Текст книги "Очерки круизной океанологии"

Остров Шопена и Жорж Санд

Подошли мы к нему уже вечером, в темноте, а до этого был обычный корабельно-круизный день. Утром Корешков побывал на очередном совещании руководителей и после этого радостно сообщил, что ночью мы ушли от большой опасности, когда на нас на двигался циклон, но капитан вовремя изменил курс, и мы избежали этой встречи. В свете моих знаний о рекомендованных путях плавания это было что-то новое. Мало того что такое удачное расхождение получилось в узком месте между Сардинией и африканским берегом, так этот циклон еще и не оставил никаких следов в виде сколько-нибудь заметной зыби. Однако проверить это утверждение было трудно. Часа за три до прихода по правому борту остался остров, который можно было отождествить с Меноркой, но я в этом не очень уверен.

В программе круиза это был день Украины, конкретно – Крымской и Сумской областей. В такие тематические дни руководителям групп выделялось от пятнадцати минут до получаса для рассказа по трансляции о родном крае, и было интересно, как справятся с данной задачей самая яркая и самая бесцветная области этой республики. Оба текста оказались одинаково скучными. О Крыме были сказаны только самые очевидные вещи вроде севастопольской славы и всесоюзной здравницы, а о таинственном городе Сумы можно было узнать в лучшем случае то, что он славится производством минеральных удобрений и химическим машиностроением.

Выставки сувениров у той и другой группы получились довольно заурядными – в основном безделушки, шоколадные наборы и легкие вина местного производства. Обе группы вместо стенгазет вывесили монтажи, составленные из обычных видовых открыток, после чего Корешков окончательно повеселел, еще не зная, что другие приготовили кое-что получше. Но уже было известно, что по домашним заготовкам бесспорно лидирует воронежская группа. Она, в отличие от других, состояла из передовиков производства с льготными путевками, поэтому, наверное, с них спрос был больше. Сценарий концерта им написал клубный работник, в багаже у них были платья для русских народных танцев, и чуть ли не с первого дня они начали вывешивать в холле юмористические плакаты с хорошо выполненными рисунками и на редкость беспомощными, даже малограмотными стихами.

От посещения украинского и всех следующих концертов я уклонился. Это оказалось нетрудно. Как уже говорилось раньше, мест в музыкальном салоне было мало, не выручали и приставные стулья, зрители теснились в дверях и проходе, а ценители комфорта занимали места чуть ли не за час до начала. Мне особенно нравились такие вечера, когда я знал, что все соседи по каюте застряли там надолго, и можно спокойно поработать.

Ресторан тоже объявил «День украинской кухни», хотя это относилось только к ужину. Если обычные ужины здесь были обильными, то тематические – почти смертельными. На этот раз меню состояло из винегрета почему-то с осетриной, борща, «кручеников», обычного мясного второго (гарнир всегда был сложным, чаще всего картошка и куча свежей зелени: огурцов, помидоров, салата), пирожных и фруктов – в данном случае это были груши.

Пальма-де-Мальорка, когда мы подошли к ней вечером, открылась красивым ожерельем огней вдоль полукруглого залива и ярко подсвеченным большим собором (вскоре, правда, это освещение погасло и на следующий вечер уже не возобновлялось). Чуть ли не каждые четверть часа взлетали и садились самолеты, в порту стояли белые лайнеры, и от всего этого получалось впечатление чего-то праздничного и энергичного.

Наутро при дневном свете это подтвердилось. Небольшая Копакабана с отелями, ресторанами, варьете и яхт-клубами, живописные склоны, увенчанные замком, не входившим в программу экскурсии, старый город с узкими переулками, собор, второй по величине в Испании после севильского, район новостроек, которые наш гид, явно не бывавший в Купчино, признал несколько однообразными – осталось еще напомнить о щедром февральском солнце и лазурном море, чтобы дальше можно было уже не описывать.

