Текст книги "Исследование Вечного"

Главное, что можно сказать о различии между животным и человеком, причиной которого является интеллект (слово-мысль), – это иллюзорность этого различия. В то время как животное совершенно довольно и счастливо, пока удовлетворены потребности его физического организма, человеку мышление причиняет беспокойство, несмотря на разумное удовлетворение его физических потребностей. Нисаргадатта Махарадж обычно разрешал посетителю в течение определенного времени выговориться, рассказать о своих обстоятельствах и своей повседневной жизни. Через некоторое время, когда посетитель переходил на тему трудностей, которые привели его к Нисаргадатте Махараджу, тот внезапно прерывал его вопросом: «Кто же этот „я“, с которым все это случилось? Каким он был сто лет назад? Каково будет его положение через сто лет? Хорошенько подумайте об этих вопросах».

Когда мы говорим о человеческом конфликте и несчастье, мы должны прийти к согласию о том, кто именно находится в конфликте и из-за этого несчастен. Ясно, что когда люди говорят «я», это относится к функциональному центру или органу тела, НО В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ИМЕННО «Я-КОНЦЕПЦИЯ» НАХОДИТСЯ В ПРОТИВОРЕЧИИ (в состоянии дуальности) с «другими», которые практически означают все остальные феноменальные проявления, находящиеся с ней в различных степенях дружественности, которая к тому же может меняться при различных обстоятельствах. Интересно и поучительно изучить механизм появления этой «я-концепции». Существование этого объективного функционального элемента или «я-концепции» основано на представлении о некой сущности, отдельной от остальной части проявленных феноменов. Поэтому очевидно, что «я» не может надеяться или претендовать на свое совмещение со всей тотальностью проявления. Само принятие личности как отдельной сущности сразу приводит к дуализму – существованию «другого». Поэтому такой дуализм основан на отвержении полярности или взаимозависимости противостоящих понятий субъекта и объекта. Именно полярность или взаимосвязанность противоположностей составляет гармонию проявленной вселенной, и как только эта полярность отбрасывается и делается выбор в пользу разделения псевдосубъекта и объекта, единственным результатом может быть дисгармония, конфликт и несчастье. Смешно надеяться на гармонию и счастье для фиктивной сущности, которая расценивает остальную часть феноменальности как угрозу ее псевдореальности. Более того, «я-концепция», будучи псевдосубъектом, затем распространяет псевдореальность объектов, которые она считает благоприятными и дружественными, на свою собственную реальность. Этот дружественный круг, конечно, многократно расширяется и сжимается в зависимости от обстоятельств, и все объекты, оставшиеся за его пределами, воспринимаются как угроза, которая вызывает все конфликты и страдания. Именно этот дуализм, создаваемый каждой «я-концепцией» (которая рассматривает себя как «Я-реальность»), и вызывает конфликт, и должно быть очевидно, что пока «я-концепция» считает себя независимым и автономным субъектом в отношении всех других объектов (и поэтому единственной реальностью), в рамках дуализма неизбежно продолжает существовать конфликт и несчастье.

Важно осознать, что, когда «я-концепция» приписывает себе статус субъективной реальности, она лишь считает себя самостоятельной сущностью. Она не заботится об остальной части феноменальных явлений и не имеет никакого агрессивного намерения по отношению к ним; ее волнует лишь защита и неограниченная продолжительность ее собственной «реальности». Когда возникает конфликт, «я-концепция» полагает, что его причиной является «другой», который угрожает ее положению! Она не стремится к победе над соперником, а лишь желает, чтобы «другой» оставил ее в покое и не мешал ее счастью – из-за этого она считает, что «другого» необходимо изгнать навсегда, чтобы он не мог больше угрожать ее безопасности и благополучию. Все, к чему стремится «я-концепция», – это отсутствие врагов, угрожающих ее безопасности. Забавно, что каждая «я-концепция» думает о себе именно как об отдельной, индивидуальной сущности – что синонимично дуализму. Отказ от полярности противоположностей означает разделение, которое вызывает страх перед «другим», и этот страх обнаруживает себя как человеческий конфликт и несчастье.

