Текст книги "Сны ветра"

Несмотря на то, что Илья и Олеся следуют общему примеру, Венера протискивается сквозь толпу в противоположном направлении. Напиться ей хотелось бы меньше всего, и она уже проклинает себя за то, что согласилась приехать. Утешает себя девушка только тем, что, возможно, сможет побыть наедине с природой, побродить по ночному незнакомому лесу, что, по ее мнению, должно успокаивать нервы. Однако попытка погулять в одиночестве оказывается неудачной. Стоило Лерснер пройти немного вглубь леса, как она тут же вернулась обратно – в темноте кусты и деревья принимают пугающие очертания, походят на затаившихся людей, призраков или потревоженных духов этого леса.

Толпа образует большой круг вокруг костра. Девушка прижимается спиной к сосне на краю поляны. Она решила не уходить в лес, но держаться подальше от празднующих.

Венера не следит за временем, но, по ее ощущениям, стоит у дерева она уже достаточно долго. Крики, смех и визг слышатся все громче. Толпа быстро пьянеет. Оставаться здесь становится опасно, но идти в лес одной страшно. Она закуривает, в надежде, что никотин придаст ей смелости либо стимулирует появление новой идеи. Примерно в это время от толпы отделяется какой-то полуголый тип. Пьяными глазами он осматривает пространство вокруг себя, пока его взгляд не останавливается на Венере. Мужчина рычит что-то невнятное, напоминающее рев разъяренного быка, и направляется в ее сторону.

– Бес! – орет он, срывая голос. – Убъю!

Приблизившись, он пытается ее схватить, но девушка, что есть силы, бьет его кулаком по лицу. Это еще больше разъяряет пьяного. Он повторяет попытку ухватиться за ее волосы, но тут же падает на землю от более сильного удара. Лерснер, уже прощавшаяся с жизнью, теперь с недоумением смотрит на своего защитника. Этот крепкий мужчина возник, как из-под земли, и свалил пьяницу одним ударом! Последний, решив больше не вставать, бросает с досадой на последок:

– Тебе же хуже! – и неуклюже ползет обратно, туда, где горит костер и стоят столы со спиртным.

– Все в порядке? – интересуется мужчина, но Венера то ли не слышит, то ли не воспринимает его слова. Она не сводит с него глаз: среднего роста, лет сорок – сорок пять, темные, но не черные волосы, ухоженная бородка. – Девушка! – Он касается ее плеча. – Все уже хорошо!

– А… Спасибо, вам, – все еще ошарашено произносит она. – Но не стоило, я и сама бы справилась… наверное.

– Как тебя зовут? – снисходительно говорит он.

– Венера, а вас?

– Егор. Во-первых, Венера, если у тебя не двоится в глазах, обращайся ко мне в единственном числе; а во-вторых, женщины, как правило, физически слабее мужчин, поэтому исход вашего поединка был предсказуем. Я уважаю борьбу женщин за равноправие, но тебе бы не помешало считаться и с биологией.

– Один – ноль, – с улыбкой отвечает она, поняв, что ей впервые нечего возразить. – А почему ты не празднуешь со всеми?

– Ты хочешь спросить, почему я не напился как они? – Егор кивает в сторону толпы.

– Да.

– Если честно, я представлял Бельтан по-другому… Это не шабаш, а глобальная пьянка. Я здесь в первый и последний раз! – признается он.

– Вот именно! – подхватывает девушка, – Хоть один нормальный человек нашелся!

– Я не большой специалист, но, по-моему, Святобор перемешал все возможные традиции, какие только есть: славянские, скандинавские, оккультные… Никакой идеи! В честь чего или кого это гулянье?!

– В честь Бахуса, – улыбается Лерснер.

Удовлетворившись ответом, мужчина улыбается в ответ и, в знак согласия, пожимает девушке руку.

– Егор, давай отойдем отсюда, пока еще кто-то не прицепился, – просит она.

– Давай, я сам хотел предложить. Вообще Славка меня разочаровал! Ты бы слышала, как он рекламировал этот свой шабаш! Он еще имеет наглость называть себя родновером, но то, что он делает это не родноверие – это клоунада. Все помешались сейчас на славянской культуре, даже дураки вроде Славика.