И в этом городе организаторы очень поскупились на экскурсионное и свободное время, но взамен предложили дальнюю разнообразную поездку через весь остров, к его восточному побережью. В Пальме мы даже нигде не выходили и ничего отдельно не осматривали, так что кроме собора запомнился разве что памятник Раймунду Луллию (1235–1315). С этим философом наша переводчица справилась не сразу, но все-таки гид сумел ей что-то втолковать, и она нам даже сообщила, что он написал 273 научных труда (чем современных ученых не удивить). За дополнительными сведениями пришлось обратиться к «Философскому словарю». «Ортодоксальный представитель реализма средневекового, доходящего у Л. до панлогизма» – зато дальше становится интересно, желающие могут убедиться сами.

Первую остановку сделали в Манакоре. На Мальорке он второй по величине после Пальмы, «вполне испанский городок», записал я тогда в дневнике, как если бы видел их десятки. И, наверное, поэтому он не удержался в памяти ни одной своей улицей или площадью. Как и Пальму, мы его посмотрели только из окна автобуса, а единственным объектом показа здесь была всемирно известная фабрика искусственного жемчуга. По маршруту этой экскурсии кроме семи автобусов с «Армении» двигалось несколько других, с французскими школьниками и еще какими-то не нашими людьми. В каждый новый пункт все приезжали почти одновременно, и создавалась толчея, в которой, к некоторой растерянности Корешкова, группу уже невозможно было сохранить как единое целое.

На фабрике показ был без объяснений, толпа просто прошла по коридорам, где за застекленными стенами работницы демонстрировали всю последовательность операций, из которой всё равно ничего нельзя было понять. Зато оттуда мы проследовали в большой магазин, он же выставочный салон, получили полчаса свободного времени и могли от души насмотреться на изделия, многие из которых не удалось бы приобрести на все доллары нашей группы вместе взятые. Тем не менее магазин при фабрике славится именно своей дешевизной, и тот, кто может покупать здесь жемчуг, помещает свой капитал довольно выгодно.

В самой дальней точке маршрута, городке Порто-Кристо на восточном берегу острова, мы не задержимся. Это очень живописное курортно-сувенирное место с небольшой бухточкой в обрывистых берегах. На Мальорке таких, если верить фотопутеводителю, многие десятки. Здесь нас тоже ненадолго выпустили на свободную прогулку, а затем повезли на главный аттракцион этой местности – концерт в пещере Драх. Название звучит как-то необычно, а переводится довольно очевидно – пещера Дракона.

Пещеры, которые мне удалось посмотреть до сих пор, тоже были за границей, но в более суровом климате – в Польше, Чехословакии, Болгарии. Капиталистическая пещера с ее сталактитами и сталагмитами, многофигурными залами, гротами, подземными озерами и искусственной подсветкой оказалась не хуже других, но удивила прежде всего тем, что была теплой – средняя подземная температура здесь +21°С. Даже случайная капля, которая срывалась с потолка и, вместо того чтобы нарастить очередную молекулу на сталагмите, попадала туристу за шиворот, не вызывала неприятного ощущения.

Переход по подземным коридорам закончился в просторном зале на берегу большого озера, где в естественном амфитеатре были установлены скамейки стадионного типа. Голос из репродуктора на четырех языках сказал что-то малопонятное о соблюдении порядка и содержании концерта. Среди слушателей больше всего было туристов с «Армении», но перевод делался только на языки конвертируемой валюты. Концерт свелся к тому, что перед нами несколько раз проплыли гондолы, освещенные свечами, и музыканты на них исполнили несколько унылых мелодий. Длилось это вряд ли больше двадцати минут, но всё же надоело.

