникли, первыми из европейцев, в Гималаи и Тибет. – Ред.)

Их миссии путешествовали в Софале (Южная Африка), вверх по Замбези до Тете, вверх по Конго, в Эфиопию. Иезуит Бенедикт (Бенто) де Гоэш под видом армянского купца прошел по Хайберскому проходу и путешествовал по всей территории Афганистана и горам Гиндукуш, а затем перебрался в китайский Туркестан. Он умер в Сучжоу, в Китае.

Португальская миссия отличалась множеством недостатков, но ее миссионеров нельзя упрекнуть в отсутствии храбрости или предприимчивости. Меньше, чем других европейцев, их беспокоил цвет кожи. Португальцы на Востоке столкнулись с другой проблемой. Они оказались слабее испанцев, встретились с цивилизациями и религиями гораздо более сильными, чем у инков и ацтеков.

Сначала европейцы здесь не совсем осознали размах поставленной задачи, поскольку в некоторых районах Востока скорость обращения оказывалась такой же быстрой, как и в Америке. На Филиппинах испанцы добились поразительного успеха, превзойдя все восточные миссии. К 1585 году количество обращенных в христианство составляло здесь 400 000 человек. К 1620-му – около двух миллионов.

В 1571 году испанцы основали на Филиппинах Манилу, с 1579 года там стало существовать епископство, архиепископство с 1595, доминиканский университет начал действовать с 1619 года. Филиппины превратились в первую католическую страну Дальнего Востока. Вполне естественно, что этот успех повсюду порождал оптимистические ожидания.

Когда Франциск Хавьер (его называют также Ксаверий. – Ред.) 7 апреля 1541 года отплыл из Лиссабона, направляясь в Индию вместе со своими тремя товарищами, он получил подтверждение полномочий как от португальского короля, так и от папы. Хавьер стал викарием папы на всем побережье Индийского океана, заручившись доверием своей миссии со стороны короля и распоряжением, что все португальские чиновники должны были подчиняться ему и поддерживать всеми силами и средствами, имевшимися в их распоряжении.

Хавьер оставался аристократом, отличавшимся обаянием и благородством, и в то же время оставался необычно простым и прямым в обращении. Возможно, Хавьер мог бы стать духовником выдающихся деятелей в Европе, духовным наставником двора какого-нибудь правителя в Южной Германии.

Из Гоа (юго-запад Индии), где он основал епископство, собор, процветавшие монастыри и многочисленные церкви, он перебрался в Траванкур (в современном штате Индии Керала, юго-запад полуострова Индостан), затем на полуостров Малакка и Малайский архипелаг, потом в Амбоину (Амбон, на острове Амбон, Молуккские острова) и снова в Траванкур. В 1549 году Хавьер отправился из Гоа в Японию, заручившись письмами к японскому императору.

После проповедования на улицах или дискутируя с монахами в Японии в течение двух лет, он вознамерился обратить в христианство Китай, так же как делал в Японии. Чтобы приобрести требуемые полномочия, он вернулся из Лионии в Гоа. Оттуда Хавер направился в Малакку и Южный Китай, но в конце 1552 года в возрасте 46 лет умер неподалеку от Макао.

Хавьер (Ксаверий) считался человеком, принимавшим неожиданные решения и обладавшим развитой интуицией, отличался энтузиазмом, всегда был готов проникать в новые земли и обращать в христианство неизвестные народы, подвергаясь всевозможным опасностям. Он не овладел ни одним из языков многочисленных народов, с которыми встречался, нигде не осел, но всегда шел вперед с неожиданным почти рыцарским напором.

Все, что происходит с людьми, было знакомо миссионерам Игнатия Лойолы. Хавьер же оказался выше остальных, самоотверженным, открытым и симпатизирующим в своих взглядах всем человеческим существам, мгновенно чувствовавшим себя легко и как дома среди индусов, мусульман или японцев.

Придерживаясь метода массового обращения, Хавьер использовал светские способы принуждения, предоставленные в его распоряжение португальскими властями. Он обращался к королю, когда считал, что власть помогает ему в его миссии. Хавьер практиковал массовые крещения, аналогично испанцам в Америке.

