Текст книги "Краткая история экономических учений в фокусе теории права"

Подобно Шумпетеру, среди агентов экономических отношений Кейнс выделяет предпринимателей, и, подобно Веблену, он (правда, скрыто) противопоставляет ценности предпринимательства чисто финансовым целям экономического поведения. Согласно Кейнсу, «предприниматели могут действовать рационально в ситуации неопределенности, если только они принимают тот или иной поступок как самоценность, а не ради его плодов. <…> Неопределенность требует делать акцент на мотивах, а не на целях»[609]609
  Fitzgibbons A. Op. cit. – P. 84.


[Закрыть]. Предприниматели должны признать самостоятельную ценность того, что можно назвать «перформативной природой предпринимательства».

Они могут выкупить рациональность своих поступков тем, что просто будут заниматься своим делом несмотря ни на что. Для этого им следует прежде всего развивать психологическую независимость от рынка ценных бумаг с характерной для него склонностью к спекулятивной истерии и панике. Биржевая игра неизбежно порождает нестабильность инвестиций, так как «причина, по которой инвестиции являются нестабильными, заключается в том, что реакция среднего инвестора на ситуацию неопределенности носит радикально иррациональный характер»[610]610
  Ibid. —P. 80.


[Закрыть].

С другой стороны, предприниматели, как и все люди, часто не в силах преодолеть некие базовые психологические установки, которые характеризуют человека как некую тотальность, а не просто как homo sapiens. Ведь «жизнь не очень-то длинна, человек по природе своей жаждет быстрых результатов и испытывает особый интерес к тому, чтобы быстро делать деньги»[611]611
  Кейнс Д. Указ. соч. – С. 258.


[Закрыть]. Таким образом, предприниматель, который предпочитает делать деньги в долгосрочной перспективе, т. е. медленно, всегда будет на подозрении как профессионально непригодный. Поэтому, несмотря на свое явно критическое отношение к системе краткосрочных биржевых спекуляций, Кейнс весьма осторожен в том, чтобы призывать к долгосрочным предпринимательским проектам. Как доказывает Кейнс, в условиях господства в предпринимательской среде финансовой психологии долгосрочные проекты требуют гораздо более значительных инвестиций и особых гуманитарных качеств инвестора. «Инвестировать, основываясь на подлинном долгосрочном расчете, в наши дни настолько трудно, что это едва ли осуществимо. Тот, кто пытается это сделать, должен наверняка затратить гораздо больше сил и подвергнуться большему риску, чем тот, кто старается вернее толпы угадать, как эта толпа будет себя вести»[612]612
  Кейнс Д. Указ. соч. – С. 258.


[Закрыть].

Однако в контексте рационального поведения всякий предприниматель, например, должен стремиться к тому, чтобы составить долгосрочный прогноз доходности того или иного имущества за весь период его эксплуатации. Чем более долгосрочным является этот прогноз, тем меньше он зависит от краткосрочных индикаторов биржи с характерными для нее спекулятивными перепадами в стоимости этого самого или аналогичного ему материального блага. С другой стороны, чем более долгосрочной является лояльность инвестора в отношении определенного инвестиционного проекта, тем менее ликвидной становится соответствующая часть финансовых средств этого инвестора. Вообще современный рынок инвестиций целиком и полностью подчиняется принципу ликвидности. «Ведь не имеет смысла вкладывать 25 ед. капитала в предприятие или ценные бумаги, ожидаемый доход от которых оправдывает, по вашему мнению, даже и затрату в 30 ед., если в то же самое время вы полагаете, что спустя три месяца рынок оценит их в 20 ед. Итак, профессиональный инвестор волей-неволей вынужден уделять внимание предвидению надвигающихся перемен… которые, как он видит из опыта, оказывают наибольшее влияние на массовую психологию рынка. Таково неизбежное порождение рынков инвестиций, организованных во имя т. н. ликвидности»[613]613
  Там же. – С. 260.


[Закрыть].