Выбравшись на дневную поверхность, поехали обедать в местный ресторан. По дороге гид обратил наше внимание на небольшой памятник жертвам гражданской войны, где, как и в других местах Испании, похоронены противники с обеих сторон, «красные» и «белые». Нечто похожее получилось и в ресторане, где на каждом столике были выставлены попарно бутылки красного и белого вина. При вкусном, но довольно скудном обеде (редиска и маслины на закуску, какая-то похлебка, а на второе – рыба с листиками салата и помидором) вина каждому досталось довольно много, и это вскоре почувствовалось. Сначала все весело полезли фотографироваться в кактусовые заросли, а потом в автобусе группа впервые попробовала свои силы в хоровом пении. Меня такое всегда раздражает, а в этот раз было особенно противно. Представить только, что вся эта публика, скорее всего, единственный раз в жизни оказавшись на этом кусочке земного шара, отбыла познавательную повинность и теперь, вместо того чтобы впитывать или закреплять впечатления, уже видит и слышит только самих себя. А впечатлений было сколько угодно – цветущий миндаль в необыкновенном количестве, артезианские колодцы с бассейнами и ветряками, сторожевые башни в поселках, монастырь, из которого отправлялись миссионеры в Калифорнию. И даже мощный горный хребет на северо-западе острова, утром скрывавшийся в дымке, теперь обрисовался удивительно четко и отдельно от остального пейзажа, как театральная декорация.

На обратном пути нам предстояло еще одно испытание. Последним объектом этого дня было заведение при ликеро-водочном заводе в поселке Альгайда, объединяющее дегустационный зал и большой магазин, одновременно продуктовый, промтоварный и сувенирный. По-испански это заведение называется выразительным словом «бодега», а для полной ясности в нем вывешена надпись на четырех языках: «degustation gratuite», «free drink», «freikost probe», «degustacion gratuita». Не хватало только русской надписи, и трудно сказать, какой перевод был бы точнее: «свободная дегустация» или «даровая выпивка».

Уклонившиеся от дегустации, вроде меня, были в подавляющем меньшинстве. После этого я стал всерьез опасаться, что в Пальме нас не выпустят на свободную прогулку, как это предусматривалось программой, а доставят прямо на судно. Но, наверное, для Корешкова и более высокого начальства с «Армении» программа круиза так же обязательна к выполнению, как и любой другой государственный план. Прогулка состоялась, а группа к этому времени на удивление быстро пришла в норму. Обратно к автобусу все потом собрались минут за десять до назначенного срока, хотя заблудиться в переулках старой Пальмы ничего не стоило.

К этому времени нам выдали туристские проспекты с планом города, и я повел свою тройку в сторону Пласа Майор, решив, что это место должно быть в Пальме не худшим. К этой площади ведет улица короля Хайме III, прославленного тем, что он изгнал с Мальорки мавров (наша англоязычная Марина Дмитриевна называла его «Джеймс III»). По дороге было много хороших и разных витрин, так что маршрут оказался приемлемым для всей компании.

От живописной и уютной Пласа Майор пошли узкие переулки средневекового города, которые могли бы оставить немало впечатлений, но времени на них уже безнадежно не хватало. Мои спутницы решили заглянуть в магазин, который снаружи выглядел непритязательной лавочкой, а внутри обернулся придатком большого подземного универмага с множеством закоулков, эскалаторами и выходами на все четыре стороны света. Выглянув в один из них, мы поняли, что над землей обратную дорогу рискуем не найти, спустились назад и вернулись, следуя старому морскому правилу, тем же курсом, что и зашли.

Бродя вокруг Пласа Майор, мы несколько раз миновали молодую нищенку с грудным ребенком. Женщины заспорили, стоит ли ей что-нибудь давать, и решили этого не делать. Когда мы прошли мимо нее в последний раз, я чуть отстал от своих и все-таки подал ей монетку в пять песет. Она приняла ее без всякого выражения благодарности, после чего я сообразил, что это около трех копеек на наши деньги. Правда, потом в Барселоне я увидел, что художник, рисующий на тротуаре, получает преимущественно медяки, то есть монеты еще меньшего достоинства.

