Текст книги "Сны ветра"

Достав из багажника одно одеяло, Фердинанд подходит ближе к воде и расстилает его. Поманив рукой подругу, он садится, обхватив руками колени.

– Я была неправа, когда нагрубила тебе. Прости меня, – снова продолжает она, чувствуя, что не успокоится даже здесь, пока не выскажется.

– Прощаю, – глухо отзывается он, не сводя глаз с далекого горизонта.

– Мне так часто говорили, что я жестокая, злая, бесчеловечная, и все потому что я немка. Им было неважно, что мои предки оказались в России задолго до Второй Мировой, а то время, что ваш Гитлер был у власти, – это такая малая часть от многовековой истории Германии, что делать на ее основании какие-то выводы о характере целого народа, просто нелепо. Хотя я старалась не придавать чужой глупости большого значения, но оставались мелкие обиды, которые копились внутри. А тут я встретила человека, которому могу переадресовать все обвинения, на законных, так сказать, основаниях.

– В каком прекрасном времени ты живешь! – с горькой усмешкой бросает мужчина.

– Время как время. Я поняла, что ты не злой. Добрым тебя, правда, тоже не назовешь. Ты… – она запинается, подбирая слово, – обычный. – Поймав его удивленный взгляд, Венера поясняет: – Меня окружает так мало обычных людей, что можешь считать это комплиментом. Я бы хотела выразиться более изящно, но ты, правда, самый обычный человек.

– Я палач, Вера. По крайней мере, я был им перед войной. Сожалею ли я об этом?.. То, что для тебя далекое прошлое – для меня недавнее вчера. Мне нужно время, чтобы сделать выводы из своей жизни. Но, не скрою, я ненавидел свою работу. Я не хотел себе такой судьбы, – грустно вздохнув, объясняется он. – Не повезло с эпохой? Пожалуй. Пожалуй, нам всем не повезло с эпохой. Сложно быть хорошим солдатом и хорошим человеком одновременно.

– Но ты был солдатом, – произносит девушка, – патриотом, верил тому, чему обязан был верить, делал то, что обязан был делать, иначе стал бы дезертиром и предателем.

– Не оправдывай меня. Убийство стало моей профессией – я сам не понял, как переступил через себя.

– Но нас отправили сюда убивать, – напоминает Венера.

– Это и мерзко! Неужели, высшие силы не могли найти для нас ничего другого? Да, я убивал приговоренных к смерти заключенных, потом солдат, защищавших свои земли от нашего вторжения, но я все еще не привык к этому. Ни один нормальный человек, по-моему, не сможет привыкнуть к убийствам и принимать их как рутину. Но я согласен, я этим жил, но ты!.. Зачем они втянули в это тебя?! Ты нежная, умная, хорошая, а тебя отправили выполнять работу жестокого диверсанта. Я сказал, что у тебя нет жалости ни к кому, но это ложь. Раньше ты иногда казалась мне холодной и бессердечной, но это была маска. Раньше тебя постоянно окружали люди, доверять которым было нельзя, и ты не могла вести себя по-другому. Богиня сказала, что ты элементал, дух воздушной стихии в человеческом теле. Говорила, элементалы ненавидят людей. Но она много чего говорила… А ты… ты же не вернешься к нему? – неожиданно спрашивает мужчина.

– К кому?

– К тому колдуну.

– Посмотрим, – не думая над ответом, вздыхает Лерснер.

– Посмотрим?! То есть, я для тебя ничего не значу?! Я не романтик, но надеялся, что прошлая ночь нас к чему-то обязывает.

– Что ты хочешь от меня? Я не умею врать, я не знаю, чем все закончится, я не могу тебе ничего обещать! – честно отвечает она.

– Но ты способна вот так все перечеркнуть и вернуться к нему?!

Уже к моменту своего исчезновения Венера поняла, что не хочет продолжать отношения с Егором. Она все это время продолжала любить кого-то неизвестного. Последняя попытка спасти отношения провалилась, она уже хотела снова сойтись с Александром, хотя тоже не испытывает к нему сильных чувств, но он хотя бы такой же, как она. Оказавшись в пустыне, Лерснер перестала вспоминать о своем несуществующем возлюбленном, сама еще не заметив этого.

