Текст книги "Голос ночной птицы"

Кайля дождя стукнула в темя. Мэтью поднял голову, и следующая угодила между глаз. Да, он сидел точно под протечкой кровли. Сдвинувшись на два фута вдоль стены, Мэтью снова вытянул ноги.

Но тут он ощутил новое неудобство – что-то вжималось в хребет. Он сунул назад руку, пошарил в сене – и пальцы наткнулись на грубую мешковину. Какой-то мешок, подумал он, продолжая его ощупывать. Мешок, закопанный в сено.

Он убрал руку. Что там в этом мешке – не его дело. В конце концов, это частная собственность. И хотя бы из чувства благодарности не следует рыться в чужом сене.

Он посидел минуту, глядя на дождь: то ли немного стих, то ли кажется. Из дырки, от которой он отодвинулся, все еще капало. Мэтью почти бессознательно сунул руку назад, в сено, и снова ощупал поверхность мешка. И снова убрал руку. «Частная собственность, – напомнил он себе. – Не трогай».

Но тут ему на ум пришел вопрос. Да, это частное владение, но что за нужда у владельца прятать мешок под грудой сена? И следующий вопрос: что же может быть в мешке, что заслуживает такого тщательного сокрытия?

– Не мое это дело, – вслух сказал он, будто таким образом мог себя убедить.

И вспомнились еще слова миссис Неттльз: «Сатана действительно ходит по улицам Фаунт-Рояла, но Рэйчел Ховарт не из тех, что с ним. Однако есть здесь много такого, что сильно боится света, и вот это вам святая правда».

Мэтью поймал себя на мысли, не принадлежит ли этот мешок к таким вещам, которые, по словам миссис Неттльз, боятся света.

Если так, не может ли это иметь отношение к делу о ведьмовсхве? А в этом случае разве не обязан он исследовать вопрос и доложить магистрату Вудворду?

Вполне возможно. Но возможно, что и нет. Мэтью разрывался между любопытством и уважением к частной собственности. Прошла еще секунда, и морщины решимости легли на его лицо. Он принял решение: он отодвинет сено так, чтобы мешок был хорошо виден, и тогда определит свои дальнейшие действия.

Когда это было сделано, зрение сказало Мэтью, что это простой мешок для зерна. Но осязание сообщало, что содержимое его зерном не является: пальцы Мэтью нащупали что-то круглое, что на ощупь было деревянным или металлическим. Требовались дальнейшие исследования. Мэтью схватил мешок и, попытавшись его сдвинуть, понял, насколько тот тяжел. Плечи заныли от усилия. Теперь все нежелание проникать в тайну испарилось под ударами жажды знания. Мэтью вцепился в мешок как следует и вытянул его примерно на половину длины. Тут его руки нащупали еще что-то круглое, а еще – складки и морщины какого-то неизвестного материала. Мэтью взялся изо всех сил, готовясь вытащить мешок настолько, чтобы рассмотреть его другой – и предположительно открытый – конец.

Тут одна из лошадей внезапно фыркнула и с шумом выдохнула. У Мэтью волоски на затылке встали дыбом, и он тут же понял, что в сарай только что кто-то вошел.

Он стал поворачиваться, но не успел даже повернуть головы, как услышал хруст сапог по земляному полу, и его схватили две руки – одна сзади за шею, другая за правую руку выше локтя. Прозвучал неразборчивый выкрик, возможно, проклятие с упоминанием имени Божия, и в тот же миг Мэтью был поднят и куда-то брошен с невероятной силой. У него не было времени удачно приземлиться; по дороге он зацепил правым плечом деревянный столб и влетел в ворота, запирающие пустое стойло. От удара у него вышибло дух, и он свалился на пол. Кости вдруг будто разъединились и стали как мягкая штукатурка.

Он изо всех сил старался вдохнуть, когда напавший снова навис над ним. Теперь пальцы схватили его за рубашку, вздернули вверх, а другая рука вцепилась в горло. Она так давила, что Мэтью боялся, как бы глаза не выскочили из орбит.

– Ах ты проныра чертов! – орал человек.

Резким движением он снова швырнул Мэтью, на этот раз на стену, с такой силой, что весь сарай содрогнулся, и старая пыль взлетела из щелей. Оглушенный клерк почувствовал, как зубы прикусили язык, и он снова рухнул на землю, ощущая во рту вкус крови. Человек бросился за ним.