Покидая Мальорку, осталось объяснить, причем тут Шопен и Жорж Санд. Это, по-видимому, самые знаменитые обитатели острова всех времен, жили они в романтическом уединении в городке Вальдемоза, воспроизведены на многих сувенирах, но в программе экскурсии этот факт не числился, и группа о нем не узнала.

Барселона в стихах и прозе

Теперь наступила самая трудная часть круиза, когда впечатления стали прибавляться непрерывно, а времени на их усвоение почти не оставалось. На протяжении пяти заходов подряд, в том числе самых интересных и продолжительных в этом рейсе, на маршруте был предусмотрен только один дневной переход. В действительности их получилось два, но об этом позже.

Из Пальмы отошли ровно через сутки после прихода, тоже в темное время, поэтому так и не удалось увидеть поближе горную цепь на западе острова. В Барселону должны были прийти к завтраку, но прежде, чем это произойдет, можно еще задержаться в баре «Русалка».

В тот вечер Алла, хотя она и путешествовала без мужа, решила отметить годовщину своей свадьбы и пригласила, разумеется, Наташу, Марину, меня и еще Корешкова, с которым она отдаленно знакома по Мурманску: дочь Корешкова ходит в ее музыкальную школу, а ее мужа Корешков знает по прежней комсомольской работе.

Начало было немного скомкано опять-таки из-за Корешкова, который опоздал почти на полчаса, перепутав назначенное место встречи (хотя на судне возможных мест было всего два). За это время я впал в какое-то оцепенение и, несмотря на то что выпил две-три рюмки, оказался не в состоянии разговорить компанию. Теперь и самому трудно в это поверить, если вспомнить, сколько всего уже было на предыдущих страницах. Но, возможно, дело как раз в том, что все мы видели одно и то же, да еще и получали одинаковые пояснения. Женщины тоже были не разговорчивее, чем за повседневным столом. Когда наконец появился Корешков, положение слегка выправилось, поскольку он человек довольно общительный, знает несколько анекдотов и тостов, которые я за этим столом услышал от него уже по второму разу. Окончательно поправили дело подсевшие к нам два парня из эстонской группы, лет на десять моложе остальной компании. Потом они часто сопутствовали нашим дамам на танцах и в баре, но думаю, что не более того.

Под конец, чуть оттаяв, я сказал своей тройке, что до сих пор мы ходили просто так, наудачу, но теперь я задался целью непременно пройти в Барселоне по Рамблас, в Марселе – по Каннебьер, в Риме – по Виа дель Корсо, в Неаполе – пока не знаю, в Стамбуле – по Истикляль. (Не сказать, чтобы эту идею встретили с восторгом.) Последнее название я почерпнул у Петросяна и Юсупова, два предыдущих помнил давно, а бульвары Рамблас – это из области скорее поэзии, чем географии.

 
Ближе к роковому рубежу
Проще и мудренее законы.
Не спеша по Рамблас прохожу,
Улыбаюсь розам Барселоны.
 
 
А они, как смолоду, горят,
Им плевать на то, что путь мой прожит,
Что в душе моей кромешный ад,
И помочь ничто уже не может.
 

До недавнего времени Маргарита Алигер меня мало интересовала. Несколько лет назад вышел сборник ее воспоминаний и статей о поэзии «Тропинка во ржи» – умная, лиричная и беспартийная книга. А потом в журнальной подборке среди других оказалось и это стихотворение, «Барселона».

 
Им неважно, для кого цвести,
Только бы поярче, вот и чудно.
Я ропщу? Прости меня, прости,
Мир, в котором мне живется трудно.
 
 
Нет, я не ропщу и не тужу,
Не казню себя, не бью поклоны.
Не спеша по Рамблас прохожу,
Улыбаюсь птицам Барселоны.
 
