Текст книги "Голос ночной птицы"

Он снова посмотрел в глаза Вудворда:

– Моя страстная мечта – построить здесь город. Портовый город, который будет гордостью моих владений. Честно говоря, сэр, я сильно напряг свои счета, чтобы эта мечта стала жизнью. Я никогда не терпел ни в чем поражения. Никогда! – Он приподнял подбородок на долю дюйма, будто провоцируя кулак судьбы на удар. Вудворд заметил на этом подбородке большой краснеющий укус насекомого. – И здесь я не собираюсь его терпеть, – произнес Бидвелл с железом в голосе и на этот раз обвел взглядом весь стол, всех, кто его слушал. – Я отказываюсь терпеть поражение, – сообщил он всем. – Никакая ведьма, колдун или дьявол не погубят Фаунт-Роял, пока у меня есть хоть капля крови в жилах, и это моя клятва всем вам!

– Я поддерживаю вашу клятву своей, сэр, – отозвался Пейн. – Я не буду убегать от женщины, пусть она даже лижет ягодицы дьявола.

– Скорее уж член посасывает, – заметил доктор голосом слегка неразборчивым, свидетельствующим о том, что вино и ром совместно преодолели укрепления разума. – Так ведь, Элиас?

Внимание магистрата и его клерка обратилось к Гаррику, обветренное лицо которого чуть покраснело.

– Да, сэр, так, – согласился фермер. – Я видел эту ведьму на коленях, она своему хозяину так служила.

– Одну минуту! – Вудворд ощутил, как у него подпрыгнуло сердце. – Вы хотите сказать… что действительно были свидетелем подобного?

– Был, – ответил фермер без раздумий. – Я видел, как Рэйчел Ховарт стоит на коленях на земле. А он стоял перед ней, руки в боки. Она его держала за…

Фермер замолчал и неловко заерзал на скамье.

– Продолжайте, – попросил Бидвелл. – Расскажите магистрату все, что видели.

– Ну… это… это страшно большое у него было, – выдавил из себя Гаррик, – и… черный такой и блестел. Мокрый такой, как слизняк. И хуже всего… – Он обернулся за помощью к Джонстону, к Шилдсу, но оба эти джентльмена предпочли опустить глаза. Гаррик заставил себя смотреть на магистрата и договорить до конца. – Он был покрыт колючками. – Выдавив из себя эту фразу, Гаррик тоже опустил взгляд в тарелку.

– Колючками, – повторил Вудворд.

У него в голове слегка шумело – то ли от рома, то ли под влиянием только что услышанных показаний.

– Мистер Гаррик! – наклонился вперед Мэтью. – А как выглядело лицо этого мужчины?

– Лицо?

– Ну да, сэр. Я так понимаю, что вы это лицо видели?

– Ну… – Гаррик наморщил лоб, пока не поднимая глаз. – Я сильно напугался. Не очень помню эту его часть.

– Послушай, мальчик! – резко засмеявшись, вмешался Шилдс. – Если бы ты засек тетку, которая сосет футовый черный дрын весь в колючках, ты бы стал разглядывать физиономию, которая над этим всем висит?

– Не знаю, – спокойно ответил Мэтью. – Я никогда не бывал в подобном положении.

– Он был в плаще и клобуке, надвинутом на голову. Вы так мне рассказывали, Элиас? – напомнил Бидвелл.

– Да, сэр, так это было. Черный плащ и золотые пуговицы спереди. Они при луне блестели. – Гаррик снова замолчал, вспоминая, с трудом проглотил слюну, и глаза его остекленели. – А там, где было у него лицо, там… там просто было темное, и все. Будто глядишь в дыру, где дна не видно. Я здорово напугался, чуть штаны не обмочил. Стоял и смотрел на них. А тут он вдруг заметил меня, наверное, потому что назвал по имени. Он так сказал: «Элиас Гаррик, тебе нравится то, что ты видишь?» – Подняв дрожащие пальцы, Гаррик обтер губы. – Я… я хотел бежать. Я пытался, только он меня не пустил. Будто вкопал в землю. И заставил меня открыть рот. Заставил сказать: «Да». Тогда он… захохотал и отпустил меня. Я побежал домой, но слишком испугался, чтобы будить Бекки. Я ей не сказал… не мог рассказать. Но я пошел к мистеру Пейну, и он меня отвел к мистеру Бидвеллу.

