Текст книги "Реформация. Противостояние католиков и протестантов в Западной Европе XVI-XVII вв."

Самым удивительным оказалось употребление книги «Книги отпущений», написанной иезуитом Робертом Парсонсом, которого англичане опасались и ненавидели как заговорщика. Поощряемый архиепископом Йорка англиканский священник по имени Банни выбросил все нежелательное из книги, и мы даже слышали, что священники читали ее в церкви.

«Мистер Банни, – ворчал Парсонс, – заставил меня говорить подобно благочестивому англиканскому священнику».

Некоторые протестанты вовсе не стыдились того, что использовали латинские богословские книги. Имевшийся в них поток благочестия помогал преодолевать разногласия и свидетельствовал, хотя и негромко, о продолжающемся существовании христианского мира. Милосердие, выпоротое и кровоточащее, карабкалось вверх по лестнице.

Глава 12
Упадок церковной власти

Считается, что церковь 1600 года была способна оказывать давление на правительство, хотя на самом деле она обладала менее эффективной властью, чем в 1500 году. Следует избегать преувеличений. В 1500 году светские власти уже смогли добиться порога независимости от духовных санкций, хотя в 1600 году церковные санкции действовали все еще эффективно.

Королевская власть в государстве усилилась, хотя она и не была создана Реформацией, но не везде распространялась одинаково. В некоторых государствах, таких как Шотландия, только что победивший феодалов и епископов король теперь воевал за поддерживаемых народом проповедников.

Независимо от того, какая линия доминировала, кальвинистская или некальвинистская, светское правительство было не сильнее, чем прежде, и все же оставалось слабее по сравнению с церковью. Проповедник Эндрю Мелвилл смог безнаказанно назвать короля Якова VI Шотландского прямо в лицо «глупым Божьим вассалом».

Рассмотрим отлучения, запущенные римским престолом. Иногда предполагают, что Реформация считала подобные инициации бесполезными и не прислушивалась к ним как к крику человека, стоящего на краю водопада.

Выведя половину Европы из-под юрисдикции папы, Реформация помешала престолу Рима предпринять те практические меры, которые могли бы придать вес его словам, оставляя отлученных только с жалкой моральной поддержкой. После памятного похищения папы Бонифация VIII в роковой день в Ананьи два столетия тому назад Рим осторожно обращался с европейскими правителями.

Если он хотел отлучить королеву Неаполя, то одновременно некий искатель приключений стремился захватить территорию ее королевства.

Если же папа накладывал наказание на город Венецию, то это имело результат только в том случае, если Милан, руководствовавшийся светскими причинами, собирался напасть на Венецию. При случае продолжало использоваться оружие, в частности, когда папа Урбан, осажденный в замке при Ночере, трижды в день появлялся в окне с колокольчиком, книгой и свечой, торжественно и не к месту отлучая осаждавших.

Отлучение от церкви во время Реформации, шла ли речь о Лютере или Генрихе VIII, часто не давало результата. Однако с ростом морального престижа реформировавшегося папства оно вовсе не носило банальный характер. К 1570 году папа Пий V отлучил королеву Англии Елизавету.

Булла разрушила перспективы римских католиков в Англии, о чем позже горько сожалели. Их усилия (или, точнее, отсутствие таковых) позже направлялись на то, чтобы убедить папу не отлучать очередного монарха. Сама же булла не имела особого значения. Она заставила некоторых католиков в Англии слишком тайно симпатизировать заговорщикам и поверить, что королева не является законным сюзереном.

Английское правительство оказалось не слишком заносчивым, поскольку ответило самыми жестокими законодательными наказаниями из всех протестантских государств того времени. А когда в 1573 году кардинал Карл Борромео отлучил влиятельного испанского губернатора Милана, знать и рабочие люди отказались, проходя, снимать перед ним свои шляпы.

Спустя двадцать лет будущий король Франции Генрих IV (тогда Генрих Наваррский) боролся за трон против армий Католической лиги. Папа пригрозил Генриху отлучением и хотел, чтобы тот воздержался от завоевания французского престола. Отлучение не смогло остановить короля, но оказалось достаточно сильным, чтобы задержать его успех на несколько лет.