 
А они, как смолоду, поют,
Им плевать на то, что путь мой прожит,
Что в душе разор и неуют,
И помочь ничто уже не может.
 

Что же это за место такое, Рамблас, пытался я себе представить, соединяющее очарование старой Европы, мощный пульс трехмиллионного города, богатство южной природы, и еще вдохновляющее на такие строки:

 
Буду же довольна тем, что есть,
Попрошу лишь самого простого:
Хорошо б до смерти перечесть
Девяностотомного Толстого.
 
 
Край дороги, роковая пядь,
Как ее осилить, эту малость?
Хорошо б до смерти написать
То, что до сих пор не написалось.
 
 
Все тончает и тончает нить…
Всё же довела, скажи на милость!
Хорошо б до смерти разлюбить
Всё, что до сих пор не разлюбилось…
 

Я стараюсь не быть завистливым, но когда в то время один из наших сотрудников, сам по себе человек вполне симпатичный, умнее и лучше Корешкова, о котором, в свою очередь, тоже ничего плохого не скажешь, вдруг получил путевку по Испании, в глубине души я отнесся к этому не по-товарищески. И с некоторым облегчением потом узнал, что Барселона ему не досталась, а побывал он в Мадриде, Толедо, Сеговии, Малаге и Гранаде, только и всего.

 
На ногах стою, вперед гляжу,
Жизни доверяюсь изумленно.
Не спеша по Рамблас прохожу,
Улыбаюсь людям Барселоны.
 
 
Думаю, какой она была –
Боевой, тревожной, опаленной…
В сущности, вся жизнь моя прошла
Между той и этой Барселоной.
 

Настоящая Барселона при подходе с моря выглядела не так грандиозно, как Большие Афины – горы пониже, и не видно было, как в тот раз, безликой массы домов, располагающейся по склонам и долинам. «Армения» подошла к пассажирскому причалу чуть ли не в главной точке города, причем это место я уже хорошо знал по фотопутеводителю, купленному еще в Москве: площадь с памятником Колумбу на очень высокой колонне, поблизости от него – копия каравеллы Колумба «Санта-Мария», направо уходит красивая набережная очень европейского вида, а впереди – одиноко стоящий небоскреб, и от него начинаются те самые бульвары Рамблас, еще зимние, без листвы. Можно было подумать, что и на берег сходить не обязательно, половина достопримечательностей уже налицо.

Первая экскурсия была непродолжительной, часа два, но очень содержательной. После уже привычной посадки в автобусы, где на передних стеклах выставлены номера групп, проехали мимо нескольких второстепенных объектов, вроде гимназии, где преподавал отец Пикассо, и триумфальной арки, воздвигнутой в прошлом веке по случаю всемирной выставки, а потом увидели трудноописуемое архитектурное чудо. Это собор Саграда Фамилиа (очевидно, Святого семейства), произведение знаменитого барселонского архитектора Антонио Гауди, начатое постройкой лет сто назад и не законченное до сих пор. Выглядит он каким-то гигантским многовершинным сталагмитом, с такой игрой форм, красок и скульптуры, которая не вписывается ни в один известный до этого стиль. При жизни Гауди собор не был достроен, потом, при Франко, законсервирован, теперь работы потихоньку продолжаются, но только за счет пожертвований, и до конца еще далеко. Наверное, в Америке такому проекту нашлось бы достойное финансирование, но Барселона и так насыщена отличной архитектурой, в том числе самой современной.

Кроме сумасшедшего архитектора здесь был еще сумасшедший градостроитель, превративший весь центр города в сетку правильных квадратов со срезанными углами. Застроены они тоже немного однообразно, мощными домами в 7–10 этажей. Это уже скорее американизм, чем европеизм, но еще выразительнее в этом отношении деловой центр, в районе авениды Диагональ (бывшей Франко), разрезавшей эту сетку наискосок. Его формируют современнейшие международные отели, конторские небоскребы из черного стекла, необыкновенное здание каталонского банка, где зеркальность плоскостей сочетается с висячей зеленью по всем этажам, а на одной из площадей торчит высокая, метров пятнадцать, покрытая цветной керамикой абстрактная скульптура Хоана Миро, которую советскому человеку трудно назвать иначе, нежели хреновиной.

