Текст книги "Королева голод (сборник)"

10

Утро выдалось хлопотным. В редакции районной газеты готовился к отправке очередной номер. По коридору сновали журналисты, ныли посетители, которые жаждавшие разместить объявление непременно в ближайшем из всех ближайших номеров. Они доказывали свою правоту с такой горячностью, будто несколько строк о «продаже дома с надворными постройками» могли спасти мир от неминуемой катастрофы.

Тихонов никак не мог сосредоточиться на правке своей статьи, клеймившей позором колхозы, испоганившие светлую идею своевременного вывоза на поля коровьего дерьма. Вдобавок ко всему зазвонил телефон.

– Отдел писем…

– На минутку ко мне загляни, Серега.

Усталый голос главного редактора и его, не терпящий возражений тон, заставил Тихонова усмехнуться. Олег Семенович Баглай варился в журналистском котле больше тридцати лет и был тонким дипломатом. Кто-кто, а этот старый газетный волк знал, когда выпить с подчиненным рюмку, а когда и сделать начальственное внушение.

Откинувшись на спинку вращающегося стула, Баглай поигрывал очками в роговой оправе.

– Придется тебе, Сергей этими чертовыми сектантами заняться. В песочнице детского сада ночью свечи жгли. Те, кто их видел, говорили, будто гуляли, в чем мать родила. Утром милиционеры тринадцать огарков нашли.

– Так почему эти чудаки до сих пор не в кутузке?

– А что им предъявить? Причастность сатанистов к погрому на кладбище доказать нельзя. Танцы голыми при луне? – Так они никому не мешали.

– Значит, милиция сатанистов за шкирку взять не может, а после моей писанины они во всем покаются? Вам самому не смешно, Олег Семенович?

– Наше дело маленькое, Тихонов. – Баглай нацепил очки и развернул газету, показывая, что разговор окончен. – Сказали писать, значит, будем писать и баста! Свяжешься с новым заместителем начальника РОВД, главой криминальной милиции. Игорь Михайлович, кажется…

Секта дьяволопоклонников появилась в маленьком райцентре несколько месяцев назад. Возглавлял ее сверстник Тихонова, местный предприниматель Марат Чашников. Сергею было неприятно впутываться в историю с сатанистами уже потому, что Марат в одно время с ним служил в Афганистане, имел награды и серьезную контузию.

Возможно, последнее обстоятельство и повлияло на религиозные убеждения Чашникова. Поначалу он был ревностным прихожанином церкви христиан-баптистов, пока в один прекрасный день не объявил себя слугой Антихриста и не создал свою собственную церковь. Адептами Марата стала разная городская шваль, преимущественно молодежь, которая никак не могла справиться с разбушевавшимися гормонами.

Чашников имел далеко идущие планы. Он даже пытался официально зарегистрировать общину, но получил категорический отказ властей. Поняв, что слава Хаббарда ему не светит, контуженый «афганец» ограничился пылкими выступлениями на еженедельных собраниях сатанистов.

Скандал разразился после погрома на городском кладбище, устроенного неизвестными вандалами. Люди, пришедшие навести порядок на могилах перед Пасхой, увидели поваленные памятники, вывороченные из земли кресты и экскременты на могильных холмиках. Никто не сомневался в том, что осквернение кладбища дело рук отморозков Чашникова. Однако Марат отвергал все обвинения и, в свою очередь, обвинял горожан в необоснованной клевете.

11

Тихонов остановился перед высокой, обитой дорогим дерматином дверью, оценил привинченную к ней позолоченную табличку.

Сергею доводилось встречать начальника местных оперов на исполкомовских совещаниях. Гончаров не произвел на него особого впечатления. Хорошо подвешенный когда это требуется, язык, безупречно белая сорочка и тщательно подобранный в тон пиджаку галстук – вот все, что запомнилось.

– Да, – раздалось за дверью. – Входите.

– Здравствуйте, Игорь Михайлович. Я – Тихонов из редакции. По поводу…

– Присаживайтесь, Сергей Александрович, – сыщик встал и через массивный, заваленный бумагами стол, протянул журналисту руку. Своим внешним видом вы ломаете мое представление о журналисте районной газеты.

– Вообще-то я – инженер – механик, – пожал плечами Тихонов. – В редакцию попал случайно. Отработал в заводской многотиражке семь лет, потом потянуло на Родину. Здесь уже год. Не знаю, много ли нашла в моем лице журналистика, но, что не ничего не потерял завод – это точно.

