Текст книги "Расплата"

Часть шестая

Да уж, плачевный вид был у троих смельчаков, что поднимались по лестнице в покои хозяев дома. Дамьен почти повис на Поле, его нога вовсе отказывалась слушать своего хозяина. Да и сам конюх выглядел не лучше – еще не оправившись от жестоких побоев, получил новые. Один глаз у бедняги почти не открывался, и повязка на голове вновь пропиталась кровью. Жак тяжело дышал, но выглядел бодрее своих спутников, недаром Красавчик вырос в темных закоулках, где смертельные побоища случались чаще, чем у порядочных людей – добрые праздники.

Шевалье едва не лишился чувств, когда дверь в его комнату распахнулась и звонко щелкнула массивной позолоченной ручкой о стену. Землистое лицо Фернана исказилось ужасом, он вскрикнул и присел за карточный стол, словно это ненадежное укрытие могло его спасти. Красавчику пришлось за шиворот поднимать онемевшего со страху шевалье, чтобы усадить на стул.

– Ну вот и кончено, проклятый пройдоха, надеюсь, прокурор отправит тебя на галеры или сгноит на каторге. – Глухо пробурчал Жак.

– Я… я… я в жизни не сделал ничего дурного! – Просипел шевалье. – Если в нашей семье и были тайны, то во всем виновата сестра. Я лишь орудие ее злобной воли.

– Заткнись, мерзавец. – Сверкнув глазами, произнес маркиз. – Даже теперь у тебя не хватает смелости признать свою вину.

Взгляд Фернана перебегал по лицам своих нежданных врагов. Однако их неплохо отделали, не рискнуть ли сбежать, пожалуй, бледного, словно полотно, маркиза достаточно будет толкнуть посильнее и он не устоит на ногах. Экая досада, что деревенский увалень, конюх, остался в живых и явился в такое неподходящее время. Дубина Гожан должен был перерезать ему горло, было бы меньше хлопот.

Главная опасность исходит от паршивого одноглазого красавца, взгляд убийцы – хищника не дает надежды на быструю расправу.

Робер тайком ощупывал карманы одежды – куда же запропастился кинжал, что он вот уже несколько дней таскал при себе?

– Ты, видно, ищешь эту детскую игрушку? – Словно угадав его мысли, усмехнулся Жак, приставив к горлу шевалье его же собственное оружие.

Ах, дьявол, должно быть, он стащил его, когда силой вытаскивал Робера из – под стола.

– Чтобы впредь у тебя не было дурных мыслей, папаша, посидишь связанным, моим друзьям так будет спокойнее.

Поль ловко сдернул шнур, что придерживал занавеси, и накрепко привязал Фернана к стулу.

– Ну вот, теперь я спокойно смогу отлучиться, у меня свидание с мадам баронессой. – Хмыкнул Красавчик, покидая комнату.

Увидев на пороге своей комнаты Жака, Флоранс испуганно вздрогнула, но тотчас пришла в себя и желтоватое лицо ее порозовело.

– Услышал Господь мои молитвы! Я едва не умерла от горя в страхе за вас. Мой брат – коварный интриган, жаль, что я не знала о ловушке, которую он приготовил для вас и ваших друзей.

– Послушайте, милая, я вырос среди сброда и низких людишек, но ваша семейка, пожалуй, перещеголяла всех по мерзости. Вы отвратительны мне оба, и самое большее, чего я хочу – увидеть вас обоих на виселице. Не заставляйте меня применять силу, вас ждут в покоях вашего братца.

– Ах, до чего же горько, когда твоим словам не верят… – Картинно всплеснув руками, простонала Флоранс. – Из – за проделок брата моя жизнь была невыносима, а теперь я и вовсе рискую лишиться свободы по навету. Вы такой храбрый и благородный мужчина, уверена, что сострадание не чуждо вашему сердцу.

Баронесса придвигалась ближе и ближе к Красавчику, пытаясь придать своему лицу невинное выражение. Она подошла почти вплотную и томно прошептала:

– Как долго я ждала спасения от такого славного и справедливого мужчины, как вы.

