Текст книги "Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только"

Находясь в Болдине, то есть вдали от лицейских друзей, Пушкин весьма своеобразно отметил очередную годовщину основания их alma mater. В этот день он сделал следующую пометку: «19 октября сожжена X песнь» (5, 604). Десятая глава романа «Евгений Онегин», произведения[109]109
  До полного завершения роман «Евгений Онегин» издавался по главам.


[Закрыть], которое читали взахлёб и которое утвердило за поэтом недосягаемое место в общественном мнении.

К счастью для русской литературы, перед преданием рукописи огню Александр Сергеевич зашифровал её текст. Над его восстановлением пушкинисты бились целое столетие и фрагментарно восстановили его. Что же заставило поэта подвергнуть своё любимое детище столь радикальный экзекуции?

Ответ на этот вопрос однозначен – содержание X песни и боязнь за свою судьбу. Пушкин собирался жениться и уже не мог полностью распоряжаться своей судьбой. Да и царю он дал обещание не вольничать. Поэтому рискнул в надежде на то, что потомки разберутся. Так и случилось, хотя и не совсем гладко. В Академическом издании сочинений А. С. Пушкина по этому поводу сделано следующее примечание: «Не везде текст шифра и черновиков читается с уверенностью. Некоторые сокращения не совсем понятны. Черновик восстанавливается с большим трудом. Поэтому предлагаемое чтение отрывков Х главы следует считать предположительным и приблизительным» (5, 605).

Десятая песнь романа «Евгений Онегин» посвящена основным событиям истории России и Европы первой четверти XIX столетия, которая весьма неоднозначно воспринималась поэтом и коронованными особами его времени. По хронологии первым в главе упоминается император Павел I:

 
Потешный полк Петра Титана,
Дружина старых усачей,
Предавших некогда тирана
Свирепой шайке палачей… (5, 211)
 

На этом текст обрывается; но из приведённых строк ясно, что Пушкин хотел дать в этом фрагменте сцену расправы заговорщиков с царём.

В сожжёной главе говорилось о царствовании Александра I и о его борьбе с революционным движением не только в России, но и в Европе. Победа над Наполеоном чрезвычайно повысило авторитет Александра, ставшего главой Священного союза, целью которого было подавление революционных движений. Членов этой реакционной организации царь уверял:

 
Я всех уйму с моим народом, —
Наш царь в конгрессе говорил (5, 211).
 

А в это время:

 
Тряслися грозно Пиренеи,
Волкан Неаполя пылал,
Безрукий князь друзьям Мореи
Из Кишинёва уж мигал (5, 210).
 

В Испании (Пиренеи) поднял восстание полковник Риего, в Италии действовали карбонарии. Александр Ипсиланти, потерявший руку в сражении под Дрезденом (1813), начал войну за освобождение Греции от 300-летнего владычества турок. На конгрессах Священного союза в Лайбахе и Вероне были выработаны общие меры борьбы с революционным движением:

 
Россия присмирела снова,
И пуще царь пошёл кутить,
Но искра пламени иного
Уже издавна, может быть… (5, 211)
 

Здесь пушкинский текст обрывается, но из дальнейшего повествования становится ясно, что речь идёт о зарождении первых кружков декабристов:

 
У них свои бывали сходки,
Они за чашею вина,
Они за рюмкой русской водки…
Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико
Лишь были дружеские споры,
И не входила глубоко
В сердца мятежная наука,
Всё это было только скука,
Безделье молодых умов,
Забавы взрослых шалунов (5, 212–213).
 

Но довольно быстро «забавы» и «шалости» переросли в создание серьёзных тайных организаций, ставивших своей целю ниспровержение самодержавия, упразднение крепостного права и преобразование страны на демократических началах:

 
Витийством резким знамениты,
Сбирались члены сей семьи
У беспокойного Никиты,
У осторожного Ильи.
Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян (5, 212).
 

В приведённой выше строфе названы члены декабристских организаций: «Союза спасения», «Союза благоденствия» и Северного общества. Никита Муравьёв состоял во всех трёх и был одним из виднейших их деятелей. Осуждён к 20 годам каторги.

