Текст книги "Голос ночной птицы"

– У меня есть работа, – напомнила миссис Неттльз.

– Да, конечно… простите, что задерживаю, но… мне надо у вас спросить… – Он снова замолчал, понимая, что в следующую секунду ступает на тонкий и опасный канат. – Во-первых, – решился он сказать, – я сегодня проходил мимо того поля. Где будет казнь. Видел столб… кучу дров… все готово.

– Да, сэр, – ответила она, не проявляя вообще никаких эмоций.

– Я знаю, что Рэйчел Ховарт невиновна. – Мэтью посмотрел в темные глаза миссис Неттльз под нависшими веками. – Вы меня слышите? Знаю. Я также знаю, на чьей совести два убийства и очернение Рэйчел… но абсолютно не могу это доказать.

– Можете ли вы назвать это лицо?

– Нет. Поймите, пожалуйста, это не потому, что я не доверяю вам, но потому что сказать – только сделать ваше положение мучительным, как мое. Кроме того, есть еще… обстоятельства, которые я не до конца постиг, поэтому имен лучше не называть.

– Как хотите, сэр, – ответила она, но произнесла это весьма подчеркнуто.

– Рэйчел будет сожжена в понедельник утром. В этом не приходится сомневаться. Если ничего не произойдет такого экстраординарного, что могло бы отменить приговор магистрата, или не обнаружится какое-нибудь неожиданное доказательство. Можете не сомневаться, что я не перестану трясти все кусты в его поиске.

– Все это хорошо, но какое это имеет отношение ко мне?

– К вам у меня вопрос, – сказал он.

Проглотил второй глоток рома, подождал, пока глаза перестанут слезиться. Он дошел до конца каната, а за ним начинается… что?

Мэтью испустил тяжелый вздох.

– Вы что-нибудь знаете о стране под названием Флорида?

Никакой видимой реакции со стороны миссис Неттльз не последовало.

– Флорида, – повторила она.

– Да, Флорида. Вы, быть может, знаете, что это такая испанская территория? Милях примерно в двухстах от…

– Я знаю, что вы имеете в виду. И знаю, разумеется, что там испанцы. Я тоже слежу за событиями.

Мэтью снова уставился в окно, в сторону болота и моря.

– Знаете ли вы также, а может быть, слышали, что испанцы предлагают убежище сбежавшим английским преступникам и английским рабам?

Миссис Неттльз чуть замешкалась с ответом.

– Да, сэр. Я такое слышала. От мистера Бидвелла как-то вечером в разговоре с мистером Уинстоном и мистером Джонстоном. В прошлом году сбежал молодой раб по имени Моргантас Криспин. Вместе со своей женщиной. Мистер Бидвелл считал, что они направились во Флориду.

– Мистер Бидвелл пытался поймать беглецов?

– Да. За ними отправился Соломон Стайлз с тремя людьми.

– Им удалось?

– Удалось, – ответила она, – найти трупы. То, что от них осталось. Мистер Бидвелл сообщил Джону Гуду, что их сожрал какой-то зверь, страшно растерзал. Вроде медведя, говорил он.

– Мистер Бидвелл рассказал это Джону Гуду? – Мэтью приподнял брови. – Зачем? Чтобы отговорить других рабов от побегов?

– Да, сэр, я думаю, так.

– А трупы доставили обратно? Вы их видели?

– Нет, сэр, ни одного из них. Их там бросили, потому что больше они ничего не стоили.

– Не стоили, – повторил Мэтью и хмыкнул. – Но вот что скажите мне тогда: может ли быть так, чтобы эти рабы не погибли? Может ли быть, что их не нашли, а Бидвелл все это придумал?

– Откуда мне знать, сэр? Мистер Бидвелл со мной не стал бы делиться.

Мэтью кивнул. И глотнул еще раз.

– Рэйчел погибнет за преступления, которых она не совершала, потому что это соответствует чьим-то извращенным потребностям. И я не могу ее спасти. Как бы ни хотел я… как бы ни знал, что она невиновна… не могу. – И, не успев даже подумать, он сделал четвертый глоток рома. – Помните, как вы мне говорили: ей нужен боец за правду?

– Помню.

– Так вот… сейчас он ей нужен больше, чем когда-нибудь. Скажите мне: сбегал ли кто-нибудь на юг, кроме Криспина и его жены? Было ли, что кто-то пытался добраться до Флориды, но был пойман и возвращен назад?

