Текст книги "Репетитор"

31

– Вы меня напугали, – сказала Линда. Она вовсе не выглядела испуганной.

– Приношу свои извинения. Я не нарочно, – ответил Джулиан, пятясь.

– Я знаю, – сказала Линда и улыбнулась. Что это она такая раскрасневшаяся? А глаза такие живые? Что она делает дома в это время?

Линда поставила на стол большую сумку с продуктами:

– Я принесла всяких вкусностей. Как она? Обеспокоенная мамаша уходит с работы, чтобы проведать больного ребенка. До него наконец дошло.

– Намного лучше. Она отправилась искать Зиппи.

Вдруг его посетила тревожная мысль.

– Вы ее, случайно, не встретили?

– Нет, – сказала Линда, выглянув в окно. По-прежнему шел снег, но уже не такой густой.

– Я как раз собирался пойти ее поискать, – сказал Джулиан. Но он не сможет теперь этого сделать, потому что Линда была дома. Герои снова вели себя, как считали нужным, еще сильнее нарушая сюжетную линию.

– Может быть, я возьму вашу машину ненадолго? Она должна быть где-то рядом.

И что? Мускул дрогнул у него на груди.

– Пусть еще поищет. Это пойдет ей на пользу.

– Каким образом?

– Психологически. Пусть доведет дело до конца. Так ей будет спокойнее в случае, если Зиппи так и не найдется.

Она посмотрела ему в глаза, как будто они были близкими друг другу людьми:

– Как вы думаете, Джулиан, он найдется?

– Я надеюсь.

– Мне нравится ваш оптимизм. Вы знаете, что это одно из главных качеств для лидера?

– Никогда об этом не слышал.

– Если верить тому, что нам рассказывали на семинаре, который я посетила прошлой осенью.

Он понял, что она настроена вести беседы, которые в ее кругу сходят за интеллектуальные. Джулиан не хотел вести с ней никаких интеллектуальных бесед ни сейчас, ни когда-либо. Все, что он от нее хотел, – это заполучить машину. Он вдруг представил себе дальнейшее развитие событий независимо от того, что сделает Руби. Главное было даже не в том, чтобы не позволить ей войти в его дом. Нельзя позволить ей увидеть что-нибудь лишнее. Сколько ей потребуется времени, чтобы добраться до его дома? Час, может, чуть больше. Задачка на время, скорость, расстояние. Чуть-чуть изменив данные, можно задать ее Брэндону: некая Р выезжает на велосипеде… и т. д., через какой промежуток времени должен выехать на джипе Дж. при условии, что… и т. д. и т. п. Брэндону понадобится щит, а ему нужен был этот джип.

– Я не хочу, чтобы Руби еще сильнее расхворалась. Как я мог отпустить ее? Ума не приложу…

– Не волнуйтесь, Джулиан. С ней все будет в порядке. Если вы заметили, она вполне самостоятельный ребенок. Но я ценю ваше участие. Я вообще очень благодарна вам за все, что вы для нас сделали, а особенно за помощь сегодня. У меня есть хорошая новость.

– Что такое?

– Ларри предложил мне новую должность – глава отдела маркетинга в «Скайвей». Во всей «Скайвей»! Я – вице-президент компании. Я даже и мечтать о таком не могла. Буду ездить раз в неделю в Нью-Йорк.

– Мои поздравления.

– Этого бы никогда не случилось, если бы не вы. Все началось с «La Riviere». Я вам очень признательна.

Линда полезла в сумку с продуктами:

– Вот. Это джем, который вы так любите. Не слишком значительный подарок, но я не могла ничего больше придумать.

Джулиан взял банку. Их руки соприкоснулись. Не длилось ли это касание дольше положенного?

– Спасибо, вы очень добры.

Большая круглая банка с джемом в его руках. Как оружие. Ему нужен был джип. Где же ее материнские чувства? Как их задеть?

– Руби, безусловно, очень самостоятельный ребенок, но безрассудство – это не очень хорошо. Возьмем хотя бы Жабу Тоуд. – сказал он.

– Жабу Тоуд?

– Из Тоуд-Холла, который сказал, насколько я помню: «Интересно, а эти машины легко заводятся?»

– Вы имеете в виду сказку «Ветер в ивах»? – спросила Линда.

– Это была моя самая любимая книжка в детстве, – ответил Джулиан.