– Я не вернусь к нему, и не спрашивай меня больше об этом, – холодно произносит она и, подойдя к кромке воды, подставляет ладонь набегающей волне.

Фердинанд отходит к машине и проверяет багажник. Вскоре он возвращается на одеяло с бесформенным бумажным свертком и яркой прямоугольной коробкой в руках. Заинтересовавшись, Венера подходит ближе. На коробке красуется яблоко и мудреные восточные иероглифы. Выглядит она вполне современной, похожей на упаковку сока.

– Что это такое? Оно из вашего времени? – интересуется Берт, изучая незнакомый предмет. – Здесь что-то жидкое.

– По-моему, это сок. В таких упаковках у нас продают фруктовые соки, думаю, в Китае или Японии тоже.

– Точно! Вот мелко написано по-английски. Можешь представить наших богов, или кто они там, в магазине?

Венера смеется и добавляет:

– Причем где-то на востоке! Ближе же ничего нет!

Мужчина открывает упаковку, опасливо нюхает содержимое и делает осторожный глоток.

– Слишком много сахара на мой вкус, – резюмирует он.

– А ты придирчивый! – усмехается Лерснер, разворачивая сверток, в котором оказывается козий сыр. – Мы питаемся, как попало, иной человек порадовался бы лишнему источнику глюкозы.

Ближе к вечеру Венера мечтательно ходит по кромке воды, а Фердинанд, как кажется со стороны, пытается разобрать кабриолет на составляющие части, начиная с салона. Наконец, он оставляет автомобиль в покое, и с варварски выломанным радиоприемником подбегает к воде. Смерив расстояние взглядом, он замахивается и бросает ненавистный предмет в океан подальше от берега. Заметив удивление спутницы, которая теперь остановилась, вопросительно глядя на него, он объясняет свой поступок:

– Прошлого больше нет. Он транслировал то, что тебя пугало, причиняло боль. Я даже хотел включить его сегодня, когда ты меня разозлила, но побоялся услышать там не твои, а свои кошмары. А сейчас я понял: все, что было, кончено, ничего больше не существует, кроме тебя и меня. Мы не должны отвлекаться ни на что, кроме нашего настоящего и будущего.

– Я бы отругала тебя за засорение океана, но, мне кажется, его создал кто-то тот же, кто и радиоприемник, и машину. Он какой-то искусственный, – задумчиво произносит она.

– Безжизненный, – поправляет ее Фердинанд.

– Да. – Венера вздыхает и, задержав взгляд на напарнике, спрашивает: – Что ты имел в виду, когда сказал, что я элементал?

Берт садится на одеяло, его примеру следует и девушка. Пересказ всего, что он узнал о ней от Богини и от Посланника не занимает много времени. Под конец Лерснер прерывает его словами:

– Ну, в целом, я догадывалась об этом, но, так сказать, путалась в формулировке.

Она встает с одеяла, улыбается каким-то своим мыслям, глядя в багровеющее небо, а затем, игриво обернувшись к спутнику говорит:

– Значит, я та еще дьяволица? – После девушка снимает свитер и брюки, и обнаженная входит в воду. – Догоняй! – кричит она и скрывается в волнах.

Берт улыбается, наскоро стягивает с себя одежду и бросается в воду. Венера заплывает достаточно далеко, но Фердинанд оказывается лучшим пловцом и быстро настигает ее. Наградой ему становится долгий поцелуй. Крепко обнявшись, они оба идут ко дну, и вместе возвращаются на поверхность, когда нехватка воздуха становится невыносимой.

Вернувшись на берег, они предаются любви. Уже не так чувственно и самоотрешенно, как в первый раз, но сейчас ими движут другие мотивы. Принять себя такими, какие они есть, без иллюзий, – вот их цель и задача. Берт жадно любуется ее телом. В свете лучей вечернего солнца капли воды светятся на ее коже, стекают от мокрых прядей по груди к животу. Кажется, так было всегда, и должно быть именно так навеки, а все прошлое – это просто дурной сон, который, слава богу или богам, закончился. Того, что так часто всплывает в памяти, никогда не происходило. Эти мерзкие образы породило его собственное воспаленное воображение, им нет места в той реальности, в которой есть Вера и его любовь к ней.

