Текст книги "Голос ночной птицы"

Мэтью не ответил. Он уставился в пол, ожидая, пока схлынет гнев магистрата.

– К тому же, – добавил Вудворд, помолчав и уже тише, – мне понадобится в этом деле твоя помощь, и то, что ты будешь сидеть за решеткой или лежать в постели, оправляясь от порки, нашей работе не будет способствовать. – У магистрата на лбу выступил пот. Его шатало, надо было отдохнуть. – Я поднимусь к себе и лягу.

Мэтью тут же оказался на ногах.

– Вам нехорошо, сэр?

– В горле першит. И небольшая слабость. Мне станет лучше, когда я привыкну к этим болотным испарениям.

– Не желаете ли пригласить доктора Шилдса?

– Нет! Боже мой, зачем? Это вопрос акклиматизации, только и всего. И надо дать отдохнуть голосу. – Он остановился на пути к лестнице. – Мэтью, пожалуйста, прекрати свои исследования на сегодня. Можешь ты мне это обещать?

– Да, сэр.

– Очень хорошо.

Вудворд повернулся и вышел.

Дневные часы миновали. Дождь на улице то моросил, то припускал ливнем. Мэтью обнаружил небольшую комнату-библиотеку с несколькими полками книг по таким темам, как флора и фауна Нового Света, европейская история, несколько известных английских пьес и книги по кораблестроению. Только последние хранили какие-то следы того, что их читали. В библиотеке также имелись два кресла лицом друг к другу по обе стороны шахматного столика с клетками из красивого светлого и темного дерева; фигурки были из того же материала. Карта Фаунт-Рояла на стене. Вглядевшись внимательнее, Мэтью обнаружил, что карта была фантастическим представлением Бидвелла о том, каким станет город в будущем: изящные улицы, упорядоченные ряды домов, большие лоскуты ферм, раскинувшиеся сады и, разумеется, четкий узор верфей и причалов.

Мэтью выбрал книгу по истории Испании, и когда он ее открыл, кожаный переплет щелкнул, как пистолетный выстрел. Мэтью читал до позднего ленча из кукурузных лепешек и ячменного супа с рисом, который подали в столовую. Бидвелла за столом не было, и когда одна из служанок поднялась наверх пригласить магистрата, она сообщила Мэтью, что Вудворд решил отказаться от еды. Поэтому Мэтью ел один – его начало грызть беспокойство о здоровье магистрата, – а потом снова вернулся к чтению в библиотеке.

Он заметил, что миссис Неттльз более не показывалась, и решил, что либо она занята каким-то поручением своего хозяина, либо избегает Мэтью, сожалея о собственной откровенности. Это его устраивало, поскольку мнения миссис Неттльз очевидным образом влияли на его суждения, которые должны быть основаны на фактах, и только на фактах. Несколько раз перед ним возникал образ Рэйчел Ховарт, распахивающей плащ, и видение ее прекрасного, хотя и с суровым взглядом, лица. Тут до него дошло, что раз Ноулза завтра утром выпускают, то он будет единственным ее товарищем по тюрьме на ближайшие три дня. Потом, конечно, его ждут поцелуи плети. А сейчас он занялся переводом испанской истории на французский язык.

Стемнело, в доме зажгли лампы, и был подан обед из пирога с курятиной. К этой трапезе пришли и Бидвелл, и Вудворд – первый в приподнятом настроении, второй – еще более придавленный ответственностью. Кроме того, к обеду явилось очередное войско комаров, гудящих над ухом и изо всех своих проклятых сил старающихся наполнить животы. Хозяин дома выставил бутылку «Сэра Ричарда» и предлагал тост за тостом, прославляя «безупречные способности» Вудворда и видя «ясный вход в гавань» впереди, а также произносил другие напыщенные банальности. Магистрат, с запавшими глазами, ощущая себя совсем больным и никак не в настроении внимать здравицам, вынес все это стоически, делая осторожные глотки рома и поклевывая еду, но съел едва лишь треть своей порции. Хотя Вудворд явно выглядел плохо, Бидвелл даже не спросил о его здоровье – наверное, потому, решил Мэтью, что боялся дальнейших задержек в суде над ведьмой.