У нее слегка отвисла челюсть.

– О Господи! – сказала она негромко. – Вы… вы хотите знать, что за земля лежит между здесь и там?

– Я ничего такого не говорил. Я только спросил, бывало ли…

– Что вы спросили и что хотели спросить, – перебила миссис Неттльз, – это небо и земля. Я поняла, куда вы клоните, и не могу поверить своим ушам.

– А что они вам говорят, ваши уши?

– Сами знаете. Что вы хотите забрать ее из тюрьмы и умотать в эту самую Флориду.

– Ничего я такого не говорил! И тише, пожалуйста!

– А надо было говорить? – спросила она проницательно. – После таких-то вопросов, что вы тут закидывали! – Она шагнула к нему в своем грубом черном платье, и казалось, что это двинулась стена. – Послушайте, молодой человек, и надеюсь, что будете слушать как следует. Запомните на будущее, что, насколько мне известно, Флорида находится в ста пятидесяти милях от Фаунт-Рояла, не в двухстах… но вы и пяти миль не пройдете, как вас с мадам Ховарт сожрут дикие звери или скальпируют дикие индейцы!

– Вы забываете, что мы с магистратом прибыли сюда пешком. И прошли намного больше пяти миль по грязи и под проливным дождем.

– Да, сэр, – ответила она, – и посмотрите теперь на магистрата. Очень плох, а все из-за этой прогулки. Если вы не думаете, что она хотя бы измотала его, вы глубоко ошибаетесь!

Мэтью мог бы и разозлиться, но миссис Неттльз всего лишь произносила вслух то, что он знал и сам.

– Ничего подобного никогда не слышала! – Она скрестила руки на массивной груди в позе упрека, зажав в правой руке серебряный поднос. – Это чертовски опасная страна! Я видела взрослых мужчин – мужчин, у которых было куда больше мяса на костях, чем у вас, – которых она поставила на колени! И что вы хотите сделать? Торжественно вывести Рэйчел из тюрьмы, сесть на двух коней и спокойно выехать за ворота? Ой, вряд ли!

Мэтью допил бокал и почти не ощутил огня.

– И даже если вы сможете ее вывести, – продолжала женщина, – и каким-то Божьим чудом доставите ее во Флориду, там что? Думаете, можно просто передать ее испанцам и вернуться? Опять-таки глубоко ошибаетесь! Возврата назад не будет. Никогда. Проживете всю жизнь с этими консвист… кон… свистунами этими!

– Лишь бы свист с проповедями не мешали, – буркнул Мэтью себе под нос.

– Что?

– Нет, ничего. Просто… мысли вслух.

Облизав край бокала, он протянул его. Миссис Неттльз вернулась к обязанностям прислуги и подставила под бокал поднос.

– Спасибо вам за информацию и за вашу любезность, – сказал Мэтью.

Ром не раздул его паруса, но лишил их ветра. Легкость в голове – и тяжесть в сердце. Мэтью подошел к окну и встал рядом, держась рукой за стену и опустив голову.

– Да, сэр. Еще что-нибудь? – Она остановилась у дверей.

– Только одно. Если бы кто-нибудь увез вашу сестру во Флориду, когда ее обвинили и осудили за колдовство, она была бы сейчас жива. Вам бы этого хотелось?

– Конечно, сэр. Но я не стала бы никого просить отдать за это жизнь.

– Миссис Неттльз, моя жизнь закончится в понедельник утром, когда Рэйчел сгорит на костре. Знать то, что я знаю, и не иметь возможности спасти ее соответствующими законными способами… это будет больше, чем я могу вынести. И боюсь, что это бремя не исчезнет уже никогда, а будет только тяжелеть со временем.

– Если так, то я сожалею, что вообще просила вас принять в ней участие.

– Это действительно так, – ответил он с некоторым жаром. – И вы просили меня, и я это сделал… и вот так оно вышло.

– Боже мой, – тихо сказала миссис Неттльз; глаза ее расширились. – Боже мой!

– Вы этим хотите что-нибудь сказать? Если да, то я рад был бы услышать.

– У вас… у вас к ней чувство?

– Чувство? Да, мне небезразлично, будет она жить или умрет!

– Не только это, – сказала миссис Неттльз. – Вы меня поняли. Бог мой! Кто бы мог предположить?