«Громы и молнии» реформированных пап рассматривались более серьезно, чем тех, которые оставались в формате Возрождения. Они оказались достаточно сильными, чтобы вызвать гнев верующих католиков. Впредь подобное оружие стали собирать за счет благотворительных пожертвований в погребах Ватикана, освежая каждый Великий четверг на Страстной неделе в торжественной булле общего отлучения, похожей на суд Миноса и Радаманта в греческом Аду, перед которым все становились на колени.

ОТЛУЧЕНИЯ И ЦЕРКОВНАЯ ДИСЦИПЛИНА

Если папские отлучения оказывались неэффективными, то не потому, что они устарели как форма наказания. Напротив, в XVI веке, когда отлучение являлось бесповоротной санкцией, оно оказалось еще более результативным средством укрепления пастырской дисциплины духовенства. В это время церковная дисциплина укреплялась и потому, что новые независимые государства сделали ее более эффективной. Там только светская власть могла соответствующим образом реформировать церковь. И везде, как и в подвластных папе государствах, порядок исходил от духовенства, они поддерживали его по мере своих возможностей аналогично светским властям.

Во всех государствах Европы многие отлученные продолжали нести наказания, как в этом мире, так и в загробном. Так, например, в Англии отлученные не имели статуса в суде, не могли в судебном порядке преследовать того, кто отбирал их добро, не могли давать показания, жениться. Их не хоронили в соответствии с христианским обрядом. Если же человек оставался отлученным в течение сорока дней, то его арестовывали и заключали в тюрьму согласно предписанию епископа шерифу – с епископской печатью, удостоверяющей неуважение к святой церкви.

Лютер воспринимал случившееся как наказание земной, но не небесной власти, считая, что оно должно ограничиваться местным и пастырским наказанием по усмотрению священника и его паствы. Однако старое исключение для тех, кто намеревался устроить полицейскую охрану по стране, несло в себе и положительное значение. В лютеранских же церквах законодательный аспект продолжал доминировать над пастырским.

В Англии встречался тот же самый вид законодательного доминирования. Запрещения использовались во многом не как пастырская дисциплина в ее истинном смысле, но как одна из моделей достижения послушания, ее рассматривали не как суд Господа, а только как распоряжение магистрата.

Запрещения продолжали использовать, чтобы усилить такие составляющие закона, как выплата десятины или насильственное появление в церковном суде. В конце 1812 года после отлучения женщину осудили за неуважение к суду. Процедура настолько шокировала парламент, что тот запретил использовать отлучение и посоветовал применять иное наказание.

В реформированных, как и в средневековых, церквах конгрегация склонялась к моральной дисциплине за действия, которые не являлись в прямом смысле преступлениями против государства. Приведем типичный пункт, выбранный наугад из приходских регистров городской церкви Святого Ботольфа в лондонском районе Олдгейт (написание сохранено): «Меморандум о том, что Уильям Эриш, которого отлучили за невыплату пасторского побора, остается женатым на своей жене, после того как его в соответствии с каноническим законом освободили от его клятв, и тогда упомянутый Уильям Фиш стоял в церкви во время проповеди и просил как Господа, так и людей забыть о нанесенной им обиде в соответствии с суждением мистера Стенхоупа. Покаяние принесено в 15-й день декабря в году 1583-м».

Эришу также пришлось оплатить проповеднику его проповедь. Нередко во время правления Елизаветы в церкви Креста Святого Павла в Лондоне появлялась толпа кающихся в белых саванах, несущих свечки. По всей Европе кающиеся продолжали стоять в белых саванах. В Шотландии или некоторых частях Германии они могли также стоять в «кувшине» или железном воротнике, прикрепленном к столбу в церкви. Одним из последних осужденных и понесших наказание в английской церкви был деревенский скрипач Фен Диттон, отлученный в 1849 году.

Поскольку наказания в церковных судах представляли собой не только образец моральной дисциплины в церкви, но и оказывались полезным способом наведения порядка в народе (различие между двумя законами не так-то легко установить), светские правительства противились праву духовенства отлучать и таким образом порождать светские наказания без соотнесенности с магистрами.

