Текст книги "Сны ветра"

Она молча сжимает кольцо в ладони, не сводя взгляда с его лица.

– Идем, Вера! У нас тоже времени не много, – говорит, поднявшись, Черный ангел, но явно медлит уходить. – Хочет остаться – пусть остается. К чему только были все эти рассуждения о том, как он ненавидит войну и убийства?

Берт молча забирает со стола пистолет и, не оглядываясь, направляется к двери. Оказавшись на свежем воздухе, он окидывает взглядом окружающий его тревожный пейзаж: красивая природа, покосившиеся дома, солдаты, уже готовые к марш-броску, – все это порождает в его душе такую тоску, словно сердце поглощает черная дыра. Все это имело хоть какой-то смысл минуту назад, когда Венера была рядом, а теперь, без нее, ему не нужна и сама жизнь.

Решив, что еще не поздно, Фердинанд врывается обратно в помещение. Ему открывается необычное зрелище: одна из стен постройки исчезла, превратившись в мощеную светлую дорогу, посреди знакомой белой пустыни, а метрах в ста-ста пятидесяти от него уходят в сторону горизонта две знакомые фигуры. Венера и тот, кого она называла Владыкой идут, не оглядываясь. Офицер бросается следом за ними.

– Стойте! Подождите! – кричит он, что есть силы.

Пара останавливается, оба путника оглядываются. Увидев офицера, Венера бежит ему навстречу. Рыдая, девушка виснет у него на шее. Берт чувствует, что и сам уже не может сдержать слез. Они, едва появившись, скатываются к уголкам глаз и ручейками бегут по щекам. Подумать только, он чуть не совершил такую страшную ошибку, чуть не предпочел тяжелую смерть легкой жизни, а отчаянное одиночество – взаимной и вечной любви.

– Ты меня не бросил! – судорожно всхлипывая, говорит она.

– Какой я идиот, я чуть не потерял тебя снова! Я тебя никогда не брошу! Никогда-никогда! – Он чувствует сквозь одежду влагу ее слез. Венера, содрогается от рыданий, уткнувшись лицом в его плечо. Ноги Фердинанда стали ватными, и он чувствует, что еще долго не сможет ступить ни шагу.

Неспешно подойдя, Черный ангел достает из-под плаща круглую фляжку и протягивает ее им.

– Это должно вас успокоить, – поясняет он. – Вы сейчас оба не в себе. Я думаю, вам стоит побыть наедине.

– Что это? – спрашивает девушка сорванным плачем голосом, повернувшись к нему.

– Корнбранд. Не напивайтесь сильно, иначе начнете новую жизнь с тяжелого похмелья.

– Где ты его взял? – изумляется офицер, принимая подарок.

– Позаимствовал у вашего генерала. Вряд ли он успел обнаружить пропажу. Не более чем через пару минут, после того, как я забрал у него флягу, он попал в очень грамотную засаду. Не пропадать же алкоголю, который, по-моему, вам сейчас нужнее.

– Помню я его, – говорит Фердинанд. – Так ему и надо, скотине! Что нам делать дальше?

– После того, как придете в себя, идите в машину – там вас уже ждет записка от меня. Как чувствовал, что не стоит сразу за собой «дверь» закрывать! – усмехается брюнет. – Поторопился бы – и вечность пришлось бы выслушивать жалобы Веры на несчастную судьбу. Хотя я до последнего не был уверен, что ты, Фердинанд, вернешься. Ты поступил правильно, даже если сейчас тебе собственное поведение кажется иррациональным. Что ж, до встречи в ином мире!

– Угу, – отзывается Венера.

Стоило влюбленным отвести от него взгляд, как он исчез. Не более чем в трех метрах от них стоит уже знакомый автомобиль, и антрацитовая лента асфальта уходит в бесконечный горизонт. За спиной Фердинанда уже нет ни мощеной дороги, ни приспособленной под временное жилье мастерской – только белые пески, барханы, с редкими серыми валунами.