– По сути, мы одного поля ягоды. Между прочим, меня за глаза Эркюлем Пуаро величают.

Сергей не смог сдержать улыбки. Наголо бритая голова Гончарова действительно напоминала непременный атрибут убранства героя Агаты Кристи. Вот только ладная фигура и кошачья грация сыщика выгодно отличали его от маленького усатого бельгийца.

– В восемьдесят шестом поступил на истфак, – продолжал Игорь Михайлович. – Мог бы сейчас учительствовать, но пришлось пойти по административной линии – вмешался Чернобыль… Потом вновь – зигзаг судьбы. Школа милиции, академия. Мотался по области, год назад добился перевода сюда. Я ведь из этих мест, хотя коренным жителем меня назвать нельзя. Помните детский дом, который закрыли в восемьдесят седьмом? Перед вами – один из его воспитанников. Впрочем, вернемся к нашим баранам. Хотя Чашникова бараном назвать нельзя. Доводилось слышать его проповеди?

– К сожалению, нет, – Сергей мотнул головой. – А может, к счастью…

– Есть тут у меня одна занимательная кассетка. Записал на диктофон наш сексот.

Опер порылся в столе и вставил кассету в новехонький музыкальный центр.

– Братья! – донесся из динамика экзальтированный мужской голос. – Что есть наша жизнь, как не вечный страх? Мы боимся завтрашнего дня, боимся смерти, а лживые попы призывают нас бояться еще и карающей длани Господа! В случае ослушания нас пугают геенной огненной и вечными муками в загробной жизни. Я же говорю вам: после смерти никто не увидит ни рая, ни ада! За той чертой их не существует. Ад и рай находятся здесь, на земле! И перед нами стоит очень простой выбор. Можно усердно бить поклоны и поститься, чтобы затем превратиться в кусок падали, а можно взять от жизни все сегодня и сейчас! Сегодня и сейчас!

Гончаров надавил клавишу, и речь Чашникова оборвалась.

– Самое страшное в том, что Марат искренне верит в свое учение. А тут еще контузия…

– Понимаю. Трудно предсказать, что натворит Чашников, если у него окончательно поедет крыша.

– Может быть, своей публикацией вы заставите бывшего сослуживца перестать заниматься ерундой.

– Для начала хотелось бы увидеть Марата во всем блеске.

– Проблемы, в принципе нет. По моим сведениям Чашников будет толкать речь в ближайшее воскресенье, что-то около полуночи. Они соберутся в старой синагоге, но соваться, туда не советую. Во-первых, там будет несколько моих коллег из РОВД, которые отследят ситуацию, а во-вторых… Неизвестно, как поведут себя дьяволопоклонники, если увидят, что на их шабаш затесался журналист. Я буду держать вас в курсе событий.

Сергей направился к выходу, но, взявшись за дверную ручку, остановился. Гончаров оторвался от бумаг на своем столе.

– Что-то еще?

– Так, мелочь. Вы сказали, что провели детство в наших местах.

– Все верно.

– Значит, могли знать Катю Фролову.

– Ее школа шефствовала над нашим домом-интернатом. Катя даже была прикреплена ко мне, как к трудному подростку, – сыщик усмехнулся. – Все мы, знаете ли, в свое время были трудными. А почему вы о ней вспомнили?

– Мы с Катей… В общем, она ждала меня из армии.

– Понимаю. Жуткая, загадочная смерть.

– Да. А толку от того, кто был с ней в том чертовом подвале, уже не добьешься. Надежды на то, что к Мальченко вернется разум, нет. Единственный свидетель…

– Тут вы ошибаетесь. Лично я считаю, что в подвале был третий человек. И этот третий прекрасно себя чувствует.

12

Мужчина, склонившийся над шахматной доской, задумчиво постукивал пальцем по ее краю. Выстроившиеся фигуры освещались только светом луны и отбрасывали на доску продолговатые тени. В комнате не было мебели и человек сидел прямо на полу. Вся сцена напоминала картину Сальвадора Дали.

Прошло больше десяти минут, прежде чем рука мужчины потянулась к белой пешке. Первый ход был сделан и человек вновь принялся монотонно постукивать пальцем по доске.