Наконец за десертом из заварного крема, который Вудворд соблаговолил попробовать, Мэтью счел нужным заявить:

– Сэр, я думаю, вам нужен доктор Шилдс.

– Чушь! – возмутился Вудворд. – Я уже тебе говорил, дело в болотном воздухе!

– Вы не слишком хорошо выглядите, извините за прямоту.

– Я выгляжу как есть! – Нервы магистрата готовы были сдать из-за саднящего горла, забитых носовых ходов и мучительно-неотвязных насекомых. – Как лысый старик, у которого украли парики и камзол! Спасибо за лесть, Мэтью, но прошу тебя воздержаться от высказывания своих мнений!

– На мой взгляд, магистрат вполне нормально выглядит, – перебил Бидвелл с неискренней улыбкой. – Чтобы привыкнуть к болотному воздуху, нужно некоторое время, но ничего здесь нет такого, чего не вылечить доброй порцией рома. Я прав, сэр?

Вудворду не хотелось чувствовать благодарность за поддержку.

– Честно говоря, не совсем. Ром вредит не менее, чем лечит.

– Но ведь вы же хорошо себя чувствуете? – настаивал Бидвелл. – Я имею в виду, достаточно хорошо для выполнения своих обязанностей?

– Разумеется! Может быть, я немного подавлен из-за погоды…

– А кто нет, в такой дождь? – быстро вставил Бидвелл с нервным смешком.

– …но никогда за все время моей профессиональной деятельности не было случая, чтобы я был не в состоянии выполнять свой долг, и я не буду портить свой послужной список. – Он остро посмотрел на Мэтью. – У меня слегка воспалено горло, и я немного устал, вот и все.

– И все же я хотел бы, чтобы вас осмотрел доктор Шилдс.

– Черт побери, мальчишка! – рявкнул Вудворд. – Кто из нас отец? – Тут же лицо его густо покраснело. – Я хотел сказать, кто из нас опекун? – Он опустил глаза и стал рассматривать пальцы, вцепившиеся в край стола. В комнате воцарилось молчание. – Простите, – спокойно сказал Вудворд, – я оговорился. Разумеется, я опекун моего клерка, а не его отец. – Краска все еще жгла его щеки. – Кажется, мой ум слишком устал. Мне следует пойти к себе и попытаться дать ему отдых. – Он встал, и Мэтью с Бидвеллом тоже приподнялись в знак уважения. – Меня нужно разбудить в пять часов, – сказал Вудворд хозяину. Потом обратился к Мэтью: – Я предложил бы тебе лечь спать пораньше, поскольку в тюрьме будет не слишком уютно. Спокойной ночи, джентльмены.

С этими словами магистрат расправил плечи и вышел из комнаты со всем достоинством, которое мог собрать.

Снова воцарилось молчание. Бидвелл и Мэтью сели за стол. Старший быстро доел свой десерт, выпил последний глоток рома и вышел из-за стола, бросив сухо:

– Мне пора к себе. Спокойной ночи. Мэтью остался один на руинах трапезы.

Он решил, что самым мудрым было бы последовать совету магистрата, а потому поднялся к себе, переоделся в ночную рубашку и влез в постель под москитную сетку. Сквозь закрытые ставни слышно было, как где-то далеко поет женщина под аккомпанемент залихватских аккордов скрипки. Мэтью понял, что музыка доносится из жилищ слуг, и это, наверное, Гуд играет на своем инструменте куда как свободнее, чем за обедом в первый вечер. Звук был живой и приятный и отвлекал Мэтью от мыслей о тюрьме, Рэйчел Ховарт и ожидающей плети. Поэтому он отодвинул сетку, вылез из кровати и открыл ставни, чтобы лучше слышать.

