Текст книги "Голос ночной птицы"

– Сэр, – произнес тот, что побольше, и шагнул вперед босыми ногами. На перемазанном лице отразился гнев. – Сэр!

Бидвелл только мотал головой, смеялся – смех звучал теперь скорее как рыдания – и отмахивался рукой, отгоняя этих бродяг.

Айзек Вудворд набрал в грудь воздуху. Как будто целой ночи мокрого ада было недостаточно, еще этот лощеный щеголь явился испытывать его терпение. Так вот оно лопнуло.

– Сэр! – взревел он своим судебным голосом, настолько громким и резким, что на миг заставил замолчать даже тявкающий хор собак. – Я – магистрат Вудворд, прибывший из Чарльз-Тауна!

Бидвелл услышал. Он задохнулся от изумления, подавился последним глотком смеха и встал, потрясение таращась на полуголый грязевой пирожок, который только что объявил себя магистратом.

Единственная мысль вонзилась в мозг жалом шершня: «Если они нам кого и пришлют, то психа какого-нибудь, вытащенного из ихнего местного дурдома!»

Он услышал стон совсем рядом. Веки у него задрожали. Мир – буря с ливнем, голос Бога, зеленая глушь во все стороны, попрошайки и магистраты, вредители яблонь, развал и разруха, как тени крыльев падальщика, – закружился вокруг него. Он шагнул назад, ища, на что опереться.

Не на что. Бидвелл свалился на улице Гармонии, голова наполнилась серым туманом, и он заснул, как в колыбели.

Глава 5

В дверь постучали.

– Магистрат? Мастер Бидвелл послал меня сказать вам, что гости скоро будут.

– Иду немедленно, – отозвался Вудворд, узнав шотландский выговор домоправительницы.

Ему тут же вспомнилось, как в последний раз, когда стучали в дверь, его чуть не прикончили. Разумеется, сама мысль, что этот негодяй сейчас носит его вышитый камзол, вызывала дрожь в пальцах, застегивающих пуговицы светло-голубой рубашки, которую магистрат только что надел.

– Черт! – сказал он своему отражению в овальном стенном зеркале.

– Сэр? – переспросила миссис Неттльз из-за двери.

– Я сказал, что уже иду! – повторил он.

– Да, сэр, – ответила она и тяжелой походкой удалилась по коридору в сторону комнаты, отведенной Мэтью.

Вудворд застегнул рубашку до конца – она оказалась чуть коротка в рукавах и более чем тесна в талии. Рубашка была в числе предметов одежды – рубашек, брюк, жилетов, чулок и башмаков, – которые собрал для него и Мэтью их хозяин, как только пришел в себя и узнал, что произошло с их пожитками. Бидвелл, поняв, что провидение – у него в руках, с величайшей благодарностью отвел им две комнаты у себя в особняке, организовал сбор одежды, подходящей приблизительно по размеру, а также постарался предоставить свеженаправленные бритвы и горячую воду для ванн. Вудворд уже боялся, что никогда не сможет содрать со своей шкуры всю эту грязь, но последние следы исчезли под действием грубой мочалки и приложенных в достаточном количестве трудов.

Он уже надел ранее пару черных брюк – опять-таки слегка тесноватых, но вполне пригодных, – и белые чулки вместе с черными тупоносыми башмаками. Поверх рубашки Вудворд натянул жемчужно-серый жилет, одолженный Бидвеллом из собственного гардероба. Еще раз рассмотрел в зеркале свое лицо, молча сокрушаясь, что придется предстать перед новыми людьми с голой головой и неприкрытыми старческими пятнами, поскольку парик – вещь настолько личная, что вопрос о том, чтобы его одолжить, даже не ставился. Но да будет так. Зато хотя бы голова сохранилась на плечах. Если сказать правду, он предпочел бы проспать весь вечер, нежели быть главным гостем на ужине у Бидвелла, поскольку он все еще был измотан, но Вудворду удалось продремать три часа после ванны, и этого хватит до тех пор, пока снова представится возможность вытянуться на этой превосходной перине, на настоящей кровати с четырьмя ножками, что сейчас у него за спиной.