– Вы свободны. – Он повернулся к ней спиной, обратив взгляд в окно на воображаемого прохожего.

– Она знает? Ей надо знать. Может быть легче…

– Пожалуйста, уйдите, – сказал он сквозь сжатые зубы.

– Да, сэр, – ответила она довольно робко и закрыла за собой дверь.

Мэтью опустился в кресло и спрятал лицо в ладонях. Чем заслужил он такую пытку? Хотя это чепуха по сравнению с муками, которые ждут Рэйчел через семьдесят два часа.

Это было невыносимо. Невыносимо. Потому что он знал: куда бы ни сбежал он утром понедельника, он будет слышать крики Рэйчел и чуять запах ее горящей плоти.

От кубка крепкого рома он был почти пьян, но, по правде говоря, мог бы с тем же успехом спокойно выпить целую бутылку. Он уперся в конец пути. Ничего больше нельзя ни сказать, ни сделать, ни открыть. Линч победил. Когда где-то через неделю найдут убитого Бидвелла – когда уедут Мэтью и магистрат, конечно, – рассказы о мести Сатаны разлетятся по Фаунт-Роялу, и через месяц, если не раньше, город опустеет. Линч сможет даже переехать в особняк и править имением призраков, пока будет копаться в источнике.

Ум Мэтью был как в осажденной крепости. Стены комнаты начали медленно вертеться, и если бы Мэтью не заглотнул «Сэра Ричарда», он бы испугался, что это Линч по-прежнему хозяйничает у него в голове.

Оставались детали… которые не укладывались в картину.

Например, землемер. Кто это был? Может быть, все-таки всего лишь землемер? Золотая монета у Шоукомба. Откуда ее взял тот индеец? Исчезновение Шоукомба с его семейкой. Куда они делись, бросив все свое имущество?

И убийство преподобного Гроува.

Мэтью мог понять, зачем Линч убил Дэниела Ховарта, но зачем преподобного? Подчеркнуть, что Дьяволу без пользы служитель Бога? Устранить того, кого жители считали защитой от зла? Или совсем по другой причине, которую Мэтью упустил из виду?

Он больше не мог думать. Стены вертелись слишком быстро. Надо было встать и добраться до кровати, пока еще он в состоянии. Приготовились… раз… два… три!

Он подошел к кровати, хотя его бросало из стороны в сторону, раньше, чем его свалило вращение комнаты. И лег на спину, разбросав руки в стороны, а потом с тяжелым вздохом исчез из этого мира невзгод.

Глава 10

В половине восьмого в таверне Ван-Ганди кипела жизнь. Вечером любой пятницы в освещенном лампами и продымленном царстве питий было бы с полдюжины клиентов, в основном фермеры, желающие пообщаться с собратьями подальше от жен и детей. Но в эту пятницу, с ее духом празднества из-за прекрасной погоды и неминуемого конца Рэйчел Ховарт, собралось человек пятнадцать – поговорить или поорать, если случай выдастся, пожевать солонины и как следует выпить вина, рома и яблочного сидра. Для по-настоящему рисковых мужчин в таверне был собственный кукурузный самогон, гарантирующий подъем земли до уровня носа.

Ван-Ганди – сухопарый человек с румяным лицом, подстриженной бородкой и несколькими ростками седоватых волос, стоящих торчком на голове, – был вдохновлен таким оживлением. Взяв лиру, он устроился посреди гуляк и стал выть непристойные песенки, где участвовали молодые жены, пояса верности, подобранные ключи и странствующие купцы. Эти песнопения так подняли народный дух, что загремели хором заказы на крепкую выпивку, а тощая, кислого вида женщина, подававшая напитки, стала предметом таких взглядов налитых глаз, будто она была сама Елена Троянская.

– А вот песня! – заорал Ван-Ганди, разгоняя дыханием плавающий в воздухе табачный дым. – Сам сложил, только сегодня!

Он дернул струну, издав звук, который заставил бы устыдиться вопящую кошку, и начал:

 
Э-ге-гей, история для добрых людей.
Я в жалостной историей назвал ее скорей.
История про ведьму из Фаунта-Рояля
И ведьминскую шайку дьявольских чертей.
Назвать ее мерзавкою просится само,
Как будто бы навозом обозвано дерьмо-о-о!
 

