Текст книги "Реформация. Противостояние католиков и протестантов в Западной Европе XVI-XVII вв."

Планировалось, что через месяц человек придет к сознательному решению начать вести новый образ жизни, подчиняясь учению и предписаниям церкви. Выводились и другие правила, в частности: подчинение высшему и полное самоотречение являются условием полного подчинения Господу. Душа должна повиноваться церкви, как невеста Христова, жертвуя своими собственными суждениями, исповедоваться, часто причащаться, отводить часы для молитвы. Устанавливались такие институты церкви, как монастыри, целибат духовенства, реликвии, посты, индульгенции, паломничество. Провозглашалась защита схоластической теологии, церковных традиций и декретов пап.

Книга заканчивается «Правилами раздумья вместе с церковью». В них проводится мысль о доминанте церковной службы, если человек готов поверить в то, что кажется ему белым, а на самом деле является черным, если церковь заявляет, что это так. Однако в противоположность общему мнению доказано, что в течение многих лет ученики Лойолы постоянно не занимались подобными упражнениями.

В 1523 году Лойола совершает паломничество в Иерусалим. В 1526 году он становится студентом Алькалы, готовящим себя к рукоположению. Его жесткость и небольшие группы набожных сторонников заставляют испанскую инквизицию с подозрением относиться к нему, и в течение некоторого времени Лойола находится под стражей.

Свою деятельность Лойола попытался продолжить в Саламанке и снова попал в тюрьму. Новую попытку он предпринял в Сорбонне, где его снова обвинила инквизиция. Тогда Лойола начал, наконец, учиться мудрости и осмотрительности при подборе учеников. В Париже к его братству присоединились первые шесть человек – его земляк Франциск Хавьер (Ксаверий), Лайнес, Фабер (Пьер ле Февр), Сальмерон, Бобадилья и Родригес.

В часовне на Монмартре 15 августа 1534 года небольшая группа вознамерилась идти в Палестину, чтобы начать обращение турок, что оказалось невозможным. Они хотели предложить папе, чтобы тот поручил им любой вид деятельности по его выбору, даже если таковой окажется миссия к туркам или другим, если это необходимо.

К 1538 году стало ясно, что в Палестину попасть невозможно, и, хотя мысленно Хавьер (Ксаверий) уже был в Индии, все же они предложили свои услуги папе. Им стало известно о вопиющих нуждах итальянских парий. Позже сторонники Лойолы получили известность как воспитатели детей, проводники уединенной жизни, как общественные проповедники, капелланы в госпиталях.

В Риме весной 1539 года они образовали орден Иисуса, целью которого было наставление детей и просвещение их заповедям Господа. Его члены выказывали особое послушание папе, отправляясь туда, куда он их посылал. Священники ордена, хотя и связанные часами молитвы, не выполняли вместе свои обязанности, поскольку не могли остановить свою благотворительную деятельность.

Их деятельность протекала не в благоприятное для установления новых порядков время. При папском дворе реформы начали спотыкаться во время правления папы Адриана VI (1522–1523), продолжая оставаться в том же состоянии, при Клименте VII (1523–1534) все стало даже хуже. Подобное положение сохранялось и в 1539 году при Павле III, ставшем папой и начавшем заметно влиять на общественное мнение в Риме. Во многих местах встречались революционно настроенные личности. Каноник Гудиччони, с которым папа советовался по поводу иезуитов, поверил, что все существующие мужские ордена, кроме четырех (возможно даже, одного), следует запретить. Наконец, буллой от 27 сентября 1540 года учредили общество Regimini militantis ecclesiae.

Общество никоим образом не собиралось стать орудием в борьбе против протестантов. В равной степени оно не славилось своей непримиримостью. В булле 1540 года общество своей целью объявило пропаганду веры, фраза «пропаганда и защита» веры появилась только в 1550 году. В равной степени по своему происхождению общество не обладало диктаторскими свойствами. Сам Лойола оказался менее темпераментным, чем Джон Весли (Уэсли).

Однако между 1540 и 1555 годами общество настолько выросло численно, стало настолько влиятельным, до такой степени расширило круг своей деятельности, что им можно было управлять только с помощью сильной руки и центральной власти.

