Текст книги "Очерки круизной океанологии"

На площади перед собором нас ненадолго распустили пофотографировать швейцарских гвардейцев, что я сделал сначала издали, а потом и вблизи, убедившись, что клерикальная дисциплина не препятствует им стоять в свободных позах и болтать с девушками. Кроме того, в центре площади я заметил и сфотографировал небольшую метеорологическую достопримечательность. Вокруг обелиска в мостовую заделаны плиты, на которых написаны стороны света и соответствующие им местные ветры: левантиец, сирокко, трамонтана и так далее. Если бы я тогда догадался записать все их названия, а потом нашел бы в литературе что-нибудь об истории этих плит, могла бы получиться небольшая заметка для популярного издания – снимок как раз вышел удачным.

Увидев воочию грандиозность собора и богатства ватиканского музея, легко представить себе, как это должно действовать на воображение убежденных католиков в разных концах земного шара, хотя бы только по рассказам очевидцев. И если в первые послевоенные годы во львовской квартире сидел Ярослав Галан и писал, что Ватикан – это не более, чем гнездо убийц и развратников, а самое передовое в мире искусство – социалистический реализм, венчаемый Сталинскими премиями, то легко понять, чем это для него кончилось.

Подобными соображениями, на справедливости которых я не настаиваю, можно закончить наше знакомство с Ватиканом. В оставшиеся полтора дня я в ту сторону больше не ходил, а ватиканская стена в створе соседних с гостиницей улиц уже стала привычной деталью городского пейзажа.

После обеда у нас по программе было свободное время, и я собирался использовать его целенаправленно. На этот раз я самоуверенно решил, что содействие Марины Дмитриевны мне не понадобится. Дело в том, что с собой у меня была недавняя газетная вырезка со статьей «Гоголь в Риме», и начиналась она так: «На знаменитой римской площади Испании, как раз напротив прославленной “испанской лестницы”, есть большой книжный магазин, в котором всегда богатый выбор книг русских и советских авторов. На по четном месте здесь исстари стоят издания Николая Васильевича Гоголя…», и так далее.

Площадь Испании достаточно интересна сама по себе, экскурсионный маршрут через нее не проходил, а от гостиницы до нее было не так далеко, заведомо меньше часа ходьбы. Но перед обедом Корешков объявил, что удалось договориться насчет автобуса, который отвезет нас в район вокзала Термини, где магазины многочисленны и дешевы. При этом отделиться от группы было нельзя, потому что часа через три автобус должен был подъехать на то же место и увезти нас на ужин в «типичном ресторане».

Для меня это не очень меняло дело, от Термини до площади Испании тоже не так далеко, и оставалось только точно выяснить место, где нас высадят. Это оказалась площадь Санта Мария Маджоре с приметной башней одноименной церкви, которая тоже относится к числу главных римских памятников архитектуры. Поскольку поездка была не экскурсионной, об этом, наверное, мало кто в группе догадался. Вокзал был отсюда в одном квартале, и те, кто не собирался заходить дальше него, заблудиться не рисковали.

Я для порядка сказал Корешкову, что наши женщины не настроены на дальнюю прогулку, а мне хотелось бы дойти до площади Испании, что он вынужден был принять к сведению и возражать не стал. Нине Михайловне, которая до этого проявила интерес к моим книжным планам, я не стал ничего говорить ввиду ее коварства, с другими тоже не делился. Если бы я и в самом деле попал на что-нибудь интересное, то потом мог бы показать свои приобретения и навести на книжный магазин тех, кто этого заслуживает.

Времени впереди было много, для начала я завернул на Термини, где получил из рук какой-то энергичной девушки листовку о борьбе с голодом, с грустью посмотрел на табло, обещавшее в течение ближайшего часа отправление поездов на Милан, Неаполь, Париж и Франкфурт-на-Майне, а потом купил свежий номер «Интернешнл Геральд Трибюн», снова почувствовав себя европейцем в Европе. Ближайшим надежным ориентиром была полукруглая пьяцца Репубблика, откуда следовало пройти вперед по широкой торговой виа Национале и не пропустить поворот направо, на узкую прямую улицу, ведущую прямо к площади Испании и по пути дважды меняющую название. Для меня это прежде всего была виа Систина (Сикстинская). Так называется отрезок улицы, примыкающий к площади Испании, и как раз на нем находится первая гоголевская достопримечательность – дом со старомодной мемориальной доской и русским текстом на ней: «Здесь жилъ в 1838–1842 гг. Николай Васильевич Гоголь, здесь писалъ “Мертвыя души”. Затем следует итальянский перевод этой надписи, и в конце: «La colonia russa di Roma, 1901».

