Текст книги "Краткая история экономических учений в фокусе теории права"

Они имеют чисто техническую задачу: «облегчить обмен одного товара на другой». Деньги «не одно из колес торговли (аллюзия на определение Смита. – С. К.), а масло, благодаря которому движение колес становится более плавным и свободным»[130]130
  Юм Д. Малые произведения. М., 1996. – С. 82.


[Закрыть]. В ряде своих эссе Юм пытался доказать тезис о том, что большее или меньшее количество денег, находящихся в каком-либо государстве, «не имеет никакого значения, потому что цена товаров всегда пропорциональна количеству денег»[131]131
  Юм Д. Указ. соч. – С. 82.


[Закрыть]. Это очень спорный тезис.

Смит пошел значительно дальше Юма в стремлении дискредитировать деньги. При этом в антимеркантилистской полемике он «вместе с водой выплеснул ребенка». Меркантилисты были, безусловно, неправы в том, что отождествляли капитал и деньги, но они были правы в другом. У меркантилистов порой не хватало аргументов, но они обладали верным чутьем. Они догадывались о том, что деньги являются источником некоторой дискреционной власти.

Во всяком случае, история XX и XXI вв. свидетельствует о том, что существует особая малопрозрачная финансовая власть, которая подчиняет себе как власть политическую, так и власть экономическую. Последователи Смита, особенно Давид Рикардо, унаследовали его антиеркантилистский пафос и закрыли себе путь для беспристрастного анализа становления и развития особой финансовой власти. Этим анализом вплотную озаботились лишь представители т. н. гетеродоксальных концепций экономической и финансовой науки (см. ниже).

Как бы то ни было, Смит поддерживал идею банковских билетов как фидуциарных денег, прежде всего из полемических антимеркантилистских соображений. По этой же причине он ставил на первое место внутреннюю, а не внешнюю торговлю. Правда, внешняя торговля в иерархии ценностей Смита занимала почетное второе место. На третье место он ставил транзитную торговлю как наименее выгодную для любого государства.

В эпоху Смита бумажные деньги могли быть средством обращения лишь внутри страны. Посредством сокращения роли золотых и серебряных монет как средства обращения, по крайней мере внутри страны, можно было буквально обесценить силу меркантилистских аргументов. Идея бумажных денег, особенно бумажно-денежного кредита, настолько интересовала Смита, что он постоянно возвращался к ней начиная с курса своих лекций в университете Глазго.

Вслед за Юмом Смит не признавал активной функции денег. Однако в отличие от Юма, который не доверял банковскому капиталу, Смит стал активным пропагандистом бумажного денежного обращения. Такое доверие было основано на том, что Смит был сторонником т. н. смешанной (бумажно-металлической) системы. При такой системе банкноты в любое время подлежали обмену на металл. При этом «Смит не опасался чрезмерного выпуска банкнот, полагая, что это противоречит интересам самих банков»[132]132
  История экономических учений / Под ред. В. Автономова… – С. 91.


[Закрыть]. Ведь он исходил из системы полного обеспечения эмиссии банковских билетов драгоценным металлом, которая полностью сдана в архив современными банкирами.

При такой системе излишек банкнот в каналах обращения непременно вызовет их обратный отток к банку, который выпустил эти банкноты. При обмене этих «бумажек» на металлические деньги банк понесет соответствующие убытки. Как видим, банковскому кредиту Смит отводил скромную, т. е. пассивную функцию посредника между промышленником и вкладчиком банка. Это убеждение заставило Смита высказать весьма дискуссионную мысль: «Причиной учреждения банков было стремление облегчить денежный оборот»[133]133
  Smith A. Lectures on lurisprudence. Oxford: Clarendon Press, 1978. – P. 504.


[Закрыть].

Следует отметить, что идеалом для Смита выступал Амстердамский банк, который долгое время придерживался принципа полного резерва для своих операций. Другими словами, Амстердамский банк выдавал бумажно-денежные кредиты только в пределах суммы своего неприкосновенного золотого запаса.

