Текст книги "Карта дней"

Впившись в меня взглядом, Крах о чем-то спорил с девочкой в безупречно-белом платье, подвязанном на талии огромным шелковым бантом. Волосы у нее были длинные, но тщательно завитые и уложенные локонами вдоль спины, лицо – молочно-белое, гладкое и совершенно холодное, а рот изгибался подковкой вниз, точно зеркальное отражение улыбки Краха. Губы непрерывно шевелились, как будто девочка что-то жевала или беззвучно говорила сама с собой. Но самым странным в ней было облако черного дыма, парившее у нее над головой и плечами и медленно вращавшееся, но не рассеивавшееся в воздухе. Звали ее Анджелика, и она пришла одна.

Крах терпеть не мог фотографироваться, но много позже мне все-таки попался нечеткий снимок, на котором он сидел точно так же, как сейчас, забросив ногу на ногу. Анджелика, наоборот, любила покрасоваться перед камерой, и один из ее портретов, где она качается на качелях, а дымное облако над ней немного сбилось в сторону, получил большую известность среди американских странных. Некоторые даже вставляли его копии в рамку и вешали на стену – как мишень для стрельбы или с подписью «Разыскивается».

Крах и Анджелика спорили о ком-то, кто еще не пришел, – о представителе Неприкасаемых, без которого Фрэнки отказывалась начинать.

– Даже не надейтесь, что он покажет сюда свою лохматую рожу, – говорил Крах. – Или куда бы то ни было еще в этом городе.

Голос у него был мелодичный, с легким ирландским акцентом.

– А жаль, – заметил его подручный, мальчишка с лицом идиота. – Я бы его связал и потребовал выкупа.

– А я бы еще приплатила за такое зрелище, – сказала Анджелика. – Даже если вы его схватите, не видать вам выкупа, как своих ушей. Песья Морда и его клан вас не боятся. Это вам не Лео с его тупыми громилами.

Говорила она с придыханием и чуть нараспев: с каждой новой фразой голос как будто взмывал к потолку, а под конец предложения плавно опускался на пол.

Крах бросил взгляд на карманные часы и встал.

– Слушай меня, Фрэнки: если через минуту мы не начнем, я забираю своих и ухожу.

– Болванчик! Заставь его сесть! – крикнула Фрэнки.

– Сядьте, пожалуйста, мистер Донован, – сказал учитель.

– Я не подчиняюсь приказам человека, который позволяет ребенку звать себя паршивыми кличками, – заявил Крах.

– Ты пожалеешь, что так говорил обо мне! – завизжала Фрэнки. – Однажды ты будешь умолять меня о прощении!

Казалось, вот-вот вспыхнет ссора, но тут двойные двери с грохотом распахнулись, и в зал бегом ворвался какой-то маленький человечек.

– А вот и он! – воскликнула Фрэнки. – Говорила же я вам: он придет!

Новоприбывший уже несся по проходу, на бегу срывая шляпу и пальто с высоким воротником, скрывавшим его лицо.

– Простите за опоздание! – с пронзительным нью-йоркским акцентом выкрикнул он. – Пробки – просто кошмар!

Он взбежал по ступенькам и остановился в свете прожекторов. Это зрелище меня потрясло: передо нами стоял совсем еще юный мальчик, но все его лицо – до последнего миллиметра, кроме глазных яблок и губ, – было покрыто густой, длинной шерстью. Это и был Песья Морда, главарь Неприкасаемых с Элдрич-стрит, самого презираемого и ненавистного клана странных в Нью-Йорке.

– Песья Морда! – воскликнул Крах. – Я, признаться, не верил, что тебе хватит пороху сюда явиться после той трепки, которую мы задали тебе на прошлой неделе.

– Вот, значит, как ты это называешь? – хмыкнул Песья Морда и, облизнув два пальца, приклеил ко лбу клок шерсти, падавший на глаза. – Забавное дело. Если я правильно помню, из ваших к костоправу увезли троих, а у меня – всего двоих.

– А я-то думал, ты разучился считать, – сказать Крах. – Просто держись подальше от моей территории, иначе тебя отвезут не к костоправу, а прямиком к трупарям.

– Уа-уа-уа! – передразнил его лохматый мальчик, изображая обиженного младенца. – Держись подальше от моей территории! Кое-кому пора поменять подгузник.