– Я тебя убью, пролаза! – проревел он и замахнулся сапогом, целясь в голову.

Вспышкой пришло осознание, что, если сейчас он не двинется, ему проломят череп, и Мэтью подался вперед, выставив руку, чтобы защититься от удара. Сапог пришелся в правую лопатку, с окровавленных губ Мэтью сорвался крик боли, но он продолжал отчаянно ползти и подтянул под себя ноги раньше, чем человек занес сапог для второго удара. Мэтью встал, шатаясь, колени подкашивались, но он заставил себя стоять и повернулся лицом к противнику, прижимаясь спиной к доскам стены.

При свете фонаря он узнал этого человека. Он его видел вчера утром, когда они с магистратом встречались у общественных конюшен с Пейном. Это был кузнец по имени, если верить вывеске, Сет Хейзелтон. Приземистый пузатый мужчина средних лет, с серой щеткой волос на голове и неряшливой клочковатой седой бородой. Лицо его было изборождено, как обветренная скала, нос – крючковатый обрыв. Сейчас ярко-синие глаза горели огнем чистой ярости, и на бычьей шее проступили узловатые жилы. Он остановился, будто узнал клерка магистрата, но колебание длилось лишь пару секунд. Лицо его вновь загорелось огнем, и он с воплем ярости и гнева снова бросился вперед.

Мэтью умел действовать быстро, когда надо. Он угадал направление удара отведенной руки, нырнул под него и бросился прочь из сарая. Но и кузнец тоже был скор на ногу, когда от него это требовалось. Он метнулся вслед за Мэтью, как крупная гончая, и поймал юношу за плечо рукой, затвердевшей в борьбе с железом. Мэтью развернуло лицом к преследователю, две руки схватили его за горло, его оторвали от земли и понесли, потом снова впечатали в стену с такой силой, что чуть не треснул хребет. Руки стали сжимать горло смертной уверенной хваткой.

Мэтью вцепился в запястья и попытался разжать эти убийственные руки, но знал, что все напрасно. Вспотевшее лицо Хейзелтона было прямо перед ним, и глаза кузнеца остекленели от жара этого – достаточно одностороннего – боя. Пальцы впивались в горло Мэтью. Он не мог дышать, и черные точки заплясали перед глазами. При этом он, как ни странно, отчетливо осознавал, что одна лошадь жалобно ржет, а другая бьет копытом.

Он сейчас умрет, он это знал. Через несколько секунд темнота поглотит его, и он умрет прямо здесь, в сокрушительных руках кузнеца.

Вот минута, когда его надо спасти, подумал он. Минута, когда должен войти кто-то и оторвать от него Хейзелтона. Но Мэтью понимал, что вряд ли такое случится. Нет, никакой добрый самарянин не спасет его сегодня от его судьбы.

Фонарь. Где был фонарь?

Справа, все еще висел на крюке. Он с усилием выгнул голову, и глаза увидели фонарь в нескольких футах в стороне. Он потянулся к фонарю – руки у него были длинные, но фонарь висел почти вне пределов досягаемости. Отчаяние придало ему силы выцарапать один или два лишних дюйма. Мэтью схватил горячий фонарь с крюка и изо всей силы опустил его на лицо Хейзелтона сбоку.

Край неровной жести сделал свое дело. На щеке кузнеца появился разрез от угла глаза до верхней губы, алые струйки потекли в бороду. Хейзелтон замигал, почувствовав боль, и был момент, когда Мэтью испугался, что ярость этого человека сильнее желания защитить лицо, но тут Хейзелтон испустил вопль и отшатнулся назад, отпустив горло Мэтью.

Мэтью судорожно набрал в легкие воздух. Голова кружилась, и он то ли побежал, то ли заковылял к открытой двери сарая. Дождь еще хлестал, но уже далеко не с прежней силою. Мэтью не решился оглянуться и посмотреть, не нагоняет ли его кузнец, будто этот взгляд заставил бы его потерять драгоценную секунду.

Он оказался на улице. Дождь ударил в лицо, ветер закружился вокруг, левая нога споткнулась о корень, и Мэтью чуть не растянулся, но сумел устоять и побежал прямо в непогоду, держа направление на особняк Бидвелла. Только добежав до перекрестка, он позволил себе замедлить шаг и оглянуться. Если кузнец бежал следом, то он безнадежно отстал.