Напоследок Вудворд открыл рот и проверил состояние зубов. Горло слегка пересохло, но не в такой степени, чтобы это нельзя было исправить глотком рома. Потом, благоухая сандаловым мылом и лимонным лосьоном после бритья, он открыл дверь просторной комнаты и вышел в освещенный свечами коридор.

Вудворд спустился вниз на шум голосов и оказался в обшитой панелями комнате, расположенной рядом с вестибюлем главного входа. Здесь уже все было готово для собрания: кресла и прочая мебель сдвинуты в стороны, чтобы дать место для передвижения людей, в каменном камине пылал предусмотрительно разведенный огонь – дождливый вечер становился прохладным. С потолка свисали люстра из оленьих рогов, среди их острых кончиков горела дюжина свечей. Бидвелл уже находился здесь, в новом пышном парике и бархатном костюме цвета темного портвейна. С ним были двое других джентльменов, и, когда Вудворд вошел, Бидвелл, прервав разговор, объявил:

– А, вот и наш магистрат! Как отдохнули, сэр?

– Боюсь, что недостаточно долго, – признался Вудворд. – Я не до конца избавился от последствий невзгод прошедшей ночи.

– Магистрат рассказывает потрясающую историю! – обратился Бидвелл к своим собеседникам. – Похоже, что его вместе с его писцом чуть не убили в придорожной таверне! Этот негодяй явно опытен в убийствах, так, сэр?

Он приподнял брови, приглашая Вудворда перехватить нить рассказа.

– Да, это так. Мой клерк спас наши шкуры – и это все, что нам удалось спасти. По необходимости нам пришлось оставить весь багаж. О, я с нетерпением жду завтрашнего дня, мистер Бидвелл.

– Магистрат попросил меня послать отряд милиции, чтобы вернуть его земные сокровища, – объяснил Бидвелл двоим своим собеседникам. – А также арестовать этого человека и предать его правосудию.

– Я тоже поеду, – объявил Вудворд. – Я не пропущу удовольствия видеть выражение лица Шоукомба, когда на его руках замкнутся оковы.

– Уилла Шоукомба? – Один из джентльменов – тот, что помоложе, лет тридцати с небольшим, – нахмурился. – Я останавливался как-то у него в таверне, когда ездил в Чарльз-Таун! У меня были подозрения относительно этого человека.

– Они были отнюдь не безосновательны. Более того, он убил магистрата, который ехал сюда две недели назад. Его звали Тимон Кингсбери.

– Позвольте мне вас представить, – сказал Бидвелл. – Магистрат Айзек Вудворд, перед вами Николас Пейн, – он кивнул в сторону молодого человека, и Вудворд пожал протянутую руку Пейна, – и Элиас Гаррик. – Вудворд пожал руку и Гаррику. – Мистер Пейн – капитан нашей милиции. Он возглавит утреннюю экспедицию за мистером Шоукомбом. Вы согласны, Николас?

– Это мой долг, – ответил Пейн, хотя по блеску стальных глаз было очевидно, что он возмущен планами ареста, составленными без его утверждения. – И для меня честь служить вам, магистрат.

– Мистер Гаррик – владелец нашей крупнейшей фермы, – продолжал Бидвелл. – Он также один из первых, кто связал свою судьбу со мной.

– Да, сэр, – подтвердил Гаррик. – Я построил здесь дом в самый первый месяц.

– А! – глянул Бидвелл в сторону двери. – Вот и ваш писец!

Мэтью как раз входил, обутый в башмаки, которые жали ему ноги.

– Добрый вечер, господа, – поздоровался он и сумел выдавить улыбку, хотя был усталым, как собака, и совершенно не расположен к веселой компании. – Простите за опоздание.

– Вам не за что извиняться, – ответил Бидвелл, жестом приглашая его заходить. – Мы как раз слушали историю ваших ночных приключений.

– Я бы назвал их злоключениями, – поправил Мэтью. – Ни за что на свете не хотел бы их повторять.

– Это клерк магистрата, мистер Мэтью Корбетт, – объявил Бидвелл, представил Мэтью Пейну и Гаррику, и снова произошел обмен рукопожатиями. – Я как раз рассказывал магистрату, что мистер Пейн – капитан нашей милиции и должен будет повести…

– …экспедицию для захвата Шоукомба завтра утром, – перебил Пейн. – И, поскольку дорога долгая, мы выйдем прямо на рассвете.

