Текст книги "Очерки круизной океанологии"

Жемчужина у моря

Несколько лет назад мы с читателем уже побывали в Одессе. С тех пор она не очень изменилась, и даже обещанное превращение Дерибасовской в пешеходно-музейно-развлекательный уголок еще не состоялось. Поэтому я расскажу только о том, как прожила группа полтора дня, оставшиеся до выхода в Черное море.

Поезд пришел ранним зимним утром, к этому времени все провели трое суток на колесах, не считая полного дня в Москве, проведенного на ногах с девяти утра до полуночи. (Мне там пришлось купить по поручению Корешкова пять листов рисовальной бумаги для будущей стенгазеты, которые так и не понадобились, и этот рулон, в дополнение к собственному чемодану и сувенирной сумке, тоже несколько осложнял путешествие). В Одессе на эти полтора дня нам была обещана гостиница, и группа, естественно, предвкушала тихий и трезвый отдых. Поначалу всё выглядело хорошо – на вокзале нас встретила сотрудница местного «Интуриста», провела в автобус, убедилась, что все прочно разместились в креслах, а проход надежно заставлен багажом, и объявила:

– Ночевать вы будете на судне. Сейчас вас отвезут на морской вокзал, там вы сможете сдать вещи в камеру хранения и будете свободны. Посадка на теплоход в 18 часов. Затем в 22.30 состоится общее собрание туристов в зале филармонии. Это не очень далеко от морвокзала, мы вам его покажем, когда будем проезжать мимо.

Группа повозмущалась, но вяло, сразу осознав, что спорить бесполезно, да и не с кем. До морского вокзала доехали за несколько минут и начали неторопливо выгружаться, но тут подошел еще один автобус с группой, прибывшей тем же поездом, и все поспешно устремились в камеру хранения, зная по вокзальному опыту, что оказаться в числе последних там рискованно. Но здесь как раз привыкли иметь дело не с одиночками, а с коллективами.

– Кто старший группы? – Старший объявился. – Вот эти полки будут ваши. Теперь выберите четырех мужчин посильнее заносить вещи, остальные пусть подают снаружи.

Мало кто осознал, что багаж группы сдан на коллективную квитанцию, и теперь его можно получить только всем вместе, а взять оттуда вечером зубную щетку можно будет только в моем сопровождении.

Впереди было десять часов свободного времени – роскошь, на которую в следующих портах захода рассчитывать уже не приходилось. У меня они разошлись на двухсерийный фильм, который я посмотрел, присоединившись к небольшой компании из нашей группы, обед в ресторане «Киев», где в первые полчаса, несмотря на воскресный день, я оказался в одиночестве в зале примерно на сто мест, и на покупку двух бутылок водки, почти обязательных в нашем загрантуризме. Задолго до назначенного срока группа начала собираться на морвокзале. Перед шестью вечера мы с напарником, которого Корешков определил мне в помощники, отправились на разведку и узнали, что размещаться на теплоходе уже можно, однако ночлег будет платным. Тут же в нашем покаютном списке группы напротив каждой фамилии проставили стоимость – к сожалению, разную.

Чего я никак не ожидал, так это того, что люди на отдыхе, да еще северяне, да еще уплатившие за путевки от одной до полутора тысяч каждый, способны поднять такой шум, узнав, что кто-то из каюты того же класса уплатил на рубль меньше или, наоборот, уплатил столько же, живя классом выше. Мои ссылки на тонкости местных тарифов, которых мы не знаем, были отвергнуты: «Взялись руководить – значит, должны сами во всем разобраться». Одновременно с другого фланга на меня напали женщины, которые надеялись взять из камеры хранения сумки со сменной одеждой и только теперь узнали, что вещи туда сданы по количеству мест и до завтра изъятию не подлежат. Третьи пытались, как и я, установить спокойствие, чтобы скорее попасть на борт судна, но делали это так неудачно, что скорее усугубляли, чем разряжали обстановку.

Пообещав лично разобраться с платой за ночлег и отдежурить два раза по полчаса в камере хранения, я кое-как довел сбор денег до конца, припомнив себе в утешение американский афоризм: «Если человек говорит, что для него дело не в деньгах, а в принципе – значит, дело именно в деньгах».