Каждый год четыре правящих бургомистра Амстердама «посещали его кладовые, проверяли соответствие расчетных книг монетной наличности или слиткам и под торжественной присягой передавали дела новым четырем бургомистрам»[134]134
  Smith A. An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations… Vol.3. – P.540.


[Закрыть]. Банковский кредит, как полагал Смит, должен был способствовать квазиденежному обращению среди торговцев, т. е. в рамках внутренней оптовой торговли. В этой связи он предлагает: «Было бы, пожалуй, лучше, если бы в королевстве нигде не выпускались банкноты на сумму меньшую, чем в пять фунтов»[135]135
  Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эконов, 1993. Т. 1. – С. 350.


[Закрыть].

Выводы для теории права и правовой политики

В контексте теории публичного права исключительный интерес представляет собой смитовское разграничение затраченного и располагаемого труда. Если мы юридизируем это разграничение в терминах трудового и социального права, то в контексте трудового права возникает вопрос об оптимальном соотношении объема затраченного труда (индивида или определенной категории трудящихся) и его доли в объеме располагаемого труда нации. Соответственно, в контексте социального права возникает вопрос о справедливой доле (социально слабого) индивида в объеме располагаемого труда нации с учетом совмести этой доли с принципом человеческого достоинства.

Экономическая доктрина Смита имеет особое значение для теории налогового права. В частности, она разоблачает антирыночную тенденциозность такого модного ныне налога, как НДС. Как известно, Смит отказывался рассматривать затраты капитала как самостоятельную часть естественной цены товара («Может показаться, что необходима еще четвертая часть для возмещения капитала фермера, т. е. для возмещения снашивания его рабочего скота и других хозяйственных орудий. Но надо иметь в виду, что цена любого хозяйственного орудия, хотя бы рабочей лошади, в свою очередь, состоит из таких же трех частей, [т. е.] из ренты за землю, на которой она была вскормлена, из труда, затраченного на уход за ней и содержание ее, и прибыли фермера, авансировавшего ренту за землю и заработную плату за труд»[136]136
  Смит А. Указ. соч. – С. 121.


[Закрыть]).

Таким образом, Смит отказывался признавать затраты капитала четвертым элементом цены товара наряду с заработной платой, прибылью и рентой. Он полагал, что любые затраты капиталиста соответствуют стоимости ранее произведенных (промежуточных) продуктов. Цена этих продуктов, в свою очередь, также распадается на три вышеуказанных элемента.

Однако мы видим, что теоретики налогового права (сначала во Франции, а затем во многих других странах) фактически конституировали четвертый элемент цены товара в виде налога на добавленную стоимость, который в отличие от прибыли и ренты не подвержен никаким колебаниям, напротив, имеет устойчивую тенденцию к росту. Не только с точки зрения автора «Богатства народов», но и с позиции обычного здравого смысла возникает серьезное опасение, что этот «контрабандный элемент» цены в конечном итоге переподчинит себе другие элементы цены и тем самым поставит под сомнение сам принцип рыночной экономики.

Особое практическое значение имеют размышления Смита о соотношении номинальной и реальной заработной платы служащих. Фактически Смит исходит из универсального масштаба, который теперь принято называть «потребительской корзиной». Смит отталкивается от весьма неопределенной категории потребительных ценностей, а именно т. н. «некоторых видов съестных продуктов». Он полагает, что при росте цен на эти продукты денежное вознаграждение (в виде металлических денег) низших категорий служащих, «если оно было до того не очень велико, должно быть, несомненно, увеличено пропорционально размерам этого понижения (стоимости серебра)»[137]137
  Смит А. Указ. соч. – С. 293.


[Закрыть]. По логике Смита, к этим некоторым видам съестных продуктов, в первую очередь, должны относиться хлеб и мясо. Смит относит эти продукты к наиболее устойчивым в ценовом отношении[138]138
  Там же. – С. 176.


[Закрыть].