Илья Долгоруков был членом Коренной управы «Союза благоденствия», занимал в нём пост блюстителя, но после ликвидации «Союза» участия в тайных обществах не принимал. Пушкин бывал на вечеринках и у Муравьёва, и у Долгорукова; читал там свои стихотворения.

Подполковник Михаил Сергеевич Лунин был адъютантом великого князя Константина Павловича, членом Северного и Южного обществ декабристов. Перед отъездом Лунина из Петербурга в Варшаву (начало 1820 года) Пушкин взял себе на память прядь его волос. На сходках членов тайного общества Михаил Сергеевич предлагал убить царя Александра I, за что позднее получил 20 лет каторги. Пушкин говорил о нём:

– Михаил Лунин – человек поистине замечательный.

Каторга не сломила декабриста: в Сибири Лунин написал первую работу по истории революционного движения в России – «Взгляд на русское тайное общество с 1816 по 1826 год».

И. Д. Якушкин рано отошёл от тайных обществ, но на следствии по делу декабристов выяснялась его готовность к убийству царя. При обсуждении этого вопроса Александр Муравьёв предложил бросить жребий, чтобы определить исполнителя этой акции. Неожиданно для всех Якушкин запротестовал:

– На это я ему отвечал, что я решился без всякого жребия принести себя в жертву и никому не уступлю этой чести.

Якушкина приговорили к смертной казни, заменённой двадцатилетней каторгой.

Н. И. Тургенев был одним из политических учителей Пушкина. Под его влиянием поэт написал стихотворения «Деревня» и оду «Вольность». Николай Иванович являлся одним из руководителей «Союза благоденствия» и был видным членом Северного общества. Во время восстания декабристов он находился за границей и избежал наказания.

Упомянув некоторых из членов Северного общества, Пушкин перешёл к Южному, которое так характеризовалось следственной комиссией: «Действия сего тайного общества уже не ограничивались умножением членов. Они с каждым днём принимали характер решительного заговора против власти законной. И скоро на совещаниях стали обнаруживаться в часто повторяемых предложениях злодействие, страшные умыслы.

В Тульчинской Думе первенствовал полковник Пестель. Его сочленом в оной и всегда согласным был Юшневский» (5, 608).

Пушкин упоминает П. И. Пестеля, А. С. Волконского («холоднокровный генерал») и С. И. Муравьёва-Апостола, который

 
Полон дерзости и сил,
Минуты вспышки торопил.
 

Сергей Иванович – подполковник Черниговского полка. После ареста Пестеля он поднял полк на восстание. По приговору суда был повешен. Та же участь постигла и П. И. Пестеля, командира Вятского полка. Пушкин встречался с Павлом Ивановичем в Кишинёве. 9 апреля 1821 года поэт писал в дневнике: «Утро провёл с Пестелем: умный человек во всём смысле этого слова.

– Сердцем я материалист, – говорит он, – но мой разум этому противится.

Мы с ним имели разговор метафизический, политический, нравственный и проч. Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю». (8, 17).

Холоднокровным генералом Пушкин называл С. Г. Волконского, которого отличали трезвый ум, рассудительность и рационализм. Сергей Григорьевич был одним из руководителей Южного общества, Пушкина знал с 1820 года. Внук Волконского писал о взаимоотношениях деда с поэтом: «Сергею Григорьевичу было поручено завербовать Пушкина в члены Тайного общества. Но он, увидев великий талант, предвидя славное его будущее и не желая подвергать его случайностям политической кары, воздержался от исполнения возложенного на него поручения».

Волконский был осуждён на двадцатилетнюю каторгу, которую отбывал на Николаевском винокуренном заводе, в Благодатном руднике, в Читинском остроге и на Петровском заводе. Затем последовало поселение в Уральске и Иркутске. Но эти тяжелейшие испытания не сломили Сергея Григорьевича. На исходе своей жизни он говорил:

– Избранный мною путь привёл меня в Верховный уголовный суд, в Сибирь, в каторжную работу и к тридцатилетней жизни в ссылке, и тем не менее ни от одного слова и сейчас не откажусь.