На этих событиях, не столь уж важных для рассказа о заграничных впечатлениях, я задержался только потому, что для меня командовать группой из сорока трех человек (не считая пока отсутствующих руководителя и переводчицу) было делом довольно непривычным. До сих пор мне не приходилось быть ни пионервожатым, ни старостой туристской группы, ни командиром отделения на военных сборах, и вообще, кажется, за всю жизнь мне иногда доверяли руководить только маленьким научным учреждением, где я сейчас работаю [так было и в следующую четверть века].

Корешков вместе со своими коллегами из других групп приехал в Одессу вечерним поездом и застал нас уже на теплоходе. Как он сам потом признал, устроено это было довольно глупо – вместо того чтобы познакомиться с группой уже в дороге и взять ее под свою опеку именно тогда, когда она в этом особенно нуждалась, не будучи связана запрограммированным отдыхом, он получал в Москве какие-то указания, довольно очевидные для опытного партийного работника.

Итак, первое знакомство с теплоходом «Армения» состоялось вечером накануне отхода, но здесь о нем будет сказано чуть позже. Перед десятью вечера все семь групп, без малого триста человек, отправились на собрание в филармонию, образовав шествие, которое растянулось по Потемкинской лестнице, Приморскому бульвару и Пушкинской улице. Кое-кто пытался отпроситься, ссылаясь на усталость и нездоровье, но на это Корешков сказал, что исключение можно сделать только для супружеских пар, от которых на собрание достаточно послать кого-то одного. Конечно, переклички на этом собрании не делали, но уклонившихся тоже почти не было, поскольку все опасались пропустить что-нибудь важное.

В этом отношении собрание разочаровало. С дирекцией круиза можно было познакомиться и позже, ничего содержательного о теплоходе и предстоящем путешествии нам не сообщили, одесский чекист, в отличие от мурманского, не столько советовал, сколько запугивал, а таможенник окончательно испортил настроение многим присутствующим. Помимо тех правил, которые мы уже знали раньше, он сказал, что разрешается брать с собой два фотоаппарата, но пленок любого вида – не более десяти к одному аппарату. У меня было как раз наоборот – один «Зенит-ТТЛ» и более двух десятков черно-белых и цветных пленок, которые я собирался чередовать и расходовать, не заботясь об экономии. На следующий день перед таможней пришлось мне и другим, оказавшимся в таком же положении, искать в группе фотолюбителей, у которых пленок меньше нормы.

Ночлег получился коротким, утреннюю побудку сделали в шесть часов и еще до семи потребовали покинуть судно, не оставляя в каютах ничего из личных вещей. Так же организованно, как накануне, забрали вещи из камеры хранения, никто не заявил о пропаже, и я вздохнул с облегчением. Дело в том, что вчера вечером, при повторном пересчете, количество мест не сошлось – очевидно, кто-то, несмотря на предупреждение, все-таки унес с собой сумку или пакет.

Корешков опять появился не сразу, руководители групп ночевали в гостинице, и группа снова начала приставать ко мне, полагая, что пора что-то делать: собирать паспорта, сдавать лишние деньги на общий аккредитив и так далее. Наконец руководитель пришел, и всем активистам группы сразу нашлась работа: раздать бланки деклараций, потом их собрать, рассортировать путевки по классам и номерам кают для регистрации, получить в отделении банка чеки для расчетов на корабле, обменять внутренние паспорта на заграничные. При этом Корешков то и дело что-нибудь путал, забывал, с чего начал, давал превратные толкования указаниям вчерашнего инструктажа и таможенным правилам. Меня это немного удивило, но со временем я убедился, что это ему свойственно. За всеми делами время пролетело незаметно, и это было куда лучше, чем провести несколько часов в пассивном ожидании. Наконец группа управилась с документами и деньгами, прошла таможню без происшествий и вернулась на судно уже полноправными пассажирами.

«Армения» и ее обитатели

Теперь настало время ближе познакомиться с теплоходом, который принял нас на три недели, но, в отличие от нас, воспоминаний об этом, наверное, не сохранил. Поначалу я на каждом шагу сравнивал «Армению» с «Профессором Визе», на котором не так давно провел два с лишним месяца в Норвежском море и Северной Атлантике. Сравнивать было легко, поскольку у них много общего – тип, возраст и место постройки (если не путаю, Висмар, ГДР, около 1965 года). Во многих отношениях это получалось не в пользу «Армении» и даже наводило на мысль, что круиз в лучшем смысле этого слова у меня уже в прошлом.