Громкий смех и поднятые кружки встретили эти слова, разумеется, но и насчет музыки Ван-Ганди был мастер.

 
Э-ге-гей, история для добрых людей.
Печальнее история на свете есть едва ли
О том, как ведьму запалят из Фаунта-Рояла.
Покуда до седой золы огонь ее дожжёт,
Она и по дороге в ад у Сатаны сосё-о-от!
 

Мэтью подумал, как бы у таверны не сорвало крышу ураганом восторга, которым была встречена эта ода. Он мудро выбрал себе стол спиной к залу и как можно дальше от средоточия веселья, но даже две кружки вина и кружка яблочного сидра, которые он уговорил, не могли заглушить тошнотворную боль в ушах, изнасилованных пением Ван-Ганди. Эти идиоты невыносимы! Ржание и тяжелые потуги шутить вызывали просто судороги в животе. У него возникло чувство, что, если он еще останется в этом городе, то сделается законченным пьяницей и опустится в надир, обитаемый только червями, пирующими на собачьем дерьме.

А талант Ван-Ганди обратился к мелодиям, состряпанным на месте. Он показал на сидящего рядом джентльмена и задергал струны:

 
Жена у Дика Кашинга устала от долбежки
И, чтобы легче стало ей, налила смазку ложкой.
Но только наш Дик Кашинг – он крепкий старина:
Она спалила волосню, а больше ни хрена!
 

Хохот, веселье, тосты и крики в изобилии. Хозяин стал воспевать другого посетителя:

 
А кто с Хирамом встретится, жалею всех гуртом.
Его пчела ужалила, так померла при том.
Он в пьянке десять мужиков под стол отправит спать,
А ихним женам борозду успеет распахать!
 

Это была пытка! Мэтью отодвинул тарелку курятины с фасолью, служившую не слишком аппетитным ужином. И еще сильнее испортила ему аппетит грязь, метаемая в Рэйчел – Рэйчел, которая могла бы заставить замолчать эту банду шутов одним лишь царственным взглядом.

Он допил сидр и встал со скамьи. В этот момент Ван-Ганди запел еще одну песню без мелодии:

 
И Соломону Стайлзу наш общественный привет!
Такой охотник и ходок, какого больше нет.
Бредет в индейские леса и в чащу, где зверьё,
Выискивая где-то скво, чтоб засадить в неё!
 

Посмотрев на дверь, Мэтью увидел вошедшего. Будто в ответ на смех и крики, обращенные к нему, он снял треуголку и насмешливо поклонился собравшимся идиотам.

Потом подошел к столу и сел, а Ван-Ганди обратил свой слоновый юмор на следующую ухмыляющуюся жертву, чье имя оказалось Джетро Садракер.

Мэтью снова опустился на стул. Он оценил, что открывается интересная возможность, если правильно ею воспользоваться. Не тот ли это Соломон Стайлз, про которого Бидвелл говорил, что он охотник, и который возглавил отряд, отправленный в погоню за сбежавшими рабами?

Тем временем Стайлз – худой и жилистый человек лет пятидесяти – подозвал служанку. Мэтью встал и подошел к его столу.

Не успел он представиться, как Ван-Ганди ударил по струнам и заревел:

 
Корбетту молодому мы сочувствуем все вместе:
Есть слух, что он покусан был в одном изрядном месте
Пирожницей-гадючкою, какая пышет злобой,
Чья дочка испечёт батон горячею утробой!
 

Мэтью покраснел до корней волос еще раньше, чем его шибануло волной животного смеха, и покраснел еще сильнее, когда волна прокатилась дальше. Он увидел, что Соломон Стайлз отреагировал только рассеянной улыбкой на выветренном, как надгробный камень, лице с квадратной челюстью. Волосы у него были очень коротко подстрижены, на висках седоватые. От левой брови вверх через лоб вился рваный шрам от удара ножа или рапиры. Нос имел форму индейского томагавка, темно-карие внимательные глаза тщательно осматривали стоявшего перед ними молодого человека. Одет Стайлз был просто: в серые бриджи и белую рубашку.

– Мистер Стайлз? – спросил Мэтью, все еще красный. Ван-Ганди уже насаживал кого-то другого на колки своей лиры. – Мое имя…

– Мне известно ваше имя, мистер Корбетт. Вы знамениты.

– О… да. Этот… сегодняшний инцидент – печальное недоразумение.

