Текст книги "Расплата"

– Иди с миром, Дамьен, я помолюсь о твоей душе.

Старик лишь пожал плечами и безнадежно махнул рукой. Битый час он просидел, не пошевелившись, лишь изредка тяжело вздыхая. Когда он наконец решился отправиться в обратный путь, плечи его горестно опустились, и незнакомая до недавнего времени ноющая боль в сердце заставляла сжимать губы.

Через узкое окно лесного дома пробивался бледный свет. «Вот поганое отродье!» – подумал Форестье. – «Должно быть, Атенаис послана мне в наказание и будет преследовать вечно». Он грубо распахнул дверь ногой, намереваясь избавиться от настырной гостьи любым способом, хотя бы и славным пинком. Но бедняге пришлось застыть прямо на пороге, вцепившись в трухлявый косяк. Возле очага сидела Берта и лущила каштаны.

– Должно быть, вы здорово проголодались, господин Форестье, в котелке каша, думаю, она не успела остыть. – Покраснев, шепнула девушка.

Старик не мог произнести ни слова, удивительное чувство охватило его, словно игла, засевшая в сердце, выскочила и можно вздохнуть полной грудью, не испытывая боли. Он молча присел за стол и нарочито медленно начал раскуривать трубку, пальцы его едва заметно подрагивали, но Берта успела это заметить. Впрочем, как и сверкнувшие радостью глаза старика при виде нее. Девушка вновь покраснела и, низко нагнув голову, занялась своей работой. В кухне воцарилась такая тишина, что слышно было лишь треск поленьев в очаге да постукивание очищенных каштанов.

Жалкий огарок свечи почти совсем истаял, когда Берта первая решилась нарушить молчание.

– Господин Форестье, не могли бы завтра вновь проводить меня к особняку герцога? Возможно, он вернулся из поездки и привез с собой Эжена Половинку.

– Ты все – таки решила уйти, Берта? – Тихо спросил старик, прикрыв глаза, словно боясь встретиться с решительным взглядом девушки.

– Я хочу узнать, нет ли известий о моем брате, господин Форестье.

– И только?

– Посмотрим, что скажет Половинка, – уклончиво произнесла она.

– Хорошо. Давай – ка устраиваться на ночлег, свеча совсем истаяла.

Старик направился к лестнице в свою жалкую комнатушку, и старые ступени жалобно заскрипели под его ногами. Уже почти поднявшись наверх, он обернулся и тусклым голосом произнес:

– Надо отправиться на рассвете, отсюда до имения герцога с добрых пол – лье.

– Я встаю рано, не беспокойтесь, доброй ночи, господин Форестье. – ответила Берта.

– Доброй ночи…

Девушка укуталась в старое одеяло и улыбнулась – за все время старик впервые пожелал ей доброго сна. Старое жилище быстро остывало, и холод струился по стенам и пробирался через вытертое одеяло. Но Берта вовсе не чувствовала ледяного воздуха, погруженная в свои мысли. Сердце ее колотилось и заставляло кровь то и дело приливать к лицу. Сегодня она окончательно поняла, что значит для странного лесного отшельника. И эта мысль не давала ей заснуть. В голове у бедняжки все перемешалось: и сострадание к старику, что, пожалуй, и сам не рад своему положению, и превосходство над Атенаис – легко ли оставить в дураках настоящую ведьму! И странное, вовсе неожиданное чувство сродни настоящей ревности, когда коварная красавица говорила о своей любви к Форестье. И сладкий дурман победительницы. Но Берта тотчас гнала от себя эти мысли, считая, что всего лишь проявляет добродетельное милосердие к заблудшей душе. Она старалась уговорить себя, что поступает согласно священному писанию, утешая ближнего. И, поджав губы, пыталась направить думы на благочестивый лад. Однако укол ревности с завидной настойчивостью возвращался вновь. Господь милосердный, но ведь господин Форестье – старик! Пожалуй, их с Жаком родной отец и то был моложе. Да, но зачем же она тогда вернулась, только ли из сострадания? Ох, этот странный человек, весь словно соткан из одних тайн, которые, сказать по совести, Берта не прочь распутать. Дамьен… Одну из тайн ведьма успела проболтать, настоящее имя старика. Так кто же он, ведьмак, лесной колдун или несчастный, что угодил в сети нечисти?