При этом Флоранс так откровенно разглядывала мускулистый торс Красавчика, едва прикрытый обрывками рубашки, что к горлу Жака подкатила тошнота. Он грубо тряхнул ее за плечи и, скривив губы, бросил ей прямо в лицо:

– Поберегите свой пыл, глупая гусыня, может, он облегчит ваше положение в тюрьме.

И схватив баронессу за руку, без всяких церемоний протащил по коридору и втолкнул в комнату брата.

В голове у Флоранс все помутилось, она почувствовала, что мышеловка захлопнулась, и только счастливый случай поможет ей избежать позора и казни. Пожалуй, свалив все на брата, она может рассчитывать на снисхождение.

Отчаяние, что ее чары вовсе не подействовали на мужчину, который прочно завладел всеми ее мыслями, придали баронессе решимости и хитрости крысы, угодившей в капкан. Лицо ее сделалось виновато покорным, голос – тихим и робким.

– Что ж, господа, я вынуждена подчиниться силе и не стану оправдываться. Возможно, вы после сами осознаете, как несправедливы были к невинной жертве. Позвольте нам с братом выпить по глотку вина, оно придаст нам силы выдержать горький путь и тяжелые обвинения.

Поль вопросительно взглянул на Жака и маркиза.

– Да пусть хоть напьются до полусмерти, – грубо буркнул Красавчик. – Надеюсь, по дороге в тюремную крепость успеют протрезветь.

Флоранс налила два бокала вина и, заслонившись от посторонних глаз широкими рукавами, всыпала порошок в бокал, что предназначался шевалье. Когда Фернан отдаст Богу душу, она точно сумеет выпутаться из беды. Конечно, ей придется потерять все, но удастся сохранить жизнь и свободу. Это стоит того, чтобы отравить родного брата.

Баронесса поднесла вино к губам шевалье, но тут за окнами послышался подозрительный шум, словно во двор въезжали всадники. Она поставила оба бокала на карточный столик и метнулась к окну. Но Поль бесцеремонно схватил ее за рукав и вернул к столу. Флоранс злобно сверкнула глазами, неужели она и впрямь растеряла все свое умение кружить головы мужчинам, проклятье, простолюдин – и тот не поддается ее чарам. Баронесса залпом осушила бокал и едва ли не насильно напоила брата. Шевалье поперхнулся и закашлялся.

– Ты помешалась, сестра! Не можешь нормально подать вино, я едва не помер, захлебнувшись.

Но Флоранс не ответила, глаза ее наполнились ужасом, лицо позеленело. Она попятилась назад, прижав руки к животу и широко открыв рот. Спустя минуту баронесса рухнула на пол и забилась в судорогах. Шевалье непонимающим взглядом уставился на сестру, а Поль и Жак склонились над женщиной.

– Дайте мне бокал, из которого она пила! – Крикнул Дамьен, что сам не мог подняться с козетки. Конюх поднес ему опустевший бокал. Маркиз поднес его к лицу, ноздри его тонкого носа раздулись.

– Это мышьяк, – шепнул он. – Она отравилась, господа, или перепутала бокалы.

Шевалье открыл рот и со страхом уставился на Дамьена. Перепутала!? Не хочет ли этот наглец сказать, что яд предназначался ему? Святой Гуго, проклятая хотела отравить родного брата! Ну пусть горит в аду, негодяйка! Ее смерть будет ему только на руку.

Не прошло и нескольких минут, как корчась и вовсе потеряв человеческий облик в адских муках, баронесса Флоранс скончалась.

А тем временем незнакомые голоса и решительный топот наполнили гулкие пустые коридоры дома. В комнату вошло несколько гвардейцев во главе с сержантом и самим господином интендантом.

– Помогите! – Тотчас выкрикнул шевалье, заерзав на стуле. – Спасите меня, господа! Немедленно арестуйте этих людей! Они ворвались в мой дом, убили прислугу и отравили баронессу, а меня намеревались подвергнуть пыткам, чтобы ограбить!

– Должно быть, вы и есть шевалье Фернан Робер? – Хмуро произнес интендант.

– Да, да! Я брат хозяйки дома, баронессы де Кольбе. Прикажите же немедленно развязать мне руки, господин интендант!

