Текст книги "Расплата"

Дамьен прекрасно слышал разговор и только крепче сжимал губы, чтобы не расхохотаться во весь голос. Вскоре заглянул возница – Бриан Лепаж, унылый тощий человек в потертой куртке и шляпе с обвисшими полями.

– Эй, парень, если поездка дальняя, заплатишь мне четыре экю и два экю Ксавье за компанию. – Прогнусил он.

– Получите больше, если домчите с ветерком, – подмигнул Дамьен.

Когда старая разбитая повозка, что отчаянно тряслась и жалобно скрипела на каждой выбоине, покатила по лесной дороге, рыбак и возчик стали подозрительно посматривать за седоком. Не подаст ли прощелыга знак лесным разбойникам, схоронившимся за деревьями? Но он вел себя вполне мирно, лишь восхищенно окидывал взором весенний лес, и крылья его носа раздувались от дурманящих запахов влажной земли, прогретой солнцем, и робкой зелени. За все время пути этот странный парень произносил только короткие пояснения – где свернуть налево, где ехать прямо, а где вновь поворот. Ксавье и Бриану порядком наскучило тащиться неизвестно куда, оба искренне обрадовались, когда лесная размокшая дорога сменилась аккуратной дорожкой, посыпанной мелким щебнем.

Немного погодя вдали показались изящная кованая ограда и белый домик с черепичной крышей. Строение в два этажа было добротным и говорило о солидном и рачительном хозяине. Каменные ступени крыльца чисто выметены и украшены по бокам массивными вазонами с едва проклюнувшимися ростками цветов. Широкая, обложенная мраморным бордюром дорога, минуя аккуратную постройку, вела к чудесному особняку, едва видневшемуся поодаль.

Дамьен соскочил с телеги и что есть сил заколотил в ворота. На крыльце показался полный господин в камзоле из хорошего сукна и с гладко выбритым широким лицом.

– Эй, кому это понадобилось так стучать, когда можно позвонить в колокольчик? – Возмущенно произнес господин. – Уж в этом доме, слава Господу, нет глухих.

– Жозеф! – Прижавшись лицом к прутьям ограды, осипшим от волнения голосом произнес Дамьен.

Глаза господина Жозефа округлились и внезапно наполнились слезами; с неожиданной для грузной фигуры ловкостью, он мигом соскочил с лестницы и, отперев ворота, застыл перед гостем.

– Жозеф, дорогой мой… – Пробормотал Дамьен, протягивая к толстяку руки.

Грузный господин с минуту пристально вглядывался в лицо гостя и вдруг повалился на колени и зарыдал, не стесняясь своих слез. Огромные капли катились по его пухлым щекам, и при этом улыбка не сходила с его лица.

Бриан и Ксавье вовсе растерялись – не завез ли их путник в дом для умалишенных? Где это видано, чтобы такой нарядный господин, по всему, знатный человек, валялся в ногах у простого парня в жалкой одежонке нищего?

А Дамьен насилу поднял Жозефа с колен и, прижав его к себе, кажется, и сам прослезился. Казалось, они совсем позабыли о бедолагах, что торчат на козлах и пялятся на эту картину, не в силах понять, что произошло. Наконец, Ксавье решился и, сделав вид, что поперхнулся, робко покашлял.

Дамьен наконец разжал объятия и шепнул Жозефу:

– Пожалуйста, отблагодарите этих славных людей, им пора возвращаться, иначе бедняги не поспеют вернуться домой дотемна.

Господин кивнул и, обернувшись к дому, крикнул:

– Арлетт, Арлетт, дорогая, пойди сюда скорее, ты только посмотри, что за радость Господь подарил нам в светлый Праздник! И прихвати мой кошель.

На крыльце показалась женщина, такая же кругленькая, как и ее супруг, в нарядном платье и теплой вязаной шали. Подобрав пышные юбки, она поспешила на зов мужа, но увидав Дамьена, вскрикнула, всплеснула руками и так же, как Жозеф, повалилась на колени.

– Пресвятая Дева, – пробормотал Бриан. – Должно быть, эта семейка не может встречать гостей иначе, чем бухнувшись на землю и пачкая в грязи свою дорогую одежду.

