Текст книги "Последняя инстанция"

Глава 23

Мы направляемся по Пятой автостраде на восток, и я то и дело поглядываю на часы. Даже если бы здесь волшебным образом материализовался вертолет Люси, я бы все равно не поспела к Анне раньше двух. Достаю бумажник, визитку, на которой Бергер нацарапала свои контактные номера. В отеле не отвечают, и я оставляю для нее сообщение: прошу заехать за мной в шесть вечера. Марино вопреки своему обыкновению молчалив, уставился прямо перед собой; пикап с ревом летит по вихляющей узкой дороге. Полицейский переваривает новости про детскую коляску, которыми я только что с ним поделилась. Разумеется, Бев Киффин нам солгала.

– Ну и местечко, бр-р, – наконец заговорил он, качая головой. – Жуть. Такое чувство, будто за каждым шагом следят: всюду глаза, глаза. Словно там поселилось нечто такое, о чем никто и не подозревает.

– Она подозревает. Ей однозначно кое-что известно, даже не сомневайся. Эта дамочка особо отметила коляску, сказала, что ее оставили люди, которые сбежали из палаточного лагеря. На одном дыхании выпалила. Ей нужно, чтобы мы так считали.

Вот только зачем?

– Никаких постояльцев из палатки попросту не существует. И если окажется, что волосы действительно принадлежат нашей образине, тогда у меня есть смутное подозрение, что она сама его и привечала. То-то фифа дергалась всю дорогу.

У меня воображение перемкнуло, когда я попыталась представить себе Шандонне: вот он стучится в киффиновскую дверь, дабы попроситься на ночлег. Дикая картина. Оборотень, как он себя называет, не стал бы так рисковать. Насколько нам известен его модус операнди, он объявляется на пороге дома, только если пришел убить. Вот именно: насколько. А известно-то нам, по правде говоря, куда меньше, чем две недели назад.

– Придется начать все заново, – говорю Марино. – Мы составили себе представление о человеке, не располагая о нем достаточной информацией, и что теперь? Мало того что мы сделали ложные выводы, так еще и сами в них поверили. А между тем у этой личности имеются грани, которые мы даже не брали в расчет.

Полицейский вынимает сигареты.

– Ты меня понимаешь? – продолжаю я. – Мы, по своему высокомерию, решили, что ведаем, каков он. Подвели под свои выводы научную базу и получили то, что, по правде говоря, всего лишь предположение. Карикатура. Никакой он не оборотень. Он – человек, и как бы ни был Шандонне дурен, у него есть разные грани, и лишь теперь мы до них начинаем докапываться... Что-то мне не хочется отправлять Вандера в этот могильник в одиночку.

– И правильно. – Марино тянется за телефоном. – Поеду с ним в мотель, а ты пригонишь мой пикап в Ричмонд.

– И еще, ты заметил? – говорю я. – Там кто-то стоял в дверях. Явно не малыш.

– М-м, – крутит головой. – Никого не видел. Только мальчонку. Как там его? Зак. И собаку.

– Кто-то промелькнул в дверях, – настаиваю я.

– Все проверю. Домашний Вандера знаешь?

Тот уже выехал, и жена диктует Марино номер сотового телефона. Пялюсь из окна на окрестности: зеленые новостройки с большими, «колониальными» домами, притаившимися вдалеке от дороги. Сквозь зелень проглядывают пышные рождественские украшения.

– Ага, что-то там нечисто, – рассказывает по телефону Марино. – Так что ваш покорный слуга прикроет вам задницу. – Дает отбой, и мы некоторое время едем молча. Такое чувство, что события прошлой ночи накрепко перемкнули между нами все контакты.

– Давно ты узнал? – Я наконец решаюсь спросить спутника еще раз, нисколько не удовольствовавшись отмазкой, которую он попытался скормить мне у ворот Анны. – Скажи, когда конкретно Райтер тебе сообщил, что собирает специальную следственную коллегию? Он объяснился, что за надобность такая?