– А почему столько спиртного, вроде бы родноверы не признают алкоголя?

– Потому что на природе ему охота выпить! Бельтан – тоже не славянская традиция он пришел из кельтского язычества. И между нами, с проведением праздника со славянской тематикой в этих местах он тоже облажался – коренное население здесь не славяне.

– Да ладно! – не верит ему Венера.

– Знаешь, как называется этот лес и все, что вокруг? Мещера! А ты слышала о народе с таким же названием?

– Нет.

– Это финское племя, как Мурома, Весь, Чудь или Меря. Чуть южнее и западнее, а так же в городах уже живут, в основном, славяне – потомки Вятичей. У местных до сих пор сохранились кое-какие свои обычаи, правда, влияние церкви совершенно их обезличило. В двадцати километрах отсюда есть то, что принято называть «ведьминой деревней» – вот там ты бы посмотрела, насколько удивительный это народ. У них в древности не было богов, как таковых, в современном понимании – они верили в силы природы, в духов. В чем-то их мировоззрение близко к японскому синтоизму.

– Или к шаманизму, что наиболее вероятно, если это был народ финно-угорской культуры, – поправляет его девушка. – Ты из местных?

– Да, я родился в этих местах, но потом моя семья переехала.

Венера интересуется куда именно, и оказывается, что ее спаситель Егор, знаток обычаев финно-угорских племен, проживает в том же городе, что и Марина Генриховна, Саша Паршин и Бондари! С последними он вообще из одного района. Такое совпадение обоим кажется чем-то невероятным.

– Как такое может быть?! – смеясь, удивляется она.

– Судьба. Вряд ли бы мы встретились когда-нибудь дома. А, вот стоило приехать на пьяное сборище…

– Я, вообще, живу в Гамбурге, но приезжаю часто и надолго, поэтому нас смело можно назвать земляками.

«Земляки» так увлекаются разговором, что уже не замечают, куда идут. От поиска общих знакомых, они переходят к обсуждению оккультных теорий, от оккультизма – к бизнесу, и так далее.

– Раньше, – говорит Егор, – у меня была идея, высокие духовные цели, хотелось помогать людям, а теперь… – он с досадой отмахивается рукой. – Я ведь когда-то был неплохим экстрасенсом, занимался по методикам Сафонова и других практиков. До сих пор могу находить пропавших людей или вещи, но кому это надо?! Когда ты знаешь, как помочь человеку, но он и слушать тебя не хочет, потому что ждет от тебя чудес, мистификаций и пародий на камлание, заветного слова «порча» или «сглаз», пропадает всякое желание стараться и делать добро. Поэтому я и открыл то, что называю «магической конторой». Люди приходят, платят деньги, получают помощь психолога (причем, профессионального), выслушивают пару бессмысленных советов от меня и уходят счастливыми.

– А на языке юриспруденции это называется мошенничеством, – комментирует девушка его рассказ.

– Де-факто – да, де-юре – недоказуемо, – он мягко улыбается.

– А я могу боль, например, снимать, – вздохнув, говорит Венера. – У одного моего друга сильные головные боли, типа мигрени, но на него мои способности не действуют. Конечно, хотелось бы ему помочь, а то он уже становится наркоманом от того количества обезболивающих, которое регулярно съедает.

– Вер, тебе сколько лет?

– Паспорт уже дали, – отвечает она, желая не пошутить, а уйти от ответа. В какой-то момент своей жизни Лерснер стала чувствовать отвращение к подобным вопросам. Возможно, это произошло, когда она поняла, что выглядит и ощущает себя моложе своего настоящего возраста. Венера заметила такую странность: до девятнадцати девушки часто прибавляют себе несколько лет, а после двадцати четырех – отнимают или вообще уходят от ответа.

– Нет, – смеется мужчина, – не в том смысле. Ну, правда, я никому не скажу?

– Ну, если никому не скажешь, тогда двадцать восемь.