– Это одно удовольствие – подняться рано ради возмездия, сэр, – сказал Вудворд.

– Очень рад. Я найду еще одного-двух человек, чтобы ехать с нами. Следует брать с собой оружие, или вы полагаете, что Шоукомб сдастся без насилия?

– Оружие, – ответил Вудворд. – Непременно оружие.

Разговор перешел на другие темы, особенно о том, что происходит сейчас в Чарльз-Тауне, и потому Мэтью – одетый в белую рубашку, коричневые бриджи и белые чулки – получил возможность бегло рассмотреть Пейна и Гаррика. Капитан милиции был здоровяком роста примерно пять футов десять дюймов. Мэтью дал ему на взгляд около тридцати лет. Длинные волосы песочного цвета Пейн заплетал сзади в косичку, перевязанную черным шнурком. Лицо его было отлично уравновешено длинным носом с тонкой переносицей и густыми светлыми бровями, нависшими над серо-стальными глазами. По телосложению Пейна и экономности его движений Мэтью определил, что это человек серьезный, не чуждый активной жизни и, возможно, завзятый лошадник. Пейн явно не был франтом: его костюм составляли простая серая рубашка, сильно поношенный кожаный камзол, темно-коричневые бриджи, серые чулки и коричневые сапоги.

Гаррик, который слушал существенно больше, чем говорил, произвел на Мэтью впечатление джентльмена приземленного, пятидесятые годы которого вот-вот перейдут в шестидесятые. Был он худ, костляв, лицо со впалыми щеками обожжено и обветрено суровым солнцем прежних лет. Карие глаза смотрели из глубоких орбит, левая бровь рассечена и приподнята вверх шрамом. Седые волосы напомажены и зачесаны строго назад, и одет он был в кремовые бархатные штаны, синюю рубаху и пожелтевший от времени камзол с тем ядовитым оттенком, какой был у некоего испорченного сыра, запах которого Мэтью однажды, по несчастью, вдохнул. Что-то в выражении лица и поведении Гаррика – медленное моргание, неуклюжий и тяжеловесный язык, когда он давал себе труд заговорить, – привели Мэтью к заключению, что этот человек может быть солью земли, но он определенно ограничен в выборе других приправ.

Появилась молодая прислуга-негритянка с подносом, на котором стояли бокалы – настоящий хрусталь, произведший на Вудворда впечатление, поскольку подобные предметы роскоши редко приходилось видеть в этих суровых приграничных колониях, – полные до краев красного вина. Бидвелл стал настойчиво угощать, и никогда не лилось вино в более благодарные глотки, чем глотки магистрата и его клерка.

Хрустальный звон дверного колокольчика доложил о прибытии новых гостей. Еще двое джентльменов вошли в комнату в сопровождении миссис Неттльз, которая тут же удалилась наблюдать за ходом дел в кухне. Вудворд и Мэтью уже были знакомы с Эдуардом Уинстоном, но пришедший с ним человек – прихрамывавший и опирающийся на витую трость с набалдашником из слоновой кости – был им неизвестен.

– Наш школьный учитель Алан Джонстон, – представил его Бидвелл. – Нам очень повезло иметь в нашем городе мастера Джонстона. Он принес нам блага оксфордского образования.

– Оксфордского? – Вудворд пожал руку учителю. – Я тоже учился в Оксфорде.

– Действительно? Можно ли спросить, в каком колледже?

Отлично поставленный голос учителя, хотя и был сейчас негромок, нес в себе силу, которая, не сомневался Вудворд, отлично служила ему для поддержания почтительного внимания учеников в классе.

– Церкви Христовой. А вы?

– Всех Святых.

– О, это было прекрасное время, – сказал Вудворд, но глядел при этом на Бидвелла, поскольку внешность учителя показалась ему в немалой степени странноватой. У Джонстона на лице лежала белая пудра, а брови были выщипаны в ниточку. – Помню, много вечеров мы провели, тщательно изучая дно пивных кружек в «Шашечнице».

– Я лично предпочитал «Золотой крест», – ответил Джонстон с тонкой улыбкой. – Тамошний эль был радостью студента: очень крепкий и очень дешевый.