Крах, к тому времени снова усевшийся на стул, вскочил и бросился на Песью Морду, но подручные его удержали. Песья Морда даже не вздрогнул: только похохатывал себе в усы, пока Крах разыгрывал представление, для виду сопротивляясь своим прихвостням, которые старательно усаживали его обратно, чтобы предотвратить стычку.

– На твоем месте я бы даже не пытался, – отсмеявшись, сказал Песья Морда. – У меня трое ребят за дверью. И ушки у них на макушке. Стоит мне только гавкнуть – и ты покойник.

– Хватит уже распускать хвосты! – вмешалась Анджелика. – Надоело!

Лицо ее оставалось безмятежным, но облако дыма над головой сгустилось и стало вращаться быстрее.

– Да-да, пожалуйста, прошу вас, давайте начнем, – подхватил учитель.

Все расселись. Между главарями по-прежнему чувствовалась молчаливая враждебность, но постепенно все они сосредоточились на мне и моих друзьях.

– Ну, что на этот раз, Фрэнки? – спросил Песья Морда, потирая руки. – Очередные олухи из захолустья?

– Цирковые собачки мне больше не требуются, – заявил Крах. – Я хочу кого-то с настоящим талантом.

– Это точно, – ухмыльнулся Песья Морда. – Бесполезных кретинов у него и без того хватает.

Крах метнул на него злобный взгляд.

– Нет-нет, товар что надо, – заверила Фрэнки. – И обойдется вам недешево.

– Там видно будет, – проворчала Анджелика.

– Меня только одно интересует: получатся из них грабители или нет? – сказал Крах. – Мне нужны крепкие мускулы. И хорошие дозорные.

– А мне нужны хамелеоны, – сказал Песья Морда. – Моих людей в последнее время стали замечать нормальные. Кое-кто едва унес ноги.

– Вот этот – невидимка! – сообщила Фрэнки и, развернувшись, ткнула своим жезлом в Милларда. Тот пискнул.

Мы все еще не могли говорить.

– Хм-м… – произнес Крах, составив кончики пальцев вместе и постукивая ими друг о друга. – Возможно, меня это заинтересует…

– Они недостаточно уродливы для твоей шайки, – перебил Песья Морда. – Лучше оставь их мне.

– Мне, как всегда, нужны погодники, – вздохнула Анджелика. – Ветродуи, тучегоны. Знающие свое дело.

– Ладно, можете говорить, – разрешила Фрэнки, поведя жезлом в нашу сторону. – Расскажите им, что вы умеете.

Судорога, сводившая мою нижнюю челюсть, вдруг отпустила, а занемевший язык словно закололо иголками. Поначалу говорить было трудно. Слова выходили изо рта скомканными. Бронвин тоже попыталась что-то сказать, но будто забыла, как выговаривать согласные.

Песья Морда в отчаянии вскинул руки:

– Они что, идиоты?

– Конечно! Или ты думаешь, Фрэнки смогла бы их изловить, будь они умные? – ухмыльнулся Крах.

– Больше меня сюда не зовите, – бросила Анджелика и, развернувшись, двинулась к выходу.

– Да у них просто языки устали! – попыталась остановить ее Фрэнки. – Не уходи!

И, набросившись на Бронвин, принялась колотить ее своим жезлом:

– ГОВОРИ КАК СЛЕДУЕТ!

При виде этого меня охватила такая злость, что в голове словно что-то щелкнуло и расслабилось. Дар речи вернулся.

– ПРЕКРАТИ! – заорал я на Фрэнки.

Та повернулась и в ярости двинулась на меня, подняв руку с жезлом. Но чтобы добраться до меня, ей надо было пройти мимо Эммы, а Эмма успела прожечь свои путы, пока никто не обращал на нее внимания. Ноги ее по-прежнему были привязаны к стулу, но это не помешало ей рвануться вперед и повалить Фрэнки на пол.

В следующий миг я увидел, что Эмма одной рукой схватила Фрэнки за горло, а другую руку, охваченную пламенем, держит прямо у нее перед носом.

– Прекрати! Прекрати это! – визжала Фрэнки, извиваясь и пытаясь вывернуться из захвата. Похоже, свою телекинетическую власть над Эммой она потеряла – и, как ни старалась, больше не могла восстановить.

– Отпустите нас, или я расплавлю ей лицо! – крикнула Эмма. – Это не шутки! Я так и сделаю!