И все же Мэтью не решился медлить. Сплюнув кровь в лужицу грязи, он запрокинул голову, открыл рот, чтобы прополоскать его дождем, и снова сплюнул. Спина и плечи были избиты, горло смято пальцами Хейзелтона. Ему будет что рассказать магистрату, и он знал, что ему чертовски повезло выбраться из передряги живым. Он снова пустился в путь, торопясь к дому Бидвелла.

Два вопроса не покидали его: что было в этом мешке? И что так прячет кузнец, если готов ради этого на убийство?

Глава 9

– Чертовски странная история! – сказал Бидвелл, когда Мэтью кончил свой рассказ. – Вы утверждаете, что Хейзелтон хотел вас задушить из-за какого-то мешка из-под зерна?

– Это был не просто мешок. – Мэтью сидел в удобном кресле в гостиной особняка, под избитую спину подложили подушку, а на столе стоял серебряный бокал рома. – Там что-то было. – Горло распухло, и в ручное зеркальце Мэтью рассмотрел на нем следы пальцев кузнеца. – Что-то, чего он не хотел, чтобы я видел.

– У Сета Хейзелтона не все дома. – Миссис Неттльз стояла рядом, скрестив руки на груди, и взгляд ее темных глаз был воистину устрашающим. Это она принесла бокал рома из кухни. – Он был со странностями еще в прошлом году, когда его жена была жива. А как ее не стало, так совсем свихнулся.

– Что ж, слава Богу, что тебя не убили. – Вудворд сидел напротив своего клерка, и на лице его было выражение одновременно глубокого облегчения и тревоги. – И я благодарю Бога, что ты не убил его, иначе тебе пришлось бы за это чертовски дорого расплачиваться. Ты знаешь, что вторгся в частное владение?

– Да, сэр.

– Я понимаю твое желание найти кров во время бури, но зачем ты вообще полез раскапывать спрятанное имущество этого человека? У тебя разве были для этого причины?

– Нет, сэр, – мрачно ответил Мэтью. – Полагаю, что не было.

– Я тебе точно говорю, что не было! И ты говоришь, что ты нанес ему удар в лицо, от которого пошла кровь? – Вудворд вздрогнул при мысли о тяжести колес правосудия, которые могли по такому поводу прийти в движение. – Он стоял на ногах, когда ты его в последний раз видел?

– Да, сэр.

– Но он не бросился за тобой из сарая?

Мэтью покачал головой:

– Не думаю.

Он потянулся за ромом и выпил, понимая, к чему ведет магистрат. Прикушенный язык – который так распух, что будто заполнял весь рот, – уже был обожжен жидким огнем и милостиво онемел.

– Значит, он мог упасть, когда ты убежал. – Вудворд поднял взгляд на Бидвелла, стоявшего рядом с его креслом. – Возможно, этот человек лежит в сарае, серьезно раненный. Я предлагаю немедленно пройти его проведать.

– Хейзелтон жилист, как просоленный стервятник, – сказала миссис Неттльз. – Детский порез на щеке его не прикончит.

– Я боюсь, что он совсем не детский… То есть не маленький, – признал Мэтью. – У него на щеке очень неприятный разрез.

– Ну а чего он ожидал? – Миссис Неттльз выпятила подбородок. – Что парнишка даст себя задушить и пальцем не шевельнет? Если хотите знать мое мнение, он получил по заслугам!

– Как бы там ни было, но мы должны идти.

Вудворд встал. Он сам плохо себя чувствовал, воспаленное горло болело с каждым глотком. Мысль выйти из дому и перемещаться под этим моросящим дождем внушала ему ужас, но дело было крайне серьезно.

Бидвелл тоже понял серьезность ситуации. Однако первой мыслью у него было, что утрата городского кузнеца явится очередной неприятной потерей.

– Миссис Неттльз! – распорядился он. – Пусть Гуд подаст карету.

– Да, сэр.

Она направилась к задней половине дома. Но не успела пройти и нескольких шагов, как зазвонил дверной колокольчик. Она поспешила к двери, открыла ее – и застыла в ошеломлении.