– Никогда бы не подумал! Выглядишь гораздо моложе. – Эту фразу она слышит буквально ото всех, кто узнает ее возраст. – Так вот, лечить до тридцати трех лет нельзя, – назидательно произносит он. – Это для тебя самой опасно, потому что…

– Егор, ну это же бред! – перебивает она его. – Ты повторяешь то, что придумал кто-то много веков назад, но ни разу не проверял. Ты сам видел кого-нибудь, кто пострадал от того, что начал заниматься этим не в тридцать три, а, скажем, в тридцать один?!

– Один – один. Тогда предлагаю другую версию: может, болезнь твоего друга – это, своего рода, кармический долг? То есть, он должен через это пройти?

Лерснер пожимает плечами.

– Может быть, – соглашается она. – А что привело тебя сюда, на эту пьянку, кроме рекламы Вячеслава Михайловича?

– Я знаю этого Святоборца уже лет пять или больше, но приехать удалось только в этот раз. Я же не знал, что такое шабаш в его представлении! Мне просто интересно было, что происходит, когда в одном месте собираются ведьмы и колдуны. Посмотреть на них, опять же. Познакомиться с очаровательной ведьмочкой, – Егор целует руку девушки, но она ее не отдергивает, как ранее при встрече с Серовым. – А ты, как я понял, язычество исповедуешь?

– Сложный вопрос, – Венера задумывается. – Я не могу сказать, что я во что-то верю или что-то исповедую. У каждого человека есть своя философия, в которой отражена его собственная мораль и субъективные взгляды, и человек следует этой философии. Когда объединяются разные люди со сходным мировоззрением, они провозглашают свои взгляды религией, на основании общей для них морали формируют каноны, табу и заповеди. То есть, даже если бы религия вдруг стала другой, жизнь бы не изменилась, потому что люди остались бы прежними. Но, все равно, я считаю, что каждый верит в своего собственного бога. Моя философия, пожалуй, тоже ближе всего к шаманизму или к его современной интерпретации – викке66
  Викка (Wicca) – неоязыческая религия, основанная на шаманизме и архаичном матриархате.


[Закрыть].

– Прям, как местные! Если будешь в России в конце лета, мы с тобой обязательно съездим в Оступино – «ведьмину деревню» – тебе там понравится! Я с тобой согласен, в том, что религия – это своего рода компромисс, для людей со сходной моралью. Я бы даже сказал, что это мифологическое обоснование принятых моральных норм, – произносит мужчина.

– А, кстати, правда, что Святобор был прокурором? – вспомнив разговор в машине, спрашивает девушка.

– С чего ты взяла?

– Он сам рассказал, что и прозвище свое в прокуратуре получил. Вот только мне не верится в это.

Егор прислоняется спиной к дереву и, улыбаясь, смотрит на Венеру.

– Правильно делаешь, что не веришь! Года два назад Святобор приезжал ко мне. Мы немного выпили, и он разоткровенничался. Есть у Вячеслава Михайловича такая слабость, как выпьет, язык у него развязывается. Короче, в девяностые он каким-то образом был связан с местным криминалом. Бандит или нет, не знаю, но прокурором он точно не был. Где прозвище получил, тоже не знаю, вполне возможно, что и в прокуратуре, но только не как сотрудник. Короче, прокурор из него, как из меня Папа Римский! Вообще, я думаю, что он это имя сам себе придумал, как и свою историю с прокурорством, и с традициями этого шабаша, с позволения сказать.

– А нам таким героем представился, – покачав головой, произносит девушка.

– Еще бы! – снова смеется Егор. – Надо же ему было вам, молодым, положительный пример подать?

Они подходят к небольшой полянке, которую пересекает ствол поваленного дерева. Несколько молодых, еще тоненьких травинок, светятся в свете полной Луны серебристым сиянием. Чудная поляна! Венере это место кажется волшебным, удивительно прекрасным и родным. Как будто она долго прожила здесь или всю жизнь мечтала тут оказаться. Теперь, ступая по влажному ковру опавших сосновых иголок, она как будто освобождается от давнего гнета. С каждым шагом прошлая боль и тревоги отступают все дальше, уступая место торжеству нового, неизведанного. Егор жестом предлагает спутнице присесть на образованную упавшим деревом скамейку. Сев, она запахивает куртку и, поднеся ладони ко рту, согревает их дыханием.

– Замерзла? – спрашивает он, обнимая ее за плечи.