– Готовы ли вы, господа, назвать свои имена? – Так же хмуро спросил интендант, повернувшись к троим незнакомцам в окровавленной и изорванной одежде.

– Несомненно, господин интендант, я – маркиз Дамьен Морвиль де Норман, мой друг – Жак Эмон…

– Не слушайте их, – завопил шевалье. – Это разбойники и убийцы, а тот верзила с пробитой башкой и подбитым глазом – мой бывший конюх Поль Дюран. Его можно немедля вздернуть на первом же попавшемся дереве на заднем дворе.

– Господин Робер, вы арестованы. – Не обращая внимания на выкрики шевалье, резко произнес интендант.

– Арестован, я!? Вы… Да вы из ума выжили, жалкий служака?! – Давясь слюной, просипел Фернан. – Кто мог направить отряд гвардейцев сюда с приказом об аресте?!

– Мы прибыли по указанию бальи2828
  в дореволюционной Франции представитель короля или сеньора, управлявший областью, называемой бальяжем, в которой представлял административную, судебную и военную власть.


[Закрыть] города, к нему обратился Его Преосвященство епископ Фонтенельского аббатства.

Шевалье задохнулся, слова застряли у него в горле, он лишь хватал ртом воздух и таращил глаза. Пот катился по его лицу градом.

Меж тем интендант так же хмуро и обстоятельно достал из – за манжета рукава бумагу и прочел, четко произнося каждое слово:

– Сеньор Фернан Робер и его сестра баронесса Флоранс де Кольбе, урожденная Робер, обвиняются в растратах, подлогах, принуждении к незаконному вступлению в брак баронессы Стефани де Кольбе и похищении из обители молодой послушницы Берты Эмон.

– Господь милосердный! Значит, девушки живы и находятся под покровительством епископа! – Воскликнул Дамьен, вскочив на ноги. Но тут же рухнул вновь, застонав от невыносимой боли.

Интендант участливо окинул взглядом всю троицу.

– Должно быть, вы отменные храбрецы, господа. Мои ребята успели осмотреть побоище в гостиной, многовато противников на двоих.

– На троих, господин интендант. – Хрипло ответил Жак, положив руку на плечо конюха. – Этот юноша явился вовремя и спас нам жизнь, хотя и он стал одной из жертв шевалье и его наемников.

– Хм, должно быть, вы – Поль Дюран, что служил в доме де Кольбе?

– Да, господин интендант. – ответил парень.

– Сержант, не забудьте допросить этого юношу, его показания пригодятся для суда. Бродяга Гожан со своей бандой натворили немало бед в наших краях и без шевалье Робера. А теперь мы разом покончим и с этим. Господин Дюран, вам следует рассказать все в подробностях полиции и при свидетелях опознать тех, кто напал на вас. Тела будут немедля доставлены в город.

Гвардейцы вывели Фернана Робера, двое солдат, скривившись, вынесли тело баронессы, завернув его в покрывало. Пришлось отправить одного из солдат в ближайшую деревню и пригнать две телеги, чтобы увезти всех убитых. Нанятые крестьяне осеняли себя крестом и перешептывались. Не иначе в доме барона сам дьявол устроил пирушку – где это видано, набрать мертвецов на две телеги.

Интендант велел гвардейцам помочь сойти вниз изрядно пострадавшим господам. Хотя маркиз и отказывался от помощи и уверял, что вполне бодр, но сам не мог ступить и шагу, голенище высокого сапога наполнилось кровью, словно ведро водой, и два дюжих гвардейца несли его по лестнице на руках. Красавчик шел сам, но ступал тяжело и медленно, раненая рука беспомощно повисла, и волна боли накатывалась при каждом шаге. Одному из солдат пришлось придерживать Поля. У бедняги конюха кружилась голова, и кровь непрерывно сбегала на лицо из – под жалкой холщовой повязки.

Никакие уговоры господина интенданта полиции и сержанта гвардейцев не подействовали – и маркиз, и его друзья наотрез отказались возвращаться в особняк Дамьена и настояли на немедленной поездке к Его Преосвященству в аббатство.