– Когда ты еще Брэй даже и не вскрыла до конца. – Марино закуривает. – Она лежала у тебя на столе, в прямом смысле слова. Райтер отлавливает меня по телефону и говорит, чтобы ты не делала аутопсию. Я ему отвечаю: «Так что мне теперь, пойти в морг и сказать, бросай, мол, скальпель, руки вверх, ты арестована?» Тупица хренов. – Марино выдувает струю дыма, а у меня в голове все заволакивает туманом страха и отчаяния. – Потому он и стал без разрешения шарить в твоем доме, – добавляет капитан.

Ах да, обыск. Ну уж по крайней мере это я и сама успела сообразить.

– Думал, может, копы на что-нибудь наткнутся. – Он молча стряхивает пепел. – Наподобие обрубочного молотка. В особенности с пятнами крови Брэй.

– Что ж, на железяке, с которой Шандонне за мной погнался, тоже вполне могла остаться кровь Брэй, – резонно замечаю я, а у самой внутри так и свербит от беспокойства.

– Да, только проблема в том, что молоток-то найден в твоем доме, – напоминает очевидное.

– Разумеется, он для того и приволок его, чтобы на мне испробовать.

– Ну да, и на нем действительно ее кровь, – рассуждает вслух Марино. – Анализ ДНК сделали быстро. Еще не видел, чтобы лаборатории выдавали отчет с такой скоростью, и знаешь почему? Губернатор лично контролирует ход дела – вдруг его главный судмедэксперт окажется убийцей-психопаткой. – Он затягивается сигаретой, мельком взглянув на меня. – И еще, док. Не знаю, может, Бергер уже обмолвилась. Но только ты говоришь, будто молоток купила в скобяных товарах? Так вот, не нашли его.

– То есть как? – Невероятно, аж злость берет.

– Единственный молоток, обнаруженный у тебя, оказался с кровью Брэй. Один-единственный. В твоем доме. И на нем кровь убитой.

– Ты же знаешь, зачем я купила молоток, – отвечаю, будто желая что-то доказать. – Мне требовалось проверить, совпадет ли характер нанесенных увечий. Инструмент на самом деле был в моем доме. А если, все обыскав, вы его так и не обнаружили, значит, либо плохо смотрели, либо кто-то его забрал.

– Ты помнишь, где его последний раз видела?

– Последний раз я держала его в руках на кухне – хотела на курице проверить, как выглядят повреждения и какой отпечаток остается от спиральной рукоятки, если нанести на нее какую-нибудь субстанцию и крепко прижать к ткани.

– Ага, избитую курицу в мусоре мы нашли. И испачканную томатным соусом наволочку, на которой ты, по всей видимости, катала рукоятку своего молотка. – Подобные трюки вовсе не кажутся ему дикостью. Меня Марино давно знает: я не считаю зазорным проводить самые невероятные и диковинные эксперименты, если с их помощью удастся выяснить, что произошло с человеком. – А вот обрубочного молотка нет. Мы его не нашли. Ни с соусом, ни без соуса, – продолжает Марино. – И знаешь, мне интересно, уж не умыкнул ли его Талли, черная душонка. Не стоит ли подключить Люси с Тиун – пусть через свою секретную контору поворошат документы, может, что и на него найдется? Первое крупное расследование «Последней инстанции». Мне бы для начала ой как хотелось бы проверить, из какой тучки на нашего красавчика денежный дождь сыплется.

Поглядываю на часы, засекаю время. Квартал, где жил Митч Барбоза, в десяти минутах езды от мотеля «Форт-Джеймс». Темно-серые однообразные постройки возведены недавно, растительности нигде нет, только сырая землица с проглядывающей кое-где молоденькой мерзлой травой, чуть прикрытой снегом. На стоянке, где мы притормозили, уже стоят знакомые полицейские машины без специальной раскраски: три «краун-виктории» и «шевроле-люмина», припаркованные в рядок. От нашего с Марино внимания не ускользнуло также и то, что на двух из них – вашингтонские номера.

– Ни хрена себе, – говорит капитан. – За милю разит федералами. Плохо дело, – заявляет он мне, паркуя машину. – Ой как плохо.