И уже засыпая, Берта погрузилась в воспоминания о деревенских легендах, песнях и рассказах, в которых любящее сердце побеждало злые чары и колдовство. Но главным героем всегда был знатный сеньор, что спасал несчастную девушку, а о спасении сварливых стариков песен не складывали. Вот напасть, хорошо бы поскорей нашелся Жак, уж он мигом бы разобрался, что к чему.

Утром ни старик, ни девушка ни словом не обмолвились о вчерашнем. Кое – как закутавшись в свои жалкие одежды, они отправились в дорогу. Вот уж точно говорят – если дело сразу пошло как по маслу, жди подвоха. Уж слишком легко миновали путники патрули гвардейцев, которые, к слову сказать, довольно вяло несли службу. Видно, сержанту и самому наскучило караулить лесных разбойников. Должно быть, они давно покинули провинцию или стали жертвой наступившей зимы и дикого зверя. Не доложить ли начальству, что кости проклятых воришек нашлись в лесу?

Берта, едва пробравшись к ограде со стороны пристроек для слуг, тотчас увидала кухарку. Румяная толстушка узнала девушку и, оглянувшись по сторонам, проворно шмыгнула к чугунным прутьям ограды.

– Ох, ну и вид у тебя, Господи помилуй! Ты и в прошлый раз не походила на знатную сеньору, а теперь и вовсе похожа на голодную попрошайку! – Громким шепотом воскликнула кухарка.

– Да уж так вышло, госпожа Амели, и поверьте, не по моей вине. – Смущенно пробормотала Берта. – Я бы хотела повидать Эжена, надеюсь, он возвратился?

– Ха! Как бы не так! Видно, при королевском дворе наглец возомнил себя важным господином! Ему все равно, что кто – то проливает слезы дни напролет по его милости! Скажу тебе откровенно, я уверена, что он попросту нашел себе другую. И теперь придумывает отговорки, чтобы не возвращаться.

Кухарка поджала губы и нахмурилась, ожидая от девушки сочувствия.

Но увидав в глазах Берты искреннее отчаяние, толстушка почувствовала жалость к несчастной оборвашке. И, подойдя к ограде как можно ближе, она сказала:

– Эй, послушай, дружок Эжена вчера вернулся вместе с хозяином, хочешь поговорить с ним? Пожалуй, он знает побольше, чем я.

– Ох, госпожа Амели, я была бы вам очень благодарна! – Воскликнула девушка, цепляясь за последнюю надежду.

Не прошло и половины часа, как возле Берты появился забавный карлик, разодетый по последней моде. Из вырезов бархатного камзола торчала тонкая батистовая сорочка, отделанная кружевом; рингравы доходили почти до колен, и шелковые чулки сверкали белизной. Шляпа с огромным пером украшала голову, придавая маленькому человечку сходство с яркой невиданной птицей.

– Чем могу помочь, красавица? – Писклявым голоском произнес карлик. – Артур Ламбер – Дюруа к вашим услугам.

Битый час Берта проторчала на одном месте, притоптывая ногами от холода. Уж слишком многоречивым оказался новый знакомый. Эжен Половинка действительно вовсю придумывал разные уловки, чтобы остаться в Руане, куда его господин заехал по пути. Он прикинулся больным, чтобы выиграть время. Да, да, пройдоха Половинка попросту встретил там старых дружков. И закатил такую пирушку, что небу стало жарко. Артур собственными глазами видел знакомцев Эжена: молодой красавчик с черной повязкой на глазу и коренастый страшила, помилуй нас, Святая Урсула, с ожогом на пол – лица. У него и прозвище такое, хм… Подходящее, кажется, «Копченая рожа», или нет, «Жареная морда». Да, точно! «Жареная морда»! Словом, пирушка удалась на славу, только вот красавчик по имени Жак все выспрашивал Половинку о своей сестре, мол, не появлялась ли девчонка поблизости.

– Эй, а не тебя ли, часом, поминал этот одноглазый здоровяк? – Подпрыгнув на месте, всплеснул руками карлик.

Берта от радости уже и холода не чувствовала, вот счастье! Брат жив – здоров, стало быть, встреча не за горами. Надо лишь дать ему знать о себе или отправиться в город самой. Но забавный Ламбер – Дюруа тотчас развеял сладкие мечты. Вся компания битых три часа говорила о каком – то деле, что требует отъезда в Париж. Когда они вернутся, господину Артуру не ведомо.