На пороге стоял собственной персоной кузнец, с запавшими глазами и посеревшим лицом, у левой щеки – кусок окровавленной материи, удерживаемый на месте кожаным ремнем, завязанным вокруг головы. За ним стояла лошадь, запряженная в фургон, а в руках у него был темный коричневый мешок.

– Кто там? – Бидвелл вышел в вестибюль и тут же застыл как вкопанный. – Боже мой, это вы! Мы только собрались ехать посмотреть, как вы!

– Ну так вот он я, – ответил Хейзелтон голосом, хриплым от боли. – Где этот молодой человек?

– В гостиной, – сказал Бидвелл.

Хейзелтон переступил порог без приглашения, задев одеждой миссис Неттльз. Она сморщила нос от смеси запахов немытого тела и крови. Когда кузнец, топая грязными сапогами по полу, вошел в гостиную, Мэтью чуть не подавился ромом, а Вудворд почувствовал, что у него волосы встают дыбом, как у кота в преддверии нападения большой и злобной собаки.

– Так вот. – Хейзелтон бросил на пол мешок к ногам Мэтью. – Вот чего ты вынюхивал.

Мэтью встал – осторожно, поскольку спина разваливалась на части.

– Давай открывай, – сказал Хейзелтон. – Тебе же этого хотелось?

Мэтью заставил губы шевелиться.

– Я прошу вашего прощения, сэр. Я не имел права вторгаться в вашу частную…

– Проглоти всю эту фигню и посмотри.

Хейзелтон нагнулся, взялся за зашитый конец мешка и начал вываливать на пол содержимое. Бидвелл и миссис Неттльз вернулись из вестибюля и стали смотреть, что же с такой яростью хотел защитить Хейзелтон.

На пол вывалились предметы одежды вместе с парой исцарапанных и весьма поношенных башмаков. Это был гардероб женщины: черное платье, индиговый передник, несколько пожелтевших блузок и сколько-то лоскутных юбок, в свое время сидевших на очень широких бедрах. И еще из мешка выпала простая, без украшений деревянная шкатулка и остановилась возле левой ноги Мэтью.

– Вещи Софи, – сказал кузнец. – Все, что у нее было. Возьми открой шкатулку.

Мэтью помедлил. В этот момент он ощущал себя полным и форменным ослом.

– Давай открой! – приказал Хейзелтон. Мэтью взял коробочку и откинул крышку. Внутри лежали четыре булавки слоновой кости, деревянный гребень с позолотой, серебряное колечко с небольшим янтарным камешком и еще одно серебряное колечко с вытравленным узором вроде вьющейся веревки.

– Ее украшения, – сказал кузнец. – И венчальное кольцо. Когда ее не стало, я не мог это все выбросить. И держать в доме тоже не мог. – Он прижал руку к окровавленной тряпке. – Так что я их вынес в сарай, чтобы там хранились. – Обведенные черным глаза Хейзелтона глядели на Мэтью. – Я думал, туда никто не полезет. А тут я вхожу и вижу, как ты их вытаскиваешь. – Он обратил взгляд к Вудворду. – Вы ведь магистрат? Человек закона, поклявшийся его поддерживать?

– Это так.

– Если это так, я хочу удовлетворения. Этот щенок влез в мой сарай без спросу и стал вытаскивать вещи моей покойной жены. Я ничего плохого не сделал; я не пытался прятать ничего такого, что не было бы моим и ничьим больше делом. – Хейзелтон глянул на Бидвелла, ожидая ответа. – Может быть, я малость озверел, пытался убить этого мальчишку, но будь я проклят, если мне не показалось, что он хочет утащить вещи моей Софи. Можете вы меня обвинить, сэр?

– Нет, – ответил Бидвелл. – Не могу.

– Этот мальчишка, – Хейзелтон показал обвиняющим пальцем на Мэтью, – раскроил мне лицо. Я из-за этого потеряю много работы, можно не сомневаться. Такая рана, как у меня, не выносит огня горна, пока не заживет. Вот и скажите мне, мистер Бидвелл и мистер магистрат, что вы собираетесь дать мне в удовлетворение?

Бидвелл смотрел в пол. Вудворд прижал пальцы к губам, сообразив, что сейчас оттуда чуть не вылетело, а Мэтью захлопнул крышку шкатулки Софи Хейзелтон. Наконец магистрату пришлось заговорить.