– Я имел в виду ваши трения с Сетом Хейзелтоном. И присутствовал на вашей порке.

– Понимаю. – Он помолчал, но Стайлз не предложил ему места. – Можно к вам подсесть?

Стайлз показал рукой на противоположную скамью, и Мэтью сел.

– Как себя чувствует магистрат? – спросил Стайлз. – Все еще плохо?

– Нет, на самом деле ему намного лучше. У меня есть надежда, что скоро он будет на ногах.

– Успеет к казни, быть может?

– Быть может, – ответил Мэтью.

– Мне кажется только подобающим, чтобы он был свидетелем и удостоверил, что правосудие свершилось. Знаете, это я выбрал дерево, из которого вырезали столб.

– О! – Мэтью очень внимательно стряхнул с рукава воображаемую пыль. – Нет, я этого не знал.

– Ганнибал Грин, я и еще два человека притащили его и поставили. Вы уже на него смотрели?

– Да, видел.

– И как, по-вашему? Подходит он для этой цели?

– Я думаю, что да.

Стайлз достал из кармана кисет, трубочку черного дерева и спичечницу слоновой кости, собираясь набить себе трубку.

– Мне эта работа досталась по наследству от Николаса. Сукин сын небось выпросил это у Бидвелла на коленях.

– Простите?

– Я про Николаса Пейна. Мне Уинстон сказал, что Бидвелл сегодня утром отослал его в Чарльз-Таун. За какими-то припасами, на побережье самой Виргинии. Чего только этот негодяй не сделает, чтобы увильнуть от честной работы!

Он зажег спичку от фонаря на столе и закурил трубку.

Мэтью подумал, что Уинстону пришлось проделать какой-нибудь трюк, чтобы создать у утреннего часового впечатление, будто Пейн уехал. Очевидно, ему удалось достичь соглашения, благоприятного для его карманов и статуса.

– Он мертвец. – Стайлз выдохнул клуб дыма.

У Мэтью сжалось горло.

– Простите?

– Мертвец, – повторил Стайлз. – По крайней мере для меня. Сто раз я ему помогал, когда он меня просил, и теперь он сбегает, когда надо попотеть! Я вам так скажу: он просто дурак, что поехал один по этой дороге. А ведь понимает. Наверное, Бидвелл затеял какую-то интригу, как обычно. – Стайлз склонил голову набок, выпуская дым между зубов. – А вы не знаете, часом, в чем тут дело?

Мэтью сложил руки и несколько секунд просидел в раздумье.

– Ладно, – сказал он, – случайно кое-что знаю. Забавно, как много можно случайно услышать в этом особняке. Естественно, не намеренно.

– Естественно.

– Не сомневаюсь, что и мистер Бидвелл, и мистер Уинстон станут это отрицать, – начал Мэтью, склоняясь к Стайлзу в позе заговорщика, – но я случайно мог услышать – а мог и не услышать, вы же понимаете, – разговор о мушкетах.

– О мушкетах, – повторил за ним Стайлз и приложился к трубке.

– Да, сэр. Может ли речь идти о поставке партии мушкетов? И не на эту ли тему поехал договариваться мистер Пейн?

Стайлз хмыкнул и раскурил трубку сильнее. Служанка подошла с дымящейся миской куриного жаркого, ложкой и стаканом рома. Мэтью заказал еще кружку сидра.

– Я подумал, – сказал Мэтью, выдержав паузу, а тем временем Стайлз отложил трубку и начал есть, – не опасается ли мистер Бидвелл нападения индейцев.

– Нет, это нет. Он бы мне сказал, если бы боялся, что краснокожие нанесли боевую раскраску.

– Я полагаю, вблизи Фаунт-Рояла есть индейцы?

– Вблизи. Вдали. Где-то там. Я видел их знаки, но самих краснокожих не видел ни разу.

– То есть они не воинственной природы?

– Трудно сказать, какой они природы. – Стайлз сделал паузу ради глотка рома. – Вы хотите спросить, нападут ли они на нас? Нет. Вы хотите спросить, не соберу ли я отряд и не нападу ли на них? Нет. Даже если бы знал, где они, а я не знаю.

– Но они знают, где мы?