– О, будь так любезна, – сказала Анджелика. – От нее столько проблем.

Остальные засмеялись. Неожиданный поворот событий, похоже, их удивил, но не особенно расстроил.

– Чего вы смотрите? – завопила Фрэнки. – Убейте их!

Песья Морда закинул ногу на ногу и переплел пальцы за головой.

– Ну-у-у, не знаю, Фрэнки… – протянул он. – Это становится интересно.

– Согласна, – кивнула Анджелика. – Наконец-то мне перестало казаться, что день прошел зря.

Эмма раздраженно оглянулась по сторонам.

– Неужели никому из вас не будет жаль, если она умрет?

– Мне будет, – возразил учитель, но без особого энтузиазма.

– Ты не можешь так со мной поступить! – закричала Фрэнки. – Ты моя! Я тебя поймала!

Руки и ноги у меня уже начали оживать, как и язык. Чары этой зловредной девчонки явно рассеивались. Я быстро оглядел своих друзей и увидел, что они тоже начинают шевелиться.

– Поделим их по-честному. – Крах вытащил из-за пояса пистолет с толстенным стволом и взвел курок. – Вам – по одному, мне – трое.

– У меня идея получше, – сказал Песья Морда и, упав на четвереньки, испустил свирепый рык. – Я забираю всех.

– Только не думай, что это будет легко, – предупредила его Анджелика.

Облако у нее над головой озарилось белой вспышкой и раскатисто заворчало. То, что я до сих пор принимал за клубы дыма, оказалось грозовой тучей.

– И даже не пытайся направить свой огонь на нас, – добавила она, повернувшись к Эмме.

– Никто нас никуда не забирает, – сказал я. – Мы не продаемся.

– Когда Совет имбрин узнает, что вы тут вытворяете, у вас у всех будут очень серьезные неприятности, – произнес Миллард.

Судя по удивленно поднятым бровям, такого от нас не ожидали. Крах сделал шаг вперед, и в голосе его внезапно прорезалось уважение:

– Вы нас неправильно поняли. Мы вовсе не покупаем людей. Подобные сделки давно уже признаны незаконными. Но время от времени мы в аукционном порядке вносим денежный залог за странных людей, совершивших уголовные преступления. При условии, что эти странные люди нам понравятся.

– Какие еще уголовные преступления? – возмутился Миллард. – Это вы – преступники!

– Вы вторглись на полянку Фрэнки, – пояснил Песья Морда, и Фрэнки, все еще слишком перепуганная, чтобы выдавить из себя хоть слово, энергично закивала.

– Она сама нас заманила! – крикнула Бронвин. – Накормила нас едой с каким-то наркотиком!

– Ignorantia legis neminem excusat, – изрек учитель. – Незнание закона никого не освобождает от ответственности.

– Итак, мы вносим за вас залог, – продолжал Крах. – Спасаем вас от тюрьмы. Вы отрабатываете долг в течение трех месяцев. И после этого многие решают с нами остаться.

– Те, кто выживет, – добавил Песья Морда с ехидной улыбкой. – Посвящения у нас не для слабонервных.

– Вы, мисс, – чрезвычайно одаренная девушка, – промолвила Анджелика, осторожно подступая к Эмме на шаг и легонько кланяясь. – Думаю, у нас вы почувствуете себя как дома. Мы работаем с природными стихиями, как и вы.

– Давайте кое-что проясним, – сказала Эмма. – Я никуда с вами не пойду, и мои друзья – тоже.

– А я думаю, пойдете, – возразил Песья Морда.

С громким треском веревки, удерживавшие Бронвин, лопнули, и она тоже вскочила со стула.

– Не двигаться! – заорал Крах. – Я буду стрелять!

– Выстрелишь – и я ее сожгу, – пригрозила Эмма, поднося к лицу Фрэнки горящую руку.

– Делайте, как она скажет! – заскулила Фрэнки.

Крах подумал секунду-другую и отвел дуло от Бронвин, хотя руку с пистолетом так и не опустил. Что бы они там ни говорили, на самом деле им вовсе не хотелось, чтобы Фрэнки погибла. Или, может, они не хотели убивать нас.

Бронвин подошла к Нур и разорвала ее путы.

