Текст книги "Реформация. Противостояние католиков и протестантов в Западной Европе XVI-XVII вв."

Примерно в 1620 году в деревенской церкви Итон-Константина в Шропшире службу служили поочередно четыре чтеца. Каждый из них был школьным учителем, все четверо были малообразованными, двое не отличались моральной чистотой. Они читали молитвы по воскресеньям и праздникам, но не допускались к произнесению проповеди, учили в школе и пьянствовали по будням, пороли мальчиков, когда напивались, и в итоге были уволены.

В окрестных деревнях проживало порядка дюжины пожилых священников, им было около восьмидесяти, но никто из них не проповедовал, а большинство вели скандальный образ жизни. Там же находилось три или четыре церкви, в которых служили способные и набожные люди. Однако если кто-то отправлялся из собственного прихода, чтобы послушать их проповеди, к нему в родной деревне относились с презрением, воспринимая как фанатика, наделяя прозвищем «пуританин».

Отчет о посещении архидиаконства Норфолка в 1597 году показывает, что здесь находилось восемьдесят восемь церквей, где произносилось всего лишь четыре проповеди, в год и восемь церквей, где никакие проповеди не читались вовсе.

Попытки излечить прежнее невежество духовенства, выходцев из народа, требовали времени. Должен был пройти не один год. Однако что-то удавалось сделать. В конце XVI века горняки Гарца пользовались абстрактными теологическими терминами, бесспорно не понимая их значения.

Насколько мы можем судить по печатным проповедям 1600 года и последующего времени, тогдашняя конгрегация смогла достичь большего понимания теологических догматов, чем большинство конгрегаций XX века. Проповедь выглядела довольно бледно, в ней не удавалось избежать противоречий, она непосредственно связывалась с прегрешениями членов конгрегации. Чаще, чем позже позволял обычай, она направлялась против выступивших против сюзерена и также против папистов, схимников или анабаптистов, в связи с подобными случаями становилась резкой, слова не смягчались.

Между 1621 и 1631 годами поэт Джон Донн проповедовал с кафедры собора Святого Павла в Лондоне, произнося самые прекрасные и проникновенные проповеди периода Реформации и, возможно, во всех христианских странах. Его примеру оказалось не так просто последовать.

Среди протестантов существовало общее поверие, что священник должен включать в свою проповедь нечто превосходящее общий уровень, чтобы заставить сознание прихожан стремиться к совершенству. Даже тогда, когда оно почти приближалось к данному состоянию, Донн ожидал, что придет высший уровень библейского и теологического знания и в его конгрегации станут судить о его проповедях по пользе, какую получат его слушатели. Сам Донн считал, что на верном пути.

В городах, в отличие от сельской местности, проповеди читались чаще. Полагали, что примеры из Священного Писания должны сопровождать каждое культовое действие, если, конечно, это оказывалось возможным. В таком небольшом городе, как Торгау (недалеко от Лейпцига), проводилось пять ежедневных служб с проповедями. В Страсбурге проповеди произносились каждое утро и вечер с кафедры и четыре раза в неделю в нескольких других церквах. Общее количество могло расти, как для священников, так и для населения. В Ростоке (северо-восток Германии) общее число проповедей, произнесенных за 1640 год, определяется цифрой в 1500.

Некоторые лютеранские критики придерживались мнения, что это было уже слишком много, что излишество вредит священникам и населению. «В этом городе, – говорил Герберт из Фрауштадта (ныне город Всхова в Польше. – Ред.), – сами проповедники заговорят себя своими проповедями до смерти».

Когда в Англии Ланселот Эндрюс стал проповедовать дважды в день, то просто начал болтать пустое. Он иронически замечал, что, проповедуя дважды в день, один раз просто треплет языком. Однако его рвение возрастало. Однажды Чедертон проповедовал в течение двух часов, когда ему сказали, что следует остановиться, поскольку он испытывал терпение окружающих. Однако одновременно стали раздаваться крики: «Ради спасения Господня! Продолжайте. Умоляем вас, продолжайте». И он проповедовал еще в течение часа.

Церкви XVI века приобрели новые предметы мебели, на кафедре появились песочные часы. До Реформации они были редкостью и стали распространяться в английских сельских приходах во время правления Елизаветы. Многие сентиментальные люди рассматривали час как время, которое может выдержать их конгрегация, но даже в особых случаях более долгие проповеди, как правило, не читались.

