Текст книги "Беглый огонь"

Глава 27

Кадет появился через час.

– С Кротовым произошел несчастный случай, – бесстрастно доложил он.

– Да? – чуть приподнял брови Панкратов.

– Инфаркт. Во время оргазма.

– Что братва?

– Не загоревала. Общий настрой: «настоящий мужик». Требуют отпеть по понятиям.

– Отпоем, раз требуют. Тебя признали?

– На словах – да. А дело покажет.

– Что сейчас?

– Отдыхают. С ними Эдичка. При нем не забалуешься.

– Кто-то из пехоты решил стать командармом?

– Хлыст хочет. Но хотеть и мочь – две большие разницы.

– Не философствуй. Дело говори.

– Братва его не признает.

– Почему?

– Он один из них. Кому охота равного признать главным?

– Разумно. Только… Когда берут власть, в банде или в стране, ни у кого соизволения не спрашивают.

– Это так.

– Теперь же отзвонись авторитетам. В столицу. Забей стрелку, но почтительно, с целью побазарить по-мирному. Если они будут настаивать – пойдешь под их Смотрящего. Потому как тебе пока в такие верхи не по чину. Короче, и носом не хлюпай, и авторитет прояви. Какой-никакой у тебя есть. Действуй. По-умному.

– Я справлюсь.

– Вот и славно. Гнездо мы шевельнули, неделю нам пока не нужно здесь никаких разборок, а там – видно будет.

– Угу.

– У меня все. Да, а что с той девчонкой?

– Я вколол ей сонников и уложил спать.

– В особняке?

– Во флигеле.

– Братва ее на куски не порвет?

– Не должны. Беспредел. А вот трахнуть ее теперь хочет каждый.

– Раз хотят – пусть трахнут. Только не до смерти.

– Я прослежу. Могу идти?

– Давай, Колян.

Когда за новоиспеченным авторитетом закрылась дверь, Панкратов откинулся на спинку кресла, прикрыл веки, помассировал пальцами. Подвести Коляна Кадета, Каледина Николая Петровича, прошедшего школу спецназа, Приднестровье и Таджикистан, к Кротову загодя, еще два с половиной года тому, было хорошей идеей. Хорошие идеи рождают правильные действия, правильные действия приводят к успеху. К победе.

Ну а что до губернатора… Степан Ильич Панкратов не привык выражать свои чувства, а то бы радостно повизгивал, потирая руки. Как славно работается, когда окружают тебя дилетанты, вдруг получившие воз-можность отдавать приказы, и полупрофи, мнящие себя крутыми профессионалами. Как сработано! С шиком!

Сейчас поздний вечер. Как ему доложили, губернатор все еще сидит в резиденции и домой не торопится; можно надеяться, за предстоящую ночь беспокойство губернатора перейдет из тревожного в очень тревожное. Вряд ли этот господин-товарищ опустится до паники, не та школа: десятилетия начальственных кресел отучают от подобной ерунды. Но то, что ему в нынешнем креслице теперешним времечком станет неуютно, как голой институтке на экзамене, факт. Особенно после того, что случится через несколько дней… Да и сегодня: сам отдал приказ, сам и получил гору трупов. Днем к нему съехался весь силовой бомонд Покровска: начальники УВД, РУБОПа и УФСБ. Недооценивать их нельзя: наверняка в каждой из контор найдется парочка светлых голов, десяток опытных волкодавов и столько же умных оперов – на всех. Но прокумекать ситуацию в целом – это шалишь. Во-первых, для того, чтобы получить картинку, нужно иметь другие вводные. А что у них на руках на самом-то деле? Слезы… Во-вторых, на все, на любую мало-мальски толковую разработку, необходимо время, а этого времени Панкратов им предоставлять не собирался. А главное – у каждого из силовиков своих дел с маковкой; понятно, если создать спецгруппу, да придать ей толкового аналитика, да чтобы мыслил не шаблонами, по-губернски, а с размахом, стратегически… Такого здесь нет. Так что возьмутся силовики каждый за свое, повторно зачистят город и все злачное в нем, а потом – все пойдет как пойдет.