После собора мы поехали смотреть еще одно творение Гауди – небольшой парк Гуэль, названный так по фамилии прежних владельцев и заказчиков. В своем роде это тоже интересное место, с колоннадами и причудливыми скульптурами. Время года было для парка не самое интересное, украшала его только цветущая мимоза. Но и погода в тот день была сумасшедшая: почти жарко, и при этом ветер необычайной силы, какой и в Мурманске бывает нечасто. Здесь, на возвышенности, он вызвал чуть ли не пыльную бурю, зато хорошо очистил воздух над городом, и со всех высоких точек Барселона в эти дни выглядела великолепно.

Когда вышли из парка, Марина Дмитриевна сказала, что дальше мы едем в музей под открытым небом – «типичную испанскую деревню», или, по-местному, Пуэбло Эспаньол. От музея народного быта я ничего хорошего не ждал, заранее представив себе ламанчские хижины в духе фильма о Дон-Кихоте. Однако увидели мы другое – искусственный городок, очень живописный, где воспроизведены образцы архитектуры всех провинций Испании. В городке есть Плаза Майор, церковь, переулки, дворики, действующие мастерские и, конечно же, масса сувенирных и художественных магазинчиков.

Здесь я купил две открытки, которые продавец вложил в конверт, добавив маленький красивый календарь, опять-таки с видом Пуэбло Эспаньол. Сначала я решил, что это какая-то торговля с нагрузкой, но, подсчитав сдачу, убедился, что это просто подарок – вряд ли разорительный для торговца, поскольку год давно начался, и спрос на календари должен был сильно упасть.

– А мы, дураки, – вздохнул потом Георгий, – покупали открытки на двоих, и нам дали только одну штуку.

Пуэбло Эспаньол расположен на высокой горе Монжуи, где еще много интересного и увиденного только из окна автобуса: барселонская международная ярмарка, питомник кактусов, летняя резиденция короля, музей Хоана Миро и, наконец, панорама города, окрестных гор и Средиземного моря. К этому времени способность к усвоению впечатлений несколько притупилась, но впереди были еще два выхода на берег: послеобеденное свободное время и ужин в загородном ресторане.

В отношении прогулки мои намерения совпали с рекомендацией Марины Дмитриевны, которая сказала, что Рамблас – самое подходящее для этого место: совсем близко, и там есть всё, что душе угодно. Моя тройка еще не вполне пришла в себя после вчерашней вечеринки и предложила после обеда немного отдохнуть. Я не возражал и даже был не очень раздосадован, когда не смог их сразу добудиться, и согласованный час превратился в полтора. Запас времени еще был, а больше двух часов в моем обществе они бы все равно не выдержали.

Как вскоре пришлось убедиться, бульвары Рамблас (точнее, это один бульвар, меняющий названия на своем протяжении – Рамбла де Санта-Моника, Рамбла де Капучинос и так далее) не очень похожи на то, что можно было представить заочно. Конечно, это улица живая, интересная, прогулочная, но вовсе не в духе философской лирики – сугубо торговая, неинтеллигентная, с кинотеатрами, секс-шопами, уличными художниками, рисующими на асфальте, и разными сомнительными личностями. Я как-то умудрился не заметить там проституток, но потом в группе только и было, что разговоров о них. Можно предположить, что Маргарита Алигер скорее видела себя в Барселоне, чем Барселону вокруг себя, но это ей не в осуждение, в поэзии так и должно быть.