В небольшом поселке дощатых хижин, где жили слуги, горели фонари. Мотив, который играл Гуд, изменился, и женщина – с поистине царственным голосом – начала другую песню. Мэтью не мог разобрать слов – наверное, это был какой-то африканский диалект. Ритм подхватил один бубен, потом другой, низкий звук барабана стал отбивать контрапункт. Голос нарастал и опускался, блуждая вокруг мелодии, боролся с нею шутя и снова падал в ее объятия. Мэтью, опираясь на локти, высунулся в окно и посмотрел в небо. За густыми тучами не видно было ни луны, ни звезд, зато морось, изводившая целый день, прекратилась.

Мэтью слушал музыку, наслаждаясь минутой.

«Кто из нас отец?»

Что за странные слова в устах магистрата! Конечно, он нездоров, и ум его в некотором беспорядке, но… что за странные слова все-таки.

Мэтью никогда в жизни не думал о магистрате как об отце. Опекун – да, наставник – наверное. Но отец? Нет. Нельзя сказать, что Мэтью не чувствовал привязанности к этому человеку. В конце концов, они вместе прожили и проработали пять лет. Если бы Мэтью не выполнял своих обязанностей удовлетворительным образом, он бы не продержался столько на службе у магистрата.

Конечно, именно это их и связывало. Служба. Мэтью надеялся продолжать выполнять свои обязанности столько, сколько он будет нужен магистрату, а потом, быть может, самому начать изучать право. Вудворд ему говорил, что он даже, быть может, сам когда-нибудь станет магистратом, если решит взойти на это поприще.

Отец? Нет. Слишком многого не знал Мэтью о магистрате даже после этих пяти лет. Не знал прошлой жизни Вудворда в Лондоне и не знал, почему он уехал в колонии. Не знал, почему он отказывается говорить об этой таинственной Энн, которую иногда звал в беспокойных снах. И о том, почему так много для него значит вышитый золотом камзол.

Все это отец объяснил бы сыну, даже такому, которого взяли из приюта. И вещи столь личной природы никогда не стал бы обсуждать работодатель со служащим.

Музыка пришла к мелодичному финалу. Мэтью еще посмотрел в сторону болот и моря, скрытых ночной тьмою, потом закрыл ставни и вернулся в постель, где его ждал крепкий сон.

Проснувшись – резко, испуганно, – он сразу понял, что его разбудило. Все еще был слышен ужасающий раскат грома. Когда гром затих, залаяли и завыли собаки по всему Фаунт-Роялу. Мэтью перевернулся на другой бок, намереваясь устремиться в царство Морфея, и уже поплыл в этом направлении, когда новый залп небесной артиллерии ударил прямо над головой. Он сел, встревоженный, и стал ждать очередного взрыва. Сквозь щели ставней видны были вспышки, и весь дом стонал, когда Вулкан грохотал молотом в кузнице.

Мэтью встал, морщась от неприятных ощущений в избитой спине, и открыл окно посмотреть на бурю. Был какой-то непонятный час между полуночью и рассветом. В поселке слуг уже погасили фонари. Дождь пока еще не начался, но ветер шевелил лес на краю болота. Снова вспыхнула молния, заговорил гром, и Мэтью услышал, как отозвались собаки.

Он раздумывал, как бы не вышло так, что Фаунт-Роял победит Дьявола только для того, чтобы быть смытым Богом, и тут что-то привлекло его внимание. Какое-то крадущееся движение среди негритянских лачуг. Он всмотрелся в темноту и при очередной вспышке молнии, при ее ослепительном свете увидел, как кто-то вышел из-за угла дома и быстро зашагал к Фаунт-Роялу. И снова обрушилась ночь океанской волной. У Мэтью осталось впечатление, что этот кто-то был мужчина, по крайней мере шагал по-мужски, и был одет во что-то темное и в монмутскую шапку. И действительно у него что-то болталось в правой руке? Может быть, но с уверенностью сказать нельзя. Кроме того, трудно определить, был этот человек темнокожий или белый. Следующая вспышка молнии показала, что идущий исчез из пейзажа, видимого из окна, и скрылся с глаз Мэтью.

Он затворил ставни и заложил засов. Очень и очень странно, подумал он. Чтобы кто-то пробирался в негритянский поселок в такой ранний час, стараясь – по крайней мере по всей видимости, – чтобы его не заметили. Очень и очень странно.