Несладко сейчас Купчееву. Как там в песне поется? «Ах, ну что тут говорить, что тут спрашивать, и стою я перед вами, словно голенький…»

Ничего. Ночку поворочается, дозреет до кондиции, получит пару втыков из стольного града Москвы, и – клиент готов к употреблению. Вот тогда ему и будет сделано предложение. Которое, как учил дон Корлеоне, он не сможет отклонить.

Искусство не в этом: отклонить на самом деле можно любое предложение. Важно, чтобы Купчеев не просто не смог его не принять; важно, чтобы он захотел его принять, чтобы за грядущую бессонную ночь сам просчитал варианты и пришел к тому решению, к которому его подтолкнула «случайная цепь событий» и «стечение злых обстоятельств». Ибо человек не доверяет никому и ничему, кроме своего мнения, кроме своего опыта, кроме своего здравого смысла. А потому чужое начальственное решение люди принимают вынужденно, свое – как откровение. И дело процветает.

Степан Ильич плеснул в широкий стакан «Хенесси», сделал глоток, другой. Раньше он любил водку, теперь привык к коньяку. Ласковое тепло расслабляло, снимало усталость. Самое время после многотрудного дня вздремнуть. Сначала отзвониться Филину. Сам тот звонить не станет до определенного часа: построение, оно построение и есть. Ну что ж… Операция «Тихий омут» проведена блестяще. Даже более чем: эта губернская частная контора своими шалостями на дороге придала всей задумке естественность и завершенность.

Панкратов сделал еще глоток, но полного расслабления не наступало. Что-то тревожило его, и он знал, что. Вот именно: все прошло слишком гладко. Вернее, гладенько. Как по писаному. Без сучка и задоринки. Операцию – хоть в учебники вписывай. Так не бы-вает.

Стоп. Хватит себя накручивать! Он знал, что с ним: депрессия достижения. Он достиг цели, пусть и промежуточной, и теперь мозг «отрабатывает»: гоняет кругами варианты, ища просчеты и ошибки. Чтобы этого не происходило, нужно уснуть. Попросту уснуть. Но сначала – глянуть милицейскую синхронную оперативку за день. Рассмотреть наиболее общую картинку такой, какой ее увидела противная сторона.

Так. Что у нас имеется? Рапорты. Еще рапорты. Обыски. Задержания. Все как положено: служивые отрабатывали «широкие варианты»: «Невод», «Перехват», «Капкан». Бывает, конечно, что и в такие сети попадает рыбка, но… Обычно при любых громких делах такие вот меро-приятия проводятся исключительно для отмазки одних людей в погонах перед другими, теми, у кого звезд на этих погонах больше и просветов меньше.

Панкратов просматривал страницу за страницей. Ничего существенного. Ничего. Ничего. Ничего.

Стоп!

Он быстро выудил лист со списком задержанных омоновской чисткой и препровожденных в клетку Октябрьского РОВД. Что-то его здесь смутило… Или насторожило.

Абросимов… Бакланов… Гершин… Гришин… Дронов.

ДРОНОВ Олег Владимирович. Возраст – совпадает… Но этого не может быть! Почему же не может?

Черт! А как все славно складывалось. Ну да, слишком славно. И все же проверить…

Он набрал номер. Трубку сняли после первого гудка.

– Фадеев слушает.

– Слушай, Фадеев, слушай. Есть работка. Прямо сейчас.

– Да, Степан Ильич.

– Надевай мундир, заготовь нужную мотивировку и дуй что есть духу в Октябрьский РОВД. Там, в клетке, народу – как сельдей в бочке. Мне нужна фотография задержанного Дронова Олега Владимировича. Немедля!

– Сделаю, Степан Ильич.

– Погоди, не спеши. Чтобы не возникло никаких подозрений, пусть по всем РОВД просеют всех задержанных через мелкое сито: фото, пальчики, все, что положено.

– Есть.

– Сколько времени вертухаи этой бодягой будут заниматься, мне не важно. Но фото Дронова доставь мне через полчаса. Понял? «Полароид» хоть в одной конторе имеется?

– Изыщем, Степан Ильич.

– Изыщи. Жду через полчаса.

– Через полчаса физически не успею.