Глава 16

После очень легкого завтрака из фруктов и сыра, найденных утром в машине, напарники отправляются в путь. Оба испытывают чувство голода, но оно изматывает их несильно, так как, в силу разных причин, оба привыкли к нему: Венера со школы истязала себя диетами, а Фердинанд к моменту своей смерти уже привык к нерегулярным и недостаточным поставкам продовольствия.

Солнце находится уже в зените. Дорога кажется нескончаемой. Когда Берт чувствует, что, устав, начинает терять контроль над машиной, он просит напарницу сменить его. И снова несутся бесконечные мили пустыни. Наконец, кабриолет, как и в прошлый раз, сам по себе останавливается. Снова вдали виднеются очертания древнего города, но на этот раз не слева, а справа от дороги. Чтобы избежать случайных недоразумений, спутники решают еще раз проштудировать послание.

– «Через город от восточных к северным воротам, не вокруг», как это понять? – задает вопрос Венера, перечитав текст.

– Я так понял, что нам надо пройти сквозь город, потому что обходить его кругом опасно, – говорит ее спутник.

– Почему интересно, мне кажется, войдя в город, мы привлечем больше внимания к себе?

– Может быть, мы должны смешаться с толпой? – предполагает Фердинанд. – В таком случае, надо будет снова нарядиться в древних греков.

Мужчина, достав туники, кладет одну на колени подруги.

– Я так поняла… вернее, я надеюсь, что ближайшими к нам воротами, будут восточные, и через них нам надо войти. Значит, северные должны быть слева от нас, – добавляет Лерснер.

Фердинанд тем временем, сняв свитер, надевает, потрепанную в прошлой драке, тунику.

– Теперь никто не назовет меня слишком чистым, – усмехается он. – Думаю, ты права. Надеюсь, в этот раз все пройдет спокойно. Одевайся, пошли!

– Ты уверен на счет этого маскарада с переодеванием? А что если мы попадем во времена крестовых походов?

– Если ты внимательно посмотришь на фотографию, – отвечает он, – то за спиной того человека увидишь римскую колесницу.

Венера нехотя переодевается, и выходит из машины. Вплоть до самых стен города спутники идут молча. У ворот мужчина, неожиданно, останавливает подругу, схватив за плечо. Странное ощущение не дает офицеру покоя с того момента, как они покинули автомобиль: не то предчувствие опасности, не то страх. Что-то, какая-то неизвестная сила противится их приближению к городу. Подобное он испытал только однажды – утром того безумного дня, который поставил точку в его жизни.

– Давай, вернемся! Я чувствую, что туда нельзя идти! – требует он, но Лерснер молчит, непонимающе глядя на него. – Вера, если мы не выполним это задание, я добьюсь того, чтобы наказали только меня! Давай не пойдем туда! Я не могу этого объяснить, но там слишком опасно! – уговаривает ее офицер. Не говоря ни слова в ответ, Венера протягивает ему открытую ладонь. – Что? Что ты хочешь? – удивляется он.

– Дай пистолет! – строго произносит она. – Я сама все сделаю, а ты подожди меня здесь. Я хочу, чтобы все закончилось, как можно скорее! Если я не вернусь до темноты, уезжай один. Боги не бросят тебя здесь, я уверена.

– Тебе нельзя доверять оружие, – фальшиво улыбается Фердинанд, и, поборов тревогу, идет вперед.