В самом деле, на «Профессоре Визе», который немного крупнее (7000 т против 5000 у «Армении»), размещалось около 150 человек, тогда как на «Армении» чуть ли не столько было одной команды, а пассажиров – вдвое больше. Мне досталось место в четырехместной каюте третьего класса, не столь уж низкого, учитывая, что всего их девять, и до прихода на судно она мне представлялась большим салоном, в котором не сразу заметишь койки где-то по сторонам. В действительности это оказалось подобием вагонного купе, где разминуться двоим было почти невозможно, а одеваться по утрам приходилось по очереди. Каюта на «Профессоре Визе», пусть без душа, зато двухместная, с койками в зашторенной нише, была намного просторнее.

[Здесь стоит отметить, что наш вариант на «Армении» был не худшим. Еще в одной четырехместке организаторы выдали места двум супружеским парам. По внешности одна из них была лет пятидесяти, другая – лет сорока. Когда распределение мест было объявлено на инструктаже, более молодой мужчина возмутился и даже заявил, что это получается какая-то собачья конура. Ему примиренчески ответили, что хотели, как лучше, понимая, что отдельная каюта на двоих получается слишком дорогой. Ничего, мол, привыкнете, а может быть, и подружитесь.

Интересно, что так и сложилось. Под конец круиза я случайно услышал от одного из этих пассажиров, что все остались довольны друг другом и чувствовали себя как бы одной семьей. Подчеркну, что это было сказано в своем кругу, не для начальства, а вместо комментария лишний раз отошлю к заголовку этого очерка.]

КАРТИНЫ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ

(черно-белые фото сделаны автором, цветные – заимствованные)

Маршрут круиза на теплоходе «Армения», февраль 1984 года (вверху справа – след от моей первой в жизни загранпоездки в 1972 году)

Место действия

Музейные сувениры (ставшие бонусом к стоимости путевки)

Билеты в греческие музеи (синий штемпель, по-видимому, поставлен организаторами круиза)

Билет в музей Пикассо в Барселоне (лицевая и оборотная сторона, белый кружок – след от компостера)

Здесь половинка ватиканского билета в натуральную величину помещена для контраста рядом со стамбульским билетом в дворец-музей Долмабахче – самым большим в моей подборке

Эти открыточные виды Барселоны теперь уже никого не удивят, но надо представлять себе, насколько плохо все мы знали Испанию в первые годы после Франко. В меру образованные советские люди могли, хотя бы по импортным фильмам, составить представление о Колизее, Эйфелевой башне, типичных римских и парижских улицах и так далее. Но увидеть такую архитектуру и такое градостроительство в отсталой Испании, даже не в столице, было полной неожиданностью

«Типичная испанская деревня»

«Дама с зонтиком» и другие достопримечательности парка Сьюдадела

В углу снимка девушки из «сувенирной комиссии»: торговый работник Вера (слева) и инженер Людмила

Мальтийская столица уже от причала встретила нас архитектурными излишествами

Классический вид Колизея

Лена и Колизей

Колизей изнутри

Швейцарские гвардейцы охраняют Ватикан не очень строго

За этот случайный снимок я потом удостоился заслуженной благодарности (слева Наташа, справа Алла)

Платформа Помпеи, следующая – Геркуланум…

Один из помпейских переулков

Надеюсь, что читатель и так понял, кто есть кто, но перечислю, как это принято в документальной литературе. Слева направо: автор, Лена, Георгий, Нина Михайловна, Николай

Плита с изображением одного из местных ветров

«Стамбул, Стамбул! Последний мертвый стан последнего великого кочевья!» Как мы могли убедиться, Бунин в своем стихотворении 1905 года оказался не очень дальновиден

Только в самом конце круиза, в Стамбуле, группе показали зрелище, которое Георгия привело в восторг, а Корешкова оставило равнодушным (как он нам сказал)

Возвращение на советскую землю – самый радостный момент зарубежной поездки

Самым большим помещением, где проводились все танцевальные вечера, концерты, собрания и киносеансы, был так называемый музыкальный салон, но и он мог поместить даже при полной упаковке от силы половину пассажиров. Еще несколько десятков мест обеспечивали два бара, утренний под названием «Наири», открытый с 8 до 16, и вечерний, «Русалка», – с 16 до 24-х. Для прогулок на свежем воздухе места было тоже немного, но обычно в хорошую погоду все собирались на корме, тогда как у спасательных шлюпок было сравнительно малолюдно. Носовая часть судна тоже была не очень популярна, а на пеленгаторный мостик, в отличие от «Профессора Визе», вход пассажирам был закрыт.