* * *

К сожалению, Пушкин не закончил X песни романа «Евгений Онегин». Да и из того, что написал, не всё удалось восстановить. Тем не менее общая направленность сожжённой главы ясна, и она не могла быть одобрена политическим режимом России 1830-х годов, ибо:

– Пушкин резко отрицательно отзывался о самодержавии и самодержцах;

– отвергал исторические заслуги Александра I, возведённого Николаем I в сан Благословенного;

– упоминал о революциях начала 1820-х годов в Европе;

– в художественной форме воспроизвёл историю движения декабристов с упоминанием о некоторых из них, что в николаевской России было строго запрещено.

Словом, руководствуясь чувствами, поэт выплеснул на страницы рукописи те истины, за которые сам мог угодить в Сибирь. И только мысль о возможном браке с прекраснейшей Натали удержала его от очередной опрометчивости. Поистине: хочешь знать истину, ищи женщину.

Французский император Наполеон, конечно, не был другом великого русского поэта, но интересовал его всю жизнь. Его деяния Пушкин оценивал на разных этапах жизни, сравнивая с успехами и неудачами Александра I. Эти государи дали поэту десяток тем для создания замечательных художественных произведений. Генерал-майор И. Т. Рожнецкий прослужил почти всю первую половину XIX столетия, был автором «Походных записок артиллериста», то есть войну знал. О главном противнике России говорил:

– Наполеон был гением войны и политики, гению подражали, а врага ненавидели.

Именно в первом качестве воспринимал Пушкин поверженного исполина после его кончины; и не случайно одно из его стихотворений, посвящённых Наполеону, называется «Герой». Оно было написано в Болдине, где поэт осенью 1830 года пережидал карантин, введённый в связи с эпидемией холеры. В начале ноября 1830 года Александр Сергеевич извещал издателя «Московского вестника» М. П. Погодина: «Посылаю вам из моего Пафмоса[110]110
  Пафмос – остров, на котором, по преданию, был написан Апокалипсис; отсюда и название стихотворения «Герой» апокалипсической песнью.


[Закрыть] Апокалипсическую песнь. Напечатайте, где хотите, хоть в “Ведомостях” – но прошу вас и требую именем нашей дружбы не объявлять никому моего имени. Если московская цензура не пропустит её, то перешлите Дельвигу, но также без моего имени и не моей рукой переписанную» (10, 314–315).

Стихотворение «Герой» написано в форме диалога поэта и его друга. Последний задаёт вопрос о славе и её наиболее ярком воплощении в представителе рода человеческого:

 
Да, слава в прихотях вольна.
Как огненный язык, она
По избранным главам летает,
С одной сегодня исчезает
И на другой уже видна.
За новизной бежать смиренно
Народ бессмысленный привык;
Но нам уж то чело священно,
Над коим вспыхнул сей язык.
На троне, на кровавом поле,
Меж граждан на чреде иной
Из сих избранных кто всех боле
Твоею властвует душой? (3, 198)
 

Для поэта ответ самоочевиден, и он не колеблясь говорит:

 
Всё он, всё он – пришлец сей бранный,
Пред кем смирялися цари,
Сей ратник, вольностью венчанный,
Исчезнувший, как тень зари.
 

Друг не удивлён выбором поэта, но уточняет: в каком эпизоде своей необычной карьеры больше всего привлекает его Наполеон?

 
Когда ж твой ум он поражает
Своею чудною звездой?
Тогда ль, как с Альпов он взирает
На дно Италии святой;
Тогда ли, как хватает знамя
Иль жезл диктаторский; тогда ль,
Как водит и кругом и вдаль
Войны стремительное пламя,
И пролетает ряд побед
Над ним одна другой вослед;
Тогда ль, как рать героя плещет
Перед громадой пирамид,
Иль как Москва пустынно блещет,
Его приемля, – и молчит?
 