Стайлз засмеялся:

– А вот это отлично сказано, молодой человек! Я вам говорил, что не видал краснокожих в этих лесах, но видал их подальше к северу. Они ходят по листьям, как муха летает по воздуху. Они проваливаются под землю, когда смотришь на них в упор, и возникают у тебя за спиной. О да, они о нас все знают. Наблюдают за нами с большим интересом, не сомневаюсь, но мы их не увидим, пока они сами не захотят. А они определенно не хотят.

– Тогда, по вашему мнению, путешественнику, скажем, нет нужды опасаться потерять свой скальп?

– Я лично не боюсь, – сказал Стайлз, отправляя в рот ложку. – Да только я умею держать мушкет и нож и всегда знаю, куда бежать. И я бы не сунулся туда один. Не краснокожих я больше всего боюсь, а диких зверей.

Мэтью принесли заказанный сидр. Он отпил и подождал перед тем, как сделать следующий ход.

– Если дело не в индейцах, – сказал он задумчиво, – то может быть иная причина для возможной поставки мушкетов.

– Какая же?

– Ну… у нас с миссис Неттльз завязался разговор, и она вспомнила про раба, который в прошлом году сбежал. Со своей женщиной. Кажется, его звали Моргантас Криспин.

– Да, Криспин. Помню этот случай.

– Они хотели добраться до Флориды, как я понимаю?

– Да. Их убили и наполовину сожрали, пока они еще двух лиг от города не прошли.

– Гм… – сказал Мэтью. Значит, это все-таки правда. – Ну да, только я думал, что возможно – нет, только возможно… что мистер Бидвелл озабочен, как бы прочие рабы не последовали примеру Криспина, и хочет, чтобы мушкеты показали, что мы… как бы это сказать… храним свои ценности. Особенно это понадобится, когда он привезет рабов помоложе и посильнее осушать болото. – Мэтью глотнул крепкого напитка и поставил кружку. – А знаете, что мне любопытно, мистер Стайлз? По вашему мнению, может кто-нибудь – ну, в смысле раб – на самом деле добраться до Флориды?

– Двое почти добрались, – ответил Стайлз, и Мэтью застыл почти неподвижно. – В первый год после основания Фаунт-Рояла. Двое рабов сбежали – брат с сестрой, и меня за ними послали с отрядом еще в три человека. Мы нагнали их едва ли не в полудюжине лиг до испанской границы. Да и поймали, я думаю, только потому, что они сигнальный огонь зажгли. Брат свалился в лощину и сломал ногу.

– И вы их привели обратно?

– Да. Бидвелл тут же велел их заковать в цепи и отправить на север на продажу. Не годится, чтобы кто-то из рабов мог описать территорию или нарисовать карту. – Стайлз зажег погасшую трубку второй спичкой из спичечницы. – А теперь вы мне скажите, если сообразите, – сказал он, втягивая пламя в чашечку трубки. – Когда миссис Неттльз вам про это сказала, в каком контексте это было? Я хочу спросить, вы заметили какие-нибудь признаки, что Бидвелл тревожится насчет рабов?

Мэтью снова потребовалось несколько секунд, чтобы сформулировать ответ:

– Мистер Бидвелл действительно выражал некоторую озабоченность, чтобы я не ходил в невольничий квартал. У меня создалось впечатление, что это может быть… гм… вредно для моего здоровья.

– Я бы туда ходить не стал, – сказал Стайлз, и глаза его сузились. – Но мне кажется, что он может бояться восстания. Такие вещи случались – в других городах. Неудивительно, что он старается держать эти опасения втайне! Сразу после ведьмы – восстание рабов! Это наверняка погубит Фаунт-Роял.

– В точности моя мысль. Почему лучше вообще ни с кем на эту тему не говорить.

– Это да. Не хочу разговоров, будто я создаю панику.

– И я тоже. Только… снова мое любопытство, сэр, и простите мне незнание того, что знает такой опытный охотник, как вы… но я бы сказал, что легко сбиться с пути на такой долгой дороге, как отсюда до Флориды. Насколько она далеко на самом-то деле?

– Я бы сказал, сто сорок семь миль по самому прямому пути.

– Самому прямому? – спросил Мэтью и отпил еще глоток. – Знаете, я опять восхищен, сэр. У вас, должно быть, невероятное чувство направления.

– Я горжусь своими лесными умениями. – Стайлз сделал затяжку, чуть запрокинул голову и выпустил дым в потолок. – Но должен признать, что пользовался картой.