На рыбацком побережье около мыса Коморин (Канниякумари) он бродил от деревни к деревне, сопровождаемый своими переводчиками. Он мог собрать жителей вместе, позвонив в ручной колокольчик, читать Символ веры, Десять заповедей и молитвы к Господу и Богородице, уже переведенные на тамильский.

Когда аудитория после нескольких дней или недель хорошо знала слова и открыто заявляла о своей вере в церковные догматы, Хавьер крестил и делал это до тех пор, пока его руки отказывались подчиняться ему. После себя Хавьер оставлял катехизис, чтобы можно было крестить и женить, напоминать обращенным каждое воскресенье догматы веры, которую те приняли.

Хавьер также попытался основать школы и оставить там, где оказывалось возможным, европейских священников. Хотя подобные попытки пасторской заботы не излечивали недостатки его методики проповедования Библии, тем не менее люди позволяли это делать, лишь только он открывал дверь. Необычно, чтобы одному человеку удалось сделать так много.

На Востоке проповедники христианства столкнулись с проблемой, которая вряд ли возникала в Америке, – здесь они столкнулись с великими религиями. Те иезуиты, которые в 1579 году отправились ко двору Великого Могола, потомка завоевателя Индии Акбара, выяснили, что их христианский культ осуществляется в храме, который Акбар построил в городе Фатехпур-Сикри. Однако христианам приходилось делить здание с парсами (зороастрийцами, индуистами, джайнистами и буддистами.

Нормальное и традиционное отношение христиан к язычеству заключалось в том, что идолов следовало разбить. В 1560 году в Гоа привезли приписываемый Будде зуб. И хотя обанкротившиеся местные португальские власти хотели принять предложение 100 000 фунтов стерлингов от одного раджи в обмен на этот зуб, архиепископ выступил с предложением уничтожить реликвию.

Испанцы в Америке и на Филиппинах придерживались принципа, что все старые религии следует уничтожить как языческие, тогда новая религия придет во всей своей чистоте. Епископ Манилы на Филиппинах принуждал китайских новообращенных отрезать свои косички и носить волосы точно так же, как это делали испанцы, что становилось видимым признаком, что китайцы освободились от своих еретических обычаев.

«Я ожидаю, – писал иезуит Вилела в 1571 году после того, как увидел верующих, танцующих у синтоистского храма в городе Касуга, Япония, – я думаю, что мне придется действовать подобно тому, как поступил Илья-пророк со жрецами Ваала».

Однако в связи с религиозными обстоятельствами Индии и Китая подобные имевшие древнееврейские истоки обычаи внутри христианского мира впервые начали меняться. Поскольку терпимость и эклектика считались добродетелью среди индусов, а святость и аскетическая жизнь ценились и индусами и буддистами, некоторые христианские миссионеры с уважением стали относиться к этим религиям. И у них возникало неприятие старых методов – они воспринимали их как препятствие к истинному проповедованию христианства. Даже Хавьер изменил свои ранние представления по поводу «сбрасывания идолов».

Проявления подобной «деликатности» в отношении обычаев или верований нехристиан обычно не нравились и отвергались доминиканцами, в определенной мере ограничивались иезуитами.

В Америке и на Филиппинах большинство испанцев поступали так, как будто среди жителей никакой старой религии не существовало, поэтому они вполне могли продвигать христианскую веру. В 1531 году епископ Сумаррага писал из Мехико, что они уничтожили более 500 храмов и 20 000 идолов.

Отец Барнардино да Саагун глубоко изучил с антропологической точки зрения племена Америки, и его исследование стало важным свидетельством исчезнувшего общества. Однако Саагун не пользовался популярностью среди своих коллег, его книги запрещались и были опубликованы только в современное время, последователей у него не оказалось.

Человеческие жертвоприношения и грубые отталкивающие культы заставляли миссионеров воспринимать их соответствующим образом. Испанский опыт взаимоотношений с индейскими племенами и их религиями в Америке не обязательно является основанием жесткого противоборства христианства и индуизма, христианства и буддизма.