Кальвин упрекал Фарела за то, что он произносил длительные и утомительные проповеди. Кранмер советовал Латимеру, чтобы тот читал проповедь не более полутора часов, потому что король устает. Большинство церковных предписаний требовали, чтобы проповедь продолжалась полный час, по крайней мере в воскресенье. Однако печатные проповеди показывают, что на самом деле они оказывались гораздо короче.

Гуманистически настроенный Меланхтон полагал, что вполне достаточно четверти часа, поскольку ухо устает первым. Известны часы с пятнадцатиминутным заводом, и не всегда точные изготовители иногда совершали ошибки в пользу конгрегации. Сохранились песочные часы, которые решительно ограничивали час сорока восемью минутами.

Воскресная утренняя служба обычно завершалась чтением катехизиса или уроками, часто посещавшимися как взрослыми, так и детьми. Известно, что в лютеранской Германии даже правители выполняли катехизис. Постепенно на протяжении XVII века подобная практика теряла свое значение по мере того, как улучшалось преподавание в школе.

Время с 1550 по 1650 год стало свидетелем широкого распространения знания Библии среди протестантских мирян. Продвижение такого знания оказалось медленным и неровным. Уильям Брадфорд, родившийся в Остерфилде в Южном Йоркшире в 1590 году, вспоминает, что сельские жители в период его отрочества были совершенно незнакомы с Библией.

Однако свидетельства другого рода настолько многочисленны, что вполне достаточно привести два случая. Один случился в воскресенье, когда заключенный маркиз де Монтроз остановился в Кейте в 1650 году по пути на эшафот. Священник произнес над ним отпущение, сравнив его с Агагом, царем амалекитян (который был взят в плен царем израильтян Саулом, а затем умерщвлен. – Ред.). Тогда маркиз сказал: «Скорее Иеровоам (виновник разделения единого Израильско-Иудейского царства, в дальнейшем – царь Израиля, отклонившегося от Иудеи. – Ред.)». И повернулся спиной к священнику.

Другой случай произошел в 1652 году, когда толпа собралась, чтобы услышать дебаты между пресвитерианцем и независимым (индепендентом) из английской армии. Какова же была тема диспута? Первородный грех, судьба, виды поклонения.

ЦЕРКОВНЫЕ ЗДАНИЯ

Возобновление значения проповедей потребовало иной структуры для здания, высокой или более центрально расположенной кафедры. В 1575 году построили огромную церковь Иль-Джезу в иезуитском квартале в Риме.

Протестанты строили новые церкви на месте старых отчасти потому, что им причиняли боль руины, а возможно, и потому, что прихожанам не удавалось найти средства, чтобы построить новые здания.

В елизаветинской Англии самыми разрушенными были монастырские церкви, поэтому в обязанности королевы входило восстановление алтаря. Чиновники королевы оказались поразительно беспечными по поводу выплат денег на восстановление.

Другая проблема – передачи зданий – выросла из древних обычаев, существовавших в деревнях. Монастырь Святого Роберта в Нэрсборо всегда получал парчовое покрывало для алтаря. Прихожане, естественно, ожидали, что и королева предоставит подобное покрывало, однако престол так и остался непокрытым.

Простое убранство, скорее всего, оставалось нормой времени. В первой церкви, построенной для исполнения лютеранского служения, замковой часовне в Торгау в 1543 году, находился простой алтарь. Церковь Святого Павла в Ковент-Гардене, построенная в 1631 году, по форме выглядела как простой прямоугольник с галереей.

Самым большим новым зданием протестантов оказался храм гугенотов в Шарантоне (1623), устроенный как простой прямоугольник, с двумя рядами галерей, чтобы в нем могли собираться 5000 человек, здесь же находился дом проповедника и ничего больше. Этот храм уничтожил Людовик XIV в 1685 году.

Большая часть работ проводилась на развалинах старых церквей, как видно по древним церквам Эдинбурга или Амстердама. Иногда использовали для молитв неф старого храма. Кафедру приподняли, к 1548 году появились первые огромные трехэтажные здания.

