Текст книги "Исследование Вечного"

Фатализм? Возможно. Но, наверное, все замечали, что человек, активный и неугомонный по своей природе, и человек, который по характеру флегматичен и ленив, ведут себя в соответствии со своим врожденным характером и возможностями, независимо от «отношения» и любых других соображений. Нисаргадатта Махарадж иногда задавал такой вопрос: «Сколько сотен и тысяч религиозных и общественных реформаторов пришло и ушло за всю обозримую историю человечества? И разве человеческая природа, человеческое поведение или социальные условия претерпели хотя бы одно существенное улучшение за весь этот долгий период?» Когда у Раманы Махарши спросили, правда ли, что у человека нет абсолютно никакой свободы воли, он, по словам присутствовавших, ответил, что у него есть свобода воли исследовать свою истинную природу путем самовопрошания. И это исследование непременно откроет тот факт, что индивидуальное «я» есть эго – всего лишь представление, которое само по себе является связанностью, и что освобождение – не что иное, как освобождение от представления о связанности. Другими словами, проблема реинкарнации касается только условного индивидуального «я», и, следовательно, пока этот вопрос тревожит вас и имеет для вас значение, никакого пробуждения от жизни-сновидения не может быть!

И что же представляет собой это пробуждение? Это пробуждение – одновременное и внезапное осознание следующего:

а) всё, что есть в феноменальных проявлениях – жизнь-сновидение, в котором отдельные люди – это персонажи;

б) жизнь-сновидение представляет собой объективное выражение ОДНОГО субъекта-сновидящего – движения в сознании, которое в положенный срок сольется с сознанием, подобно волнам, которые одна за другой поднимаются из моря и возвращаются в него.

в) индивид как таковой не обладает отдельным существованием, будучи лишь персонажем пьесы-сновидения, через психосоматический аппарат которого ОДИН субъект-сновидящий свидетельствует пьесу-сновидение;

г) и наконец, субъект-сновидящий – ноуменальный Абсолют – одновременно трансцендентен и имманентен феноменальным проявлениям, включая индивида.

7. Феномен страха

Основа любого страха – отождествление с определенной сущностью, с телом как чем-то отдельным, индивидуальным, наделенным автономией и независимостью, свободой воли и выбора. Страх, желание и все остальные формы аффективности – лишь проявления псевдосущности, которая создаёт псевдосвязанность, и именно эту псевдосущность, а не проявления этой псевдосущности, необходимо устранить.

Страх вызывается «другим», поскольку это «другое» всегда противопоставляется нашему «я». По этой причине двойственность является основой любого страха. Не может быть представления о «другом», если нет представления о «я». Откуда возникает двойственность? Это механизм феноменальных проявлений вселенной. Ноуменально мы представляем собой сознание-в-покое, неразделенный ум в целостности. Когда сознание приходит в движение, целостный ум разделяется на два элемента – субъект, воспринимающий и узнающий, и объект, который воспринимается и узнаётся. Эта двойственность является самой основой объективизации субъективного ноумена. В результате такой объективизации всё является объектами, и, следовательно, когда один объект воспринимает и узнаёт другой, первый объект принимает субъективность и считает эту субъективную функцию отдельной сущностью, «я», а воспринимаемый объект – «другим», хотя в действительности оба – и узнающий, и узнаваемое – существуют только в уме, в котором происходит процесс объективизации. Оба они могут существовать только относительно друг друга (как взаимозависимые противоположности), не имея никакой возможности существовать независимо и автономно.

Нисаргадатта Махарадж часто указывал на одну важную особенность этого процесса объективизации, раздвоения: итогом этого процесса является превращение в сущность, в результате чего возникает различение и, как следствие, страх, несчастье и связанность. Каждый объект становится сущностью по отношению ко всем другим объектам, и, будучи сущностью, он сравнивает их, судит о них и проводит различия между ними в соответствии с мнимыми противоположностями, такими как «хорошо» и «плохо», «желательно» и «нежелательно». Такие сравнения и суждения, разумеется, основаны на личных стандартах и критериях, которые могут варьироваться в большом диапазоне в зависимости от обстоятельств.