– А! – сказал Мэтью. – Вашей картой?

– Не моей. Бидвелла. Он ее купил у торговца в Чарльз-Тауне. Составитель надписывал ее по-французски – сами можете судить, насколько она древняя, – но оказалось, что она точная.

– Случайно вышло так, что я пишу и читаю по-французски. Если вам нужен будет перевод, готов служить.

– Можете спросить Бидвелла. Карта у него.

– А, – сказал Мэтью.

– Ван-Ганди, старый ты козел! – заорал Стайлз на трактирщика не без дружеского добродушия. – Тащи сюда еще рому! И кружку для молодого человека!

– Нет, спасибо, не надо. Я уже свою порцию сегодня получил. – Мэтью встал. – Мне пора.

– Чушь! Оставайтесь, повеселимся! Ван-Ганди снова скоро заиграет на лире.

– Чертовски жаль будет это пропустить, но мне еще надо многое прочитать.

– Вот в этом и беда с вами, законниками, – сказал Стайлз, улыбаясь. – Слишком вы много думаете!

– Спасибо за компанию, – улыбнулся в ответ Мэтью. – Надеюсь, еще увидимся.

– Приятно было с вами познакомиться, сэр. Да… и спасибо за информацию. Можете не сомневаться, что я сохраню ее при себе.

– Не сомневаюсь, – сказал Мэтью и выбрался из задымленного зала наружу раньше, чем смертоносная лира снова вышла из ножен.

По дороге к особняку он перебирал то, что сейчас узнал, как пригоршню необработанных алмазов. Действительно, при удаче и крепости духа он сможет добраться до Флориды. Планирование бегства – набрать провизии, спичек и так далее – будет существенным моментом, и обязательно надо найти и изучить карту. Вряд ли она в библиотеке. Скорее всего она где-то у Бидвелла в кабинете наверху.

Но о чем он думает? Лишиться прав англичанина? Пуститься в путь, чтобы жить в чужой стране? Пусть он знает французский и латынь, но испанский к его сильным сторонам не относится. Даже если он выведет Рэйчел из тюрьмы – первая проблема – и из города – вторая проблема – и доставит во Флориду – третья и самая головоломная проблема, – готов ли он на деле никогда больше не ступить на английскую землю?

И никогда не увидеть магистрата?

Вот еще одно препятствие. Если он действительно преодолеет первые два и уйдет с Рэйчел, то осознание того, что он сделал, может свести магистрата в могилу. Он выпустит из клетки свою ночную птицу ценой жизни человека, который открыл его клетку мрачного отчаяния.

«Вот в этом и беда с вами, законниками. Слишком вы много думаете!»

В доме горели лампы и свечи. Очевидно, веселье еще продолжалось. Войдя в дом, Мэтью услышал голоса из гостиной. Он намеревался беспрепятственно пройти через нее по дороге к лестнице, как чей-то голос его окликнул:

– Мистер Корбетт! Пожалуйста, к нам!

Алан Джонстон только что вышел из столовой, опираясь на свою трость, а рядом с ним – седобородый мужчина, в котором Мэтью предположил главного актера труппы. Оба они были одеты к обеду – Джонстон определенно лучше балаганщика – и держали в руках по кубку вина. Учитель украсил лицо белой пудрой, как в тот вечер, когда прибыли Мэтью и магистрат. Он казался сытым и довольным, что указывало на недавнее перенесение ужина из столовой в гостиную.

– Этот молодой человек Мэтью Корбетт – клерк магистрата, – объяснил Джонстон своему спутнику. – Мистер Корбетт, это мистер Филипп Брайтмен, основатель и ведущий актер театра «Красный Бык».

– Очень приятно! – прогудел Брайтмен, демонстрируя бас, способный поднять покойника на кладбище.

Он пожал Мэтью руку так энергично, что мог бы помериться силой с кузнецом, но сам он был худощав и не особо внушителен, хотя имелся вокруг него этакий повелительный театральный ореол.

– Очень рад познакомиться. – Мэтью высвободил руку, подумав, что сила Брайтмена закалилась верчением сурового колеса между шестами передвижных театров и нехваткой еды на столе. – Я так понял, что ваша труппа приехала несколько рановато.

– Да, рано. Наши гастроли в двух других поселках были… гм… отменены, увы. Но сейчас мы счастливы оказаться среди столь ценимых друзей!