Дамьену пришлось так же обнимать и утешать заливавшуюся слезами даму, пока ее муж наконец не взял себя в руки и не направился исполнять поручение. Когда в протянутые ладони Ксавье и Бриана опустилось не меньше, чем по двадцати экю серебром, рыбак и возчик вмиг онемели.

Ксавье только и смог, что осенить себя крестом и торопливо поклониться, приподняв шляпу.

– А точно ли господин не ошибся с платой? – Свистящим шепотом произнес Бриан.

– Ладно, вот вам еще по пять экю от меня лично. – Пожал плечами Жозеф.

– Да продлит Господь ваши годы, хозяин! – Пробормотал Ксавье. – Пусть ваша семья никогда не хворает, и дела идут успешно.

Бриан уже приготовился хлестнуть лошадь и вдруг, обернувшись, крикнул уходящему господину:

– Эй, хозяин, уж простите любопытство бедного человека, кто этот парень, который так обрадовал вас своим появлением?

Жозеф обернулся, и счастливая улыбка вновь озарила его круглое лицо.

– Парень? Да это же маркиз Морвиль де Норман! Он вернулся домой.

Надо ли рассказывать, как встретили хозяина остальные слуги? Женщины вскрикивали и заливались слезами, точь – в—точь, как госпожа Арлетт. Мужчины осеняли себя крестом, вытаращив глаза, и запросто похлопывали Дамьена по плечу. А после, спохватившись, смущенно кланялись и просили хозяина простить их дерзость. Уж очень они растеряны, да и Бог видит, искренне рады, что господин маркиз жив! А румяную кухарку Франсуазу пришлось обмахивать полотенцем и смочить виски душистым уксусом – бедняжка так разволновалась, что лишилась чувств и рухнула прямо на пол.

Подгоняемые Жозефом, слуги заметались по особняку, надо же приготовить хозяину его комнату и как можно лучше затопить камин в его спальне и гостиной. Наверняка господин маркиз пожелает принять ванну и переодеться. Просто страшно видеть его в жалких лохмотьях! Кухарка мигом пришла в себя и зычным голосом покрикивала на помощников. Но молодой хозяин умоляющим жестом остановил всю эту кутерьму. Он до слез рад видеть всех слуг в добром здравии и несказанно счастлив своему возвращению, но вовсе не стоит, чтобы они так отчаянно пытались ему угодить. Время позднее, с него вполне достаточно умыться и поесть. Говоря по совести, от голода у бедняги уже давно подвело живот.

Стоило Дамьену удалиться в сопровождении верного Жозефа, как слуги загудели, словно растревоженный улей.

– Экое чудо! Я уж было решил, что покойник пожаловал в дом, не дожидаясь полнолуния. – Пробормотал лакей.

– Точно! У меня самого ноги вмиг стали словно из тряпья, колени дрожат до сих пор.

– Да, да, и у меня едва сердце не выпрыгнуло из груди!

– А вы заметили, как сильно изменился хозяин?

– Ха, нашел что спросить, без малого лет восемь прошло. Не мог же он остаться прежним.

– Да я не про лицо, осел ты эдакий! Он обращается с нами совсем не так, как прежде.

Слуги замолчали и задумались.

– А ведь и вправду. Раньше он непременно наговорил бы гадостей, да еще отвесил бы пощечину за нерасторопность.

– Видели, он пожал руку каждому из нас?

– А я заметила в его глазах слезы. – Пискнула горничная.

– Интересно, что же с ним приключилось, пожалуй, только Жозефу удастся узнать.

– Мне и самой до слез стало жаль бедняжку хозяина, вообразите только, в жалкой одежонке, и к тому же весь пропах рыбой. Может, он тонул в море?

– Ну и дурочка ты, Кларисса! Чтобы одежда так провоняла, надо плавать в бочке с селедками. – Засмеялись слуги.

– Ну, хотя господин маркиз одет в жалкое тряпье, зато внешность его явно изменилась к лучшему. – Уверенно заявила прачка Сесиль, примчавшаяся со двора на крики и охи слуг. – Помнится, раньше он больше походил на хорошенькую девушку, чем на молодого парня. А теперь просто красавчик – широкоплечий, высокий, любая знатная госпожа вмиг потеряет голову.

Все согласно закивали, обсуждая перемены, произошедшие с маркизом.