Наверное, можно было бы обойтись и без самой. Слишком далеко зашел, хотя, с другой стороны, к чему деликатничать.

Линда села. Медленно, как будто у нее подкосились ноги.

– Что с вами? – спросил Джулиан, поставив банку на стол.

– Все в порядке. Я должна была быть к этому готова.

– К чему?

Она сделала глубокий вдох:

– С тех самых пор, как вы появились у нас в доме, меня не покидает мысль, что именно таким, как вы, должен был стать Адам, когда вырастет. А теперь, когда вы живете в его комнате… Мне кажется, что…

Она начала рыдать, но вдруг затихла.

– Он был таким внимательным ребенком, таким добрым. Я люблю своих детей, они замечательные, но у них нет этого дара.

Он дал ей салфетку.

– «Ветер в ивах»… – начала она и снова расплакалась.

Она посмотрела на него неясным взглядом, и какая-то внутренняя боль вдруг исказила ее лицо. Какое-то воспоминание, которое было мучительным. Он же в свою очередь вспомнил иллюстрацию из какой-то книжки про средневековые пытки, и, прежде чем он успел что-либо сделать, она бросилась к нему и упала ему на грудь:

– Адам тоже очень любил эту книгу.

Эта фраза далась ей нелегко. Она произнесла ее с какой-то внутренней мукой. Слова как будто кололи ее изнутри. Джулиан тоже почувствовал боль.

– Я уверен, так всегда бывает, когда детей много, – сказал он. Он заметил, что она красила волосы: местами они были седыми у корней.

Линда покачала головой. Ее лицо было по-прежнему прижато к его груди. Возможно, в этот момент было уместно погладить ее по спине. А может, и нет. Еще один сюрприз: он почувствовал, что начинает возбуждаться.

– Нет, – сказала она, подняв на него глаза и нарушая установившийся между ними контакт, стараясь сделать огромное усилие, чтобы начать контролировать себя, – это судьба. Бог послал нам вас в качестве успокоения. Я этого не заслуживаю.

Он посмотрел на ее часы. У него еще есть время, к тому же он не мог упустить такой момент, когда ей захотелось выговориться.

– Почему вы не заслуживаете утешения? – спросил он, вдруг подумав, что из него мог бы получиться неплохой священник, и погладил ее по плечу, ласково и нежно.

Ответа не последовало.

– Все заслуживают утешения, – сказал он. Быть священником, наверное, здорово. Одни исповеди чего стоят. – Кроме самых ужасных представителей рода человеческого. А вы к ним точно не относитесь.

– Нет, отношусь.

– Что за глупости вы говорите. Вы – замечательный человек.

А говорить такие вещи еще приятнее. Наставник и священник. Разве человек не может исполнять обе эти роли одновременно?

– Знали бы вы, как вы ошибаетесь, – сказала Линда.

Она снова плакала, но теперь уже беззвучно. Слезы текли ручьем, как будто где-то внутри прорвало плотину.

– Что же вы могли сделать такое, чтобы до такой степени истязать себя?

– Я не могу этого объяснить.

– Не можете или не станете?

– Это одно и то же.

– Тогда вы никогда не сможете разобраться в своей жизни.

Джулиану не понравилась последняя фраза. Подобная формулировка больше подходила для ведущего ток-шоу, но никак не для человека в сутане. Однако она сработала, задела за живое, потому что снова послышались громкие всхлипывания, а на лице появилась печать страдания.

– Я прекрасно разбираюсь в своей жизни.

– Что вы имеете в виду?

– Я несла ответственность.

– За что?

– За Адама.

– Я думал, он умер от лейкемии.

– Но сначала он сломал ногу.

– Которая не заживала, верно? А потом у него обнаружили лейкемию.

– Да.

– Ужасная трагедия. Я разделяю вашу боль, но это не могло произойти по вашей вине.

– Могло, могло.

Он погладил ее снова:

– Как вы могли быть в этом виноваты?

Как ласково звучал его голос, как будто он пел ей колыбельную.

– Он ведь сломал ногу, когда катался на лыжах? Вы же не били его?

– Била.

– Я не могу в это поверить.

– О, Джулиан, вы переоцениваете меня. Я совершила ужасный поступок. Ужаснейший.

Он возбудился еще сильнее.