– Я смотрю, среди нас истинный ученый, – улыбнулся в ответ Вудворд. – Значит, колледж Всех Святых? Думаю, лорд Маллард на следующий год снова будет пьян.

– Навеселе – в этом я уверен.

Пока шел разговор между однокашниками по Оксфорду, Мэтью успел произвести собственное исследование Алана Джонстона. Учитель, худой и высокий, был одет в темно-серый костюм в черную полоску, белую рубашку с оборками и черную треуголку. На голове у него был простой белый парик, а из нагрудного кармана сюртука выступал белый кружевной платок. Из-за пудры на лице – и пятен красного тона на скулах – определить возраст было трудно, хотя Мэтью решил, что ему где-то между сорока и пятьюдесятью. У Джонстона был длинный аристократический нос со слегка раздутыми крыльями, узкие темно-синие глаза, не то чтобы недружественные, а будто что-то не договаривающие, и высокий лоб мыслителя. Мэтью быстро глянул вниз и увидел, что Джонстон одет в начищенные черные ботинки и белые чулки, но что правым коленом ему служит бесформенный ком. Подняв глаза, Мэтью увидел, что учитель смотрит прямо ему в лицо, и ощутил, как щеки заливает краска.

– Поскольку вам интересно, молодой человек, – сказал Джонстон, чуть приподняв тонко выщипанные брови, – сообщаю, что это – врожденный дефект.

– Ох… я… простите меня… то есть… я не хотел…

– Ай-ай-ай, молодой человек! – Джонстон протянул руку и похлопал Мэтью по плечу. – Наблюдательность – признак хорошего ума. Вам следует оттачивать это свойство, но воздерживаться от его столь прямого использования.

– Да, сэр, – ответил Мэтью, желая провалиться сквозь пол.

– Иногда у моего клерка глаза бывают слишком велики, – попытался Вудворд наложить пластырь извинения на рану самолюбия. Он тоже заметил изуродованное колено.

– Лучше слишком большие, чем слишком малые, – ответил на это учитель. – Однако в данном городе и в данное время разумно было бы сохранять глаза и голову в среднем состоянии между двумя крайностями. – Он отпил вина, а Вудворд кивнул в знак согласия с благоразумным замечанием. – И раз мы заговорили об этих вещах и это цель вашего визита, могу ли я спросить: вы ее уже видели?

– Нет пока что, – быстро ответил Бидвелл. – Я думал, что магистрат вначале хотел бы услышать все подробности.

– Подробности, вы хотите сказать, или странности? – спросил Джонстон, вызвав невеселый смех Пейна и Уинстона, но лишь слабую улыбку Бидвелла. – Скажу вам как выпускник Оксфорда выпускнику Оксфорда, сэр, – обратился он к магистрату, – я не хотел бы оказаться в ваших сапогах.

– Если бы вы были в моих сапогах, сэр, – ответил Вудворд, наслаждаясь поединком остроумия с учителем, – вы были бы не выпускником Оксфорда, а кандидатом на виселицу.

Джонстон чуть-чуть прищурился:

– Простите?

– Мои сапоги находятся в распоряжении убийцы, – пояснил Вудворд и в деталях описал события в таверне Шоукомба.

Магистрат понимал, что подобный рассказ о чуть не состоявшейся трагедии привлечет внимание аудитории, как пламя свечи – любопытных мотыльков, и потому стал раздувать это пламя изо всех сил. Мэтью с удивлением услышал в очередном пересказе, что магистрат с самого начала был уверен, что Шоукомб «негодяй со злобными намерениями» и что он, магистрат, сразу решил быть настороже, чтобы не получить от Шоукомба нож в спину.

В то время, как глина фактов лепилась в литературное произведение, снова прозвонил дверной звонок, и появилась миссис Неттльз, эскортирующая очередного гостя. Это был изящный тонкокостный джентльмен, который напомнил Мэтью мелкую сову на насесте под крышей сарая. Лицо у него было действительно птичье, с бледными поджатыми губами и крючковатым носом; большие светло-голубые глаза плавали за круглыми стеклами очков, на наморщенном куполе лба выгнулись дугой пушистые темные брови. Одет он был в простой черный костюм, синюю рубашку с оборками манжет и высокие сапоги. Длинные каштановые волосы, тронутые на висках сединой, висели ниже плеч, а голову венчала черная треуголка.