– Спасибо. – Нур поднялась, растерла запястья и взмахнула рукой. Прожектор под потолком не погас, но слепящий луч его теперь обрывался высоко у нас над головами. – Так-то лучше. – Сложив ладони, она скатала собранный свет в комок и запихнула его себе за щеку, словно жвачку.

– Боже мой, – пробормотал Крах.

– Да кто же вы такие, а? – взмахнул руками Песья Морда.

Бронвин между тем разорвала веревки Милларда и пошла ко мне.

– Они точно нездешние, – сказала Анджелика. – Иначе все бы их давно уже знали – с такими-то странностями!

– Тварей еще не забыли? – спросил Миллард.

– Шутишь? – обиделся Крах.

– Это благодаря нам они теперь все мертвы или за решеткой.

– В основном благодаря ему, – уточнила Бронвин, сорвав веревки с моих запястий и вскинув мою руку в победном жесте. – Мы – подопечные мисс Сапсан. И когда она и другие имбрины узнают, что вы тут творите, они обрушат на ваши головы такой ад, что от вас мокрое место останется!

– В жизни не слыхал такого бреда! – выдохнул Крах.

– С такой бурной фантазией они к нам отлично впишутся, – заметил Песья Морда.

Я понимал, что расстановка сил изменилась. Мы вынудили главарей отнестись к нам с толикой уважения, но они по-прежнему оставались настороже, опасаясь и друг друга, и нас. Крах так и не убрал пистолет, Эмма так и держала горящую руку перед носом у Фрэнки. Песья Морда стоял на четвереньках, готовый в любую секунду броситься в бой, а туча Анджелики рокотала громом и роняла ей на голову и плечи крупные капли дождя. Мы все как будто танцевали вокруг динамитной шашки с уже подожженным запалом.

– Сейчас я задам вам один вопрос, и в ваших же интересах ответить на него правдиво, – сказал Крах. – Такие люди, как вы, не приехали бы сюда без серьезной на то причины. Итак: что вы здесь делаете?

Наверное, в тот момент я решил, что могу говорить с ними как с равными, но сейчас, задним числом, я просто не понимаю, что на меня нашло. Так или иначе, от этой скрытой похвалы я совсем потерял голову, и правда просто вывалилась из меня наружу сама собой.

– Мы приехали помочь ей, – ответил я, кивком указывая на Нур. – Она совсем новичок в странном мире, она в опасности, и мы хотим увезти ее с собой.

На мгновение повисла напряженная тишина: пытаясь переварить эту информацию, главари кланов молча переглядывались между собой.

– Говоришь, она новенькая? – переспросил Песья Морда. – То есть… до вас с ней еще никто не вступал в контакт?

Он начал подниматься с четверенек и больше не рычал, а говорил нормальным голосом.

– Именно так, – подтвердила Эмма. – А что?

Анджелика покачала головой, стряхивая с подбородка дождевые капли:

– Это плохо.

– Черт побери! – воскликнул Крах и ударил кулаком воздух. – Черт побери! А я ведь уже точно решил, что возьму себе эту огненную…

– О чем это вы? – не удержалась Бронвин.

– Да, о чем это вы? Что случилось? – подхватила Нур.

Фрэнки расхохоталась.

– Ох, ну вы и влипли! – проговорила она сквозь смех.

– А ты заткнись! – рявкнула Эмма.

– Похищение странного, ранее не имевшего контактов со странным сообществом, – это тяжкое преступление, – пояснил учитель. – Очень, очень серьезное.

– Никто меня не похищал! – возразила Нур.

– Вы – чужаки, – сказал Крах. – И вы перевозите через территориальные границы странного человека, не имевшего контактов с сообществом. А это означает… – Он резко выдохнул сквозь зубы и топнул ногой. – Ух, до чего это мерзко!

Песья Морда наконец встал и отряхнул руки.

– Это означает, что нам придется вас сдать, – закончил он. – Иначе нас объявят соучастниками.

– А может, не надо? – спросила Анджелика. – Они мне все больше и больше нравятся.

– Шутишь? – возмутился Песья Морда и принялся нервно мерить шагами сцену. – Ты представляешь, что будет, если мы не сообщим куда следует, а Лео об этом прознает? За наши жизни никто и ломаного гроша не даст!

– А я-то думала, ты никого на свете не боишься, – заметила Анджелика.

Песья Морда рванулся к ней и заорал:

– Чтобы не бояться Лео, надо быть полным придурком!