Архитектура этих мест не многим отличается от карфагенской: те же маленькие глиняные коробки бедных кварталов с редкими двухэтажными домами. Вдали видны дома побогаче и даже дворцы, но пока улицы не радуют разнообразием. Пройдя через городские ворота, оба начинают чувствовать неладное. Вскоре, Берт замечает, что следом за ними идут несколько человек. Венера пока не обращает на них внимания, но ощущает недобрые взгляды окружающих. Фердинанд продолжает наблюдать за странными людьми, идущими за ними, и замечает, что их становится все больше и больше. Напарники очень жалеют, что не понимают местных жителей, как понимали карфагенян, и не могут оценить степень исходящей от них опасности. Вскоре, они оказываются взятыми в плотное кольцо, которое постепенно сужается. Офицер крепче прижимает подругу к себе, чувствуя, что рано или поздно преследователи перейдут в наступление. Поняв, что они оказались в ловушке, он стреляет в воздух. Резкий громкий звук не только не пугает толпу, но и провоцирует ее на нападение.

Их оказывается не так много, как показалось спутникам в первые мгновения. Более того, Фердинанд умудряется ловко раскидывать нападающих. Кажется, еще пара тройка эффективных приемов, и он полностью освободится, поможет Венере, и они смогут скрыться. Но его планы грубо нарушает чей-то удар камнем по его голове. Мир вокруг Берта пошатывается и он, теряя сознание, падает на землю. Проходит лишь несколько секунд, как та же участь настигает и его спутницу. Теперь их пытаются добить ногами.

Внезапно воздух оглашается грозными окриками, бранью и хлесткими звуками плети. Небольшая группа римских кавалеристов лихо разгоняет озверевшую толпу. Один из легионеров, похоже главный, спешивается возле избитых спутников и приказывает жестом остальным удалиться. Обойдя кругом лежащих на земле Фердинанда и Венеру, он словно сканирует их пристальным взглядом. По крайней мере все выглядит так, будто этот маневр позволил ему получить какую-то крайне необходимую информацию. Наконец, он заговаривает на понятном для обоих спутников языке. Причем, если бы кто-то их спросил, Лерснер бы ответила, что легионер говорил на русском, в то время как ее напарник отвечал, что слышал отчетливую немецкую речь.

– Я хотел встретить вас у ворот, но не все здесь в моей власти. – Его голос звучит холодно и безучастно. – Я, правда, боялся, что не успею. – Не дождавшись ответа, он продолжает более мягким тоном: – Ну, хватит, хватит! Все уже закончилось! Венера! Фердинанд!

Услышав свое имя, офицер осторожно приподнимает голову и смотрит на своего спасителя.

– Фердинанд, ты можешь встать?

Мужчина, сплевывая кровь и песок, поднимается, но, испустив дикий крик, чуть не падает снова. Каждое движение причиняет ему невыносимую боль. Римлянин успевает подхватить его.

– Терпи, терпи! Скоро будет лучше! – подбадривает он его.

– Вера! – хрипя, произносит тот, увидев подругу.

Незнакомец осторожно подводит его к коню.

– Аккуратно ставь ногу в стремя…

– Вера! – зовет он снова.

– Она пока жива. У нас очень мало времени, поэтому садись на коня! И постарайся больше не кричать, лошади не любят громких звуков!

Услышав это, Фердинанд, преодолевая адскую боль, простреливающую бедро при малейшем движении, с помощью неизвестного доброжелателя, взбирается в седло. Незнакомец поднимает Венеру и, не без помощи Берта, усаживает ее рядом с ним. Взяв коня под уздцы, он ведет его вдоль по улице, которая внезапно стала тихой и безлюдной. Кажется, жители настолько испугались этого легионера, что, как по приказу, попрятались по домам. Впрочем, напарникам нет никакого дела до того, куда делись люди.

– Кто вы? – спрашивает Фердинанд, немного придя в себя.

– Ваш лучший друг, на данный момент, – усмехается римлянин.

– Откуда вы так хорошо знаете наш язык?

– Я полиглот.

– Нам надо найти одного человека… – вспомнив о задании, говорит Берт, но незнакомец его перебивает.

– Ты сейчас не в лучшей форме, а Вера вообще еле жива. Она упала так, что частично прикрыла тебя своим телом, поэтому большая часть ударов досталась ей. Даже в этот раз она тебя практически спасла.

– Я люблю ее.

– Любишь… – пренебрежительно бросает их спаситель. – У тебя и рука бы не дрогнула ее застрелить, если бы ты получил такой приказ.