Черная пешка сдвинулась со своей клетки без посторонней помощи, словно ее подтолкнули сильным и точным ударом невидимого кия. Последовал ответный ход и, вновь черная фигура поменяла первоначальное положение, повинуясь руке невидимого игрока.

– Довольно занимательная игра. Мне интересно.

Низкий, бесстрастный голос напоминал шелест сухих листьев. Выговаривая эту фразу, мужчина закрыл глаза. Он остался сидеть в той же позе, но каждый мускул его тела напрягся, будто натянутая струна. Несколько секунд тишину в комнате нарушал только стук дождевых капель по оконному стеклу. Наконец человек поднял руку, коснулся изогнутой шеи шахматного коня и тут же отдернул пальцы. После раздумий был сделан осторожный, без лишнего риска ход пешкой. Черный ферзь выдвинулся вперед на две клетки.

– За эти годы я многому научился у тебя, – опять начал чревовещать шахматист. – Но в человеческом языке, как и раньше, не хватает слов. Траудворг!

– Тот взрыв на атомной станции, Повелитель… Я уже в то время служил тебе.

– Забудь о нем. Хрошем! – черная ладья скользнула по шахматной доске. – Лично ты для этого ничего не сделал. Рартемод! Да люди умирали, как мухи! Мой холодный огонь проникал в их тела и пожирал изнутри. Погребальное пламя Великого Знича и сейчас пляшет по их пожелтевшим костям!

Белый слон атаковал фланг черного шахматного воинства, а конь противника, на мгновение, зависнув в воздухе, опустился на клетку, окруженную вражескими пешками.

– Так и должно быть, Хозяин. Но мне хотелось бы стать чем-то большим, чем просто человеком…

– Тебе представится такой шанс. Прошло пятнадцать лет и небесные светила заняли нужное положение. Мне надоело питаться падалью. Я хочу дотла выжечь этот городишко и двинуться дальше. Очертание материков сильно изменились, и будет интересно взглянуть на агонию тех, кто заселяет далекие земли. Крошиб!

Шахматная дуэль шла своим чередом, причем чаша весов склонялась на сторону белых. Рядом с доской уже стояли несколько вышедших из игры черных фигур.

– Я сделаю так, что их кожа покроется язвами, которые будут лопаться и сочиться желтой слизью, – по тону Знича чувствовалось, что он смакует каждое слово. – Ноги и руки распухнут и станут похожими на колоды. От нестерпимой боли люди станут выдавливать себе глаза. Слепые прозреют только для того, чтобы увидеть самый величественный из ликов смерти. Крошиб Тармагур-р-ах!

– Что должен сделать я? – человек сделал новый ход.

– Тебя и других направит длань того, кто был древним еще во времена Иешуа из Назарета. Рартемод! Того, кто был старым до того, как первый из фараонов воздвиг свою пирамиду. Для меня не существует тайн! Жители этого города принесут себя мне в жертву, а ты поможешь им в этом, организовав небольшой взрыв. Смотри!

Темнота, притаившаяся в углах комнаты, начала сгущаться и обволакивать все предметы. Вскоре антрацитовая мгла сделала неразличимым силуэт человека. Зато шахматная доска вспыхнула ядовито-зеленым светом. Очертания деревянных фигурок расплылись, а затем вновь стали четкими, но превратились в миниатюрные копии живых людей, которые двигались. Клетки стали улицами и домами. Мужчина, напряженно вглядывавшийся в доску, увидел город с высоты птичьего полета. Крыши пятиэтажек сменил шифер домов частного сектора, за которыми начиналось поле, разграфленное бетонными линиями взлетных полос. Мелькнули пустые ангары для самолетов. На поросшем кустами склоне одного из них виднелся черный прямоугольник прохода к подземным коммуникациям. Тускло заблестели рельсы, которые уходили под землю. По обеим сторонам узкоколейки мелькали бетонные стены с глубокими квадратными нишами. По мере спуска в пустых нишах появлялись бочки. Сначала по одной, затем по десятку. Подземная железная дорога закончилась полукруглым тупиком, на сером бетоне которого четко выделялись полутораметровые кроваво-красные буквы «За курение – под суд!». В этом месте бочки были составлены штабелями, уходившими под самый потолок. Буквы и цифры на одних были красными, на других – желтыми.