С одной стороны, аргументация связывалась с папистами и кальвинистами, с другой – со всеми правительствами, поддерживаемыми лютеранами, сторонниками англиканской церкви и цвинглианскими богословами. Слово «эрастианский» начало символизировать противоправное вмешательство государства в дела церкви.

Далекий от того, чтобы проповедовать, что государство может вмешиваться в дела церкви, Эраст учил, что церковь не должна влезать в дела светских властей и что светские наказания следует применять только по решению светского суда.

Повсюду в Европе его точка зрения начала превалировать, а старое «обращение к светским властям для наказания» продолжало долго сохраняться в Испании и Италии, и любопытные сохранившиеся случаи встречаются в протестантских странах.

Век Реформации увидел, как меняется эффективность судов, улучшая механизм организации той моральной дисциплины, которую требовало время. Затем наступил момент, когда суды государства оказались теперь настолько более эффективными, чем прежде, и в такой степени управляли общественным сознанием, что система церковных судов оказалась больше не нужна.

И она медленно чахла, проявляясь только во внутренних делах церковной жизни и моральной дисциплины духовенства. Наказание после отлучения перешло в более простую форму, помогая ослеплять невежественное общество. Многие отлучения отмерли в XVII веке, потому что тогда люди стали доверять сильным судам светской власти.

УБЕЖИЩЕ В ХРАМЕ

Те же самые процессы случались в связи с обычаем поиска убежища в храме. В ранние годы родовой вражды и несовершенного законодательства устройство таких убежищ оказывалось необходимым, чтобы обвиняемые могли искать в них защиту, пока не происходил справедливый суд.

Представление о святилищах вовсе не являлось исключительно христианским. Однако в христианском мире имевшие проблемы люди вскоре стали укрываться у алтарей, и римские императоры поддержали подобный обычай. В конце Средних веков подобный обычай стал средством избегания наказания.

Известно несколько примечательных случаев. В церкви Святого Мартина в начале XV века группа людей, живших в храме, практически стала бандой разбойников, разраставшейся с необычайной скоростью.

Чаще же святилища использовались беззащитными людьми. Так, из записей храма Святого Иоанна в Беверли видно, что за шестьдесят лет (до 1538 года) там укрывались почти 500 человек. Большинство правительств конца Средних веков, включая и папскую курию, пытались запретить подобную практику.

Самые могущественные государства XVI века вовсе не хотели распространения анархизма. В 1539 году французское правительство по распоряжению Вилле-Котре запретило право искать убежища в гражданских случаях и решительно ограничило число криминальных случаев.

В 1540 году король Англии Генрих VIII уменьшил число убежищ и лишил права неприкосновенности виновных в убийствах, изнасилованиях, грабителей на больших дорогах, взломщиков, поджигателей или совершивших святотатство. Предписание не отменяли в Англии вплоть до 1624 года, и даже после этого некоторые привилегии давались в Дареме и Честере. Так же как и в Пфальце, они действовали до 1697 года.

Все протестантские страны запрещали данное правило в течение своих Реформаций, некоторые дольше, чем другие. В Шотландии, хотя право в его старой форме отбросили, в Холирудпарке сохранилось как возможное убежище для должников до 1880 года.

В католических церквах правило ограничили прежде всего благодаря папе Григорию XIV, который в 1591 году отказал в нем убийцам, еретикам, предателям, разбойникам с большой дороги и грабителям церквей. Однако в некоторых случаях такие места имелись, несмотря на известные неудобства.

В церкви в швейцарском районе Бадена в 1770 году обеспечение охраны человека, обвиненного в краже рубашки и пары ботинок, стоило 1173 флорина. Несколько замкнутых территорий, особенно в Храме (крепость, построенная тамплиерами) Парижа, выжили во Франции и сохранились вплоть до революции 1789 года. Подобные места запретили в Силезии в 1743 году, в Тоскане в 1769-м, в католических германских государствах в начале XIX века.

Остатки таких правил и сегодня встречаются в католических странах. Конкордат 1929 года, заключенный между Муссолини и папой, и сегодня регулирующий Италию, предполагает, что светские чиновники не станут распространять свои функции на церкви, предварительно не уведомив церковные власти.