В самом начале прогулки я неосторожно показал своим спутницам вывеску музея восковых фигур. Они страшно заинтересовались, но, на мое счастье, музей еще не открылся после полуденной сиесты. Я еще не знал, что на следующий день он мне сослужит очень добрую службу.

Чуть дальше я предложил свернуть на небольшую, но очень уютную замкнутую площадь с пальмами – Пласа Реал.

– Эту площадь не то построил, не то оформил тот самый сумасшедший архитектор, автор собора.

На них это не произвело впечатления. Сели на скамейку, покурили, я пробежался вокруг и сделал два-три снимка, после чего мы продолжили прогулку по Рамблас. Они и дальше ко всему окружающему относились как-то спокойно, интересуясь только витринами и лотками с живым товаром – птицами, кроликами, рыбками. Так мы прошли до просторной, по-настоящему столичной площади Каталонии и вернулись обратно соседними улицами старой части города. На этом отрезке я ничего не намечал, не зная заранее, что именно нам покажут на завтрашней экскурсии по этому району. Когда вернулись на «Армению», я не решился спросить у своих спутниц, понравилась ли им Барселона.

– У нас все ко всему относятся спокойно, – заметила Лена, когда я рассказал ей о Пласа Реал.

С этим можно было согласиться. Ладно бы, картины, статуи и соборы, не всем дано их воспринимать, мне тоже, но и повседневная европейская жизнь, за вычетом порнографии, обычно не вызывала интереса у нашей группы.

В порядке лирического отступления можно сказать, что Лена в этом отношении была лучше других. Она не удивляла глубиной познаний и тонкостью художественного восприятия, иной раз, особенно в круизной компании, могла сказать что-то неумное или пошловатое, но зато реагировала на окружающее живо, непосредственно, с пониманием, и мне казалось, что с ней можно поговорить чуть ли не обо всем на свете. Понравилось мне и то, что по поводу нашей общей работы ее оценки не расходились с моими. [Тогда это было действительно так, а что дальше – см. в «Послесловии к путевым очеркам».]

Вечером вместо заслуженного отдыха нас вновь посадили в автобус и повезли в ресторан на другой горе из числа окружающих Барселону, под названием Тибидабо. С дороги, извивающейся по ее склону, а потом с видовой площадки открылся совершенно сказочный вид на ночной город. Если Тбилиси с горы Мтацминда сравнивают с опрокинутым звездным небом, то с Барселоной звездному небу соперничать не приходилось, даже при том, что на нем в этот раз был очень красивый, необычно для нас запрокинутый серпик Луны.

Ужин был слабее, чем на «Армении», лучше, чем в других зарубежных ресторанах, но особенно всех удивили моллюски, которые были поданы в дополнение к другим закускам. Наши почему-то сочли их устрицами, хотя это были заурядные виноградные улитки с витыми раковинами, откуда их следовало добывать зубочистками. Остряки оживились («сейчас она запищит»), женщины изобразили преувеличенную брезгливость (а вот Ахматову, при всей ее утонченности, моллюски не смущали: «Свежо и остро пахли морем на блюде устрицы во льду»). Вкус у них был невыразительный, вроде сыроежек.

Таких вечерних выездов в круизе было несколько, но только в Барселоне ужин и концерт прошли в разных местах. Не очень задержавшись в этом ресторане, поехали обратно в центр, где в каком-то отеле посмотрели танцы «в стиле фламенко». Наша группа попала туда в числе последних, и ее рассредоточили по залу в поисках свободных мест. При этом Георгий с Леной оказались у самой сцены, в конце представления одна из танцовщиц извлекла Георгия из зала, и он, ко всеобщему удовольствию, исполнил несколько движений. Я, наоборот, попал так далеко, что на сцене рассмотреть мог немного, но зато это было у большого окна, из которого открывался вид на несколько улиц, цепочки огней, мигающие светофоры, потоки машин, что с высоты 23-го этажа тоже выглядело неплохо. Перед этим ужин был, как водится, с вином, а во время танцевального представления подавали шампанское, так что выезд, в конечном счете, прошел не зря.