С информацией, не считая разве что объявлений о распорядке дня и ресторанного меню, на «Армении» обстояло плохо. На «Профессоре Визе» (конечно, не ради любопытства, а в интересах дела) текущие координаты, курс и скорость судна были выведены на дисплей для всеобщего обозрения. Здесь же не было ничего, кроме небольшой карты с грубой схемой маршрута, но без отметок пройденного пути. Удивило меня и то, что от прошлых рейсов здесь не осталось для обозрения ни стенгазет, ни фотомонтажей, ни выставки подарков, хотя, как вскоре можно было убедиться, такие материалы у команды накапливаются в изобилии.

Об экипаже судна мне здесь сказать почти нечего. Свои обязанности они выполняли четко, а в другое время мы их почти не видели – настолько строго были отделены помещения команды от пассажирских. Для общения с туристами на круизном судне существуют помощник капитана по пассажирской работе и дежурная-информатор. Обслуживание было почти безупречным, а питание по обилию, качеству и разнообразию превзошло все ожидания. Подозреваю, что средиземноморский круиз многим его участникам больше всего понравился именно этой стороной.

Дирекция круиза, хотя и была по своему служебному положению ближе к рядовым туристам, чем комсостав судна, общалась с нами ненамного больше. Не буду настаивать, если кто-нибудь меня опровергнет, но мне представляется, что должности директора круиза и его заместителей – сугубо паразитические. Будучи якобы на работе, эта публика пользуется всеми благами, которые предоставляет судно, и не несет на нем обязанностей. На берегу она распоряжается временем по своему усмотрению и может подсаживаться в экскурсионные автобусы, а все повседневные хлопоты и беспокойства в основном выпадают на долю руководителей групп.

На «Армении» не все, но многие из администрации были армянами, в том числе и директор круиза – средних лет, лысый, круглолицый, усатый, в очках, и по внешности настолько добродушный любитель пожить в свое удовольствие, что сердиться на него было невозможно, даже если он этого и заслуживал. Может, он еще в детстве сказал себе: «Когда вырасту, непременно стану директором круиза» (правда, потом я узнал, что это у него занятие временное, а постоянно он работает директором гостиницы в Ереване, что в своем роде должно быть не хуже). Заместители у него были по культмассовой работе, по паспортам, по режиму и по чему-то еще, но нам по ходу рассказа предстоит встретиться только с одним из них.

Еще одна категория участников круиза – переводчики, по одному на каждую группу. В нашем случае все они были от московского «Интуриста», один мужчина и шесть женщин (среди руководителей соотношение было обратным). Смысл их работы состоит в том, что за границей почти нет гидов, говорящих по-русски, но все они владеют каким-нибудь из основных европейских языков. Соответственно группа, в зависимости от того, какой у нее переводчик, постоянно попадает к англо-, франко– или немецкоязычным гидам. Если какой-нибудь турист имеет неосторожность владеть тем же языком, ему не запрещено непосредственно обращаться к гиду, но и не очень рекомендуется. Считается, что гиды не любят, когда им мешают рассказывать, а информации сообщают столько, за сколько им уплачено. Поэтому свои вопросы следует задавать переводчице, а она уже сама побеседует с гидом, когда сочтет уместным.

Нашей группе досталась англоязычная переводчица Марина Дмитриевна – лет тридцати пяти, не очень симпатичная и не очень интеллигентная. Мне и дальше придется называть ее полностью, поскольку в группе была еще просто Марина. С нашей переводчицей я общался мало, но в жизни группы она занимала довольно заметное место, и мой рассказ без нее не обойдется. Корешков же постоянно был от нее в восторге – наверное, ему казалось чудом, что можно просто так, без подготовки и шпаргалки, выслушать несколько фраз на английском языке и передать их по-русски своими словами.

Основная работа не очень обременяла наших переводчиков, но в круизе у них были и другие обязанности. Перед заходами они читали по трансляции географические справки о странах посещения, а иногда по судну объявлялось: «Переводчикам зайти в сто четвертую каюту со списками». Какие у них могут быть списки, кроме списков иностранных слов, я так и не узнал.

Туристы из других групп в этом повествовании будут участвовать лишь изредка. Можно перечислить, откуда были эти группы: Эстония, Крым, Горьковская, Кемеровская, Воронежская и Сумская области. Эстонская группа почти вся состояла из мужчин, выделялась некоторой интеллигентностью и повышенной практичностью. Остальные группы были смешанными и неразличимыми. Ближе к концу нам еще предстоит познакомиться чуть больше с воронежцами и сибиряками.