Всегда следует помнить, что то, чем мы являемся – это субъективная ноуменальность, но отождествление с одной отдельной сущностью как противопоставление другим порождает представление о СТРАХЕ, которое делает нас несчастными. Как говорится в Упанишадах, «страх существует везде, где есть „другой“». Иными словами, страх – это проявление отношений между «мной» и «другим», и его основой является агрессия. На самом деле страх и агрессия взаимосвязаны, и одно является причиной другого, а основой их обоих является потребность в удовлетворении или вознаграждении. Это вполне можно понять в случае базовой потребности – например, еды для утоления голода, – но мы переходим на совершенно другой уровень, когда ищем удовлетворения не базовой потребности, а жадности, когда пытаемся утолить жажду власти или высокого общественного положения. И снова, если страх основан на вероятности опасности или прямой угрозе, такой страх исчезает, когда исчезает опасность. Очень часто можно увидеть, как маленький ребенок сжимает в своем крошечном кулачке кусок маминой одежды – из инстинктивного физиологического страха, что его уронят, но как только ребенка опускают на пол или на надежную кровать, он разжимает кулачок, потому что опасность миновала. Страх примитивного человека точно так же основан на инстинктивном чувстве опасности и исчезает вместе с опасностью, в то время как современный человек почти все время находится в напряжении просто по привычке, потому что он в основном испытывает агрессию по отношению к «другому», которого он рассматривает как угрозу всему, что он ожидает и пытается добиться для «себя». Помимо страха физического повреждения, страх для современного человека – включая страх смерти – основан на «становлении» себя как отдельного индивидуума, а чувство агрессии по отношению к другим – на восприятии их как угрозы собственным надеждам и амбициям. Современный человек на самом деле настолько привык к состоянию постоянного беспокойства и страха, что стал по-настоящему зависимым от психологического страха: то, что в действительности является лишь физиологической реакцией на любую надвигающуюся опасность (такая реакция наблюдается почти у всех животных) превратилось в такое хроническое состояние, что современный человек удивляется, когда в определенные моменты обнаруживает, что он расслаблен и не испытывает этого удушающего чувства страха, который стал его второй натурой. Наше естественное состояние как неотъемлемой части Тотальности – состояние расслабленности. И лишь отделение себя от этой Тотальности приводит к агрессивности, напряжению и страху. И наоборот – когда вы вверяете себя этой Тотальности (вверяете себя не вынужденно, под влиянием горечи и разочарования, а мягко и осознанно, благодаря пониманию своей истинной природы – того, чем мы являемся по отношению к Тотальности), это уничтожает живущий в нас неестественный страх и напряжение.

Самый простой способ избавиться от феномена страха – это понять, чем мы являемся по отношению к проявлениям вселенной как целого. Безусловно, как говорил Махарадж, понимание – это всё. Говоря в метафизическом ключе, всё, что существует – это видимое проявление того, что было непроявленным. Чувствующие существа являются тем, чем являются феноменальные проявления. То, что не проявлено, абсолютно субъективно и не имеет никаких объективных качеств. Одну важную вещь люди склонны забывать: что проявленная вселенная – лишь видимость, которая возникает в сознании, и что одновременно с ее возникновением в ней также возникают чувствующие существа (включая людей). Возникновение видимой вселенной не происходит независимо от людей, но также нельзя сказать, что вселенная возникает из-за людей. И вселенная, и человеческие существа в ней возникают вместе, самопроизвольно и одновременно, как в сновидении. Человек является феноменом в той же степени, что и любое другое феноменальное явление во вселенной, но восприимчивость у человека – как и у любого другого чувствующего существа – восприимчивость, позволяющая ему воспринимать, узнавать и интерпретировать то, что явлено как вселенная (и всё в ней, включая всех остальных разумных существ) представляет собой само сознание, в котором появилась вселенная. Другими словами, только сознание (как сновидец) воспринимает и узнаёт вселенную, которая возникла как проявление внутри сознания. Нет ничего, кроме сознания: возникновение проявленной вселенной и всего в ней является статическим аспектом сознания, в то время как восприимчивость (посредством которой воспринимаются и узнаются явления через органы чувств, которыми обладает физическое тело) является динамическим аспектом сознания; она не имеет никакого отношения к возникновению проявлений. Сновидец видит сон, в то время как персонажи сновидения не имеют никакого отношения к сотворению сновидения и всего, что в нем содержится. Точно так же человеческие существа, подобно персонажам сновидения, обеспечивают лишь функциональную составляющую проявленной вселенной, но не обладают независимостью или автономностью – они не сами живут свою жизнь, а «их живут».