И отвернулся, а когда повернулся обратно, в руке у него появилось какой-то приборчик – вроде маленького мобильного телефона.

– Вы даже не представляете, до чего мне самому это противно. Я уже настроился с вами работать. Но, боюсь, выбора нет.

Он нажал несколько кнопок на своем аппаратике, и секунду спустя завыла сирена. Казалось, звук идет отовсюду разом – от стен, с потолка, прямо из воздуха. Мы с друзьями переглянулись, потом посмотрели на американцев. Те неподвижно стояли, опустив руки, никто больше и не пытался нам угрожать. Казалось, они просто огорчены.

Эмма отпустила Фрэнки, и та рухнула на пол.

– Где наш друг? – заорала на нее Эмма. – Что ты сделала с Енохом?

Фрэнки торопливо поползла к американцам, подальше от нас.

– Он теперь в моей коллекции! – крикнула она, выглядывая между коленями Краха. – Вы его не получите!

Уговаривать ее было без толку, и ничто нас больше здесь не удерживало. Сирена продолжала выть. Мы с друзьями огляделись.

– Думаю, надо отсюда выбираться, – сказал я.

– Самое время, – поддержала Эмма.

Мы с Эммой и Нур подхватили под руки Бронвин, которая почти уже пришла в себя, но все-таки немного пошатывалась, и побежали вниз со сцены и через проход к дальним дверям – так быстро, как только могли (то есть довольно медленно). Американцы даже не пытались нас задержать. Мы выскочили на улицу, где уже сгущались сумерки. Навстречу нам неслось человек пять-шесть в костюмах 1920-х годов, вооруженных ручными пулеметами столетней давности. Подняв свое оружие, они закричали: «Стоять! Ни с места!» Пули ударились об асфальт и рикошетом брызнули во все стороны.

Мы остановились. Один из нападавших пнул меня по ногам, и в следующую секунду я уже лежал ничком на тротуаре, а в затылок мне упирался сапог.

– В колпаки их! – скомандовал кто-то.

На голову мне натянули какой-то шершавый мешок, и стало темно.

Глава семнадцатая

Меня грубо вздернули на ноги и некоторое время куда-то тащили, а потом подхватили под мышки и швырнули на металлический пол. За спиной хлопнула дверь. Должно быть, меня бросили в кузов фургона. В этом мешке на голове я ничего не видел и едва мог дышать. Подбородок болел от удара об асфальт, а руки, снова крепко связанные, ныли и уже начинали затекать. Мощный, многоцилиндровый двигатель заворчал, пробуждаясь к жизни, и я услышал, как Эмма что-то сказала, но тут на нее гаркнули: «Заткнись!» Раздался громкий шлепок, и в кузове стало тихо, а в груди у меня заворочалась ярость, свиваясь тугими кольцами.

Фургон раскачивался и трясся на ходу. Все молчали. И пока мы сидели там, ожидая своей участи, я осознал две вещи: во-первых, эти громилы работают на Лео – того самого человека, который, похоже, держал в страхе весь Нью-Йорк, а во-вторых, я где-то посеял свой рюкзак. Рюкзак, в котором был «Журнал» Эйба. Та единственная вещь, которую дедушка считал нужным хранить не просто в подземном тайнике, но еще и под замком. «Журнал», полный секретной и важной информации. Едва ли не полный отчет обо всей его деятельности охотника на пустóт. И я потерял его!

Последний раз рюкзак был при мне, когда я вошел в комнату Фрэнки. Должно быть, учитель снял его с меня где-то по дороге в заброшенный театр. Заглядывал ли он внутрь? Понял ли, что попало ему в руки? И самый страшный вопрос: выбросил ли он дедушкин «Журнал» не глядя или все-таки решил прочитать?

Впрочем, сейчас это все не имело значения. Если это действительно ребята Лео и если он на самом деле так ужасен, как о нем говорят, может случиться так, что я и до конца дня не доживу.

Водитель фургона ударил по тормозам. Я заскользил вперед по металлическому полу, но меня схватили за шиворот. Фургон остановился, двери открылись. Нас выволокли наружу и потащили дальше: в какое-то здание, по коридору и в очередную петлю. Переход оказался таким плавным, что я едва сообразил, что происходит. Потом нас опять вывели на улицу, но звуки и все ощущения изменились: тут было холодно и, кажется, многолюдно. Мы перенеслись в какую-то прошлую эпоху. Шаги звучали громче – никто здесь не носил кроссовок. Мимо то и дело проносились машины, но двигатели их урчали громче привычного, клаксоны звучали пронзительнее, а выхлопные газы воняли куда сильнее.