Вновь замелькали рельсы, плиты взлетных полос, крыши домов, улицы и фигурки лилипутов-людей. Мгла в комнате рассеялась, а шахматная доска обрела свой первоначальный вид. Невидимая рука передвинула черного слона по диагональной дорожке клеток.

– Мат!

Мужчина с изумлением взглянул на доску и убедился в том, что Знич прав.

Каркающий смех победителя резко оборвался. Мужчина тревожно взглянул в самый темный из углов комнаты, а затем вновь заговорил голосом своего внутреннего собеседника.

– Люди ничем не отличаются от шахматных фигур. Помни это и умей правильно передвинуть живых пешек в нужное место, когда придет время.

– Я понял тебя Повелитель! – прохрипел человек. – Крошиб тармагур-р-рах!

Его тело выгнулось, а на губах выступила белая пена. Мужчина неподвижно лежал на полу. В комнате оставалась его плоть, а сознание странствовало по недоступным для простых смертных мирам. Они были бесконечными и в тоже время умещались на ладони.

Эта экскурсия не походила на космические странствия, описанные в фантастических романах. Здесь не было звезд, планет и галактик. Вместо них мелькали огромные залы, стены и полы которых представляли собой сплошные зеркала. Там отражались раскрытые в крике ужаса рты, конвульсивно дергающиеся пальцы и глаза, покрасневшие от крови, которая вытекла из лопнувших сосудов.

Полы зеркальных залов походили на янтарь, где вместо насекомых рядом с целыми скелетами застыли разрозненные кости и черепа. Воздух вибрировал, насквозь пропитанный губительной энергией повелителя погребального огня. Подсознание слуги Знича носилось по зеркальным чертогам смерти, как комета и распухало как пиявка, купаясь в мутных потоках боли и мук.

13

По спящему городу, отскакивая от стен домов и мокрого асфальта улиц, разлетелись невидимые сгустки концентрированной злобы. Многие из жителей райцентра застонали во сне. Стрелки часов показывали пять минут третьего, когда бывший прапорщик Егор Фролов увидел во сне давно умершую жену. Она настойчиво предлагала Егору выпить, протягивала наполненный до краев стакан водки, а профессиональный алкоголик не мог принять подношение из-за того, что в пустых глазницах благодетельницы копошились белые черви.

Рука Ольги Мишиной, местной библиотекарши и подруги Чашникова, обнимала во сне шею возлюбленного. Сам Чашников в своем сновидении выступал перед огромным, сплошь забитом людьми залом. Слушатели соглашались с оратором, одобрительно и синхронно кивая головами. Каждый из них держал в руках по черному петуху. Птицы нервно поглядывали по сторонам круглыми бусинами глаз. Они молили своего куриного бога о том, чтобы Марат говорил как можно дольше, поскольку по окончании его речи должно было начаться жертвоприношение. Но Чашников знал, что в эту ночь петухи не пострадают. Первоначальные планы изменились после того, как Марат удостоился чести говорить с Сатаной. Князь Тьмы появился минувшей ночью в обличье странного существа с худым, почти девичьим личиком, которое так не вязалось с привыкшим повелевать, хриплым басом.

– Девушка коснется моей печати и побредет на окровавленных ногах по вечности.

– Да по вечности! – шептал Марат. – На окровавленных ногах!

– И этим ты докажешь мне свою преданность!

Зашелся в надрывном кашле тридцатисемилетний краевед-любитель и ученый Максим Коротков. Он попытался найти стакан с водой, который каждый вечер ставил на прикроватную тумбочку, но в темноте опрокинул его. Вода залила стопку бумаг и, Максим провел остаток ночи, сортируя испорченную рукопись и раскладывая мокрые листы на ковре.

Денис Мальченко заметался на пропитанных потом простынях. Его сон был клоном сновидения сыщика Гончарова. Оба, хоть и по отдельности, блуждали босыми по бетонным, горячим от солнца плитам, размеченным белыми полосами. Вокруг, напоминая болтающиеся на веревках простыни, висели огромные жестяные таблички, с одной надписью «ОА-74/871».