Если вы хорошо понимаете природу вселенной и человеческих существ, живущих в ней, вам должно быть ясно, что отдельное человеческое существо по сути является лишь феноменальной видимостью, которую «проживают» в этом сновидческом проявлении. И это состояние полностью исключает представление о какой бы то ни было свободе воли, при помощи которой он мог бы решать, чего он хочет, а потом прилагать усилия к достижению своей цели. Иными словами, свобода воли, выбор, независимые решения и действия и т. д. никогда не могут быть значимыми факторами в феноменальной жизни. На самом деле то, что представляет из себя каждый человек – это Сновидец, который спит и может лишь свидетельствовать сон и всё, что в нем происходит, но не может принять активного участия в сновидении, не может повлиять на поведение любого персонажа сновидения включая себя самого — тот, кто видит сон, реален, а снящийся персонаж – лишь иллюзия, как и весь сон. Как может снящийся персонаж надеяться на иную роль, нежели та, которая ему предназначена? Когда человек ясно осознаёт это, такое осознание вновь соединяет то, что было разъединено в момент отождествления с отдельной сущностью, и чувство подавленности и страха, вызванные этой разделенностью и агрессией, сменяются ощущением свободы, единства, ЛЮБВИ. Такая любовь может быть только результатом глубокого понимания, а не команды «возлюби ближнего своего» (на которую сразу же хочется ответить вопросом «за что?») Другими словами, наша жизнь становится расслабленной, не требующей усилий, не требующей приложения волеизъявления – и в результате этого она становится гораздо более эффективной и осмысленной. Она также становится гораздо более здоровой – благодаря тому, что исчезает напряжение и страх, которые раньше высасывали нашу энергию в опустошающей погоне за воображаемыми целями и извращенными ценностями, касающимися общественного положения, авторитета и власти. Ясное осознание собственной истинной природы, несомненно, делает очевидным для нас естественную значимость изначально присущей нам привилегии анонимности, как результат разотождествления с отдельной сущностью, находящейся в бессмысленной погоне за иллюзорным статусом и имеющей агрессивные намерения, основанные на страхе. Такая естественная жизнь – не требующая усилий ввиду отсутствия иллюзорного эго, которое могло бы принять на себя роль «делателя», – в действительности приводит не к ленивому и праздному существованию, но к поразительно эффективной жизни, поскольку отсутствие эго делает ум открытым и восприимчивым к непосредственным и интуитивным подсказкам, а они действуют гораздо эффективнее, чем ограниченный интеллект. Все известные ученые, художники, музыканты, писатели признавались, что их лучшие работы явились результатом спонтанного и интуитивного вдохновения – эго может лишь отвергать и ограничивать, но не открываться настежь. Однако следовало бы отметить (с некоторой иронией), что это признание само по себе является признанием эго! В определенные моменты, когда ум открыт и восприимчив, эго отсутствует, и человек отождествляется с «не-бытием», поскольку в такие моменты псевдосубъективность индивида уничтожается вместе с его объектом; то, что знается в такие моменты – это чистое знание, поскольку отсутствует тройственность знающий – знаемое – процесс знания. И лишь позже эго снова возвращается и индивид осознаёт, что случившееся было «необыкновенным». Великий Эйнштейн признался, что суть его теории относительности явилась к нему не из его интеллекта, а откуда-то извне, внезапно и спонтанно – из ниоткуда. В этой связи можно только признать тот факт, что, согласно плану Тотальности, теория относительности, а также вся совокупность научных открытий физики субатомных частиц, основанных на этой теории, должны были появиться именно в тот момент, когда они появились.