– И вы твердо уверены, что женщина, которую вы видели… гм… за обслуживанием этого создания, была Рэйчел Ховарт? – спросил Вудворд.

– Да, сэр, уверен. Моя ферма прямо рядом с землей Ховартов. У меня в ту ночь живот скрутило, я проснулся и вышел на улицу срыгнуть. И тут я увидел, как кто-то идет через кукурузное поле Ховартов, рядом с тем местом, где Джесс Мейнард нашел тело Дэниела. Я подумал, что странно это, когда кто-то разгуливает потемну без фонаря, и я перелез через изгородь и пошел следом. Зашел за сарай и там вот это увидел.

– Значит, лицо женщины вы видели? – спросил Мэтью.

– Опять он со своим лицом! – презрительно фыркнул доктор Шилдс.

– Я видел ее волосы, – продолжал фермер. – И видел… ну… когда я подошел, на ней не было одежды.

– Женщина была голая?

Вудворд, повинуясь импульсу, потянулся к кружке. Там еще оставался один глоток, который Вудворд и допил.

– Да, сэр, голая, – кивнул Гаррик. – Это она была, точно. Рэйчел Ховарт, ведьма. – Он посмотрел на Вудворда, на хозяина дома, снова на магистрата. – Кому бы еще это быть?

– Никому другому, – категорически заявил Бидвелл. – Магистрат, вы же помните признаки одержимости бесом?

– Разумеется.

– Ведьма почти призналась в участии в убийстве преподобного Гроува и своего мужа. На ней отметины, и она не может произнести молитву Господню. У нее злой глаз, и – что красноречивее всего говорит о ней – у нее под полом найдены соломенные куклы, которых она использовала, чтобы вводить своих жертв в транс. Рэйчел Ховарт – ведьма, ведьма и ведьма, в чем нет ни малейших сомнений, и она со своим чернохренным хозяином чуть не погубила мой город!

– Вы меня звали, мастур Бидвелл? – донесся голос от кухонных дверей.

Там стоял человек с кожей черной, как полированное эбеновое дерево, и внимательно вглядывался в обеденный зал. Появление такой вороны сразу же после недавней дискуссии заставило поежиться и Вудворда, и его клерка.

– Да, Гуд! Заходи, нам нужны твои таланты!

Черный вошел в комнату. У него был с собой деревянный ящик и что-то, завернутое в мешковину. Мэтью смотрел, как этот человек – седой и древний, но двигавшийся уверенно и с моложавой легкостью, – поставил деревянный ящик в углу. Грубая ткань его костюма в тонкую серую полоску на темно-сером фоне промокла, указывая, что владелец костюма сколько-то времени прошагал под дождем. Он развернул мешковину и вытащил пшеничного цвета скрипку и смычок; потом встал на ящик и начал дергать и настраивать струны. Удлиненное лицо склонилось набок. Он прислушивался к звучанию струн. Пока настраивался инструмент, две девушки-негритянки вошли убрать посуду, а третья внесла горящую свечу.

Бидвелл достал из кармана камзола золотую табакерку. Открыв ее, он сунул по щепотке в каждую ноздрю.

– В общем, – произнес он, прочихавшись, – я думаю, что ее надо повесить здесь, а не везти в Чарльз-Таун.

Магистрат, я вам дам завтрашний день, чтобы вы отобрали свою собственность у этого негодяя-трактирщика. Но не могли бы вы на следующий день вынести приговор?

– Видите ли, – начал Вудворд, оглядывая сидящих за столом. Доктор Шилдс был весьма занят процессом нюханья табака, Джонстон и Гаррик раскуривали трубки (первый – гладкую вересковую, второй – из стержня кукурузного початка) от свечи, которую держала служанка, а Пейн достал из жилетного кармана кожаный кисет. Только Уинстон смотрел на магистрата с полным вниманием. – Я, видите ли… я не могу сказать, не будет ли…

– Мистер Бидвелл, сэр? – прервал его Гаррик, когда одна из служанок потянулась за его тарелкой. – Могу ли просить у вас позволения вот этот кусок курятины отнести домой, моей Бекки? Она была бы очень рада попробовать.

– Да, конечно. Наоми, возьми цыпленка и заверни его для мистера Гаррика. Приложи фасоли и картошки и ломоть ванильного пирога. Нам вскоре подадут наш прекрасный десерт, джентльмены. – Глаза Бидвелла, все еще слезящиеся от понюшки, снова обратились на магистрата. – Так вы сможете вынести приговор этой ведьме послезавтра, сэр?