Солдаты проявили должное сострадание к раненым и постарались как можно больше облегчить им дорогу. Но их простой экипаж не мог сравниться с господским, и дорожная тряска порядком измучила всю троицу. Гвардейцы уважительно поглядывали на храбрых сеньоров и тихонько перешептывались, что таких смельчаков среди избалованных и жеманных господ редко встретишь. Шутка ли, ввязаться в драку с таким количеством отъявленных головорезов! Не иначе, все Святые поспешили к отважным господам на помощь. Может, и теперь Господь проявит свою милость, и бедолаг получится доставить в аббатство живыми – уж слишком много крови потерял несчастный маркиз, как бы не лишился ноги. А бесстрашный парень, что бросился на выручку незнакомых ему людей, в груди этого простого конюха бьется благородное сердце, жалко смотреть, как он бледен, и лицо напоминает кровавую маску. Держится молодцом лишь господин с черной повязкой на глазу. Хотя рука его вовсе перестала двигаться, он заботливо придерживает за плечи молоденького конюха, да изредка пожимает руку маркизу, удостовериться, что тот не лишился чувств. Из всей троицы этот высокий и крупный мужчина, чью красивую внешность не смогли испортить даже кровоподтеки, вызывал странное чувство восхищения, смешанного со страхом. Уж очень его взгляд напоминал хищного зверя, с которым опасно повстречаться один на один.

Монахи тотчас занялись ранеными, жаль, что Его Преосвященство не смог навестить их лично, старик епископ едва делал несколько шагов по своим покоям. Придется ждать, пока молодые люди сами пожалуют к нему.

Крестьяне, что помогали солдатам грузить на телеги убитых, вовсе не стали держать язык за зубами, и вскоре вся округа только и говорила о страшном побоище в доме барона де Кольбе, тайных преступлениях, смерти баронессы и аресте шевалье. Рассказы тотчас обрастали слухами и разбойников в них становилось все больше, а баронесса и ее брат уличались в сговоре с нечистью. Один Господь ведает, как слуги первыми узнают все новости. Не прошло и дня, как в аббатство прикатили два забавных карлика и пожелали немедленно навестить сеньоров.

Пока Артур занимал всех легкой беседой и смешил своими шутками даже флегматичных монахов, Эжен Половинка уединился с Красавчиком. Прохаживаясь по галереям монастырской пристройки, разряженный, словно райская птичка, Эжен, обрушил на голову дружка прискорбные вести. Погиб сам Леон Мерло! Да, да, Жареной Морде пришел конец. Проклятые братья Фурнье, жалкие грабители и трусы, давно начали мутить воду. Мол, пока Мерло не вернулся в город, каждый работал сам на себя, едва избавились от Каторжника, так зачем навязывать себе на шею очередного правителя? Ленивый начальник полиции их не беспокоит, и ловкачу ничего не стоит избежать тюрьмы, стало быть, и покровитель в лице Мерло никому не нужен. С чего это с каждых украденных десяти су отдавать ему пять? Словом, в темном королевстве вновь начались заговоры и интриги. Уцелевший Мишель Деревяшка тоже подливал масла в огонь, он доказывал, что Жареная Морда намного хуже Каторжника; послушать паршивого старикашку, так Гастон был вроде отца всем жуликам и пройдохам.

В один из дней кто – то выстрелил из мушкета прямо в затылок Пьеру Дубине. Всем известно, что в открытой битве его не победить. Огромный детина Пьер и от выстрела скончался не сразу, бедняга пролежал без сознания целых два дня, пока не отдал Богу душу. Мамочка Лали не смогла вынести смерти сына и померла спустя три дня после похорон. Когда крестника и Мамочки Лали не стало, несчастья так и посыпались на Мерло. По приказу короля, которому изрядно надоели вечные жалобы господ из Руана на засилье воров и разбойников в городе, начальника полиции, ленивого и жадного проныру, спровадили восвояси. На его место приехал некий господин Франсис Беланже из Гаскони. По слухам, Беланже – мрачный человек, что прославился кристальной честностью и усердной работой. Злые языки поговаривают, что старина Франсис никогда не принимает подношения и нипочем не соглашается на сомнительные сделки. Своей чистой совестью он дорожит настолько, что вся его семья живет скромно и весьма стесненно в средствах.