И пока Игнатий не начал действовать решительно как влиятельное лицо, он, возможно, довольствовался тем, что кто-то другой станет управлять основанным им сообществом, а он продолжит оснащать его собственными идеалами и добродетелью подчинения как основой его благочестия.

Правила, сформулированные в «Духовных упражнениях», вовсе не являются новинкой. Они похожи на правила Франциска Ассизского, истоки восходят к Правилу святого Бенедикта и др. Однако Лойоле удалось преуспеть во введении в свое общество атмосферы религиозного послушания, которое легко сочеталось с автократическим устройством, дав ему практическое обоснование, и завершалось обетом полного послушания папе римскому, дававшимся членами общества.

Они намеревались создать общество священников, служащих язычникам и бедным, уделяя особое внимание обучению детей или неграмотных, с особой энергией подавляя стремления своих самых преданных сторонников, стремившихся превратить общество в обычный, пассивный орден. Они учреждали приюты, дома для падших женщин, школы, центры облегчения страданий бедных. В Сицилии даже создали нечто вроде банка для нуждающихся крестьян.

Другие члены в период установления новых порядков изменили религиозные обязательства, чтобы произносить службы вместе. Однако Игнатий Лойола наложил на это запрет. Не происходило общего произнесения служб – так старейшее обязательство, восходящее к монашескому сообществу, исчезло.

Отметим уравновешенность, проявившуюся у зрелого Игнатия, когда-то фанатичного и аскетичного экстремиста в управлении обществом. Хотя он продолжал вести суровый и аскетический образ жизни, не позволяя никому проявлять излишнюю ретивость, когда это начинало приносить вред здоровью.

Лойола даже принуждал некоторых юных аскетов, которых находил постящимися вне регламента, есть мясо в своем присутствии. Его люди должны были соответствовать тяжелой работе, совершаемой в миру. Успехи иезуитов быстро распространились в соответствии с их готовностью приспособить старые идеалы монахов к запросам нового поколения.

Иерархия в обществе была сложной. Послушничество продолжалось два года вместо одного, оно отличалось от старого замкнутого монашества тем, что предполагало работу в госпитале и совершение паломничества босиком. Затем новичок принимал простые обеты бедности, послушания и милосердия, после чего переходил к «учебе», а уже пройдя через жесткий курс высшего обучения, должен был принять в дополнение к трем стандартным обетам послушания, целомудрия и нестяжания четвертый: обет непосредственного послушания Святому Отцу, как наместнику Господа, и Генералу ордена. Девизом ордена является фраза «Ad majorem Dei gloriam» («К вящей славе Божией»).

Именно «принесшие четвертую клятву» составляли управляющее ядро общества. Их было немного, в 1556 году всего лишь 43 человека из 1000 членов. Управляющее сообщество собиралось только для избрания Генерального настоятеля (Генерала) ордена или по его распоряжению (кроме исключительных случаев, когда Генерал оказывался не в себе или недееспособным).

Сообществом управлял Генерал вместе с четырьмя избранными им помощниками. Теоретически Генерал располагал такой же властью, как и руководители других средневековых орденов, но их власть ограничивалась обычаями, писаными и неписаными правилами, в то время как иезуитский Генерал руководил мощной организацией, нуждавшейся в сильном правительстве, чтобы контролировать ее быструю экспансию и согласовывать различные виды деятельности.

Система морали, разработанная иезуитами, называлась ими «приспособительной» (accomodativa), так как давала широкую возможность в зависимости от обстоятельств произвольно толковать основные религиозно-нравственные требования. Для большей успешности их деятельности иезуитам разрешается вести светский образ жизни, сохраняя в тайне свою принадлежность к ордену. Широкие привилегии, данные папством иезуитам (освобождение от многих религиозных предписаний и запрещений, ответственность только перед орденским начальством и др.), способствовали созданию чрезвычайно гибкой и прочной организации, в короткое время распространившей свою деятельность на многочисленные страны. В Средние века иезуиты активно использовали казуистику, систему пробабилизма, а также применяли различные приемы для трактовки вещей в выгодном для себя ключе, в частности мысленные оговорки и т. п. Из-за подобной морали в бытовом языке слово «иезуит» стало синонимом хитрого, двуличного человека.