В некоторых лютеранских церковных зданиях сказывалось влияние кальвинистов, скажем, кафедра устанавливалась перед алтарем, как в Лауэнбурге (1615) или почти наверху алтаря, как в дворцовой церкви в Шмалькальдене (1590), такое устройство получило распространение в Гессене и Тюрингии, несмотря на неодобрение суровых лютеран.

В елизаветинской и якобинской Англии существовала конфронтация между теми, кто использовал молитвенник, и пуританами, осуждавшими его на каждой службе, когда речь шла о Священном Писании. Первые знали, что невозможно найти хорошего проповедника в каждом приходе, они соглашались только на чтение молитв как истинное средство вероисповедания.

Таким образом, доска для чтения книг стала необходимой частью церковной мебели, она обычно размещалась перед конгрегацией, а к востоку от нее располагался чтец. Постепенно доска стала обязательной во всех английских церквах. Несколько английских церквей (в Лейтон-Бромсвоулде в Хантингтоншире при Джордже Герберте и Литл-Хиддинге при Николасе Ферраре) имели по две кафедры равной высоты, одна для чтеца, другая для проповедника, чтобы продемонстрировать, что молитва и проповедь имеют равное значение.

ОДЕЖДА ДУХОВЕНСТВА

На улице лютеранский пастор носил длинное черное одеяние. На некоторых гравюрах Кальвин изображен в дублете (разновидности камзола) и бриджах. Большинство реформаторских пасторов старались не надевать одежду, которая бы выделяла их из среды мирян. Лютеранский накрахмаленный воротник вокруг шеи стал светской новинкой, которую некоторая часть духовенства не одобряла.

Вскоре воротник стал носиться и во время литургии, его размеры увеличивались, пока в XVII веке он не стал подобен мельничному жернову. В некоторых лютеранских церквах, особенно в Северной Германии, воротник встречается и сегодня. Современный воротник священника обязан своим происхождением попытке аскетического духовенства поздней Контрреформации уберечь священников от ношения огромных воротников, таких как у мирян, и ограничиться простыми воротничками. Правила визитации требовали скромности в одежде духовенства. Нам известно о мерах, принятых против немецких пасторов, носивших цветные одежды или туфли с вздернутыми носами, а также и тех, кто подстригал бороды подобно солдатам.

Лютеранские конгрегации порицали священников, появлявшихся на алтарях или на кафедрах, как миряне, в цветной красочной одежде, вскоре подобные происшествия стали рассматриваться как оскорбление, с которым следовало бороться.

Осенью 1523 года Цвингли начал проповедовать в черном одеянии. 9 октября 1524 года Лютер произносил проповедь в черной одежде, в то время как на утренней службе он проповедовал в принятом у монахов одеянии с капюшоном.

Правда, хотя такое одеяние быстро вошло в обиход у реформированных (кальвинистов), лютеранские церкви отличались по скорости его введения. В Аугсбурге прихожане торжественно поклялись не слушать проповедника, носящего ризу, в Вюртемберге ее запретили в 1556 году. Однако в Северной Германии одеяния, особенно стихарь, продолжали использовать гораздо дольше. Стихарь запретили в Нюрнберге только в 1810 году.

В Англии ношение платья стало одним из предметов разногласий между пуританами и сторонниками епископальной системы управления. Спорили, стоило ли носить стихарь в церкви, правильно ли различаются священники по отметкам одежды на улицах. В 1604 году пуританский священнослужитель доктор Рейнольдс вызвал переполох, появившийся в турецком одеянии на судебном заседании в Хамптоне.

Английские каноники 1604 года настаивали, чтобы английские священники, как и лютеране, носили на улицах строгие черные одеяния, а в церкви – стихарь. Во времена Кромвеля пуританин, вице-канцлер Оксфордского университета, как рассказывают, оскорбил общество, появившись в шляпе с загнутыми вверх полями и испанских кожаных сапогах.

ИНТЕРЬЕР ЦЕРКВИ

Протестантский пастор, стоявший на своей английской кафедре около 1600 года, видел многое из того, что было в старой церкви: каменный сосуд для святой воды около двери, купель на своем старом месте, открытый неф со стульями и несколькими скамьями. Мужчины все так же сидели с одной стороны, а женщины – с другой. Оставалась и скамья магната (возможно, сегодня она даже стала больше, здесь находились одна или несколько частных скамей).