У девушки вырвался крик отчаяния. Да что же такое, она гоняется за братом, словно за собственной тенью. Как же теперь быть? Карлик задумчиво помолчал, словно что – то подсчитывал в уме. И вдруг, хлопнув в ладоши, широко улыбнулся.

– Послушай, красавица, а где ты живешь? Не под кустом же ты сейчас встречаешь зиму?

– Я… Да как сказать… Я живу в заброшенном охотничьем доме в половине лье к северу от вас, господин Артур. – Смутившись, ответила Берта.

– Отлично! Сиди там и не вздумай потеряться, я отправлю Эжену весточку, а уж он сумеет передать ее твоему братцу. Эдак в скором времени окажешься в объятиях родственника, идет?

– Ох, господин, Артур, не знаю, как и благодарить вас!

– Погоди, успеешь еще доложить всем Святым о моих добродетелях, – хмыкнул карлик. – Сдается мне, что в лесном замке тебе живется не слишком богато, уж очень голодный у тебя вид. Пожалуй, ты дерешься с белками за каждый орех. Пройди – ка вдоль ограды, ближе к деревьям, там есть пролом, слуги нарочно делают вид, что не видят его. Надо же и нам выйти по своим надобностям и размять ноги так, чтобы хозяева остались в неведении. Я вынесу тебе кое – каких припасов на первое время.

– Святая Тереза! Вы так добры, господин Артур!

– Не настолько, как тебе показалось, дорогая! – захохотал карлик. – Вообрази, я возьму с Эжена Половинки неплохие деньги за помощь его друзьям.

– Не сомневайтесь, мой брат щедро отблагодарит вас, – улыбнулась Берта.

– Пускай потом благодарит Половинку, – хихикнул Артур, – Главное, мои карманы не останутся пустыми.

Карлик юркнул прочь, а девушка послушно отправилась вдоль ограды, искать назначенное место.

Да уж, пожалуй, Эжену Половинке выставят недурной счет. Артур с помощью мальчишки – поваренка, отдуваясь и покраснев от натуги, приволок старую садовую тачку, доверху наполненную припасами. У Берты глаза на лоб полезли от эдакого богатства, разом свалившегося словно с неба. Под причитание девушки и поток благодарностей, карлик, шепотом поругивая нерасторопного помощника, едва сумел протиснуть тачку через пролом в ограде. И, отерев пот с лица батистовым платочком, сунул мальчишке в ладонь парочку монет.

– Ну вот, красотка, свой долг добродетельного сеньора я исполнил, а теперь мне пора. Сейчас придет учитель музыки, вообрази только, я учусь играть на лютне! Хозяину мало моих веселых шуток, теперь он решил услаждать свой слух музыкой. Но мне еще повезло, бедняге Эжену досталась флейта. Со смеху помрешь, когда он надувает щеки и таращит глаза, чтобы заставить проклятую трубку пищать, словно дикий кот.

У Берты уже звенело в ушах от говорливого господина и она от души обрадовалась, когда он, картинно отвесив поклон, взмахнув шляпой, наконец, удалился. Дело осталось за немногим – отправиться восвояси, и девушка с трудом покатила тачку по присыпанной снегом тропинке к лесу. Она всем телом налегала на ручку, но едва протащила поклажу несколько шагов. Берта старательно оглядывалась по сторонам, старик должен был ждать неподалеку, среди огромных вязов, что подступали со стороны леса к ограде особняка. Но он появился совсем неожиданно, молча положив руки на ручку старой тачки и легко, словно по ровной дороге, покатил ее к лесу. Форестье шел быстро, и девушке приходилось чуть ли не бежать за ним вслед.

– Вы, должно быть, успели замерзнуть, господин Форестье, друг Половинки оказался охочим поболтать. Но зато я узнала о брате, представьте только, мой Жак…

– Твой брат жив и здоров, и совсем недавно был в Руане. Этот писклявый человечек говорил так громко, что я все слышал. Так что лучше закрой рот, пока мы не вернемся домой, иначе наглотаешься морозного воздуха и застудишь горло. – Как обычно, ворчливо произнес старик.