Но, говоря о ликвидности, мы должны учитывать, что этот институт существует только с точки зрения отдельно взятых инвесторов, т. е. только в микроэкономической перспективе. Здесь мы затрагиваем кардинальную для экономической науки проблему раскола между микро– и макроэкономическим уровнями анализа. Ведь «для общества в целом не существует такой вещи, как ликвидность вложенного капитала. Социальной целью квалифицированно осуществляемых инвестиций должно быть разрушение темных туч времени и невежества, заволакивающих наше будущее. Фактическая же личная цель большинства квалифицированных инвесторов – это “опередить пулю”. <…> Это состязание в хитроумии – в том, чтобы предугадать за месяц-другой вперед, на чем будет основываться условная оценка, а вовсе не в том, чтобы оценить ожидаемый доход от инвестиций за долгий ряд лет»[614]614
  Кейнс Д. Указ. соч. – С. 260.


[Закрыть].

При этом хитроумие инвесторов заключается в том, чтобы при оценке ближайшего состояния рынка погружать себя в состояние своеобразной деперсонализации, ибо наиболее вероятное развитие событий прогнозирующий инвестор может ухватить только при условии отказа от большинства своих индивидуальных особенностей. «Можно уподобить деятельность инвесторов-профессионалов тем газетным конкурсам, в которых участникам предлагается отобрать шесть самых хорошеньких лиц из сотни фотографий, и приз присуждается тому, чей выбор наиболее близко соответствует среднему вкусу всех участников состязания. Таким образом, каждый из соревнующихся должен выбрать не те лица, которые он лично находит наиболее прелестными, а те, которые, как он полагает, скорее всего, удовлетворяют вкусам других, причем все участники подходят к проблеме с той же точки зрения. Речь идет не о том, чтобы выбрать самое красивое лицо по искреннему убеждению выбирающего, и даже не о том, чтобы угадать лицо, действительно удовлетворяющее среднему вкусу. Тут мы достигаем третьей степени, когда наши способности направлены на то, чтобы предугадать, каково будет среднее мнение относительно того, каково будет среднее мнение. И имеются, как я полагаю, такие люди, которые достигают четвертой, пятой и еще более высоких степеней (курсив мой. – С. X)»[615]615
  Кейнс Д. Указ. соч. – С. 260–261.


[Закрыть].

Несмотря на социальную предпочтительность именно долгосрочного инвестирования, Кейнс полагает, что краткосрочный режим хозяйственных и, особенно, финансовых операций более соответствует и человеческой природе вообще, и устремлениям среднестатистического предпринимателя в частности. Институт ликвидности, ответственный за неустойчивость биржевых акций, в то же самое время является для потенциальных инвесторов фактором свободы, а именно якорем психологической уверенности в том, что они всегда смогут выйти из игры, если ее ход перестанет соответствовать их ожиданиям.

«Зрелище современных рынков инвестиций нередко наводило меня на мысль, что если бы сделать инвестирование капитала, подобно браку, долгосрочным и нерасторжимым актом, прерываемым разве что смертью или каким-либо другими вескими причинами, то это могло бы явиться полезным лекарством от наших современных болезней. <…> Однако уже ближайшее рассмотрение этого средства обнаружит его противоречивость, ибо выясняется, что ликвидность рынков инвестиций часто способствует, а отнюдь не всегда препятствует новым инвестициям. Ведь самый факт, что каждый индивидуальный инвестор вправе рассчитывать на “ликвидность” своего участия в деле (хотя это и не может быть верно для всех инвесторов вместе взятых), успокаивает его нервы и придает ему гораздо большую решимость идти на риск. Если индивидуальные инвестиции сделать неликвидными, это могло бы серьезно затруднить новые инвестиции, пока у людей остаются открытыми и иные пути помещения своих сбережений. Такова дилемма»[616]616
  Там же. – С. 260–261.


[Закрыть].

Выше мы видели, что с точки зрения президента США Линкольна и британского майора Дугласа никакой дилеммы здесь нет. Есть только преклонение перед институтом частного инвестирования, от которого сэр Джон так и не избавился. Ведь достаточно заменить названный институт механизмом публичного финансирования, как отпадают все страхи по поводу возможного поведения биржевых игроков – прежде всего потому, что финансовая биржа утрачивает свое монопольное положение в рамках финансовой системы.