Прежде чем отправиться на следующую экскурсию, стоит сказать несколько слов о барселонском гиде. Сам по себе для моего рассказа он не нужен, но слишком уж своеобразный был человечек: маленький, чуть ли не карлик, ниже любой из женщин нашей группы, с морщинистым лицом, страшными синяками под обоими глазами, но при этом его физиономия неизменно излучала добродушие, и со своими обязанностями он справлялся успешно, забираясь у каждого объекта показа на скамейки и другие возвышенные места. Корешков экономил водку и обычно старался сплавить гидам и шоферам никчемные северные сувениры, но этому просто грешно было подарить что-либо, кроме бутылки «Столичной».

Экскурсия второго дня включала так называемый «готический квартал» и музей Пикассо. На карте города этот район (отнюдь не один квартал, а многие десятки) резко нарушает в приморской части города его правильную прямоугольную сетку. Здесь прежде всего удивляют невероятно узкие улицы, причем не средневековые, а с обычными 5–6-этажными доходными домами общеевропейского типа. Но в центре этого района есть действительно средневековый уголок, его, собственно, и показывают туристам.

Начали с кафедрального собора, большого, но ничем не удивившего. Во всяком случае, в предвидении римского Святого Петра на нем можно не останавливаться, разве что вспомнить о пяти песетах, которые я бросил в копилку для пожертвований и теперь могу считать, что поучаствовал в большом деле – реставрации кафедрального собора Барселоны. Это все-таки нагляднее, чем труд на субботниках, растворившийся в условных школах и больницах.

Потом посмотрели здание муниципалитета, очень интересное, почти музейное, особенно зал «совета ста» (нашу переводчицу это простое понятие почему-то поставило в тупик, и она объяснила, что это на русский язык перевести невозможно, что-то вроде «комнаты сто»). Помимо средневековья в вестибюле и коридорах здесь очень много современной скульптуры, и почему-то преобладают обнаженные женские торсы. Георгий их внимательно осмотрел и обстоятельно прокомментировал – не мне, разумеется. Еще здесь есть памятник Сервантесу – маленький бюст, задвинутый в темный угол, чуть ли не под лестницу, но с гордой надписью, примерно такой: «Великому Сервантесу от народа Каталонии». Можно было не сомневаться, что в Барселоне его почитают меньше, чем в Мадриде.

Побывали еще и у старого королевского дворца с многоэтажной башней, где королевская чета встречала Колумба после его возвращения из Нового Света. Но больше всего в этой части города всем понравилась небольшая и очень шумная демонстрация на площади у муниципалитета. Сначала это была группа пикетчиков, размахивающая плакатом с требованием о переговорах, а дальше, когда мы направились по боковой улице к музею Пикассо, навстречу нам прошагала организованная колонна: впереди – люди типа монтажников в спецовках и касках, потом – медики в халатах, а за ними – полицейские в форме. Все они что-то скандировали, в промежутках оглушительно свистели (свистки были почти у каждого). Очень интересное было шествие, а для Корешкова – нечто вроде кошмара наяву. Конечно, как партийному работнику, ему бы только радоваться, но дело в том, что на всех инструктажах нам было строго наказано держаться в стороне от любых таких событий и ни в коем случае не фотографировать, иначе власти объявят это вмешательством Советов во внутренние дела других стран. Здесь же на узкой улице разминуться с демонстрантами было трудно, на то и готический квартал, а фотографировать все начали, кто во что горазд.

Но единственное происшествие этого дня как раз не было связано с демонстрацией. Когда сорок четыре человека оказываются в таком калейдоскопе ситуаций, без происшествий не обойтись. Хуже, когда появляются постоянные дезорганизаторы, но у нас каждый раз случалось проштрафиться кому-то новому, и это даже хорошо для равновесия в группе.