– Немного. Надеюсь, никакое дерево здесь на нас не свалится, – говорит она, глядя на раскачивающиеся кроны сосен.

– Что? – Егор смеется. – Вера-Вера! С чего ты взяла?

– У меня было экстремальное развлечение до недавнего времени. Мы с компанией лазили по старинным заброшенным зданиям, пещерам, – делится с ним девушка. – А три недели назад семерых моих друзей завалило в пещере. Все умерли. Я должна была поехать с ними, но меня срочно вызвали в Россию. Теперь опасаюсь всего, что может упасть и убить человека. Такой вот глупый страх.

– Кошмар! Извини…

В отличие от Лерснер, ее спутнику эта поляна не показалась такой уж привлекательной. Странно, но родной его сердцу лес сегодня пугал его, пробуждая глубинные, первобытные страхи. Сейчас же особое тревожное чувство, которое словно колокольчик зазвенело впервые, когда Венера предложила уйти с места проведения шабаша, снова возникает у Егора. Он не может понять, чем оно вызвано, и почему становится острее, как будто кто-то невидимый шепчет ему на ухо: «Уходи! Уходи!».

– За что ты извиняешься? – искренне удивляется она.

– Как?! Твои же друзья погибли недавно?

– И? Не ты же их убил? – В ее голосе звучат циничные холодные нотки.

– Вер, ну, ты говоришь так, как будто тебе их совсем не жалко, – Егор убирает руку с ее плеча и немного отстраняется, чтобы лучше видеть ее лицо.

Ночь странно влияет на Венеру, самой ей всегда казалось, что с приходом темноты, она избавляется от какого-то наваждения, словно все наносное уходит, оставляя лишь настоящее. Сегодня это ощущение обострилось – видимо, правда, пришло время силы для таких, как она.

Воспоминания о смерти друзей, снова напоминают о неприятностях и боли, которые принесли ей сопутствующие и последующие события. Словно огонь, в ее душе вспыхивают чувства, но не жалости, а злобы и отвращения.

– Мне должно быть их жалко? – надменно произносит Лерснер. Она удивленно смотрит на него, и совершенно случайно их взгляды встречаются. Теперь Егор понимает, что его так настораживало. Внутренний голос уже не шепчет ему, а требует, стучит пульсом в висках:

«Беги! Беги! Она не человек! Не человек! Кто угодно, но не человек! Спасайся!»

Взгляд девушки в данный момент напоминает ему взгляд хищника, внезапно обнаружившего перед собой жертву. Ее зеленые глаза кажутся теперь жгуче-черными, мягкие черты лица приобретают почти мужскую угловатость. Красивая женщина в один момент превращается в грубое подобие человека, демона во плоти. Ужас парализует Егора, сгущая тьму в его глазах, хотя умом он понимает, что все это какое-то наваждение. Но неожиданно для себя самого, вместо того, чтобы бежать, сломя голову, он наклоняется к ней и прижимается губами к ее губам. Импульсивно девушка пытается оттолкнуть его, но Егор обнял ее достаточно крепко.

Теперь в его голове появляется еще одна мысль, кроме той, что требовала бежать и спасаться:

«Кем бы ты ни была, ты – ангел! – думает он. – Пусть ты не человек, но ты ангел. Мой ангел!.. Ты станешь со мной человеком».

Оторвавшись от ее губ, он целует ее глаза и щеки, потом кладет голову на ее плечо.

– То есть, я – ангел, но ты хочешь, чтобы я стала человеком? – неожиданно, сильным, звонким голосом спрашивает Венера, принявшая в его глазах, свой прежний вид.

– Ты и мысли читаешь?! Настоящий ангел!.. Настоящее чудо… Кстати, я чувствую, как у тебя бьется сердце, а значит, ты человек. Ангельский человек.

– Придумал же – «ангельский человек»! – смеется она.

– Вер, а ты не хочешь вернуться домой? – предлагает Егор, отпустив ее. – Я бы с тобой тут до утра просидел, но это, вообще-то, настоящий лес, а не парк, здесь кабаны водятся и волки.

– Волки?!