Новый интендант полиции рьяно взялся за работу и вскоре захватил с поличным пройдоху ювелира – братья Фурнье донесли на него. Испугавшись виселицы, тот мигом выдал все о кладбище Сен Маклу.

Жареная Морда сражался с солдатами до последнего, хотя многие предпочли сдаться сразу же, словно трусливые крысы. В этой схватке погибли всего трое – сам Мерло, Северин Медвежья Лапа и его дружок. Должно быть, Святой Гуго Руанский уберег Красавчика и мальчонку Луи, раз уж они были совсем в другом месте. Словом, Жак будет круглым дураком, если вздумает возвратиться в Руан.

Лицо Красавчика побагровело от гнева, проклятье, теперь бы самое время вернуться и разорвать братьев Фурнье на куски! Ха, с этим можно не спешить, эти глупые ослы сами попали в свои же сети, впрочем, как и Мишель Деревяшка. Видно, господин Беланже намеревался честно исполнить свой долг, вся братия отправилась на галеры, и старик Деревяшка, не выдержав тяжелой дороги, помер, не добравшись до места. А нескольких разбойников казнили на рыночной площади Вье – Марше2929
  30 мая 1431 года на площади Старого Рынка (площади Вье-Марше) в Руане была сожжена Жанна д'Арк,


[Закрыть] в назидание другим.

Половинка и Артур уехали, а Красавчик остался в тяжелых раздумьях. Пожалуй, рисковать жизнью мальчонки Луи не годится. Что ж, может, Господь смилуется и укажет верную дорогу.

Ах, сколько же счастливых слез было пролито при встрече с ним и Полем светившимися от радости Бертой и Стефани! Поцелуи и объятия с лихвой обрушились на Красавчика и беднягу конюха. Лишь на долю маркиза не пришлось ничего, кроме мимолетных взглядов обеих девушек. Глядя на Дамьена, как на нового знакомого, Берта и Стефани от души посочувствовали миловидному господину, что пострадал вместе с их родными и любимыми. И хотя Берту смутили изумрудно – зеленые глаза Дамьена, напомнив глаза Форестье, она не придала этому значения и вновь счастливым взглядом смотрела на Жака. Надо ли говорить, что Стефани не видела никого, кроме Поля Дюрана, и ее прекрасные голубые глаза наполнялись слезами, глядя на кровоподтеки возлюбленного.

Едва встав на ноги и опираясь на трость, маркиз поспешил к епископу. Горечь жгла его сердце и потребность наконец сбросить груз вины, и если не получить прощение, то хотя бы облегчить душу.

Несмотря на свою слабость и немощь, старик приказал немедленно пригласить к нему маркиза де Нормана. Он готов выслушать молодого человека, что рисковал жизнью ради справедливости.

Дамьен неловко поклонился (хромота мешала его изящным движениям) и с надеждой посмотрел в блеклые, прозрачные глаза худощавого старика.

– Присядь, сын мой, я знаю, что ранение не дает тебе опуститься на колени. Я готов выслушать твою исповедь, что так томит твою душу.

– Святой отец… – Глухо произнес маркиз. – Готовы ли выслушать меня до конца и не прогоните прочь еще до конца рассказа?

– Ах, мальчик, для чего же, по – твоему, люди приходят к священнику? Служитель Господа не смеет карать и осуждать грешника, он должен выслушать и дать совет. И так уж повелось, что любой настоятель больше слышит о пороках, чем добродетелях. Если ты решил открыть свое сердце, стало быть, святые привели тебя к этому шагу.

Дамьен осенил себя крестом и, глубоко вздохнув, начал свой рассказ.

Молодой маркиз Морвиль де Норман был единственным ребенком славных достойных людей, что остался в живых. Его братья и сестры не дожили и до года, и родители, в страхе потерять последнего сына, порядком избаловали хорошенького мальчика с прекрасными изумрудными глазами. От проказ несносного зловредного ребенка страдала многочисленная прислуга, гувернеры и учителя. И лишь родители не замечали его дурного нрава.