Окончательно уверившись, что газетная статья ведет по правильному пути, я вышел на площадь, полюбовался видом, который открывается с верхней площадки знаменитой лестницы, и не спеша спустился туда, где в самом деле было много всевозможных витрин. Еще издали бросилась в глаза надпись «Galeria Russo». Название показалось немного необычным для книжного магазина, но я решил оттянуть удовольствие, обошел площадь по всему периметру и только после этого увидел, что в действительности это художественный салон, названный, как можно было предположить, в честь Анри Руссо.

Теперь уже было, от чего забеспокоиться. След оборвался, и начинать приходилось с нуля, с расспросов неизвестно у кого – на Марину Дмитриевну надежды было мало. Правда, одна маленькая витрина с итальянскими книгами на этой площади все-таки нашлась. Я не сразу сообразил, что вход надо искать в соседнем подъезде, а когда попал в магазин, то увидел, что внутри он сравнительно большой, на полках много мировой классики, в том числе и русской – на итальянском языке, разумеется. Позже до меня дошло, что газетная вырезка ничего сверх этого не обещала. Приврала она только в том, что никакого почетного места для сочинений Н. В. Гоголя здесь не было отведено, и теперь я не могу припомнить, была ли там хоть одна его книга.

Здесь, как и во многих других магазинах, было несколько полок со случайным набором литературы на английском, французском, немецком и, возможно, испанском. Осмелев, я обратился к продавцу со своим вопросом (здесь и дальше я пытался объясниться по-английски или по-французски, добавляя для верности «либро руссо»). В отношении своего магазина он ответил отрицательно, но потом добавил: «Пьяцца Венециа».

Это было совсем неплохо. Искомый магазин мог переехать, и продавцу об этом лучше знать, чем журналисту, который, возможно, несколько лет держал свою заготовку в столе в ожидании гоголевской даты. Отсюда я собирался выйти на площадь Пополо и вернуться назад по виа дель Корсо, что привело бы меня именно на площадь Венеции. Времени по-прежнему оставалось много, и для начала я нашел поблизости вторую гоголевскую достопримечательность, о которой говорилось в статье, – кафе «Греко».

Очевидно, здесь и в самом деле есть медальон на стене с портретом Гоголя. Я его не заметил. Дело в том, что это кафе явно живет своей причастностью к литературно-художественному миру. Здесь полно рисунков, автографов, статуэток, всё это связано со знаменитыми посетителями прошлого, из которых мне запомнился только Марк Твен, и в то же время это обычная точка римского общепита, где по идее надо садиться за столик и делать заказ. Не думаю, что меня бы выгнали, если бы я стал вести себя здесь, как в музее, но все другие посетители были заняты своим прямым делом, поэтому я только прошел три или четыре маленьких зала этого кафе, сделал вид, что мне здесь не понравилось, и вышел обратно на улицу.

[Вот мы и пересеклись с «Простаками за границей», но тогда я об этом не знал. Так же, как и о других великих посетителях, среди которых, оказывается, были Гете, Паганини, Лист, Бизе, Стендаль, Шопенгауэр, Торвальдсен – это сведения из книги Зинаиды Шаховской.]

Дальше мой путь лежал по виа Бабуино (приятно упомянуть название, зная, что оно уже само по себе доставит удовольствие читателю). Здесь я зашел еще в один магазин – фирменный англоязычный «Лайонс». Как можно было потом сравнить, цены на однотипные издания здесь раза в полтора выше, чем в нефирменной торговле. При желании можно было уйти отсюда с «Лолитой» Набокова или «Любовником леди Чаттерлей» Лоуренса, в наше время они признаны серьезной литературой, но вряд ли я смог бы это доказать при обратном пересечении границы в Одессе.