По мере того как увеличивалась численность, занятия членов ордена становились более разнообразными. Не позволялось прерывать служение Господу, которое оставалось главным занятием в обществе, так как сохранялась необходимость борьбы против еретиков. 7 апреля 1541 года Франциск Хавьер (Ксаверий) вместе с тремя иезуитами-товарищами сел на корабль, идущий в Индию. Он стал первым в длинной цепочке миссионеров, направившихся в Индию и в Америку.

В 1540 году общество оставалось небольшой группой, в основном занимавшейся образованием и пастырской деятельностью среди бедных. К 1556 году, когда Игнатий умер, в ордене состояло более 1000 членов, и оно превратилось в одну из самых влиятельных организаций в католическом мире.

Францисканцы начали с пастырства для бедных и вскоре представили профессоров в университеты. Параллельное расширение деятельности иезуитов произвело меньшие перемены, чем францисканцы. Чтобы образование детей оказалось эффективным, его следовало направить от низшего к высшему. Начальная школа не была результативной без активной средней школы, и средняя школа не функционировала, пока не начинал действовать университет.

Первую иезуитскую среднюю школу открыли в Мессине в 1548 году. Здравый смысл Лойолы предполагал новые методики, он внес свежее дыхание и практическое начало, удивительное обучение латыни в духе Ренессанса, заботу и о благочестивых манерах. Начав обучать мальчишек из римских трущоб, орден закончил воспитанием принцев, принцесс и представителей знати католической Европы.

Тем временем один университет за другим основывал колледжи, сначала в Падуе в 1542 году, главный открылся в Риме в 1551-м. Общество иезуитов превратилась в обучающий орден, став ведущей организацией, занятой высшим образованием католиков. Поскольку образовательные методики оказались эффективными, более функциональными, чем какие-либо другие в современной Европе, то их сочли возможным использовать для обучения аристократов и королей. Ассоциация иезуитов при католическом дворе показалась объединением опасным для обеих сторон, была основана на руководстве умными учителями.

Иезуиты в Германии

Обучая католической вере в университетах, иезуиты вступали в прямое противоречие с быстро нараставшим влиянием протестантского духовенства, у которого был собственный план Реформации. Понятно, что эти представления вступали в полное противоречие с идеалами и интересами святой Римско-католической церкви.

Изучение иезуитами теологии сначала направлялось на пастырские нужды, затем его предполагали использовать с противоположной целью, и, наконец, оно исчерпало себя как академическая дисциплина.

Сам же Игнатий, несмотря на упорное прилежание, никогда не был ученым. Однако двое из его собратьев, Лайнес и Сальмерон, вошли в число ведущих католических теологов и были самыми решительными защитниками папства на Тридентском соборе. С того момента (1542 года) иезуитских отцов призвали работать в Южной Германии. Они сразу же возглавили сопротивление протестантской мысли и исканиям, опровергая протестантских богословов.

В 1549 году иезуиты начали преподавать в университете Ингольштадта в Баварии, впредь ставшем их немецким оплотом. В 1552 году в Риме они основали немецкий колледж, с того времени Игнатий стал рассматривать борьбу против ереси как главную задачу своего ордена. Его сменил на посту генерала Лайнес, необычайно способный теолог и полемист, из первых членов ордена.

В 1555 году рассудительные люди полагали, что дело консерваторов завершилось. Протестантизм продолжал распространяться в католических землях, таких как Австрия, Бавария и Чехия.

Старым теологам было все труднее и труднее противостоять новым теологам, за исключением случаев, связанных с суевериями. Благодаря своему мастерству Иоганн Экк выпустил небольшие руководства, содержавшие собранные им доводы против протестантов. Однако на более глубоком уровне просвещенное духовенство становилось на сторону реформ.

Довлело мнение, что реформа была необходимой. Скука и затхлость старой схоластической традиции, ее бесплодность в обществе преобладали в идеях гуманизма, являлись второсортными качествами многих его защитников. Все сказанное представлялось традиционалистским апологетам недостаточным и неубедительным на протяжении сорока лет реформ.

Правда, отмечались исключения. Испанские монахи, такие как Альфонс да Кастро или Доминик Сото, уже в 1540-х и 1550-х годах создали труды, направленные против протестантизма. Однако по мере развития библеистики теологи нашли много общего с протестантами в подходах к Библии и древней церкви, и противоречия уменьшились. Консерваторы поняли, как защищать старые методики в новых условиях, иногда даже удивляясь результативности старых приемов.