Так: а его это дело или нет? Могли быть выдвинуты аргументы в пользу обеих точек зрения. Не является незаконным, если человек гуляет, где ему вздумается и когда ему захочется… и все же у Мэтью зародилось мнение, что не только кузнецу есть что скрывать в Фаунт-Рояле.

Грохот и рев бури – которая пока что еще сдерживала свои порывы – в сочетании с этой новой интригой лишили Мэтью последних остатков сна. Он чиркнул серной спичкой по кремню и зажег лампу, которую ему предоставили, затем налил себе чашку ключевой воды из глиняного кувшина на комоде и осушил ее. Вода, как он для себя определил, пожалуй, лучшее, что есть в Фаунт-Рояле. После этого он решил пойти в библиотеку и выбрать книгу, которая наведет сон. С этой целью Мэтью взял фонарь и вышел в коридор.

Дом был тих. По крайней мере так думал Мэтью, пока не услышал едва различимый голос, который что-то говорил неподалеку. Он остановился, прислушался. Еще раз прогремел гром, и голос затих. Потом послышался снова, и Мэтью наклонил голову набок, пытаясь определить его источник.

Он узнал голос. Хоть тот был приглушен толстой дверью, Мэтью узнал его. Магистрат, спящий обычно крепко, говорил со своими демонами.

Мэтью подошел к его комнате. Голос стих, и начался храп, который посрамил бы пилу, грызущую железное дерево. Прокатился следующий раскат грома, и храп будто прибавил силы, соревнуясь с какофонией природы. Мэтью всерьез беспокоился о здоровье магистрата. Действительно, Вудворд никогда не позволял болезни помешать его работе, но все же он редко бывал подвержен силам природы. На этот раз Мэтью не сомневался, что посещение доктора Шилдса необходимо.

Внезапно храп прервался. Наступило молчание, потом из-за двери донесся стон.

– Энн, – сказал магистрат. – Энн, ему больно.

Мэтью прислушался. Он знал, что это нехорошо. Но, быть может, он услышит какое-то объяснение внутренним терзаниями Вудворда.

– Болит. Болит. – Раздалось быстрое, частое дыхание магистрата. – Энн, ему больно. Боже мой… Боже мой…

– Что тут происходит?

Голос прямо над ухом заставил Мэтью чуть не выпрыгнуть не только из рубашки, но из собственной кожи. Он резко повернулся, разинув рот – и увидел Роберта Бидвелла в халате алого шелка и с фонарем.

Несколько секунд понадобилось Мэтью, чтобы обрести голос, и за это время снова мощно ударил гром.

– Это магистрат, – сумел прошептать Мэтью. – Сегодня он спит беспокойно.

– Он храпит так, что дом рассыпается, вот что он делает! Я могу спать в грохот бури, но от этого шума у меня дырка в черепе!

Прямо во время речи Бидвелла храп магистрата зазвучал снова. Сегодня он был громок и неприятен, как никогда. Может быть, из-за плохого здоровья.

– Моя спальня рядом с его комнатой, – продолжал Бидвелл. – И будь я проклят, если хоть на миг глаза сомкнул! – Он потянулся к дверной ручке.

– Сэр? – перехватил его Мэтью за запястье. – Я очень просил бы вас его не трогать. Он захрапит снова, даже если вы его разбудите. А мне кажется, ему нужен отдых перед завтрашним днем.

– А мне не нужен?

– Вам не придется допрашивать свидетелей – в отличие от магистрата.

Бидвелл скривился. Без своего шикарного дорогого парика он будто уменьшился. Волосы песочного цвета были подстрижены почти наголо. Он высвободил руку из пальцев Мэтью.

– Человек второго сорта в своем собственном доме! – фыркнул он.

– Я благодарен вам за ваше понимание.

– Черт бы побрал это понимание…

Тут он вздрогнул, потому что Вудворд залепетал что-то и застонал.

– Больно… Боже мой, как больно…

И снова голос его заглушил звук пилы. Бидвелл выдохнул сквозь зубы:

– Полагаю, ему все же нужен визит доктора Шилдса, раз он так страдает.