Сергей Тихонов в своем сне был единственным пассажиром поезда, мчавшего его к Кате. Та назначила возлюбленному встречу в месте со странным названием. Поезд замедлил ход и остановился у безлюдного перрона. Сергей догадался, что ему пора выходить и двинулся в сторону тамбура. Из кирпичного здания вокзала вышла полная женщина в фуражке железнодорожницы. Розовое, с короткими рукавами платье, было настолько ей мало, что едва не лопалось по швам. За спиной Тихонова с шипением закрылась дверь вагона. Сергей сделал несколько неуверенных шагов по перрону. Улыбка женщины выглядела приветливой, но впечатление портили дыры на месте отсутствующих передних зубов и глаза, отливавшие серебром. Тихонов вздрогнул от тяжелого баса, донесшегося из вокзального громкоговорителя.

– Станция Тармагурах, конечная. Просим пассажиров не оставлять в вагонах личных вещей, вырванных болтливых языков и пальцев, которые были отрезаны за то, что совались в неподобающие места. За сданные в багаж ядовитые и взрывчатые вещества администрация вокзала ответственности не несет.

На долю секунды Тихонову показалось, что из-за угла здания за ним следят. Периферийным зрением он даже увидел узкое, мелово-бледное лицо, но внимание Сергея отвлекло новое событие.

Громкоговоритель запнулся, а на привокзальную площадь выехал автобус. Прямоугольная табличка на лобовом стекле сообщала пассажирам название маршрута. Выкрашенный зеленой краской старенький ПАЗ следовал от железнодорожной станции в местечко Крошиб, где Сергея ждала Катерина.

14

После погрома кладбище успели привести в порядок. Перевернутые памятники поставили на место, осколки разбитых увезли и теперь на многих могилах стояли свежевытесанные деревянные кресты. Тихонов с удивлением понял, что отыскать нужную могилу будет непросто. Кладбищенская топография сильно изменилась с тех пор, как Сергей здесь бывал в последний раз. Появилось множество новых могильных холмиков. Тихонову пришлось вернуться к воротам, чтобы начать путь заново. Идя по узкой тропе, вдоль разномастных оград, журналист размышлял над тем, что сообщил ему Гончаров.

– Был третий, – заявил сыщик. – Только Максим Коротков не скажет больше, чем сумасшедший Мальченко.

– Ему удалось выйти целым и невредимым из подвала замка?

– Начнем с того, что Максим категорически отрицает сам факт того, что вообще спускался в подвал. Он, якобы, должен был встретиться с Фроловой и Мальченко у замка, но по какой-то причине задержался. Лично я Короткову не верю. Он был в подвале и видел то, от чего поехала крыша у Мальченко. Только Максим может знать об истинных причинах смерти Кати.

– Насколько я понимаю, Коротков и был тем самым парнем, который нашел Катю?

– Да, Сергей Александрович. Но прошу учесть, что мои подозрения насчет Максима ничем не подтверждаются. Полагаю, вы захотите встретиться с ним?

Не дожидаясь ответа, Гончаров выдвинул один из бесчисленных ящиков своего стола, порылся в нем и с сожалением покачал головой.

– Записная книжка с телефоном этого чудака у меня дома.

– А почему чудака?

– Коротков так и не смог расстаться со своим юношеским увлечением историей. Несмотря на то, что так и не закончил свой химико-технологический институт прекрасно разбирается в минералогии. Превратил свою квартиру в настоящий музей камней. Летом его трудно застать дома. Берет палатку и неделями роется в земле, ищет подтверждения своих гипотез насчет местоположения поселений древних славян и их капищ. Его статьи публикуются не только в Белоруссии и России, но и за границей. По-моему получает приличные гонорары.

– Простите мою неосведомленность, – улыбнулся Сергей. – Вы сказали капища?

– Места ритуальных жертвоприношений. Этим багаж моих знаний ограничивается. Никогда не любил древней истории. Предпочитаю новейшую. Кстати, Сергей Александрович…

– Можно просто Сергей.

– Отлично. Можно просто Игорь. Что вы, Сергей, можете сказать насчет хорошего армянского коньяка?

– М-м-м, – Тихонов демонстративно облизнулся. – Скажу, что с лимоном и кофе это бесподобная, просто божественная вещь.

– Согласен. Все вышеперечисленные ингредиенты можно найти в моем скромном холостяцком жилище.

– Считать это приглашением в гости?

– Именно. Хотелось бы поболтать в более непринужденной обстановке. Во вторник вечером вас устроит?

– Тебя. Если на этикетке будет пять звездочек, то я готов сорваться с места хоть сейчас.

– Я гарантирую, что звездочек будет не меньше пяти.