Меж тем бедняга Дамьен никак не мог одеться. Жозеф и дворецкий только беспомощно разводили руками. Вся одежда маркиза оказалась слишком мала. Камзолы трещали по швам, тонкий шелк рубашек лопался на широкой спине. Узкие панталоны натягивались только до бедер. А белоснежные чулки не могли обхватить сильные икры. Закутанный в плед Дамьен обреченно смотрел на груду никчемной дорогой одежды. Его жалкие обноски давно вышвырнули прочь, Жозеф приказал немедля бросить их в печь.

– О, Святая Жанна, неужто я был карликом! – Воскликнул маркиз.

– Господин Дамьен, а может быть, вы уляжетесь в кровать и вам подадут ужин в спальню? – Пробормотал дворецкий.

– Оставьте, Патрик, вовсе незачем гонять людей по лестнице с подносами, я прекрасно могу поесть и в кухне.

Дворецкий, округлив глаза, уставился на Жозефа – что с хозяином? Где это видано, знатному сеньору ужинать в эдаком месте?

Управляющий смущенно пожал плечами и шепотом произнес:

– Слава Пресвятой Деве, наш господин возмужал и окреп, но таких крупных мужчин в доме всего двое – садовник и конюх. Нам просто негде взять подходящее платье.

– Как же негде, – радостно воскликнул Дамьен. – Если кто – нибудь из них одолжит мне рубашку и штаны, я непременно отблагодарю.

Дворецкий едва не задохнулся, услыхав эти слова. Но Жозеф успокаивающе кивнул.

– Отлично, Патрик, бегите к садовнику и возьмите его костюм, который он надевает по праздникам. Надеюсь, он выглядит прилично и не нуждается в починке.

Бедная прислуга так и застыла с открытыми ртами, когда хозяин явился в кухню в поспешно вычищенном сюртуке садовника и попросту уселся за стол.

Румяная кухарка и повар, замирая от ужаса, смотрели, как господин маркиз с аппетитом уплетает капустный суп, рагу, остатки паштета и сырный пирог. И это знатный сеньор, что прежде кривился от голубей и устриц!

И стоило хозяину похвалить простую стряпню и поблагодарить за угощение, как несчастная кухарка вновь лишилась чувств.

Жозефу пришлось чуть ли не насильно выпроваживать прислугу на покой. Время позднее, всем пора спать, хватит причитать и таращиться на хозяина, как на диковину в балагане. Успеют еще почесать языком, как изменился сеньор.

Управляющий и сам бы не прочь отправиться спать, но господин маркиз, видно, вовсе не собирается ложиться в постель. Взяв свечу, бродит по комнатам, словно привидение, горестно вздыхая. Слышно, как он поднялся в комнату матери и уже битый час сидит там в полной тишине. Жозеф заглянул в приоткрытую дверь; ах силы небесные, неужто господин Дамьен плачет? Стоит возле портрета покойной госпожи маркизы, закрыв лицо руками и видно, как вздрагивают его широкие плечи.

Управляющий неслышно вошел в комнату и, вздохнув, осенил себя крестом.

Дамьен обернулся.

– Господин маркиз хочет услышать, когда случилось это горе? – Тихо спросил управляющий.

– Нет, я знаю, когда матушка скончалась, – покачал головой Дамьен. – Я видел погребение.

– Видели погребение? Как? Сеньор был там?

– Да, я просто не мог показаться никому на глаза, Жозеф, представь себе, бывает и такое на свете.

– Ах, Святой Бриак, как, должно быть, тяжело – видеть происходящее и не сметь проститься с родной матерью.

– Вы и вообразить не можете, насколько это тяжко, мой дорогой Жозеф. – С горечью произнес маркиз. – Скажите мне, от чего она скончалась?

– Господин Дамьен, если позволите, я налью нам по бокалу вина, вам стоит присесть, думаю, мой рассказ будет долгим.