Таким образом, очевидно, что функциональный элемент в организме, став субъективной реальностью, в целом не заботится о «не-мне» или «другом». Он заботится лишь о продолжительности собственного существования без временных ограничений, отказываясь понять, что, воспринимая себя как субъективную реальность, он создает себе, наряду со своим собственным фиктивным существованием, фиктивного врага, угрозы которого он так боится. Образ, который эта псевдосубъективная сущность невольно создает, является врагом, который продолжает преследовать ее, угрожая ее существованию, ее «реальности». О каком бы конфликте в жизни ни шла речь – о борьбе за предметы первой необходимости, о накоплении богатства или стремлении к славе – в действительности борьба идет за существование в качестве субъективной реальности против враждебных сил распада, атакующих эту реальность и стремящихся отправить ее в небытие. Вся эта борьба бушует в рамках бренности и дуализма, тогда как истинная реальность не имеет никакого отношения к пространству-времени. Однако это находится за пределами понимания фиктивной сущности, являющейся созданием интеллекта в структуре пространства-времени. Реальность, воспринимаемая «я-концепцией», – не более чем вера личности в себя как абсолют посреди бренного мира, что само по себе является полным недоразумением. Чем больше эта «я-концепция» пытается защитить себя от уничтожения, тем больше она увеличивает бремя связанности, и тем дальше она удаляется от Реальности. Понимание этого факта проясняет, что каждая «я-концепция» – каждый человек – считает всех «других» (исключая лиц, находящихся в пределах «дружественного круга», существующего на данный момент) потенциальными разрушителями его временной безопасности, которая является его реальностью, и поэтому все наши эмоциональные отношения – не более чем одно большое недоразумение, основанное на непонимании полярности или взаимосвязанности всех противоположностей. Мы – враги самим себе.

Реальностью может быть только единство, которому сама идея разделения неизвестна. «Я-концепция», порожденная дуализмом (а не просто двойственностью, которая является необходимой предпосылкой для феноменальных проявлений), безнадежно раскалывает это единство Реальности. Это и побудило Сартра и его сторонников говорить, что «ад – это другие». Все люди – «я» и «другие» – лишь феноменальные явления в сознании, все они – объекты одной абсолютной субъективности. Независимо от того, во что верит «я-концепция», истина в том, что псевдосубъект – это лишь феноменальный объект, и отождествление с ним как с отдельной сущностью вызывает конфликт, в основе которого лежат страх и надежда, влекущие за собой различные эмоциональные проявления. Даже после победы над «врагом» страх перед будущим никогда не отступает, хотя он может быть замаскирован под гнев, разочарование или бунт. Человек постоянно боится, что однажды достигнутое счастье не может длиться долго, и надеется на постоянную, неизменную радость. Он не понимает, что постоянное изменение – это сущность феноменальных проявлений, и что, пока он думает, говорит и действует как отдельная сущность, его постоянно будут раздирать противоречия бренного мира. Страх перед неблагополучием и надежда на помощь высшей силы в борьбе против врага приводят человека к понятию сверхъестественного. Как бы он ни назывался и какая бы природа ему ни приписывалась, считается, что этот сверхчеловеческий элемент обладает полной властью и контролем над всеми судьбами. Не важно, дают ли этому элементу какое-либо название или предполагают у него какую-либо форму – главное в том, что его рассматривают как потустороннюю силу, способную одержать победу над любым количеством врагов или контролирующую такой неуловимый фактор, как шанс или удача. В своей вере в такую сверхсилу человек забывает, что она – лишь концепция в его уме, объективация, порождение его психической деятельности. Фактически он забывает, что концепцией является и «я-концепция», которая ищет безопасности и создает в помощь себе концепцию сверхъестественной силы. Именно это имел в виду Учитель дзен, когда сказал: «Если ты встретишь Будду на пути, убей его немедленно» и: «Если ты видишь Будду на своем пути, не останавливайся, а перейди туда, где ты не будешь видеть его».