Вопросы друга поэта охватывают почти все годы военной и политической карьеры Наполеона, начиная со знаменитой итальянской кампании 1795–1796 годов. Тогда небольшая республиканская армия, состоявшая из полуголодных оборванцев, наголову разгромила отборные войска Священной Римской империи, как называлась Австрия с присоединёнными к ней территориями. В этой войне молодой генерал не раз рисковал своей жизнью, бросаясь во главе войск прямо на неприятельские орудия. Эпизод со знаменем произошёл в сражении при Арколе. После Италии Наполеон воевал в Египте и совершил поход в Сирию. В первом серьёзном сражении, вдохновляя свою небольшую армию, Наполеон говорил:

– Солдаты, сорок веков смотрят на вас сегодня с высоты этих пирамид!

В ноябре 1799 года победоносный генерал стал первым консулом Французской республики, а через пять лет – императором. К этим событиям относится упоминание Пушкина о жезле диктатора. На это надо заметить, что формально вопрос о провозглашении империи решался по результатам плебисцита (всенародного голосования).

Конечно, не случайно Москва упомянута в стихотворении именно в день вступления в неё Великой армии. Неприятель входил в старую столицу России с музыкой и барабанным боем. Полковые оркестры играли марши, часто звучала «Марсельеза», которая призывала:

 
О, дети родины, вперёд!
Настал день нашей славы;
На нас тиранов рать идёт,
Поднявши стяг кровавый!
Вам слышны ли среди полей
Солдат свирепых эти крики?
Они сулят, зловеще дики,
Убийства женщин и детей.
 

Безусловно, многие солдаты и офицеры знали слова революционного гимна, звавшего когда-то французов на защиту республики. А кого они пришли защищать в Москву? Кто угрожает им? Их семьям? Кто несёт им рабство? Несмотря на торжественность момента, настроение в рядах победителей было напряжённым. Граф Сегюр вспоминал:

– Ни один москвич не показывался, ни одной струйки дыма не поднималось из труб домов, ни малейшего шума не доносилось из этого обширного и многолюдного города. Казалось, как будто 300 тысяч жителей точно по волшебству были поражены немой неподвижностью. Это было молчание пустыни!

Тревожное состояние покорителей Европы передаёт офицер Цезарь де Ложье: «Молча, в порядке, проходим мы по длинным пустынным улицам; глухим эхом отдаётся барабанный бой от стен пустых домов. Мы тщетно стараемся казаться спокойными, но на душе у нас неспокойно: нам кажется, что должно случиться что-то необыкновенное. Москва представляется нам огромным трупом; это царство молчания, сказочный город, где все здания воздвигнуты как бы чарами нас одних. Мы нигде не видим ни одного русского и ни одного французского солдата. Страх наш вырастает с каждым шагом: он доходит до высшей точки, когда мы видим вдали, над центром города, густой столб дыма».

…На картину жизни завоевателя, нарисованную другом, поэт ответил полным отрицанием:

 
Нет, не у счастия на лоне
Его я вижу, не в бою.
Не зятем кесаря на троне,
Не там, где на скалу свою
Сев, мучим казнию покоя,
Осмеян прозвищем героя,
Он угасает недвижим,
Плащом закрывшись боевым;
Не та картина предо мною.
 

То есть ни воинская слава Наполеона, ни его восхождение от безвестного лейтенанта до полноправного члена семьи одного из старейших монархических родов Европы (Габсбургов), ни трагический конец столь феноменальной карьеры особенно поэта не вдохновляли. Так что же возбуждало у него особый интерес, кого он назвал героем?

 
Одров я вижу длинный строй,
Лежит на каждом труп живой,
Клеймённый мощною чумою,
Царицею болезней; он,
Не бранной смертью окружён,
Нахмурясь ходит меж одрами
И хладно руку жмёт чуме,
И в погибающем уме
Рождает бодрость… (3, 199)
 

Этот эпизод случился, когда армия Наполеона возвращалась из Сирии в Египет. Пушкин узнал о нём из «Мемуаров» Бурьена, выходивших в 1829–1830 годах. Описание страшной болезни, поразившей французов, живо напомнило Александру Сергеевичу о собственных наблюдениях, сделанных во время путешествия в Арзрум:

– Мысль о присутствии чумы очень неприятна с непривычки. Желая изгладить это впечатление, я пошёл гулять по базару. Остановясь перед лавкою оружейного мастера, я стал рассматривать какой-то кинжал, как вдруг ударили меня по плечу. Я оглянулся: за мной стоял ужасный нищий. Он был бледен как смерть; из красных загноённых глаз его текли слёзы. Мысль о чуме опять мелькнула в моём воображении. Я оттолкнул нищего с чувством отвращения неизъяснимого и воротился домой очень недовольный своею прогулкою (6, 699).