– Через сколько успеешь физически? Безо всяких ефрейторских зазоров, точно?

– Пятьдесят минут.

– Жду. Делай.

– Есть.

Посидел, сунул в рот сигарету, пожевал фильтр. Снял трубку внутреннего телефона:

– Вольфа ко мне.

Дверь распахнулась через минуту. Невзрачный худощавый субъект в приличном ношеном костюме, белобрысый, белобровый, со стылыми серыми глазами, замер перед столом.

– Вот что, Вольф. Через сорок пять минут сюда подвезут фото субъекта. Дронов Олег Владимирович. Если это действительно тот человек, о котором я думаю, через час ты будешь сидеть в клетке Октябрьского РОВД. Нарвешься, подсядешь, прилипнешь к этому Дронову.

– Завязать отношения?

– Пока не надо. Это весьма подготовленный субъект. Вычислит тебя в два звонка. Присмотрись. Дополнительные вводные получишь там. Да, у тебя есть сорок две минуты, так что продумай, как залегендироваться. С полной достоверностью. – Панкратов помолчал, добавил тихо: – Черт его знает, куда теперь вывезет эта кривая. Выполнять.

– Есть.

Когда Вольф прикрыл за собой дверь, Панкратов откинулся в кресле, прикрыл глаза и почувствовал, как бьется сердце. Вот, значит, как оно выходит… Ну что ж… Пободаемся.

Хотя… На душе у него было вовсе не так спокойно. Надежда на то, что это однофамилец-одноименец «редкой птицы», слишком призрачна, чтобы быть правдой. Особенно при сложившихся обстоятельствах.

Минуты тянулись медленно и вязко, как сентябрьская паутина. Но Панкратов умел расслабляться: закрыв глаза, он отключился от окружающего полностью, притом органы чувств, ответственные за «безопасность», бодрствовали сторожко; при любой опасности этот немолодой мужчина, казалось погруженный в глубокий сон, отреагировал бы столь стремительно, что у нападавших не было бы шанса на жизнь. Ни единого.

Нежно пропищал зуммер внутреннего телефона.

– К нам автомобиль. «Волга-3110», номерной знак…

– Пропустить, – отозвался Панкратов.

– Есть.

Ворота бесшумно разошлись; слышен был лишь стрекот электромоторов. Автомобиль остановился во дворе. Один из людей Панкратова открыл дверцу и проводил гостя в полковничьей милицейской форме до самых дверей кабинета шефа.

Панкратов привстал из-за стола, пожал протянутую руку, но не сказал ни слова. Гость положил на стол конверт. Степан Ильич передал ему другой, который сразу же исчез из рук посетителя, будто по волшебству.

– Могу быть еще чем-то полезным, Степан Ильич? – осведомился полковник.

Панкратов усмехнулся про себя: если в этой папке то, что он думает, полезность или бесполезность тех или иных людей, завязанных в деле, будет определяться и мериться по другим критериям, нежели не только в мирное время, но и во время «игр в войнушку», маневров, какие имели место быть сегодня в милом губернском городке Покровске по его, Панкратова, инициативе. Да и жизнь людей станет стоить совсем другие деньги. Или – не стоить ничего вовсе.

– Конечно сможете, Сергей Михайлович. Я обращусь к вам.

– Могу быть свободным?

– Да.

Полковник кивнул и вышел. Через минуту Панкратов услышал урчание мотора: автомобиль выехал за ворота.

Молча посидел несколько секунд, словно собираясь с мыслями, затем решительно вскрыл конверт. Выложил на стол фото.

Он.

Дронов Олег Владимирович.

Дрон.

Птица Додо.

Осунувшийся, изрядно небритый, с разбитыми губами; под глазами залегли черные круги… Но – он.

Ну что ж… Как говаривал пятнистый генсек, настало время новых реалий. Ну а если вспомнить закон Мэрфи… «Если вам кажется, что все причины возможных неприятностей устранены, значит, вы чего-то не за-метили». И другое: «Из всех неприятностей случается именно та, ущерб от которой больше».