Ответ на проблему конфликта и несчастья лежит в самой этой проблеме. Ее причиной является мнимое разделение между человеком и остальной частью проявлений, между человеком и человеком; разделение вызывается концептуализацией, в основе которой лежат дуализм и «я-концепция». Как говорил Нисаргадатта Махарадж, ответ в том, чтобы распознать причину и оставить это. Если кислотность желудка вызвана потреблением определенной пищи, очевидное решение состоит в том, чтобы прекратить употреблять в пищу этот продукт. В случае человеческого конфликта может возникнуть вопрос: как можно отбросить разделение на субъект и объект, наблюдателя и наблюдаемый объект, если двойственность лежит в самой основе феноменальных проявлений? Ответ заключается в том, что двойственность реально присутствует в природе и полностью отлична от дуализма, в котором человек идентифицирует себя с функционирующим элементом тела в качестве отдельной независимой сущности и таким образом отделяет себя от остальной части феноменальности. Суть дела в том, что ноуменальность и феноменальность, недвойственность и двойственность действительно неотделимы друг от друга. Они отдельны только тогда, когда воспринимаются таковыми, но, не будучи воспринятыми в Реальности, они не могут быть неразрывно объединены. Почему? Потому что феноменальность – лишь ноуменальность, протяженная в пространстве и времени как объективное выражение субъективного ноумена, необходимое для того, чтобы явления могли быть восприняты; объекты же наделены чувствительностью, что дает им возможность воспринимать друг друга. Другими словами, пространственно-временная двойственность наблюдателя и наблюдаемого объекта является лишь средой, орудием, обеспечивающим восприятие. Существенный пункт в этом анализе заключается в том, что наблюдатель и наблюдаемый объект (которые являются взаимозаменяемыми) оба представляют собой объекты, ни один из которых не обладает автономным, независимым существованием.

Ноумен и феномены, непроявленное и проявленное можно назвать первоначальными взаимосвязанными и полярными противоположностями: ноумен включает в себя совокупный потенциал, а феномены – совокупность проявленных и чувственно воспринимаемых явлений. Они включают друг друга и не являются противоположностями, кроме как во взаимосвязи; они представляют собой противоположные аспекты того, что осталось бы от воспринимаемых явлений в их взаимном отрицании: то, что было до процесса восприятия или до возникновения сознания, осознания присутствия «Я ЕСТЬ», – чистую субъективность. Как говорил Нисаргадатта Махарадж, ясное понимание этого единства между двойственностью явлений и недвойственностью ноумена является освобождением, которого жаждет человек. Поляризованная двойственность – среда, которая необходима для проекции феноменального проявления субъективного ноумена, эксплицитная двойственность, выражающая имплицитное единство. Она – нечто совершенно отличное от дуализма, который является причиной разделения между человеком и человеком, приводящего к конфликту и несчастью. Отметим еще раз, что работа дуализма вызывает разделение. Напротив, работа двойственности – взаимосвязи противоположностей – не только вызывает проявление объективных явлений, но и фактически поддерживает совокупность проявлений в равновесии.

Именно принцип двойственности позволяет представить вселенную как органичное и взаимосвязанное целое, словно многомерную сеть из драгоценных камней, каждый из которых отражает все другие до бесконечности – образ, с которым в целом согласна и современная физика. Согласно этому органическому представлению, во всех событиях и явлениях мира есть взаимная взаимозависимость и глубокое взаимопроникновение, и каждое явление подразумевает всю вселенную; каждая точка – каждое разумное существо – может считаться центром вселенной: «сорви одну травинку, и она повлечет за собой все миры». Не может быть никакой вещи или события отдельно от других вещей и других событий, и это то, что наука называет «полем». Наблюдатель и наблюдаемый объект – не независимы и не противопоставлены, но тесно связаны друг с другом отношениями наблюдения.

Ясное понимание различия между двойственностью и дуализмом приводит к уменьшению ощущения беспокойства и конфликта и дает полноту жизни, которая никогда не существовала прежде, потому что такое осознание приносит с собой понимание, что совершенно бесполезно ожидать только части того, что означает проживание жизни, ибо в любом случае у человека на самом деле нет никакой воли, потому что он – лишь неотъемлемая часть жизни. И даже если бы у человека действительно была полная свобода воли, то он нашел бы жизнь, состоящую из непрерывного счастья без страха и надежды, невыносимо скучной без борьбы, которая привносит в жизнь азарт!

