Текст книги "В стране водяных"

Любовный роман

(Или – «любовь – превыше всего»)

Комната для посетителей в одном из женских журналов. Главный редактор. Толстый господин лет сорока. Хорикава Ясукити. Лет тридцати, очень худой, особенно рядом с толстым редактором; в двух словах его не опишешь. Во всяком случае, бесспорно одно: господином его назовёшь с трудом.

Главный редактор. Вы бы не могли в ближайшее время написать для нашего семейного журнала роман? Видите ли, читатель сейчас становится всё требовательнее, и обычные любовные романы его уже не удовлетворяют… Я прошу, конечно, чтобы вы написали серьёзный любовный роман, глубоко раскрывающий человеческие характеры.

Ясукити. Напишу, разумеется. По правде говоря, у меня задуман роман для женского журнала.

Главный редактор. В самом деле? Это прекрасно. Если вы напишете, мы широко разрекламируем его в газетах. Можно дать, например, такую рекламу: «Принадлежащий перу господина Хорикавы любовный роман неисчерпаемой любви и нежности».

Ясукити. «Неисчерпаемой любви и нежности»? Но в моём романе «любовь – превыше всего».

Главный редактор. Значит, он воспевает любовь и нежность. Что же, это ещё лучше. Ведь с тех пор, как появилась «Современная любовь» профессора Куриягава, юноши и девушки склоняются к тому, что любовь превыше всего… Вы имеете в виду, конечно, современную любовь?

Ясукити. Это ещё вопрос. Современный скепсис, современное воровство, современное обесцвечивание волос – всё это действительно существует. Однако любовь, думаю я, не особенно изменилась с древних времён Идзанаги и Идзанами.

Главный редактор. Это только так говорится. Ведь любовный треугольник – один из примеров современной любви. Во всяком случае, в японской действительности.

Ясукити. Что, любовный треугольник? В моём романе тоже есть любовный треугольник… Может быть, кратко рассказать содержание?

Главный редактор. Если бы вы это сделали, было бы прекрасно.

Ясукити. Героиня – молодая жена. Муж – дипломат. Снимают квартиру, разумеется, в Токио, в районе Яманотэ. Она стройная. С прекрасными манерами, волосы всегда… Кстати, какая причёска нравится читателям?

Главный редактор. Видимо, мимикакуси.

Ясукити. Ну что ж, пусть мимикакуси. Итак, причёска мимикакуси, лицо – белое, глаза лучистые, на губах привычная… В общем, в кино такая женщина могла бы играть роли, которые исполняет Курисима Сумико. Муж – дипломат, юрист новой формации и уж никак не похож на болванов, которых выводят в новой драме. Это смуглый красавец, в бытность свою студентом игравший в бейсбол, ради удовольствия пописывающий рассказики. Молодожёны счастливо живут в своей квартире в Яманотэ. Иногда они посещают концерты. Иногда гуляют по Гиндзе…

Главный редактор. До великого землетрясения, разумеется?

Ясукити. Да, задолго до землетрясения… Иногда посещают концерты. Иногда гуляют по Гиндзе. Либо сидят под лампой в комнате, обставленной по-европейски, и молча обмениваются улыбками. Героиня называет эту комнату «наше гнёздышко». На стенах репродукции Ренуара, Сезанна. Сверкает чёрным телом рояль. Развесила листья кокосовая пальма в горшке. Всё это достаточно изящно, но, вопреки ожиданиям, платят они за квартиру мало.

Главный редактор. Ну, об этом можно и не говорить. Во всяком случае, в самом романе.

Ясукити. Нет, нужно. Ведь жалованье молодого дипломата мизерно.

Главный редактор. В таком случае сделайте его сыном аристократа. Ну, а если он аристократ, то пусть будет графом или виконтом. Почему-то князья и маркизы появляются в романах не особенно часто.

Ясукити. Ну, пусть будет сыном графа. Но хорошо бы оставить комнату, обставленную по-европейски. Дело в том, что и комнату, обставленную по-европейски, и Гиндзу, и концерты я ввожу впервые… Однако Таэко – так зовут героиню – после знакомства с музыкантом Тацуо начинает ощущать некоторое беспокойство. Тацуо любит Таэко – героиня инстинктивно чувствует это. Мало того, беспокойство её растёт день ото дня.