– Он разговаривает во сне, – пояснил Мэтью.

– Во сне? Что ж, не он один страдает от дурных снов в Фаунт-Рояле! Сатана их сажает в умы людей, как семена белены!

– Это для него не ново. Я много раз слыхал от него такие разговоры во сне.

– Что ж, сочувствую твоим ушам. – Бидвелл пробежал рукой по ежику собственных волос – тщеславие заставляло его понимать, как много придает его фигуре пышный парик. – А ты почему встал? Он тебя разбудил?

– Нет, я проснулся от грозы. Выглянул в окно и увидел… Мэтью запнулся. Увидел – что? Мужчину или женщину?

Нес этот человек что-то или нет? От всего этого у Бидвелла может составиться о нем впечатление как о человеке, который, чуть что, кричит «волки!». Он решил оставить это дело так.

– Увидел, что идет буря, – закончил он.

– Ха! – осклабился Бидвелл. – А ты не такой умный, каким себя воображаешь, клерк!

– Простите?

– Твое окно выходит на море. А буря идет с запада.

– А! – сказал Мэтью. – Что ж, значит, я ошибся.

– Черт побери! – ахнул Бидвелл, когда снова загремел гром. – Кто может под такое спать?

– Не я. На самом деле я шел в вашу библиотеку выбрать себе что-нибудь почитать.

– Почитать? Ты имеешь понятие, который сейчас час? Почти три часа ночи!

– Поздний час никогда раньше не препятствовал моему чтению, – ответил Мэтью. Но тут ему в голову пришла неожиданная мысль. – Правда… раз вы тоже не в состоянии спать, может быть, вы окажете мне честь?

– Какую именно?

– Партию в шахматы. Я видел у вас там доску и фигуры. Вы играете в шахматы?

– Естественно, играю! – Бидвелл выпятил подбородок. – И превосходно играю, могу сказать!

– Действительно? Настолько хорошо, что сможете меня обыграть?

– Настолько, – ответил Бидвелл, слегка улыбнувшись, – что смогу стереть тебя в порошок и по ветру пустить!

– Очень хотелось бы это увидеть.

– Так сейчас увидишь! После вас, о мой много о себе понимающий клерк!

В библиотеке, где продолжала реветь и бушевать за запертыми окнами буря, Бидвелл и Мэтью поставили лампы вниз, чтобы свет падал на доску, и Бидвелл объявил, что выбирает белые. Усевшись, он с яростной готовностью двинул вперед пешку.

– Вот! – объявил он. – Первый из солдат, кто охотится за твоей головой!

Мэтью двинул коня.

– От начала охоты, – заметил он, – еще очень не близко до трофея.

Вторая пешка шагнула в бой.

– Меня учил играть большой мастер, так что не пугайся быстроты, с которой будешь разгромлен.

– Тогда, – ответил Мэтью, изучая позицию, – у вас передо мной преимущество. Я самоучка.

– Я много вечеров играл за этой самой доской с преподобным Гроувом. На самом деле эта доска принадлежала ему. Ну, надеюсь, ты не будешь слишком долго мешкать над ходом, который явно достаточно прост?

– Нет, – ответил Мэтью. – Слишком долго не буду.

И через минуту последовал его очередной ход. Через двенадцать ходов Бидвелл увидел, что его ферзь зажат между ладьей и слоном.

– Ну давай! Бери его к чертям! – сказал он.

Мэтью взял. Тут настала очередь Бидвелла рассматривать доску.

– Вы говорите, вас учил преподобный Гроув? – спросил Мэтью. – Он был не только священником, но и профессиональным шахматистом?

– Это ты остришь? – Тон Бидвелла внезапно стал резким.

– Никоим образом. Я задал совершенно искренний вопрос.

Бидвелл замолчал. Глаза его искали ход, но отмечали тот факт, что вскоре король его окажется под угрозой того самого коня, которым Мэтью начал партию.

– Гроув не был шахматным профессионалом, – сказал Бидвелл, – но любил играть. Он был талантливый человек. И если он в чем-то был профессионалом, так это в латыни.