Мальчик рос и вместе с ним вырастали его порочные наклонности. Его развлечения становились более жестокими. Жеманный кривляка был озабочен лишь получением удовольствий и впадал в ярость, если встречал отказы и запреты. Когда несчастный отец спохватился, что сын вовсе не умеет испытывать сострадание, а добродетель вызывает у него лишь наглую насмешку, решился наставить Дамьена на путь истинный. Но оказалось слишком поздно, юный маркиз не собирался лишать себя развлечений и злобных выходок, которые доставляли ему удовольствие. Он возненавидел отца, а заодно и всех стариков разом. Чего ради они вечно нудят о благородстве и учат жить? Им все равно осталось недолго, так пусть не мешают наслаждаться жизнью молодым.

Старый маркиз де Норман отчанно молился за сына, и сердце несчастного не выдержало ежечасных страданий; каково это – видеть, как твое дитя все больше погружается в темный омут человеческих пороков! Старик скончался на пороге домашней часовни, так и не сумев внушить сыну святые истины.

Впрочем, его смерть ничуть не тронула холодное сердце юноши. Экая невидаль, старики вечно помирают, такова жизнь, она дарит подарки лишь молодым, богатым и смазливым господам. Остальные рождаются лишь для того, чтобы освободить счастливчиков от всяких забот и тягот. А старикам и вовсе незачем коптить небо, их дело – оставить наследство.

Дружки маркиза, такие же шалопаи, вполне разделяли его взгляды и продолжали веселиться. Про кутежи, попойки и оргии юного маркиза шепталась вся округа. Пьяной компании ничего не стоило разгромить трактир, устроить потасовку, растоптать конями стадо гусей на проезжей дороге. Разве не забавно гонять хлыстом свиней и смотреть, как обезумевшие животные ломают изгороди и топчут урожай? Поджечь стога сена, что заботливо собирали крестьяне, вломиться на деревенскую свадьбу и утащить невесту, падая со смеху над беднягой женихом, что изо всех сил пытается догнать лошадь. Частенько на полном скаку, онемевшую со страху девушку, выбрасывали прямо посреди дороги и корчились от смеха, глядя, как бедняжка катится вниз по колючему скату с сорной травой, и компанию ничуть не заботило, не свернет ли несчастная шею.

И не нашлось ни одного смельчака, что решился бы осадить такого богатого и знатного человека. Юные прохвосты каждый день напивались до одури, и частенько, сквозь плотный дым от трубок, Дамьену мерещилась ослепительно красивая женщина со сверкающими черными глазами и кармином хищно изогнутых губ. Устраивая очередную вечеринку, от которой у порядочных людей волосы вставали дыбом, юный маркиз просиживал до утра, окружив себя развязными девицами. Которых, после порочной и разнузданной ночи, выгонял пинками и оплеухами только оттого, что ни одна не походила на грезившуюся в тумане хищную красавицу.

Однажды, возвращаясь с очередной поганой проделки, хорошенько разгромив мельницу и скинув мешки с мукой в реку, компания наткнулась на старика крестьянина, что собирал сено.

Молодежь тотчас начала раскидывать сухую траву и хохотать, глядя, как старик чуть ли не со слезами умоляет оставить это жестокое развлечение.

Взбешенный Дамьен, которому изрядно надоели причитания старика, разогнал лошадь и направил ее на несчастного. Крестьянину грозила бы неминуемая гибель, но по счастью, его сын, что пришел на помощь к отцу, успел буквально выдернуть старика из – под копыт лошади.

Лицо маркиза побагровело так, что даже густой слой пудры не смог скрыть этого. Он соскочил с лошади и, ударив юношу хлыстом, замахнулся на старика. Но парень мигом схватил вилы, что лежали на телеге и вонзил маркизу прямо в грудь.

Дружки Дамьена застыли, открыв рты, и только когда маркиз рухнул на дорогу, обливаясь кровью, мигом протрезвели и поспешили к его матери со скорбной вестью.

Дамьен не успел почувствовать боли, он попросту оказался в кромешной темноте. Поднявшись на ноги, он ощупью двинулся вперед, совсем не понимая, где находится. Слышался монотонный звук падающих капель воды, чьи – то тяжкие вздохи, непонятный шепот и шелест невидимой листвы. И ни малейшего лучика света, что мог бы указать выход.