Изучив анатомию страха, мы сможем более четко понять феномен страха так такового. Оба взаимосвязанных проявления – агрессивность и страх – берут свое начало из желаний; потребность в удовлетворении желания вызывает агрессию, а страх возникает из-за вероятности того, что удовлетворение не будет достигнуто. Если убрать желание, не будет ни агрессии при достижении желаемого, ни страха поражения. Физиологические аспекты феномена страха довольно просты. Он сродни инстинкту самосохранения – здесь страх полезен как реакция, позволяющая избежать гибели или подготовиться к нападению врага. Но такой страх очень сильно отличается от психологического страха или беспокойства о том, что мы не получим нечто желательное для нас, или о том, что нам навяжут нечто нежелательное. Такой страх скоро становится привычкой, которая постоянно впрыскивает яд в биологическую систему и с течением времени разрушает механизмы психосоматического аппарата (нашего тела). Это негативно сказывается на функционировании этого аппарата, который, в свою очередь, начинает бояться еще сильнее, и соответственно усиливается негативное влияние страха на организм. Этот порочный круг разрывается, как только мы осознаём, что психологический страх является лишь аспектом аффективности (которой подвержено лишь условное эго). Такое осознание приводит к разотождествлению с эго. Приходит ощущение пустоты или вакуума, чувство, что вы сбросили с себя бремя беспокойства, высвобождается огромное количество энергии, которая раньше тратилась впустую, и наша эффективность в повседневной жизни возрастает настолько, что мы не узнаём сами себя – ведь гораздо легче «оседлать» волну и плыть на ней, чем бороться с течением.

Разотождествление с эго – отдельной сущностью, которой ошибочно приписывают независимое существование, – автоматически означает отождествление с тотальностью проявлений и ее функционированием. Это приводит к тому, что Лао-цзы называл тремя драгоценностями: первая – «любовь», которая уничтожает страх: любовь и страх не могут существовать вместе; второе – «не ожидать многого», поскольку, не ожидая слишком много и, следовательно, не прикладывая слишком много усилий, человек сохраняет энергию; и третья драгоценность – «не смею стать впереди Поднебесной»: избегая соперничества и притязаний, вы не станете жертвой отчуждения и чужой зависти и будете жить без страха, безмятежно и всегда в равновесии, неуязвимые для бурных чувств. Соперничество, борьба, жадность – всё это основано на желаниях и их удовлетворении. И ирония в том, что это утоление желаний – не окончательное удовлетворение, не насыщение. Удовлетворение одного желания или комплекса желаний влечет за собой другие желания. По словам Махараджа, овладевать значит нуждаться (нужда создается другими желаниями). Разумеется, необходимо отличать желания от нужд или потребностей. Удовлетворение изощренного аппетита самой изысканной едой не может сравниться с утолением настоящего голода самой простой пищей. В этом смысле быть умеренным в желаниях означает владеть секретом истинной удовлетворенности и умиротворенности.

Следовательно, при окончательном анализе становится ясно, что страх, желание, аффективность – лишь проявления псевдосущности; должна быть уничтожена сама сущность, а не ее проявления, сама болезнь, а не ее поверхностные симптомы. Мы можем изучить анатомию страха, если внимательно рассмотрим, как функционирует наш мозг. Важно понимать, что мы обычно используем лишь очень малую часть мозга и никогда – весь мозг, и результатом этого является то, что мозг остается обусловленным знаниями, которые в нем хранятся, и стремлением к безопасности. Если бы мозг и органы чувств функционировали в полную силу, человек был бы в абсолютной гармонии с абсолютным сознанием, потому что тогда не было бы ни эго, ни желаний. Но поскольку наши органы чувств никогда не функционируют в полную силу одновременно, мозг, действуя лишь частично, безжалостно отсекает наше сознание от его вневременной абсолютности, ограничивая его личным или индивидуальным сознанием. Так появляется эго, имеющее в своем распоряжении лишь желание и страх, действующие в условном времени: желание, страх, время, которые составляют единое движение сознания. Таким образом, наше существование – это жизнь в ловушке между желанием и страхом в контексте времени.