Как и наказания, выполняемые вследствие отлучения, право убежища соответствовало более простому по устройству обществу. Эффективность общественного правосудия сделала его ненужным.

ПРЕИМУЩЕСТВА ДУХОВЕНСТВА

В первые годы существования христианства в Римской империи (то есть со времени правления Константина Великого (правил в 306–337), который в 313 году Миланским эдиктом допустил свободное исповедание христианства. – Ред.), а также в странах, не ставших христианскими, духовенству делались некоторые послабления. Они получили право, чтобы их судили в соответствии с их собственной юридической системой, церковными судами. Подобная практика до конца Средних веков расширялась, причем не только для духовенства, но и для всех, кто смог представлять второстепенные ордеры, хотя и жил как мирянин.

Почти все, кто мог читать, воспринимали подобные свободы как слабость средневекового правительства. Средневековые сюзерены делали то, что могли, чтобы ослабить воздействие таких послаблений. Ни одно эффективное правительство не могло это допускать, и новые монархи, такие как Генрих VII Английский, пытались их ликвидировать еще до Реформации.

Протестантские страны запретили преимущества духовенства несколькими способами. Папство же пыталось установить их, точно так же, как в свое время пытались учредить древние виды преимуществ для духовенства. Однако католические правители различными способами практически добились эффективного контроля над всеми освобождениями, как и протестантские сюзерены.

В некоторых лютеранских странах продолжали какое-то время отлучать священников от нормальной юрисдикции светских судов и рассматривали консисторию как разновидность духовного суда подобного рода. По Шведской хартии 1611 года предполагалось, что ни один священник не может предстать перед судом, пока его дело сначала не расследуют епископ и собрание каноников.

В Англии по статуту 1513 года не могли обжаловаться дела тех, кто оказывался виновным даже в «небольшой» измене, убийстве, ограблениях святых мест, грабежах на больших дорогах и сожжении домов или амбаров, где хранили зерно. Он же лишал привилегий людей, которые неверно исполняли святые обеты.

В результате статут вызвал дебаты и тотчас оказался неэффективным. Однако во время Реформации периода Генриха VIII ряд статутов отвели старые права, и все стало выглядеть таким образом, что преимущества духовенства стали быстро таять как в Англии, так и в Шотландии.

Однако даже вплоть до 1576 года духовенство могло избежать наказания за первое совершенное преступление, если собирали компургаторов, свидетелей, считавших их невиновными, чтобы те поклялись перед духовными судами. Все же в 1576 году правительство Елизаветы запретило компургаторство. Однако компургаторство оставалось одним из непредсказуемых пережитков в английской Реформации. И его формальные преимущества окончательно запретили только к 1827 году.

ДУХОВЕНСТВО

В КАЧЕСТВЕ ЧИНОВНИКОВ ГОСУДАРСТВА

Естественно, что до Реформации самые значительные должности в государстве занимались высшим духовенством – как из-за того, что большая часть священнослужителей, в отличие от мирян, была относительно образована, так и потому, что эффективная администрация в государстве должна была включать и управление церковью. Нередко жалованье светским чиновникам выплачивалось, не нанося ущерба королевской сокровищнице, то есть из пожертвований церкви. Да и общественный статус духовенства делал его очевидным советником сюзерена.

Старая традиция, когда такой кардинал, как Вулси, становился главным министром короля, сохранялась в католических странах вплоть до XVII века. Упомянем только Ришелье и Мазарини, бывших фактическими правителями Франции в середине XVII века.

Старые княжества-епископства в Рейнланде сохраняли свой независимый статус под покровительством германского императора вплоть до начала Наполеоновских войн. Однако даже в католических странах создавалось больше возможностей для светского министра. Правительство становилось более сложным по структуре, оно нуждалось в большем числе образованных гражданских служащих.

Общественное мнение требовало, чтобы епископы возглавляли свои приходы, и не проявляло снисходительность к тем, кто никогда не появлялся в своих епархиях только потому, что служил королю.