Главный редактор. А что собой представляет этот Тацуо?

Ясукити. Тацуо гениальный музыкант. Его талант под стать таланту Жан-Кристофа, о котором написал Роллан, таланту Ноотхафта, о котором написал Вассерман. Но из-за его бедности или ещё из-за чего-то никто его не признаёт. В качестве прототипа я собираюсь взять моего приятеля-музыканта. Мой приятель, правда, красавец, а Тацуо совсем не красив. Лицом он на первый взгляд напоминает дикаря – уроженца северо-востока, похожего на гориллу. И только глаза светятся гениальностью. Его глаза, как пылающий уголь, излучают непреходящий жар. Такие у него глаза.

Главный редактор. Гений – это пойдёт.

Ясукити. Но Таэко вполне удовлетворена своим мужем-дипломатом. Нет, она любит мужа ещё сильнее, чем раньше. Муж верит Таэко. Это само собой разумеется. Потому-то грусть Таэко становится всё сильнее.

Главный редактор. Именно такую любовь я и называю современной.

Ясукити. Ежедневно, как только зажигается свет, Тацуо непременно появляется в комнате, обставленной по-европейски. Когда муж дома, особого беспокойства это не доставляет, но даже если мужа нет и Таэко дома одна, Тацуо всё равно приходит. Тогда Таэко не остаётся ничего другого, как сажать его за рояль. Да и при муже Тацуо обычно сидит за роялем.

Главный редактор. В эти минуты и родилась любовь?

Ясукити. Нет, она полюбила не так просто. Однажды февральским вечером Тацуо начинает неожиданно играть «Сильвию» Шуберта. Песню, вобравшую в себя страсть, точно льющееся пламя. Таэко, сидя под огромными листьями пальмы, задумчиво слушает. Постепенно женщина начинает осознавать, что любит Тацуо. И в то же время начинает осознавать возникшее у неё искушение. Ещё пять минут… Нет, если бы прошла ещё хоть минута, Таэко, может быть, бросилась бы в объятья Тацуо. Но тут… Как раз, когда должны прозвучать последние аккорды, возвращается муж.

Главный редактор. Ну, а потом?

Ясукити. Потом не прошло и недели, как Таэко, не в силах больше страдать, решает покончить с собой. Но она беременна и поэтому не находит в себе силы осуществить задуманное. Тогда она рассказывает мужу, что её любит Тацуо. Правда, о своей любви к Тацуо, чтобы не огорчать его, умалчивает.

Главный редактор. Потом, значит, дуэль?

Ясукити. Нет, просто в очередной приход Тацуо муж холодно отказывает ему от дома. Тацуо, молча закусив губу, смотрит на рояль. Таэко стоит за дверью и с трудом сдерживает рыдания… Не проходит и двух месяцев, как муж неожиданно получает назначение в Китай, в консульство в Ханькоу, и отправляется туда.

Главный редактор. Таэко едет вместе с ним?

Ясукити. Разумеется, едет с ним. Но перед отъездом пишет письмо Тацуо. «В душе я сочувствую Вам. Но сделать ничего не могу. Примиримся – такова судьба». Вот примерно смысл этого письма. С тех пор Таэко ни разу не виделась с Тацуо.

Главный редактор. Этим и заканчивается роман?

Ясукити. Нет, но осталось совсем немного. И после приезда в Ханькоу Таэко часто вспоминает Тацуо. Больше того, начинает в конце концов думать, что на самом деле любит его сильнее, чем мужа. Ясно? Таэко окружает тихий ханькоуский пейзаж. Пейзаж, который воспел поэт Цюй Юань: «Страна прозрачных рек и лёгких красных сосен, страна душистых трав, цветущих зарослей и попугаев». Наконец Таэко – прошёл всего лишь год – снова пишет письмо Тацуо. «Я люблю Вас. Люблю Вас и сейчас. Так пожалейте женщину, которая сама себя обманула», – таково содержание письма, которое она пишет. Тацуо, получивший это письмо…

Главный редактор. Немедленно отправляется в Китай.