Берта лишь хихикнула, вовсе не обидевшись на очередные придирки. Уж пусть лучше Форестье сварливо делает замечания, чем сидит с потухшим взглядом, опустив плечи. Теперь – то она уверена, что за ворчанием старик скрывает искреннюю заботу и расположение. Настроение у девушки было как нельзя лучше, и обратный путь показался намного короче.

Конечно, пирушка, которую устроил Эжен Половинка в городе, наверняка была богаче и щедрее, чем застолье, наспех собранное в жалком лесном убежище. Но те, у кого ничего нет, могут по справедливости оценить даже малое. Колченогий стол в скромной обители был накрыт на славу. У забавного карлика Артура добрая душа, он не позабыл даже о бутылке вина, что покоилась между мешочком с мукой и копченым окороком. Завтра Берта еще раз тщательно переберет припасы и надежно укроет их от пронырливых мышей, а сегодня она слишком устала. К тому же сытная еда и кружка подогретого вина совсем разморили бедняжку. В глазах ее все плыло и она задремала прямо за столом. Она даже не поняла, когда это сумела отправиться спать. И такой странный и приятный сон ей привиделся. Словно Форестье на руках отнес ее к лежанке и заботливо укутал старым одеялом. И присев рядом, поцеловал руку, как знатной сеньоре. Ах, чего только не привидится в снах. Ведь они не подвластны разуму, например, Берте явно послышалось, что старик произнес вовсе невозможное:

– Спи, дорогая, я позабочусь, чтобы ты никогда не попала в беду, и постараюсь быть рядом. Пожалуй, ты единственная на свете, ради кого я смогу наконец сделать выбор, маленькая баронесса.

Не открывая глаз, Берта улыбнулась, такие сладкие сны еще ни разу не приходили к ней. Жаль, что наяву она никогда не услышит таких слов. Должно быть, знатные господа произносят подобное юным госпожам. Кто станет так красиво изъясняться хромоножке из нищей семьи?

Наутро старик вновь ворчал по любому поводу и девушка убедила себя, что ласковые слова ей точно послышались во сне. Но на душе по – прежнему было радостно, а от чего именно, Берта и сама не могла понять, может, от того, что узнала добрые вести о Жаке? Теперь, когда брат мог появиться в любой день, девушка и вовсе отказалась от желания покинуть лесное убежище. Да и старик был явно рад – радешенек такому повороту. И хотя Берта понимала, что наверняка оставит жизнь лесной отшельницы, почему бы не продолжить поуютнее устраивать жилище? Она не привыкла сидеть просто так – у хорошей хозяйки всегда найдется дело. А если сидеть сиднем у окошка да поджидать брата, время покажется вовсе нескончаемым. И Форестье с Бертой усаживались, сложа руки, только в сумерках, под мирное потрескивание поленьев в очаге да слабый свет масляного светильника. И им вовсе было невдомек, что за ними пристально следят глаза Атенаис, что зеленеет от ревности и злобы. В один из таких вечеров, в жалкой полосе света, что шел из – под треснутого ставня, перед окном застыли две темные фигуры, словно сотканные из ночного мрака.

– И что ты хочешь, дорогая, чтобы я пролил слезы умиления от эдакой пасторальной картинки или подпалил это жалкое угодье? – Насмешливо произнес Антуан, состроив жеманную гримасу.

– Я хочу, чтобы ты помог мне избавиться от паршивой хромуши! – Прошипела Атенаис.

– Хм, неужели дрянной полукровка так важен для тебя? Я надеялся, что ты и думать о нем забыла!

– Может и забыла бы, не поменяй он меня на другую! – Сквозь зубы процедила ведьма.

– Ха – ха – ха! Так вот она, настоящая причина! Ты ведешь себя, словно обычная смертная, дорогая. Разве пристало нам испытывать ревность?

– Заткнись, Антуан! Ты и сам сходишь с ума от ревности к Дамьену, разве тебя не перекашивало со злости, когда я появлялась с ним на праздниках? И пожалуй, ты с большим удовольствием расправился бы с ним, чем я с девчонкой! – Оскалившись, бросила Атенаис.

– Фи, как грубо, милая, – закатив подведенные глаза, протянул Антуан. – Я всего лишь хотел вернуть тебя в чувство, где это видано, чтобы ведьма страдала от неразделенной любви… Но ты отчасти права, у нас хватает красоток, но они мне давно наскучили. Хотя каждая мечтает стать моей королевой. Ты же знаешь, что только я могу выбрать повелительницу и наделить ее большей силой.