Панкратов аккуратно сложил фото в конверт, оставив лишь одно, анфас; конверт спрятал во внутренний карман пиджака. Подошел к аппарату спецсвязи, набрал известный ему кодовый номер, дождался щелчка, произнес в пустоту:

– Осложнение уровня «А», – и положил трубку.

Это означало отмену всех действующих систем связи, паролей, шифров. Вводился в действие резервный вариант.

Вызвал звонком охранника, явившегося незамедлительно. Приказал:

– Автомобиль. Вертолет. Готовность – пять минут.

– Есть.

Снял трубку внутреннего телефона, бросил кому-то коротко:

– За старшего остается Хосе.

– Есть, – ответили ему.

Перевел тумблер, связался с боксом, в котором ожидал Вольф:

– Подойдите.

Невзрачный ханурик появился через двадцать секунд. Панкратов положил перед ним фото:

– Объект.

Тот смотрел на фотографию секунд десять, произнес:

– Я запомнил.

Панкратов убрал фотографию туда же, куда и конверт.

– Выполняйте задание.

– Есть.

Через восемь минут вертолет взлетел со скрытого лесного пятачка и понесся низко над лесом в сторону Москвы.

Глава 28

– Итак? – Выцветшие глаза Филина под белесыми ресницами уставились Панкратову в переносье. Тот стоял перед столом босса и чувствовал себя неуютно. – Слушаю, – произнес Филин, едва разлепив тонкие гу-бы. – Почему ты остановил операцию?

– Я не остановил. Просто перевел на другой уровень.

– Не играйся словами, Ильич, – поморщился сухопарый. – По существу.

– В Покровске объявился некий Дронов.

– Да? – насмешливо приподнял брови босс. – И что? Из-за «некоего Дронова» ты объявил «всеобщую мобилизацию»?

– Я неверно выразился. Я его вспомнил. И еще – вспомнил, что три недели назад он проходил по ориентировке Юго-Западного административного округа столицы как подозреваемый в нескольких убийствах.

– Ильич, ты что, заработался? – сорвался Филин. От его усталого благодушия не осталось и следа: только холодная ярость. – Сворачиваешь уже начавшуюся операцию, летишь в Москву, и только затем, чтобы сообщить, что в Покровске объявился какой-то киллер?!

Панкратов едва сдержался, чтобы не вспылить в ответ, но, глянув на босса, понял: тот вряд ли спал хотя бы пару часов в последние сутки и был на изрядном взводе от смеси коньяка и кофе.

– Он вовсе не киллер. Разрешите по порядку?

Филин чуть обмяк:

– Валяй. Надеюсь, у тебя были веские основания лететь сюда. И заваривать всю эту кутерьму. Только коротко и самую суть.

– Дронов не киллер. Он аналитик. Очень серьезного уровня.

– Вот как? И что?

– Когда-то он возглавлял аналитический отдел «Континенталя», но, по-моему, это было для него лишь ширмой. «Крышей». Чем он занимался на самом деле, мы достоверно не знаем. – Панкратов помолчал, добавил: – Этот Дронов всегда был птицей свободного полета…

– Аналитик-ас?

– И не только аналитик. У него прекрасное оперативное чутье, да и подготовка имеется, вполне профессиональная.

– И где же он ее получил?

– Это также достоверно неизвестно. Но… Школа у профессионалов всегда одна.

– А что известно достоверно?

– Только то, что на его счету несколько блестящих операций, приведших к определенной расстановке политических сил в стране. На самом высоком уровне.

– Этот Дронов… Он настолько влиятелен?

Панкратов пожал плечами:

– Я сужу по результату.

– Разумно. А при чем тут убийства?

– Дронову инкриминируется по крайней мере три убийства… Которых он, судя по всему, не совершал.

– Можешь ручаться?

– Другой тип человека.

– Хм… – скривил губы Филин. – Помнишь, как в бессмертном фильме? «Каждый человек способен на многое, но не каждый знает, на что он способен!»

– Дело не в этом. У меня было немного времени перед нашей с вами встречей. Я просмотрел имеющийся в нашем распоряжении материал по Дронову.

– И?..

– Его вывели на Покровск. Грамотно, профессионально. Я бы сказал, красиво.

– Вот как… Его играют втемную?

– Похоже.