Бережливость и ее антипод – расточительность – изначально представляют собой явления микроэкономического порядка. Однако в перспективе органической теории государства (например, в духе Отто фон Гирке) можно говорить также о бережливых или, напротив, расточающих сообществах. Кейнс как истинный «британец» вряд ли допускал желательность преобладания государственного начала над индивидуальным в том смысле, что отдельный индивид по преимуществу является соучастникам политического сообщества и его публичная жизнь предопределяет его жизнь частную. Тем не менее, индивидуальная бережливость, по мнению Кейнса, в ее агрегированном виде производит мощный макроэкономический эффект, а именно повышает уровень непрозрачности и неопределенности социально-экономической жизни. Бережливость сама по себе никак не способствует упрочению экономической связи настоящего с будущим. «В реальности индивидуальное решение сберегать не означает никакого заблаговременного заказа для будущего потребления, а лишь аннулирование текущего заказа»[617]617
  Кейнс Д. Указ. соч. – С. 300.


[Закрыть].

В известном смысле Кейнс затрагивает здесь проблему товарно-денежного фетишизма, разработанную, прежде всего, в рамках марксизма (см. выше). Однако при этом Кейнса интересует не столько марксистская проблема отчуждения человека от своей природы, сколько проблема усугубления неопределенности и непредсказуемости экономических отношений. Бережливость как стремление к богатству, по мнению Кейнса, пагубно влияет на потребительский спрос, что, в свою очередь, приводит к сокращению производства. «Акт сбережения подразумевает не замещение нынешнего потребления каким-либо другим добавочным потреблением, подготовка которого требует такой же экономической активности в настоящем, какая потребовалось бы в связи с нынешним потреблением… а стремлением к “богатству” как таковому, т. е. возможности потреблять неопределенные предметы в неопределенные моменты времени»[618]618
  Кейнс Д. Указ. соч. – С. 301.


[Закрыть].

В этой связи Кейнс активно возражал против т. н. доктрины вынужденных сбережений Бентама, особенно в тенденциозном изложении этой доктрины Фридрихом Хайеком. Так, для Бентама важный аспект этой теории заключался в социальной функции вынужденных сбережений, которые должны обеспечить приемлемый уровень жизни низших слоев общества после того, как они утратят свою работоспособность. Для Хайека же доктрина вынужденных сбережений были интересна прежде всего в контексте количественной теории денег, т. е. в плане сдерживания роста денежной массы. В любом случае Кейнс указывает на то, что механизм вынужденных сбережений был придуман специально для ситуации полной занятости, поэтому «распространение введенного Бентамом понятия вынужденной бережливости на ситуацию, в которой не достигнут уровень полной занятости, требует по крайней мере специальных объяснений и оговорок»[619]619
  Там же. – С. 201.


[Закрыть].

Склонность хозяйствующих субъектов к фиктивному делению неопределенного будущего на краткие сегменты, якобы непосредственно примыкающие к настоящему, оказывает негативный эффект на многие макроэкономические показатели. Благодаря этой фикции экономические агенты склонны воспринимать даже весьма отдаленное будущее как однородное с настоящим. Речь идет, во-первых, о склонности хозяйствующих субъектов откладывать проведение текущего ремонта оборудования и недвижимости вплоть до того момента, когда становится необходимым либо проводить капитальный ремонт, либо покупать совершенно новое оборудование и строить новые объекты недвижимости. Во-вторых, речь идет о различных фондах, предназначенных для внезапного обновления основного капитала в будущем. Эти фонды, поглощая регулярные отчисления, изымают из текущего оборота соответствующую долю денежных средств, что не может не оказывать депрессивного воздействия на макроэкономические процессы. В-третьих, Кейнс не устает бичевать т. н. финансовое благоразумие, которое побуждает «предпринимателей списывать первоначальную стоимость капитального оборудования быстрее, чем это имущество действительно изнашивается»[620]620
  Кейнс Д. Указ. соч. – С. 214.


[Закрыть]. Все эти факторы крайне негативно влияют на уровень занятости.