– Я… боюсь, что нет.

Он ощутил, как жутко зачесалась шея, и приложил пальцы к месту, которое, судя по волдырю, не менее двух раз укусил какой-то гигант.

– Когда же? Вам нужен еще день, чтобы привести себя в норму?

– Нет, сэр, – ответил Вудворд. От него не ускользнула вспышка пламени в глазах собеседника. – Я – слуга закона. Я обязан поговорить с ведьмой – то есть с этой женщиной, а также со свидетелями как против нее, так и в ее пользу.

– Здесь нет ни одного свидетеля в ее пользу! – громко заявил Уинстон. Он тоже чувствовал, что его палубы раскачиваются от рома. – Кроме одного, а я не думаю, что вам захочется, чтобы он к вам пришел!

– Не только в этом дело, – сказал Пейн, вытащивший из кожаного мешочка тонкий коричневый цилиндр, – а еще и в том, что многие, видевшие ее в общении с ее господином, уже сбежали. – Он вложил цилиндрик в рот и наклонился к поднесенной свече, окуная кончик в пламя. Клуб голубого дыма вылетел из его уст. – Осталось, быть может, свидетеля два или три, но и только.

– Она чертова ведьма, и я это видел своими собственными глазами! – с силой сказал Гаррик, адресуясь Вудворду. – Николас был среди тех, кто нашел кукол! Я стоял с Джеймсом Ридом и Кельвином Боннардом, и на наших глазах этих кукол вытащили из подпола! Она не может произнести молитву Господню, и знаки Дьявола на ней! Что вам еще нужно, чтобы ее повесить?

– Да, что еще? – Ноздри Шилдса покрылись крошками нюхательного табака. Коричневая пыль засыпала лацканы. – Бог мой, слепой вы, что ли? Да чем быстрее она запляшет на перекладине, тем лучше для всех на…

Уууняууу! – раздался звук, будто кто-то с силой наступил кошке на хвост. Такой громкий и противный звук, что все вздрогнули, а одна служанка выронила тарелки. Повисло молчание, нарушаемое лишь мерным стуком дождя по крыше.

– Прошу прощения, – произнес Гуд, глядя в пол. Смычок его реял над дрожащими струнами. – Не ту струну зацепил.

Не ожидая ответа, он опустил смычок и начал играть всерьез – на этот раз тихо и куда более мелодично. Мелодия сладкая, как тянучка, поплыла через задымленный обеденный зал, а Гуд, играя, закрыл глаза, будто сливался с музыкой.

Джонстон откашлялся, вынув трубку из зубов.

– Роберт, магистрат прав. Если эту женщину надлежит повесить, это будет сделано по букве закона. Я скажу так: выведите свидетелей, и пусть они говорят. Пусть магистрат побеседует также с мадам Ховарт и лично разгадает, ведьма она или нет.

– Глупости! – нахмурился Гаррик. – Это только значит дать ей время вредить дальше!

– Элиас, мы не дикари. – Учитель заговорил мягче. – Мы все строим здесь живой город, и ни в коем случае не следует омрачать его будущее нашими сегодняшними действиями. – Он снова взял мундштук в зубы и затянулся, пока Гуд продолжал демонстрировать чудесное владение гармонией и чувством времени. – Я предлагаю, чтобы магистрат действовал так, как считает необходимым, – продолжал Джонстон. – Сколько это может занять времени? Неделю? Я прав?

Он посмотрел на Вудворда, ожидая ответа.

– Вы правы, – ответил судья с кивком благодарности за пролитое на воды масло.

Бидвелл начал что-то говорить, и лицо его пылало недовольством, как и укусами насекомых, но передумал и промолчал. Снова погрузив пальцы в табакерку, он позволил себе вторую понюшку.

– Да, вы правы, черт побери, – сказал он спокойно. И захлопнул табакерку. – Мы же не хотим превращаться в озверевшую толпу? Тогда бы этот гад с черным дрыном был бы тем, кто смеется последним.

Мелодия скрипки ни разу не дрогнула, глаза Гуда оставались закрытыми.

– Что ж, хорошо. – Бидвелл хлопнул ладонью по столу, будто вынося постановление, – очень похоже на то, как Вудворд стукнул бы молотком. – Я даю вам неделю на допрос ведьмы и свидетелей.