Одна часть структуры страха – это страх того, что приемлемые отношения могут закончиться, а человек этого не хочет. Другая – что сегодня есть определенность и безопасность, однако завтрашний день всегда несет неопределенность, и человек испытывает страх из-за неопределенности и отсутствия безопасности. Корень проблемы лежит во времени, точно так же, как знание о тысячах «сегодня» (превратившихся во «вчера») дает мозгу чувство безопасности. Такое чувство подразумевает опыт – памятование – память, чувство безопасности для мозга, которое завтрашний день ставит под угрозу, поскольку завтра со «мной» может произойти всё что угодно. Другими словами, знание накапливается в мозгу «мной» – тем, кто получает опыт, и именно это «я», получающее опыт, боится, поскольку оно ничего не знает о завтрашнем дне. Отсутствие знания о завтрашнем дне вызывает страх, потому что «я» обладает знанием об удовольствии, которое было недолговечным, и о боли, которую «другие» причинили «мне». Знание о прошлой боли приносит страх будущей боли. Итак, проблему можно сформулировать следующим образом: можно ли стереть знание о прошлом страдании – шрамы, которые в действительности защищают нас от будущего страдания? Нужно спросить себя: почему я испытываю страдание? Кто это – тот, кто испытывает страдание? Может, это мой образ себя испытывает страдание? И почему я должен иметь этот образ себя или чего угодно, если это означает, что мне причиняют страдание? Следовательно, корень проблемы в этом: как создается образ, который на самом деле испытывает страдание? Ответ очевиден: это мысль, или концептуализация, создала образ, потому что мысль хотела обрести в этом образе безопасность. Другими словами, если страдания можно избежать, если страх можно преодолеть, тогда не нужно создавать образы. И все равно через некоторое время образ себя вновь будет создан. Образ – это знание о прошлом, созданное при помощи дома, школы, культуры, традиций и т. д. Оно впечатывается в мозг с его ограниченным функционированием посредством сравнения собственного образа с образом «другого», будь то сосед или некий умозрительный идеал.

И теперь, когда стало ясно, что причиной страха и страдания является мысль, концептуализация, объективизация, настало время спросить себя: возможно ли, чтобы ум – мозг – был свободен от образов и, следовательно, от страха страдания? Этот страх страдания мешает подлинности в отношениях между людьми. Время, страх неизвестности и мысль, обдумывающая свои завтрашние желания, представляют собой единый конгломерат, который приносит конфликты, разделение и несчастье. Так может ли мысль ограничиваться лишь реалиями сегодняшнего? Можно ли не позволить ей думать о том, что будет завтра? Другими словами, возможно ли жить ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС – полностью, всецело? Это возможно – это может случиться, – только лишь если есть истинное понимание ТОГО, ЧТО ЕСТЬ, всего механизма мысли, порождающего эго, которое на время затмевает нашу истинную природу. Такое понимание реальности и значения мысли воистину означает БЕЗМОЛВИЕ, в котором нет понятия «становиться» как переходного состояния по отношению к «быть». И поэтому там нет страдания – потому что ум стал абсолютно безмолвным, без принуждения, дисциплины, подавления, подчинения. Разумеется, это не значит, что ум стал мертвым, или что знание или информацию можно отбросить. Знание (факты и информацию) о внешнем мире, разумеется, нельзя отбросить, но их можно использовать безлично, не строя вокруг них никаких представлений, касающихся «меня» и «моего». Когда это искусственное «я» отсутствует, ум становится тихим, восприимчивым, чувствительным и алертным – ум становится не-умом, как в те моменты, когда вы слушаете прекрасную музыку или полностью поглощены какой-либо работой (именно в этом смысле работу называют служением), а мысль, накладывающая ограничения, уступает место апперцепции неизмеримого. Это может случиться лишь тогда, когда тело, ум и сердце находятся в абсолютной гармонии, когда отсутствует представление о «я» и вытекающие из этого мысли.