Глава 11

Далеко или совсем близко от белой пустыни снова кипит жизнь, словно никогда и не прерывалась. К утру пятеро сплоченных катастрофой друзей поднялись на мансарду. Паника, которая незадолго до этого завладела Лилей, быстро передалась Олесе. Опасаясь ее дальнейшего распространения, Паршин и предложил отвести их в спокойную комнату наверху. В итоге там собрались все, исключая хозяев дома.

Когда солнце взошло, а девушки успокоились, они решили спуститься. Родители Лисицы встретили их внизу так, словно за последние сутки ничего необычного не случилось: поинтересовались, как спалось гостям дочери, будут ли они на завтрак овсяную кашу. Даже Олеся поразилась их спокойствию и не сдержалась, чтобы не спросить:

– Катастрофа до нас не дошла? Не пытались поискать еще работающие радиостанции?

– Ты о чем? – удивилась ее мать.

– Да у нее опять ее реалистичные сны! – предположил отец и включил радиоприемник. – Вот тебе, Леся, работающая радиостанция.

Заиграла музыка, обычная попса, в чем не было ничего странного, разве что песни совершенно незнакомые. Отведя дочь в сторону, мать деликатно поинтересовалась, как долго ее приятели собираются у них гостить.

– Еще день – и их придется регистрировать. Это хлопотная процедура, а завтра выходной, то есть заняться этим надо уже сегодня, иначе оштрафуют, – добавила при этом женщина.

Олеся так и не поняла, почему ее мать выдумала такой нелепый предлог для того, чтобы выпроводить ее друзей, против которых еще вчера не возражала, но пообещала, что они сегодня же уедут.

Не удивительно, что завтрак, после такого, проходит в напряженном молчании. Простившись с хозяевами, друзья выходят на улицу, и первое время стоят, не понимая, что происходит. Новые здания, новые дороги, незнакомые автомобили с одной стороны кажутся привычными, а с другой – поражают своей нелепой на первый взгляд формой. Транспортные средства теперь почему-то походят животных, а строения, кроме маленьких частных домов, напоминают муравейники или гнезда ос.

Среди личных предметов они обнаруживают, вместо привычного вида рублей, незнакомые деньги. Проходит еще немного времени, прежде чем они соображают, что им необходимо добраться до вокзала. Умение Паршина находить дорогу в незнакомых местах, а так же расспросы прохожих помогают друзьям достигнуть места назначения. То, что вокзал оказался вроде бы там же, где и был вчера, немного подкрепляет их уверенность в себе.

Денег оказывается достаточно для того, чтобы купить билеты. Спустя час они в небольшом, стилизованном под медведя, автобусе покидают Калугу, с любопытством прильнув к окнам. Неужели никакой катастрофы не было? Но как же так, ведь они прекрасно помнят вчерашний день?! Вспомнив о прошлогоднем несчастном случае с Венерой, Олеся догадывается, что произошло нечто подобное: некие могущественные силы, изменили историю человечества, и тем самым спасли его от гибели. И видимо, изменение это произошло на очень древнем уровне, поэтому сейчас все такое другое, непривычное. Подумав о подруге, она невольно ловит себя на мысли, что, возможно, Илья никогда не вернется, раз все поменялось. Жизнь в этот момент как будто теряет свой смысл, но силой своего характера Олеся заставляет себя сдержать слезы.

Время в пути проносится быстро, и скоро это нечто, выполняющее функцию автобуса, открывает перед приятелями причудливые двери. Родной для всех, кроме Лисицы, город тоже очень изменился. Однако друзья быстро замечают, что способны неплохо ориентироваться на незнакомых улицах, словно в мозгу каждого просыпается некая «запасная» память, которая подсказывает, как вести себя. Уже через полчаса они не видят ничего странного в зданиях-муравейниках, и понимают смысл табличек с неведомыми знаками.

– Надо поторопиться, – неожиданно произносит Роман, – скоро комендантский час, а мы, кажется, не взяли с собой свидетельств.

– Ты о чем? – удивляется Олеся.

– Я взяла свидетельство, мне не о чем беспокоиться, – добавляет Лиля.

– Объясните нам, темным, какие свидетельства, какой комендантский час?! – произносит Паршин.