– Весьма благодарен, – ответил Вудворд не без язвительности, поскольку не любил, чтобы его подгоняли при выполнении работы, которую он считал грязной.

Пока шел этот небольшой поединок воль, Мэтью с интересом наблюдал за Николасом Пейном. В частности, как Пейн потребляет табак, поджигая туго скрученные листья. Мэтью видел такое только дважды, и это было большой редкостью в Английском Королевстве нюхателей и трубокуров. Насколько он понимал, это называлось «курить по-испански».

Пейн затянулся, выпустил синий дым в загустевший уже воздух и вдруг повернулся, глядя прямо Мэтью в лицо.

– У вас глаза вылезли на лоб, молодой человек. Можно мне спросить, на что это вы смотрите?

– Я… э-э… – Мэтью подавил желание отвести взгляд. И решил, что не будет поднимать эту тему, хотя не мог сразу понять, почему разум велел ему это взять на заметку. – Ни на что, сэр. Извините.

Пейн опустил свою курительную палочку – Мэтью вспомнил, что она называется «сигара», – и обратился к хозяину дома:

– Если мне предстоит вести эту экспедицию на рассвете, то я лучше пойду найду еще двоих-троих прямо сейчас. – Он встал. – Спасибо за обед и за общество. Магистрат, мы с вами встретимся возле общественных конюшен. Они прямо за кузницей на улице Трудолюбия. Всем спокойной ночи.

Он кивнул, и все остальные – кроме Бидвелла и доктора Шилдса – встали из вежливости, после чего Пейн быстрыми шагами покинул зал, зажав в зубах сигару.

– Николас не совсем здоров в некотором смысле, – сказал Джонстон после ухода Пейна. Ухватившись за собственное деформированное колено для дополнительной опоры, он снова опустился на скамью. – Эта ситуация всех нас доводит до крайности.

– Да, но рассвет нашей долгой ночи уже наступил. – Бидвелл оглянулся через плечо. – Гуд! – Черный человек тут же перестал играть и опустил скрипку. – Есть по этой весне черепахи?

– Да, сэр. И большие.

Голос Гуда был медоточив, как и его скрипка.

– Поймай нам завтра одну. Магистрат, завтра у нас будет на обед черепаховый суп. Вас это устраивает?

– Весьма, – ответил Вудворд, расчесывая на лбу очередной массивный волдырь. – Молю Бога, чтобы завтра нашей охотничьей экспедиции сопутствовала удача. Если вы хотите, чтобы в вашем городе состоялось повешение, я буду рад произнести приговор Шоукомбу, как только мы вернемся.

– Это будет великолепно! – Глаза Бидвелла зажглись огнем. – Да! Показать жителям, что колеса правосудия действительно пришли в движение! Это будет потрясающая закуска перед главным блюдом! Гуд, сыграй нам что-нибудь веселенькое!

Черный слуга поднял скрипку и завел другую мелодию. Она была быстрее и живее предыдущей, но Мэтью подумал, что она более окрашена грустью, чем весельем. Глаза Гуда снова закрылись – он отделился от внешнего мира.

Прибыл ванильный пирог, а с ним еще одна кружка рома. Разговор о Рэйчел Ховарт увял, зато расцвел разговор Бидвелла о его собственных планах. У Мэтью слипались глаза, тело чесалось в дюжине мест, и он жаждал наконец оказаться в кровати в своей комнате. В люстре наверху догорали свечи. Гаррик, извинившись, ушел домой, и вскоре за ним последовал Учитель. Доктор Шилдс, пропитав себя еще и жидкостью из новой кружки, положил голову на стол и тоже выбыл из общества. Бидвелл отпустил Гуда, который тщательно завернул скрипку в мешковину перед тем, как выйти навстречу непогоде. Уинстон тоже начал клевать носом, потом голова его откинулась назад, рот открылся. И у Вудворда глаза стали тяжелые, подбородок отваливался. Наконец хозяин дома встал, зевнул и потянулся.

– Я вас покидаю, – объявил Бидвелл. – Надеюсь, вы будете хорошо спать в эту ночь.

– Не сомневаюсь, сэр, спасибо.

– Если вам что-нибудь понадобится, миссис Неттльз к вашим услугам. Полагаю, ваше завтрашнее предприятие увенчается успехом. – Он направился к выходу, но у порога остановился. – Магистрат, не рискуйте собой. Пейн умеет держать пистолет. Пусть он и его люди сделают черную работу. Вы мне нужны для более важной цели. Вы понимаете?