Ясукити. Этого он никак не может сделать. Дело в том, что Тацуо ради пропитания играл на рояле в одном из кинотеатров Асакусы.

Главный редактор. Фу, какая проза!

Ясукити. Проза, но ничего не поделаешь. Тацуо вскрывает письмо от Таэко за столиком кафе на окраине города. За окном – затуманенное дождём небо. Тацуо, точно мысли его далеко, задумчиво смотрит на письмо. Ему кажется, что между строк проглядывает обставленная по-европейски комната Таэко. Кажется, что проглядывает «наше гнёздышко» с отражением лампы на крышке рояля…

Главный редактор. Я испытываю некоторую неудовлетворённость, но тем не менее это шедевр. Обязательно пишите.

Ясукити. По правде говоря, осталось ещё немного.

Главный редактор. Как, разве это ещё не конец?

Ясукити. Нет. Тут Тацуо начинает смеяться. И вдруг с досадой вопит: «Скотина!»

Главный редактор. Ага, сошёл с ума?

Ясукити. Да что вы, просто вышел из себя из-за идиотской ситуации. Ему не оставалось ничего иного, как выйти из себя. Дело в том, что Тацуо нисколько не любил Таэко…

Главный редактор. Но тогда…

Ясукити. Тацуо ходил в дом Таэко только ради того, чтобы играть на рояле. Просто он любил рояль. Бедный Тацуо не имел денег, чтобы купить его, – вот в чём дело.

Главный редактор. Ну, знаете, Хорикава-сан.

Ясукити. Но то время, когда Тацуо имел возможность играть на рояле в кинотеатре, было для него ещё счастливым. После недавнего землетрясения Тацуо стал полицейским. А когда вспыхнуло движение в защиту конституции, он был избит добродушными токийцами. Лишь совершая обход своего участка в Яманотэ, он в редкие минуты слышит, как из какого-нибудь дома доносятся звуки рояля, и тогда он останавливается и грезит о своём коротком счастье.

Главный редактор. В общем, этот горестный роман…

Ясукити. Ну, послушайте дальше. Таэко и сейчас у себя в Ханькоу по-прежнему думает о Тацуо. Нет, не только в Ханькоу. Каждый раз, когда муж-дипломат получает новое назначение, переезжая с места на место – в Шанхай, Пекин, Тяньцзин, – она по-прежнему думает о Тацуо. К моменту землетрясения у неё было уже много детей. Да… После погодков она родила двойню, и у неё стало сразу четверо. Ко всему ещё муж пристрастился к водке. Поэтому разжиревшая, как свинья, Таэко думает, что любил её один лишь Тацуо. Любовь действительно превыше всего. Иначе просто не удалось бы стать счастливой, как Таэко. Во всяком случае, нельзя не испытывать отвращения к грязи жизни… Ну как вам такой роман?

Главный редактор. Хорикава-сан, вы это серьёзно?

Ясукити. Разумеется, серьёзно. Посмотрите на светские любовные романы. Героиня если не Мария, то непременно Клеопатра. Разве не так? Но героиня в жизни совсем необязательно девственница и в то же время необязательно распутница. Найдите хоть одного серьёзного читателя, который бы серьёзно воспринимал подобные романы. Конечно, если есть согласие в любви, – это вопрос особый, но в тот день, когда паче чаяния сталкиваются с безответной любовью, то идут на дурацкое самопожертвование или же бросаются в ещё более дурацкую крайность – в мстительность. И всё потому, что, вовлечённые в это, сами преисполняются самодовольством, будто совершают героический поступок. В моём же любовном романе нет ни малейшей тенденции популяризировать подобные дурные примеры. Вдобавок в конце превозносится счастье героини.

Главный редактор. Вы, видимо, шутите?.. Во всяком случае, наш журнал этого ни в коем случае не напечатает…

Ясукити. В самом деле? Ничего, напечатают где-нибудь ещё. Ведь должен же быть на свете хоть один женский журнал, который согласится с моими рассуждениями.