Очевидной проблемой, появившейся вместе с восточными религиями, стала языковая, использование тех понятий, которые смогли бы выразить основы христианского учения. Христианские учителя могли делать это более доходчиво, если бы использовали понятия, сходные с теми, что существовали в других религиях. Но они сталкивались с риском ввести в заблуждение своих слушателей, используя такие понятия из нехристианских систем со всеми их ошибочными толкованиями.

С такой проблемой однажды столкнулся Хавьер. В Японии он сначала перевел слово «Бог», воспользовавшись буддистским аналогом «Дайничи», и только через несколько месяцев, поняв, что воспользовался пагубным переводом, заменил его португальским «Деус», показавшимся ортодоксальным, но непонятным для японцев.

Как и в других известных религиях, более актуальными стали вопросы практического рода. Вряд ли это беспокоило испанцев, они не одобряли все старые обряды, обращали своих неофитов не только в христиан, но и, в культурном отношении, в испанцев. Ту же самую политику пытались применить и португальцы в Гоа. Оригинальный португальский катехизис для Индии в виде вопроса «Вы хотите стать христианином?» звучал как: «Вам хотелось бы присоединиться к касте европейцев?»

Вскоре стало очевидным, что подобные действия невозможны, и поэтому миссионерам приходилась решать, какие из социальных обычаев японцев, китайцев или индейцев считались только социальными и гражданскими, а какие – религиозными, а значит – несовместимыми с новыми христианскими ценностями принимающих крещение.

Почитание предков в Китае и деление на касты (варны) в Индии являлись важными неотъемлемыми составными частями социальных систем. Иезуиты в Китае придерживались мнения, что почитание предков являлось социальным, а не религиозным действием. Если же все же оно и было религиозным, то вряд ли сильно отличалось от католических молитв об усопшем. Иезуиты хотели, чтобы китайцы воспринимали христианство не как замену, не как новую религию, а как высшее воплощение их самых прекрасных ожиданий.

Однако китайцы не воспринимали иезуитов серьезно. В 1631 году в путешествие в Пекин из Малины (Филиппины) отправились францисканец и доминиканец (нелегально с точки зрения португальцев). Там они обнаружили, что для перевода слова «месса» в иезуитском катехизисе используется иероглиф tsi, с помощью которого в китайском языке описывают церемонии поклонения предкам.

Переодевшись, однажды ночью они отправились на такую церемонию, наблюдали за участвовавшими в ней китайцами и ужаснулись тем, что увидели. Так начался конфликт «ритуалов», поразивший восточные миссии более чем на столетие.

Ответственным за столь примечательное рискованное начинание в Пекине стал Маттео Риччи. Он специализировался в классическом китайском, одевался в наряд мандарина, изучал китайскую науку, представлял христианство как воплощение конфуцианства, охотно допускал традиционный культ предков.

В 1599 году Маттео Риччи основал первую католическую церковь в Нанкине. В 1601 году он получил аудиенцию в Пекине у императора Ваньли (Ваньли, правил в 1573–1620) и продемонстрировал ему часы, которые отбивали время. Удивленный император предоставил Риччи субсидию.

Особенность проповедования Евангелия Маттео Риччи заключалась в том, что он мог нарисовать превосходную карту мира, с Китаем в центре, но с крестом и отрывками из Священного Писания на пустом пространстве. Его проповедование во многом отличалось от конкретных дел испанцев, например в Мексике.

Риччи проводил утомительные часы с чашкой чая, обсуждая с интеллигентными посетителями вопросы науки и философии. Когда он умер в 1610 году, то в Китае существовала китайская конгрегация и во всем Китае было порядка 2000 обращенных в христианство.

После смерти Риччи и временной антихристианской реакции миссию в Китае продолжил отец Адам, находившийся в этой стране с 1622 по 1666 год. Он сделался необходимым двору благодаря календарю, выросшему из проекта Риччи. Китайский календарь, определявший счастливые и несчастливые дни, основывался на точных астрономических расчетах.

Изучив астрономию и показав неточность вычислений, преобладавших у мусульманских астрономов, Риччи стал незаменимым и возвысился до высших придворных, став директором китайской обсерватории и государственного министра по математике. Он составил много книг по китайской арифметике и геометрии, став основателем канона. Его предков торжественно облагородили, самому дали титул «Мастера небесных таинств», некоторые китайцы называли христианство «религией великого Чжа».