– Послушай, Антуан, – сверкнула глазами Атенаис, – Я больше не чувствую любви к Дамьену, я хочу мести. Если он не достался мне, пусть не достанется и проклятой хромоножке! Одной мне не справиться, я уже пострадала от стычки с маленькой оборванкой. Вообрази только, эта дрянь нацепила на себя розарий епископа! Эдак я могла и вовсе сгореть заживо. А ты сильнее нас всех, помоги мне, Антуан.

– О, ты еще прекраснее, когда кипишь от злобы, дорогая, ну и что я получу взамен своей помощи? – Проворковал Антуан, обняв ведьму за талию и привлекая ее к себе.

Карминовые губы Атенаис приоткрылись в хищном оскале.

– Я стану твоей королевой, дорогой. – Прошептала она, медленно проведя острыми ногтями по шее и груди Антуана. Веки его подведенных глаз прикрылись, крылья тонкого носа расширились, и капризный рот скривился в коварной усмешке победителя.

– Ты хочешь получить ее сердце, моя красавица?

– Я хочу ее смерти, милый. Этого будет достаточно, чтобы заставить Дамьена страдать.

– Хм, а не собираешься ли ты после стать для него утешением? – Нахмурившись, произнес Антуан, оттолкнув от себя ведьму.

– Зачем? – Усмехнулась Атенаис. – Я немало времени потратила зря, добиваясь его любви, пусть теперь и он влачит годы, сожалея о несбыточном, это гораздо страшнее смерти.

– Хорошо, я тебе помогу, скоро полнолуние, и ты получишь славный подарок.

Антуан вновь заглянул сквозь щель старого ставня и, окинув взглядом бедное жилище старика, что мастерил что – то из дерева, сидя у стола, Берту, склонившуюся над починкой старого фартука, подмигнул Атенаис и с глумливой улыбкой шепнул:

– Знаешь, красавица, эта картинка здорово напоминает излюбленный сюжет проклятых святош, не хватает только люльки с жалким младенцем и парочки олухов, что притащились за Рождественской звездой.

Злобный визгливый хохот, словно в лавке жестянщика разом обрушились полки с железным товаром, огласил окрестности. Берта вздрогнула и, побледнев, уставилась на Форестье. Старик нахмурился.

– Не бойся, я сейчас посмотрю, что там.

Он распахнул дверь, вглядываясь в заснеженную тьму леса. Но вокруг вновь воцарилась тишина, возле дома не было ни души. Форестье вернулся в кухню и на вопрошающий взгляд девушки спокойно произнес:

– Должно быть, это совы или вороны не поделили добычу.

Вскоре слабый огонек в кухне погас, видно, хозяева улеглись спать. И с крыши жалкого жилища вспорхнули две летучие мыши, растаяв в ночном сумраке.

Вновь потянулись дни, похожие один на другой, а Жак Красавчик все не появлялся. Берта подумала, уж не отправиться ли вновь навестить говорливого карлика Ламбер – Дюруа. Но разыгравшийся мороз и метель заставили отказаться от дальнего похода. К тому же она попросту рискует разминуться с братом, ведь неизвестно, когда он появится. То – то будет обидно. Да и теплой одежды у девушки нет. С тех пор, как мороз вступил в свои права, старик и вовсе не выпускает ее из дому, и она просиживает в одиночестве чуть ли не весь день. Форестье уходит проверять силки, поставленные на кроликов, приносит хворост и воду, словом, Берте только и дела, что варить немудреный обед да заниматься мелкими делами по хозяйству. Вот наказание, что зима выдалась такой морозной! От щедрот господина Артура остались жалкие крохи, просто чудо, что старик Форестье, проводя в лесу по несколько часов, не околел от холода. Должно быть, колдунам нипочем колючая поземка, что сбивает с ног. Разгуливает по лесу в своей домотканой хламиде и стоптанных башмаках, как ни в чем не бывало. Правда, однажды, пока он подкарауливал семейку кроликов, снег так щедро засыпал беднягу, что стоило ему войти в теплую кухню, как вода ручьем полилась с него. Бедолаге пришлось сидеть в одних штанах и ждать, пока его старая одежонка высохнет возле очага. С длинных седых волос старика сбегали струйки воды на спину и грудь, а он курил трубку, невозмутимо глядя на пламя очага.