– Да.

– Тогда спокойной ночи, джентльмены.

Бидвелл вышел, и через миг с лестницы послышались его тяжелые шаги.

Вудворд посмотрел на обоих спящих, убедился, что они не слышат, и обратился к Мэтью:

– Ничто так не обостряет ум, как групповой нажим, правда? Одна неделя, чтобы решить судьбу женщины, которую я ни разу в жизни не видел. Даже бессердечным убийцам в Ньюгейтской тюрьме дают больше времени. Ну что ж… – Он встал, глаза у него слипались. – Я пойду спать. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, сэр, – ответил Мэтью.

Когда магистрат вышел тяжелым шагом, он встал со скамьи и взял опустевшую кружку, стоявшую рядом с распростертой на столе рукой доктора Шилдса. Он заглянул в нее и вспомнил ту кружку, в которую Шоукомб бросил золотую монету. Испанскую монету, взятую у индейца. Что делал индеец с испанской монетой? Этот вопрос не давал ему покоя весь сегодняшний день, побуждал искать ответа. И он по-прежнему требовал выяснения, чтобы Мэтью мог полностью сосредоточиться на своих обязанностях клерка и на деле ведьмы. Возможно, Шоукомба удастся убедить пролить на этот вопрос больше света перед тем, как он закачается.

Завтра намечался воистину интересный день. Мэтью поставил кружку на стол и устало направился по ступеням к своей комнате. Через несколько минут он крепко спал в заемной одежде.

Глава 6

В первый раз магистрата и его клерка в мерзкую таверну Шоукомба привело Провидение, сейчас их вернула сюда необходимость.

Таверна торчала прыщом сбоку от раскисшей колеи. При виде нее у Вудворда засосало под ложечкой. Они с Мэтью сидели в фургоне, запряженном лошадьми, которыми правил Малкольм Дженнингс – тот, с ястребиными глазами и беззубым ртом. Слева уверенно ехал верхом Николас Пейн на крупном гнедом жеребце, а справа на вороном третий милиционер по имени Дункан Тайлер – пожилой человек с седой бородой и морщинистым лицом, но держался он прямо и предвкушал предстоящую работу. Дорога от Фаунт-Рояла заняла добрых три часа, и хотя дождь перестал еще до рассвета, небо было серое от туч. Навалился влажный давящий зной, от которого грязь парила. Все путешественники взмокли под рубахами от пота, лошади упрямились.

За пятьдесят ярдов от таверны Пейн поднял руку, давая Дженнингсу знак остановить фургон.

– Ждите здесь, – скомандовал он, и они с Тайлером направили лошадей к двери таверны.

Пейн сдержал коня и спешился. Из седельной сумки он достал кремневый пистолет и взвел механизм. Тайлер тоже спешился и – тоже с пистолетом в руке – последовал за капитаном милиции на крыльцо таверны.

Мэтью и магистрат смотрели, как Пейн сжал кулак и грохнул в дверь.

– Шоукомб! – донесся его голос. – Открывай!

Ответа не последовало. Мэтью в любую секунду ожидал услышать противный треск пистолетного выстрела. Дверь была не заперта и от удара кулака приоткрылась на пару дюймов. Внутри не было ни проблеска света.

– Шоукомб! – крикнул Пейн предостерегающе. – Лучше выходи сам!

Никакого ответа.

– Будто хотят, чтобы им головы снесли, – произнес Дженнингс, сжимая поводья так, что руки побелели.

Пейн поднял сапог и ударом ноги распахнул дверь.

– Осторожнее! – выдохнул Вудворд.

Пейн и Тайлер вошли в таверну. Мэтью и Вудворд ожидали криков и выстрелов. Но ничего не произошло. Вскоре Пейн появился снова. Он держал пистолет дулом вниз и жестом велел Дженнингсу подтащить фургон и пассажиров к самой таверне.

– Где они? – спросил Вудворд, выбираясь из фургона. – Вы их нашли?

– Нет, сэр. Похоже, что они смылись.

– Черт побери! – Вудворд побагровел. – Вот хитрый мерзавец! Но погодите, надо же еще обыскать сарай!

– Дункан! – крикнул Пейн в темноту таверны. – Я вернусь к сараю!