Большинство людей испытывали блаженные моменты – или даже недолгие периоды, – когда ощущается абсолютная легкость и свобода, когда человек настроен на безмолвный ритм всей вселенной, на ритм, знаменующий изначальную целостность и синхронность. У этого чувства нет определенной «причины» – напротив, само чувство исчезает, когда человек начинает искать его причину. Мысль вторгается в этот естественный ритм и нарушает его; мысль, принося с собой желание и страх, искажает этот естественный ритм целостности, потому что она – мысль-ум-сознание – стремится влиться в целостность, красоту и свободу этого ритма, и не может, потому что она сама основана на двойственности «я» – «другие». На этом этапе необходимо ясно понять, что есть важное различие между наслаждением как таковым и желанием, или потребностью в наслаждении. Это не наслаждение как таковое вызывает конфликты в уме, а мысль о том, что желание или потребность в наслаждении не будут удовлетворены в будущем. Другими словами, мысль ищет удовольствия, хранит память о нем, требует его продолжения и вызывает страх того, что продолжения может не быть. Единственный способ избавиться от этого страха – наслаждаться переживанием момента, пребывая в самом моменте, а потом прекратить думать об этом, чтобы не оставалось никаких образов в уме, никаких шрамов. Так и поступает джняни, и поэтому его иногда описывают (к удивлению и замешательству многих) как Махабхоги – величайший наслаждающийся, получающий максимальное удовольствие.

Прекрасные моменты экстатической гармонии возникают, когда нет конфликта, нет разделения между тем, кто думает, и мыслью, между наблюдателем и наблюдаемым, когда мысль не приносит разделения на «я» и «другое». Глубокое понимание этого факта – единственное «действие», которое необходимо, потому что после этого тело расслабляется, ум расширяется за пределы двойственности «я» – «другое», и сердце становится свободным от страха неудачи. Торжествует гармония. Потом мысль прекращает требовать и искать переживаний и сливается с процессом переживания; процесс переживания, отделенный от жесткого и неподвижного центра «я», его требований и желаний – прекрасное, свободное движение, не знающее никаких ограничений. Гармония торжествует, поскольку ум, освобожденный от «я» и его желаний, свободен и может двигаться в неограниченном пространстве, не создавая при этом помех мышлению и знанию о каждодневных реалиях. Гармония означает отсутствие конфликта, недвижимость и безмолвие, покой и безмятежность. Это безмолвие – безмолвная пульсация вселенной, неизмеримой жизненной энергии вселенной, существующей без поводов и причин (это факт, который наука принимает безоговорочно). Эта недвижимость и это безмолвие – отсутствие «я» (и, следовательно, двойственности), иллюзорного эго и его воображаемых страхов. И эта недвижимость и безмолвие приносят осознание того, что всё сущее представляет собой тотальность проявленной вселенной и ее функционирования, что отдельное существо – неотъемлемая часть этой тотальности, всего лишь видимость в сознании, но наделенная восприимчивостью, которая позволяет ей воспринимать и узнавать другие видимости в сознании. Следовательно, то, что является лишь видимостью, не может обладать никакой независимостью, никаким автономным существованием, свободой воли, свободой выбора, свободой решений и действий.

Каждый раз, когда кто-то из посетителей поднимал вопрос о страхе и незащищенности, Нисаргадатта Махарадж почти всегда отвечал на него вопросом: «Кто боится? Кто чувствует незащищенность? Вникните глубже в эти вопросы и найдите ответ». Те, кто ожидал, что Махарадж даст им «удовлетворительный» ответ, наподобие того, как автомат выдаёт газету, разочаровывались, услышав его слова. Были и немногие, кто втайне подозревал, что Махарадж уходит от ответа. Последующий анализ наглядно показал, что Махарадж не только не уходил от ответа, но безошибочно указывал на самую суть проблемы: он задавал настолько прямой вопрос, что этот вопрос указывал на ответ, содержащийся в самой проблеме. Это была махавакья Нисаргадатты.