Оба направились в библиотеку, где уютно потрескивали поленья в камине и полумрак настраивал на откровенную беседу. Дамьен вдруг уставился на картину, что красовалась на самом видном месте. Огромный портрет молодого маркиза поражал своими размерами, едва ли не половину стены занимал он. На картине, по воле хозяина, красовался странный сюжет. Вальяжно развалившегося в кресле юношу окружали нимфы, одетые в прозрачные туники, едва скрывавшие соблазнительные формы. Юный Дамьен с капризным лицом и жеманным взглядом зеленых глаз, в алом камзоле из бархата, в прорезь которого виднелась рубашка тончайшего батиста, обшитая ворохом кружев. Лицо маркиза было неестественно бледным из – за толстого слоя пудры. Черные с отливом локоны свободно спадали на воротник. Шляпа с пером и бриллиантовой брошью, высокие сапоги с отворотом, украшенным витым золоченным шнуром. И в довершение к образу, бархатная мушка на щеке.

Дамьен с минуту всматривался в картину, губы его брезгливо скривились.

– Пресвятая Дева, неужели это я? Вот мерзость, точь – в—точь демон Антуан, окруженный ведьмами. Теперь я понял, отчего он был мне так ненавистен. Он был словно мое отражение.

– Господин Дамьен, о ком вы говорите?

– Пустяки, Жозеф, всего лишь мысли вслух. Прикажите утром вышвырнуть эту картину на двор, а лучше и вовсе сжечь ее.

– Ох, хозяин! Несчастная госпожа маркиза столько слез пролила возле вашего портрета!

– Думаю, моя бедная матушка на небесах и наверняка видит и слышит меня. Пусть в ее душе сохранится образ достойного сына, а не этого размалеванного мерзавца, что принес столько горя!

Жозефу осталось только кивнуть, не спорить же с хозяином. Удивительно, как годы изменили его, должно быть, это промысел Божий.

Почти до самого рассвета засиделись маркиз и его верный слуга. Графин с вином опустел, и в библиотеке стелился дым от трубки маркиза. Бедняга Жозеф клевал носом, тер глаза и виски – он привык отправляться на покой рано, как положено порядочному человеку, что успевает управиться с делами за день. Как честный и дотошный слуга, он пытался доложить хозяину о всех делах разом, показывая книги, где скрупулезно отмечал все доходы и расходы. Но маркиз лишь отмахнулся. Он вполне уверен в Жозефе и вовсе не собирается тратить время на проверку. По всему видно, что все хозяйство не пришло в упадок. Да и сам особняк, и дорожки, и ухоженная роща, все выглядит так, словно хозяева отсутствовали не более дня. Серебро начищено, мебель заботливо прикрыта чехлами, полы сверкают, как зеркало. Прислуга занята делами, лучшего управляющего и желать нельзя.

Вот и вышло, что Жозеф просидел всю ночь со своим господином, но тайна его отсутствия вовсе не прояснилась. Дамьен уходил от этого разговора ловчее, чем опытный капитан – от коварных рифов. Бедняга управляющий, изнывая от любопытства, вновь решился задать вопрос.

– Господин маркиз, куда же вы подевались после… Хм… После несчастья, что произошло на дороге?

– Эту историю я могу поведать лишь священнику, Жозеф. Скажи лучше, что случилось с тем молодым крестьянином, что вонзил в меня вилы?

– Ох, к несчастью, парень сумел сбежать, гвардейцы искали его несколько дней, но ничего не вышло.

– Слава Пресвятой Деве! Я боялся, что несчастного повесят! Он не заслужил смерти.

Жозеф с удивлением посмотрел на хозяина, да уж, что и говорить, сеньор Дамьен сильно переменился.

– Вообразите, хозяин, ваши друзья…

– Друзья? Кучка отъявленных негодяев, избави нас Господь от таких дружков. – Пробормотал маркиз.

– Так вот, их жизнь с того злополучного дня покатилась вниз, как пустая бочка с холма. Один проигрался в карты и за несколько лет дошел до полной нищеты. Второй погиб в собственном доме при пожаре. Его придавило потолочной балкой. А третий скончался от тяжелой хвори, что подцепил, шатаясь по низким притонам в квартале отверженных.

– Хм, стало быть, мне действительно повезло. И я знаю, кому обязан. – Прошептал Дамьен, осенив себя крестом.