На площади Пополо я не задержался, часть ее архитектурных красот была в лесах (почти во всех увиденных нами городах это означает металлические конструкции, задрапированные полупрозрачной зеленой сеткой). А знаменитая Корсо оказалась очень узкой, пешеходной, красотой зданий не отличалась, о прочих же ее достоинствах судить было трудно. Можно упомянуть разве что маленькое происшествие в духе «туристико совьетико», когда меня нагнала молодая блондинка, невзрачная, но не вульгарная, и о чем-то со мной заговорила. Я поспешно ответил «don’t understand» и «но компрендо», и теперь уже никогда в жизни не узнаю, что могло бы последовать при ином ответе – вероятно, что-нибудь совсем безобидное.

Наряду с Корсо главной римской улицей считается виа Венето, которую я видел только из окна автобуса. На ней выделяется здание отеля «Эксцельсиор», о котором гид сказал, что он лучший в Риме. Здание внушительное, но в Барселоне на такое вряд ли стали бы специально обращать внимание.

На площади Венеции магазинов немного, книжных не оказалось вовсе, и только в соседнем переулке я нашел один, сравнительно большой. Но и здесь ни одной русской книги не нашлось, а ответ продавца был понятен без перевода: «Итальяно соло». Второй след был потерян столь же безнадежно.

Отсюда до Санта Мария Маджоре было недалеко, запас времени всё еще оставался, и с досады я зашел… в музей восковых фигур. Он помещается вроде бы тоже на площади Венеции, но на билете и в программке указан адрес: «площадь Святых Апостолов».

Музей меня скорее разочаровал. Не могу сравнить его с каким-либо еще, но сходство фигур с живыми людьми довольно формальное, и спутать одних с другими можно только издали, когда видишь их в полумраке. Здесь, конечно, есть мировые знаменитости с обоих концов политического спектра, но особых эмоций они не вызывают, кроме разве что слегка карикатурного и все-таки добродушного и располагающего к себе Хрущева. Итальянец может вынести из этого музея куда больше информации: здесь и римские папы, и Медичи, и Борджиа, и более положительные итальянские деятели вплоть до наших дней. Судя по рассказам тех, кто был в барселонском музее, римскому очень недостает шевелящихся фигур, орудий пыток и прочих ужасов в натуральную величину. Но если бы они и были, то вряд ли я смог бы оценить их в полной мере. Уже купив билет, я вдруг осознал, что на самом деле времени до сбора группы остается не так много, прямой дороги к Санта Мария Маджоре я еще не знаю, и задерживаться здесь больше четверти часа никак не следует. К этому времени на улице уже стемнело.

Выйдя из музея и не разобравшись до конца в карте, я попал к подножью темного холма, где надо было или подниматься по лестнице в неопределенность какого-то парка, или возвращаться назад. Пришлось выбрать второе, отыскать виа Национале, которая в этой своей части не очень отличается от соседних переулков, и оттуда благополучно дойти до места, пусть и не самым прямым путем. Группа была почти вся в сборе, но на условленном перекрестке под ветром и мелким дождем коченели только Корешков и еще два-три человека. Остальные коротали время в ближайших магазинах, которые, наверное, уже успели выучить наизусть. Я в этом месте оказался впервые, но тоже успел заскучать, поскольку в ожидании автобуса прошло еще полчаса.

Когда садились в автобус, я все-таки рассказал Марине Дмитриевне о своей неудаче. Она заинтересовалась и тут же спросила о таком магазине у Сильвии.

– Нет, – ответила Сильвия. – На площади Испании нет магазина советской книги. Это на площади Республики. Там общество «Италия – СССР» и большой магазин, очень много советской литературы.

И тут я понял, как был неправ, положившись только на свой источник неверной информации и оставив его в секрете от группы. Площадь Республики отсюда в двух шагах, и если бы мне сказали о ней раньше, то сейчас я был бы уже с покупками или, в худшем случае, знал бы, что должен распорядиться своими лирами как-то иначе. Теперь оставалось рассчитывать только на завтрашнее свободное время и снова потратить его на этот район, вместо того чтобы освоить еще какую-нибудь интересную часть Рима.