– Вот, смотри! – говорит Лиличка, показывая ему золотистую квадратную пластиковую карточку с изображением темно-синей спирали.

Осмотрев свои вещи, подобные карточки находят и остальные.

– Александр Владимирович, вы тоже ничего не понимаете? – робко спрашивает Катя.

– Да, бред какой-то, – подтверждает доктор. – Надеюсь, нам все еще есть, где жить, – усмехается он, вспомнив о своей квартире.

Его опасения оказываются напрасны, по какому-то наитию все они находят свои дома. «Запасная» память постепенно замещает настоящую, и уже к вечеру друзья адаптируются к новым условиям. Жизнь Левицких и Паршина почти не изменилась, а вот Лилия и Олеся были немного удивлены, переменам в своей профессиональной деятельности. Так первая теперь работает штатным психологом в крупной компании, занимающейся разработкой природных ресурсов; а вторая, к своей радости, уже не связана с ненавистным районным судом, и в новом мире занимается только частной адвокатской практикой и консультациями по правовым вопросам.

Примерно через неделю, проснувшись утром, Олеся видит, сидящего за столом, мужа. Он, как обычно, как ни в чем не бывало, приветливо подмигивает ей.

– Илья?! – шепчет она, справившись с шоком.

– Скучала, Лисица?

– Ты живой! Конечно, скучала! Когда вы с Веркой пропали, здесь такое началось! – сквозь слезы говорит она, подскочив к нему.

– Так, резких движений не делай! Тебе же вредно, – обнимая жену, говорит Илья. – Лучше расскажи, что тут у вас происходило, и куда пропала Верка?

Олеся подробно рассказывает ему о том, как их искали, как произошла катастрофа, изменившая мир. После нехитрого завтрака, она устраивает для него небольшую экскурсию по городу. Новый мир неожиданно нравится Илье, он сразу ощущает себя в своей тарелке, предполагая, что, возможно, когда-то был тесно связан с этой реальностью.

Венера так и не появилась. Под этим предлогом Саша старается регулярно видеться с Лиличкой. Ей льстит такое внимание. Рядом с ним она чувствует себя полноценной, завершенной, но совершенно разбитой и больной, когда он уходит.

Большого труда девушке стоило отыскать то место, где когда-то находилась контора «Нестор и Фрида». Она несколько раз приходила туда, всякий раз испытывая чувство щемящей ностальгии. Теперь же, вместо величественной «сталинки», там возвышается уродливый «муравейник». Лилия часто думает о том, что салон «Нестор и Фрида» был единственным якорем, элементом постоянства для самовлюбленного Нестерова, для импульсивной и взрывной Венеры, и для нее самой; подобно полярной звезде, он оставался неизменным и неподвижным, когда вокруг него закрутились экстрасенсы «Седьмой Атлантиды», таинственный призрак и странные друзья Венеры. Как бы плохо ни чувствовала себя Лиля, как бы ни душило ее одиночество, но переступив порог магического салона, она успокаивалась, глядя на желтые стены приемной, на кожаный диванчик, на любимый антуриум с ярко-красными цветами. Теперь всего этого не стало. Пустоту, которая возникла после исчезновения конторы, пока ничто не смогло заполнить. Потеряв часть своей личности, Лилия приходит снова и снова на ту площадь, которую она раньше знала, как площадь Освобождения, все еще надеясь в душе, что однажды увидит розоватую «сталинку» и до боли знакомую вывеску – «Нестор и Фрида».

В ее рабочие обязанности теперь входят ежеквартальные проверки душевного состояния вверенной ей части сотрудников. Перебирая папки с личными делами накануне такой проверки, она внезапно замечает знакомое имя: Нестеров Егор Евгеньевич. Под надуманным предлогом она вызывает его к себе. Лиля никогда не узнала бы в явившемся сутулом инженере своего бывшего шефа, если бы не была точно уверена, что это именно он. Эта встреча расстраивает девушку, ведь Нестеров стал совершенно другим. Простой инженер, более всего интересующийся школьными проблемами своего старшего сына, вряд ли, даже в самых смелых своих мечтах, мог бы предположить, что еще совсем недавно в погибшей параллельной реальности считался магом, любил такую женщину, о которых сейчас уже и мечтать-то перестал, и нашел свою смерть под развалинами дома. Егор Евгеньевич никогда не называл себя Мастером Нестором, не интересовался миром магии, не пользовался большим успехом у противоположного пола.