Доказательством, что Ясукити не ошибся, может служить опубликованная здесь беседа.

Момотаро

1

Давным-давно, давным-давно в глухой чаще росло огромное персиковое дерево. Нет, сказать просто «огромное» – этого, пожалуй, недостаточно. Его ветви простирались за облака, его корни доходили до Страны мрака на самом дне земли. В предании говорится, что ещё при сотворении мира бог Идзанаги, чтобы отогнать от себя восемь громов на равнине между Страной мрака и Миром живых, швырнул в них персиком – вот из этого-то персика Века богов и выросло огромное персиковое дерево.

С тех пор как существует Вселенная, это дерево цветёт раз в десять тысяч лет и раз в десять тысяч лет приносит плоды. Цветы его похожи на алые зонты, обрамлённые золотой бахромой. Плоды – нужно ли говорить, что и плоды вырастают огромные. Но самое удивительное то, что каждый плод несёт в себе вместо косточки младенца.

Давным-давно, давным-давно персиковое дерево, раскинув над горами и долинами свои ветки, сплошь покрытые плодами, купалось в лучах солнца. Плоды, появлявшиеся раз в десять тысяч лет, зрели тысячу лет и не падали на землю. Но однажды тихим утром судьба в облике священного ворона опустилась на одну из ветвей дерева. Ворон стал клевать только начавший краснеть самый маленький персик, и тот полетел вниз. Он пролетел сквозь густые облака и упал в далёкую горную речку. Рассыпая белые брызги, речка текла между утёсами, разумеется, в Страну людей.

Как попал к людям персик с младенцем после того, как он покинул глухую чащу далеко в горах? Вряд ли стоит подробно об этом рассказывать. Это знает каждый японский ребёнок: старуха полоскала в горной речке бельё старика, который ушёл в лес за дровами…

2

Родившийся из персика Момотаро задумал покорить Онигасиму – Остров Чертей. Почему он это задумал? Да потому, что ему было противно работать в лесу, на реке или в поле, как это делали старик и старуха. Услыхав о его решении, старики, которым порядком надоел этот своенравный, вздорный мальчишка, чтобы поскорее избавиться от него, сразу же стали собирать его на войну – дали ему знамя, меч, походный плащ. Мало того, по требованию Момотаро в дорогу ему напекли ещё просяных лепёшек.

Итак, Момотаро с победоносным видом отправился в поход на Онигасиму. Ему повстречалась огромная бродячая собака, которая заговорила с ним, сверкая голодными глазами.

– Момотаро-сан. Момотаро-сан. Что это висит у тебя на поясе?

– Это просяные лепёшки, лучшие из всех лепёшек в Японии, – гордо ответил Момотаро. По правде говоря, он и сам сомневался, действительно ли его лепёшки – лучшие в Японии. Но собака, услыхав о просяных лепёшках, тут же подбежала к нему.

– Дай мне лепёшку, и я пойду с тобой.

Момотаро прикинул.

– Нет, целой лепёшки я тебе дать не могу. Дам половину.

Собака продолжала скулить: «Дай целую». Но Момотаро не отступал от своего: «Дам половину». Сколько ни торгуйся, тот, кто ничем не владеет, подчиняется тому, кто чем-то владеет. Так и собака, тяжело вздохнув, пошла с Момотаро за половину просяной лепёшки.

За половину просяной лепёшки Момотаро, кроме собаки, взял в услужение ещё обезьяну и фазана. Но, к несчастью, слуги Момотаро не ладили между собой. Собака, обладавшая мощными клыками, постоянно оставляла в дураках беспомощную обезьяну. Обезьяна, ловко считавшая просяные лепёшки, постоянно оставляла в дураках простодушного фазана. Фазан, сведущий в сейсмологии и других науках, постоянно оставлял в дураках глупую собаку. Ссоры между ними не прекращались ни на минуту – в общем, Момотаро, взяв в услужение собаку, обезьяну и фазана, не нашёл в них надёжных помощников.