В этот день в Москве хоронили Андропова, но предусмотренный программой ужин был без концерта, и на него траурные ограничения не распространялись. В темноте трудно было точно определить, куда нас привезли, но по дороге мы снова миновали Колизей, над которым к тому же светила полная луна, так что мы между делом обогатились еще одним классическим римским впечатлением.

Ресторан, как и в Афинах, имитировал рыбацкую таверну. Здесь тоже накормили посредственно, причем в течение первого часа ничего, кроме соломки, к столу не подали. Зато на вино не скупились, а в нашей группе была и водка. Этот ужин совпал с днем рождения одного из туристов, в таких случаях в круизе обязательно что-то делается в честь именинника. Из-за траура пришлось обойтись без шумных тостов и поздравлений, но водка так или иначе была куплена на коллективные деньги целевым назначением, поэтому Корешков обошел столы и налил всем желающим.

Увидев, что мои соседки по «Армении» нашли себе столик на троих, я занял первое попавшееся место в углу общего стола и в результате оказался в окружении Георгия, Лены и мончегорской учительницы, которую мы потеряли было в Барселоне. Учительница отличалась безмятежной глупостью и самоуверенной начитанностью, даже самые вызывающие шуточки Георгия воспринимала очень серьезно. Лена тихо веселилась, изредка пытаясь его сдержать, особенно когда Георгий, не очень даже понизив голос, заявил: «И эта стерва учит наших детей!» Я до этого думал, что она преподает географию, поскольку, записывая в блокнот рассказы гидов или выпрашивая в киосках мелкие монеты на размен, она постоянно поясняла, что делает это для школьного кружка. Но потом я узнал, что ее специальность – русский язык и литература.

– У меня логический склад ума, поэтому мне больше нравится преподавать язык, особенно грамматику. Литература мне дается хуже. А вообще я в молодости не собиралась быть учительницей. Это война меня сделала учительницей.

«Ах, война, что ты, подлая, сделала», – подумал я, но, не в пример Георгию, вслух этого не сказал.

Вскоре в нашем углу установилось приподнятое настроение, при котором даже обычные высказывания казались верхом остроумия. Например, когда всё та же учительница поинтересовалась:

– Сергей Львович, я всё думаю и не могу определить: вы партийный или научный работник?

– Нет, не партийный. Точнее даже можно сказать, что я беспартийный научный работник.

Если читатель еще не забыл о трауре, то на всякий случай скажу, что мы вовсе не выделялись на общем фоне. Концерта не было, но в ресторане без музыки не обходится, между столами ходил маленький оркестрик в народном стиле. Георгий, ни в чем не знающий меры, не уставал восхищаться пожилым солистом и стройностью его фигуры, в которой я не мог усмотреть ничего особенного. Публика с «Армении» приняла этот оркестр восторженно, особенно когда он перешел на «Калинку» и прочее в том же роде. Вершиной этого вечера стал момент, когда Корешков полез к солисту обниматься и подарил ему тульский самоварчик, который так изводил меня своей развинченностью.

Под впечатлением этих событий я сказал Лене и Георгию, в надежде, что остальные меня не услышат:

– Говорят, что никто никогда не придумал ни одного анекдота, а у меня, кажется, сейчас получился: «И предстал Юрий Владимирович перед Святым Петром, а тот ему говорит: “Так и быть, я тебя пропущу в рай, но сначала ты посмотри, как твои люди радуются…”»

На следующее утро нам слегка испортили настроение, объявив, что после завтрака будем выселяться из всех номеров, кроме двух, условно мужского и женского, куда можно занести вещи. Жаль было досрочно покидать свою маленькую комнату № 67, к которой я уже слегка привязался. Если когда-нибудь приеду в Рим свободным человеком, на что, честно говоря, надежды мало, то непременно попытаюсь заказать этот номер на столько дней, сколько смогу оплатить. Сейчас он стоит сорок тысяч лир в сутки, чуть меньше, чем у меня к этому времени оставалось на руках.

[Как сказано Андреем Вознесенским: «Было нечего надеть, стало некуда носить». Зачем он мне сейчас, этот Рим?]