Пол устилали камышом и соломой, ведь эта деревенская ризница еще не могла себе позволить покрыть пол плитами, как это делали в некоторых других деревенских церквах. И в конце XVIII века еще были деревенские церкви с непокрытым полом.

В одном из углов церкви могла находиться куча земли, она использовалась для похорон внутри здания. Некоторые пожилые люди по-прежнему молились перед алтарем, что городские женщины ошибочно принимали за поклоны священнику.

Устроенная как и некоторые церкви семьдесят лет тому назад, такая церковь позволяла человеку почувствовать прохладу, здесь не было суматохи, что вызывалось ее оголенностью и обнаженностью. Хотя старая дубовая перегородка по-прежнему отделяла алтарь от остального пространства церкви, церковные галереи наверху исчезли, равно как находившиеся слева и справа статуи. Переместили и картины, висевшие на стенах.

Подновленные фрески вызывали при взгляде на внутренние стены церкви чувство свежести и теплоты. Смущало обветшание, оно придавало церкви отталкивающий вид, скрываемый побелкой.

Если в старой церкви и был орган, то теперь его не было видно. Возможно, его убрали королевские войска, хотя наличие органа не являлось обязательным в законодательном порядке. На стене были начертаны Десять заповедей. Особое впечатление создавали контрасты тьмы и света, уюта и суровости, нагромождений и простоты. Соответственно, внутреннее чувство создавалось теперь собственным вкусом и настроением прихожанина.

Многое зависело от конкретного селения и его пастора, поддерживаемой им традиции. Однако поведение верующих, возможно, стало немного более серьезным, чем прежде, отчасти благочестивее, до некоторой степени искусственнее. Продолжали существовать церковнослужители и чтецы. Нефы практически не использовались для посторонних целей, вызывая прежние чувства об открытом и светском месте для разговоров и обсуждения деловых моментов, как обычно оставаясь центром мирской жизни.

Перемены вовсе не носили радикальный характер. Заметны были лишь изменения в обрядах. Частично они происходили благодаря переменам моральных устоев, новым концепциям добродетельного поведения и благопристойности, частично связывались с новыми литургиями, во время которых делались попытки превратить верующих в активную конгрегацию.

Средневековая деревенская конгрегация в вопросах культа в основном оставалась пассивной. Когда в торжественные моменты звонили в колокола, прихожане поворачивались к алтарю, преклоняли колени или произносили молитвенные восклицания. Однако основную часть службы они просто слушали, наблюдая за обрядами, совершаемыми священником (или священниками).

Оставаясь относительно пассивными, за исключением особенных моментов службы, многие прихожане продолжали беседовать о том, что интересовало лично их и их соседей. Так, известно, что протестантские сквайры проводили на церковных скамьях свои сделки. Новые же литургии смогли воздействовать и на них.

В Средние века церковь оставалась единственным общественным зданием, находившимся во владении многих сообществ. Не имея зала для встреч, городские или сельские жители обычно посещали церковь, чтобы провести сделки, суд, обменяться товарами. Церковь служила школой, местом для прогулок и празднеств. Согласно установленному позже правилу в церквах происходило меньшее почитание, здесь служанки сплетничали по поводу своих покупок.

В Южной Европе традиция не совсем умерла, даже в такой протестантской церкви, как собор Святого Павла, окруженный богатым населением, она сохранялась вплоть до XIX века. Каковы бы ни оказались недостатки подобного поведения, люди считали церковь своей, занимались здесь своими повседневными делами, рассматривая церковь как естественное место для встречи друзей, равно как и сверхъестественное место для встречи с Господом.

Меняющиеся привычки XVI века сложно проследить. Нам известно о протестантских трансептах, использовавшихся для размещения боеприпасов, или немецких крестьянах, использовавших церкви как холодные погреба для хранения своего пива. Протестантские часовни становились приходскими библиотеками. На колокольнях пасторы раскладывали шерсть. Пока не появлялась школьная комната, в церкви проходили занятия.

Одно время в немецких церквах происходили театральные представления. Неиспользовавшаяся сельская церковь заполнялась сеном. Помещение могли применять для местных собраний, расспросов следователя, присмотра за бедными. Иногда церкви использовал и церковный суд.