– Я не могу себе представить, чтобы вы позволили себе бить его.

– Не в буквальном смысле. Но умер-то он в буквальном. Вы знаете, где я была в тот момент, когда он сломал ногу?

– Вы ехали по одной лыжне и столкнулись?

– Лучше бы это было так. Лучше бы я была рядом с ним на горе и упала бы вместе с ним.

Слезы по-прежнему текли ручьем. Казалось, она что-то вспоминает или пытается придумать какую-то другую историю.

– Я даже не каталась на лыжах.

– Где же вы были?

– Там, где мне не следовало быть.

– В баре? Это вполне нормальное дело во время отпуска. Зачем же так себя корить?

Она повысила голос от гнева. Отчасти она была сердита и на него.

– Я не была в баре…

– И где же тогда?

Ее лицо исказилось от страдания. Линда закусила губу, да так сильно, что появилась капелька крови.

– Бедная, – сказал Джулиан.

Возможно, дочь моя звучало бы лучше, но он ведь не священник. Кажется, подействовало, но тут она начала издавать новые звуки. Она совершенно не сдерживала себя. Он заговорил тише, почти неслышно, как будто бы озвучивая ее мысли:

– Ну нельзя же так мучиться.

Линда обмякла. Казалось, у нее уже не было сил плакать. Сквозь слезы она сказала тихо:

– Я была в доме.

Кажется, он начал понимать.

– Это совсем неважно, где вы были. Вы не сделали ничего плохого, – сказал он все тем же тихим голосом.

– Нет, сделала. Всего один раз в жизни, но это случилось именно тогда, когда Адам упал.

Он погладил ее по плечу:

– Не надо, Линда. Не надо.

Она высвободилась из его объятий:

– Хватит меня успокаивать. Вы еще не поняли? Я была в джакузи, с Томом.

Она посмотрела на него, ожидая реакции. Какое банальное, примитивное, быстрое и несоразмерное наказание за ее проступок.

– Это же была случайная связь. Простите себя. Скотт, должно быть, уже все забыл…

– Он не знает об этом.

Ага.

– Об этом никто не знает.

– Тогда давайте забудем об этом. Вы должны себя простить и все забыть.

Как красиво звучит! Он наклонился и поцеловал ее в затылок. Здорово! Вы складываете губы, а потом разжимаете их и чмокаете. Она, конечно же, уже почувствовала его эрекцию. Была ли она интереснее, чем он предполагал? Он отклонился. Его рубашка была мокрой. С Гейл не могло получиться так хорошо, но он был абсолютно уверен – с этой женщиной он доведет представление до конца. Ему нужно было только представить себе сцену в джакузи и хруст сломанной кости, чтобы не утратить возбуждение и оставаться твердым, как стальной наконечник для бурения. Он просто молодец.

Но этим можно заняться в часы досуга. У него полно времени. Какие радужные горизонты открывались впереди! А сейчас нужно правильно рассчитать время и оказаться в своем доме раньше, чем это сделает Руби. Он взял коробку с салфетками со стойки для разделывания мяса и передал ее Линде.

– Я все-таки беспокоюсь о Руби. Я должен найти ее и привезти домой, – сказал он, подобрав очень простые слова.

Линда промокнула глаза. Она выглядела усталой и изможденной, как после долгих и мучительных родов.

– Ключ в зажигании, – сказала она.

Он направился к двери.

– «Ветер в ивах», – повторила она, разговаривая сама с собой.

Джулиан понял всю силу печатного слова. Также он впервые понял, что не только ум возвышал его над всеми остальными. Он умел понимать людские души. Джип заскользил по дороге всего один раз, когда он свернул за угол к Поплар-драйв.

Скотт проверил состояние акций «Кодеско»: семь девяносто пять. На восемь центов меньше. Сто пятьдесят тысяч помножим на восемь – будет сто двадцать тысяч долларов. Он отправился на обед.

По дороге он сделал небольшой крюк, около двадцати миль, чтобы заехать в ближайший салон «порше». У них был всего один «бокстер» – синего цвета. Он взял его, чтобы совершить пробную поездку. Вжик. Когда он несся по дороге, по радио вдруг заиграла песня «Born to Be Wild».[35]35
  «Рожден необузданным».


[Закрыть] Как будто бы люди из автосалона «порше» и ребята с радиостанции были в сговоре. Скотт рассмеялся.