По выложенной кирпичом дорожке мы направляемся к дому, где жил Барбоза со своей предполагаемой подругой. Тогда-то мне и бросилось в глаза кое-что необычное. В окне на верхнем этаже я заметила прислоненную к стеклу удочку. Не знаю, почему это меня так поразило – разве что время для рыбной ловли неподходящее, как, впрочем, и для отдыха в палатках. Снова вспомнилась мистическая, если не мифологическая история об отдыхающих, которые сбежали из собственной палатки, бросив все пожитки. Чувствую, что внедрилась в глубины некоего опасного пространства, где с невероятной скоростью движутся силы, которых я не вижу и не понимаю. Мы с Марино ждем у подъезда корпуса "Д", и он еще раз жмет кнопку звонка.

Открывший дверь детектив Стэнфилд рассеянно с нами здоровается, глазки бегают. Между ним и Марино – настоящая стена непонимания.

– Простите, что не подъехал в мотель, – коротко объявляет он, пропуская нас внутрь. – Были причины. Сейчас сами увидите, – заверяет он. На нем серые вельветовые брюки и свитер из толстой шерстяной пряжи. Мне в глаза он тоже избегает смотреть. То ли потому, что я знаю про позорную утечку информации, когда полицейский проговорился своему шурину, члену палаты представителей Динвидди, то ли по какой-то иной причине. И вдруг осенило: он, вполне вероятно, в курсе расследования, которое против меня возбудили. Впрочем, об этой грани реальности я стараюсь не думать. Сейчас лишние волнения мне отнюдь не на руку.

– Все уже наверху, – говорит Стэнфилд, и мы поднимаемся вслед за ним.

– Кто это все? – спрашивает Марино.

На устланном ковром полу почти не слышно шагов. Стэнфилд идет вперед и, не оборачиваясь и не делая паузы, с ходу отвечает:

– Управление по контролю за контрабандой алкоголя, табака и оружия. И ФБР.

Слева на стене развешаны фотографии в рамочках; я на мгновение замедлила шаг, кинула на них внимательных взгляд. Узнаю Митча Барбозу. Вот он в баре, сидит в компании каких-то подвыпивших людей с широкой улыбкой на лице. Вот выглядывает из машины. На одной из фотографий загорает на каком-то тропическом пляже – может, на Гавайях. В руке его бокал с неким напитком, чокается с фотографом. На нескольких других снимках он с хорошенькой женщиной; возможно, с ней он и жил в последнее время.

Чуть дальше – лестничная площадка с окном, к которому прислонена удочка.

Останавливаюсь. Внезапно, когда я осматривала удочку «Шекспир» из стекловолокна с катушкой «Шимано», меня посетило какое-то странное чувство. На леске есть и крючок, и грузило, на полу возле снасти стоит синяя пластмассовая коробка для наживки. Рядом – две пустые пивные бутылки; такое впечатление, будто кто-то, зайдя в дом, их тут оставил. Непочатая пачка сигар «Типарилло», горстка мелочи. Марино оборачивается ко мне посмотреть, где я застряла. Поднимаюсь за ним на лестничную площадку, и мы оказываемся в залитой ярким светом, эффектно отделанной жилой зоне. Над обстановкой тут явно поработал человек со вкусом: экономичная современная мебель, индийские ковры.

– Ты когда последний раз на рыбалку ездил? – спрашиваю Марино.

– Да, пожалуй, только на море. В наших краях давненько не рыбачил.

– Вот и я о том же. – Осеклась: до меня вдруг дошло, что я знаю одного из троих стоящих в гостиной у венецианского окна. Сердце екнуло, когда знакомая черноволосая голова повернулась и моему взгляду предстало лицо Джея Талли. Он не улыбается, глаза колючие, как наконечники стрел. Марино издает едва различимый гулкий стон, похожий на рык доисторического ящера. Так он дает мне понять, что Джей – последний человек, которого ему хочется видеть. Другой мужчина, в костюме с галстуком, молод, похож на латиноамериканца. Ставит на столик чашечку кофе, полы его пиджака расходятся, и я замечаю наплечную кобуру с пистолетом крупного калибра.

Третий собеседник – женщина. На истерзанную горем любовницу, недавно потерявшую избранника, не похожа. Да, она расстроена, но отлично держит себя в руках: глаза горят, зубы сжаты. Это мне знакомо. Подобный взгляд я встречала у Люси, Марино и всех остальных, переживающих утрату сильнее, чем кто бы то ни было. Копы. Копы, теряя своих, готовы мстить зуб за зуб, око за око. Подруга Митча Барбозы, тут же предполагаю я, работает в правоохранительных органах, вероятнее всего, под прикрытием. Всего несколько минут – а как резко изменилась картина.