Он зашлепал по грязи, а Мэтью за ним на расстоянии, почтительном по отношению к возможному ружейному огню из сарая или из леса. Быстро оглядев обстановку, Мэтью заметил, что она действительно изменилась: лошадей в корале не было, сам кораль был открыт настежь, и свиньи тоже исчезли. Также куда-то девались петух, куры и цыплята. Дверь сарая стояла чуть приотворенная, запорное бревно лежало неподалеку в грязи. Пейн снова поднял пистолет.

– Выходи! – крикнул он в дверь. – Иначе стреляю!

Снова никто не ответил. Пейн бросил на Мэтью острый взгляд, будто предупреждая его оставаться там, где стоит, подошел к двери и открыл ее шире. Заглянул внутрь, готовый направить ствол в сторону любого движения. Потом сделал глубокий вдох, собрался и вошел.

Мэтью ждал с колотящимся сердцем. Вскоре Пейн вышел, держа пистолет дулом вниз.

– Нет его там. Стоят два фургона, но лошадей нет.

Значит, они точно удрали, подумал Мэтью. Очевидно, когда Шоукомб понял, что его жертвы могли добраться до Фаунт-Рояла, он сообразил, что его царству настает конец.

– Я покажу, где он закапывал тела, – сказал он Пейну и повел его вокруг сарая, в рощу. Земля пропиталась водой и расступилась, обнажив злодеяния Шоукомба. Небольшое облако мух роилось над склизкими останками. Пейн зажал рукой рот от вони и направился к яме, но бросил лишь беглый взгляд и вернулся.

– Да, – сказал он, внезапно побледнев. – Вижу картину.

Мэтью и Пейн вернулись к таверне. Тайлер снял почти все ставни, впустив солнечный свет в жалкое царство Шоукомба. От такой иллюминации крысы, устроившие карнавал во всех комнатах, с негодующим писком разбежались по норам, кроме одной здоровенной особи, которая оскалила зубы и могла бы напасть, если бы сапог Тайлера не нанес ей упреждающий удар. Дженнингс радостно занялся собиранием таких предметов, как фонари, деревянные миски, ложки, ножи и прочие мелкие приспособления, которые легко унести с собой. Мэтью обнаружил магистрата в комнате, откуда они сбежали прошлой ночью. Свет из окна падал на разбитую дверь и темные пятна крови Шоукомба на полу.

– Пропало, – мрачно сказал Вудворд. – Все вещи пропали.

Так оно и было. Багаж – два сундука и коробка с париками, саквояж с письменными принадлежностями Мэтью, чернильница, блокнот – все исчезло.

– Мой камзол! – Вудворд мог бы рухнуть в горе на соломенное ложе, но свидетельства обитания в нем крыс удержали его от такого поступка, хотя он и был на грани обморока. – Это животное Шоукомб унес мой камзол, Мэтью! – Он посмотрел в лицо своему клерку, и Мэтью увидел, что на глазах магистрата выступили слезы душевной муки. – Никогда мне его уже не вернуть, – сказал он. – Никогда.

– Это же был всего лишь предмет одежды, – ответил Мэтью и тут же понял, что этого говорить не надо было – магистрат вздрогнул, как от удара.

– Нет. – Вудворд медленно покачал головой и стоял, ссутулившись, будто сокрушенный неимоверной скорбью. – Это была моя жизнь.

– Магистрат! – окликнул из другой комнаты Пейн и заглянул внутрь раньше, чем Вудворд смог взять себя в руки. – Они ушли не так давно. Очаг все еще тлеет. Вы нашли свое имущество?

– Нет. Его унесли.

– О, мне очень жаль. У вас там были ценные предметы?

– Да, очень ценные. Шоукомб унес все.

– Очень странное состояние дел, – сказал Мэтью после недолгого размышления. Он подошел к открытому окну и всмотрелся в сторону сарая. – Лошадей нет, но Шоукомб оставил два фургона. Я полагаю, один из них наш. Шоукомб забрал наш багаж и своих свиней и кур, но оставил фонари. Я бы сказал, что хороший фонарь стоит не меньше курицы, как вы думаете?

– Эй, эй! Смотрите-ка, что я нашел! – раздался счастливый возглас из общего зала.

Пейн бросился посмотреть, что там за открытие, а за ним направились магистрат и Мэтью.

Дженнингс, развернувший джутовый мешок, чтобы уложить туда трофеи, держал в руках деревянную кружку.