В дуализме такие противоположности, как положительное и отрицательное, жизнь и смерть, свет и тьма, добро и зло, находятся в состоянии войны друг с другом. В контексте метафизической двойственности это столь же невероятно, как электрический ток без положительного и отрицательного полюса. Дуализм означает поиск счастья без несчастья, стремление к триумфу без поражений и к добру – без того, что считается злом. Короче говоря, поиск здоровья, богатства и счастья при абсолютном исключении болезней, бедности и страданий. Принцип поляризованной двойственности, с другой стороны, означает добровольное принятие взаимосвязанных противоположностей как основы вселенной и жизни. Жизнь в этом случае становится искусством поддержания баланса двух взаимосвязанных противоположностей. Как сказал Лао-цзы, «зная мужское и сохраняя женское, становишься всеобщим потоком; становясь всеобщим потоком, не отделяешься от вечной добродетели». «Мужское» и «женское» относятся здесь, конечно, не к полу, а к доминантным характеристикам мужского и женского. Взаимосвязанные противоположности, иными словами, напоминают противоположные, но нераздельные стороны, подобные полюсам магнита или пульсирующим колебаниям вибраций. Здесь уместно привести еще одну цитату из Лао-цзы:

Когда все знают, что прекрасное прекрасно, то уже существует уродство;

Когда все знают, что добро – это добро, то уже существует зло.

«Быть» и «не быть» появляются вместе; вместе являются трудность и легкость;

Длинное и короткое взаимно противопоставляются;

Высокое и низкое взаимно определяются;

«Прежде» и «после» находятся во взаимной последовательности.

В то время как в дуалистическом разделении осуществление воли и личного усилия превращает жизнь в одну безумную беспокойную гонку, истинное понимание поляризованной природы двойственности приносит в нашу жизнь безмятежность цикличности. Это иллюстрирует даосская притча о земледельце, у которого пропала лошадь. Когда соседи собрались вечером, чтобы утешить его – ведь это такое несчастье, – земледелец сказал: «может быть». На следующий день лошадь возвратилась и привела с собой полдюжины диких лошадей, но когда соседи снова собрались, чтобы поздравить его – ведь это такая удача, – земледелец снова сказал: «может быть». На третий день его сын сломал ногу, пытаясь оседлать одну из диких лошадей. На выражения сочувствия соседей – ведь это такое несчастье – земледелец сказал: «может быть». На следующий день в деревню прибыли чиновники, чтобы набрать молодых людей в войско, но сына земледельца оставили в деревне из-за его сломанной ноги. И снова к земледельцу вечером пришли соседи, обсуждая, насколько удачно все закончилось. Земледелец на это опять ответил: «может быть». Согласно принципу поляризованной двойственности противоположностей, жизнь есть непрерывный цикл благоприятных и неблагоприятных событий, исключающий монотонность и делающий жизнь удивительным приключением. Более того, сама природа обеспечила нашим психосоматическим системам чередование состояний сна и бодрствования, забывания и вспоминания.

Ссылка библейской книги Бытия на изгнание из рая Адама и Евы за «познание добра и зла», несомненно, означает, что их падение произошло из-за различения между «добром и злом», «полезным и бесполезным», «приемлемым и недопустимым» вследствие заботы о выгоде и стремления избежать невыгоды в окружающем мире. Другими словами, человек сам приносит себе несчастье своей одержимостью безопасностью и выживанием. С другой стороны, понимающее приятие поляризованной двойственности, на которой базируются жизнь и природа, означало бы единство с вселенной, позволяющее прожить жизнь с безмятежностью, которая сама по себе увеличивала бы безопасность и шансы выживания именно благодаря отсутствию беспокойства, которое ограничивает свободу действий. В отсутствие беспокойства о выживании и успехе, которое подавляет нас, появляется безмятежная уверенность, увеличивающая физическую и умственную силу. В действительности это означает, что человеческий конфликт и несчастье основаны на двух взаимосвязанных ложных представлениях: первое – что человек является чем-то отдельным и отличным от остального проявленного мира, и второе – что в функционировании проявленного мира у него есть независимость и свобода в определении результатов действий и хода событий. Однако то, чем мы на самом деле являемся, не является объективной вещью, которая может переживать какой-либо опыт, будь то положительный опыт счастья или отрицательный опыт страдания и несчастья. Как говорил Нисаргадатта Махарадж, так происходит только вследствие нашего мышления, поскольку то, что мы есть, – это сознание, чувство присутствия – присутствие присутствия, когда сознание есть, и присутствие отсутствия, когда сознание латентно, например, в глубоком сне или под воздействием седативного препарата. То, что мы есть, феноменально представляет собой функционирование – зрение, слух и т. д., – а не воображаемые нами «я», которые видят, слышат и т. д. Другими словами, нет такой сущности, как индивид, который бы осуществлял свободу воли или претерпевал бы превратности судьбы. Функционирование – слух, зрение и т. д. – осуществляется или, точнее, происходит, посредством психосоматического механизма, и поэтому должно быть очевидно, что на самом деле не «мы» живем «наши» жизни, но жизнь происходит через различные психосоматические механизмы.