– Это Бунк Пруэ из ФБР, – представляет незнакомцев Стэнфилд. – Джей Талли, Управление по борьбе с контрабандой. – Джей пожимает мне руку, словно мы впервые видимся. – И Джилисон Макинтайр. – Ее рука холодна, но тверда. – Мисс Макинтайр тоже из управления.

Берем стулья, рассаживаемся вкруг, чтобы во время разговора видеть друг друга. Воздух тяжелый, пропитан искрами злобы. Знакомая атмосфера. Сколько раз я в нее попадала, когда погибал кто-нибудь из своих. Установив декорации, Стэнфилд скрывается за занавесом угрюмого безмолвия. Инициативу берет на себя Бунк Пруэ, типичный федерал.

– Доктор Скарпетта, капитан Марино, – начинает Пруэ, – давайте взглянем правде в глаза. Дело чрезвычайной секретности. Говоря откровенно, я бы не стал разглашать факты, если бы у вас не было необходимости знать, с чем имеете дело. – Он поиграл желваками. – Митч Барбоза был нашим агентом и работал под прикрытием, занимаясь крупным расследованием в этом районе. Разумеется, теперь операцию придется свернуть, по крайней мере частично.

– Наркотики и оружие, – говорит Джей, переводя взгляд с Марино на меня.

Глава 24

– А что, это каким-то образом касается Интерпола? – Мне не понятно, как здесь оказался Джей Талли. Всего-то две недели назад он еще работал во Франции.

– Ну, вам виднее, – говорит Джей с оттенком сарказма. Впрочем, мне могло и показаться. – Вы запрашивали Интерпол на предмет неопознанной личности, того самого человека, обнаруженного в мотеле? У нас имеются некоторые предположения касательно его персоны. Так что да, Интерпол здесь тоже при деле. Вы удовлетворены моим ответом?

– И не подозревал, что ваши уже ответили. – Марино едва удается вести себя цивилизованно по отношению к Джею. – И вы хотите сказать, что тот парень из мотеля вроде как международный преступник, скрывающийся от наказания?

– Да, – отвечает Джей. – Россо Матос, двадцати восьми лет, уроженец Колумбии. Последний раз был замечен в Лос-Анджелесе. За мягкую поступь получил кличку Кот: подкрадывается и неслышно убивает. Такова его специальность. Киллер, наемник. Известен пристрастием к чрезвычайно дорогой одежде, машинам и молодым людям. Впрочем, теперь вернее говорить о нем в прошедшем времени. – Джей на миг умолкает. Все смотрят только на него. – Одного мы никак не можем понять: что он делал здесь, в Виргинии.

– В чем конкретно заключается операция? – спрашивает у Джилисон Макинтайр Марино.

– Четыре месяца назад один парень превысил скорость на Пятой автостраде, как раз в нескольких милях отсюда. Полицейский округа Джеймс-Сити его остановил. – Она смотрит на Стэнфилда. – Из-под одеяла на заднем сиденье автомобиля выглядывала рукоятка длинноствольного пистолета, как потом оказалось – «МАК-90» с подтертым серийным номером; нашей лаборатории в Роквилле удалось восстановить серию. Оружие было отгружено из Китая – регулярные поставки в Ричмонд. Как вам известно, «МАК-90» – популярная подделка под «АК-47». На улицах идет за штуку или две баксов. Бандиты любят «МАКи» китайской сборки, которые регулярно отгружают в порты Ричмонда или Норфолка, легально, в ящиках с соответствующей маркировкой. Другие «МАКи» провозят контрабандой из Азии, вместе с героином в самой разнообразной таре, маркированной как угодно – от электроники до восточных ковров.

Деловым тоном (лишь иногда проскальзывает нелегкий груз недавней потери) Макинтайр рассказывает о контрабандном круге, в который, помимо местных портов, входит компания грузоперевозок, где под прикрытием работал Барбоза, а она, по легенде, была его девушкой. Он, сам водитель, подыскал ей местечко в офисе компании, откуда исходили поддельные накладные и счета-фактуры для сокрытия очень прибыльной деятельности, включавшей в себя также транспортировку сигарет из Виргинии в Нью-Йорк и другие пункты назначения на северо-востоке страны. Кое-что из оружия продавалось на месте через теневого дилера, но основная масса уходила из-под полы на оружейных ярмарках.