Инженер остается немного заинтригованным таким вниманием молодого психолога. Он сам над собой посмеивается, когда невольно ему думается, что Лиличка влюбилась в него, но отмечает, что будь он директором районного филиала, обязательно взял бы ее к себе в секретари.

К этому моменту проходит уже месяц с момента возвращения Ильи, а Венеры все нет. Все, кто помнит ее, теряют веру в ее возвращение, кроме Саши. Он, определенно, знает о подруге больше, чем говорит, но никому до нее уже нет дела. Так бывает, когда умирает дальняя родственница. Первое время чувствуешь печаль, думаешь о смерти, вспоминаешь редкие встречи с ней, но вскоре ловишь себя на мысли, что не можешь вспомнить ее лица. Так получается и с Венерой. Как-то Илья и Олеся пытались вспомнить ее полное имя или хотя бы фамилию, но вспомнили только, что отчество было очень сложным, а фамилия, кажется, начиналась на «Л». Память о ней стиралась неестественно быстро. Она оказалась лишней в новом мире, и друзьям уже требуется прилагать немало усилий, чтобы не забыть ее. Но сами они уже сомневаются, оправданы ли эти усилия.

Глава 12

Офицер делает глоток корнбранта. Напиваться не хочется, но сейчас лучшего способа успокоиться он и сам придумать не может. Когда он рассуждал о долге и прощался с подругой, было около шести вечера, а сейчас, судя по солнцу, время еще не перевалило за полдень. Крепкий алкоголь приятно согревает желудок, проникает в кровь, сменяя нервное напряжение приятной расслабленностью. Фердинанд сидит на песке, а рядом с ним полулежит Венера. В дыхании девушки все еще слышатся судорожные всхлипывания, после недавнего плача. Берт протягивает ей флягу. Не задумываясь, она берет ее и делает большой глоток, но тут же, поперхнувшись, выплёвывает все без остатка. Фердинанд невольно смеётся.

– Осторожней, он крепкий, – говорит он.

– Спасибо, я уже поняла. – Лерснер немного нервно усмехается. Она делает еще один, на этот раз, очень осторожный глоток. Корнбранд кажется ей теперь не таким огненным: напоминает водку, а возможно, он даже слабее.

Девушка возвращает флягу. Берт берет ее, словно хочет выпить еще, но, задумавшись о чем-то, закрывает крышку и кладет ее рядом на песок. Он молча, временами улыбаясь рассматривает Венеру, а поймав ее взгляд, игриво подмигивает.

– Знаешь, – говорит он, наконец, – у меня такое чувство, что я только что тебя встретил после нашей разлуки.

– А говорят, что в одну реку нельзя войти дважды.

– Видимо, здесь можно все. Мне просто нравится это ощущение, я им наслаждаюсь, не хочу искать ему объяснений. Я, наверное, здорово тебя напугал, когда полез обниматься в первый день нашей встречи, когда ты меня еще не помнила?

– Нет. В этот день я увидела буйного духа, собрание богов, божеств и демонов, неизвестную пустыню, поэтому меня тогда уже сложно было чем-то испугать.

– «Буйный дух», – опустив голову, скромно смеется Фердинанд. – Это тоже был я. До того, как снова стать человеком, я мог понимать мысли других. Ты считала, что те люди опасны, и они, правда, что-то странное замышляли. Извини, если напугал.

– Ты тогда спас меня. – Она подвигается и кладет голову на его колени как на подушку. – Они пугали меня гораздо больше.

– Я рад, что даже после смерти смог оказаться таким полезным, – снова улыбается он.

– Ты, правда, хотел остаться на войне?

Он отводит взгляд от подруги. Сейчас его лицо каменной маской сковывает серьезность. Хотел ли он остаться на войне? Нет! И еще тысячу раз нет! Но война не то время и место, где человек волен выбирать, что он хочет.