– Кто?

– Не установлено. Именно поэтому я и опустил «шторки». До выяснения.

Филин чиркнул кремнем зажигалки, выпустил клуб дыма, прищурился:

– Мотивировки?

– Некоторое время назад был убит некий Крузенштерн, вице-президент «Континенталя». Дронов был его другом.

– Не понял.

– Каким-то образом Дронов связал Покровск с этим убийством и решил его размотать.

– Зачем?

– Он хочет найти заказчиков и исполнителей. Отомстить за убийство друга.

– Месть? – Лицо Филина скривилось в болезненно-брезгливой гримаске. – Мы что, мексиканский сериал играем?

Панкратов пожал плечами:

– Дронов – странный человек. Какой-то доисторический. Даже его оперативный псевдоним – Птица Додо.

– Кто?

– Дронт. Вымерший маврикийский голубь. – На этот раз скривился Панкратов. – Миротворец.

– Месть – это по меньшей мере непрофессионально, а по большей…

– Тем не менее скорее всего это так. При всем своем мастерстве Дронов действовал порой как мушкетер у Дюма. Кроме этой мотивировки, кураторы, что ведут Дронова втемную, применили эмоциональный прессинг: его подставили под обвинение в нескольких убийствах и буквально вытолкнули из Москвы.

– В Покровск.

– Да.

– Хорошо. Вопрос первый: этот Дронов действительно опасен?

– Судя по результатам его активности в нескольких неординарных ситуациях прежних лет – чрезвычайно.

– Тогда вопрос второй: Дронов может догадаться, что его используют втемную?

– Вполне.

– И третий. Он может под прикрытием «месть» или «работа на дядю втемную» сыграть свою игру?

– Свою?

– Выполнять чье-то задание вполне осознанно, запустив «месть» как дезу для профи, вроде нас?

– Почему нет?

– Я жду конкретный и однозначный ответ.

На этот раз Панкратов молчал почти полминуты:

– Да. Может.

– Прелестно, – скривился Филин, откинулся на спинку кресла, оскалился, словно у него вдруг нестерпимо заломило зубы: – Прелестно. – Хмыкнул, ни к кому не обращаясь: – А счастье было так возможно… – Собрался, придвинулся к столу: – Итак, что мы имеем? Непонятного цвета фигуранта, то ли сбрендившего маргинала с навыками аналитика, оперативной работы и умением стрелять, то ли холодного и расчетливого профессионала, играющего непонятную нам игру. – Филин выдержал паузу, резюмировал: – Давай конкретику.

Панкратов выложил на стол фотографии:

– Дронов Олег Владимирович. Во плоти. В клетке Октябрьского РОВД Покровска.

– И что он там делает?

– Как все: сидит.

– За что?

– Попал под зачистку.

– М-да… А что еще мы имеем конкретного? Кроме домыслов? – Филин зорко взглянул на Панкратова, завершил: – Страх. Самое призрачное из всех чувств, но и самое неотвязное и угнетающее. Как это формулируют психоаналитики? Эмоция, превращающаяся в доминанту и блокирующая подсознание. И тем – блокирующая осознанные активные действия. Не так?

– Мне кажется… – начал было Панкратов, но сухопарый снова его прервал:

– Вот-вот. Когда профессионалу начинает что-то казаться или мерещиться… Подумай сам… – Филин скосил взгляд на фото. – Почему наличие в Покровске этого небритого, явно нетрезвого и порядком избитого субъекта заставило тебя, тебя, старого паленого волка, немедленно стопорнуть важнейшую операцию, «заморозить» боевиков, перейти на запасные каналы связи и мчаться в Москву быстрее лани шизокрылой? Ильич, ты что, постарел? Полагаю, даже если бы сам Япончик сейчас чудом оказался в Покровском домзаке, это не вызвало бы у тебя столь бурной реакции и ты сумел бы со всем разобраться на месте. Не так?

– Так, но…

– Это же пацан! Сколько ему? Тридцать с небольшим? Да когда он еще описывал первые пеленки, ты уже проводил блестящие спецоперации в Египте, Конго и Родезии! Сколько ты «негативов» переправил к их африканской едрене бабушке, а?