Отпустив, наконец, управляющего, он вернулся к себе, но так и не смог сомкнуть глаз. Разговор вовсе не снял тяжести с его души. Маркиз вернулся в комнату матери и вновь надолго застыл перед ее портретом, шепча слова молитвы и покаяния. И бросив мимолетный взгляд на консоль, Дамьен неожиданно увидел свой собственный крест на золотой цепочке. Маркиз мог поклясться, что недавно креста здесь не было. Глаза молодого мужчины радостно вспыхнули, он поспешно прижал крест к губам и тотчас надел его. В лунной дорожке, что пробивалась между тяжелых портьер, ему почудился размытый силуэт женщины в монашеском облачении.

– От всего сердца благодарю тебя, сестра Элен. – Прошептал он.

Дамьен едва успел присесть на узкую кушетку, как сон сморил его. И впервые за долгое время он был спокойным и мирным.

Ну и переполох устроили с утра слуги, не найдя хозяина в его комнате! Вскоре горничные, непрестанно перешептываясь и осеняя себя крестом, охая и ахая, пугали друг друга рассказами о призраках. Может, вчера в особняк явилось привидение хозяина? Чтобы прекратить панику, пришлось растолкать сонного господина Жозефа, который, еле разлепив глаза и мотая головой, пытался сообразить, что от него хотят… Вот бестолковые! Могли бы сами догадаться поискать хозяина в покоях маркизы, бедняга всю ночь убивался о матушке. Да и дворецкий поднял на смех прислугу. Вчера он лично помогал господину маркизу одеваться и видел его шрам. Эта отметина – верное доказательство, что хозяин вовсе не призрак и уж точно не подмена.

Управляющий оказался прав, господин Дамьен мирно спал, скорчившись на узкой кушетке, даже не накрывшись пледом. Дворецкий не решился его будить, а только заботливо прикрыл одеялом и кое – как подсунул под голову подушку.

Слава всем Святым, хозяин нашелся, а стало быть, всем надлежит заняться своими делами и перво – наперво надо послать за портными. Негоже знатному сеньору щеголять в платье садовника. Словом, особняк господина Мрвиль де Нормана погрузился в приятные хлопоты.

Тем временем в доме барона де Кольбе разразился очередной скандал.

Баронесса Флоранс и господин шевалье на Пасху отправились в аббатство, даже не взяв Стефани с собой. Девчонка что – то слишком осмелела, вдруг сболтнет лишнего старикашке епископу. Мадам Флоранс сослалась на нездоровье бедняжки и отчаянно попыталась выклянчить денег. И ее, и братца вновь одолевали кредиторы. Слуги безбожно врали приставам и сборщику налогов, что господа вот только час назад уехали и когда вернутся – неизвестно. Приставы громко бранились у ворот, сборщик махал кулаком и клялся явиться с целой ротой гвардейцев. В конце концов, господа дождутся, что их попросту выкинут на улицу, а дом и лесные угодья заберут за долги! Ох уж это лесное угодье, да баронесса с удовольствием продала бы его, но без подписи зануды епископа никакие сделки невозможны.

Проклятый старикан! Долго еще он собирается висеть камнем на ногах? Теперь уперся, словно мул, что Стефани надо найти жениха, видите ли, этому старому нудному святоше надо удостовериться, что племянница достойно пристроена. Хорошие дела, стоит паршивке выйти замуж, как все денежки уплывут ей в виде приданого. Жалкое отродье нищих пьянчуг получит все состояние. Пожалуй, еще и выставит взашей саму баронессу, не говоря о дяде. Последнее время нахалка стала дерзить и вовсе не бледнеет со страху перед матерью. Если так пойдет дальше, скоро деревенская девка предьявит свои права на все.

Шевалье злобно покусывал кончик трубки и дрожащей рукой все подливал и подливал вина в свой бокал. Баронесса металась по комнате, отшвыривая ногой пуфы, что попадались на пути. Она успела разорвать три платочка и два веера, расколотить вазочку и чудесную перламутровую коробочку для мушек. Бархатные кусочки так и разлетелись по полу. А горничная, что недостаточно быстро их собирала, получила звонкую пощечину.

– Послушай, Флоранс, хватит носиться по комнате, как полоумная! У меня и так в глазах все плывет! – Крикнул шевалье.

– Замолчи, только и знаешь, что наливаться вином, словно бродяга, между прочим, оно куплено на мои деньги! – Завизжала баронесса.

– Сама замолчи, в этом доме нет и никогда не было ни твоих, ни моих денег. – Глупо хихикнул Фернан. – Все принадлежит жалкой нищенке из деревни.