– Если рассуждать по совести, то я обязан был остаться, я же офицер, а то были мои солдаты, и я должен был вести их на сражение. Это мой долг. Даже не представляю, как они без меня. Я их, получается, предал.

– Но почему ты тогда передумал?

– Разве у меня не было для этого причин? – Берт улыбается и касается пальцем кончика ее носа.

– Я бы с ума сошла, если бы ты меня оставил.

– Это была причина номер четырнадцать, – шутит он и, подняв флягу, выпивает еще. – Я же человек, а не машина для убийств, у меня есть цели, мечты. Кое-что из них связано с тобой, между прочим… А если серьезно, то, возможно, я поддался минутной слабости, и когда понял это – возвращаться было уже некуда. Хватит об этом, у меня и так совесть неспокойна, как подумаю, что бросил солдат.

– Никого ты не бросил и не предал, – вздыхает она и, поднявшись, смотрит куда-то вдаль с серьезным видом. – Я заметила, что нам все время предлагают иллюзию выбора. Они же забрали тебя из того времени за секунду до того, как мы появились там снова, не спрашивая твоего мнения, не волнуясь о твоих солдатах.

– За секунду?

– Или за минуту, или за день – какая разница?

– Ты права. – Фердинанд делает еще глоток и, поднявшись, подходит к машине. Подобрав листок с переднего сиденья, он поворачивается к подруге, опершись на дверцу кабриолета. – «Советую прокатиться по пустыне, так как отправить вас моментально в ту реальность невозможно. Не увлекайтесь алкоголем! В багажнике есть немного еды. Не сворачивайте с дороги». – Все. Коротко и понятно. Всегда бы так. Поехали, прокатимся, как нам советуют?

Венера кивает и встает, подобрав оружие и каску Берта.

– Думаешь, нам это пригодится? – удивляется он.

– Кто знает, что там за мир? – непринужденно отвечает девушка.

Путешествие не обещает быть приятным, но и сидеть на месте не хочется. Ничего нового в пустыне не происходит. Скудный обед тоже не радует их: в багажнике они нашли только четыре некрупных яблока. К счастью, в сумке Фердинанда оказывается немного съестного.

– А ведь все это уже было в моей голове! – неожиданно говорит Лерснер.

– Ты о чем?

– Машина, дорога… Помнишь, я рассказывала о Саше? Он мой друг…

– Друг? А я кто? – перебивает ее Берт.

– А ты человек, которого я люблю не как брата. Понятно?

– Его, значит, любишь как брата?

– Да. Теперь, как брата.

– Интересное слово «теперь». Не то, чтобы я ревновал, но у меня довольно богатая фантазия. Фактически он тебе не брат. Я представляю себе две родственные души, которые воплощаются каждый раз в новых телах. В прошлом веке – они брат и сестра, и относятся друг к другу соответственно, в следующем – муж и жена, и физически между ними ничего родственного нет, и родственность душ не делает их родственниками. Хм… В зависимости от того, кем вы друг другу приходитесь, меняются и ваши личностные качества, что позволяет вам лучше прижиться среди людей… – О чем-то задумавшись, Фердинанд массирует подбородок.

– Все так и есть. У нас одно время были очень серьезные отношения. Это ты хочешь услышать?

– Если это правда, то – да. Я вообще хочу, чтобы ты говорила мне правду. От лжи, тайн и недосказанности уже голова раскалывается. Что вам помешало их продолжить?

Она уже жалеет, что завела этот разговор. Ее утешает только то, что спутник не устраивает сцен ревности, не обижается, а говорит тоном психоаналитика или священника. Похоже, он просто интересуется неизвестной ему жизнью Венеры.

– Я не смогла тебя забыть в этой жизни, несмотря на то, что это было выгодно всем.

– Кроме меня.

– Но ты был мертв, – напоминает она ему.