– Head out on the highway looking for adventure,[36]36
  Я выехал на дорогу искать приключений.


[Закрыть] – громко распевал он.

– Лучше, чем секс? – спросил продавец, когда он вернулся в салон. Скорее всего, он говорил эту фразу всем покупателям мужского пола, но у Скотта не было настроения делиться с ним впечатлениями. Он был в прекрасном расположении духа. Ему казалось, что он больше неподвластен силе притяжения. Впервые за все эти годы он дышал полной грудью.

– А нет ли у вас такого же, только серебристого цвета? – спросил Скотт. Даже его голос звучал глубже и сильнее.

– Самый лучший цвет. Устроим, – ответил продавец.

Они вошли в салон и сели за стол. Продавец начал обзванивать другие салоны, выясняя, нет ли у них этой машины нужного цвета. Скотт рассматривал рекламные буклеты. Крупные снежинки падали за окном. На стене в его кабинете висела очень красивая снежинка, вырезанная Руби из бумаги. Он улыбнулся. У него зазвонил мобильник.

– Скотт?

– Да, привет, Микки. Угадай, где я?

– Это просто. Ты в жопе, так же как и я.

– Что это значит? – спросил Скотт.

Продавец, сидевший напротив него, жестами показывал, что машина найдена.

– Ты не почесался проверить данные с фондовой биржи? – сказал Гудукас.

– Конечно же, я проверял. Полчаса назад они стоили меньше восьми.

– Сейчас они двенадцать с четвертью.

Двенадцать с четвертью. Он не понимал ни слова. Должно быть, неверно расслышал.

– Что ты сказал?

– Двенадцать сорок в данный момент.

– Черт возьми! Да о чем ты говоришь?

– Они взлетают, как ракета в этот долбаный День независимости! Вот о чем я говорю.

– Но они ведь были на семи девяноста пяти. Я приподнялся на сто двадцать тысяч.

– Ты опустился, опустился на пятьсот сорок штук. По меньшей мере. Я, конечно, оказался в большем дерьме, но…

– Что случилось? Что за цифры ты называешь?

– …тебе придется выплатить по меньшей мере двести штук.

– Почему? За что?

– Чтобы покрыть. Стандартная процедура. У тебя есть десять минут. Или ты можешь ликвидировать свою позицию прямо сейчас. Именно это я и рекомендую тебе сделать. Я именно этим сейчас и занят.

– Ликвидировать?

– Продать акции. Давай, Скотти, думай скорее.

– И все потерять?

– Это не все.

– О чем ты говоришь?

– О бесконечном риске. Скажем, они поднимутся до двадцати, тридцати, девяноста. Такое иногда случается. А акции по-прежнему будут востребованы. Это означает, что мы потеряем все.

– Но они же падают.

Тут ему вспомнились слова Тома: «А что, если они вырастут до восемнадцати»?

– Ты же говорил, что они падают?

– Но только не сегодня. «Кодеско» выпустил пресс-релиз пятнадцать минут назад. Этот чертов алгоритм все-таки сработал. Они подписывают контракт с правительством Японии на несколько миллиардов.

– А как же венчурные капиталисты?

– А при чем здесь они?

– Они разве не собираются избавляться от своих акций?

– А черт их знает.

– Ты же с ними разговаривал, и именно ты сказал, что они падают.

Скотт встал из-за стола. Продавец все еще разговаривал по телефону. Он смотрел на него, держа в руках карандаш.

– У тебя есть десять минут. Мой босс говорит, чтобы ты постарался остановиться хотя бы на трехстах тысячах.

Скотт стоял посреди салона, держа мобильник в руках. Мог ли он представить себе такое? Может, у него что-то с головой? Может, его хватил удар? Пожалуй, что да. Он был парализован, даже малейшее дуновение ветра могло сбить его с ног.

– Вы сможете забрать его в понедельник утром, мистер Гарднер, – сказал продавец. – Но мне потребуется задаток, скажем, пять тысяч.

Скотт вышел из салона, сел в «триумф». В салоне было холодно, к тому же, когда он открыл дверь, налетел снег. Он попытался набрать номер и увидел, что все еще держит в руках брошюру о «бокстере». Единственный выход – это заложить дом. Акции падали. Это был всплеск конъюнктуры. Как он сообщит об этом семье? Он просто понятия не имел. Слова польются из него потоком, а Линда во всем разберется. Он позвонил ей на работу. Ее не было на месте. На мобильник. Она не ответила. Дома услышал автоответчик. Но он знал, что Линда и Джулиан там.