– Кто вы? – уже настороженно спрашивает Фердинанд.

Слова собеседника его ранят, кажется, в самое сердце, потому что являются правдой. Если бы ему в свое время отдали приказ убить его любимую Веру, он бы его исполнил, но жить с этим уже не смог бы и вторую пулю пустил бы себе в голову. Самоубийство не оправдало бы его поступка и не воскресило бы девушку, но он бы поступил именно так. Вот только откуда обо всем этом известно незнакомцу?

– Как Вера терпит такого болтливого мужчину? – усмехается легионер и останавливается возле небольшого жилого дома с тенистой верандой. – Мы пришли, – сообщает он.

Офицер осторожно передает девушку их спасителю, который тут же относит ее в дом, а уже потом возвращается, чтобы помочь ему спешиться. Ступив на землю, Фердинанд, не сдержавшись, снова кричит от боли. Перед его глазами все темнеет, он чувствует, что его подхватывают чьи-то руки, в полубреду ему кажется, что его куда-то несут неизвестные люди. Сознание то слегка проясняется, то снова покидает его, но что является проблеском, а что бредом, он уже не понимает. Проваливаясь в темноту, мужчина явно, в деталях переживает яркие события своего детства, а приоткрыв глаза, когда сознание немного возвращается, он видит вокруг себя темную комнату и необычных, немного напоминающих цыган, низких людей, которые плотно обступают его.

Приходит в себя Фердинанд, когда кто-то низкорослый вливает ему в рот горькую жидкость. Чуть не захлебнувшись, мужчина отталкивает неизвестного, и осматривается: он сидит на скамье, абсолютно голый, метрах в пяти, возле противоположной стены стоит стол, за которым сидит их спаситель, задумчиво глядя на огонек свечи. Рядом с Фердинандом, действительно, находятся странные, маленькие как подростки люди.

– Очнулся? – равнодушно вздыхает римлянин. – Хорошо.

– Что происходит?! Кто эти люди? – кричит Берт, прикрываясь руками.

– Это лесные духи, они мои слуги, – отвечает тот, подав им знак удалиться.

– Почему я голый?!

– Они протирали тебя отваром. Попробуй только сказать, что тебе не стало легче!

– Куда они унесли Веру?!

– Успокойся, она в соседней комнате.

Берт осматривает себя: ссадины и следы от ушибов не исчезли, но выглядят поджившими и почти не причиняют дискомфорта. В помещение входит невысокая женщина из тех, кого римлянин называл лесными духами, и подает ему новую тунику.

– Кто ты все-таки? – интересуется он у своего спасителя, одеваясь. – Ты тоже бог?

– В некотором роде.

– Тебя Богиня послала нас спасти?

– Я бы так не сказал.

– Ты хоть на какой-нибудь вопрос можешь дать ясный ответ?! – злится офицер.

В этот момент, отдернув занавеску, закрывающую вход в соседнюю комнату, появляется Венера. Она выглядит неплохо, видимо, лесные духи, действительно, знают свое дело. Вместо испорченной одежды на ней теперь длинное бордовое платье, стилизованное под античную тунику, которое прекрасно подчеркивает ее фигуру.

– Моя девочка! – радостно восклицает незнакомец, оглянувшись.

– Это ты нас спас?! – удивляется она, узнав в нем своего покровителя из сна, который обычно являлся ей с длинными волосами, одетым в зеленоватый плащ.

– Да. Не все меня поддержали в этом, но я решил рискнуть, – по-приятельски улыбается он ей.

– Я вам не мешаю? – вмешивается Фердинанд, обидевшись.

Он жестом приглашает его подойти и сесть за стол. Не обращая внимания на напарника, Лерснер продолжает разговор со своим покровителем:

– Почему они были против?

– Присаживайся, Вера, – просит он, выдвигая одной рукой из-под стола табурет. – Вообще наша попытка сохранить вашу цивилизацию является ничем иным, как сентиментальной слабостью некоторых из нас. Более рациональные умы предпочли бы стереть все с лица земли, и построить заново. Поэтому почти никто не расстроился бы, если бы вас убили. Попытка сорвалась бы, это печально, но закономерно. А я рискнул дать вам еще один шанс.