– Что вы сочтете должным удовлетворением, мистер Хейзелтон?

– Если бы мне решать, я бы его выпорол, – ответил кузнец. – Выпорол бы так, чтобы шкура у него со спины сошла начисто.

– Его спина уже получила свои раны, – ответил Вудворд. – И у него на горле следы от ваших пальцев, которые не скоро сойдут.

– Нечего тут рассусоливать! Я требую, чтобы его выпороли!

– Вы ставите меня в трудное положение, сэр, – произнес магистрат, поджав губы. – Вы просите меня приговорить собственного клерка.

– А кто еще его приговорит? Не будь он вашим клерком, к чему бы вы его присудили?

Вудворд бросил быстрый взгляд на Мэтью и отвел глаза. Молодой человек понимал, какие муки совести испытывает Вудворд, но знал, что магистрат не сможет не поступить так, как должно.

Вудворд заговорил.

– Тогда один удар плетью, – произнес он почти неслышно.

– Пять! – громыхнул кузнец. – И неделю в камере чтобы отсидел!

Вудворд тяжело вздохнул и уставился в пол.

– Две плети и пять дней.

– Нет, сэр! Вы посмотрите вот на это! – Хейзелтон сорвал кровавую повязку и обнажил рану с багровыми краями, такую страшную, что Бидвелл вздрогнул, и даже миссис Неттльз отвела глаза. – Видите, что он мне сделал? У меня теперь шрам будет на всю жизнь! Три плети и пять дней!

Мэтью, глазея на все это, снова сжался в кресле, потянулся за бокалом и осушил его.

– Три плети, – устало сказал Вудворд, – и три дня. – У него на виске билась жилка. Он заставил себя поднять глаза на Хейзелтона и выдержать его взгляд. – Таково мое решение судьи, и оно не может быть ни изменено, ни отменено. Он войдет в тюрьму в шесть часов утра и получит плети в шесть утра на третий день. Я думаю, что мистер Грин исполнит этот приговор? – Он глянул на Бидвелла, и тот кивнул. – Тогда все. Как магистрат, облеченный властью королем Англии и губернатором этой колонии, я произнес свой приговор.

Кузнец помрачнел, да так, что эта гримаса могла бы заставить погаснуть зеркало. Но он снова накрыл рану тряпкой и проговорил:

– Я так понимаю, что это так и будет, раз уж вы такой беспристрастный магистрат и вообще. И к черту этого проныру, вот что я скажу.

– Приговор произнесен. – Лицо Вудворда стало покрываться красными пятнами. – Вам же я посоветовал бы навестить врача.

– Нет, сэр, этот доктор Смерть до меня не дотронется! Но я уйду, ладно. – Он стал быстро запихивать вещи обратно в мешок. Последней туда попала шкатулка, которую Мэтью поставил на стол. Потом Хейзелтон поднял мешок жилистыми руками и вызывающе поглядел на Вудворда, на Бидвелла и снова на Вудворда. – Чертовски плох мир, в котором человеку достается шрам за то, что он защищал память жены, а закон не хочет как следует отвесить плетей виновному!

– Плети будут отвешены как следует, – холодно ответил Вудворд. – Три раза.

– Это сейчас вы так говорите. Ладно, я там буду, чтобы лично проверить, так и знайте!

Он повернулся и направился к выходу.

– Мистер Хейзелтон? – вдруг обратился к нему Мэтью. Кузнец остановился и хмуро глянул на своего противника. Мэтью встал с кресла.

– Я хотел сказать… что искренне прошу прощения за свои действия. Я был весьма и весьма не прав, и я прошу у вас извинения.

– Получишь его, когда я увижу твою распоротую спину.

– Я понимаю ваши чувства, сэр. И должен сказать, что я заслужил это наказание.

– И это, и больше, – сказал Хейзелтон.

– Да, сэр. Но… могу я вас кое о чем попросить?

– О чем?

– Позволите ли вы мне донести мешок до вашего фургона? Хейзелтон сморщился, как пять миль плохой дороги.

– Это еще зачем?

– Это будет небольшой знак моего раскаяния. – Мэтью сделал два шага в сторону кузнеца и протянул руки. – А также знак моего желания оставить это событие в прошлом, когда свершится мое наказание.