В Германии это изменение атмосферы отразил «Катехизис» иезуита Петра Канисиуса, опубликованный в 1555 году. Он был написан понятным языком, отличался легким и привлекательным стилем, опирался на библейские тексты и, в отличие от катехизиса Экка, не ставил своей целью опровергнуть противников. В нем утверждалась как данность католическая вера, и он заслужил похвалу даже среди протестантского духовенства. Канисиус проехал по католическому югу, поощряя правителей защищать их религию, спорил и проповедовал, основывал колледжи и институты. Большую часть столетия даже информированные немцы предполагали, что основателем иезуитов являлся Канисиус.

Не следует забывать и о том, что полемические диспуты или памфлеты составляли лишь незначительную часть борьбы с протестантами и были единственным способом противостоять попыткам протестантов реформировать церковь. Так происходило, например, в Баварии в 1550 году, когда сохранялись все старые случаи поношений, поддерживаемые набожным правителем.

Духовенство продолжало оставаться неграмотным, монастыри часто напоминали городские гостиницы, викарии нередко держали при себе любовниц и многочисленное потомство. Среди священников было распространено пьянство. Таковыми оказались условия, которые позволили реформаторским идеям с севера распространиться на юг.

Отдельные представители среднего класса Баварии уже подверглись влиянию лютеран или анабаптистов. Единственным способом ограничить процесс сочли Реформацию церкви. Именно старание пастырей, в равной степени как и военное противостояние, лежало в основе продвижения Контрреформации в Южной Германии.

«Лучше всего сражаться с еретиками, не обращая внимания на их критику», – замечал нунций Бономи в 1585 году. Однако пастырское рвение вовсе не относилось к политике государства. В Баварии набожный герцог Альбрехт V (1550–1579) принудил иезуитов к содействию и реформировал приходы своего княжества с неукоснительной строгостью.

Изгнание еретиков или уничтожение анабаптистов, сожжение неверных книг стало частью усилий каждого католического правителя в деле реформ собственных приходов.

КОНТАРИНИ И КАРАФФА

Протестанты – Лютер, Генрих VIII (если он являлся протестантом, а не просто женолюбом), Кальвин – обратились к будущему Вселенскому собору церкви. Все еще помнили о соборах XV века. Самые традиционные из реформаторов воспринимали Вселенский собор как средство реформирования церкви сверху, а также по составу его членов. После немецкого выступления перемены означали мир.

Трудности заключались в различном понимании того, насколько собор оказывался свободным, кто должен поддержать его и какова его программа. Папское духовенство придерживалось мнения, что только папа обладает каноническим правом назначать Вселенский собор. Протестантское духовенство не ожидало ничего хорошего от собора, устроенного и организованного их главным оппонентом.

Умеренный миротворец, каковым являлся император Карл V, столкнулся с гигантской и трудновыполнимой задачей созыва или создания оснований для созыва собора, который благоразумные люди с обеих сторон могли воспринять как истинный собор, обладавший авторитетом и престижем, сравнимым с великими соборами ранней церкви.

Многие умеренные, особенно в Германии, пассивно относились к нараставшему расколу, поскольку искали способы учреждения будущего собора. Они могли не хотеть Лютера, но жаждали реформ, соглашаясь, что папы не способны созвать действительно представительный собор, поскольку вовсе не стремились к реформам.

Немцы хотели созвать «свободный христианский собор в германских землях». Его «свободу» большинство немцев понимали как независимость от папства. Император Карл V жаждал, чтобы собор состоялся в Германии, отчасти потому, что являлся благочестивым католиком, но в не меньшей степени и потому, что нуждался в объединенной Германии.

Папа и его советники, как и их предшественники, с подозрением и страхом относились к собору, даже католическому, созываемому германским императором. Они опасались того, что собор, все участники которого были едины в необходимости реформ, мог так или иначе ограничить свободу действий папы, который хотел ограничиться лишь разговором о «реформах». Они также помнили о том, что Базельский собор отчитал папу как сварливую жену, а Констанцский собор сместил папу и выбрал нового. Наконец, они опасались, что неподконтрольный курии Вселенский собор проведет резолюцию, согласно которой будет трансформирован католицизм, а Святой престол утратит свое значение.