– Доктор Бенджамин Шилдс, наш хирург, – представил его Бидвелл. – Как дела, Бен?

– Боюсь, неудачный день, – ответил доктор голосом куда более внушительным, чем его внешний вид. – Извините, что запоздал. Я только что из дома Честера.

– И каково состояние мадам Честер? – спросил Уинстон.

– Безжизненное. – Шилдс снял треуголку и передал ее миссис Неттльз, стоявшей за ним темной стеной. – Печально, но она отошла не более часа назад. Это все болотный воздух! От него закупориваются легкие и густеет кровь. Если в ближайшее время не будет облегчения, Роберт, нашим заступам предстоит новая работа. Здравствуйте! – Он шагнул вперед и протянул Вудворду руку. – Вы – тот магистрат, которого мы ждем! Слава Богу, что вы наконец прибыли!

– Насколько я понял из объяснений совета в Чарльз-Тауне, – ответил Вудворд после рукопожатия (рука доктора показалась ему ненормально холодной и влажной), – я на самом деле третий магистрат, участвующий в этой ситуации. Первый погиб от чумы в марте, не успев выехать из города, а второй… судьба магистрата Кингсбери была неизвестна до вчерашней ночи. Это мой клерк Мэтью Корбетт.

– Приятно познакомиться, молодой человек. – Доктор пожал руку Мэтью. – Сэр! – снова обратился он к Вудворду. – Мне все равно, третий вы, тринадцатый или тридцать третий магистрат! Единственное, что мы хотим, – это чтобы ситуация разрешилась, и чем скорее, тем лучше. – Он подчеркнул свое заявление острым взглядом поверх очков, потом понюхал воз-Дух, впитывая наполняющий комнату аромат. – А, жареное мясо! Что у нас сегодня на столе, Роберт?

– Цыплята в перечном соусе, – ответил Бидвелл с намного меньшей жизнерадостностью, чем за минуту до этого.

Его расстроила смерть Доркас Честер, весьма пожилой дамы, чей муж Тимоти был портным в Фаунт-Рояле. Действительно, ткань жизни расползается. И замечание доктора о заступах вызвало у Бидвелла неуютное воспоминание о снах Алисы Барроу.

– Ужин будет сейчас подан, – объявила миссис Неттльз и удалилась, унося треуголку доктора.

Шилдс отошел к камину и стал греть руки.

– Жаль мадам Честер, – сказал он, пока никто не перевел разговор на другую тему. – Она была прекрасной женщиной. Магистрат, вам представился случай осмотреть наш город?

– Нет пока что.

– Лучше поторопитесь. При такой смертности Источник Королевский вскоре придется переименовать в Могилу Братскую.

– Бен! – произнес Бидвелл, и это вышло резче, чем он хотел. – Я думаю, что нет смысла пользоваться подобными выражениями. Вы так не считаете?

– Да, вы правы. – Шилдс потер руки, будто пытаясь стереть с них холод кожи покойной Доркас Честер. – Однако, к несчастью, в них слишком большая доля правды. Магистрат в ближайшее время сам это узнает, и мы только можем ускорить процесс. – Он оглянулся на стоящего рядом учителя. – Алан, вы больше не будете?

Не ожидая ответа, он взял бокал из руки Джонстона и приложился к нему от души. Потом снова обратил мрачный взгляд на Айзека Вудворда.

– Я стал врачом не затем, чтобы хоронить своих пациентов, но в последнее время мне больше бы подошла вывеска гробовщика. В последние две недели. Малютка Ричардсон, упокой Господь его душу. Теперь Доркас Честер. Кого я буду провожать на следующей неделе?

– Так не годится, – твердо сказал Бидвелл. – Я настаиваю, чтобы вы держали себя в руках.

– Держал себя в руках. – Доктор кивнул и поглядел в неглубокое озерцо красного вина. – Роберт, я слишком давно держу себя в руках. Я устал держать себя в руках.