– Господин Форестье! Мне и смотреть – то на вас зябко, хотя бы промокните волосы холстиной, с добрых полчаса с них так и льется вода! – Отчаянно воскликнула Берта, протягивая старику полотно.

– Хм, к сожалению, смерть от простуды мне не грозит. – Пробормотал Форестье. – Ладно, давай сюда свою тряпку.

Пока старик вытирал голову, девушка с удивлением заметила странный шрам на его груди. Четыре одинаковые ранки, что шли наискосок.

– Что это, господин Форестье, от чего эти шрамы?

– Вилы, простые вилы, какими крестьяне собирают сено. Разве ты не видала это орудие, девочка? – Спокойно ответил старик.

– Святая Урсула! Вас проткнули вилами? Должно быть, Господь проявил милость, если вы выжили после такого удара!

– Милость? Для кого как, Берта. По мне, так лучше бы…

– Лучше бы что? Не пойму я вас, господин Форестье, – пробормотала девушка.

– Ох, до чего ты любишь помолоть языком! Лучше бы следила за котелком, неровен час, все варево выкипит, и мы останемся голодными по твоей милости! – Ворчливо бросил старик, натягивая едва просохшую хламиду.

Да уж, лесной отшельник весь набит тайнами, словно кошель знатного сеньора – луидорами. Экая досада, что Берте никак не удается распутать темный клубок. Но как бы там ни было, на душе всегда теплее, когда знаешь, что есть кому о тебе позаботиться. В конце концов, маленькая хромоножка могла бы пересчитать по пальцам тех, кто хотя бы раз уделил ей внимание, а уж тем более проявил доброту. Конечно, это старший брат Жак, затем славная госпожа Мартен, упокой ее душу Господь, Его Преосвященство господин епископ, да сейчас старый брюзга Форестье. И какой бы грубой и дерзкой не бывала временами Берта, ее никогда нельзя было упрекнуть в неблагодарности. Этот грех, слава Пресвятой Деве, обошел ее стороной. А уж все бранные словечки и ухватки грубой простолюдинки из погребов Каторжника – всего лишь способ защититься от нападок и попреков тех, кто вечно поминал ее хромоту.

Зима все прочнее забирала власть в свои ледяные руки. Снег, не переставая, валил несколько дней, едва не засыпав жалкий дом по самые окна. Как ни заделывали щели в полусгнивших досках, ветер преспокойно разгуливал по жилищу. Только и оставалось, что держаться ближе к очагу и оставить все мысли о том, чтобы добрести до особняка герцога. Пожалуй, и проезжие дороги замело так, что ждать появления брата Берте придется долго. Каким бы ловким и бесстрашным ни был Красавчик, он попросту не доберется сюда в эдакой снежной буре. И проводя время в вынужденном безделье, девушка так и эдак пыталась выведать о прошлой жизни старика хотя бы мелочь. Но все попытки были безуспешны.

Форестье с вниманием выслушивал все, что говорила Берта, но если речь заходила о нем самом, тотчас обрывал беседу и уходил наверх, предпочитая ледяной и ветреный чердак обществу любопытной девчонки.

Приближалось полнолуние, и по всем приметам выходило, что зима может сменить гнев на милость, и можно надеяться, что мороз поубавит силу и позволит солнцу хотя бы изредка заглянуть в лес. Щедрые подарки веселого карлика Артура давно подошли к концу, надо бы самим озаботиться о хлебе насущном. Форестье отправился в лес еще затемно, и Берта уселась с шитьем возле окна. Чтобы поберечь жалкие свечные огарки, она довольствовалась скудным светом зимнего утра. Стоило отойти от очага на несколько шагов, как холод пробирал до костей, и девушка то и дело дышала на замерзшие пальцы и притоптывала ногами. Время тянулось нудно, словно осенний дождь; старик не возвращался, а меж тем сиреневатые сумерки стали опускаться над деревьями. Уж не случилось ли с Форестье какой беды? Берта прождала еще немного, уговаривая себя, что зимний день короток и сумерки вовсе не значат, что время позднее. Но странная тревога уже засела в душе, словно заноза. Девушка несколько раз выходила из дому и старательно оглядывалась по сторонам – не покажется ли высокая фигура старика – но все напрасно. Она лишь дрожала от холода и быстро возвращалась к очагу, стараясь отогреть руки и ноги. Когда же окончательно стемнело, Берта испугалась не на шутку – не может быть, чтобы Форестье так долго доставал из силков кролика или караулил птицу. Она вновь вышла из дому и с тоской окинула взглядом запорошенные снегом деревья. Но стоило ей потянуть за ручку двери, чтобы вернуться назад, как послышался голос старика.