Признавая, что раньше или позже собор следует провести, папа и его люди намеревались, чтобы он прошел подобно Латеранскому собору 1512–1517 годов, традиционным образом – с приглашением епископов и непосредственно под управлением папы.

Папа и его советники полагали, что способны реформировать церковь с помощью папского декрета, в той степени, в какой она нуждалась в реформах. Если собор все же решат провести, то его следует созвать в Риме или в папских владениях. Иногда папа и его советники верили, что новые декреты вовсе не необходимы, а народы нуждаются только в укреплении существующего канонического закона.

«Что обсуждать на соборе, – говорил кардинал Кампеджио на съезде в Аугсбурге в 1530 году, – когда лютеране не подчинялись установлениям ранних соборов?» «Мы не нуждаемся в соборе, – вторил ему Лютер, отвечая папскому нунцию в 1535 году, – но собор необходим христианскому миру, чтобы признать его застарелые ошибки».

Находившимся между двумя противоположными точками зрения императору Карлу V и папе Павлу III потребовался не один год, чтобы прийти к согласию по поводу места, времени и повестки дня собора.

Павлу III Фарнезе (папа в 1534–1549 годах) пришлось отказаться от политики своих предшественников и под угрозой вовлечения Рима в бесконечный конституциональный конфликт согласиться с созывом независимого собора. По своему характеру Павел вовсе не был сторонником реформ, поскольку страдал от многочисленной алчной семьи. Однако он был убежден в настоятельной необходимости реформировать церковь изнутри, что само по себе было достаточно смелым поступком. Хотя известно, что папа возвысил племянника, которому было четырнадцать лет, до кардинала и послал красную кардинальскую шапочку в его школу. Папа также вознес и несколько католических лидеров с реформаторским рвением или симпатизировавших гуманистам, предоставив им свободу действий. Это были Фишер, Контарини, Садолетто, Караффа, Поул. В 1536 году папа назначил комиссию из девяти человек, чтобы она выработала меморандум по поводу реформы. В 1537 году комиссия издала «Сообщение избранного комитета… по поводу реформы церкви» (Consilium de Emendanda Ecclesia). Она рекомендовала, чтобы священнослужители проживали только в своих приходах. Определенный стандарт предъявлялся к тем, кого допускали к приходу.

Хотя комиссия странным образом умалчивала по поводу невежества и необходимости образования духовенства, она признавала злом индульгенции и следование суевериям. С неприятной откровенностью порицалась брань монахов, злоупотребления епископской властью, алчность и безответственность кардиналов, проституция в Риме и заявления о злоупотреблениях высшего руководства церкви, в частности продажа церковных должностей. В связи с ростом лютеранских идей в Италии папа Павел III в 1536 году издал буллу, врывавшуюся в компетенцию государственной власти, угрожавшую отлучением от церкви за всякую апелляцию к собору и ставившую духовенство в привилегированное положение в случае привлечения к суду духовного лица. В 1542 году Павел III решил использовать опыт испанской инквизиции, и буллой Licet ab initio папа учредил в Риме центральный инквизиционный трибунал с неограниченными правами, то есть, по существу, занимался симонией.

Отталкивающе открытый текст вскоре стал известным и был опубликован протестантами в Германии. Распространили изображение, на котором три кардинала подметали церковь лисьими хвостами вместо метел.

Католическая церковь не была монолитной единой структурой. Средневековая церковь отличалась обширным кругом точек зрения, и теперь папа обнаружил себя зажатым между двумя различными школами. Все соглашались в том, что нужны реформы. Но разве реформа должна означать сближение с протестантами, примирение и соглашение, разрешение женитьбы духовенства или причастие из чаши, устранение ошибок в учении путем более глубокого изучения Священного Писания и оправдание верой?

Или реформа должна была перейти в стычки с протестантами, отказ от всех соглашений, развитие непротестантских элементов культа в соответствии со средневековой традицией, укрепление власти иерархии?

История Контрреформации частично представляет собой и историю победы консерваторов и военных над примиренцами и либералами.