Первый в Америке законодательный орган штата Виргиния, избранный в 1619 году, вначале заседал на хорах церкви в Джеймстауне. Иногда сохранялась старая атмосфера, потому что духовенство в некотором смысле являлось официальными чиновниками местного государства. По елизаветинскому закону они отвечали за сбор налогов, а в Швеции еще и за ведение реестров населения.

Повсюду занимались тем образованием, какое тогда существовало. Содействовали, если правительство призывало выступить против женщин в шляпах с широкими полями или непривычных модных тенденций. Или действовали, если приходилось найти кандидатов для суда присяжных.

Как и в случае с 95 тезисами Лютера, церковные двери или портики оставались местом для прикалывания общественных записок. Поскольку духовенство считалось общественными чиновниками, они иногда выносили общественные порицания вместе с запрещениями, точно так же здесь называли несостоятельных должников или банкротов.

Саксонский церковный закон 1580 года и английский канон 1604 года запрещали подобные замечания в отношении мирян, однако удобство побеждало почитание. Со свойственным ему обычным напором архиепископ Лауд попытался сделать канон действенным и вынудил епископа Гудмана из Глостера предстать перед Высшей комиссией, потому что тот разрешал проводить квартальные сессии в церкви.

В 1571 году архиепископу Гриндейлу из Йорка пришлось вынести распоряжение, чтобы в церковном дворе не проводились ни обеды, ни танцы, а во время службы торговцы не демонстировали свои товары. В начале 1599 года путешествовавший по Европе интеллигентный и симпатичный англичанин Эдвин Сандис писал о том удивлении, какое испытал при виде разговаривавших, смеющихся и занятых своими делами прихожан во время католических служб.

К предмету нашего разговора мы отнесем и рассуждение о церквах, становившихся в сознании общества менее похожими на рыночную площадь или городской зал, но более на школу. Или на здание, необходимое обществу, где мужчины и женщины выполняли определенные функции и получали особенный дар, где они по-прежнему встречались, чтобы просто посплетничать. Все же здание постепенно выстраивалось как отдельное учреждение, как будто старое святилище расширяло свои владения и территорию из нефа к западной двери.

Логический конец такому разброду мнений, направленному против светского использования церкви, положило закрытие здания и открытие его только во время службы. Сельские церкви часто запирали и до этого, поэтому никакой особой новости в запирании церквей не увидели.

Примерно в 1600 году стало усиливаться ощущение, что здание церкви следует воспринимать как помещение только для поклонения Богу, что оказывалось возможным достигнуть, если в другое время оно запиралось. Так, церковь Святого Зебальда в Нюрнберге была закрыта, хотя и не окончательно, в 1603 году.

В 1616 году Брайтингер, главный пастор Цюриха, посоветовал городскому совету закрыть кафедральный собор на том основании, что торговцы продолжают его использовать, чтобы заключать сделки, дети играют в нем и портят сиденья.

Сам же я не испытываю никакого чувства по поводу того, что протестантские церкви должны быть открыты, чтобы желающие использовали их для своих молитв. Когда-то в них приходили, чтобы послушать чтение большой кафедральной Библии. Но ведь сейчас имеются карманные Библии. Как полагают, подобающим местом для частной молитвы являются дом и семья.

Протестантская дисциплина требовала более высокого стандарта внимания и внешнего почитания на службах. В реформированных церквах ее обеспечивали старейшины, в англиканской церкви – ктиторы (церковные старосты), в обязанности которых входило пресечение случаев дурного поведения, хождений, разговоров, выходов на крыльцо во время службы, опозданий.

Альтернативой сплетням и неподобающему поведению становился сон. Церковные сторожа получали предписания будить спящих, и все равно оставались те, кто продолжал спать. Особенно очевидным и общим явлением это стало, когда Герхард во время погребального панегирика по поводу Мэйджора почувствовал, что должен сказать, что никогда никто не видел этого великого человека спящим в церкви.

Эндрюс заметил во время проповеди, что один порядочный гражданин изо всех сил старался не заснуть, но все же засыпал. После проповеди он сказал этому человеку, что в происходящем виновато его не душевное, а физическое состояние, и посоветовал поменьше есть в воскресенье перед службой.

На одной службе в Бостоне в Линкольншире наблюдатель заявлял, что видел, как половина конгрегации спала. В Женеве во времена Кальвина Жак Пикар заснул в начале проповеди, проснулся, почувствовав себя некомфортно из-за боли в ноге, взволновал конгрегацию и священника тем, что стал шаркать своей ногой и называть своего соседа бабуином.