Отношения Риччи с коллегами складывались не всегда благополучно, отчасти потому, что он отличался вспыльчивостью, не переносил дураков, а во многом потому, что сомневался, действительно ли иезуиту следует стать государственным министром и отвечать, хотя и косвенно, за несчастливые дни.

Незадолго до смерти Риччи даже приговорили к смерти в результате одной из его вспышек, но не казнили. Его друг и преемник отец Вербье преуспел в изучении математики и составил гравированный календарь, превосходящий любой из известных в Китае, велев выгравировать над каждым днем имя христианского святого. (Вербье и другие иезуиты помогали также маньчжурам, захватившим власть в Китае после 1644 года, сражаться с малочисленными русскими отрядами в Приамурье, в частности при осаде Албазина в 1685 и 1686 годах. – Ред.) Исправленные издания календаря Риччи продолжали использоваться вплоть до конца XIX века.

Таким образом влияние иезуитов стало почти исключительно научным и менее религиозным. Разумно сомневаться, действительно ли преемники Риччи выяснили, как примирить непреложные претензии своей религии с надлежащим расположением к китайской религии и культуре.

Все же усилия Риччи нельзя считать напрасными. К 1650 году в основных китайских городах имелись христианские общины. Однако и тогда ни один китаец не сделался священником.

Япония выглядела так, как будто стала полем победы миссионеров, как в свое время произошло на Филиппинах. «В течение десяти лет, – жизнеутверждающе писал оттуда миссионер в 1577 году, – вся Япония станет христианской, если у нас будет достаточно миссионеров». В 1579 году иезуитские миссионеры смогли обосноваться в городе Нагасаки, который стал родным домом для обращенных в христианство, и заявляли, что уже 100 000 японцев обращено в христианство. В 1587 году они утверждали, что в Японии уже 200 000 христиан с 240 церквами, два иезуитских колледжа и школа для молодых дворян.

Хотя японцы рассматривали европейцев как «варваров, пришедших с юга», они интересовались техническими достижениями Европы, европейцы торговали с Японией, базируясь на Макао, чем пользовались иезуитские миссионеры.

Тем не менее быстрая экспансия христианской веры в Японии резко сдерживалась. В отличие от вождей американских индейцев правители Японии вовсе не бездействовали, поддерживаемые буддистскими и синтоистскими священнослужителями, готовыми поощрять сопротивление. Между 1580 и 1614 годами три военачальника установили результативную центральную власть в Японии. (Полководцы Ода Нобунага (1534–1582) и Тоётоми Хидэёси (1536–1598) заложили основы централизованной феодальной власти сёгуната Токугава (1603–1878). Первый сёгун из клана Токугава перебил тысячи своих противников, а в 1630-х годах выдворил из страны христианских миссионеров. – Ред.)

В течение некоторого времени новое центральное правительство воспринимало христиан как полезных помощников в противостоянии претензий буддистских священников. Затем местные принявшие христианство даймё (крупные феодалы, владетельные князья) остались единственным сохранившимся препятствием абсолютному правительству. Португальская торговля с Японией, базировавшаяся на Макао, которая делала иезуитов настолько полезными нехристианским правителям, испытала резкий удар, когда в Японию начали прибывать голландские корабли. И еще больший шок, когда испанцы, находившиеся на Филиппинах, заявили о своих правах согласно старому папскому делению мира, а затем высадили в Японии францисканских миссионеров.

Даже в Японии было известно, что испанские миссионеры действовали рука об руку с испанскими завоевателями. Иезуит отец Алонсо Санчес сделал набросок (в 1586 году) схемы вторжения и завоевания Китая. Епископ Манилы заявил королю Филиппу II следующее: «Ни Юлий Цезарь, ни Александр Великий никогда не получали подобной возможности, с духовной точки зрения нет ничего более значительного, и подобного не предпринималось с апостольских времен».

В 1596 году на японский берег выплыл рулевой испанского галеона, потерпевшего кораблекрушение. Предполагают, что он заявил одному из советников японского правителя, что миссионеры во многом способствовали испанским завоеваниям. При подобных обстоятельствах правитель начал воспринимать миссионеров, как в свое время королева Елизавета относилась к иезуитам – то есть как передовой отряд, предшествующий испанским вторжениям.