– Или я жил в другом времени. Эта формулировка мне больше нравится. Продолжай. – Он развалился на пассажирском сидении, рассматривая, словно изучая, свою спутницу. Ему нравится наблюдать, как она волнуется, подбирает слова, чтобы не обидеть его, как появляется и тут же исчезает ее нервная улыбка, слышать, как подрагивает ее голос. Он удивляется, почему его не задевают подробности ее личной жизни, ведь он сам всегда считал себя очень ревнивым и вспыльчивым человеком. Берт не видит в Паршине соперника, и нервозность подруги его только забавляет. Девушка честна с ним. Он знает, что Венера не умеет врать, как не умела и Вероника. Конечно, она нередко говорила неправду, но это всегда выглядело очень фальшиво. Еще не зная о ее гипнотических способностях, Фердинанд удивлялся, как некоторые люди умудрялись ей верить, когда она прибегала к обману. – Ты говорила о том, что тебе знакома и машина, и пустыня, и это связано с твоим другом.

– Да. Не знаю, стоит ли говорить…

– Я внимательно слушаю.

– Однажды мы с Сашей смотрели фильм о том, как люди разъезжали на подобном кабриолете. Мы тогда хотели найти такую машину: тоже белую или небесно-голубую. У меня были деньги, и я как раз планировала купить автомобиль. Естественно, на такую роскошь мне бы не хватило, но можно было занять. Итак, мы хотели взять такую машину и вдвоем прокатиться на ней по Европе.

– Романтично. Что вам помешало?

– Он врач. Откуда у простого врача деньги на такое путешествие, тем более в начале карьеры? Я смогла бы оплатить только машину, возможно, бензин, и то благодаря кредитам. А еще у нас было опасение, что старая машина не подойдет под европейский экологический стандарт.

– А ты не думаешь, что если бы я не вмешался в твою жизнь, с тобой на задание отправили бы его?

– Нет.

– А я в этом уверен. Почему тогда машина из вашей мечты?

– К машине моей мечты нужен и спутник мечты, – мельком взглянув на него, говорит Венера.

– Приятно слышать, спасибо.

– Когда ты закончишь допрос? Мне не по себе!

Берт ничего не отвечает, только проводит рукой по ее волосам.

– Ради тебя я бросил все, – тихо говорит он на выдохе. – Стал дезертиром, предал страну, парней. Ни для кого другого я бы на это не пошел. Понимаешь, к чему я?

– Ты меня пугаешь!

– Нет, я не хочу тебя напугать. Я хочу, чтобы моя жертва не стала напрасной. Я не хочу об этом жалеть.

– О чем тебе жалеть?! Ты во всем видишь плохое! Став дезертиром, ты, возможно, перестал быть военным преступником…

– Кем? – Переспрашивает Берт, перебив ее. Как это ни странно, он остается спокоен, видимо, истощился эмоционально. – Кем-кем? Военным преступником? Хорошего же ты обо мне мнения! Вот, спасибо! Не твой ли прадед, будучи немцем, сменил имя, чтобы убивать своих? По мне так это больше похоже на преступление. Очень и очень подлое преступление! Даже Люцифер предпочел уничтожить твой род, чтобы ты не была связана с таким позором.

Вместо ответа Венера кидается на спутника, вонзая острые ногти в его лицо. Машина съезжает с дороги. Он не ожидал такой реакции, но быстро взял ситуацию под свой контроль. С силой оттолкнув девушку, Фердинанд наклоняется и рукой бьет по педали тормоза.

Лерснер вжимается в спинку сиденья. Прошлая память вводила ее в заблуждение все это время: Фердинанд вовсе не безобидная живая игрушка, сейчас он кажется ей слишком жестким, своенравным, принципиальным, и даже опасным человеком.

Офицер поднимается, немного придвигается к ней и обнимает за плечи.

– Это была вторая твоя попытка меня убить, – констатирует он. – А ведь совсем недавно ты отказывалась стрелять в тех, кто мог расправиться с тобой в два счета. У тебя нет права судить, кто преступник, а кто – нет. Я воин, и родись я в России – воевал бы за Россию, в Польше – за Польшу, в Карфагене – за Карфаген, но я родился в Германии, нравится тебе это или нет. Серьезных претензий к твоим предкам у меня нет – что было, то было, – мне только непонятна их позиция.