Проходя под громадной липой, по сравнению с которой все деревья на кладбище казались карликами, Сергей улыбнулся. В общении с людьми он соблюдал осторожность, старался подпускать к себе только тех, в ком был уверен на сто процентов. Поэтому своих друзей мог сосчитать по пальцам одной руки. Гончаров определенно нравился Тихонову. Он был умен, не кичился своим высоким положением и…

Улыбка на лице журналиста поблекла. Он вспомнил о сне, который видел нынешней ночью. Странный пустой вагон, еще более странная станция, беззубая улыбка железнодорожницы и голос из громкоговорителя, призывающий не оставлять в вагонах пальцев и языков…

Тихонов не запомнил названия станций, он знал лишь то, что они отнюдь не радовали слух. Это ночное путешествие в Сумеречную Зону вновь толкало Сергея туда, где он оказываться не хотел. Два послания от давно умершей подруги за две ночи было уже чересчур. После работы Тихонов решил прогуляться по городу, а ноги сами занесли его на кладбище, словно здесь связь с загробным миром была более устойчивой и на вопрос «Как меня слышишь?» можно было получить ответ «Слышу тебя хорошо!».

Остановившись, Сергей осмотрелся и убедился в том, что не сбился с пути. А еще журналист увидел, что сегодня он у Кати не единственный посетитель. Над могилой Фроловой мелькала бесформенная, неопределенного цвета широкополая шляпа.

Услышав шаги Тихонова, человек обернулся, демонстрируя лицо, украшенное обвислыми рыжими усами и пятнами экземы. Вскочил. Прихрамывая и ловко огибая могильные холмики, стал спускаться к штакетнику, огораживавшему кладбище. Тихонов вдруг понял, кого видит перед собой.

– Денис! Денис, черт бы тебя подрал! Не бойся!

Не обращая внимания на окрики, Мальченко отодвинул доску забора и вылез в образовавшееся отверстие.

Тихонов присел на лавочку у могилы Кати. Поднося спичку к сигарете, увидел юродивого, который торопливо спускался по склону горы. Пусть себе. Вряд ли Денис сможет хоть чем-то помочь. Да и новых сведений полученных от Гончарова, если повезет, могло хватить на то, чтобы исключить из системы уравнений хоть одно неизвестное. Тихонов печально вздохнул.

– Я – Денис, – раздался за спиной хриплый голос. – Катя умерла. Не ходи больше сюда.

Сергей сочувственно посмотрел на лохмотья, служившие Денису одеждой, клочки волос, торчавшие из-под жуткого подобия шляпы.

– Денис, ты хорошо помнишь Катю?

Мальченко резко обернулся, наморщил лоб, словно пытаясь поймать увертливые обрывки воспоминаний, а затем захихикал.

– Катя умерла! – ладонь безумца похлопала по могильному холмику, будто по перине, которую Денис собирался взбить. – Это понятно?!

– Что же тебя так напугало? – Тихонов задал этот вопрос скорее себе, чем Мальченко. – Что ты увидел в подвале?

– Подвал?! Темно! Пусто!

На мгновение Тихонову показалось, что глаза Дениса стали глазами нормального человека, но уже в следующую секунду, идиот опять захихикал, а затем, не делая паузы, заплакал.

Сергей встал с лавки и осторожно протянул руку, чтобы погладить сумасшедшего по голове. Денис отпрянул так резко, словно его пытались коснуться раскаленным железом.

Журналист медленно двинулся по тропинке к воротам кладбища. Рыдания за спиной стихли, а затем кладбищенскую тишину разорвал крик, вспугнувший кладбищенских ворон. Мальченко сидел на земле, а его правая рука двигалась так, словно он хотел изобразить плавные движения змеи.

– Тармагурах! – нараспев повторял Денис. – Тармагурах! Он придет за тобой!

Сергей вышел за ворота. Оказавшись на залитой апрельским солнцем улице, он почувствовал себя значительно лучше. Бормотание сумасшедшего о неведомом Тармагурахе, выглядело полнейшей бессмыслицей, но заставляло сердце Тихонова сжиматься. Сергей был уверен, что не в первый раз слышит это, режущее слух имя. Или название города?

Усилием воли Тихонов выбросил из головы Тармагураха и сосредоточился на более реальных проблемах. Этой ночью он собирался побывать в старой синагоге и послушать проникновенную речь Чашникова.