Чем богаче становится нация, чем более капиталоемким становится производство, тем выше, согласно Кейнсу, потребность в наращивании объемов потребления теперь и сейчас, поскольку уже завтра может произойти затоваривание рынков. Более того, «из-за существования оборудования с длительным сроком службы в области экономики будущее связано с настоящим»[621]621
  Там же. – С. 249.


[Закрыть]. К сожалению, Кейнс явно не уточняет, как именно следует понимать эту связь: как вектор, направленный из настоящего в будущее, т. е. в априорном режиме, или же как ретроактивный вектор из будущего вспять, когда оно наступит. В первом случае у ныне живущих поколений есть сознание того, что они своей экономической активностью способны обременять будущие поколения. Во втором случае такого сознания нет: ныне живущие просто принимают решения, не задумываясь о библейских истинах типа «отцы ели кислый виноград, а у детей оскомина».

Здесь возникает интересный вопрос о характере этих решений со стороны ныне живущих. Согласно логике Общей теории, в наибольшей степени обременяют будущее как раз решения с долгосрочным эффектом, хотя – как ни парадоксально – эти решения принимаются, как правило, в краткосрочном режиме. Другими словами, реализуя краткосрочные цели, экономические агенты постепенно накапливают кумулятивный эффект этих решений, что фактически переводит агрегированные последствия краткосрочных планов в долгосрочный режим функционирования соответствующих капиталов. «Чем в большей мере мы сумели обеспечить предстоящее потребление, тем труднее найти что-либо в будущем, о чем следовало бы позаботиться в настоящее время, и тем больше оказывается наша зависимость от текущего потребления как источника спроса. Однако чем крупнее наши доходы, тем больше, к несчастью, разница между нашими доходами и нашим потреблением. Таким образом, пока не появятся какие-то новые виды хозяйственных операций, не существует, как мы увидим, другого решения задачи, кроме безработицы… (курсив мой. – С. К.)»[622]622
  Кейнс Д. Указ. соч. – С. 219.


[Закрыть].

Однако проблема заключается не только в том, что настоящее связано с будущим. Существует и ретроактивная связь настоящего с прошлым через т. н. дезинвестиции. Здесь Кейнс фактически затрагивает тему, характерную для творчества майора Дугласа (см. выше т. н. теорему А + Б). «Потребление удовлетворяется частью предметами, произведенными в настоящее время, и частью предметами, которые были произведены раньше (иначе говоря, потребление частично удовлетворяется посредством дезинвестиций). В той мере, в какой потребление удовлетворяется последним способом, размеры текущего спроса сокращаются, поскольку соответствующая часть текущих расходов не возвращается в кругооборот и не предстает в форме компонента чистого дохода. <…> Новые инвестиции могут производиться в размерах, превосходящих текущие дезинвестиции, лишь в тех случаях, когда можно рассчитывать, что расходы на потребление в будущем возрастут»[623]623
  Кейнс Д. Указ. соч. – С. 219.


[Закрыть].

Таким образом, по Кейнсу, главные проблемы экономики носят хронологический характер или – проще говоря – всякая экономическая проблема сводима к дефициту времени. В результате возникает инерционный лаг экономики, который лежит в основе всех социально-экономических проблем: доходы мы получим только завтра, но как нам прожить сегодня? Отсюда Кейнс призывает всячески поощрять то, что можно назвать перформативной экономикой. Речь здесь идет об экономической деятельности ради самой этой деятельности. В качестве примера такой перформативной активности можно привести виды армейского быта. Так, проходя срочную службу в рядах Советской армии в качестве рядового военного оркестра, автор этих строк в течение одной и той же недели участвовал в транспортировке двух роялей из одного корпуса в другой, а затем из нового корпуса назад в старый корпус на то же самое место. Кейнс фактически – в духе Петти (см. выше) – предлагает нечто аналогичное: «Древний Египет был вдвойне счастлив и, несомненно, был обязан своим сказочным богатством тому, что он располагал двумя такими видами деятельности, как сооружение пирамид и добыча благородных металлов. Плоды этой деятельности не могли непосредственно удовлетворять нужды человека и не использовались для потребления. Следовательно, по мере увеличения изобилия они не утрачивали своей ценности. В средние века строили соборы и служили панихиды»[624]624
  Там же. – С. 240.