После того, как я дважды споткнулся на неровной мостовой, человек, державший меня за руку, проворчал: «Ну, ладно», – и, предупредив, чтобы я не делал глупостей, сорвал колпак с моей головы. Я заморгал, и, как только глаза приспособились к неожиданно яркому свету дня, принялся внимательно ко всему присматриваться. Я пытался понять, куда мы попали: может, подвернется возможность бежать, и тогда моя жизнь будет зависеть от того, насколько быстро я сориентируюсь.

Это был Нью-Йорк первой половины двадцатого века – годов тридцатых или сороковых. Автомобили и автобусы явно относились к тому времени, а все мужчины, которых я замечал, были в костюмах и шляпах. Наши похитители отлично вписывались в обстановку. И снять с меня колпак они не боялись – значит, их совершенно не волновало, что я здесь увижу. Наверное, они держали под контролем весь город. Кричать и звать на помощь нормальных было без толку: любого, кто попытается помешать им, эти громилы просто убьют. Единственное, что они старались спрятать, чтобы не смущать прохожих, – это ручные пулеметы: я заметил, что они засунули оружие в свернутые трубкой газеты и несут под мышками.

Мы шли по улице. Никто не обращал на нас внимания, но я не понимал, действительно ли в Нью-Йорке так принято или ребята Лео просто приучили местных не вмешиваться. Я попытался оглянуться, посмотреть, с нами ли мои друзья, но только заработал подзатыльник. Люди Лео шли и передо мной, и по обе руки, а откуда-то из-за спины доносились голоса Песьей Морды и Краха, которые о чем-то тихо беседовали между собой.

Свернув в переулок, мы поднялись по пандусу, прошли мимо нескольких рабочих в спецовках, а потом – через темный склад.

– Лео ждет! – сердито крикнул один из рабочих.

Мы вошли в кухню, где сновали повара и официанты. Все прижались к стенам, пропуская нас и отворачиваясь, чтобы ни с кем не встретиться глазами. Затем меня повели дальше – через зал для танцев, через бар с плюшевыми креслами (в разгар дня он выглядел уныло, но все же был почти наполовину полон), вверх по золоченой лестнице и, наконец, в кабинет.

Кабинет оказался большой и роскошный: повсюду позолота и дерево с тонкой резьбой. У дальней стены, закинув ноги на огромный полированный стол, сидел ожидавший нас человек. Он был в костюме в тонкую полоску с вульгарным фиолетовым галстуком и в фетровой шляпе кремового цвета, плохо сочетавшейся со всем остальным. Рядом стоял еще один человек – весь в черном, как гробовщик.

Человек за столом поднял голову и, не отрываясь, смотрел на меня, пока я шел через комнату. В его глазах застыло такое равнодушие ко всему, что по коже у меня побежали мурашки – как бывает, если провести по руке кубиком льда. Человек играл с ножом для вскрытия писем, тыкая острием в зеленое сукно, которым стол был обит по краю. В сукне оставались крохотные ямочки. Наконец, человек посмотрел куда-то мне за спину – и в ту же секунду Эмму, Милларда и Бронвин вывели вперед и поставили рядом со мной. Вроде бы они не пострадали, только у Бронвин на щеке наливался темный синяк. Оставалось только надеяться, что рана, скрытая под рубашкой, начала заживать.

Нур с ними не было. «Что они с ней сделали?» – подумал я, и содрогнулся от ужаса. Но тут в кабинет втолкнули Краха, Анджелику и двоих подручных Краха; каждого сопровождал отдельный охранник. Песья Морда куда-то исчез – должно быть, сбежал по дороге.

– Лео! Какая встреча! Давненько не виделись! – воскликнул Крах и поднес руку к голове, словно приподнимая шляпу, хотя никакой шляпы на нем не было. Его подручные промолчали.

Анджелика склонила голову.

– Здравствуйте, Лео, – промолвила она, а туча у нее над головой вежливо съежилась и прижалась поближе к хозяйке, словно ей тоже было страшно.

Лео направил на нее кончик ножа для писем.

– Ты, главное, попридержи свой дождь, ангелочек. Этот ковер только что из чистки.