«Возьми трубку, ответь», – заклинал он.

Что же делать? Позвонить Тому? Нет, это невозможно. Маме? Ужасная мысль, но больше ничего не оставалось. Даже если она согласится, то это произойдет не сразу. Ему нужно было время.

Скотт позвонил Гудукасу. Он ожидал услышать шум в брокерской конторе, но там было тихо.

– Микки, мне нужно…

– Слишком поздно. Они уже по четырнадцать. Мы все ликвидировали.

– Вы продали мои акции?

– Нам нужно было покрыть расходы.

– Мои пятьсот тысяч?

– Обычное дело.

– У меня их нет?

– Ты еще должен брокерской конторе. Все произошло так быстро, что мы смогли продать твои акции, только когда цена уже выросла до тринадцати семидесяти пяти. Что-то около двухсот тысяч.

– Ты хочешь сказать, что я потерял пятьсот тысяч, и вы хотите, чтобы я выплатил еще двести?

Скотт говорил очень медленно, растягивая слова. Может, его и правда хватил удар.

– Чуть больше или чуть меньше.

– Ты дрянь!

– Ты хочешь услышать от меня, что я об этом сожалею? Думаешь, я верну тебе деньги? Слушай, парниша, я сам потерял до хрена.

– И что?

– Пошел в жопу! – сказал Гудукас.

32

Прямо как в сказке про трех медведей, только она была не девочкой, а кашей. Сначала очень горячей, потом слишком холодной и, наконец, нормальной температуры. Большие снежинки сыпались с неба, падая на ресницы. На дороге никого не было. Спустя некоторое время (Руби показалось, что прошла целая вечность) она подъехала к почтовому ящику дома № 840 и свернула налево на длинную аллею, засаженную деревьями, маневрируя между сугробами. Оказалось, что это огромная ферма, находящаяся в Олд-Милле. Она не знала, что делать.

Руби поднялась на небольшую горку. Сверху она увидела маленький деревянный домик, стоявший на одной стороне аллеи, и большой, который стоял на противоположной. Вокруг него стояли сараи, амбар, простирались поля, а вдалеке виднелась роща. Спускаясь с горки, она попыталась догадаться, где именно живет Джулиан, но тут из большого дома вышла женщина в рубашке в красную и черную клетку. Руби остановилась, схватившись рукой за дерево.

Женщина перешла через дорогу и направилась в сторону маленького дома. В руках она что-то держала, похоже конверт. Снег скрипел под ее ботинками. Она постучала в дверь:

– Джулиан? Ты дома?

Она постучала еще раз, посильнее:

– Джулиан?

Женщина присела, просунула под дверь конверт (теперь Руби была в этом уверена) и пошла обратно. Руби спряталась за деревом, но женщина даже не посмотрела в ее сторону. Она вошла в дом и закрыла за собой дверь.

Руби слезла с велосипеда. Она не могла ехать дальше. Вдруг эта женщина выглянет в окно? Лучше сделать круг и зайти в маленький дом с другой стороны, но слишком много снега, она не сможет там проехать. Она прислонила велосипед к дереву. А что, если женщина поедет в город? Тогда она его заметит. Руби положила велосипед и припорошила его снегом. Так-то лучше! Она пошла пешком через поле и вышла с обратной стороны дома.

Руби попробовала открыть дверь. Заперта. Заглянула в окошко. Стекло было грязным и покрыто трещинами. Она увидела тачку, кучу садовых инструментов и темный коридор, который вел в дом. Она сделала шаг назад и заметила люк. Он, наверное, ведет в подвал? Она подняла его, спустилась вниз по каменным ступеням и увидела дверь. Довольно маленькая, но пролезть молено. Она открыла ее. Потом поднялась по каменным ступеням, закрыла люк, спустилась вниз в кромешной темноте и вошла в дом, закрыв за собой дверцу.

В подвале было полно паутины. Она махала руками, чтобы расчистить себе дорогу к большому пыльному окну, через которое попадал свет. Примерно на полпути она увидела шаткую лестницу и полезла по ней наверх.