– И всем нам хорошо известно, что Виргиния наводнена оружием, – говорит Макинтайр.

– Как называлась компания грузового автотранспорта? – интересуется Марино.

– «Сухопутные грузоперевозки».

Глаза коллеги метнулись ко мне. Полицейский запускает пальцы в редеющую шевелюру.

– Боже милосердный, – говорит капитан, не обращаясь ни к кому конкретно. – Там работает муж Бев Киффин.

– Бев Киффин – администратор мотеля «Форт-Джеймс», – поясняет собравшимся Стэнфилд.

– «Сухопутные грузоперевозки» – большая компания, и в незаконную деятельность вовлечены далеко не все сотрудники. – Пруэ спешит восстановить справедливость. – В этом-то вся загвоздка. Сама компания и большинство ее сотрудников закона не нарушают. Можно дни напролет тормозить их грузы, и ничего незаконного не найдешь. А в другой раз выезжает целая колонна якобы с бумагой, с телевизорами, с чем угодно, а коробки набиты автоматами и наркотой.

– Думаете, на Митча кто-нибудь навел? – спрашивает у Пруэ Марино. – И плохиши решили его убрать?

– Если так, то почему тогда и Матос умер? – заговорил Джей. – И, судя по всему, Матос умер первым, я не ошибаюсь? – Переводит взгляд на меня. – Он был обнаружен мертвым при очень странных обстоятельствах, в придорожном мотеле. И тут на следующий день тело Митча выбросили в Ричмонде. Кстати, Кота нанять дорого станет. Не вижу, какой у него мог быть здесь интерес. Если кто-то и заказал Барбозу, то не стал бы вызывать такого убийцу, как Матос. У него – своя ниша, его приберегают для крупной дичи в могущественных преступных группировках, для тех, к кому легко не подберешься, потому что у них надежный заслон из хорошо вооруженных головорезов.

– На кого работал Матос? – спрашивает Марино.

– На любого, кто заплатит, – отвечает Пруэ.

– По всему миру колесит, – добавляет Джей. – Южная Америка, Европа, здесь тоже. Он не принадлежит к какой-нибудь отдельной сети или картелю, вольный стрелок. Хотите кого-нибудь убрать – нанимаете Кота.

– Значит, кто-то заплатил ему, чтобы он сюда приехал, – делаю вывод я.

– Иначе не складывается, – отвечает Джей. – Вряд ли он прибыл окрестностями Джеймстауна любоваться или оценить рождественские убранства в Уильямсберге.

– Нам также известно, что Митча Барбозу он не убивал, – добавляет Марино. – Матос уже лежал мертвым на столе у доктора, когда Митч вышел на пробежку.

В комнате закивали. Стэнфилд ковыряет под ногтем. Он будто потерялся в пространстве, ему в крайней степени не по себе. Бедняга то и дело смахивает пот со лба и отирает пальцы о штанину.

Марино просит Джилисон Макинтайр рассказать, что произошло, все по порядку.

– Митч любил пробежаться перед ленчем, – начинает она. – Вышел ближе к двенадцати и не вернулся. Это случилось вчера. Около двух я села в машину и поехала его искать по окрестностям, но опять-таки ничего не обнаружила. Тогда я позвонила в полицию, ну и, разумеется, нашим. В управление и ФБР. Все посрывались с мест и тоже на поиски. Безрезультатно. Его засекли в районе юридического колледжа.

– Маршалл-Риз? – спрашиваю я, делая пометки.

– Верно, колледж при университете Вильгельма и Марии. Митч обычно бегал по одному и тому же маршруту, отсюда вдоль Пятой автострады, сворачивал на Францис-стрит и к Саут-Генри, а после возвращался. Обычно пробежка занимала час или около того.

– Вы не припомните, что на нем было? – спрашиваю ее.

– Красный тренировочный костюм и жилет. Пуховый, поверх костюма. М-м, серый. И напузник. Без него не выходил.