Когда человек полагает, что он думает и действует, такое мышление и действие имеют место вследствие раздвоения ума, две части которого различают между, казалось бы, непримиримыми противоположностями добра и зла (вместо взаимосвязанных противоположностей, которые исчезают при их взаимном наложении), и такое мышление и действие не являются ни естественными, ни спонтанными, ни не-волевыми. Истинная природа человека, сознание, не может быть разделена («Как меч, который рассекает, но не может рассечь сам себя, как глаз, который видит, но не может увидеть себя»). Она ноуменальна и субъективна. Иллюзия раскола возникает, потому что думающий ум исходит из дуализма субъекта и объекта, желая быть не только собой, но также и своим представлением о себе. Единственный способ остановить эту иллюзию правильного и неправильного, счастья и страдания, связанности и освобождения и т. д., заключается в том, что ум должен прекратить действовать сам по себе (по словам Махараджа, «сидеть недвижимо, не делая ничего»), позволить событиям случаться естественно и спонтанно, просто свидетельствуя происходящее.

В спонтанном и естественном действии присутствует один особенный тонкий аспект: любое усилие быть спонтанным сразу лишает действие спонтанности. Более того, любое усилие не пытаться быть спонтанным приводит к еще худшему результату: «Ты не можешь обрести его, думая о нем; ты не можешь искать его, не думая о нем»!

Именно по этой причине Нисаргадатта Махарадж говорил, что необходимо лишь ясное понимание основ феноменальных проявлений, идентичности ноуменального единства и феноменальной двойственности и твердая убежденность в них. Он заверял своих посетителей, что после этого все необходимые действия будут естественными и самопроизвольными, они будут чистыми, не искаженными мышлением разделенного ума. Это так, ибо ясное понимание принципов приведет к осознанию, что не может существовать никакая независимая отдельная сущность с мнимой волей и выбором, и поэтому, в отсутствие отождествления с какой-либо фиктивной сущностью, все действия, выполняемые через психосоматический аппарат, должны обязательно стать неволевыми, естественными и самопроизвольными. Само собой разумеется, что такое действие, безотносительно к результатам и последствиям, не будет нести с собой чувства вины или ответственности.

Довольно забавно, что каждый человек жаждет уверенности и безопасности для себя как неотъемлемых компонентов счастья, но не имеет при этом четкого представления о том, кто такой этот он «сам». Этот он «сам» (или эта «самость») является в действительности отождествлением самого ума и его представления о самом себе – образа, который, по сути, представляет собой лишь выдержку из воспоминаний о событиях прошлого. Действительно, именно эта подвергнутая цензуре и отредактированная выдержка и считается личностью. Ее больше волнует прошлое, чем настоящее, а будущее счастье, которого она желает, связано с уверенностью и безопасностью, которые основаны на опыте прошлого. Можно привести пример человека, осуществляющего финансовые и социальные инвестиции после определенных калькуляций, основанных на опыте прошлого и суждениях о возможном будущем, составленных на основании общепринятых норм. Однако часто бывает, что, несмотря на все расчеты, прошлый опыт и прогнозы на будущее, такие инвестиции приводят к чудовищной неудаче, в то время как другой человек, конечно, не игнорирующий опыт, но в то же время прислушивающийся к своему «чутью», преуспевает.