Поэтому на следующий день Александр Сергеевич повторил свой променад:

– Я отправился с лекарем в лагерь, где находились зачумлённые. Я не сошёл с лошади и взял предосторожность встать по ветру. Из палатки вывели нам больного; он был чрезвычайно бледен и шатался как пьяный. Другой больной лежал без памяти. Осмотрев чумного и обещав несчастному скорое выздоровление, я обратил внимание на двух турков, которые выводили его под руки, раздевали, щупали, как будто чума была не что иное, как насморк. Признаюсь, я устыдился моей европейской робости в присутствии такого равнодушия (6, 699).

Словом, Пушкин воочию соприкоснулся с чумой и мог оценить мужество человека, дерзнувшего находиться среди поражённых этой болезнью. Свои ощущения он передал через стихотворного поэта:

 
Клянусь: кто жизнею своей
Играл пред сумрачным недугом,
Чтоб ободрить угасший взор,
Клянусь, тот будет небу другом,
Каков бы ни был приговор
Земли слепой.
 

Прагматичный друг пытается охладить восторженность приятеля:

 
Мечты поэта,
Историк строгий гонит вас!
Увы! Его раздался глас, —
И где ж очарованье света!
 

Друг напоминает поэту, что, описывая бедствия, принесённые страшной болезнью, Бурьен опровергает распространённое мнение об общении командующего армией с чумными. Поэт не отрицает этого, но и не приемлет прозаизма и бесчувственности толпы:

 
Да будет проклят правды свет,
Когда посредственности хладной,
Завистливой, к соблазну жадной,
Он угождает праздно! – Нет!
 
 
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман…
Оставь герою сердце! Что же
Он будет без него? Тиран! (3, 200)
 

Таковым и представляли монархи Европы своим народам великого полководца и государственного деятеля, что не очень соответствовало действительности: «тиран» не хотел власти ради власти и отказался от неё, когда почувствовал, что Франции грозит гражданская война. На острове Святой Елены он говорил доктору О’Мира: «Я должен был погрузить в кровь мои руки вплоть до этого места». И показывал на подмышки.

После изгнания Наполеона борьба между его сторонниками и приверженцами короля Людовика XVIII продолжалась ещё несколько месяцев, принимая в некоторых департаментах ожесточённый характер. Американский историк В. Слоон писал: «Надо принять во внимание, что даже в летописях революционных неистовств не отыщется ничего, способного сравняться со злодейской свирепостью роялистского белого террора, разразившегося в Провансе и Южной Франции. Этот мерзостный террор быстро распространился, хотя и в более слабой степени, и по другим местностям Франции».

В стране происходило то, от чего Наполеон хотел её уберечь, – малая гражданская война. Но в связи с тем, что Франция была обезглавлена, реакция победила (и, конечно, не без поддержки Бурбонов монархами Европы). Страна смирилась с иностранной оккупацией и не потонула в крови своих граждан.

Наполеон с сыном. Художник Прюдон

Вторичное отречение Наполеона от престола, когда он ещё мог противостоять нашествию, но предпочёл этому умиротворение страны и спасение нации, пожалуй, самое значительное деяние в жизни великого воина и человека. Именно человека угадал в нём великий русский поэт. Гений понял гения.

«Участь моя решена»

Целый год, с мая 1829-го по май 1830-го, будущая тёща третировала поэта. Наталья Николаевна рассказывала позднее П. В. Анненкову, первому биографу Александра Сергеевича, что «свадьба их беспрестанно была на волоске от ссор жениха с тёщей, у которой от сумасшествия мужа и неприятностей семейных характер испортился». Пушкин ей не уступал и, когда она говорила ему, что он должен помнить, что вступает в её семейство, отвечал:

– Это дело вашей дочери, я на ней хочу жениться, а не на вас.