– Россия – не Конго, Филин.

– Ну да, ну да… Ни умом не понять, ни аршином не измерить… Разве что матом покрыть: сначала вдоль, потом поперек.

– Мне не до шуток.

Филин поморщился:

– Прекрати, Ильич. Мне тоже совсем не весело. Так ты испуган?

– Нет. Хуже. Я обеспокоен.

– Что предлагаешь?

– Я уже отправил к Дронову своего сотрудника: пусть потрется.

– И?..

– Хорошо бы прояснить, кто стоит за этой птичкой.

– Хм… Говоришь, этот Дронов может доставить нам массу неприятностей?

– Да. Он и те, что стоят за ним.

– А кто может стоять за ним? Сейчас идет бой супертяжеловесов: «Интеррос» с ОНЭКСИМом и группой союзных банков, частный предприниматель Борис Абрамович со товарищи, «Газпром», мэр Москвы с коалицией… Ну а если сократить «производные», останутся только две фигуры. Вернее, три. Третья – теневая, всегда, вечно теневая, сейчас выйдет под свет софитов. Но останется в тени. Тебе интересно, на чьей стороне играем мы?

Панкратов закаменел лицом, ответил:

– Для меня это излишняя информация.

– Верно. Так ты предлагаешь подержать Дронова на поводке?

– Это единственный способ нащупать тех, кто за ним. Нам не нужны осложнения по Покровску. Вы полагаете, нам их не смогут устроить?

– Смогут. – Филин закрыл глаза, устало помассировал веки. – Но не успеют.

– События начнутся так скоро?

– Завтра.

– Значит, ликвидация?

– Да. Убери его. Постарайся чисто. Твой человечек, тот, что приставлен к Дронову, тяжел на руку?

Панкратов кивнул.

– Лучше, если он сотрет этого супермена сегодня. Нет человека – нет проблемы.

– Лучше ночью?

– Да.

– Есть.

Филин остался один. Сидел за столом неподвижно, прикрыв веки, словно даже неяркий свет зеленой лампы мешал ему. Взял фото Дронова, подержал на весу, разглядывая карточку. Встал, подошел к сейфу, открыл. Выложил на стол несколько десятков фотографий известных политиков, министров, губернаторов, парламентариев, банкиров. Разложил ведомый только ему пасьянс. Полюбовался работой. Бросил на стол фото Дронова. Снова раскидал карточки, в другом порядке. Посмотрел на новый расклад. Усмехнулся. Открыл выдвижной ящик стола, достал оттуда фотопортреты премьера, президента, четверых ведущих российских политиков; отдельно – фотографии двоих могущественных олигархов, имена которых связывались с группами крупнейших банковских холдингов и наиболее скандальных правительственных фигурантов. Перемешал «карты». Разложил снова. Долго рассматривал собственное «произведение», благоговейно, чуть склонив голову набок, словно это была картина работы старого мастера. Улыбка скривила губы Филина, одним движением он перевернул нескольких улыбающихся политиков лицом вниз, к столу…

Вот так. Они думают, что сейчас они на коне, в зените карьеры, блеска, богатства, славы. Но всем отмерен свой срок. Всем.

Встал, закурил, походил какое-то время по комнате, вернулся к столу. Задумчиво потер подбородок, чуть поколебавшись, перевернул еще одно фото лицом вниз. Посмотрел на разложенный пасьянс, как на вполне законченное произведение.

Фото Дронова лежало в стороне от этого властно-олигархического Олимпа и казалось на гладкой черной поверхности стола совершенно лишним. Губы Филина в который раз за вечер искривились в змеистой усмешке; одним щелчком пальца он отправил фотографию Дронова в ящик стола и задвинул его. Аккуратно сложил остальные, будто колоду карт, и небрежно бросил на полку сейфа.

Вернулся к креслу, сел, расслабился. Завтра в этой стране поменяется все. Даже время. А граждане… Да какие к черту граждане – просто обезумевшие от страха овцы! – будут метаться в поисках пропитания, движимые кто – страхом голода и войны, кто – алчностью, кто – завистью, кто – отчаянием… Ну что ж… Такая у овец доля: быть пищей волков.