Два кардинала, возвысившиеся при Павле III и являющиеся авторами Consilium de Emendanda Ecclesia, стали символами соперничавших школ. Первым оказался кардинал Контарини, покровительствовавший первым иезуитам, вторым – кардинал Караффа, организовавший орден театинцев.

Несмотря на многие свидетельства, Контарини не являлся членом «Оратории Божественной любви» в Риме. Он изучал философию среди гуманистов, затем стал гражданским служащим в Венеции и участвовал в Вормсском съезде как венецианский посол. И все же оставался мирянином, когда папа сделал его кардиналом в 1535 году.

Отличавшийся гуманистическими взглядами и личной храбростью, в течение семи лет Контарини оставался стражем и вдохновителем католической Реформации. Он верил, что протестанты в некотором роде правы, заявляя о собственных заслугах. Контарини выражал доктрину справедливости и был готов выработать положения, которые удовлетворят как протестантов, так и католиков. Он верил, что традиционные ошибки, пусть даже самые возвышенные, но совершенные римской курией, должны быть признаны.

Коллоквиум в Регенсбурге, 1541

Политика примирения достигла своей кульминации на Регенсбургском коллоквиуме в 1541 году. Контарини в сопровождении самых умеренных немецких католических священников и заручившись неявными, но либерально звучавшими инструкциями от папы Павла III, сидел за одним столом с самыми умеренными из немецких протестантских священников.

Во время встречи Контарини следовал полученным инструкциям. Папа требовал, чтобы превосходство папы признали изначально. Контарини видел, что требование расколет собравшихся, и отложил его, включив последним пунктом в повестку дня. Иоганн Экк, полагавший, что умеренность на конференции невозможна, нарушил ее мирное течение, но его все же удалось утихомирить. При сохранявшемся лидерстве Контарини конференция достигла поразительного согласия по поводу решения спорных вопросов об оправдании верой.

Участвовавшим в экуменистической конференции умеренным следовало напомнить, что не все члены их уважаемых церквей являлись таковыми же. Лютер подозрительно относился к тому, что он услышал, и счел соглашение немыслимым. В Риме кардинал Караффа резко выступил против предательства теологов.

Французский король Франциск I внезапно стал опасаться того, что императору Карлу V удастся объединить Германию на основе религиозного мира, достигнутого в Регенсбурге, и с той же горячностью выступил против такого соглашения.

Немецкие католики правого крыла подумали, что достижение соглашения носит иллюзорный характер и они должны идти дальше, доходя до крайностей, если это удовлетворит лютеран. Тем временем конференция в Регенсбурге сама потерпела неудачу по статье о преобразованиях, которые Контарини не мог исключить, а протестанты принять. Папа Павел III заявил, что он не допустит двусмысленной формулировки, и возможность мирного урегулирования растаяла.

В Италии кардинал Контарини столкнулся с ситуацией, когда все считали его еретиком. Он умер в следующем 1542 году.

Неудача Контарини открыла дорогу противоположной партии. Примирение теперь сочли эфемерным, и истинная политика для церкви заключалась в том, чтобы определить ее доктрину и более точно осудить ошибки.

В том же самом году, как Контарини находился в Регенсбурге, Караффа посоветовал папе основать новую и влиятельную инквизицию для борьбы с ересью. Он и его сподвижники верили, что следует очистить католицизм с помощью обвинений в ереси и что политика примирения поощряет рост ереси.

Небольшое, но все же растущее число обращений итальянцев в протестантизм в течение 1542 года, включая и известный переход Бернардино Окино из капуцинов и Питера Мартира Вермильи из августинцев, дало дополнительный импульс. Римскую инквизицию основали согласно булле (Licet ab initio) от 21 июля 1542 года, назначив шестерых кардиналов (включая Караффу) в качестве генералов-инквизиторов. Им придавались беспрецедентные полномочия – они могли арестовывать подозреваемых, конфисковать собственность, казнить виновных, в то время как за папой оставляли право помилования.

Караффа немедленно приступил к исполнению своих обязанностей с рвением и энергией, которым мог бы позавидовать испанец Томас Торквемада. Он приобрел один из римских дворцов, где разместил возглавляемое им учреждение. Под его наблюдением в подвалах дворца была оборудована тюрьма, камера пыток со всяческим палаческим инструментом. Затем Караффа назначил своих полномочных представителей (комиссариев-инквизиторов) в зарубежные католические страны. Пост комиссария-инквизитора Рима получил личный исповедник папы Теофило ди Тропеа, такой же кровожадный мракобес, как и его патрон.