– То есть мы пытаемся исполнить всего лишь прихоть нескольких языческих божков?! – возмущается Берт.

– Да, но от этой «прихоти» зависит, будет существовать ваш мир или нет! Как вы себя, кстати, чувствуете? У нас все еще мало времени.

– У меня все тело болит, – отвечает Лерснер.

– У меня тоже, особенно, голова и нога, – добавляет ее напарник. – А кто тот человек, которого мы должны убить? Он причастен к нападению на нас?

Неожиданно снова появляется одна из низкорослых женщин. Она торопливо ставит на стол поднос с двумя металлическими стаканами и бутылкой некого темного снадобья.

– Выпейте это! – требует «римлянин», и наливает в стаканы странную жидкость с горьким запахом трав. – Примите лекарство, и я постараюсь объяснить все, что вам не понятно в этом задании.

– Ну и гадость! – едва пригубив, скривившись, говорит Венера.

– Пей все! – приказывает он.

Сделав над собой усилие, Фердинанд залпом проглатывает горькое содержимое стакана, его примеру следует и девушка.

– Ну, и кто на нас напал? – интересуется мужчина, чувствуя, как, на удивление, быстро после выпитого лекарства к нему возвращаются силы, а боль притупляется.

– Представители конкурирующей фирмы, – смеясь, отвечает «римлянин». – Некоторым из нас не терпится избавиться от человечества, особенно, Гее – богине земли. Те, кто напал на вас, не отдавали себе отчета в своих действиях. Это пример того, что называют массовой одержимостью. Они повиновались ее приказу.

– Значит, человек с фотографии как-то важен для самой Земли?! – В голосе Венеры слышится возмущение.

Легионер сдержано смеется над предположением девушки и отвечает:

– Он важен для того, чтобы человечество само себя подвело к гибели. Вернее, не он сам, а его увлечение философией. С тех пор как эти земли захватили римляне, все здесь ждут явления великого спасителя…

– То есть мы должны убить Христа?! Вы там совсем рехнулись?! – нервно кричит Лерснер и даже вскакивает из-за стола.

– Вера, успокойся! – одергивает он ее. – События, приближенные к описанным в Библии, произошли двенадцать лет назад. А этот человек, Иуда…

– Подожди! – перебивает его молчавший до этого Берт. – Иуда-зелот? Основатель секты зелотов?

– Именно он, – подтверждает его догадку «римлянин».

Фердинанд заливается смехом и проходится по комнате, положив сложенные в замок руки на затылок.

– Вера, вот теперь тебе должно быть стыдно за ту истерику, которую ты мне вчера закатила! – заявляет мужчина подруге.

– В чем дело? – Непонимающе спрашивает Венера. – Он плохой?

– Вера, нет в нем самом ничего плохого! По крайней мере, того, за что его стоило бы так устранять, – отвечает их спаситель. – Его идеи – достаточно агрессивные и радикальные – по какой-то нелепости проникнут в религиозные учения и создадут человечеству немало проблем. Нетерпимость, жестокость, догматичность и ненависть, ненависть, ненависть. Всему этому не место в религиях. Люди и без того жестоки и агрессивны. Религия призвана быть территорией мира, она должна поддерживать развитие человека, а не ограничивать его.

– То есть все гонения на еретиков, крестовые походы на этот самый Иерусалим, отрицание науки – это все происходило из-за идей этого человека?

– Ты зря ограничиваешься только христианством. Многие даже околорелигиозные философские течения опирались на его идеи, суть которых – ненависть ко всему непохожему, отличному. Он необходим для того, чтобы человечество начало свой путь к самоуничтожению, поэтому Гея и заинтересована в том, чтобы не подпускать к нему ни нас ни вас.

– И вы дали нам мой пистолет потому, что Вере, или кому-то вроде нее, необходимо быть к нему ближе, чтобы воздействовать на него своими способностями? – энергично произносит Фердинанд, уже радуясь своей догадливости.