– Я бы на твоем месте больше боялся кабанов, они менее предсказуемые. Мы зашли не слишком далеко, и шум на поляне распугал зверьё, но все-таки лучше уйти отсюда.

– Конечно, я хочу домой, но как? Мои друзья, с которыми я приехала, сейчас пьянствуют со всеми, – жалуется девушка, кивнув в сторону, откуда доносятся голоса.

– А ты на своей машине приехала с ними?

– Нет, на их. А что?

– Милая, ты же только что читала мои мысли, а сейчас не можешь понять, к чему я клоню, – ласково и удивленно говорит Егор.

– Я не всегда могу мысли читать, это вообще редко со мной бывает. К чему ты клонишь?

– Я тебя отвезу, если ты не против?

Венера задумывается: с одной стороны, она, действительно, очень хочет уехать, но, с другой – видит этого Егора впервые в жизни. Ехать ночью с малознакомым человеком в другую область, по меньшей мере, неразумно…

– Поехали! – соглашается она, ощутив кураж, подобный тому, какой она испытывала, когда ее группа находила веками нетронутые объекты для исследования.

Егор встает и подает ей руку. Они быстрым шагом направляются обратно к месту проведения шабаша.

– Только ты… это… даже не пытайся ко мне приставать! – на бегу кричит ему девушка, не успевая за ним.

– Могла бы и не говорить, мои помыслы чисты, как слеза младенца, – со смехом отзывается он, не оглядываясь на Венеру, которая, несмотря на то, что крепко вцепилась в его руку, отстает на шаг.

Благодаря скорости ходьбы, они преодолевают расстояние до большой поляны очень быстро, и даже немного удивляются тому, что зашли в лес так недалеко. Когда между деревьев начинают мелькать фигуры людей – черные на фоне зарева костра, Егор замедляет шаг и говорит своей спутнице:

– А знаешь, я в толпе слышал, что в полночь они будут кого-то вызывать, чуть ли не Лешего.

Венера быстро проверяет время.

– Тридцать семь минут двенадцатого – успеваем смыться, – шутит она.

Мужчина смеется и предлагает обойти поляну, не заходя на нее, чтобы не привлекать лишний раз к себе внимания.

– Как глупо! – к чему-то произносит девушка.

– Что глупо?

– Я представила, как они будут вызывать Лешего – объясняет она. – Смешно будет, если он, и правда, к ним придет.

– Да, Леший тоже посмеется.

Они останавливаются около одной из машин, предусмотрительно припаркованной подальше от остальных.

Глава 14

Машина несётся по ночной трассе. Венера из последних сил борется со сном. Заметив, что она засыпает, Егор возобновляет затихший минут двадцать назад разговор:

– Значит, ты из поволжских немцев?

– Нет, – потирая глаза, выдыхает она. – Предки отца в самом конце девятнадцатого века приехали в Россию, как надеялись, не надолго, а матери – во время Первой Мировой. И я не хочу об этом говорить.

Венера не любит эту тему, поэтому старается дать максимально развернутый ответ. Она надеется, что этим предвосхищает все возможные вопросы по поводу своей семьи. Но эта надежда оказывается тщетной: мужчина не сразу улавливает ее настроение.

– Нашли, когда приезжать. Досталось им, наверное?

– Почти всю семью репрессировали в свое время, – лениво отвечает она, не сводя глаз с освещенного фарами асфальта.

«Действительно, не самая лучшая тема», – догадывается, наконец, Егор, неловко замолчав.

– Мне, вот, интересно, как они собираются разъезжаться, они же будут в хлам? – задает Венера, более чем, странный вопрос, особенно, если учесть, что до этого речь шла о ее репрессированных родственниках.

– Кто – разъезжаться? – удивляется мужчина, которому кажется, что он, по невнимательности, упустил какую-то очень важную деталь в разговоре, и теперь не может ее понять.

– Да я про участников шабаша подумала, они же пьяные и все на машинах.

– В принципе, машины им нужны, как я понял, только, чтобы доехать до поляны. Там в пяти минутах ходьбы от леса есть гостиница, и даже не клоповник. Говорят, ее открыл какой-то депутат. Якобы он из этих мест, и хочет организовать в селе туристическую зону. Идея мне нравится, лишь бы зверьё не стреляли. Часть гостей побредут туда, кого-то Славик к себе забирает: за ними человек приедет; а у некоторых из них свои водители имеются, – объясняет Егор.