– Виновата погода, – заговорил Уинстон. – Наверняка дожди скоро кончатся, и мы тогда…

– Не только в погоде дело! – перебил его Шилдс, вызывающе задрав костистый подбородок. – Дело в духе этого места. Здесь тьма. – Он одним глотком осушил бокал. – Темнота в полдень, такая же, как в полночь, – произнес он влажными губами. – Распространяются болезни. Болезни духа и болезни тела. Они взаимосвязаны, джентльмены. Одно управляет другим. Я видел, как болезнь духа у мадам Честер лишила здоровья ее тело. Я видел и ни черта сделать не мог. Теперь заразился дух Тимоти. И сколько еще пройдет времени, пока мне придется присутствовать при его кончине?

– Простите, сэр, – обратился к нему Гаррик, опередив Бидвелла, который собирался дать отповедь. – Когда вы говорите, что болезнь распространяется… вы хотите сказать… – Он замялся, будто собирая воедино то, что хотел спросить. – Вы хотите сказать, что у нас… мор?

– Бенджамин, осторожнее, – тихо предостерег учитель.

– Нет, не это он хочет сказать! – пылко заговорил Бидвелл. – Доктор огорчен смертью мадам Честер, вот и все! Бен, скажите ему, что вы не говорили о море.

Доктор молчал, и Мэтью показалось, что он собирается объявить: да, Фаунт-Роял постиг мор. Но вместо этого он тяжело и глубоко вздохнул и ответил:

– Нет, я не говорю об эпидемии. По крайней мере об эпидемии, вызванной физической причиной.

– Наш дорогой доктор хочет сказать, мне кажется, – обратился Джонстон к Гаррику, – что нынешняя духовная… гм… уязвимость нашего города сказывается на физическом состоянии нас всех.

– То есть вы говорите, что ведьма насылает на нас болезнь, – сформулировал Гаррик неповоротливым языком.

Бидвелл решил, что пора остановить поток, пока не прорвало дамбу, если Гаррик – искусный фермер, но не великий ум в менее приземленных вещах – повторит эти размышления публично.

– Джентльмены, давайте смотреть в будущее, а не в прошлое! Элиас, наше избавление – в руках магистрата. Мы должны уповать на Господа и на закон, а подобные разрушительные речи себе запретить.

Гаррик посмотрел на Джонстона в ожидании перевода.

– Он говорит, чтобы мы не тревожились, – объяснил учитель, – И я того же мнения. Магистрат разрешит наши затруднения.

– Вы облекаете меня великим доверием, господа. – Вудворд был и польщен, и обременен такими заявлениями. – Я надеюсь, что смогу оправдать ваши ожидания.

– Уж постарайтесь. – Шилдс отставил пустой бокал. – Судьба этого города – в ваших руках.

– Джентльмены! – объявила воздвигнувшаяся в дверях миссис Неттльз. – Ужин подан.

Столовая располагалась в задней части дома рядом с кухней, и это было чудо темных деревянных панелей, гобеленов и каменного очага размером с фургон. Над ним на стене висела величественная голова лося, а по обе стороны красовалась коллекция мушкетов и пистолетов. Ни Вудворд, ни Мэтью не ожидали увидеть в этих прибрежных болотах настоящий особняк, а уж столовая – которая могла бы украсить любой английский замок – лишила их дара речи. Над массивным прямоугольным столом висела столь же массивная люстра, укрепленная на потолке корабельными цепями, а пол покрывал ковер – красный, как бычья кровь. Стол ломился от тарелок с яствами, среди которых жареные цыплята, еще шипящие соком, занимали центральное место.

– Магистрат, вы сядете рядом со мной, – указал Бидвелл. Мэтью было ясно, что Бидвелл наслаждается своим властным положением, и он явно человек необычайного богатства.

Он заранее выбрал места для своих гостей, и Мэтью оказался на скамье вроде церковной между Гарриком и доктором Шилдсом. Из кухонной двери вышла другая девочка-негритянка, неся деревянные кружки, наполненные – Вудворд осторожно попробовал, памятуя укус индейского эля, – холодной водой, недавно набранной в источнике.

– Не следует ли нам вознести благодарственную молитву? – спросил Бидвелл раньше, чем первый нож успел пронзить хрустящую корочку жареной курятины. – Мастер Джонстон, не окажете ли нам честь?

– Разумеется.