– Именно! – отвечает «римлянин». – И поэтому мы не можем воздействовать на него более мирными средствами, например, внушить другие взгляды. Как ты знаешь, его деятельность в любом случае приведет его к казни, но это случится уже слишком поздно. Так получилось, что из всех выбранных нами людей, ты обладаешь наиболее высокими навыками стрельбы, поэтому вы и получили это задание.

Венера обводит помещение растерянным взглядом:

– А что будет, если мы попробуем подойти к нему ближе? – бормочет она.

– Не советую! В лучшем случае, вы снова перенесетесь в пустыню, а в худшем… Вам и так повезло, ведь попади вы в город в неудачный момент, и под ее влиянием могли бы оказаться не обычные прохожие и лавочники, а вооруженные солдаты. Эти не стали бы вас избивать: два взмаха мечом – и вас нет. А теперь пошли! Я проведу вас, сколько смогу.

Покидать уютное жилище не хочется обоим, но они, повинуясь воле таинственного спасителя, выходят из дома. Их уже поджидает пара вороных лошадей.

– Фердинанд, ты не будешь возражать, если Венера прокатится со мной? – спрашивает «легионер», садясь на коня.

– Это почему еще?! – удивляется мужчина.

– Не ревнуй. Просто, ты ужасный наездник. Не хватало еще, чтобы вы оба свалились, ведь поедем мы быстро. Второй раз я лечить вас не буду.

Офицер вынужден согласиться. Их спаситель помогает подняться Венере и, придерживая ее рукой, пришпоривает коня. Спутники проезжают через главную площадь и несколько кварталов, прежде чем останавливаются перед городскими воротами.

– Почему вы сами не убьете его, – спрашивает девушка, – вам же проще это сделать?

– Венера, я же объяснял! В жизни этого человека заинтересованы иные силы, они нас к нему не подпускают, а вам издалека удастся это сделать, – отвечает он, помогая ей спустится. – Нам мешают, нас отвлекают, и мы имеем возможность добраться до Иуды, когда становится уже слишком поздно. Эти силы задержали меня и сегодня, когда я спешил вам на помощь, поэтому я чуть не опоздал. Еще бы минута – и мне бы уже некому было помогать.

– На будущее: издалека удобней стрелять из винтовки с оптическим прицелом, а не из пистолета, – произносит Фердинанд, спешившись.

– Когда мы тебя забрали, в твоем арсенале такой не было.

– Плохие вы снабженцы! – вздыхает Берт. – Куда нам сейчас?

– Видите впереди колодец? Скоро к нему придет Иуда со своими товарищами, не упустите этот момент! Другого шанса у вас не будет! Не забывайте, от этого зависит существование вашей цивилизации. Машину найдете прямо по курсу, – указав направление, отвечает «римлянин» и удаляется вместе со вторым конем.

Оставшись одни, напарники некоторое время растерянно стоят перед воротами, но вспомнив, как на них напала разъяренная толпа, спешат спрятаться, чтобы дождаться свою жертву в каком-нибудь укрытии. Вскоре, они замечают небольшую группу людей, направляющуюся к колодцу. Среди них оказывается несложно узнать человека с фотографии.

Иуда со своими учениками останавливается возле одинокого сухого деревца. Убийцы располагаются на холме, прильнув к земле, где их не видно собравшимся, а расстояние позволяет выстрелить. Привычным, непринужденным движением мужчина прицеливается и взводит курок. Глядя на ни о чем не подозревающую жертву, он вспоминает детали недавнего нападения, и то, что он не смог защитить Венеру. В глазах Фердинанда подобно молнии вспыхивает ненависть, в тот же миг звук выстрела потрясает пространство. Все происходит быстро. Взявшись за руки, спутники сбегают с холма. Им требуется всего несколько секунд, чтобы сориентироваться, куда бежать, где теперь находится их кабриолет. Однако песок под их ногами постепенно светлеет, а посторонние звуки стихают. Вот вдалеке уже виден белоснежный, блестящий автомобиль. Адреналин все еще не позволяет им расслабиться, поэтому они на бегу запрыгивают в машину и Венера, оказавшаяся на водительском месте, нервно вжимает в пол педаль газа.