– Ты же в первый раз приехал, откуда ты все знаешь?

– Эх, Венера, не быть тебе детективом! Наблюдательность, логика и никаких чудес! Он мне сам рассказывал, показал гостиницу, где я должен был остановиться. Потом, в толпе я, по разговорам кое-что узнал. Впрочем, наверняка, там есть те, кто не пьет, чтобы потом сесть за руль, и такие, которые готовы водить в любом состоянии. Поэтому хорошо, что мы уехали сейчас.

– Понятно, – зевает Венера. – Не хочу я быть детективом.

Немного помявшись, Егор спрашивает:

– А тебе твои философские убеждения не запрещают праздновать Пасху?

– Моим философским убеждениям все равно, как называется «повод», – шутит она.

Он сдержанно смеется, услышав ответ девушки, который напоминает ему о временах, когда употребление алкоголя романтизировалось и целенаправленно, и нет, на что ответной реакцией народа стало высмеивание этой пагубной привычки, выразившееся в сочинении анекдотов и подобных шуток.

– Я, кстати, где-то читал, что та Пасха, которую празднуют у нас, на самом деле – языческий праздник, общий для индоевропейской культуры. Что-то вроде свадьбы Солнца и Земли, своего рода, оплодотворение земли. После этого дня почва считалась плодородной, и люди начинали сеять.

– Что сеять? – спрашивает сонная девушка.

– Не знаю, какие-нибудь семена, растения съедобные. Хлеб, наверное, – неожиданный глупый вопрос ставит его в тупик, так как и сам он чувствует, что его уставший мозг отказывается анализировать информацию и отвечать на вопросы, требуя отдыха. – Да не важно! Завтра двойной праздник, то есть, уже сегодня, давай его вместе отметим? – предлагает он. – Не нравится Пасха – давай, отметим Первомай.

– А как же твоя семья?

– Семьи у меня нет. Когда-то я был женат, но уже лет пятнадцать совершенно свободен, поэтому буду очень рад, если ты согласишься, – улыбается Егор.

Венера задумывается: Саша не ждет ее так рано и, скорее всего, сам уйдет к кому-то в гости, да и не помешает ему отдохнуть от ее общества; а Егор, похоже, неплохой человек.

– Соглашусь, – отвечает она, повернув к нему голову, – почему бы нет?

По его подсчетам, ехать им остается часа два. Лерснер продолжает бороться со сном, пытаясь задерживать дыхание, как при икоте. Это бодрит ее на считанные секунды, поэтому она быстро сдается. Обмякнув на сиденье в полудреме, она лениво смотрит в окно, время от времени проваливаясь в недолгий сон, больше похожий на забытье. Мужчина тоже чувствует, сонливость, но останавливаться не хочет, несмотря ни на что. Потерев рукой глаза, он просит у девушки сигарету.

– У меня только тонкие, – вздрогнув при пробуждении, говорит она и открывает сумочку, – но сигареты тебе не помогут.

– Почему?

– Надо остановиться, хотя бы на полчаса, и отдохнуть, а курение будет еще больше отвлекать тебя от дороги, – со знанием дела произносит Лерснер. – Не испытывай судьбу! Давай, отдохнем сейчас, а на ближайшей заправке накачаемся кофе или самыми мощными энергетиками, какие там только будут.

– Ты права, не будем рисковать.

Машина сворачивает к обочине и останавливается. Егор откидывается на спинку и закрывает глаза. Ему не требуется много времени, чтобы придти в себя: достаточно расслабиться, правильно скорректировать дыхание и посидеть так некоторое время. Занятия йогой научили его быстро восстанавливать силы. Глупые мысли лезут в голову: ему в какой-то миг показалось, что сейчас, пока он сидит с закрытыми глазами, Венера превратится в чудовище и нападет на него. Посмеявшись над собой, мужчина отбрасывает эту мысль.

Девушка моментально проваливается в крепкий сон, который кажется ей мгновением. Она очнулась сразу же, как только Егор включил свет в салоне.