Соответственно, при определении содержания минимальной «продовольственной корзины» (или МРОТ, если взять в качестве примера современную Россию) надо исходить из определенного набора потребительных ценностей, вроде хлеба и мяса, необходимых человеку для нормальной жизнедеятельности. Лишь затем указанная сумма потребительных ценностей (продукты питания, например, могут быть выражены в калориях) переводится в шкалу меновых стоимостей. Другими словами, МРОТ в первоначальном виде должен выражаться в определенном наборе продуктов и необходимых вещей, которые на следующем этапе определения МРОТ переводятся в товарную форму и предстают уже как меновые стоимости.

Как было показано выше, Смит постоянно колебался при определении источника цены товара между «трудовым и факторным подходом». После Смита при определении цены товара Рикардо взял за точку отсчета масштаб затраченного на производство товара труда, а Сэй – соотношение трех факторов производства (заработная плата + прибыль + рента). Мы полагаем, что нет необходимости рассматривать эти подходы как антагонистические или даже альтернативные. По нашему мнению, оба метода являются кумулятивными, т. е. взаимно усиливают друг друга.

Так, при оценке структуры национального дохода необходимо использовать то, что можно назвать «принципом двойной перспективы», т. е. одновременно использовать и трудовой, и факторный метод в отношении одной и той же позиции бюджета. Это позволит не только выявлять трудоемкие и капиталоемкие отрасли реальной экономики, но и определять дефициты труда или капитала для конкретных отраслей. Принцип двойной перспективы интересно также применить при оценке величины валового дохода страны, чтобы затем сопоставить структуру валового дохода со структурой национального дохода в рамках «трудовой» перспективы, с одной стороны, и «факторной» перспективы, с другой.

Томас Роберт Мальтус (1766–1834 гг.) для многих, кто не читал его произведений, ассоциируется прежде всего с «человеконенавистнической идеологией», получившей название «мальтузианство». Согласно этой идеологии, к которой сам Мальтус не имеет прямого отношения, правительства всех стран должны сдерживать рост населения, так как население планеты, согласно «закону Мальтуса», возрастает в геометрической прогрессии, а жизнеобеспечивающие ресурсы являются невозобновляемым либо их объем возрастает лишь в арифметической прогрессии.

Этот «закон», позднее объявленный некорректным, Мальтус впервые представил в своем «Опыте о законе народонаселения» (1798 г.). Как часто бывает в истории идей, обывательское возмущение и даже ненависть к «человеконенавистническому пастору» во многом основаны на недоразумении. Дело в том, что Мальтус, так же как и его друг-соперник Рикардо, был одним из основателей т. н. пессимистической школы английской политической экономии. Разумно ли ненавидеть человека только за его пессимизм или скептицизм? На наш взгляд, вся «одиозность» учения Мальтуса содержится в одной единственной фразе, которую автор приводит в предисловии ко второму изданию «Опыта…» (1803 г.): «Необходимо… признать, что нищета и бедствия низших классов населения представляют непоправимое зло (курсив мой. – С. К.)»[139]139
  Мальтус Т. Р. Опыт о законе народонаселения // Антология экономической классики. Т. 2. – С. 7.


[Закрыть]. Мальтус считал, что это зло нельзя устранить в принципе, но отсюда вовсе не следует, что он одобряет это зло.

Как бы то ни было, имя Мальтуса почти никем не воспринимается равнодушно. До сих пор одни упрекают его в «демографическом расизме», поскольку в современную эпоху доктрина Мальтуса в большей степени приложима к странам Азии и Африки, переживающим демографический взрыв. Другие высоко ценят вклад британского пастора в развитие не только социальных наук (политическая экономия), но и естественных научных дисциплин (например, экология). Известно, что «Опыт о законе народонаселения» подсказал Чарльзу Дарвину основную идею для его теории естественного отбора. Однако и в этой нише почитания благодарность Мальтусу сменяется на проклятия в его адрес в зависимости от того, как тот или иной человек оценивает наследие уже его ученика (Дарвина), например в контексте т. н. социального дарвинизма.

Беспрецедентный успех, который выпал на долю «Опыта о законе народонаселения», трудно объяснить какой-то одной причиной. Экономисты объясняют успех этой маленькой книги тем, что она в известной степени дополняет грандиозную работу Адама Смита, но с противоположной стороны. По остроумному замечанию одного из критиков первого памфлета Мальтуса, его можно окрестить «Опыт о причинах бедности народов»[140]140
  Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 104.