– Мистер Корбетт! – Уинстон выплыл из гостиной с бокалом вина в руке. Он был чист, выбрит, спокоен, улыбчив и одет в безупречный темно-синий костюм. – Составьте нам компанию и познакомьтесь с мистером Смайтом!

Тут же за спиной Уинстона нарисовался Бидвелл, спеша внести свои два пенса.

– Уверен, что у мистера Корбетта есть дела наверху. Мы не должны его задерживать. Я ведь прав, мистер Корбетт?

– Ну, я думаю, ему следует хотя бы зайти и поздороваться, – настаивал Уинстон. – И бокал вина выпить.

Бидвелл посмотрел на Мэтью хмуро, но произнес без малейшего следа неудовольствия:

– Как хотите, Эдуард.

После чего вернулся в гостиную.

– Пошли, – поторопил Джонстон, хромая мимо Мэтью и опираясь на трость. – Бокал вина для пищеварения.

– Я по горло налит яблочным сидром. Но могу я спросить, кто такой мистер Смайт?

– Новый помощник режиссера в «Красном Быке», – пояснил Брайтмен. – Только что прибыл из Англии, где отлично выступал в театре «Крест Сатурна», а до того – в труппе Джеймса Прю. И еще я хочу из первых рук услышать про ведьму. Пошли, пошли!

Мэтью не успел извиниться и уйти – поскольку у него действительно было дело наверху касательно некоей карты на французском языке, – как Брайтмен ухватил его за локоть и повел в гостиную.

– Мистер Дэвид Смайт, мистер Мэтью Корбетт, – объявил Уинстон, показав рукой на каждого. – Клерк магистрата, мистер Смайт. Это он прочел ведьме обвинительный приговор.

– В самом деле? Очень интересно. И страшновато, да?

Смайтом оказался тот самый молодой блондин, которого Мэтью видел рядом с Брайтменом на козлах переднего фургона. У него было открытое дружелюбное лицо, улыбка показывала, что он одарен полным ртом здоровых белых зубов. Мэтью определил его возраст лет в двадцать пять.

– Не так уж страшно, – ответил Мэтью. – Между нами была железная решетка. И рядом со мной стоял мистер Бидвелл.

– Толку-то от меня было бы! – радостно заявил Бидвелл – поспешно, чтобы не упустить контроль над разговором. – Лязгни на меня зубами эта чертова баба, я бы из сапог выскочил!

Брайтмен грохнул смехом. Смайт тоже засмеялся, и Бидвелл поддержал, в восторге от собственного остроумия, но Уинстон и учитель ограничились вежливыми улыбками.

Мэтью остался стоять с каменным лицом.

– Джентльмены, я все-таки не убежден… – напряжение взметнулось в комнате, и резко оборвался смех Бидвелла, – что мистер Бидвелл мог бы проявить что бы то ни было, кроме мужества, – закончил Мэтью, и вздох облегчения хозяина Фаунт-Рояла был почти слышен.

– Я что-то не припоминаю, чтобы видел эту женщину или ее мужа в прошлом году, – сказал Брайтмен. – Они не ходили на наши представления?

– Вероятно, нет. – Бидвелл направился через всю комнату к графину с вином и налил себе. – Он был довольно тихий… можно сказать, замкнутый, а она, несомненно, оттачивала собственное актерское искусство… Хм… я не имею в виду, что ваше искусство как-то связано с этим адским ремеслом.

Брайтмен снова засмеялся, хотя далеко не так сердечно.

– Есть люди, которые не согласились бы с вами, мистер Бидвелл! В частности, тот преподобный, что тут неподалеку. Знаете, сегодня у нас был случай: приходил некто, размахивая Библией, так что пришлось его вышвырнуть.

– Я слышал… Преподобный Иерусалим обладает огнем, который, к сожалению, воспламеняет и праведных, и нечестивых. Но бояться нечего: как только он проведет обряд санктимонии над пеплом ведьмы, его вышибут из Сада Эдемского сапогом под зад.

«Просто пир остроумия сегодня вечером!» – подумал Мэтью.

– Обряд санктимонии? – спросил он. Он вспомнил, как Иерусалим использовал это выражение при первом приходе в тюрьму, чтобы противостоять «врагу своему». – Это еще что за чушь?

– Ничего такого, что вы могли бы понять, – ответил Бидвелл с предупреждающим взглядом.