В протестантских странах этот процесс шел быстрее. Сюзерены получили большую законодательную власть в отношении церкви и не нуждались в высшей церковной власти в качестве управляющих. Резкая протестантская враждебность к невежеству, разнообразие старых форм пожертвований поощряли светское образование, и этот процесс в протестантских странах быстро продвигался.

Пастырские идеалы священников оказывались неприемлемыми для епископа или иного священнослужителя, которые получали регулярное денежное содержание от церкви и работали на государство. Во многих лютеранских государствах епископы или священники иногда продолжали служить правителю по мере возможности.

В Швеции духовенство оставалось небольшой частью риксдага. Повсюду представители церкви продолжали сохраняться, оставаясь там, где они были, членами национального совета. Так происходило в Англии, где епископы продолжали заседать, согласно древнему праву, в палате лордов (и с этим никто не спорил вплоть до сороковых или пятидесятых годов), духовенство могло быть магистратами и мировыми судьями.

В безуспешном соперничестве с парламентом в возрождении средневековых обычаев и попытках установить королевские прерогативы первые короли из династии Стюартов продвинулись дальше, чем другие протестантские сюзерены. С 1621 по 1625 год епископ Уильямс из Линкольна стал первым за семьдесят лет лордом-хранителем печати. С 1635 г. архиепископ Лауд из Кентербери заседал в казначейской комиссии и тайном совете по иностранным делам.

С 1636 по 1641 год епископ Джаксон из Лондона занимал должность лорда-казначея, став первым священнослужителем на этом посту со времен короля Генриха VII. Вскоре его назначили лордом Адмиралтейства. С 1635 по 1639 год архиепископ Споттисвуд из Сент-Андруса являлся лорд-канцлером Шотландии.

Правда, данный опыт нельзя считать удачным. С одной стороны, находим архиепископа Лауда, который имел свою позицию по всем вопросам, попадавшим в поле его зрения. Но его финансовая проницательность не соответствовала силе его характера, например, советы по поводу монополии на мыло.

Помимо прочего, духовенство вмешивалось в политические разногласия и подозревалось в заговорах. Реформация стала для протестантского духовенства чем-то вроде болезненного, но лечебного стимула, как произошло во время итальянской революции 1860–1870 годов, которая освободила сопротивляющееся папство от многовековой скорлупы папского государства.

ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЕ ПОЖЕРТВОВАНИЙ

Как корпорация, церковь в 1600 году была беднее, чем в 1500 году. Светские руки – королевских или муниципальных казначеев, дворян, сквайров или гражданских служащих – протягивались и набивали карманы большей частью тех вложений, что привносились средневековой набожностью.

В некоторых протестантских странах необходимость государства в церковных деньгах стала мотивом для государственной поддержки Реформации. Некоторые вложения (как казалось, – а впрочем, так и было) использовались расточительно. Верно, что в каждой стране Европы потребность в более эффективной администрации соединялась с разрушением ценности денег благодаря инфляции, продолжавшейся все столетие. Она вела к быстрому банкротству правительства и заставляла воспринимать лежавшие без употребления ресурсы церкви как возможный источник пополнения.

Швеция приняла лютеранскую реформу в основном на том основании, что страна оказалась банкротом, и государство не могло существовать без больших поступлений средств. И новые доходы обнаружились в результате крупных изъятий (поскольку, согласно каноническому закону, церковная собственность не отчуждалась), причем авторитет католической церкви страдал, когда доходы не обнаруживались.

Король Англии Генрих VIII также изыскал внутренние оправдания для осуществления своего желания сбросить власть католической церкви. Его помощник Томас Кромвель убедил короля, что он сможет обогатить свое королевство, ограбив монастыри.

Лютеранский посол Миконий, прибывший ради того, чтобы заняться богословскими переговорами с английским духовенством, оказавшимися безуспешными, впоследствии враждебно относился к королю. «Единственным устремлением короля Генриха является доход церкви. Он снимает золотые и серебряные вещи с могил святых… и лишает церковь ее владений… Таково Евангелие, которому следует Генрих». Простим резкость высказываний лютеранина, ибо в его словах – правда.