Караффа установил следующие нормы деятельности для папской инквизиции: 1. При первом же подозрении в ереси инквизиция должна обрушиваться на виновных подобно молнии. 2. Инквизиция обязана преследовать всех еретиков, невзирая на их чины и звания, в том числе государей и князей церкви, если они повинны в ереси. 3. Особенно энергично следует преследовать тех еретиков, которые пользуются покровительством светских государей; только те из них, кто проявит раскаяние, могут рассчитывать на «отеческое милосердие» инквизиции. 4. Протестанты, в частности кальвинисты, не должны рассчитывать на какую-либо пощаду» (Цит. по: Ranke L. von. Storia dei Papi. Firenze, 1965, p. 155).

Террор новой инквизиции быстро захлестнул папские владения. В Швейцарию и Германию бежали многие видные церковники, заподозренные в симпатиях к Реформации, в их числе викарий ордена капуцинов Бернардино Окино, богословы Вермильи, Курионе, Валентин, Кастельветро. Но бежать могли далеко не все. Тех же, кто попадал в руки Караффы и его ищеек, ждали тюрьма, пытки и, возможно, смерть на костре.

С особым недоверием папская инквизиция относилась к ученым-гуманистам, считая их опасным рассадником еретических воззрений. Под давлением Караффы распустили Академии наук в Модене и Неаполе, а все те, кто занимался наукой, были взяты на подозрение, за ними была установлена слежка. Снова начались преследования францисканцев, этих неисправимых крамольников внутри церкви. Вновь по всей Италии запылали костры. В Венеции, правда, инквизиторы изобрели более дешевый способ избавляться от еретиков: их топили в лагуне.

Под ударами инквизиции яркий и эксцентричный итальянский гуманизм, едва оправившийся от разграбления Рима в 1527 году, был вынужден приспосабливаться к новым условиям.

В 1555 году Караффу избрали папой, и он стал Павлом IV. Ему было семьдесят девять лет. Раздражительный и импульсивный, страстно преданный только двум объектам, причем не так легко сопоставимым: католической реставрации и низвержению испанской власти в Италии, он стал править католическим миром.

Несочетаемость этих двух моментов почти уничтожила реформаторское значение понтификата. Чтобы сражаться против католических испанцев, папе пришлось использовать лютеранские войска. Он осыпал упреками королеву Марию Английскую и вернувшего Англию в церковь кардинала Пола, архиепископа Кентерберийского, не боровшихся с испанцами.

Для реализации своих политических планов против испанцев папе пришлось использовать своих племянников, но обнаружилось, что те замешаны в коррупции и криминале. Его короткий понтификат четко показывает дилемму, с какой сталкивались все папы вплоть до 1870 года, – может ли реформированное папство остаться центром итальянской политики и главной силой среди властителей Европы?

На протяжении всего своего правления Павел IV неутомимо стремился к реформам, подавлял общественные скандалы, заботился о том, чтобы найти благочестивых людей (причем так ревностно, что к 1558 году 88 епископств оставались вакантными), убеждая, направлял общественное мнение.

Павел IV вернул обратно в свои приходы всех 113 епископов, проживавших в Риме, за исключением десяти или двенадцати, необходимых для решения административных вопросов. Караффа принудил каждого еврея носить желтую шапку и жить в гетто, откуда был только один выход. Именно Караффе принадлежит идея издания первого Индекса запрещенных книг. В список попал «Декамерон» Боккаччо, пока из него не выбросили все нежелательное.

В декрете запрещались все книги, даже безобидные, написанные определенными авторами или изданные некими печатниками. В этот эксцентричный список попало огромное количество книг протестантов, например все сочинения Эразма (даже не религиозного свойства), короля Генриха VIII, Штаупица, Макиавелли, Рабле, Петра Абеляра и даже два издания Корана. Все это привело к огромному сожжению книг по всей Италии, хотя во Франции и Испании список проигнорировали. В Венеции в субботу перед Вербным воскресеньем сожгли более 10 000 книг.