Разнообразные эдикты ознаменовали изменения в политике. В 1614 году японский правитель (сёгун) Иэясу издал вердикт, в котором обвинил миссионеров в предательстве, в том, что пытаются низвергнуть истинное учение, и позже изгнал их из Японии.

Так начались преследования, с которыми трудно сравнить что-либо в христианской истории. Между 1614 и 1646 годами приняли мученическую смерть 4045 миссионеров, одних убили мечом, других сожгли у столба, третьих подвергли медленному варению в котле. Следующих подвешивали над ямой, полной нечистот, сделав надрез на голове, позволяя крови медленно вытекать. В таком положении страдалец оставался живым в течение нескольких дней.

С 1627 года подозреваемых заставляли забрызгивать грязью изображения Христа или Девы Марии. Начиная с 1623 года в большинстве районов многим приходилось представлять ежегодную бумагу в храм или магистратам, удостоверяющую, что они принадлежат к одной из буддистских сект.

В 1637–1638 годах множество христиан присоединились к крестьянскому восстанию в Симабаре, закончившемуся массовой резней. Всякому, кто заявлял, что он не христианин, даровали жизнь, остальных, мужчин, женщин и детей, убивали, всего умертвили 37 000 человек (согласно современным подсчетам).

Декретом 1638 года страну закрыли для иностранцев. В 1642 году в Японии тайно высадились восемь иезуитов, но их тотчас обнаружили и после жестоких пыток убили. Еще десять человек попытались высадиться в 1643 году, похоже, что они отказались от своей веры после пытки ямой. На протяжении столетия продолжались стихийные гонения на христиан.

Открытия современных архивов свидетельствуют, что между 1660 и 1691 годами в Бунго погибли 486 христиан – казнили, или они умерли в тюрьме. В 1614 году в Японии было примерно 300 000 христиан, в 1697-м – всего несколько человек.

В письменной истории христианской церкви не было более впечатляющих и жестоких гонений.

Применение методики проповеди Евангелия Риччи привело к ошеломляющему успеху двух иезуитов, Александра де Роде в Индонезии и Роберта де Нобили в Южной Индии.

С 1606 года Нобили возглавлял миссию в Мадурае. Его самого обучал Саньяси, раскаявшийся представитель касты (варны) брахманов, который одевался в шафрановое одеяние брахманского аскета. Нобили брил голову и носил серьги, вел жизнь отшельника и соблюдал вегетарианскую диету. Брахманы начали восхищаться им как святым человеком, что закончилось принятием Нобили брахманами как своего.

Он написал на тамильском работы, где индусская и христианская мудрость гармонично соотносились между собой. Нобили писал христианские поэмы, напоминавшие древние ведические гимны, позволял своим брахманским обращенным продолжать носить священную нить и праздновать некоторые индуистские праздники.

В открытой им школе Нобили разрешал исполнять языческие обряды и уважал индуистские предрассудки в связи с кастовым делением. Он не дозволял никому дотрагиваться до себя и руководил таинством члена внутренней касты, предлагал облатку на кончике небольшой палки.

Неудивительно, что некоторые из его знакомых европейцев были шокированы, и в Рим было отправлено множество доносов. В 1618 году Нобили заставили появиться перед судом архиепископа Гоа, он вызвал смятение, появившись в одеянии брахманского аскета. О «деле малабарских ритуалов» доложили в Риме. В 1623 году Рим отказался осудить Нобили, «до тех пор, пока не поступит дальнейшая информация». Поэтому Нобили продолжал распространять свое необычное и удачное проповедование Евангелия, пока среди 4000 христиан Мадурая не появилось двадцать шесть крещеных брахманов.

Короли Испании и Португалии контролировали миссионерские церкви более тщательно, чем регулировали деятельность церкви у себя дома. Подобный диктат папа санкционировал своей буллой (Universalis Ecclesiae) 1508 года, оказавшейся бесценной в период первых организаций, широко раскинувших свои приходы, и иногда весьма анархических в своей деятельности зарубежных церквей. По мере того как позиция таких церквей укреплялась, они превращались в жесткую структуру, сковывавшую усилия миссионеров.