Хейзелтон молчал, но Мэтью видел, что мысль у него работает. По сузившимся глазам Хейзелтона Мэтью понял, что кузнец догадался о его намерениях. При всем своем хамском поведении и бычьей внешности Хейзелтон был хитрой лисой.

– Пацан безумен, как жук в бутылке, – сказал Хейзелтон Вудворду. – Я бы на вашем месте не выпускал его по ночам.

С этими словами кузнец повернулся спиной к обществу, вышел из гостиной и прошагал наружу в моросящий дождь. Миссис Неттльз пошла за ним и закрыла дверь – пожалуй, слишком резко.

– Ну вот, – произнес Вудворд, опускаясь в кресло, вдруг будто страшно постарев. – Правосудие удовлетворено.

– Мои соболезнования, – высказался Бидвелл. – Но если правду сказать, я бы дал ему пять плетей. – Поглядев на Мэтью, он покачал головой. – В твоем возрасте уже полагается знать, что чужие вещи трогать нельзя! Ты всюду, куда попадаешь, причиняешь беспокойство?

– Я уже сказал, что был не прав. Я это повторю для вас, если вам хочется. И я приму плети, которых заслужил… но вы должны понимать, мистер Бидвелл: Хейзелтон уверен, что обдурил нас всех.

– Что? – скривился Бидвелл, будто раскусил гнилой орех. – На этот раз ты о чем?

– Попросту о том, что Хейзелтон вывалил из мешка совсем не то, что было в том мешке под сеном.

Наступило молчание. Потом заговорил Вудворд:

– Что ты хочешь сказать, Мэтью?

– Я хочу сказать, что вес мешка, который я пытался вытащить, намного больше, чем вес старых вещей и пары ботинок. Хейзелтон знал, что я пытаюсь определить вес, и не хотел, конечно же, чтобы я это сделал.

– И я бы не хотел! – Бидвелл полез в карман за табакеркой. – Тебе мало было Хейзелтона на сегодня? Я бы на твоем месте держался от него подальше!

– Прошло… да, около сорока минут после нашей встречи, – продолжал Мэтью. – Я думаю, он это время использовал либо чтобы вытащить то, что было в мешке, и заменить это одеждой, либо нашел другой похожий мешок для этой цели.

Бидвелл втянул понюшку и заморгал слезящимися глазами.

– Ты вообще не умеешь признавать, что ошибся?

– Думайте как вам хочется, сэр, но я точно знаю, что в найденном мной мешке было что-то посущественнее старых тряпок. Хейзелтон знал, что я все расскажу, и знал, что могут возникнуть подозрения насчет того, что он прячет так тщательно, что готов ради этого на убийство. Поэтому он перевязал рану, влез в фургон и привез сюда подложный мешок, пока никто не приехал туда и не стал допытываться.

– Теория! – фыркнул Бидвелл, прочищая нос, и с резким стуком захлопнул табакерку. – Боюсь, что она не спасет тебя от плети и камеры. Магистрат произнес свой приговор, и мы с миссис Неттльз были свидетелями этому.

– Пусть я свидетель, – произнесла миссис Неттльз с убийственным холодом в голосе, – но скажу вам, сэр, что Хейзелтон – та еще птица. Я случайно знаю, что он обращался с Софи как с трехногой конягой до самой ее смерти, и стал бы он лучше обращаться с ее памятью? Наверняка хранил ее вещи, чтобы потом продать.

– Благодарю вас, миссис Неттльз, – язвительно произнес Бидвелл. – Кажется, «дерево теорий» – единственное растение, которое хорошо приживается в Фаунт-Рояле.

– Какова бы ни была истина в этом деле, – заговорил Вудворд, – она не отменяет факта, что Мэтью проведет три ночи в тюрьме и затем получит плетей. Неприкосновенность частной собственности этого кузнеца не должна более быть нарушена. Но в ответ на ваше заявление, мистер Бидвелл, что вы настаивали бы на пяти ударах, позвольте вам напомнить, что процесс против Рэйчел Ховарт должен быть приостановлен до тех пор, пока Мэтью не отбудет наказание и не выздоровеет после него.