Мадам Флоранс замерла на месте, ее желчное лицо пошло пятнами. Она подскочила к брату и зашипела, словно змея:

– Дааааа… Я не могу спать по ночам, думая об этом. Иногда мне отчаянно хочется придушить девчонку или подсыпать ей яду.

– Ну так все одно, останешься с носом, – невозмутимо заметил шевалье. – Тогда все денежки перейдут старикашке епископу.

– Ах, Фернан, я, кажется, готова отслужить черную мессу у колдунов, лишь бы все решить в свою пользу.

– Ну вот, я же всегда говорил, что ты полная дура, сестра. Ты годилась лишь строить глазки богатым олухам, пока не подцепила барона. На этом твои умения и закончились, как, впрочем, и хорошенькая внешность. А я достаточно умен и нашел отличный выход. Можно разом зацапать все наследство и избавиться от Стефани.

Баронесса открыла рот и уставилась на брата. Не может быть, неужто Фернан и впрямь придумал что – то стоящее?

Шевалье взял сестру за тощий локоть и привлек к себе.

– Тссс, это выгодное дельце, не стоит говорить о нем громко. Вообрази, Флоранс, старикашка мечтает выдать девчонку замуж. И все деньги отдать ей как приданое. Вот и славно, мы сыграем свадьбу, и дело с концом.

– Вот осел! А я – то решила, что ты действительно придумал ловкую штуку. – Разочарованно воскликнула баронесса.

– Я же сказал, тихо, гусыня ты тупая! Мы действительно выдадим Стефани замуж, но ее мужем стану я. Поняла, наконец?

Мадам Флоранс вновь открыла рот и, отстранившись от брата, уставилась на него округлившимися глазами.

– Ты? Ты женишься на Стефани?! Но… Но ведь она – твоя племянница.

– Ты еще больше дура, чем я думал. – Скривился шевалье. – Закон позволяет такие браки, а перед церковью я вовсе чист — паршивая девка мне не родня, стало быть, и греха нет. Подумай только, все за один миг перейдет к нам. Не надо ждать милости от старикана, получим наследство разом, а с девчонкой всегда может приключиться беда. Недаром же я овдовел три раза, мало ли случайностей происходит с ненужными женами.

Флоранс с интересом взглянула в холодные глаза брата. А что, пожалуй, эта мысль неплохая, если сама баронесса не останется в дураках и с пустым карманом.

– Что ж, милый мой братец, должна согласиться, недурно придумано, но мы с тобой – кровная родня и кому, как не мне знать, что ты пройдоха и жулик. До того, как женишься на паршивой девчонке, я хочу письменного заверения о дележе всех доходов поровну.

– А ты не так глупа, как кажется, сестрица. – Криво усмехнулся шевалье. – Видно, иногда на тебя находит просветление. Я дам тебе такую бумагу. Но уж и ты постарайся ускорить дело, я не желаю тратить время на ухаживания.

– Не волнуйся, Фернан, Стефани никто и спрашивать не станет, а старикашке сообщим только после венчания. – Ухмыльнулась баронесса.

Но радость от столь чудесной идеи и предвкушение богатства вмиг растаяли, стоило только лакею доложить, что некая Нинон Лартиг настоятельно просит принять ее и уверяет, что у нее очень важное дело.

Шевалье и баронесса удивленно переглянулись – что понадобилось проныре повитухе? Уж ей, кажется, довольно заплатили, и давняя история похоронена и забыта. Неужто эта прощелыга решила вновь напомнить о себе и выклянчить подачку? Не погнать ли ее взашей сразу? Но более осторожный, чем сестра, Фернан решил, что дать пинка настырной попрошайке они всегда успеют, и велел впустить посетительницу.

Нинон за эти годы достаточно изменилась, видно, дела у нее шли из рук вон плохо. Неряшливая юбка с забрызганным грязью подолом, видавшая виды шаль и старый чепец. Поседевшие волосы жалкими прядками выбились из – под обвисших оборок чепчика и прилипли к дряблым щекам. Прежде ловкая и крепкая толстушка превратилась в оплывшую старуху, бока и грудь которой тряслись от малейшего движения, словно застывший бульон.