А тут ещё обезьяна, почувствовав тяжесть в желудке, вдруг взбунтовалась. Она заявила, что надо ещё хорошенько подумать, стоит ли за половину просяной лепёшки сопровождать Момотаро в походе на Онигасиму. Собака с лаем бросилась на обезьяну и чуть не загрызла её. Если бы фазан не унял собаку, обезьяна наверняка погибла бы тут же, на месте, ещё до того, как ей отомстил краб. Но фазан кое-как утихомирил собаку, а обезьяну стал обучать принципам верности господину и убеждать её подчиняться приказам Момотаро. Однако обезьяна, избежав клыков собаки, влезла на дерево, росшее у дороги, и не обращала внимания на увещевания фазана. И только благодаря ловкости Момотаро всё же удалось наконец уговорить обезьяну. Глядя на неё и обмахиваясь веером, на котором было изображено восходящее солнце, он спокойно сказал ей:

– Ну что ж, не хочешь – не иди со мной. Но когда Онигасима будет покорён, ты не получишь своей доли сокровищ.

Алчная обезьяна вытаращила глаза:

– Сокровищ? А разве на Онигасиме есть сокровища?

– Ещё какие! Там есть такое чудесное сокровище – молоточек счастья, – достаточно постучать им, и у тебя будет всё, что пожелаешь.

– Значит, с помощью этого молоточка можно будет добыть сколько угодно таких же молоточков, и тогда у каждого из нас будет всё, что мы пожелаем. Это хорошо. Прошу вас, возьмите меня с собой.

Момотаро, сопровождаемый собакой, обезьяной и фазаном, снова пустился в путь, чтобы поскорее покорить Онигасиму.

3

Онигасима – остров, затерявшийся далеко в море. Но на нём были не только голые скалы, как думали люди. На самом деле остров был очаровательным райским уголком, где росли кокосовые пальмы и щебетали райские птички. Черти, родившиеся в таком раю, больше всего на свете любили, естественно, мирную жизнь. Или лучше сказать так: те, кого называли чертями, были расой, взращённой в радости гораздо большей, чем та, которая досталась людям. Черти, о которых рассказано в повести об избавлении от горба, танцевали ночи напролёт. Черти, о которых рассказано в повести о маленьком монахе, тоже, не ведая о грозившей им опасности, любовались девушками, направлявшимися в храм. Сютэн-додзи, промышлявший в горах Оэяма, или Ибараги-додзи, промышлявший у ворот Расёмон, считаются редкостными злодеями. Но, может быть, Ибараги-додзи нежно любит тракт Судзаку, как мы любим Гиндзу, и поэтому время от времени появлялся у ворот Расёмон, которые стоят на этом тракте? А Сютэн-додзи, я в этом убеждён, преспокойно распивал свою водку в какой-нибудь пещере в горах Оэяма. Слухи же о том, что он похищал женщин (я не собираюсь судить о том, справедливы они или нет), распускали сами женщины, вот и всё. Но можно ли безоговорочно утверждать, что женщины всегда рассказывают о себе правду – уже двадцать лет я в этом сомневаюсь. Что же касается Райко и четырёх знаменитых героев, то, может быть, они просто питали чрезмерную слабость к женщинам.

В буйных тропических зарослях черти играли на кото и танцевали, читали стихи древних поэтов – жили в мире и покое. Жёны и дочери чертей ткали, варили сакэ, плели венки – в общем, жили так, как живут наши жёны и дочери. А седые, с выпавшими клыками ведьмы нянчили внуков и рассказывали о том, как страшны мы, люди:

– Если будете баловаться, вас отправят на Остров Людей. Всех чертей, которые попадают на Остров Людей, там обязательно убивают, как убили в старые времена Сютэн-додзи. Что? Кто такие люди? Люди – это страшные существа, безрогие, с белыми руками и ногами. А женщины у них мажут лица, руки и ноги белилами. Уже этим всё сказано. Мужчины и женщины у людей всегда врут, они алчные, ревнивые, самодовольные, убивают своих друзей и единомышленников, совершают поджоги, воруют, беспросветно невежественны…

4

Момотаро нагнал на ни в чём не повинных чертей такой ужас, какого им не приходилось переживать со дня основания своего государства. С криками: «Человек! Человек!» – черти бросились врассыпную.