Нисаргадатта Махарадж придавал большое значение интуиции и спонтанности. В реальной жизни человек придает слишком большое значение стереотипам прошлого, сознательному мышлению, коммуникации с помощью линейных знаков и математических символов, и совершенно недостаточное – интуитивному «чутью»; значительно больше доверяет центральному зрению, чем периферийному, и аналитическим данным, чем внутреннему чувству. Абсолютно необходимо осознать, что речь ни в коей мере не идет о взаимном отрицании – лишь о взаимном дополнении этих аспектов. Чаще всего обусловленность стереотипами настолько сильна, что душит спонтанность, и это, к сожалению, можно отчетливо наблюдать в воспитании: акцент на абстрактном, линейном мышлении в сочетании с социальными условностями зачастую в такой степени подавляет врожденную спонтанность самовыражения, что это может навредить ребенку. Необходима не капитуляция перед неразумными влечениями и капризами, а рациональное признание разумности, не основанной на чересчур упорядоченной работе ума и интеллекта – разумности, работу которой можно ясно наблюдать в движении нашего тела и нашем дыхании. Как было однажды сказано, «человек боится забыть о своем уме в страхе провалиться в пустоту, в которой не за что зацепиться». Человек боится полагаться на спонтанное функционирование, которое присуще ему от природы, но блокируется ограничениями. Эти ограничения налагаются на это естественное функционирование, когда человек пытается понять его обычными методами:

«Многоножка была счастлива, пока жаба не спросила ее: «Скажи-ка, какая нога у тебя идет за какой?» Многоножка задумалась, да так глубоко, что так и осталась лежать в канаве, думая, в каком порядке она переставляет ноги».

Идентификация ума – раздвоенного ума – с его собственным образом самого себя приводит к своего рода параличу, поскольку он никогда не уверен, что ему следует делать, а чего не следует в каждый момент времени, потому что образ, основанный на выдержке из прошлых событий, пытается вообразить себя в ожидаемом действии. Другими словами, постоянное размышление и объективирование будущего на основе прошлого приводит к бесконечному противоречию, конфликту и напряжению. Единственный ответ на это – осознание того, что сознательный интеллектуальный процесс, эго, является порождением раздвоенного ума. Только когда ум предоставлен самому себе и может функционировать естественно, со спонтанностью и непосредственностью неразделенного ума, человек может наблюдать его работу, результатом которой является совершенно особая, неопределимая эффективность и сила, которую китайская даосская философия называет «дэ» и которую можно лишь неточно описать как естественную и непосредственную виртуозность. Такое состояние ума, в котором его функционирование является «неактивным», называют «не-умом» или «постящимся» умом. Это состояние ни в коем случае не является состоянием пустоты и отсутствия разума – напротив, оно – ее прямая противоположность, поскольку придает уму, свободному от непрошенных мыслей или объективирования, необыкновенную живость. Это состояние приходит, когда разделенный ум прекращает попытки решить неразрешимую задачу самоконтроля сверх определенного предела. Он «сдается» в том смысле, что к нему приходит осознание тщетности этой бесконечной работы – дуализма мысли и действия. И тогда ум позволяет состоянию «не-ума» прийти и установиться. Другими словами, раздвоенный ум прекращает действовать и одновременно думать о действии.

Этот вид блокирования также имеет место при дуализме действия и чувства, когда, например, человек не столько чувствует себя счастливым, наслаждаясь музыкой, пищей или чем-либо еще, сколько желает чувствовать себя чувствующим определенное чувство! Именно по этой причине в «Йога-Васиштхе» говорится, что джняни не только наслаждается тем, что встречается на его пути, но и является «сверх-наслаждающимся» (махабхоги) – джняни уделяет все свое внимание тому, что он делает в данный момент, без отвлекающих мыслей и сравнения с предыдущим опытом или будущими ожиданиями.