Она оказалась в прихожей. Голые стены и покореженный потемневший пол. Письмо, адресованное Джулиану, лежало на полу. Оно было из центра репетиторов «А-Плюс». Руби вскрыла его.

Внутри она нашла письмо и визитку. На визитке было написано: «Забыла послать вам в прошлый раз».

Руби прочитала письмо, которое было датировано 19 ноября 1998 года и написано на гербовой бумаге.

Декан Баллиол-копледж, Оксфорд.

Доклад: «Гадюки в моем рюкзаке. Зоологическая коллекция, собранная в джунглях Габона».

Уважаемый мистер Сойер!

Мы все, преподаватели, члены совета колледжа и студенты, получили огромное удовольствие, прослушав Ваш доклад в прошлую среду. Нам очень приятно, что не перевелись еще натуралисты-любители. Приезжайте к нам снова и поделитесь своими наблюдениями.

С уважением, профессор Р. М. Симкинс.

Руби перечитала письмо. Прочитала его еще раз, поднеся к окну. Должно быть, оно напечатано на машинке, потому что буквы на обратной стороне были выпуклыми. Но что-то было не так. Пока она не могла сказать что. Она достала увеличительное стекло и внимательно посмотрела на год. 1998. Вторая девятка была явно исправлена. Бумага там была тоньше и шершавее, как будто бы цифру стирали.

Руби рассмотрела письмо с обратной стороны под лупой. В самом письме значился год 1998-й, а с обратной было ясно видно: 1988. Кто-то подтер цифру и переделал восьмерку на девятку. Руби положила письмо в карман и пошла наверх. Скрип-скрип. Еще одна старая лестница, правда не шаткая.

Поднявшись наверх, она оказалась в маленькой комнате. Камин, в котором валялись окурки и спички, кровать с одной стороны, письменный стол – с другой около окна. Больше ничего. На потолке над кроватью было написано:

Беспечный – оставит,

Лживый – обманет.

Комната Джулиана.

Руби села за стол. Стайка черных птиц пролетела за окном, кружились снежинки. На столе не было ничего, кроме телефона и нескольких бумаг, на которых стояла банка джема.

Руби открыла все ящики, ничего в них не нашла – ни романа, ни чего-либо другого. Она отодвинула банку и взяла в руки бумаги.

«В семейном кругу» – было написано на первой странице красивым почерком. Роман из жизни, написанный Джулианом Сойером.

Руби перевернула первую страницу: Записки для романа из жизни: в поисках новых форм. Автор Джулиан Сойер.

И ниже:

Беспечный – оставит,

Лживый – обманет.

Ничто не будет зависеть от нас,

Если мы зависим сами.

Две последние строчки, принадлежавшие ей и посвященные доверию, были вычеркнуты.

Страница два.

Скотт: Комплекс неполноценности, особ. по отн. к Тому; фундаментально ленив; игрок, неадекватно оценивающий свои возможности; считает себя амбициозным, но не стремится добиться чего-то особенного, хочет, чтобы все было как у людей; недостаток того, что есть у людей, делает его несчастным, – не очень веская причина, чтобы быть несчастным, абсолютно уверен; IQ 110. Необходимо: дружеское обсуждение стратегии капиталовложений, в особенности торговли опционами; побольше выяснить о семейном бизнесе со страховками; есть ли дети у Тома?

Страница три.

Линда: Действительно амбициозна по-настоящему, хочет развить весь свой скрытый потенциал; еще один пунктик – развитие Брэндона; много проблем со Скоттом – выяснить; хорошо лжет (случай с бумагой из Габона); IQ 120. Подружиться. Плохое происходит медленно.

Страница четыре.

Адам: Идеальный ребенок – божество, которому поклоняется вся семья. Необходимо: точно выяснить последовательность событий и время – сломанная нога, лейкемия.

Страница пять.

Брэндон: Нормальный ребенок; при других обстоятельствах мог бы стать вполне счастливым человеком; коэффициент умственного развития 125. Необходимо: примерно то же самое, что и с остальными; (выяснить, чем закончилась вечеринка в лесу).

Страница шесть.

Руби: Коэффициент умственного развития – «Пестрая лента».

Руби вдруг стало ужасно холодно, хотя она не снимала куртку и шапочку со звездами.