Наталья Ивановна диктовала даже дочери колкости жениху, но та всегда писала в виде P. S., после нежных писем, и Пушкин понимал, откуда идут строки.

В конце концов 6 мая состоялась помолвка. В автобиографическом наброске, сделанном через неделю, Пушкин подвёл итог своим терзаниям:

«Участь моя решена. Я женюсь…

Та, которую любил я целые два года, которую везде первую отыскивали глаза мои, с которой встреча казалась мне блаженством – боже мой – она… почти моя.

Я женюсь, т. е. я жертвую независимостию, моею беспечной, прихотливой независимостию, моими роскошными привычками, странствиями без цели, уединением, непостоянством.

Я готов удвоить жизнь и без того неполную. Я никогда не хлопотал о счастии, я мог обойтиться без него. Теперь мне нужно на двоих, а где мне взять его?»

Свадьбу сыграли через восемь месяцев. Накануне её Пушкин снял пятикомнатную квартиру на Арбате, дом 53. Договор о найме гласил: «Нанял я, Пушкин, собственный г-на Хитрово дом, каменный двухэтажный с антресолями и к оному принадлежащими людскими службами, кухнею, прачешной, конюшней, каретным сараем, под домом подвал, и там же запасной амбар, в доме с мебелью по прилагаемой описи».

17 февраля, накануне свадьбы, Александр Сергеевич устроил мальчишник, на который пригласил друзей. Собрались П. А. Вяземский, Е. А. Баратынский, П. В. Нащокин, Н. М. Языков, Д. В. Давыдов, А. А. Елагин и Л. С. Пушкин, брат поэта. Не было Ф. И. Толстого, кума. То есть сближение с ним весной 1829 года действительно было странным, вынужденным.

На следующий день в церкви Большое Вознесение на Большой Никитской, 36 проходил обряд венчания. 27 февраля молодые устроили у себя «славный бал» и званый ужин. Современник писал: «И он, и она прекрасно угощали гостей своих. Она прелестна, и они как два голубка. Дай бог, чтобы всегда так продолжалось». Сильное впечатление на гостей произвела Наталья Николаевна. К. М. Еропкина, двоюродная сестра П. В. Нащокина, оставила потомкам её словесный портрет:

«Наташа была прекрасна. Воспитание в деревне, на чистом воздухе оставило ей в наследство цветущее здоровье. Сильная, ловкая, она была необыкновенно пропорционально сложена, отчего и каждое движение её было преисполнено грации. Глаза добрые, весёлые, с подзадоривающим огоньком из-под бархатных ресниц. Но покров стыдливой скромности всегда вовремя останавливал слишком резкие порывы. Но главную прелесть Натали составляли отсутствие всякого жеманства и естественность.

Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в обращении, помимо её воли, покоряли ей всех. Не её вина, что всё в ней самой и манера держать себя было проникнуто глубокой порядочностью. Всё было comme il faut – без всякой фальши».

В пёстрой череде вечеров, балов, в которых участвовали молодые, были проводы Масленицы и «санные катания» 1 марта, блины у Пашковых, знакомых поэта. Пушкин намеревался пожить в старой столице недолго. О планах писал издателю своих сочинений П. А. Плетнёву: «Душа моя, вот тебе план жизни моей: полгода проживу в Москве. Я не люблю московской жизни. Здесь живи не как хочешь – как тётки хотят. Тёща моя та же тётка. То ли дело в Петербурге! заживу себе мещанином припеваючи, независимо…»

Но не выдержав нескончаемых попрёков Натальи Ивановны, Пушкин покинул Москву 15 мая. В тот же день в Петербург последовало донесение полицмейстера: «Секретно. Живущий в Пречистенской части отставной чиновник 10-го класса Александр Сергеевич Пушкин вчерашнего числа получил из части свидетельство на визу из Москвы в Санкт-Петербург вместе с женою своею; а как он состоит под секретным надзором, то я долгом поставляю представить о сём вашему высокоблагородию».