– Берта… Берта…

– Господин Форестье! – воскликнула девушка, напряженно вглядываясь во тьму.

– Иди сюда, Берта… Помоги мне… Я не смогу без тебя добраться до дому.

Голос был таким слабым, словно старик едва ворочал языком.

– Где вы? Я иду, господин Форестье! – Крикнула она, озираясь по сторонам.

– Иди ко мне, Берта, я здесь.

Девушка изо всех сил напрягала глаза, но так ничего и не увидела.

– Эй, господин Форестье, где вы?

– Иди вперед, Берта, сюда, ближе к старому вязу.

Девушка поспешила последовать совету и, увязая по колено в снегу, направилась к огромному дереву, чей ствол выделялся среди остальных. Но и там старика не оказалось. Лишь его голос настойчиво звал ее и просил о помощи. Бедняжка Берта сама не заметила, как ушла от дома на приличное расстояние и теперь в темноте явно заблудилась. На небе взошла луна и бледный свет озарил небольшую поляну в окружении высоких безмолвных стволов. Пресвятая Дева, как же найти несчастного старика? Пожалуй, слух обманул ее, и голос шел вовсе не отсюда. Дрожа от холода, она огляделась – вот беда, Форестье нуждается в помощи, а она застряла в ненужном месте.

– Господин Форестье! – Громко крикнула девушка. – Эй! Господин Форестье! Куда вы подевались, отзовитесь, я помогу вам.

– Как это мило с твоей стороны, дорогуша. – Послышался незнакомый голос, и прямо перед Бертой оказался мужчина в черной шелковой накидке и шапероне2525
  Шаперон – средневековый головной убор


[Закрыть]. Он откинул капюшон, и его подведенные черным глаза насмешливо уставились на девушку.

– Ну, жалкая наивная глупышка, ты кинулась на помощь по первому зову, как неосмотрительно с твоей стороны. Разве ты не знаешь, что дорога в ад вымощена благими намерениями2626
  (L’enfer est pavé de bonnes intentions) поговорка


[Закрыть]?

Берта на минуту опешила от внезапного появления незнакомца и с удивлением уставилась на его напудренное лицо с бархатной мушкой на щеке и узким капризным ртом.

– Дааааа, – протянул незнакомец, взбивая на груди пышное жабо из кружев. – Вот что значит проводить время с паршивым старикашкой. Стоило увидеть красивого мужчину, как у тебя язык вовсе онемел. Ну, ради праздника, я позволю тебе перед смертью полюбоваться моим лицом, это скрасит твои последние мгновения.

Только после этих слов Берта, наконец, поняла, какую непростительную оплошку она допустила. Незнакомец легко выманил ее из дому, и теперь ей предстоит расстаться с жизнью по собственной глупости. Господь милосердный, она вновь столкнулась с проклятым отродьем сил тьмы и мрака. Девушка в отчаянии прислушалась – один раз старик уже спас ее от ведьмы, может, он вновь сумеет подоспеть в нужную минуту?

– Ну, милая, надеюсь, ты смирилась с окончанием своей жалкой жизни? Она тебе вовсе ни к чему, поверь мне, что завидного – влачить никчемное существование калеки? Да к тому же тебе повезло, ты сможешь помереть не на соломе в грязном амбаре, а в прекрасную ночь полнолуния в зимнем лесу, от рук молодого красавца.

Берта, которая всего минуту назад готова была разреветься от страха и отчаяния, внезапно для себя самой выпрямилась и, дерзко глядя в глаза Антуана, насмешливо произнесла:

– Принять смерть от такого, как вы, любой человек счел бы позором, а не радостью. По мне, так грязный амбар куда лучше. Мне немало довелось повидать на жалких городских задворках, но, сказать прямо, гулящие девчонки из веселого квартала раскрашивают лица меньше, чем вы!