Что еще? Проверить сообщения на телефоне. Было всего лишь одно сообщение. Довольно старое, потому что сигнальная лампочка на телефоне не мигала.

– Джулиан, это Гейл. Ты покупал акции «Кодеско»? Они вот-вот вырастут в цене.

«Кодеско»? По-моему, именно так называется компания, акции которой покупал отец. Именно благодаря им они и съездили в Атлантис. Стая черных птиц снова спикировала за окном. А по дороге ехал мамин джип «Гранд Чероки». Но это была не мама. За рулем сидел Джулиан.

На какое-то мгновение Руби оцепенела. Он поставит машину, войдет в дом, поднимется наверх и найдет здесь Руби. Что же делать? Плохое происходит медленно. Помоги мне, помоги. Но она не могла пошевелиться.

Но голова работала хорошо, сама по себе, независимо от тела. У Джулиана машина. Наверное, мама дала ее ему. Она дома.

Ее тело снова вернулось к жизни. Она схватила телефон, позвонила домой.

– Ну давай, мамочка, ответь, пожалуйста, – бормотала она.

Мама ответила:

– Слушаю.

– Мамочка, позвони Джулиану, скорее. Скажи ему…

– Руби? Он поехал тебя искать. Где…

– Позвони ему скорее. Скажи, что я уже дома.

– Дома?

– Что я уже вернулась. Я дома.

– Но почему. Руби? Что-то случилось?

– Просто сделай, что я прошу. И предупреди папу по поводу акций.

– По поводу акций?

– «Кодеско».

– «Кодеско»? Что…

Машина приближалась к дому.

– Звони скорее.

– Но тебя же нет дома. Зачем я буду врать Джулиану?

– Заставь его вернуться, мамочка. Заставь.

– Вернуться? Я не…

– Поверь мне, так надо.

Машина подъехала к дому. Мама начала что-то говорить. Фраза начиналась с «но». Руби повесила трубку и отошла от окна. Она по-прежнему могла видеть его, а он ее нет. Машина остановилась. Двигатель заглох. Дверь открылась. Джулиан поставил одну ногу на землю. Зазвонил телефон. Руби услышала его звонок.

Джулиан приложил его к уху. Он что-то говорил. Потом он снова залез в машину. Дверь закрылась. Он еще что-то сказал. Заработал двигатель. Машина задом выехала на дорогу. Руби вздохнула. Он повернул. Сейчас он выедет на шоссе и поедет через Олд-Милл по направлению к Вест-Миллу, домой.

Но этого не произошло. Мамин джип стоял на повороте и не собирался никуда ехать. Потом он тронулся, но поехал не в Вест-Милл, а обратно к маленькому домику. Руби отскочила от окна. Она услышала, как двигатель снова заглох, дверь открылась и закрылась.

Руби посмотрела вокруг. Открыла единственную дверь, которая вела в крошечную ванную. Занавеска прозрачная, здесь не спрячешься. Она вернулась в комнату, увидела, что страницы романа из жизни разбросаны по столу, подбежала, аккуратно сложила их и поставила на место банку. Он открыл дверь. Потом закрыл. Домик слегка содрогнулся. Руби повернулась. Куда? Под стол? Нет. Под кровать? Нет. Куда же? Куда?

В трубу? Руби залезла в камин и начала карабкаться вверх. Как называлась та штуковина, из-за которой она чуть не спалила дом? Вьюшка. Это он сам ей сказал. Она довольно высоко. Но если подняться и зацепиться за нее руками…

Шаги по ступеням. Скрип-скрип.

Половина ее тела – голова и плечи – в трубе. Она подтянулась, нащупала металлическую пластину, к счастью, не острую, зацепилась за нее руками и подтянула внутрь ноги. Маленький комочек чего-то откололся от трубы и упал вниз. Шаги в комнате. Топ-топ, потом остановка. Довольно долгая. Она слышала его дыхание. Потом какой-то звук. Отодвинул банку с джемом?

Топ-топ-топ, остановка. Дверь в ванную открылась. Потом легкий скрип – отодвинулась занавеска. Совершенно неважно, прозрачная она или нет, все равно бы заметил. Потом услышала, как он сказал:

– Если А, то В.