Нам известно об этих исключительных случаях, потому что они имели особое значение. Следует отметить подобающую торжественность поклонения, результатом которого стало недопущение на службу маленьких детей и, следовательно, их матерей. В ирландском каноне 1634 года церковным сторожам предписывалось, чтобы те предупреждали население не приносить и не приводить маленьких детей, которые не могут усидеть спокойно на своих местах. В 1616 году на Киркской сессии в Перте предписывалось, чтобы клирик со своим красным посохом выдворял «обращающихся друг к другу детей».

Чем дольше налагались наказания за непосещения церкви, тем менее следовало ожидать идеального посещения. Когда Пауль Герхард, автор знаменитых гимнов, прибыл в Виттенберг в 1628 году, он обнаружил, что, когда он произносил свои молитвы в замковой часовне, где Лютер прибил свои тезисы, его потревожили студенты, богохульствовавшие, пившие и скандалившие.

Согласно англиканской литургии полагалось преклонять колени, причем не только во время принятия причастия. Однако в большой конгрегации немногие, кажется, делали это – по той причине, что не сохранились пуританские чувства в виде старого обычая, равно как и соломенный пол, а также из-за отсутствия подушечек.

Король Франции Генрих III (р. 1551, правил в 1574–1589. Последний из династии Валуа. Убит монахом Жаком Клеманом. – Ред.), бедный расточитель, забавлялся на протяжении всей мессы со своим щенком. С другой стороны, особенно в кальвинистских странах, существовали любопытные описания пристального внимания и возвышенного поведения, сопровождавших публичные службы.

Один прошлый обычай казался проявлением непочтительности не только потомкам, но и большинству современников, он связан с ношением шляп мужчинами в церкви. Шляпы снимались во время молитвы и, конечно, таинства, однако сохранилось множество изображений конгрегации, где слушатели одеты в шляпы во время проповеди. Это стало одним из различий между лаудианцами и пуританами, поскольку лаудианцы попытались заставить снимать шляпы. В некоторых частях Швейцарии ношение шляп продолжалось даже в XIX веке.

УЦЕЛЕВШИЕ

В протестантских странах сельские жители часто следовали старым обычаям. Они продолжали креститься, входя в церковь или кланяясь престолу, хотя им настойчиво велели поступать иначе. И все же, даже в реформированных странах, они не всегда принимали подобные наставления или продолжали вести себя по-старому, соглашаясь для вида.

Их кюре мог оказаться небезразличным к подобным проблемам или презреть их ради своей паствы. Старинные ритуалы, освященные или созданные средневековой церковью, происходившие из глубин воображения простодушных людей, иногда унаследованные из дохристианской эпохи, не искоренялись Реформацией.

Огромный колокол, звонивший во вторник на Масленицу, назывался Блинным колоколом, который однажды созывал людей на исповедь, продолжил звонить и на сельских колокольнях; его назначение забыли и вспомнили тогда, когда начали верить, что он является сигналом домохозяйкам начать печь блины.

Крестьяне продолжали отмечать 5-е воскресенье Великого поста горохом и бобами, Пасхальное воскресенье яйцами, мальчики продолжали собирать иву, хотя процессия в Вербное воскресенье теперь приобрела неорганизованный вид или запрещалась. Наблюдатели обнаруживали пожилых людей, произносящих свои молитвы на могилах своих умерших, кланявшихся крестам или осенявших себя крестным знамением. Или оскорблявших своих соседей тем, что носили знак креста на груди (однако в некоторых лютеранских церквах знак креста продолжали поощрять).

По-прежнему верили, что звон колоколов порождает молнию. Пасторы противились крещению колоколов или сожжению священного ладана для защиты от грозы. Немецкие сельские жители принуждали сопротивлявшихся пасторов звонить в колокола, чтобы защититься от грозы. В Куммерсбрюке население было убеждено в физической необходимости подобного действия, потому что гроза разрушила дома прямо в тот день, когда они не смогли позволить себе позвонить в колокола. Даже добродетельные протестанты не могли удержаться от слов «Господи, помилуй наши души», множественные надписи ora pro nobis оставались неповрежденными.