Сдав ключи от комнат, поехали на третью и последнюю экскурсию по Риму – тоже интересную, но подробностей, заслуживающих упоминания, от нее осталось немного. Посмотрели еще один большой музей, виллу Боргезе (Рафаэль, Канова, Бернини и так далее), потом побывали в Пантеоне, примечательном только своей огромностью и мрачностью. Заглянули в церковь, если не путаю, Святого Людовика, причем переводчица подчеркнула, что это сверх программы, благодаря любезности Сильвии. Церковь известна тем, что там хранится некая картина Караваджо, но после виллы Боргезе созерцание еще одного полотна старого мастера мало что дает рядовому туристу. Кроме того, эта церковь – своего рода мемориал французам разных времен, умершим или погибшим в Риме, в том числе и в армии союзников в 1944 году. Закончилась экскурсия на красивой овальной площади Навона, которую лучше всего пред ставить себе по фотографиям, чем по моему описанию, если бы я за это взялся.

После обеда группа в последний раз получила возможность погулять по Риму, но уже без доставки автобусом в центр города и обратно. Те, кому Рим успел надоесть, могли отдохнуть, примостившись между дорожных сумок в одном из двух оставленных нам номеров или в холле у телевизора. Я твердо решил довести до конца свои поиски и отправился в прежнем направлении, уже не отпрашиваясь у Корешкова.

И на этот раз времени было много, а римские магазины в середине дня тоже подолгу закрыты. На площади Кавура я купил следующий номер «Интернешнл Геральд Трибюн», и теперь, учитывая еще приобретенный накануне «Ньюсуик» с большим обзором наших событий, мне уже было над чем поработать. Для начала я посидел немного с газетой у памятника Кавуру (заурядная фигура в сюртуке, недаром этого либерала так обличали Герцен и другие наши демократы). Потом, перейдя одноименный мост, по виа Кондотти вышел на площадь Испании, и дальше уже пошли знакомые места. По обе стороны лестницы расположились бродячие художники, один из них заметил, что я заинтересовался забавным шаржированным портретом Рейгана и попытался мне его продать, но безуспешно. Дальше по дороге я вступил в еще один контакт с иностранцем, который спросил меня, говорю ли я по-английски, после чего объяснил, что он студент из Германии, поиздержался в дороге и нуждается в материальной помощи. Я честно ответил, что являюсь советским туристом, и у нас нет свободных денег (или лишних – смотря как перевести «spare money»). Выразив по этому поводу взаимное сожаление, мы дружески расстались.

Несколько раз обойдя небольшую площадь Республики, ничего на ней не обнаружив и уже свыкнувшись с этой цепочкой разочарований, я свернул на соседнюю улицу и увидел на ней еще один большой разноязычный магазин. Здесь наконец-то оказались две очень скромных полочки «либро русо» с небольшим и явно случайным выбором: отдельные произведения Толстого, Чернышевского, Некрасова (поэта), почему-то Александра Бека. Не считая очень невзрачного сборника Евтушенко, здесь заслуживал внимания разве что «Доктор Живаго», выпущенный на русском языке издательством Фельтринелли. Но было очевидно, что на одесской таможне Фельтринелли не встретит понимания.

Теперь я уже был уверен, что это и есть настоящий магазин, а слова Сильвии о большом выборе – всего лишь известная любовь итальянцев к преувеличениям. По-настоящему большой выбор был здесь на английских стеллажах. Я их не спеша просмотрел и уже наметил было кое-что из беллетристики, опять-таки не будучи уверен в ее таможенной чистоте: Герберт Бейтс с его рассказами о странных людях и странной любви; респектабельный «Наполеон из Ноттинг-Хилла» Честертона; таинственная «Мантисса» Фаулза, о которой я позже прочел, что в ней этот талантливый писатель, к сожалению, впал в сугубую порнографию; Воннегут, Апдайк и еще несколько авторов, из которых пришлось на оставшиеся деньги выбрать кого-то одного. Но сначала я подошел к продавщице и попытался на англо-франко-итальянском диалекте выяснить, есть ли у них «либро русо» помимо тех, что стоят на полках.

– Вы интересуетесь советскими книгами? – вдруг спросил меня оказавшийся по соседству курчавый парень в очках. – Но здесь рядом есть большой книжный магазин на пьяцца Репубблика. (Всё это было сказано по-русски.)