У Руби затекли руки. Ладошки вспотели, хватка ослабевала. Вот бы подтянуть ноги и прислонить их к стенке трубы. Это можно сделать, только прямо сейчас, не медля, пока он в ванной. Руки соскальзывали. Вот теперь хорошо. Ноги взяли на себя часть нагрузки. Но не слишком ли громко она это сделала? Еще один кусочек отвалился.

Топ-топ. Шурх: поднялось покрывало. Кряк: Джулиан заглянул под кровать. Потом тук-тук-тук: стучит ногтями по столу. Один из них сломан и с кровоподтеком. Интересно, почему?

Руби почувствовала, что он размышляет. Его мысли, подобно атмосферному фронту, о котором так много говорят по телевизору, двигались в направлении Руби. Щелчок какой-то кнопки, потом гудок. Но он не стал звонить. Положил трубку на аппарат. Проверил последние вызовы? Узнал, что она звонила маме? Или прослушал сообщение о Кодеско? А может и то, и другое?

Топ-топ. Приближается. Топ-топ. Руби посмотрела вниз. В пространстве между ее левой ногой и стенкой трубы она могла разглядеть два ботинка около камина среди окурков и использованных спичек. Потом какой-то звук, пауза, спичка упала в камин. Она почувствовала запах табачного дыма.

– Если А, то В, – сказал он снова, на этот раз почти у самого ее уха.

Может, он не просматривал последние вызовы и не слушал сообщение? Если бы он это сделал, то, наверное, появились бы пункты С и D, а может быть, даже Е. Лучше бы это было так.

Джулиан стоял в комнате и курил. Руби висела в трубе и обливалась потом. Она чувствовала, как напряженно он думал. Потом наполовину выкуренная сигарета упала в камин. Дым поднялся по трубе. Она может раскашляться.

Ботинки повернулись со скрипом и скрылись из виду. Руби задержала дыхание, чтобы сдержать кашель. Топ-топ. Вниз по лестнице. Еще шаги, теперь уже внизу. Двигает что-то. Потом еще какие-то тихие звуки. Потом тишина. Дым все поднимался. Сдерживать кашель становилось все труднее.

Хлопнула дверь машины.

Она закашлялась. Ноги соскользнули.

Двигатель заработал. Руки соскользнули, и Руби упала в кучу окурков. Машина отъехала.

Линда смотрела в окно в гостиной. Проехал грузовик департамента социального обеспечения, посыпал дорогу песком; торговец оливковым маслом; приходящая медсестра; а вот и «триумф» мужа. Она поспешила на кухню.

Скотт вошел через гараж. Ей показалось, что он тоже заболел, заразившись от Руби. Он был белым как полотно, далее губы, а руки слегка дрожали.

– С тобой все в порядке?

Он не ответил и осмотрел кухню, как будто бы видел ее впервые.

– Я очень волнуюсь, – сказала она.

Он кивнул.

– Мне только что звонила Руби. Она вела себя довольно странно.

– Руби? Ее что, нет дома?

– Она поехала искать Зиппи.

Он вдруг повысил голос, напугав Линду:

– Пора положить этому конец.

– Я знаю. Джулиан поехал ее искать. Но она была так напутана.

– Напугана?

– Она боится Джулиана. Она просила предупредить тебя насчет акций.

Он повернулся к ней лицом. Он тоже был чем-то взволнован.

– Предупредить меня насчет акций?

– Скотт, у тебя все хорошо?

– В смысле предупредить меня?

– Я не знаю. Слушай, Джулиан имеет какое-нибудь отношение к «Кодеско»?

Скотт приложил руку ко лбу, сильно потер его. На бледной коже появилась красная полоска.

– Да что случилось, Скотт? Что-то с «Кодеско»? Скотт набрал воздуха в легкие. Все лицо его покраснело.

– Я все потерял.

– Что все?

– Абсолютно все.

– Все…

Дверь открылась, и вошел Джулиан. Она даже не слышала, как подъехала машина.

Он посмотрел на Линду, потом на Скотта и снова на Линду:

– Какие заботливые родители! Оба дома, чтобы проведать больного ребенка. Слава Богу, она дома, жива и здорова.

– Ее нет, – ответила Линда.

– Нет? Что это значит?

– Ее нет дома.

– Но вы же сказали мне, что она вернулась.

– Она почему-то боится вас.

– Боится меня? С чего вы взяли?

– Она позвонила мне, перепуганная до смерти.