В лютеранских странах новая месса, хотя и стала проще, все же немногим отличалась от старой. Меланхтон однажды посоветовал пастору вносить минимальные изменения ради сохранения конгрегации. Хотя лютеранская месса менялась в течение ряда лет, все же она претерпела незначительные изменения.

В различных церквах сохранялись свечи, одеяния, исполнение службы на латинском, поклоны и преклонение, распятия, образа и вышивки. Во Франкфурте дореформаторские требники продолжали использоваться вплоть до конца XVI века. С 1536 года, когда реформаторский пастор Вольфганг Мускулус посетил лютеранскую службу в Эйзенахе, и вплоть до 1653 года, когда пуританин, английский посол в Швеции, посетил собор в Скаре, сохранялись постоянные записи об испытанном населением шоке от реформаторской традиции, связанной с лютеранскими литургиями. В конце 1635 года в Гамбурге предприняли попытку перестать произносить службы на латинском, но тех, кто это сделал, обвинили в кальвинизме.

В реформированных странах некоторые жаловались, что церкви напоминают амбары, в них нет ничего достойного поклонения. В 1569 году в Базеле конгрегация сообщала, что выйдет из церкви, если проповедник начнет угрожать папе, оставались те, кто продолжал использовать четки.

Бедная матушка Уотерхаус жаловалась в 1566 году, что Сатана не позволяет ей молиться на английском, поэтому она продолжала произносить про себя латинские молитвы. Некий гражданин из Женевы ворчал, что распевание метрических псалмов напоминает о старом пении священников и вызывает у него головную боль. Известен и пастор из Женевы, бывший монах, его критиковали за то, что он держит свои руки подобно монахам.

Вовсе не ожидали, что столь радикальные перемены потревожат или смутят поклонение наблюдавших за происходящим верующих.

С другой стороны, сохранились немногочисленные свидетельства случаев беспорядков и недовольства. Возражения с целью защитить традицию немногочисленны. Большинство протестов исходили от тех, кто хотел провести перемены – считали, что возрождение старой литургии, прежних обычаев или давних орнаментов слишком напоминают о папстве, и потому их следует убрать.

Чтобы понять воздействие Реформации на обычную конгрегацию, необходимо осознать, что массовые суеверия вызывали у некоторых образованных людей чувство отвращения к ним, причем настолько сильное, что оно даже ощущалось физически. Говорили, что отношение Джона Нокса к мессе можно объяснить только тем, что в течение тех лет, что он ее посещал, Нокс не обнаруживал в ней ничего загадочного, связывая ее с ложным поклонением идолу.

Для многих образованных людей упрощенная, библейская, проводимая на народном языке литургия пришла вместе с освобождением, неся очищенные душевные переживания, как будто конюшни церкви, промылись свежей водой Божественной правды. Как и новообращенные, они настолько прониклись силой нового, что больше не видели благочестия в старом и предпочитали выбросить всякие его следы из памяти и сознания.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Тесно связанной с желанием порядка и проявлением почтения во время службы стала попытка придать более торжественный вид воскресной службе. Хотя воскресенье оставалось днем, когда посещалась церковь, тогда же происходили игры и увеселения, футбол, праздники и народные гулянья. Одновременно шли петушиные бои, происходила охота с ястребом или соколом, обыкновенная охота, игра в кости, шары, травля медведя и распивание церковного эля.

Все мероприятия проводились, как и современный способ сбора денег на церковные нужды, с целью сбора средств на будущий ремонт. Баррели крепкого пива продавались публике в церкви или на церковном дворе, выручка шла в фонд церкви.

Лютеране вовсе не проявляли строгость в отношении воскресенья. Они лишь выступали против обыденной работы или приготовлений к рынку. Однако в Касселе на Крещение ежегодно проходила ярмарка, в Кюстрине – те же самые мероприятия в воскресенье, за семьдесят дней до Пасхи. Ландграф Георг Дармштадтский перенес все ярмарки, которые выпадали на воскресенье, на рабочие дни, но это было исключением.

Не допуская чрезмерности, обычно известной как субботианство (ставшее знаменем пуританской партии в Англии после 1585 года), современные протестанты предпочитали не работать и не играть во многие игры в воскресенье. Высоким оказывался процент незаконнорожденных детей, произведенных деревенскими девушками в результате майских праздников.