Воровато озираясь заплывшими глазками, Нинон поклонилась господам и, сложив грязные руки на животе, плаксиво прогнусавила:

– Экая радость – повидать славных сеньоров в добром здравии. Видно, Пресвятая Дева хранила господ от тягот и забот – ничуть не изменились с нашей последней встречи. Конечно, в достатке легко оставаться молодым и свежим, как весенний цветок. – Про себя повитуха не без ехидства подметила и пожелтевшую кожу баронессы, и одутловатое серое лицо шевалье. Госпожа тоща, словно спица, и морщинистые веки не скрыть под густой краской. А господин – вылитый трактирный выпивоха, вон и руки подрагивают.

– А у тебя, пожалуй, и на хлеб – то не каждый день наберется. – Хмыкнул Фернан. – Куда же ты успела сплавить деньги?

– Ох, господин, так бедному человеку нет такого везения, как знатным сеньорам. Уж видно, для вас ангелы приготовили засахаренные каштаны, а мне осталась лишь скорлупа. Все денежки мой муженек успел прогулять, да и еще умудрился помереть, оставив долги. А люди так неблагодарны, стоило попасть в беду, и все начали нос воротить от моего дома.

– Вот лгунья! – Воскликнула баронесса. – Всем известно, что ты истратилась на молодого пройдоху племянника, и твой разиня муж, пожалуй, помер не своей смертью. А племянничек, не будь дураком, смылся, оставив тебя побираться.

– Негоже знатным господам верить наговорам, – злобно сверкнула глазами повитуха. – Люди всегда привирают. Могут ли попрекать меня те, кто сам не без греха?

Баронесса покраснела и не нашлась, что ответить.

– Так отчего ты явилась к нам, Нинон, вообразила, что разжалобишь россказнями и получишь монеты за здорово живешь? – Ухмыльнулся шевалье.

– Нет, господин Робер, я и просить не стану, вы сами дадите полный кошель. – Ехидно улыбнулась повитуха.

– Вот пройдоха! Убирайся вон, не то лакеи вышвырнут тебя взашей и еще отвесят парочку пинков! – Завизжала Флоранс.

– Да ладно, госпожа баронесса, скорее, вы начнете упрашивать меня остаться и угостите стаканчиком вина. Не далее как вчера я повстречала вашу родную дочку, законную наследницу господина барона. Девчонка жива и здорова, и находится всего – то в полутора лье от родной мамочки и дядюшки. Что, если я расскажу ей правду, да отправлю прямиком в аббатство? Пожалуй, господин епископ будет рад обрести родную племянницу, что как две капли похожа на его кузена.

Тонкий бокал с печальным звоном разлетелся хрустальными брызгами. Лицо Фернана позеленело, а баронесса, вытаращив глаза и задыхаясь, попятилась назад и плюхнулась на облезлую козетку. Нинон с наслаждением наблюдала за тем, как с господ мигом слетела вся спесь.

– Этого быть не может. – Пробормотал Фернан. – Девчонка едва дышала, когда я передал ее в твои руки, негодяйка ты эдакая.

– Стало быть, мои руки оказались надежными, – хихикнула повитуха. – Не иначе как Святые взяли невинное дитя под свою опеку.

– Ты лжешь! Вот прощелыга! Пытаешься кормить нас баснями! – Очнувшись, воскликнула баронесса. – Я не удивлюсь, если ты притащишь сюда какую – то колченогую бродяжку и станешь выдавать ее за мою дочь! Тебе никогда не доказать родство.

– Уж об этом доброй сеньоре не стоит беспокоиться, – с ухмылкой проворковала Нинон. – Я точно знаю, что девчонка та самая. К тому же есть два свидетеля, что могут присягнуть на Библии, подтвердив сказанное.

– Ну и где же она? – Просипел Фернан, пытаясь ослабить шелковый бант на шее.

– Ха – ха, вы, право, шутник, господин Робер. С чего это мне даром выдавать тайны, стоящие немало звонких монет? Оплата вперед, я порядком наделала глупостей в жизни, но выгоду упускать не собираюсь.

– Сколько ты хочешь?

– Тысячу экю серебром.

Баронесса побелела, словно покойница. Шевалье, напротив, покраснел от злости так, что казалось, от его лица повалит пар.