[Закрыть].

Социалисты всех мастей склонны объяснять этот грандиозный успех прежде всего идеологическими причинами. С этой точки зрения памфлет Мальтуса, который в первой редакции по многим параметрам не дотягивал даже до стандартного трактата, просто появился в нужное время в нужном месте. Другими словами, «Опыт о законе народонаселения» – независимо от намерений автора – выполнил «идеологический заказ» и дал простое и буквально убийственное объяснение нищеты и страданий низших слоев населения. Иначе говоря, всевозможные лишения, болезни и преступность убивают «лишних» представителей низших классов, потому что они сами слишком непредусмотрительны, прежде всего в вопросах размножения. В терминах политической экономии «закон Мальтуса» стал мировоззренческой базой т. н. железного закона заработной платы (см. также ниже параграф о Рикардо).

В своем первом «Опыте…» Мальтус, во-первых, устанавливает цель для всех цивилизованных народов, которая заключается в необходимости обеспечить равновесие между ростом народонаселения и запаздывающим ростом объема ресурсов жизнеобеспечения. Во-вторых, он говорит о возможности репрессивные механизмы сдерживания роста населения (повышенная смертность, эпидемии, войны и т. п.) заменить превентивными мерами, которые в основном сводятся к контролю над рождаемостью[141]141
  Мальтус Т. Р. Указ. соч. – С. 15.


[Закрыть]. Именно здесь Мальтус дает наисильнейший повод для обвинения его в человеконенавистничестве.

Позднее Джон Стюарт Милль придаст аргументам Мальтуса неожиданное звучание. В частности, превентивные аспекты доктрины Мальтуса Джон Стюарт Милль сделает частью своей программы политического и социального освобождения женщины. Как бы то ни было, с экономической точки зрения демографическая доктрина Мальтуса звучит не столь одиозно, как порой принято считать. В экономическом плане мальтузианское учение о народонаселении представляет собой теорию, которая сводит «причину бедности к простому соотношению темпа прироста населения с темпом прироста жизненных благ, определяющих прожиточный минимум»[142]142
  Ядгаров Я. С. Указ. соч. – С. 150.


[Закрыть].

Для социалистов Мальтус стал одиозной фигурой прежде всего как автор «железного закона заработной платы», «бесспорность» которого признавалась также и Давидом Рикардо. Однако современные экономисты весьма скептически оценивают теоретическую значимость этого «закона». Так, Марк Блауг отмечает: «Вполне очевидно, что теория прожиточного минимума заработной платы – это никакая не теория… Это всего лишь один из примеров классической склонности упрощать анализ, уменьшая число переменных, подлежащих определению. Теория прожиточного минимума заведомо не годится для определения заработной платы в какой-либо конкретной ситуации из-за своей безнадежной неоднозначности»[143]143
  Блауг М. Указ. соч. – С. 69.


[Закрыть].

Как экономист в точном смысле слова Мальтус заявил о себе сравнительно поздно, а именно в 1815 г., т. е. в возрасте 49 лет. В этом году он издал «Исследование о природе и возрастании ренты», позднее ставшее классикой экономической науки. Как видно уже из заглавия, в идеологическом и мировоззренческом плане Мальтус стоит гораздо ближе к Адаму Смиту, чем к своему другу-сопернику Давиду Рикардо.

Другими словами, мировоззрение Мальтуса отличалось последовательным консерватизмом. Ему импонировали физиократические пристрастия Смита. Правда, сам Смит, в отличие от физиократов, не питал симпатий к традиционным помещикам и считал, что среди землевладельцев только предприниматели, ставшие помещиками, представляют собой элиту общества.

В 1820 г. Мальтус выпустил в свет свой главный экономический трактат «Принципы политической экономии, рассматриваемые в расчете на их практическое применение». В этой работе он в методологическом плане следует Д. Рикардо, который опубликовал свои «Начала политической экономии и налогового обложения» чуть ранее (в 1817 г.). Теоретическим источником главного экономического трактата Мальтуса, разумеется, является эпохальная книга Адама Смита.