– Ты какую музыку любишь? – спрашивает он, не глядя на нее.

– Мне все равно, только не джаз… – бормочет она. – А еще шансон не люблю и всё, что по радио крутят. Мне иногда нравится рок, но сейчас я бы не стала его слушать.

– Тебе не угодишь! – усмехается он и решает ориентироваться на свой вкус.

Лерснер удивляется, когда из динамиков раздается очень плохая клубная музыка, но молчит. Чувствуя, что звук ее раздражает, она просит убавить громкость. Дорога пролегает через небольшой поселок. В придорожном круглосуточном магазине они покупают энергетеки, которые возвращают на некоторое время ясность в их головы.

Постепенно светает. Следом за ночью уходит и сонливость, уступая место приятной расслабленности. Агрессивная музыка сменяется более спокойной и мелодичной. Вскоре впереди вырисовывается знакомый индустриальный пейзаж: здание обувной фабрики, стоящей на окраине города, и манящая огнями заправочная станция, где спутники останавливаются выпить кофе.

Затем за окном машины мелькают вывески и витрины магазинов. Вид знакомых улиц вселяет какое-то душевное спокойствие в обоих. Когда они проезжают мимо салона Венеры, она, как строгая хозяйка, задерживает взгляд на закрытой двери и инстинктивно смотрит на часы, хотя знает, что до открытия еще два с половиной часа.

– Если мы поедем ко мне домой, это будет слишком для первой встречи, или нормально? – спрашивает Егор, не глядя на спутницу.

– Я и не напрашиваюсь, по-моему, – равнодушно отвечает она, не раздумывая над вопросом.

– Нет-нет, ты не поняла! Я хочу, чтобы ты поехала ко мне, но боюсь, что ты посчитаешь это… н-нескромным? – Егор лукавит, он не хочет приглашать девушку домой не потому, что это «нескромно», а потому, что, уезжая на шабаш, он оставил квартиру в полном беспорядке.

– А какие еще есть варианты?

Егор ненадолго задумался, перед тем как ответить.

– Ну, есть еще вариант: например, мы можем поехать ко мне на работу, – вкрадчиво произносит он. – Это полноценная квартира, и там никого нет. Заодно похвастаюсь всякими магическими штуками, вроде хрустального шара.

Венера улыбается, услышав последнюю фразу. Она подозревает, что хрустальный шар является обычной стеклянной сферой, купленной в сувенирной лавке.

– Ну, поехали! – соглашается она. – Мне очень интересно посмотреть, где работают волшебники.

Он, не отрывая взгляда от дороги, целует руку девушки.

В первых минутах девятого часа они заезжают в супермаркет за продуктами и вином, а уже после поворачивают к аккуратной «сталинке», где и находится магический салон Егора.

– Вот моя контора, – кивает он на строгую вывеску слева от металлической двери.

– Не вижу отсюда, – жалуется Лерснер, и Егор протягивает ей визитку. – «Салон психологических услуг «Нестор и Фрида»? – читает она. – Какое смешное название!

– Почему? – удивляется мужчина.

– Ну, это все равно, что я назвала бы свой салон красоты «Сергей Петрович и Навсикая». Причем тут Нестор и Фрида, кто это вообще такие? Местные Бонни и Клайд? – улыбнувшись, произносит она. – Про психологический центр я еще понимаю – так к тебе никто не придерется.

– Я – Нестеров, меня с детства называли Нестором, – объясняет мужчина, – а «Фрида» – просто имя такое редкое, и с мистикой ассоциируется, у меня, по крайней мере. Да и с именем Нестор в сочетании неплохо звучит.

Машина останавливается во дворе дома.

– Да, звучит экзотично, – соглашается Венера, выходя из автомобиля.

– Я же с помощницей работаю, а ей тоже нужен звучный псевдоним, – продолжает объяснение мужчина.

– А производным от какого имени, является «Фрида»? – лукаво прищурившись, интересуется она.

– Сначала было от имени Зоя, а теперь от Лилии, – непринужденно отвечает он, открывая дверь подъезда.

– Если Зоя и Лилия не один человек, то, что случилось с первой «Фридой»?