Огромные перемещения собственности складывались из конфискаций монастырских земель. В лютеранских и кальвинистских странах, за некоторым исключением, например Швеции, где сохранились останки кафедральных соборов, пожертвования епископов и собрания каноников шли рядом, переходя в собственность государства, короля или муниципалитета. Что касается монастырей, то правительства часто использовали часть епископских пожертвований на духовные нужды.

Правда, не следует преувеличивать потери церкви. В конце 1580 года, когда Контрреформация в Германии усиливала свою мощь и рвение, все католические каноники кафедрального собора в Трире являлись мирянами-аристократами, проживавшими в стране и существовавшими за счет земельного налога. Среди них не отмечено ни одного священника.

Если пожертвования подобной корпорации конфисковались, тогда государство становилось протестантским, сохранялась возможность, что по крайней мере часть пожертвований пойдет на образование или на пастырские дела. Если же на это ничего не выделяли, то целью конфискации оставалось только перемещение собственности от одной группы знати к другой – кроме нового настроя, возникавшего в ходе бесспорного права завещать собственность законным потомкам, и соответственно, ее отчуждение, возможно, навсегда ради конкретных целей.

Чтобы завладеть частью старых пожертвований, сделанных церкви, протестантам иногда приходилось идти на компромисс со старым законодательством и католическими понятиями, согласно которым отчуждение происходило административным путем. Так, нам известно, что в лютеранской Германии даже целибат или католические епископские конгрегации воспринимались лютеранским духовенством как способ сохранения старых законодательных прав в отношении пожертвований.

Классическим примером такого компромисса может служить Шотландия, где множество церковных земель оставались епископскими. Похоже, не существовало никаких перспектив получения какой-либо части этой земли для духовенства до тех пор, пока оно законодательно не занимало старые епископские приходы на правах собственности.

Священникам поначалу выплачивали недостаточное пособие – из расчета одной трети всех пожертвований, что показывает, какие огромные суммы уходили в карманы шотландского дворянства. В 1572 году с одобрения Нокса «епископы» начали назначаться в основном с целью получения некоторой части старых епископских доходов.

Для последующих поколений они стали известны как tulchan («дойные телята», рождение которых принуждало корову давать больше молока). Суть заключалась в образовании большего числа источников, через которые церковные пожертвования переходили к короне и лордам. В отчетах это не отражено, неясно даже, не старались ли они таким способом помешать правительству полностью завладеть этими доходами.

Пока англичане сохраняли епископов, епископские земли вовсе не отторгались и не передавались в национальную казну. Однажды королева Елизавета сказала епископу Эдвину Сандису, что не причинит вред никакому епископству. Несколько сюзеренов Реформации оказались такими же успешными, как королева Англии Елизавета, поощряя сдавать епископства внаем, совершать обмены и проводить другие сделки на условиях, благоприятных короне и не совсем выгодных приходам.

В 1559 году парламент издал зловещий указ, озаглавленный как «Указ об обмене епископских земель», в котором разрешал короне частично завладевать церковными владениями и доходами в обмен на неподобающие должности и титулы. Как сообщает Страйп, королева и ее придворные получили прекрасную возможность выбирать и отбирать те епископские дома, земли и доходы, какие им были по душе. Король Португалии получил прозвище «епископ Эли», потому что свое содержание основывал на доходе прихода.

Вместо этого власти передавали в приходы жалкие алтари или разрушающиеся дома, давали пособия викариям или кюре. Несколько приходов в течение долгих лет оставались незанятыми, пока правительство получало с них доходы.

Ричард Флетчер, избранный епископом Лондона, подвергся заключению в собственном доме, чтобы заставить его согласиться с бесчестной сделкой, предложенной королевой. Большинство выплат делались ради вакансий и выборов. Поэтому после смерти архиепископа Паркера Кентерберийского в 1575 году циничный придворный предложил, чтобы всех епископов одновременно переместили в другие приходы.

За исключением Бангора, Святого Асафа и Святого Давида, «их следовало оставить, потому что они бедны и находятся в Уэльсе». Придворный предложил план, который следовало провести так, чтобы «не нанести особых обид» епископам. Разрушения продолжались на протяжении всего правления и прекратились только при короле Якове I. Ни один епископ после английской Реформации не мог позволить себе сделать то, что исполнил Уильям Уикхем, основавший такие колледжи, как колледж Святой Марии в Уинчестере и Новый колледж в Оксфорде.