– Пистолет там держал? – заключает Марино. Рассказчица кивает, сглотнув, на лице стоическое выражение.

– Пушка, деньги, мобильный. Ключи от дома.

– Когда тело обнаружили, у него ничего не было поверх костюма, – доводит до ее сведения капитан. – Никаких сумочек. Опишите ключ.

– Ключи, – уточняет она. – От входной двери и от машины, на металлическом кольце.

– Как выглядит ключ от вашего дома? – интересуюсь я, боковым зрением уловив, что Джей не сводит с меня глаз.

– Обычный латунный ключ. Ничего примечательного.

– В кармане его спортивных трусов обнаружили ключ из нержавеющей стали, – говорю я. – На нем несмываемым маркером было выведено «двести тридцать три».

Агент Макинтайр хмурится.

– Да? Как странно. Понятия не имею, от чего он.

– Похоже, вашего напарника куда-то отвезли или отвели, – говорит Марино. – Связали, сунули кляп в рот, пытали, а затем притащили в Ричмонд и выбросили на улицу в одной из наших очаровательных новостроек, Мосби-Корт.

– Известной высоким уровнем обращения нелегальных наркотиков? – интересуется Пруэ.

– Еще бы. Эти микрорайоны привлекают много денег. Соответственно, оружие и наркотики. А еще в таких местах, как Мосби-Корт, живут удивительные люди: они ничего не видят. Хотите избавиться от мертвого тела? Валяйте. На глазах у пятидесяти человек выбросите труп – они ни сном ни духом. Временная слепота, амнезия.

– Значит, это был некто, хорошо знающий Ричмонд. – Стэнфилд наконец-то подал голос.

У Макинтайр расширились глаза от ужаса: она явно потрясена.

– Ничего не знала о пытках, – обращается ко мне. Ее профессиональная решимость пошатнулась, как подпиленное дерево, готовое вот-вот рухнуть.

Описываю ожоги Барбозы и повреждения на теле Матоса. Объясняю, на чем основаны мои догадки относительно кляпа и подвесного устройства, а затем Марино рассказывает об обнаруженных в потолке рым-болтах. У присутствующих складывается определенная картина. Теперь каждый способен себе представить, что сделали с этими двумя мужчинами. Мы имеем все основания подозревать в случившемся одного или нескольких людей. Только это никоим образом не проясняет, чьих рук дело и каковы мотивы для убийства. Мы не знаем, куда отвозили Барбозу, хотя у меня имеются кое-какие мысли на сей счет.

– Когда поедете с Вандером в мотель, – говорю Марино, – думаю, стоит проверить и другие комнаты. Вдруг где обнаружишь в потолке рым-болты...

– Сделаю. Все одно туда ехать. – Он бросает взгляд на часы.

– Сегодня? – спрашивает его Джей.

– Ага.

– У вас есть причины полагать, что Митча накачали наркотиками, как и того первого парня? – спрашивает меня Пруэ.

– Следов от иглы я не нашла, – отвечаю. – Подождем, что покажут анализы.

– Господи, – тихо проговорила Макинтайр.

– И оба они обмочились? – интересуется Стэнфилд. – Разве это не всегда случается, когда люди умирают? Контроль над мочевым пузырем ослабевает, и они мочатся в штаны? То есть, иначе говоря, это естественный процесс?

– Не скажу, что непроизвольные отправления – редкость. Но первый погибший, Матос, снял одежду. Он был обнажен. Складывается впечатление, что он сначала обмочился, а потом уже все с себя скинул.

– А значит, до того, как получил ожоги, – говорит Стэнфилд.

– Допускаю. Его пытали не через одежду, – отвечаю я. – Очень вероятно, что обе жертвы потеряли над собой контроль от испуга или паники. Если по-настоящему сильно испугаться, можно и в штаны наделать.

– Боже мой, – снова бормочет Макинтайр.

– А если при тебе какой-то гад закручивает в потолок мощные ремонтные болты, а потом втыкает в розетку струйную сушку, тут запросто обоссышься от страха, – выразительно живописует Марино. – Слишком хорошо представляешь, что с тобой сейчас произойдет.

– Господи! – срывается Макинтайр. – Что же это делается?