Еще не осознав всю невероятность такого стечения обстоятельств и не догадавшись хоть на этот раз узнать координаты магазина со всей определенностью, я поблагодарил и сразу поспешил обратно на площадь. Стоило хотя бы полюбопытствовать, с кем я имею дело – итальянцем или своим соотечественником. Скорее первое, поскольку здесь рядом университет и общество «Италия – СССР», а соотечественник вряд ли с ходу меня понял бы и проявил такое участие, не выяснив для начала, кто я и откуда.

Витрины и вывески на площади Республики за последние полчаса не изменились, и это означало, что я так и не приблизился к цели. В надежде, что границы этой площади как-то размыты, я сделал круг побольше и дошел почти до Термини, где название уже заведомо другое – площадь Пятисот. Увидев еще один большой магазин «соло итальяно», я подошел к продавщице с тем же вопросом и услышал в ответ: «Пьяцца Санта Мария Маджоре».

Первым побуждением было поспешить на эту площадь, несмотря на то что утром мы видели все ее четыре стороны. Но тут до меня дошло, что это всего лишь известное свойство южных людей – если они чего-то не знают, то предпочитают для определенности от ветить что-нибудь наугад, чтобы не огорчать любознательного иностранца.

Поблизости выстроились в ряд ларьки мелких книготорговцев и букинистов (это вообще какой-то чересчур книжный район). Я стал спрашивать подряд продавцов и редких покупателей, выбирая тех, кто с виду заслуживал большего доверия. И здесь мне повезло во второй раз, может быть, не так эффектно, как в первый, но без помощи этого приятного человека средних лет я так и ушел бы обратно с пустыми руками. Мало того что он хорошо говорил по-английски и знал о существовании магазина советской книги, он еще сумел объяснить мне на уровне моего восприятия этого языка, что искать его следует не с тротуара, а внутри дома, где помещается общество «Италия – СССР». Получив наконец верный курс, я легко нашел среди множества мелких табличек необходимую, дальше в безуспешных поисках поднялся на пятый этаж и попал там – опять-таки не в магазин, а в контору самого этого общества. Здесь меня приветливо встретили, поздоровались по-русски и, наверное, немного разочаровались, поняв, что перед ними не новый друг Советского Союза, а гражданин этой страны, зараженный ее потребительским духом. Но тут мне указали уже точный адрес – второй этаж, за поворотом коридора, где даже нет никакого указателя, видимого с лестничной площадки.

Наверное, у наших друзей в Италии есть причины так законспирировать свой магазин. Внутри он выглядит вполне обычно, выбор большой, но не превосходящий того, что можно застать в Болгарии, и, во всяком случае, скромнее того, что встречается в наших отделах целевого обмена.

[«Целевой обмен», «свободный обмен» – забытые понятия тогдашнего книжного дефицита. Магазин выставлял комиссионную литературу только в обмен на книги от покупателя: в первом случае на любые, во втором – строго на те, которые заказал сдатчик. В кассу магазина шли только какие-то комиссионные копейки.]

«Сбылась мечта идиота», – мог бы я себе сказать, изучая книжные стеллажи и чувствуя, как возвращаются к жизни тысячи отмерших было нервных клеток. После долгих прикидок в пределах своих сорока тысяч лир я остановился на среднеинтеллигентском наборе: Булгаков, Ахматова, Бальмонт, еще кое-что, а заодно несколько выпадающую из общего ряда «Занимательную кулинарию» В. В. Похлебкина.

Молодой продавец, похоже, не говорящий по-русски, спросил меня: «Амбассада? Консулата?». Мелькнула неприятная мысль, что сейчас мне скажут: «Клади назад», но похоже, что он всего лишь интересовался, нужна ли мне доставка по месту работы. Чувствовалось, что люди из «амбассады» и «консулаты» успели освоить эту кормушку.

Очень может быть, что все эти книжные поиски в конечном счете не стоили затраченных усилий, времени и везения. Но они сблизили меня с городом и внесли в него что-то будничное и осмысленное, чего в круизной жизни очень не хватало. А обоих встречных, которые навели меня на правильный путь, я, наверное, буду помнить дольше, чем многих своих спутников по группе.