Бидвелл застыл на несколько секунд, как истукан, челюсть у него отвисла. А Вудворд спокойным тоном, предвидя очередную бурю со стороны хозяина Фаунт-Рояла и приготовившись к ней, продолжал свою речь:

– Видите ли, мне необходим клерк, чтобы делать записи, когда я допрашиваю свидетелей. Все ответы на мои вопросы необходимы мне в письменном виде, и Мэтью разработал шифр, который мне легко читать. Если у меня не будет клерка, нет смысла вызывать свидетелей. Поэтому время, которое он вынужден будет провести в вашей тюрьме, и время его выздоровления после плетей следует вычесть из времени процесса.

– Да что вы такое несете! – взорвался Бидвелл. – Вы что, не будете завтра допрашивать свидетелей?

– Я бы сказал, что минимум – в ближайшие пять дней.

– Да будь оно все проклято, Вудворд! Ведь за это время город завянет, высохнет и развеется по ветру!

– Мой клерк, – спокойно ответил магистрат, – незаменим в процессе отправления правосудия. Он не может делать записи из камеры, и я позволю себе сказать, что вряд ли он сможет должным образом сосредоточиться, пока свежие шрамы от плетей будут жечь ему спину.

– Хорошо, а почему он не может вести записи в камере? – поднял густые брови Бидвелл. – В списке, который я вам дал, три свидетеля. Почему вы не можете расположить свой кабинет в тюрьме и вызвать туда свидетелей для показаний? Насколько я понимаю закон, они все равно должны говорить в присутствии обвиняемой? Разве я не прав?

– Вы правы.

– Вот и хорошо! Они могут говорить в тюрьме не хуже, чем в зале собраний. Вашему клерку дадут стол и письменные принадлежности, и он сможет выполнять свою работу, одновременно отбывая срок! – Глаза Бидвелла горели лихорадочным огнем. – Что вы на это скажете?

Вудворд оглянулся на Мэтью:

– Что ж, это действительно возможность. Она очевидным образом ускорит процесс. Ты согласен?

Мэтью обдумал предлагаемый вариант, ощущая на себе взгляд миссис Неттльз.

– Мне там понадобится больше света. Бидвелл нетерпеливо махнул рукой:

– Я тебе туда свезу все лампы и фонари Фаунт-Рояла, если это тебе нужно! У Уинстона найдутся перья, чернила и бумага в избытке!

Мэтью потер подбородок и стал думать дальше. Ему было приятно смотреть, как Бидвелл прыгает от нетерпения, будто напудренный спаниель.

– Я хотел бы обратить ваше внимание на одну вещь, – сказал Бидвелл, успокоившись. В голосе его снова заскрежетал металл, напоминая, что он ничья не собака. – У мистера Грина есть три кнута. Один – бич пастуха, другой – плетка-девятихвостка, и третий – кожаная плеть. Магистрат назначает наказание, но как хозяин – то есть губернатор, если хотите, – Фаунт-Рояла, способ его осуществления выбираю я. – Он помолчал, давая Мэтью время полностью оценить ситуацию. – Обычно в случае нарушения подобного рода я попросил бы мистера Грина использовать бич. – Бидвелл продемонстрировал легчайший намек на хитрую улыбку. – Но если вы во время своего заключения будете работать – скажем так: над выполнением благородной задачи, я с благодарностью порекомендую плеть.

Размышления Мэтью завершились.

– Ваши аргументы убедительны, – сказал он. – Я буду счастлив послужить гражданам города.

Бидвелл чуть не хлопнул в ладоши от радости.

– Прекрасно! – Он не заметил, как миссис Неттльз резко повернулась и вышла из комнаты. – Тогда мы должны известить первого свидетеля. Кого мы вызовем первым, магистрат?

Вудворд полез в карман и достал клочок бумаги, на котором значились три фамилии. Этот список дал ему Бидвелл, когда магистрат вернулся после посещения тюрьмы.

– Я вижу в качестве первого старшего из них, Джеремию Бакнера. Потом пойдет Элиас Гаррик. И наконец эта девочка, Вайолет Адамс. Сожалею, что придется допрашивать ребенка в тюрьме, но выхода нет.

– Я пошлю слугу оповестить их всех немедленно, – предложил Бидвелл. – Полагаю, что, раз ваш клерк должен отправиться в тюрьму в шесть утра, то мистер Бакнер мог бы предстать перед вами в семь?

– Да, если стол и письменные принадлежности для Мэтью будут доставлены и мне будет выделено удобное место для председательствования.