– Ты… ты… Ты обезумела, паршивая попрошайка?! Такие деньги за новость о жалкой хромуше?

– Дело ваше, господа, думаю, господин епископ не обидит бедную женщину, что явилась с правдивой историей и под ручку с настоящей наследницей. Ведь такой пустяк – пожертвовать частицей, сохранив целое.

Флоранс беспомощно взглянула на брата. Таких денег в этой пропащей семейке давно не водилось. Шевалье нахмурился и прикусил губу так сильно, что выступила капелька крови.

– Послушай, Нинон, ты слишком огорошила нас известием, давай заключим сделку, ты дашь нам хотя бы день на раздумья. Завтра в это же время приходи сюда и решим все миром. В твоих интересах не болтать о деле, надеюсь, сможем договориться.

– Ладно, я могу подождать до завтра, но не больше, довольно я нажилась в бедности.

Повитуха едва поклонилась господам и, дерзко глядя на них, уже стоя в дверях, произнесла:

– Не пытайтесь расправиться со мной, сеньор Фернан – если я внезапно захвораю или помру, письмо с именами свидетелей и подробным рассказом окажется в аббатстве.

После ее ухода с баронессой сделался настоящий припадок. Казалось, она вовсе сошла с ума. Флоранс визжала, рыдала и бесновалась битых полчаса, пока брат не отвесил ей такую пощечину, что зазвенели дешевые безделушки на каминной полке.

Что толку тратить время на злобные вопли, когда опасность подобралась к самому порогу? Конечно, самое лучшее и надежное решение — пристукнуть наглую повитуху, и дело с концом. А вдруг негодяйка не соврала и действительно заветное письмо существует? И как это Господь уберег жалкую хромоножку, казалось, что девчонка испустит дух с минуты на минуту. Вот досада, это нелюбимое дитя словно нарочно явилось, чтобы портить жизнь родне, так все славно складывалось!

Только к полуночи шевалье внезапно угомонился и, спокойно усевшись возле камина, закурил трубку.

– Прикажи подать ужин, Флоранс, я умираю с голоду.

– Как ты можешь говорить о еде, брат, у меня кусок в горло не лезет. – Осипшим от крика и рыдания голосом промямлила баронесса.

– Как видишь, могу, дорогая. Я все придумал, отчего бы не подкрепиться?

– Придумал? Ты хочешь сказать, что нашел решение?

– Конечно, давай – ка, распорядись, чтобы накрывали стол, после я все тебе расскажу.

По мнению Флоранс, шевалье действительно ловко придумал. Осталось лишь положиться на его пронырливый ум и удачу.

Наутро Стефани приказали явиться к матери для важного разговора. Вот чудеса, что могло приключиться, ведь мадам баронесса сроду не вставала раньше полудня.

– Дитя мое, – томным голосом произнесла Флоранс. – Я хочу сообщить тебе важную новость. Ты же знаешь, как мы все уважаем нашего дорогого дядюшку епископа?

– Ах, Святой Бертан, надеюсь, с ним ничего не случилось? – Испуганно воскликнула девушка.

– Не перебивай меня, Стефани! Твои манеры простолюдинки повергают меня в уныние. Слава Пресвятой Деве, господин Доминик жив и здоров, речь вовсе не о нем. Когда мы с твоим дядюшкой шевалье навещали его, он выразил желание поскорее выдать тебя замуж. Должно быть, наш дорогой кузен опасается не дожить до светлого дня. – Флоранс промокнула платочком сухие глаза. – Словом, детка, твоя свадьба – дело решенное.

– Свадьба? Но… Но я… – Залепетала растерявшаяся Стефани.

– Ох, тебя никто ни о чем не спрашивал! Я всего лишь сообщила тебе решение. Ты выходишь замуж за весьма достойного человека, твоего дядю Фернана. Это удачный брак, любая девушка могла бы позавидовать столь славному выбору. По крайней мере, в семью не войдет человек со стороны.

По лицу Стефани покатились слезы, она бросилась возле постели матери на колени и, умоляюще глядя в пустые холодные глаза баронессы, в отчаянии протянула к ней руки.

– Это невозможно! Я не люблю его, мне страшно от одной только мысли связать свою жизнь с этим человеком! И мое сердце давно принадлежит другому.