– Ром! – объявил он. – Стояла вот тут, прямо на столе! Наверное, и бутылка рядом. Надо будет поискать как следует до того, как…

– Одну минутку, – вмешался Мэтью, подходя к нему и беря у него из рук кружку.

Ничего более не говоря, он перевернул кружку над ближайшим столом.

– Ты что, пацан! – воскликнул Дженнингс, когда напиток хлынул на стол. – Ты с ума…

Дзеньк!

Со дна густой коричневой жидкости выпала золотая монета. Мэтью взял ее и рассмотрел внимательно, но он уже знал, что это.

– Испанская монета, – сказал он. – Шоукомб мне сказал, что забрал ее у мертвого индейца. Я видел, как он ее бросил в эту кружку.

– Дайте-ка посмотреть!

Пейн протянул руку за монетой, и Мэтью отдал ему кусочек золота. Пейн подошел к окну, чтобы рассмотреть получше. Тайлер стоял у него за спиной, заглядывая через плечо.

– Вы правы, монета действительно испанская, – сказал капитан милиции. – Вы говорите, что Шоукомб забрал ее у мертвого индейца?

– Так он утверждал.

– Странно. Откуда бы у индейца испанское золото?

– Шоукомб говорил, что здесь… – Мэтью вдруг замолчал. «Испанский шпион где-то бродит», – собирался сказать он. Но ему вдруг вспомнилось, как Пейн зажигал сигару на вчерашнем обеде. Курит по-испански. Кто научил Пейна употреблять табак таким образом?

Мэтью вспомнил еще и другие слова Шоукомба насчет испанского шпиона: «Черт побери, он может даже жить в Фаунт-Рояле, англичанин-перебежчик!»

– Что говорил?

Голос Пейна звучал совершенно спокойно, пальцы сомкнулись на испанской монете.

– Он… он говорил… – Мэтью лихорадочно думал. Выражение лица Пейна было ему плохо видно, потому что пробивающийся сквозь испарения свет очерчивал капитана силуэтом. – Он… он думал, что индейцы могли найти золото пиратов, – договорил он неуверенно.

– Золото пиратов? – Дженнингс унюхал иную опьяняющую влагу. – Где? Поблизости?

– Спокойнее, Малкольм, – предупредил его Пейн. – Одна монета – еще не клад. Нам с пиратами не приходилось иметь стычек, да нам этого и не хочется. – Он склонил голову набок, и Мэтью понял, что у него завертелись шестеренки. – Шоукомб ошибся, – заявил Пейн. – Ни один чернофлажник в здравом уме не станет прятать добычу в индейских лесах. Они свое золото прячут там, где его легко откопать, но дурак был бы пират, если бы его добро смогли найти и выкопать дикари.

– Представляю себе, – сказал Мэтью, которому совершенно не хотелось глубже раскапывать могилу этого обмана.

– И все же… откуда еще мог индеец добыть вот это? Разве что произошло кораблекрушение, и как-то монету примыло к берегу. Занятно. Как вы полагаете, магистрат?

– Другая возможность, – размышлял вслух Вудворд, – что какой-то испанец дал эту монету индейцу в стране Флориде.

– Нет, местные краснокожие так далеко не забираются. Племена Флориды не отпустили бы их оттуда со скальпом на голове.

– Что еще более странно, – вмешался Мэтью, желая увести разговор от этой темы, – тот факт, что Шоукомб оставил монету в кружке.

– Наверное, спешил поскорее отсюда убраться.

– И при этом собрал весь наш багаж и своих свиней и кур? Вряд ли. – Мэтью обвел взглядом помещение. Ничего не было сдвинуто с мест, ни один стол не перевернут, никаких следов крови или свидетельств борьбы. Очаг еще не остыл, кухонные котлы стояли в золе. И ни намека на то, что случилось с Шоукомбом и его домочадцами. Мэтью поймал себя на мысли о девушке. С ней-то что сталось? – Не знаю. Единственное, что я знаю, – что Шоукомб никогда бы не бросил эту монету. Я имею в виду, при обычных обстоятельствах.

Пейн тихо хмыкнул. Он еще несколько секунд повертел монету в пальцах, потом отдал ее Мэтью.

– Я думаю, она ваша. Скорее всего другого возмещения вам от Шоукомба не добиться.