– Мы начинали работать с Зоей, она сама выбрала такой псевдоним. Но потом быстро расстались, разбежались… и я понял, что нельзя совмещать личную и деловую жизнь. – Егор распахивает перед Венерой железную входную дверь в квартиру. – Заходи, не разувайся, это уже нежилое помещение! – на одном дыхании произносит он. – Потом я решил взять на работу не гадалку, а психолога, что и сделал. Так психолог Лилия стала ясновидящей Фридой, не менять же название фирмы, из-за смены секретарши? Людям ведь все равно, как на самом деле зовут «ясновидящую».

– Мм-м-да… Остапу Бендеру такое и не снилось, – резюмирует она, покачав головой.

– Да ладно! – отмахивается маг.

– А как же раньше работал твой психологический центр без психолога?

– Когда у меня появилась идея открыть эту контору, я заочно отучился на психолога, так что все нормально было.

– Кому-то это интересно? Я имею в виду: у тебя много клиентов?

– Не поверишь, насколько много! Люди по-прежнему желают чудес.

Лерснер осматривает маленькую прихожую, заглядывает на уменьшенную в ходе перепланировки кухню и проходит в большую комнату, которую Егор назвает своим кабинетом.

– Какая большая квартира! – восхищенно говорит она.

– Да, была трехкомнатная.

– Твоя личная?

– Да.

– А можно нескромный вопрос? – воровато посмотрев на него, спрашивает Венера.

– Пожалуйста, сколько душе угодно, – соглашается он.

– Неужели, твой бизнес приносит такой доход, что ты смог приобрести такую квартиру, да еще и в центре?

– Квартира мне в наследство досталась, здесь родители жили, – деликатно уходит он от ответа на ее бестактный вопрос.

– Извини, я иногда не думаю, что говорю.

– Ты – ангел, а ангелам можно спрашивать, что угодно, – произносит Егор и обнимает девушку за плечи, в знак того, что ее вопросы его не расстраивают.

– Да-да, на дураков не обижаются, – вздыхает она.

– Я, кстати, тоже могу твои мысли угадать, – улыбается ей Егор. – Рядом с кухней есть дверь, а за ней, представь себе, есть душ!

– Вот это действительно было бы кстати! – произносит Лерснер. – Но как-то не совсем удобно.

– Не бойся, камеры у меня только в приемной, – шутит он.

Венера улыбается в ответ и скрывается за дверью, о которой говорил ее новый знакомый. Девушку удивляет роскошная душевая кабина. Она внимательно осматривает ее, чему-то усмехается, качает головой, но проходит мимо. Сделав пару шагов, Венера останавливается перед раковиной, напротив зеркала. Минуты две она вглядывается в свое отражение – бессонная ночь и дорога вымотали ее. Чтобы немного освежить кожу, девушка умывается и, заодно, смывает косметику. Вода приятно ласкает лицо, согревая и успокаивая. Лерснер промокает лицо полотенцем и выходит из ванной в кухню, где Егор уже ставит пиццу в микроволновку.

– Как ты быстро. Совсем не пользуешься моим гостеприимством! Расслабься и чувствуй себя как дома. Давай стол накроем, пошли в кабинет! – говорит мужчина, увидев ее.

Оба проходят в комнату, именуемую кабинетом. Егор переносит монитор с одного стола на другой, перекладывает на пол книги в старинных переплетах. Венера поднимает одну из них и, любуясь красотой оформления, открывает. К своему удивлению девушка видит вырезки из газет и журналов вместо оригинального текста. Снисходительно посмотрев на Егора, который в этот момент мастерски открыл бутылку красного вина, она захлопывает книгу и возвращает ее на место.

И вот стол накрыт. Маг разрезает пиццу и разливает вино по бокалам. Сев друг напротив друга, новые знакомые принимаются отмечать. За два часа они выпили за знакомство, за Вальпургиеву ночь, за Пасху, за Первомай, за малый бизнес, за присутствующих дам, за гостеприимного хозяина, дважды пили на брудершафт, потом за любовь, за танкистов, за переводчиков – короче, напились. В половине одиннадцатого, Венера уже с распущенными волосами сидит на коленях у Егора, допивая вино из бокала.