– Да, сэр.

– Итак. – Лео наставил ножик на нас. – Это они?

– Они, – подтвердил Крах.

– А собачий мальчишка где?

– Ему удалось скрыться, – ответил высокий человек, стоявший у стола. Голос у него был скользкий, точно змея.

Лео скрипнул зубами и сжал рукоятку ножа чуть крепче.

– Это нехорошо, Билл. Люди подумают, что мы теряем хватку.

– Мы найдем его, Лео.

– Ладно. – Он перевел взгляд на Краха и Анджелику. – А теперь вы. До меня дошли слухи, что вы участвовали в нелегальном аукционе.

– О нет, ничего подобного! – запротестовал Крах. – Вы насчет этих странных? – Он махнул рукой в нашу сторону. – Мы хотели нанять их. Это было что-то типа… ярмарки вакансий.

– Ярмарка вакансий! – Лео хохотнул. – Это что-то новенькое. Вы уверены, что не пытались купить их как рабов? Не угрожали и не запугивали этих странных, чтобы заставить их оказывать вам услуги бесплатно?

– Нет, нет, нет! – замотал головой Крах.

– Мы никогда такого не делаем, – добавила Анджелика.

– А теперь напомните-ка мне: что вы должны делать с пришлыми?

– Приводить их к вам, Лео, – сказал Крах.

– Вот именно.

– Фрэнки думала, в них нет ничего особенного, вот мы и…

– Фрэнки – умственно отсталая! – гаркнул Лео с неожиданной злостью. – Не ей решать, кто тут особенный! Вы приводите чужаков ко мне, и я сам решаю, лазутчики они или нет. Все должно идти через меня, это ясно?

– Да, Лео, – кивнули Крах и Анджелика.

– Хорошо. Где светоедка?

– Прохлаждается в баре, – ответил помощник Лео, Билл. – Я оставил с ней Джимми и Уокера.

– Хорошо. С ней надо помягче. Не забывайте, мы хотим подружиться.

– Вас понял, Лео.

Лео повернулся к нам. Снял ноги со стола и подался вперед на стуле.

– Откуда вы? – спросил он. – Надо полагать, вы – лос калифорниос? Люди Миза?

– Я из Флориды, – ответил я.

– А мы из Британии, – сказала Бронвин. Голос у нее был больной.

– Мы не знаем никакого Миза и вообще не понимаем, о чем вы, – добавила Эмма.

Лео кивнул, уставился в стол и очень долго молчал. Когда он вновь поднял голову и заговорил, я увидел, что лицо его стало багровым от гнева.

– Я – Лео Бернем, и я – хозяин этого городишки.

– Всего Восточного побережья, – уточнил Билл.

– Вот как у нас заведено: я задаю вопросы, а вы отвечаете честно и прямо. Я не из тех, кому можно врать. И не из тех, кто станет попусту тратить на вас время. – Лео поднял руку и с силой опустил ее, по самую рукоять всадив ножик в столешницу. Все так и подпрыгнули.

– Зачитай обвинения, Билл, – велел Лео.

Билл раскрыл бумажную папку.

– Незаконное проникновение на территорию посторонних лиц. Сопротивление при задержании. Похищение странного, ранее не имевшего контактов со странным сообществом.

– Добавь ложные показания при попытке установления личности, – сказал Лео.

– Вас понял, босс, – кивнул Билл и дописал несколько слов.

Лео встал со своего высокого стула, обошел его и оперся локтями на позолоченную спинку.

– После того, как твари со своим призрачным зверьем убрались из города, я понял, что сейчас начнется, – проговорил он. – Кто-то непременно попытается играть на нашей территории. Это был только вопрос времени. Я думал, они начнут с какой-нибудь захолустной петли, где-то на окраине. С шайки Мисси Файнман в Пайн-Барренс. С притона Джуса Барроу в Поконосе. Но наложить лапу на одну из самых могущественных диких, каких здесь не видали уже… уж и не знаю, сколько! И прямо у нас под носом, среди бела дня!.. – Он выпрямился во весь рост и продолжал, брызжа слюной в припадке бешеной ярости: – Это не просто наглость, это оскорбление! Так и вижу, как вы, лос калифорниос, смеетесь себе в усы: «Лео – слабак. Лео дрыхнет без задних ног. Пойдем и заберем его славную маленькую свинью-копилочку, потому что нам это наверняка сойдет с рук!»