– Вперёд! Вперёд! Перебьём всех чертей до единого!

Это командовал своими слугами – собакой, обезьяной и фазаном – Момотаро, размахивая флагом с изображением персика и веером с изображением восходящего солнца. Собака, обезьяна и фазан, как мы знаем, не были образцовыми слугами. Но, пожалуй, на всём свете не сыскать солдат доблестнее, чем голодные животные. Они вихрем помчались за разбегающимися чертями. Собака своими мощными клыками загрызала молодых чертей. Фазан острым клювом убивал чертенят. Обезьяна – она сродни людям, – прежде чем задушить юную ведьму, насиловала её…

После того как все мыслимые и немыслимые преступления были совершены, вождь и несколько оставшихся в живых чертей сдались на милость Момотаро. Но действительно ли мог торжествовать Момотаро? Онигасима уже не был раем, где щебетали райские птицы, как это было ещё вчера. Кокосовая роща была усыпана трупами чертей. Момотаро в сопровождении трёх слуг, размахивая флагом, вышел к распростёршемуся ниц вождю чертей и возвестил:

– Движимый чувством сострадания, дарую вам жизнь. Но за это вы должны преподнести мне все без остатка сокровища Онигасимы.

– Согласны, преподнесём…

– Кроме того, вы дадите мне в заложники своих детей.

– Слушаемся, исполним и это.

Вождь чертей снова уткнулся лбом в землю, а потом с опаской обратился к Момотаро:

– Мы знаем, что наказаны за нанесённое вам оскорбление. Но ни я, ни черти с нашего острова Онигасимы не имеем понятия, какое именно оскорбление мы нанесли вам. Не будете ли вы столь любезны объяснить, чем мы вас оскорбили?

Момотаро невозмутимо кивнул.

– Лучший из всех японцев, Момотаро, нанял трёх верных слуг: собаку, обезьяну и фазана – вот почему он пришёл покорять Онигасиму.

– Понятно, но зачем вы наняли этих трёх слуг?

– Я уже давно задумал покорить Онигасиму и поэтому с помощью просяных лепёшек нанял слуг. Ну как? Если ты скажешь, что и теперь не понимаешь, я всех вас перебью.

Вождь чертей испугался и, отскочив на почтительное расстояние, согнулся в поклоне.

5

Лучший из всех японцев, Момотаро, и его слуги – собака, обезьяна и фазан – впрягли в повозки с сокровищами чертенят, взятых в заложники, и с триумфом возвратились на родину… Это хорошо известно каждому японскому ребёнку. И всё же жизнь Момотаро не была счастливой. Чертенята, осмелев, убили сторожившего их фазана и сбежали обратно на Онигасиму. Но этого мало. Оставшиеся на острове черти время от времени переправлялись через море и то пытались убить спящего Момотаро, то поджигали его дворец. Во всяком случае, обезьяну, как утверждают, убили по ошибке. Момотаро лишь тяжело вздыхал, когда на него обрушивалось очередное несчастье.

– Как я страдаю от мстительности этих чертей!

– Действительно негодяи, – забыть о благодеянии хозяина, даровавшего им жизнь, – причитала собака, участливо глядя на скорбное лицо Момотаро.

А в это время на побережье Онигасимы молодые черти, облитые светом прекрасной тропической луны, делали из кокосовых орехов бомбы, чтобы добиться независимости своего острова. Они забыли даже о любви к прекрасным юным ведьмам и работали молча, мрачно сверкая огромными, как плошки, глазами…

В неведомой людям глухой чаще далеко в горах и теперь, как и в старину, растёт вознёсшееся в заоблачную высь огромное персиковое дерево, сплошь усыпанное плодами. В горную реку упал и уплыл по ней, как известно, только тот, один персик, в котором был Момотаро. Но в растущих на дереве плодах спит несметное множество будущих героев. Когда же на ветке персикового дерева снова появится огромный священный ворон? Да, в растущих на дереве плодах спит несметное множество будущих героев…