Фактически Мальтус взял на себя роль главного представителя доктрины Смита в Великобритании. С меньшей оригинальностью и с большим пиететом к Смиту аналогичную функцию во Франции выполнял Жан-Батист Сэй (1767–1832 гг.). Как бы то ни было, Давид Рикардо в своих работах взгляды Смита и Мальтуса обычно объединяет и нередко цитирует как совпадающие. Однако Рикардо также является смитианцем, хотя и более критичным по отношению к своему научному отцу. Различие теоретических установок Мальтуса и Рикардо заключается в том, что Рикардо понимал трудовую теорию Смита как теорию труда, затраченного на производство меновых стоимостей, а Мальтус – как теорию располагаемого труда, т. е. «то количество его, какое можно купить за этот предмет на рынке»[144]144
  Рикардо Д. Указ. соч. – С. 404.


[Закрыть].

При этом Мальтус отталкивался от тезиса А. Смита о том, что «стоимость годичного продукта “располагает” большим трудом [commands more labour], чем затрачивается на его создание»[145]145
  История экономических учений / Под ред. В. Автономова… – С. 85.


[Закрыть]. Хотя Мальтус делает отсюда логически бесспорный вывод о наличии ежегодного излишка продукции, полученный результат сталкивается с другой «священной коровой» в теоретическом пантеоне Смита. Речь идет о теории (автоматического) приспособления предложения к спросу. Мальтуса это не смущает, но смущает Рикардо.

В результате между двумя друзьями-соперниками начинается затяжной интеллектуальный спор, основным предметом которого является концепция Мальтуса о т. н. третьих лицах. По мысли Мальтуса, который, как ни странно, в этой части одновременно продолжает линию и физиократов, и Мандевиля, капиталистическая экономика нуждается в особом классе экономических агентов. Задача этого класса заключается прежде всего в том, чтобы восстанавливать экономическое равновесие между совокупным производством и совокупным потреблением.

Другими словами, в капиталистическом обществе должен быть такой слой, который своим потреблением будет просто устранять излишек годичного производства, никак не участвуя в этом производстве. Если использовать термины самого Смита, то в теории третьих лиц Мальтуса мы встречаемся с праздным классом непроизводительных потребителей.

Как мы видели в соответствующем параграфе, Смит вовсе не склонен поддерживать такое потребление, так как оно не способствует «увековечиванию» национального богатства. Продукты общественного труда, потребляемые праздными лицами, по мнению Смита, навсегда исключены из дальнейшего накопления национального капитала. Продукты общественного труда, в первую очередь, должны обмениваться на результаты труда производительных классов, прежде всего наемных рабочих, так как последние используют такое потребление лишь для того, чтобы произвести прибавочный продукт, превышающий стоимость потребленных продуктов.

Как бы то ни было, авторитет Смита не остановил Мальтуса. В своих «Принципах…» 1820 г. он выдвинул дерзкое для сторонников экономической саморегуляции положение о том, что достаточный спрос и полная реализация общественного продукта невозможны, если в этих процессах не участвуют наряду с производительными классами также и непроизводительные классы общества.

Прежде всего, по мнению Мальтуса, совокупность «третьих лиц» составляют военнослужащие и чиновничество, которые одновременно содействуют и производству, и потреблению общественного богатства. Будучи реализованной, доктрина «третьих лиц» должна была выполнять функцию предупреждения кризисов перепроизводства. Доктрина «третьих лиц» была отвергнута современниками. Рикардо почти открыто издевался над ней, и только Сисмонди независимо от Мальтуса развивал аналогичные взгляды. Однако спустя более 100 лет после создания доктрины третьих лиц Джон Майнард Кейнс вернулся к ней для обоснования более надежной концепции т. н. эффективного спроса.