Теперь, наконец, настало время представить читателю некоторых из моих спутников по круизу. Начну с соседей по каюте.

Руководитель группы Корешков – почти точно мой ровесник, бывший комсомольский активист и спортсмен, уже заметно потерявший форму, но еще не очень постаревший. Поражало, как такой симпатичный и недалекий парень мог дорасти до руководства наукой в областном масштабе. По образованию он историк и даже кандидат наук, несколько раз перед круизом и по ходу его сообщил мне, что сейчас работает над статьей для журнала «Вопросы истории КПСС», но в повседневном общении это никак не проявлялось. Можно понять невежество сухопутного человека во всем, что связано с морем, кораблем и погодой (я и сам в одном из разговоров был уличен в совершенном незнании знаков различия у комсостава нашего судна). Труднее оправдать пробелы в географических знаниях, даже на уровне обзорной карты средиземноморского круиза. Что же касается истории, то на протяжении всего рейса Корешков не расставался с толстой, сильно потрепанной книгой – псевдодокументальным романом «Тайны войны», очень популярным в 50-е годы, когда такие вещи были в новинку. После нескольких страниц он обычно засыпал, за три недели одолел меньше половины этой книги, но очень высоко ее оценивал и настоятельно рекомендовал всем нам.

По своим представлениям об окружающем мире Корешков – типичный коммунист 80-х годов, твердо усвоивший, что всё действительное разумно, а всё разумное – действительно. Это я почувствовал сразу и никаких разговоров на сколько-нибудь интересные темы с ним не заводил.

Георгий Борисович, он же Гоша, – инженер из города Апатиты, на десять лет старше меня и Корешкова, крупный, сильно поседевший, краснолицый, весельчак, любитель спиртного, очень самоуверенный внешне (но не всегда, как мне показалось, на самом деле). Его общительность и мальчишество иногда выглядели естественно, иногда несколько преувеличенно. Корешкову он непрерывно отравлял жизнь всевозможными шуточками, а нередко и поступками, плохо приличествующими советскому туристу. Был в меру умен и начитан, но в этом отношении знакомство с ним для меня событием не стало.

Хочу предупредить, что фамилии в моем рассказе никакого значения не имеют. Если я Корешкова называю по фамилии, а других – нет, то это только потому, что мы его так обычно и называли. Читателю лишняя информация тоже не обязательна, ему важнее, чтобы действующие лица были легко различимы.

Четвертый пассажир нашей каюты был молчалив, малозаметен, я с ним почти не общался, и здесь можно будет без него обойтись, хотя это ни в коем случае не характеризует его с плохой стороны. Правда, одно обстоятельство, связанное с ним, заслуживает особого упоминания.

В первый же день рейса наш сосед достал толстую книжку-ежедневник, начал в ней что-то писать и пояснил любопытствующим, что твердо решил всю ее заполнить путевыми впечатлениями. Когда Корешков попросил его поделиться своими наблюдениями, тот не стал отказываться и прочел вслух всё, что у него получилось. Это оказались обычные дневниковые записи с непритязательным юмором и столь же непритязательными вставными четверостишиями, иной раз открыто или завуалировано нецензурными. После этого мне уже легко было сознаться в аналогичной слабости и вести в дальнейшем дневник, не скрывая этого. Читать вслух по примеру соседа я отказался, Корешков вроде бы не настаивал, но, разумеется, все свои записи я вел очень осторожно, опасаясь не столько своих товарищей по группе, сколько интереса со стороны таможенников на обратном пути.

Как водится в условиях организованного отдыха, следующий круг знакомых составился за столом в ресторане. Я попал в общество троих женщин, которые еще от Мурманска образовали устойчивую компанию и ни в ком больше не нуждались, но трехместных столиков в ресторане не было. Здесь я коротко скажу о каждой, хотя, как правило, мы будем встречаться с ними только вместе.