Джонстон и прочие сидящие за столом склонили головы, и учитель произнес молитву, благодарящую за обилие стола, превозносящую Бога за промысл Его, что Он благополучно доставил магистрата в Фаунт-Роял, и просящую об окончании дождей, если, конечно, таков божественный план. Но под молитву Джонстона далекий рокот грома возвестил о пришествии очередной бури, и «аминь» учителя прозвучало для Мэтью так, будто было произнесено сквозь зубы.

– Давайте ужинать, – объявил Бидвелл.

Засверкали при свечах ножи, разделывая «рваных парнишек» – название, редко упоминаемое в наши современные дни, разве что спортсменами, которые помнят азартную игру, когда собак напускают на цыплят и спорят, чья собака порвет больше. Минута одухотворенной сосредоточенности гостей Бидвелла сменилась отрыванием мяса от костей зубами и пальцами. Куски тяжелого, грубого помола кукурузного хлеба, который отдавал горелым зерном и ощущался в желудке как церковный кирпич, пошли в дело собирания подливы. Блюда дымящейся фасоли и вареного картофеля стояли в пределах досягаемости, а служанка принесла общий кубок – изящную серебряную кружку, полную рома с пряностями, чтобы запивать всю эту благодать.

Мерно забарабанил по крыше дождь. Вскоре Мэтью стало ясно, что пир привлек немало непрошеных гостей: больших жужжащих слепней и – более неприятных – комаров, которые звенели вокруг и оставляли зудящие укусы. В покое ленивой беседы – часто прерывавшейся шлепком по наглому слепню или комару – Бидвелл отпил из кружки с ромом и передал ее магистрату. Потом он прочистил горло, и Вудворд понял, что сейчас пойдет разговор о деле.

– Я должен вас спросить, что вы знаете о создавшейся здесь ситуации, сэр, – сказал Бидвелл, блестя куриным жиром на подбородке.

– Я знаю только то, что сообщил мне совет. То есть что в вашей тюрьме находится женщина, обвиняемая в колдовстве.

Бидвелл кивнул, взял со своей тарелки кость и стал ее высасывать.

– Ее имя – Рэйчел Ховарт. Она смешанной крови, английской и португальской. В январе ее муж Дэниел был найден в поле мертвым. У него было перерезано горло.

– Голова едва держалась на шее, – добавил доктор.

– Были и другие раны на теле, – продолжал Бидвелл. – Нанесенные зубами или когтями зверя. На лице, на руках, на ладонях. – Он положил обглоданную кость на тарелку и взял другую, на которой еще было мясо. – Кто бы ни убил его, сделано это было… свирепо по меньшей мере. Но это была не первая смерть подобного рода.

– Англиканский священник Берлтон Гроув, – заговорил Джонстон, протягивая руку к серебряной кружке. – Он был точно так же убит в ноябре. Труп нашла в церкви его жена – точнее сказать, вдова. Очень скоро после этого она покинула наш поселок.

– Вполне понятно, – сказал Вудворд. – Сейчас у вас есть священник?

– Нет, – ответил Бидвелл. – Время от времени я произношу проповеди. А также доктор Шилдс, мастер Джонстон и еще несколько человек. Одно время у нас был лютеранский пастор для немцев, но он почти не говорил по-английски и прошлым летом нас покинул.

– Немцев?

– Да. У нас здесь было несколько немецких и голландских семей. Их и сейчас… сколько? – обратился он за помощью к Уинстону.

– Семь немецких семейств, – подсказал Уинстон, отмахнулся от комара, звеневшего возле его лица, и закончил: – Два голландских.

– Эдуард – мой городской управляющий, – объяснил Бидвелл магистрату. – Он ведет бухгалтерию, чем занимался еще в моей корабельной компании в Лондоне.

– Я не могу случайно знать название вашей компании? – спросил Вудворд.

– «Аврора». Может быть, вы приплыли на одном из моих судов.

– Возможно. Но не слишком ли вы далеко забрались от центра коммерции?

– Вовсе нет. Сейчас у руля остались двое моих сыновей, и жена с дочерью тоже в Лондоне. Я этим молодым людям доверяю, они будут делать то, что нужно. А я тем временем обеспечиваю моей компании будущее.

– В Фаунт-Рояле? Каким образом?

Бидвелл слегка улыбнулся, как кот, проглотивший канарейку.