Выводы для теории права и правовой политики

«Закон Мальтуса» о росте народонаселения в прошлом пользовался настолько высоким авторитетом, что даже становился моделью финансово-экономической политики некоторых государств. Французские экономисты Шарль Жид и Шарль Рист отмечают, что «многие французы считают его [учение Мальтуса] ответственным за сокращение народонаселения в нашей стране»[146]146
  Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 112.


[Закрыть]. Выше мы видели, что соотечественник Мальтуса и один из родоначальников экономической науки Вильям Петти придерживался противоположных Мальтусу взглядов и утверждал, что «редкое население – подлинный источник бедности. Страна, имеющая восемь миллионов жителей, более чем вдвое богаче страны, где на такой же территории живет только четыре миллиона».[147]147
  Петти В. Указ. соч. – С. 24.


[Закрыть].

Нам не нужны даже доктринальные источники, чтобы усомниться в правильности «закона Мальтуса». В Китае в настоящее время проживает свыше одного миллиарда трехсот миллионов человек, при этом Китай является наиболее динамично развивающимся государством мира (около 9 % прироста национального богатства каждый год). Китайский пример, скорее, говорит в пользу Петти и против Мальтуса. Однако, быть может, время «закона Мальтуса» еще не пришло? Быть может, Мальтус прав в долгосрочном плане.

Со времени первого издания «Опыта о законе народонаселения» прошло более 200 лет. По человеческим меркам этот срок вполне достаточен для того, чтобы проверить истинность тезиса Мальтуса об удвоении народонаселения планеты каждые 25 лет. Даже если вынести за скобки такие неблагоприятные факторы, как войны, эпидемии и прочие катаклизмы, следует признать, что пророчество Мальтуса не сбылось. Но его доктрина, как мы отметили выше, все-таки оказала воздействие на политику и социальные движения (например, феминизм) во многих странах.

В последнее время на помощь доктрине Мальтуса пришел такой малоприятный союзник, как СПИД. Под действием различных антропогенных факторов современные государства – вольно или невольно – становятся «мальтузианскими». Это характерно не только для западных политических сообществ, но и для многих государств Азии и Африки. Демографы уже бьют тревогу по поводу того, что к 2025 г. структура населения всей планеты радикально изменится в том смысле, что количество пожилых людей будет преобладать над количеством людей трудоспособного возраста. В другой своей монографии автор этих строк более подробно рассматривает данную проблему, которая получила на Западе название «демографическая ипотека»[148]148
  См. Королёв С. В. Очерки финансовой конституции. М.: Издательство ГУЗ, 2004.


[Закрыть].

Итак, человечество быстро движется только к одному виду «размножения», а именно к размножению стариков. О том, что будет после 2025 г., демографы стараются не думать. Впрочем, на этот счет у нас, по слову Джона Майнарда Кейнса, есть лишь одна безусловная истина: “In the long run we are all dead[149]149
  «В долгосрочном плане мы все – мертвецы» [англ.).


[Закрыть]. Увы, эта печальная истина также не свидетельствует в пользу Мальтуса. Таким образом, руководители государств, как и все остальные люди, свободны приватным образом либо принимать доктрину Мальтуса на веру, либо отвергать ее. Однако нет разумных оснований для того, чтобы брать ее за основу для какой-либо финансово-экономической политики.

Что касается теории третьих лиц, то она не только может, но и должна учитываться в финансовой политике современных государств. Другое дело, что в том слабо разработанном виде, как она представлена в учении Мальтуса, она не является вполне инструментальной. Как бы то ни было, «Мальтусу удалось проследить механизмы, порождающие состояние экономики, которое стали называть ее “перегревом”. Для такой ситуации рецепт перераспределять доходы в пользу третьих лиц имел смысл – в той мере, в какой это ограничивало инвестиционный спрос и тем самым “охлаждало” конъюнктуру»[150]150
  История экономических учений / Под ред. В. Автономова… – С. 89.


[Закрыть]. Как отмечалось выше, Джон Мейнард Кейнс взял теорию третьих лиц за основу для своей гораздо более развитой концепции эффективного спроса. С другой стороны, аналогичные концепции развивали некоторые гетеродоксальные экономисты, прежде всего майор Дуглас (см. ниже).