– Их больше нет, я уничтожила свой род, – все еще со страхом перед ним произносит она.

– Но в нашей погибшей реальности они существовали. Вера, забудь обо всем, что тебе говорили, что ты считала правильным, и я забуду. Ничего этого, действительно, больше нет. Я не ожидал от себя, что могу дезертировать, но я хочу, чтобы оно того стоило. Я всего лишь хотел сказать, что нам надо уважать то, от чего мы отказались, и не предавать друг друга. Я специально напомнил тебе о твоей семье, чтобы ты поняла, каково мне слышать твои обвинения. Послушай, я и ты – это все, что нам стоит помнить о прошлом!

– У тебя был такой взгляд, будто ты хочешь меня избить. И я ударилась, когда ты меня толкнул.

– А мне было очень больно, когда ты попыталась мне выцарапать глаза, – с улыбкой подражая ей, жалуется он. – Зачем мне тебя бить? Садись на мое место, я поведу.

– Ты же выпил!

– И?

– Ладно. Ты изменился.

– Война всех меняет, Вера.

– Нет, Фердинанд, ты изменился за эти дни в пустыне.

– Знаешь, наверное, ты права. Я тоже об этом думал. Когда мне надо найти объяснение чему-нибудь здесь внезапно приходит мысль, с которой все становится ясно. Вот, например, сейчас мне кажется, что поскольку я отправляюсь с тобой в мир без времени, мне дают какие-то полезные знания.

– По-моему, в нашу первую ночь мы случайно прошли древний ритуал инициации, – улыбнувшись в ответ, говорит Венера. – По идее, наши души тогда соединились, и теперь все, что могу узнать я, узнаешь и ты, и все, что могу я, сможешь и ты.

– В таком случае способ посвящения впечатлил меня гораздо больше, чем возможный результат, – улыбаясь уголком рта, произносит он. – По большому счету, мне здесь просто стало спокойней и я начал вспоминать, каково это быть самим собой. Ну что, у нас остались какие-нибудь разногласия?

– Никаких. Прости за этот выпад. Я, наверное, никогда не пойму твое прошлое, но такой ты, каким я тебя знаю сейчас, мне более чем понятен и очень близок.

– Вот и славно, – пространно комментирует мужчина, чем кажется безразличным и отстраненным.

Машина, не спеша, трогается с места. Фердинанд нервничает, что видно по тому, как он прикусывает губы. Внутри него происходит какая-то борьба. Наконец, одна часть его личности сдается другой, и он все так же напряженно, не глядя на Венеру, произносит:

– Я тоже должен попросить у тебя прощения. Я отдал твою карту гауптману.

Лерснер молча смотрит на него с ошеломленным видом. Как он мог так поступить? Возможно, его поступок перевернул всю историю, ведь эта карта… Понимание произошедшего осеняет девушку неожиданно, и она невольно начинает смеяться.

– Ты не дезертир! – сквозь смех проговаривает она. – Ты диверсант! Ты отдал карту несуществующих в то время дорог!

– Почему?

– Она же из будущего! Ко времени ее создания все дороги по нескольку раз перестроили, некоторые населенные пункты исчезли, а какие-то, наоборот, появились.

– Утешает только то, что я теперь реабилитирован в твоих глазах, так же? – неуверенно улыбается он.

Венера молча кивает и проводит ладонью по его плечу. После взаимных откровений им обоим становится легче. С первого дня они чувствовали некоторую напряженность, которая теперь исчезла, когда они приняли друг друга без оглядки на прошлое. Пустыня остается безжизненной, замершей или мертвой. Нет ни ветерка, ни единого звука, кроме тихого шуршания шин и мерного гудения мотора. Когда с приближением вечера небо начинает окрашиваться в сумрачные тона, Венера снова садится за руль. Ее напарник, устав за непривычно долгий день, теперь дремлет на соседнем сидении.

Девушка безразлично наблюдает, как пустыню окутывает ночь, как восходит огромное ночное светило и заливает пространство нежным голубым светом. Фантастический вид Земли напоминает ей, что она хотела показать напарнику это невероятное явление.