– В латыни?

– Именно так. Он любил этот язык. Настолько любил, что когда играл со мной – и это всегда меня злило, в чем, подозреваю, и был отчасти смысл подобных действий, – он объявлял ходы по-латыни. А! Вот мой спаситель!

Бидвелл хотел было взять коня слоном.

– Э-гм… если сдвинуть эту фигуру, – сказал Мэтью, – ваш король окажется под шахом моего ферзя.

Рука Бидвелла остановилась в воздухе.

– Знаю! – огрызнулся он. – Думаешь, я слепой?

Он быстро изменил движение, чтобы пойти конем по направлению к королю Мэтью.

Этого коня Мэтью немедленно снял поджидавшей пешкой.

– А были у преподобного Гроува враги? – спросил он.

– Да. Сатана. И, конечно, ведьма. – Бидвелл нахмурился, потирая подбородок. – Наверное, мне очки нужны – как я проглядел эту мелкую гадину?

– И давно преподобный здесь жил?

– С самого начала. Он предложил мне свои услуги в самый первый месяц.

– А откуда он приехал?

– Из Чарльз-Тауна. Уинстон и Пейн познакомились с ним в поездке за припасами. – Бидвелл посмотрел в лицо Мэтью. – Ты будешь в шахматы играть или в магистрата на допросе?

– Сейчас, мне кажется, ваш ход.

– Да, и вот он!

Ладья взлетела в воздух и со стуком опустилась на доску, сбив второго коня Мэтью.

И тут же погибла от меча его ферзя.

– А мистер Пейн, – спросил Мэтью, – он сам откуда?

– Ответил на объявление о наборе жителей, которое я разместил в Чарльз-Тауне. Почти все первые жители появились таким образом. А почему ты спрашиваешь?

– Из любопытства, – ответил Мэтью, рассматривая доску. – Мистер Пейн был когда-то моряком?

– Да, был. Служил в юные годы первым помощником на английской бригантине. Мы с ним много раз говорили о море и кораблях. – Он прищурился: – А почему тебе в голову пришел этот вопрос?

– Мистер Пейн… мне показалось, что у него есть морские знания. А что такое бригантина?

– Как что? Корабль!

– Да, сэр. – Мэтью позволил себе вежливую, но все же мимолетную улыбку. – Но какого рода корабль?

– Двухмачтовый, с прямыми парусами. Это быстрые корабли. Используются для каботажной торговли. И еще бригантины благодаря их скорости нашли, к несчастью, признание у более неприятной публики.

– Простите, сэр? – не понял Мэтью.

– У пиратов и каперов. Бригантины – их любимые суда. Эти корабли могут войти в узкую гавань. Ладно, когда будет готов мой морской порт, мы этих собак выгоним прочь и шкуры их на воротах вывесим.

Рука Бидвелла быстрым движением перенесла оставшуюся ладью на поле, откуда она угрожала ферзю Мэтью, подпертому слоном.

– Шах, – сказал Мэтью, передвигая скромную пешку к королю Бидвелла.

– А вот ей! – Король взял пешку.

– Шах, – повторил Мэтью, передвигая ферзя на атакующую позицию.

– А ну-ка легче!

Бидвелл поставил на пути ферзя пешку.

– Мат, – произнес Мэтью, поднимая своего первого коня и казня пешку.

– Минуту, минуту! – почти закричал Бидвелл, лихорадочно глядя на доску.

Но долго продолжать это бесплодное исследование ему не было дано. На улице зазвонил колокол. Сквозь ставни донесся крик – кричали страшное слово, и ужас клинком вошел в сердце Бидвелла.

– Пожар! Пожар!

Бидвелл тут же оказался на ногах и распахнул ставни. Сквозь ночь мелькали языки пламени, раздуваемые во все стороны ветром, и летели оранжевые искры.

– Пожар! Пожар! – кричали на улице, и продолжал гулко звенеть колокол тревоги на сторожевой башне.

– Боже мой! – возопил Бидвелл. – Это же горит тюрьма!