Все безмолвствуют.

– Какого хрена им понадобилось измываться над Митчем? Он же всегда был таким осторожным, никогда бы в чужую машину не сел, незнакомцам бы не дался.

Стэнфилд говорит:

– На Вьетнам похоже. Вспомнилось, как они над пленными издевались, клещами вытягивали сведения.

– Добыть информацию – лишь одна причина пытки, – отвечаю я на слова полицейского. – А еще есть желание получить заряд. Некоторые прибегают к пыткам, потому что попросту от этого балдеют.

– Думаете, мы именно с таким случаем столкнулись? – уточняет Пруэ.

– Не имею представления. – Я поворачиваюсь к Макинтайр: – Когда мы подходили к дому, я увидела в окне удочку.

Прореагировала она странно: на лице промелькнула тень сомнения. Тут до нее доходит, о чем я говорю.

– Ах да, удочка. Митч любил рыбачить.

– Где-то поблизости?

– В заливчике возле пристани у колледжа.

Гляжу на Марино. Этот самый заливчик как раз выходит на опушку лесистой кемпинговой зоны для отдыхающих, где расположен «Форт-Джеймс».

– Митч когда-нибудь упоминал про мотель у залива? – спрашивает ее Марино.

– Я только знаю, что ему нравилось там рыбачить.

– Он знаком с тамошней хозяйкой? Бев Киффин? И с ее мужем? Может быть, вы оба его знаете, раз уж он работает на «Сухопутные грузоперевозки»? – спрашивает Марино.

– Ну, во всяком случае, я знаю, что Митч частенько общался с ребятами. У них там два мальчика. Они иногда, когда тот приходил, тоже там рыбачили. Говорил, жаль ему сорванцов – без отца растут; редко папаша к ним захаживает. А вот фамилия Киффин мне не знакома, не знаю я таких дальнобойщиков. Хотя я именно бумагами и занимаюсь.

– Вы можете это выяснить? – спрашивает Джей.

– Не исключено, что она не стала брать его фамилию.

– Ну да.

Макинтайр кивает.

– Помните, когда Митч в последний раз там рыбачил? – спрашивает ее Марино.

– Еще до того, как снег лег, – отвечает она. – А тогда тепло долго держалось.

– Там на лестничной площадке кто-то оставил мелочь, пару пивных бутылок и сигареты, – говорю я. – Рядом с удочкой.

– Вы уверены, что он не выходил рыбачить, как выпал снег? – подхватывает мою мысль Марино.

По выражению ее глаз становится ясно, что она не так уж и уверена. Мне вообще интересно, все ли Макинтайр знает о своем подставном приятеле.

– Вы с Митчем, случайно, не вышли на что-либо подозрительное? Темные делишки в мотеле? – спрашивает ее Марино.

Макинтайр качает головой.

– Он ни о чем таком не говорил. Митч только рыбачить туда ходил и с мальчишками пообщаться. Да и то, когда их видел.

– Значит, если они оказывались поблизости... Когда он рыбачил? – Марино не упускает своего. – Есть какие-нибудь основания полагать, что он специально приходил туда с ними пообщаться?

Джилисон в нерешительности.

– Ваш партнер – отзывчивый человек?

– О да, еще какой. Вполне может статься, что и приходил навестить сорванцов. Он вообще-то детей любит. Любил то есть. – Она одергивает себя: оторвалась от реальности, а так не хочется верить.

– Как он представился тамошним жителям? Дальнобойщиком? Что он о вас сказал? По легенде, вы хороший специалист, делаете карьеру? Ну и вы ведь в действительности не были любовниками. Это, так сказать, только для проформы, для посторонних. Фасад. – Марино что-то нащупал. Он подался вперед, руки в замке, локтями оперся о колени и не сводит тяжелого взгляда с Джилисон Макинтайр. Когда капитан в таком состоянии, то буквально заваливает собеседников вопросами – так, что те и отвечать не успевают. Путаются и говорят такое, о чем потом жалеют. И именно теперь это произошло с нашей собеседницей.

– Слушайте, не надо говорить со мной как с подозреваемой, – огрызается она. – Не знаю, к чему вы подводите, но наши отношения были чисто профессиональными. Только вот нельзя жить с кем-то рядом под одной крышей, изображать, будто у вас что-то есть, и при этом не чувствовать его близким человеком.