– Проснись! Посмотри! – негромко произносит она, тряся его за локоть.

Встрепенувшись, Берт открывает глаза и замирает, увидев над белой гладью пустыни огромную голубую планету. Венера останавливает машину, чтобы дать ему возможность, получше рассмотреть пейзаж, а самой немного отдохнуть.

– Мы на Луне?! – чуть слышно шепчет он.

– На Луне нет атмосферы, слабее гравитация и совсем другой грунт. Я не знаю, где мы. – Венера устало потирает глаза.

– Ты понимаешь, что никто еще не видел Землю со стороны?!

– Видели. Люди побывали в космосе и на Луне, но, конечно, не мы с тобой. Ну, как тебе чудо, стоило ради этого проснуться?

– Потрясающе! Но мы все-таки на Луне!

– Вот ты упрямый! На Луне мы бы и секунды не прожили без скафандров, – напоминает она ему.

– Это на Луне в нашем мире нет ничего, а у богов и демонов есть все, что душа пожелает, моя милая! Ведь если правда то, что у мира много версий, то должна же быть среди них такая, в которой Луна пригодна для жизни? По крайней мере, будь я богом, я бы обязательно предусмотрел этот вариант, – отвечает Фердинанд, интуитивно чувствуя свою правоту.

Лерснер немного удивлена его предположением, но не возражает. Сейчас для нее становится очевидно, что напарник, действительно, получил некие знания в белой пустыне или просто был гораздо сообразительнее, чем она считала до сих пор.

– Почему я не видел этого раньше? – удивляется мужчина, не отрывая взгляда от голубой планеты.

– Мы все время по ночам находились в тени утеса, поэтому я увидела это чудо, когда отошла в сторону от нашей стоянки. Хотела тебя разбудить, но ты так крепко спал.

– Я так духовно совершенствовался, – шутит Фердинанд. – Ты же заметила, что я стал другим?

– Да-а! Ты, прямо, эволюционировал!

– Открою тебе страшную тайну: на самом деле, я всегда был таким, и никогда особо не менялся. Меня всегда интересовало все новое, я много читал. В вашей библиотеке было полно книг по оккультизму, мифологии и философии. Отчасти я просто вспоминаю прочитанное. Войны нет, я могу расслабиться. Нервы приходят в порядок. Я становлюсь собой и не хочу меняться, даже если кто-то дает мне ответы на многие вопросы. Постоянство – это самое благородное качество человека, и я смог воспитать его в себе! Я и был таким, какой есть сейчас, но ты этого раньше не замечала.

– Ты тоже многого не замечал.

– Возможно. Но главное-то заметил! – возражает он, нежно взяв ее руку. – Я же понял, что ты нуждаешься во мне.

Мужчина переводит взгляд с подруги на асфальтное полотно, уходящее в неизвестность, и, присмотревшись, замечает на горизонте нечто напоминающее рукотворные строения.

– Поехали, поехали! Вера, там какой-то город! – радуется он.

Венера резко нажимает на газ, и автомобиль срывается с места. Она не совсем понимает, куда едет. Устав от дороги, Лерснер рефлекторно выполняет требование напарника. Она тщетно вглядывается в горизонт, но не может увидеть ничего, что хоть как-то напоминало бы поселение. Проехав еще немного, девушка замечает строения, но в этот же момент чувствует странное внутреннее противоречие: желание закончить путешествие по пустыне вступает в конфликт со страхом перед неизвестным городом. Это место почему-то не ассоциируется у нее с домом. Когда дурное предчувствие становится невыносимым, Венера вжимает в пол педаль тормоза. Автомобиль с визгом останавливается, от резкого торможения его немного заносит.

– Ты убить нас хочешь?! – возмущается Берт после ее маневра. – Вера, что уже случилось?

– Я не хочу туда, – отрешенно отвечает она, – это не наш мир.

– Мы поняли, чего хотим, правильно? Мы выполнили все задания, так? Мы уже никому ничего не должны, мы признали прошлые ошибки, так? Это наш мир, других вариантов нет! Ты устала, давай, я поведу!