– Вам должно быть очевидно, сэр, что я владею самым южным поселением в этих колониях. Вы также должны понимать, что испанцы не слишком далеко отсюда, на земле, именуемой Флорида. – Он сделал знак доктору Шилдсу, прося передать кружку с ромом. – Я намереваюсь, – сказал он, – сделать из Фаунт-Рояла город, который сможет сравниться… нет, превзойдет Чарльз-Таун в качестве места торговли между колониями и Индиями. В свое время я перенесу сюда свою компанию, чтобы воспользоваться преимуществами такой торговли. Я ожидаю также наличия здесь военной силы, ибо король заинтересован, чтобы территориальная жадность испанцев не распространялась в северном направлении. – Ухватив кружку за ручку, он сделал добрый глоток. – Еще одна причина создавать базу флота в Фаунт-Рояле – борьба с пиратами и каперами, регулярно нападающими на суда, везущие груз из Индий. И кто же будет строить эти военные корабли, как вы думаете?

Бидвелл склонил голову набок, ожидая ответа Вудворда.

– Разумеется, вы.

– Разумеется. Это также означает строительство причалов, складов, пакгаузов, домов для офицеров… ну, в общем, вы сами видите эти будущие выгоды.

– Вижу, – ответил Вудворд. – Я полагаю, что вы также улучшите дорогу до Чарльз-Тауна?

– В свое время, магистрат, городской совет Чарльз-Тауна построит эту дорогу. О, я, конечно, пойду им навстречу, и мы достигнем какого-то компромисса. – Он пожал плечами. – Но для них будет очевидно, что Фаунт-Роял намного удобнее расположен для создания военно-морской базы и торгового порта, и они будут зависеть от моей торговли.

Вудворд слегка хмыкнул.

– Честолюбивые планы, сэр. Я подозреваю, что советники уже должны о них знать. Может быть, именно поэтому столько времени ушло, чтобы направить сюда магистрата.

– Вполне вероятно. Но я не собираюсь выбрасывать Чарльз-Таун из морской торговли. Я просто вижу возможности. Почему основатели Чарльз-Тауна не построили его южнее, я не знаю. Возможно, дело в тамошних реках и в потребности в пресной воде. Но этот источник, как видите, дает нам необходимые ее количества. Уж точно ее хватит, чтобы залить бочки жаждущих моряков из Индий, это я вам гарантирую!

– Э-э… сэр? – обратился к нему Мэтью, почесывая комариный укус на правой щеке. – Если ваши планы так ясны… то почему вы не начали еще строительство причалов и складов?

Бидвелл бросил быстрый взгляд на Уинстона; Мэтью показалось, что взгляд был нервозный, что-то говорящий.

– Потому что, – произнес Бидвелл, глядя на Мэтью в упор, – все надо делать по порядку. – Отодвинув тарелку с костями, он переплел руки на столе. – Это как когда корабль строите, молодой человек. Никто не начинаете мачты; первым делом надо заложить киль. Поскольку несколько лет нужно, чтобы осушить болота и провести подготовительные работы до того, как начать строить причалы, я должен добиться, чтобы Фаунт-Роял мог сам себя прокормить. Это значит, что фермеры, – кивок в сторону Гаррика, – смогут выращивать достаточно зерна и овощей, что сапожник, портной, кузнец и прочие ремесленники будут иметь условия для работы и жизни, что будут нормальная школа и церковь, что будет создана атмосфера трудолюбия и уверенности, что население с каждым годом будет расти.

Произнеся эту сентенцию, Бидвелл замолчал, уставившись на тарелку с костями так мрачно, будто это были скелеты сгоревших домов, усыпавшие Фаунт-Роял.

– Должен с сожалением сказать правду, – продолжил он после мрачной тишины. – Очень мало этих условий сейчас выполнено. Да, наши фермеры делают все, что могут, несмотря на погоду, а она делает все, чтобы им помешать, но битва не становится легче. У нас есть основные продукты питания – кукуруза, бобы, картофель – и дичь в изобилии. Но производство коммерческих культур, таких как хлопок или табак… пока что попытки результата не дали. Мы быстро теряем население, как из-за болезней, так и… – он снова замялся, болезненно перевел дыхание, – …из страха перед ведьмой.