– Это вам будет обеспечено. Ну, кажется, наши лошади уже куда-то доехали, да?

Сияние Бидвелла затмевало свет люстры.

– Куклы, – напомнил Вудворд. Он оставался холоден и собран, не желая разделять восторг Бидвелла. – У кого они?

– У Николаса Пейна. Не беспокойтесь, он их хранит надежно.

– Я бы хотел их видеть и побеседовать о них с мистером Пейном после первых трех свидетелей.

– Я это организую. Что-нибудь еще?

– Да, есть еще одна вещь. – Вудворд покосился на Мэтью и тут же снова устремил взгляд на Бидвелла. – Я бы просил вас не присутствовать во время допросов.

Воздушное настроение хозяина тут же исчезло.

– А почему? Я имею право там быть!

– Это, сэр, вопрос спорный. Я считаю, что ваше присутствие может оказать недолжное влияние на свидетелей и абсолютно точно окажет влияние на мадам Ховарт, когда придет ее очередь давать показания. Поэтому, чтобы быть справедливым по отношению ко всем, я желаю, чтобы на суде не было посторонних. Я осознаю, что мистер Грин обязан присутствовать, поскольку он владеет ключами от тюрьмы, но он может сидеть у входа, чтобы запереть здание по окончании слушаний.

Бидвелл недовольно хмыкнул:

– Вам понадобится, чтобы мистер Грин был поближе, когда ведьма решит запустить в вас полоскательницей!

– Ей будет объяснено заранее, что, если она станет препятствовать процессу каким бы то ни было образом, на нее будут надеты путы и – как мне это ни неприятно – кляп. Возможность отвечать на обвинения будет ей предоставлена после того, как будут выслушаны свидетели.

Бидвелл снова собрался возражать, но передумал – как бы то ни было, а ведьма уже начала движение к костру.

– Что бы вы ни думали о моих мотивах, – сказал он, – но я человек справедливый и непредубежденный. Я готов поехать на недельку в Чарльз-Таун, если это нужно вам для проведения суда!

– Такой необходимости нет, но я ценю вашу готовность к сотрудничеству.

– Миссис Неттльз! – крикнул Бидвелл. – Куда девалась эта женщина?

– Полагаю, она вышла в кухню, – ответил Мэтью.

– Я пошлю слугу оповестить свидетелей. – Бидвелл направился к выходу из гостиной. – Счастливый будет день для нашего города, когда закончится это испытание, уверяю вас!

Он направился в сторону кухни, чтобы попросить миссис Неттльз выбрать слугу для выполнения указанного поручения.

Когда Бидвелл вышел, магистрат провел рукой полбу и обратил к Мэтью каменный взор.

– Что на тебя нашло, когда ты вторгся в чужое частное владение подобным образом? Ты ни на минуту не задумался о возможных последствиях?

– Нет, сэр, не задумался. Я знаю, что надо было, но… мое любопытство превозмогло здравый смысл.

– Твое любопытство, – проговорил Вудворд ледяным тоном, – подобно крепкому напитку, Мэтью. Когда его слишком много, ты пьянеешь до потери рассудка. Что ж, в тюрьме у тебя будет время раскаяться. И три удара плетью – это очень мягкое наказание за такую рану, какую ты нанес Хейзелтону. – Он покачал головой, горестно сжав губы. – Не могу поверить! Мне пришлось приговорить собственного клерка к тюрьме и плетям! Бог мой, что за бремя взвалил ты на меня!

– Полагаю, – начал Мэтью, – сейчас неудачный момент, чтобы настаивать, что содержимое мешка в сарае было совсем не то, что показал нам Хейзелтон?

– Абсолютно неудачный! – Вудворд болезненно сглотнул и встал. Он ощущал слабость и апатию, и, наверное, у него начинался жар. Конечно, все дело в сырости. Болотный воздух портит кровь. – Твою теорию никак не подтвердить. Я вообще не думаю, что это имеет значение. А ты?

– Я, сэр, – прозвучал твердый ответ, – считаю, что это имеет значение.

– Если я сказал, что нет, значит, не имеет! Этот человек вправе требовать, чтобы тебя выпороли кнутом, да так, чтобы шкуру содрать со спины, это тебе понятно? И ты не будешь совать свой нос в его сарай, в его мешки и в его дела!