Фердинанд взволнованно открывает бардачок и достает очередную записку.

– «Свобода оплачена», – зачитывает он. – Ну, что за?!. Как это понимать?

– Понятия не имею. Не бери в голову, – успокаивает его Лерснер. – Но все-таки странно, почему такие могущественные существа не могли убить кого-то сами? Неужели это сложнее, чем вызывать, оживлять и перемещать нас во времени?

– Ну, это я, кажется, могу объяснить. Я всегда считал, что бог или боги не существуют в материальном мире, вернее, он или они не имеют большой силы в мире людей, – говорит Фердинанд, натягивая брюки. – Богу проще создать множество каких-нибудь пророков, чем самому научить чему-то людей или как-то повлиять на их жизнь. Это похоже на игру в шахматы: играют люди, управляя фигурками, но они не могут сами передвигаться по доске, не могут перемещать свои пешки и ладьи, как им вздумается, так как есть правила, не могут влиять на фигурки соперника.

– А ты философ! – усмехается Лерснер. – Может быть, ты и прав, и они могут управлять судьбами не всех людей, и на этого Иуду они не могли оказать влияния? Кстати, откуда ты его знаешь?

– Он один из множества философов, придерживавшийся довольно радикальных взглядов. О нем, по-моему, писал Иосиф Флавий, но тут я могу ошибаться, так как читал о нем слишком давно.

– Ты меня удивляешь!

– Чем же?

– Я думала, что люди, вроде тебя, не читали ничего, кроме книги борьбы своего обожаемого лидера.

– Я не был фанатиком. Меня интересовала другая литература, – пространно отвечает Фердинанд. Его не задевает провокационный тон Венеры, по всему заметно, что он не настроен на разговоры. – Останови где-нибудь, где можно отдохнуть, – устало добавляет он.

Берт сидит, угрюмо глядя на дорогу, чувствуя себя после этого задания не лучшим образом. Бесконечную песочную гладь разнообразят сухие кусты и огромные валуны, которые изредка сереют на фоне белого песка и неба. Хромированные детали машины отражают все ту же белизну. Белый цвет кажется удивительно насыщенным, но в то же время абсолютно пустым. То же творится в его душе – чистое белое полотно: море чувств и немая опустошенность.

– Вон, смотри, почти такая же гора, – прерывает его размышления голос напарницы.

– Прошлая гора мне понравилась, останови возле этой, – устало произносит он.

Венера останавливает машину у подножия. Достав с заднего сиденья свою одежду, она собирается переодеться, но Фердинанд останавливает ее:

– Нет, оставь! Тебе очень идет это платье.

Пустыня со своим странным, необъяснимым целебным эффектом восстановила их тела, пострадавшие в недавнем нападении. Если после посещения Карфагена Венера не поверила спутнику, когда он рассказал о неожиданно быстром исцелении, списав это на то, что ему изначально не причинили большого вреда, а то, что он был почти не в состоянии идти, по ее мнению являлось следствием шока, то сейчас ей выпал шанс убедиться лично в чудесных свойствах окружающей среды. Хотя ее покровитель, явившийся в образе римского легионера, практически вернул их к жизни, ушибы давали о себе знать, пока они находились в городе. Боль стала стремительно стихать, как после мощного обезболивающего, только когда напарники оказались в пустыне. Видимые последствия нападения, как гематомы, ссадины, покраснения и отеки, тоже исчезали, как говорится, на глазах. Сейчас уже ничто не выдает того, что их совсем недавно пытались убить самым примитивным способом.

– Где ты брал еду в прошлый раз? – утомленно спрашивает Лерснер.

– В багажнике. Что-то я устал сегодня, – потерев лицо ладонями, бормочет мужчина.

Обойдя машину, она открывает багажник и достает очередной сверток. Спутники, не торопясь, поднимаются на гору, которая удивительно похожа на ту, где они устраивали прошлый привал, таким же удобным склоном, и плоской площадкой.