– Ха – ха – ха, вот забавно! Теперь я понимаю, чем ты так разозлила Атенаис – жалкая хромуша с повадками обитательницы городских трущоб вознамерилась потягаться с ней за любовь Дамьена! Что вы обе нашли в паршивом… Впрочем, неважно. Ни тебе, ни ей он уже не достанется. Можешь попросить о нем вашего покровителя, когда отправишься в чистилище.

Берта и рта не успела раскрыть, чтобы ответить очередной дерзостью, как невидимая сила подняла ее над землей и, закружив с силой, швырнула о ствол сосны. От удара в глазах девушки потемнело, она попыталась подняться на ноги, но налетевший ветер со свистом сбросил с мохнатых веток целую охапку снега. Бедняжка едва не задохнулась, засыпанная по самую шею. Берта барахталась в сугробе, безуспешно пытаясь выбраться. Но как только ей это удалось, новый порыв ветра швырял ее в сугроб, что мог бы с головой запрятать и высокого парня. Девушка уже не чувствовала ни рук, ни ног от холода, колючий снег забился за шиворот, жалкие старенькие сабо слетели и потонули в снегу. А незнакомец с хищной улыбкой убийцы наслаждался зрелищем.

Вот упертая хромоножка, и чего ради так цепляется за жизнь? Не легче ли сложить руки и заснуть вечным сном? Отчего это некоторые людишки так охотно готовы продлевать мучения? Берта из последних сил пыталась противостоять смерти. Она упорно не желала терять свою жизнь и отчаянно пыталась избежать гибели. Антуан, с любопытством порочного ребенка, что смотрит на смерть раненой им птички, стоял, сложа руки, посреди поляны, глядя, как по его желанию ветер швыряет девушку, словно порожний мешок, по заснеженной поляне. Вскоре несчастная Берта окончательно выбилась из сил и осталась лежать на снегу, только вздрагивающие ресницы и тяжелое дыхание говорили о том, что она еще жива.

Ветер тотчас стих, и поляна, освещенная лунным светом, выглядела вполне мирно.

Антуан склонился над девушкой и довольно улыбнулся, глядя, как снежинки медленно садятся на побледневшие щеки Берты и на разметавшиеся на снегу темные волосы.

– Ну вот и все, глупая маленькая хромоножка. Видишь, как я добр и заботлив, теперь бедным голодным зверюшкам будет чем закусить. Прощай, дорогая, я непременно подниму бокал вина за твою смерть, ты весьма позабавила меня сегодня. Эта бледность так идет твоему лицу, хм, пожалуй, смирение и белая кожа больше под стать юной баронессе.

Антуан носком нарядного башмака легонько пихнул бесчувственное тело Берты.

– Прощай, дорогая, не забудь предъявить проклятый розарий архангелам, может, за него тебе уступят славное местечко на небесах. – Глумливо хихикнул демон.

Девушка не расслышала его слов, она чувствовала лишь огромную усталость и слабость, что не давали ей и пальцем пошевелить. Сон тяжелой волной накатывался на бедняжку. Вскоре дыхание ее стало ровным, ресницы перестали подрагивать и снежинки, падая на щеки, перестали таять.

Большая летучая мышь метнулась в заросли, и мертвая тишина окутала поляну. Меж тем домой возвратился Форестье. Лицо старика было хмурым, досада так и распирала его. Такого неудачного похода с ним еще не случалось. С утра все шло как нельзя лучше. В заплечном мешке трепыхались два жирных кролика, и хворост словно сам собирался в вязанку. Но с полудня начались неприятности: когда Форестье присел раскурить трубку, мешок неожиданно треснул, и оттуда вместо белоснежных кроликов шмыгнули две черные кошки. Тогда старик лишь усмехнулся – видно, Атенаис никак не уймется, нашла кого пугать эдаким фокусом. Но этим дело не закончилось: сколько бы веток Форестье ни собирал для вязанок, они тотчас расползались злобно шипящими змеями в разные стороны и исчезали в сугробах. В сердцах старик разразился бранью, поминая лесную красавицу в довольно грубых выражениях. Но как бы там ни было, он не мог возвратиться домой с пустыми руками. И тут среди ветвей показался огромный вепрь, его крошечные злобные глазки уставились на старика, желтоватые клыки угрожающе были подняты вверх.