И снова, как и накануне, я осознал, что времени остается не так много, чуть меньше часа, а от гостиницы я забрался довольно далеко. На площади Республики есть станция метро, откуда можно доехать до ватиканского района, но рисковать не хотелось: пока сориентируюсь в ценах, пока разберусь в указателях, и кто их знает, может быть, у них интервалы между поездами минут по двадцать. Поэтому я, уже не глядя по сторонам и форсируя автомобильные заторы, как ручьи по камушкам, поспешил в сторону дома. Виа Национале, виа Систина, площадь Испании, мост Кавура – всё это теперь значило не больше, чем свои домашние магазин «Океан» или улица Книповича. Возможно, я был первым в истории Вечного города, кто прошел пешком от площади Республики до гостиницы «Пасифик» ровно за 45 минут.

К гостинице я подошел без десяти шесть. Можно было догадаться, что большинству наших туристов прогулка наскучит раньше, и они будут уже в сборе, но то, что я увидел, превзошло все ожидания. Вся группа сидела в автобусе, моя сумка, как оказалось, тоже была там, а снаружи топтался один Корешков, который очень обрадовался моему возвращению и поторопил садиться, даже не поинтересовавшись, готов ли я без передышки сразу отправиться в дальнюю дорогу.

В автобусе кто-то пробурчал: «Целый час ждем», зато кто-то даже поаплодировал на радостях, что можно отъезжать. Потом Георгий мне сказал, и этому можно поверить, с некоторой скидкой на его склонность к преувеличениям:

– С тобой еще ничего, а мы с Ленкой вернулись за пять минут до тебя, и если бы ты слышал, как эти сволочи на нас понесли – что они где-то гуляют, а все должны из-за них сидеть на холоде. Еще кто-то сказал, что другие группы вообще уехали сразу после обеда, мы тут теряем время неизвестно для чего.

После того, что было сказано мною раньше о теории морских круизов, этот эпизод не нуждается в комментариях, но все-таки трудно от них удержаться. Почти все в нашей группе побывали в Риме в первый и, очень может быть, в последний раз в жизни, и почти все оказались едины в стремлении поскорее убраться отсюда. Казалось бы, так естественно опоздать с этой прогулки, засмотревшись на фонтан Треви или заблудившись в каких-нибудь романтических переулках, но большинство, очевидно, и не подозревало о такой возможности. Так или иначе, я был очень рад, что вернулся на десять минут раньше, а не позже назначенного срока.

Обратная дорога, уже в темноте, по тому же шоссе, мимо той же Чивитавеккьи, снова ничем не запомнилась. Приехали точно к ужину, во время которого публика слегка заискивающе говорила официанткам, что вот, мол, как у нас хорошо, не то что в Риме, где замучили сплошными макаронами.

После ужина к нам в каюту зашел замдиректора круиза не то по спецработе, не то по режиму. Дальше я его так и буду называть – замдиректора, поскольку другие заместители в моем рассказе не участвуют. Это был высокий брюнет лет сорока мрачноватой и мужественной внешности. Зашел он к нам без видимого повода, но уходить не спешил. Корешков смотрел на него, как кролик на удава, и вымучивал разговор на общекруизные темы. Замдиректора снисходительно заметил, что на этот раз он с группами в Рим не ездил, международная обстановка не позволила, а вообще ему из европейских столиц как раз нравятся Рим и еще, разве что, Будапешт. Потом перешли к завтрашнему Неаполю, и замдиректора сказал, что раньше оттуда была экскурсия в Помпеи, теперь ее отменили, и правильно – смотреть нечего, одни развалины, а все раскопанные ценности свезли в неаполитанский музей.

Георгий по вечерам в каюте не сидел, другой наш сосед заглянул и вскоре ушел снова, после чего мне стало казаться, что я здесь лишний. Рядом со мной на койке лежал пакет, в котором почти ничего не было – всего-навсего две газеты и один тонкий журнал. Появилось неприятное и вроде бы ничем не оправданное ощущение, что стоит мне выйти, и они сразу в него полезут. Всё же я оделся, вышел, но через три минуты вернулся обратно, приготовившись сказать, что на палубе слишком холодно и ветрено (так оно и было в действительности). Замдиректора не выдержал и раскрылся.

– А не сходить ли нам в бар и не пропустить ли по рюмке? – предложил он Корешкову.