– Я вижу, вы очень расстроены, – сказал Миллард. – И я не хотел бы расстроить вас еще сильнее, но все-таки вынужден возразить. Видите ли, мы действительно не те, за кого вы нас принимаете.

Лео вышел из-за стула и встал перед Миллардом, на которого напялили какой-то полосатый балахон, чтобы ему было труднее ускользнуть незаметно.

– Так вы здешние? – спросил Лео.

– Нет, – ответил Миллард.

– Но вы пытались увезти эту дикую?

– Что вы имеете в виду под словом «дикая»?

Лео ударил Милларда кулаком в живот. Миллард согнулся пополам и застонал.

– Прекратите! – закричала Эмма.

Лео не удостоил ее даже взгляда.

– Объясни им, кто такие дикие, Билл.

– Диким называется странный человек, который не знает, что он странный, и еще не присоединился ни к одному клану или группе, – произнес Билл, словно цитируя определение по памяти.

– Ей угрожала опасность, – сказал я. – Мы пытались помочь ей.

– И для этого решили вывезти ее из города.

– Да, в нашу лондонскую петлю, – кивнула Бронвин. – Туда, где до нее не доберутся такие люди, как вы.

Брови Лео взлетели на лоб.

– Лондон! Ты слышишь, Билл? Все еще хуже, чем я думал. На наше добро разевают рот не только лос калифорниос, но и англичанишки.

– Она – не одна из вас, и она не ваша, – сказал я. – И она сама решила пойти с нами.

Лео поправил воротник и подошел ко мне вплотную. Громила, державший меня за плечо, сжал пальцы крепче: это было предостережение.

– Я не знаю, в самом ли деле ты такой невежда или только прикидываешься, – тихо проговорил Лео, – но это не имеет значения. Закон есть закон, не я его придумал. И закон един для всей страны. Эта светоедка – местная, и подбивать ее уехать – преступление… в котором ты сейчас сознался. У меня нет другого выхода, придется сделать из тебя показательный пример.

С этими словами он ударил меня по лицу – так быстро, что я не успел подготовиться. Удар был таким сильным и неожиданным, что я едва удержался на ногах.

– Билл, убери этих сопляков из моего кабинета. Выясни, кто они такие, и если понадобится закрутить гайки, не стесняйся. Мы и так уже прослыли мягкотелыми.

– Вас понял, босс.

Когда нас выводили из комнаты, я встретился взглядом с Эммой. «Все будет хорошо», – прошептал я ей одними губами. Но я увидел, что ей по-настоящему страшно – впервые за все время, с тех пор как мы отправились в путь.

Это была моя первая встреча с Лео – первая, но не последняя.

* * *

Я не понимал, сколько времени провел в камере. Она была без окон, так что солнца я не видел. Из мебели – только лежанка и толчок. Казалось, прошло несколько дней, но на деле – едва ли больше суток. Освещалась камера единственной голой лампочкой, которую никогда не выключали, а в таких условиях следить за ходом времени еще труднее, особенно когда из-за сдвига петлевых поясов сбиваются биологические часы.

Мне принесли еду в жестяной миске и воду в жестяной кружке. Через каждые несколько часов кто-нибудь входил и начинал меня допрашивать. Каждый раз – кто-нибудь новый. Поначалу они хотели знать только, откуда я приехал и на кого работаю. Похоже, они все-таки были уверены, что я на самом деле из Калифорнии. То есть что я – калифорнио, как они выражались. И хотя я отрицал это, правда казалась слишком невероятной: разве может такой отъявленный американец, как я, принадлежать к группе странных из Великобритании? К тому же я был родом из современности, а мои друзья – нет. Убедить допросчиков, что я не вру, было очень трудно. Моя история казалась им полным бредом. И они с такой жестокой беспечностью говорили о том, как отправят меня в расход, или описывали всевозможные ужасные кары, ожидавшие меня и моих друзей за наши «преступления»! Но при этом меня не били. И не пытали. Мне казалось, это как-то объяснялось участием человека из другой камеры. Через каждые несколько часов меня выставляли в коридор и вели в другую камеру без окон. И там я некоторое время сидел напротив человека, похожего на сову, коротко подстриженного и в маленьких круглых очочках. Он молча смотрел на меня, откинувшись на спинку стула, и задумчиво ел соленые огурцы.