Леденящий ужас охватил самонадеянного юнца, он пытался крикнуть, но и сам не слышал собственных слов. Он и сам не понял, сколько же времени брел во тьме, покрывшись липким потом от страха. Наконец, впереди показалась нечеткая фигура, и мрак стал понемногу рассеиваться. Перед Дамьеном оказалась молодая монахиня – кармелитка в домотканой рясе и скапулярии.

– Маркиз де Норман, – произнесла она чистым, словно хрустальным голосом. – Наш Отец считает, что твоя душа еще может быть спасена. Для тебя будут открыты две дороги, и выбор ты должен сделать сам.

Внезапно яркий свет ослепил Дамьена, он попятился и, споткнувшись, упал на траву. Монахиня исчезла, и он с удивлением увидал, что сидит в перелеске. Каково же было отчаяние юного маркиза, когда он разглядел, что вместо нарядного камзола на нем простая полотняная рубаха до самых пят, подвязанная простой веревкой. Решив, что его одежду украли, он решительно направился на поиски дороги, желая немедленно возвратиться домой. Но стоило ему склониться над крошечным озером в надежде утолить жажду, как он завопил на весь лес. Из воды на него смотрело отражение старика с длинными седыми прядями и лицом, покрытым морщинами.

Несколько дней маркиз бродил по лесу, словно умалишенный, отказываясь понять, что из смазливого юнца обернулся стариком. В один из таких дней он столкнулся с красавицей, что грезилась ему в винных парах.

С той поры Дамьен поселился в лесу без всякой надежды на возвращение. Поначалу любовь Атенаис горячила его жестокое сердце и давала иллюзию жизни. Праздники нечисти с кровавыми обрядами будоражили порочную душу. И объятия ведьмы заставляли холодную кровь быстрее бежать по жилам. Но вскоре Дамьен вновь почувствовал себя несчастным, и холод одиночества заставлял его страдать. Ведьма завлекала его, суля бессмертие. Но странный страх заставлял его отвергать заманчивое предложение. Когда душа Дамьена наполнялась неясной тоской и тревогой, появлялась сестра Элен в скромном монашеском облачении. Она словно ждала от маркиза слов раскаяния, но глупая надменность вечно мешала Дамьену просить о прощении. Так проходили годы, а маркиз Морвиль де Норман никак не мог принять чью – либо сторону. И через семь лет и вовсе смирился со своим странным существованием. Господь, должно быть, отвернулся от него, раз не дает ему даже смерти, стало быть, его удел – безвременье без смысла и без надежды.

И только появление маленькой хромоножки заставило Дамьена проявить участие и заботу. Незнакомое прежде сострадание охватило маркиза. Он старался противиться этому как мог, но незаметно для себя привязывался к Берте все больше и больше.

За окнами покоев епископа уже смеркалось, а старик неподвижно сидел в кресле. Его Преосвященство не задал ни единого вопроса, и ни разу не прервал маркиза, хотя из блеклых глаз старика катились молчаливые слезы.

– Подойди ко мне ближе, мой мальчик. – Еле слышно прошелестел старик.

Дамьен, превозмогая боль, опустился перед стариком на колени, не решаясь взглянуть в глаза священника.

– Стало быть, ты и есть Форестье, о котором с такой любовью рассказала Берта?

Дамьен кивнул, горло его сжалось и он не смог произнести ответ вслух.

– Сын мой, твоя исповедь причинила мне страшную боль, и сердце разрывается от горя. – Покачал головой старик.

– Святой отец, должно быть, я не смогу просить вас о прощении…

– Бедный мой мальчик, как же ты еще молод! Ты молишь меня о прощении, а меж тем, ты уже получил его по воле того, кому я довожусь лишь простым слугой. В его глазах ты с лихвой искупил свои грехи, могу ли я отказать тебе в прощении?

У маркиза перехватило дыхание, сердце отчанно забилось, он почтительно склонился над сухой узкой кистью руки епископа и прикоснулся губами к массивному перстню.

Когда Дамьен отважился поднять взгляд на старика, его глаза сверкали, словно изумруды, и на бледных щеках показался румянец.