«Они постоянно стремятся сделать духовенство нищим, – писал Уитгифт, тогда мастер Тринити-колледжа в Кембридже, епископу Коксу в 1575 году, – чтобы мы полностью зависели от них». Возможно, он характеризовал мирян, чьи помыслы связывались с их кошельком, причем вовсе не тем, каким они владели. В результате случилось то, что и должно было получиться: крупные церковные землевладельцы, некогда равные или даже превосходившие крупных землевладельцев государства, теперь стали зависеть от них, и все это случилось благодаря успешным изъятиям.

ПРИХОДСКИЕ ЦЕРКВИ

Реформация вовсе не стремилась преуменьшать статус приходских церквей. Напротив, конгрегация и ее церковь приподнялись как сильные образования религиозной жизни, где слово проповедовалось должным образом и соответственно преподносилось причастие.

Благодаря хищным землевладельцам удалось наложить лапу на деньги, получаемые от пожертвований, грабежи стали менее открытыми. Например, Густав I Ваза Шведский (1496 или 1497–1560, король Швеции с 1523 года в результате восстания, освободившего Швецию от датского господства. Провел королевскую Реформацию. – Ред.) конфисковал 13 700 монастырей, из которых почти половина поддерживала священников приходов, что стало гибельным для приходской жизни.

Распределение церковных или кафедральных денег приходским областям, особенно в ряде районов Германии и Швейцарии и какое-то время в Англии времен Кромвеля, позволило им укрепиться.

В начале XVII века бедные кюре в сельских приходах жили на скудное вспомоществование. Их материальное положение было таким же, как в 1500 году, но за прошедшее время покупательная способность денег частично уменьшилась, в течение столетия произошла сильная инфляция. Хотя на бумаге размеры жалованья росли, уровень жизни оставался прежним.

Оказывалось сложным выделить соответствующее жалованье для людей с положением, потому что реформаторские идеи ограничивали накопление большого количества средств, которые обычно использовались, чтобы вознаградить слуг церкви или государства.

Не менее сложным оказывалось изыскание денег для ремонта церквей. Еще более трудным было финансирование постройки больших соборов. XV век и первая четверть XVI века стали великими временами для строительства храмов. Елизаветинское время оказалось не менее значительным временем устройства монастырей в сельской местности.

Прогулка вдоль проходов почти всех старых соборов в Англии вполне способна убедить наблюдателя в существовании различий между возможностями 1500 и 1600 годов. Когда архиепископ Лауд в 30-х годах XVI века захотел восстановить собор Святого Павла, ему пришлось возглавить национальное движение, чтобы найти достаточно денег.

Сравнивая подобные сложности, возникавшие с церковными деньгами, без сомнения, частично приходится говорить об изменении ценности денег, равно как и о стремлении мирян жертвовать на церковь.

Реформация была революцией, а все революции всегда носят разрушительный характер. Передача власти от старой власти к новой, даже если и не сопровождалась гражданской войной, возможно, завершалась уменьшением роли властных структур и общественным союзом. Предоставлялись возможности и для толпы, которую Джон Нокс обычно называл шакальим множеством.

Однако грабежи и гражданская война, вероятно, только частично объясняют потери сокровищ культуры средневековой Европы. Некоторые величественные церкви оказались в руинах, потому что нужды в монастырских церквах теперь не было. Многие часовни разрушались, потому что существовали большие по размеру и продолжавшие использоваться церкви, часовни же утрачивали свое назначение и не получали деньги на содержание.

Реликвии (или предполагаемые реликвии) святых выбрасывались в мусорные кучи, однако многое спасли набожные руки и собрали в новых сокровищницах в Южной Европе, равно как и в сокровищнице собора Сан-Роке в Португалии. Сказанное относится и к убранству храмов. Старые деревянные части полагалось снять и разрубить, в некоторых сельских районах их использовали в качестве топлива, в других – чтобы оградить разрушенные церкви. Однако некоторые удалось спасти.