Истинное значение не-деяния в состоянии не-ума обычно ускользает от верного понимания. В обществе, где ожидается и одобряется жесткая конкуренция в стремлении к определенной цели, оно воспринимается как праздность. Но люди при этом забывают, что такое мышление и такие действия дуалистичны, и даже очевидному успеху, «достигнутому» таким образом, присуще такое глубокое чувство вины, что очень скоро он начинает казаться пустым и преходящим, и тогда раздвоенный ум рвется на поиски еще более крупного и впечатляющего успеха, достигая в конечном счете лишь разочарования и ощущения, что жизнь потрачена впустую. Этот принцип лежит в основе восточных понятий о духкхе и о мире, являющемся анитьей (не просто «непостоянным», но, что более важно, «иллюзорным» в том смысле, что на самом деле мирской успех нельзя удержать и сохранить). Действительно, только при полном понимании значения понятий или учений о духкхе и анитье ум прекращает преследовать сам себя, достигает своей первоначальной чистоты и становится тем, что называется «нерожденным» или «цельным» умом, и из этого следует (не преднамеренно, а спонтанно) действие, которое в действительности является «не-деянием».

Нисаргадатта Махарадж постоянно подчеркивал это, когда говорил о спонтанных действиях. Проницательный посетитель, бывало, задавал ему вопрос: «Поскольку я полностью убежден в неизбежной ограниченности разделенного ума (или раздвоенного ума, действующего в условиях дуализма мысли и действия), я не смогу препятствовать появлению дуалистических мыслей – как же возможна здоровая работа неразделенного ума?». Махарадж сразу вознаграждал такого посетителя теплой, сияющей улыбкой, одобряющей и постановку вопроса, и проницательность собеседника. Объяснение Махараджа состояло в том, что хотя мысли – и даже желания – возникают в уме не только обычного человека, но и в уме джняни (ибо такова природа ума), есть одно существенное различие. В то время как обычный человек вовлекается в такие мысли или желания (в своем стремлении удержать или отвергнуть их), джняни не концентрируется на них – он игнорирует их. Важно здесь, конечно, то, что любая попытка помешать возникновению мыслей (не говоря уже о том, что такие усилия тщетны) делит ум на часть, препятствующую мыслям, и на часть, которой она препятствует, и это создает конфликт. Мысли возникают из-за продолжающейся обусловленности и мнемонических впечатлений, которые таким образом создаются. Попытка стереть их сознательно и преднамеренно похожа на попытку «смыть кровь кровью». Мысли возникают, но, лишенные субстанции, столь же быстро исчезают, если их не принимать как реальность и не следовать им. Если мысли оставить в покое и не пытаться удержать их или отказаться от них, они исчезают сами собой, не причиняя никакого вреда. Ум невозможно использовать для того, чтобы контролировать ум. Любое конкретное усилие контролировать ум или «избавиться» от «я», только усиливает эго. Другими словами, спонтанность и намерение (или цель) противоречат друг другу: «Вы не можете обрести это, думая о нем – но вы не можете искать это, не думая о нем». Эта ситуация полностью повторяет классическую притчу о лекарстве, которое можно принимать, только не думая об обезьяне – это условие само по себе становится мнемоническим отпечатком обезьяны, который немедленно возвращается всякий раз перед принятием лекарства. Сама мысль о спонтанном действии делает его не-спонтанным. Это своего рода взаимоисключающие требования, с которыми человек сталкивается почти каждый раз, когда он думает и действует как отдельная сущность.

Именно поэтому Нисаргадатта Махарадж постоянно призывал не думать в терминах «того, что мне следует делать». Его ответ на такие вопросы был неизменен: «Ничего – пусть понимание превратится сначала в глубокое убеждение, а затем в апперцепцию (восприятие без «воспринимающего»), и, независимо от того, к какому действию это приведет, это действие будет непосредственным, естественным ноуменальным действием, потому что в нем не будет заинтересована никакая отдельная сущность». Признаком или симптомом такой апперцепции будет чувство не разочарования (ибо только эго-сущность может ощущать разочарование), но полной свободы. Как говорил Учитель дзен: тебе не останется ничего, кроме как вдоволь посмеяться. Известно, что такое чувство полного облегчения и радости до такой степени разрушало разделение между Учителем и учеником, что они иногда доходили до того, что катались по земле от неконтролируемого смеха, беспричинного веселья и радости.