– Наша цель – не возмещение, сэр, – возразил Вудворд, – а правосудие. И я должен признать, что сегодня правосудию натянули нос.

– Что ж, полагаю, Шоукомб вряд ли сюда вернется. – Пейн нагнулся и поднял с пола огарок. – Я бы предложил остаться здесь на ночь и дежурить по очереди, но мне не улыбается быть съеденным заживо. – Он неспокойно оглядел темные углы, откуда все еще слышалось возбужденное попискивание. – Тут только Линч и мог бы жить.

– Кто? – переспросил магистрат.

– Гвинетт Линч, наш крысолов из Фаунт-Рояла. Но даже ему могли бы отгрызть ноги в этой проклятой дыре. – Пейн отбросил огарок в темный угол. Что-то большое брызнуло оттуда прочь. – Я видел в сарае сбрую и упряжь. Дункан, мы бы с вами могли прицепить наших лошадей к фургону магистрата и отвезти его. Вас это устроит, магистрат?

– Вполне.

– Тогда ладно. Думаю, надо отсюда уходить.

Пейн и Тайлер вышли на улицу разрядить пистолеты в воздух, потому что эти механизмы, будучи взведенными, оставались опасными, как свернувшаяся змея. Пистолет Тайлера выстрелил сразу, но у Пейна оружие стало пускать искры и сработало лишь после некоторой задержки и шипения.

Через полчаса лошади были впряжены в возвращенный фургон, Вудворд взял вожжи и поехал вслед за первым фургоном по раскисшей дороге обратно в Фаунт-Роял. Мэтью устроился на неудобной скамье рядом с магистратом, а Пейн и Тайлер ехали с Малкольмом Дженнингсом. Мэтью еще раз оглянулся на таверну Шоукомба, пока она не скрылась из виду, представляя себе, что здесь будет через несколько дней – или, не приведи Господь, – недель безраздельного крысиного господства. Образ молодой девушки, которая, похоже, только присутствовала при преступлениях своего хозяина, снова встал перед ним, и Мэтью не удержался от мысли, как это Бог может быть таким жестоким. Но она ушла навстречу своей судьбе – как и все они, – и ничего здесь нельзя поделать. С этой мыслью он отвернулся от прошлого и нацелил взор в будущее.

Мэтью и Вудворд остались вдвоем впервые с момента прибытия в Фаунт-Роял, поскольку даже сегодня утром к общественным конюшням их проводил по приказу миссис Неттльз молодой негр-слуга. Таким образом, это был первый случай для Мэтью высказать свои замечания о публике на вчерашнем обеде без посторонних ушей.

Но для начала возможностью говорить свободно воспользовался магистрат.

– Что ты думаешь о Пейне, Мэтью?

– Кажется, он свое дело знает.

– Да, знает. И еще он, кажется, знает дело… как он их назвал? «Чернофлажников». Интересно.

– Что именно?

– В Нью-Йорке несколько лет назад… мне помнится, году в тысяча шестьсот девяносто третьем или около того… мне досталось дело человека, которого обвиняли в пиратстве. Дело мне запомнилось, потому что это был человек образованный, лесоторговец, который разорился, и его предприятие досталось кредиторам. Жена и двое его детей умерли от чумы. Он был совсем не такой человек, чтобы подумать даже, будто он обратится к такой жизни. И я помню… он называл своих товарищей «чернофлажниками». До того случая я никогда этого термина не слышал. – Вудворд глянул на небо, прикидывая, скоро ли серые тучи выпустят еще одну бурю. – И с тех пор тоже не слышал, пока его не произнес Пейн. – Он перенес внимание на простирающуюся впереди дорогу. – Очевидно, это термин уважительный и не в последнюю очередь – гордый. Так один член общества называет другого.

– И вы предполагаете, что Пейн…

– Я ничего не предполагаю, – перебил Вудворд. – Я только говорю, что это интересно, вот и все. – Он помолчал, подчеркивая важность своих слов. А потом произнес небрежно: – Мне бы хотелось лучше ознакомиться с биографией мистера Пейна. Разумеется, из чистого интереса.

– А что стало с лесоторговцем?

– Бывшим лесоторговцем, – поправил магистрат. – Он совершал убийства в открытом море и занимался пиратством. Он был виновен, какие бы обстоятельства его до этого ни довели. Я сострадал его душе, но у меня не было другого выхода, кроме как приговорить его к повешению. И оно произошло.