Алла – преподавательница музыкальной школы, брюнетка немного восточного типа, в очках, что придавало ей строгий учительский облик. Наташа была скорее похожа на француженку, как их принято себе представлять, – маленькая, худая, с некрасивым лицом и большими выразительными глазами. В списке группы она именовалась «художественным редактором», но, как я понял, причастности к искусству это не означало. Алла и Наташа были подругами по Мурманску, но одна попала в группу сразу, а другая – из резерва, поэтому их поселили в разных каютах. Третья, Марина, соседка Аллы по каюте, полная искусственная блондинка с немного кукольным лицом, работала медсестрой на станции скорой помощи. Всем троим было за тридцать, первые двое – замужем, о третьей я ничего определенного в этом отношении не узнал. Зато после круиза узнал кое-что другое.

На обратном пути в поезде (к этому времени упомянутая тройка уже отделилась от группы и вернулась в Мурманск самолетом) Корешков под страшным секретом сообщил мне, что одна из женщин нашей группы выполняла деликатную миссию – наблюдать за всеми остальными и доложить результаты наблюдений в некое учреждение, имеющее отношение к зарубежному туризму. Правда, Корешков тут же добавил, что ничего существенного в докладе Марины не оказалось, но я чуть ли не впервые в жизни порадовался своему неумению общаться с противоположным полом.

Второе после Корешкова место в группе по общественному положению занимала Нина Михайловна Рыжова, главный редактор газеты «Кировский рабочий» (это историческое название, газета выходит в Апатитах и предназначена для обоих городов). В противоположность ему, она оказалась женщиной думающей и эрудированной, без опасений высказывалась в любой компании и по любому поводу. Показательно, что она была единственным человеком в группе, проявившим интерес к моей работе. За свои сорок с небольшим лет (правда, мне она показалась немного старше) Нина Михайловна успела попутешествовать чуть ли не по всему Союзу и по многим зарубежным маршрутам, но европейское Средиземноморье и ей было в новинку.

Коля Симонов, тридцатилетний инженер из Кировска, тоже был ветераном зарубежного туризма, причем с круизным уклоном – этот рейс получился для него чуть ли не пятым по счету. Нельзя отказать ему в уме и образованности, но эрудирован он тоже был скорее по-круизному – анекдоты, напитки, музыка, кубок Рубика, литературные новинки и так далее [интересно, что тогда литература могла стоять в таком ряду]. Близкого знакомства я с ним не завел, но мы то и дело оказывались в одной компании, поэтому и здесь он будет упоминаться нередко.

Осталось познакомить читателя со своей сослуживицей, которая, как было сказано выше, в конце концов все-таки попала в это путешествие. По характеру работы я поневоле знаю анкетные данные наших сотрудников, так что могу здесь привести самые существенные. Елена Борисовна закончила десять лет назад Ленинградский университет, в нашем институте работает инженером. Поскольку инженеры у нас есть посредственные и плохие, она относится к числу первых. Для нее самой это вряд ли очень важно, ее отец и муж – научные работники куда более высокого ранга, а сын учится в третьем классе и тоже подает надежды. В круиз могла бы поехать с мужем, но он сказал: «Чего я там не видел». При всем этом, особенно по контрасту с моими партнершами по сувенирной комиссии, Лену скорее можно было принять за десятиклассницу, которой разрешат пользоваться косметикой не раньше выпускного вечера.

Как я недавно прочел, психологи установили, что в сознании людей по отношению ко многим женским и мужским именам сложились устойчивые стереотипы внешности и поведения. В нашем случае это было близко к внешнему впечатлению: «Лена – создание почти ангельское. Она худенькая, светловолосая, серьезная, умная и приветливая».

Справедливости ради приведу и свой стереотип: «Сергей – среднего роста, сильный, крепкий, спортивный. Он добрый и веселый, озорной, но не обязательно умен. В целом он, безусловно, вызывает симпатию».

В самом начале поездки Лена и Гоша как-то очень скоро нашли общий язык и составили неразлучную пару вплоть до прибытия обратного поезда Москва – Мурманск на станцию Апатиты. На каждом шагу Георгий оказывал ей разные мелкие знаки внимания, наподобие того, что во время экскурсий водил ее, обняв за талию, вокруг объектов показа или, отдыхая на палубе в соседнем шезлонге, расстегивал верхнюю пуговку на блузке для большего комфорта. Если учесть, что, на первый взгляд, он мог показаться чуть ли не втрое ее старше, легко представить себе, какое впечатление производили они на всех обитателей «Армении».

Итак, наше затянувшееся знакомство подошло к концу, и можно перейти собственно к путевым заметкам. Но для того, чтобы не возвращаться многократно к некоторым особенностям круизной жизни, придется поместить перед началом плавания еще один вводный раздел.