– Послушай, сынок, предоставь мне поговорить с Бертой, пожалуй, я смогу найти более правильные слова, чтобы объяснить твое несчастье. Представь, бедняжка до сих пор убивается о пропаже Форестье.

– Благодарю вас от всего сердца, господин епископ. – Прошептал маркиз.

– Я верю, что ты сможешь стать достойным мужем для моей племянницы, Дамьен. – Улыбнулся старик. – Ступай, я помолюсь о тебе.

В аббатство примчался управляющий маркиза и буквально на коленях стал умолять хозяина вернуться домой. Неужто слуги позаботятся о нем меньше, чем монахи, к тому же в особняк давно доставили лекаря и сиделку. Дамьен нахмурился – это еще что за новости, избави Господь его от сиделки и господина лекаря, он вовсе не собирается помирать. Славным людям следует заплатить за беспокойство и проводить с миром. Он готов ехать, но только оттого, что эта просьба исходит из уст Его Преосвященства.

Маркизу не по себе было остаться одному и мучительно ждать решения Берты, он стал упрашивать Жака погостить в его доме. Красавчик с легкостью согласился, сказать по совести, он так и не придумал, что делать дальше, а таскать по постоялым дворам и трактирам мальчонку Луи – не слишком хорошая затея.

Стефани и Берту господин епископ поселил у добропорядочной вдовы Лавиньяк, живущей неподалеку. Обе девушки наотрез отказались возвращаться в дом, где случилось столько несчастий. А Поль отправился в деревню, успокоить свою матушку, что уже не чаяла увидеть сына в живых.

Ну и народу набилось во дворец правосудия! Не каждый год в этих местах случаются такие преступления, о которых вот уже больше недели говорит вся провинция. Дамьен щедро оплатил двух ушлых адвокатов, чтобы в деле как можно меньше упоминался Жак Красавчик. Чего доброго, припомнят его подвиги в Руане и предводительство лесных разбойников. Пусть сидит тихонько в уютном доме де Норманов и покуривает трубку. Ему все равно все доложит Вороненок. Да, да, мальчишка просто помирал от любопытства и Дамьен взял его с собой. Прикатили и Половинка со своим неизменным дружком. Эжен даже не подумал таиться, еще чего, все знают, что к нему благоволит сама королева! Кто станет поминать его прошлое?

Артур, усевшись возле Луи, шаря быстрыми любопытными глазками по лицам судей, прокуроров и стражников, ежеминутно шептал парнишке на ухо:

– Эй, ловкач – рисовальщик, не забудь изобразить рожу этого проклятого шевалье. А когда станут допрашивать Стефани – и ее нарисуй. Девчонка хорошенькая, словно ангел. Ну и разиня твой папаша, я мигом понял, что они родня, только слепой не заметил бы сходства. Ах да, Красавчик и впрямь слепой на один глаз, должно быть, поэтому не признал родню.

Когда в зал доставили шевалье Робера, Дамьен замер от удивления – перед ним был совсем разбитый старик с отвисшей нижней губой и взглядом умалишенного. Он не смотрел на сидящих и, казалось, вовсе не следил за процессом.

Однако первой решили заслушать Нинон Лартиг. Трусливо озираясь и заискивающе поглядывая в сторону судей, повитуха сложила на животе руки и, опустив глаза, забормотала. Она изо всех сил старалась переложить вину на шевалье и госпожу баронессу. А что такого, раз мадам померла, ей – то не стоит опасаться каторги или веревки. Пройдоха отправилась на небо, оставив других платить по счетам.

Нинон лила фальшивые слезы, прерывала свою речь всхлипами, закатывала глаза и демонстративно осеняла себя крестом. Она всего лишь слабая женщина, что не могла отказать господам. Да, младенец мадам баронессы родился слабеньким, и родная мать, из боязни упустить наследство, предложила обменять его на здорового ребенка. А господин шевалье подтолкнул Нинон забрать у бедняков еще и мальчика. Уж очень смазлив был парнишка, и Лартиг по своей доброте решила пристроить сироток в надежные руки. Он все одно помер бы с голоду или пошел по кривой дорожке.