– Однако вы близки не были, – говорит Марино. – По крайней мере он с вами не был близок. Вы ведь делали свое дело, так? В смысле, что если бы ему захотелось приударить за одинокой женщиной с двумя воспитанными мальчуганами, вы бы не стали запрещать. – Марино откидывается на спинку стула. В комнате стало так тихо, что, кажется, слышно, как муха пролетит. – Митч сильно ошибся, не стоило ему этого делать. Опасная, чудовищная глупость, в свете обстоятельств. Он был волокитой?

Макинтайр не отвечает. На глаза навернулись слезы.

– Знаете что, коллеги? – Марино обводит взглядом комнату. – Митч, как видно, вляпался в дерьмецо, которое никакого отношения к вашей операции не имеет. Оказался не в том месте не в то время.

– У вас есть предположения, где Митч был в среду около трех часов дня, когда в мотель вселился Матос и начался пожар? – Стэнфилд собирает разрозненные части в единое целое. – Он сидел дома или отсутствовал?

– Нет, здесь его не было. – Джилисон с трудом говорит, утирая слезы. – Ушел. Не знаю куда.

Марино так и фыркнул. Тут и говорить ничего не нужно – все сказано. Партнеры под прикрытием должны отслеживать перемещения друг друга, и если агент Макинтайр не всегда знала, где находится агент Барбоза, значит, он занимался чем-то, не имеющим отношения к расследованию.

– Понимаю, Джилисон, что вам даже думать об этом не хочется, – уже мягче продолжает Марино, – но Митча пытали и убили, ясно? Его запугали до смерти. В прямом смысле слова. То, что с ним делали, было так ужасно, что у него не выдержало сердце. Он обмочился прямо в штаны. Его где-то заперли, подвесили к потолку, заткнули рот кляпом и сунули в карман ключ непонятного происхождения. Интересно, для чего? Зачем? Он был замешан во что-то, о чем нам следует знать, Джилисон? Он ведь не только окуньков ловил, там, в заливчике у палаточного лагеря?

По щекам Макинтайр катятся слезы. Она неловко промокает их салфеткой и громко всхлипывает.

– Он любил выпивку и женщин, – еле слышно молвит она. – Довольны?

– Когда-нибудь уходил на ночь, по барам пошататься? – спрашивает Пруэ.

Кивает.

– У него легенда такая была. Понимаете... – В отчаянии она обращает ко мне молящий взгляд. – Вы же его видели. У него крашеные волосы, серьга и остальное. Митч изображал... ну вроде как гуляку, парня-оторву, и женщины ему действительно нравились. Он никогда и не притворялся, будто мне верен, своей так называемой подруге. Такова была часть его прикрытия – и часть его характера. Да, я волновалась. Только человека не переделаешь. Он был хорошим агентом. Вряд ли Митч способен на бесчестный поступок. Хотя и рассказывал он мне далеко не все. И если он на что-то наткнулся в кемпинге, к примеру, то вполне мог начать разнюхивать. Вполне мог.

– Не поставив в известность вас, – подтверждает Марино.

Снова кивок.

– У меня ведь и свои дела были. Не думайте, что я по пятам за ним ходила. Я работала в офисе в «Сухопутных грузоперевозках», пусть и не полный рабочий день. Так что мы не могли каждый час знать, кто и чем занят.

– Ну, значит, я вас просвещу, – решает Марино. – Митч на что-то наткнулся. Мне вот только интересно, не прогуливался ли он, случайно, в окрестностях мотеля, когда там объявился Матос. Может, когда Матос на свое нарвался, Митча, по несчастью, заметили. Проще простого, не исключено, что так и было. Его сочли свидетелем и пустили в расход.

Никто не возражает. Теория Марино – пока что единственное, что у нас есть на данный момент.

– И опять все упирается в Матоса. В цель его приезда, – комментирует Пруэ.

Смотрю на Стэнфилда. Он самоустранился из разговора. У него изнуренный вид, этот человек на нервной почве превратился в развалину. Совсем издергался. Останавливает на мне взгляд и тут же отводит его. Облизывает пересохшие губы и прочищает горло.