[Закрыть].

Теория капитала является ахилессовой пятой экономической науки, так как «интеграция [фактора] “капитал” в статические модели классиков никогда не была последовательной»[625]625
  Arrow К. J., Starrett D. A. Cost– and Demand– Theoretical Approaches to the Theory of Price Determination //Carl Mengerand the Austrian School of Economics. – P. 132


[Закрыть]. Этот изъян классической политэкономии объясняется в первую очередь тем, что «теория капитала отягощена многими парадоксами и двойными смыслами [ambiguities]. Самые значительные теоретические трудности связаны с тем, что у капитала отсутствует естественная единица измерения по аналогии с рабочим часом для фактора “труд” и акром для фактора “земля”. Отсюда понятие “количество капитала” не имеет ясного значения. Если капитал подсчитывают в физических единицах, то общая оценка при таком способе содержит в себе непреодолимую проблему агрегирования. Если же капитал рассчитывать в терминах стоимости, то [общее] количество капитала становится зависимым от его собственной цены»[626]626
  Garrison R. W. Austrian Capital Theory // Carl Menger and His Legacy in Economics. – P. 133.


[Закрыть].

Как известно, поздний представитель австрийской школы Фридрих Хайек упрекал Кейнса в отсутствии у него теории капитала. Этот упрек не вполне справедлив. Но даже если согласиться с критикой Хайека, то необходимо учитывать и тот факт, что понятие «капитал» весьма аморфно и может включать трудно совместимые смыслы. Так, для финансистов «капитал» – это средство накопления ликвидности, т. е. нечто абстрактное. Для классиков же капитал представляет собой прежде всего нечто материальное. Альфред Маршалл любил повторять: «Адам Смит говорил, что капитал человека – это та часть его имущества [stock], из которой он рассчитывает извлечь доход»[627]627
  Маршалл А. Принципы экономической науки. M.: Прогресс, 1993. Т. 1. – С. 139.


[Закрыть]. По мнению Маршалла, в реальной жизни нет четкого разграничения между вещами, которые являются капиталом и не являются им, так же как нет «китайской стены» между трудом производительным и непроизводительным. Вместе с тем маржиналисты были склонны приписывать капиталу свойства т. н. стоимости.

В этой части Кейнс следует за ними, так как для него капитал обладает лишь одним бесспорным качеством, а именно редкостью. «О капитале гораздо лучше говорить, что он приносит на протяжении своей жизни доход своей первоначальной ценности, чем называть его производительным. Единственная причина, почему тот или иной вид капитала дает возможность получать в течение срока его службы доход, превышающий по своей общей величине его первоначальную цену предложения, заключается в том, что он является редкостью. Редким же он остается вследствие конкуренции со стороны процента на деньги. Если капитал становится менее редким, указанная выгода уменьшится, хотя капитал и не станет менее производительным, по крайней мере в техническом смысле (курсив мой. – С. К.)»[628]628
  Кейнс Д. Указ. соч. – С. 220.


[Закрыть].

Возвращаясь к перспективе Австрийской школы, мы видим, что капитал для обладающего им «капиталиста» есть не ценность, а лишь стоимость. При этом редкость капитала есть функция процента на деньги. Выше мы уже отмечали, что природу процента Кейнс определяет как компенсацию за отказ от ликвидности. Но такой отказ, в свою очередь, снижает уровень потребления в обществе. Отсюда Кейнс устанавливает функциональную связь между капиталом и сферой потребления. Другими словами, «капитал не является некоей замкнутой в себе субстанцией, которая существует как бы независимо от потребления. Напротив, всякое ослабление склонности к потреблению, которое, как можно полагать, превращается в постоянную привычку, должно приводить не только к сокращению спроса на потребительские товары, но и к уменьшению спроса на капитал»[629]629
  Там же. – С. 220.


[Закрыть]. Итак, процент на капитал является тем барьером, который затрудняет для капитала выполнение его функции по обслуживанию сферы потребления. Но почему процент способен быть столь эффективным препятствием? Причину Кейнс усматривает в наличии особого институционального фактора, а именно денег. «Мы предполагали до сих пор наличие институционального фактора, препятствующего тому, чтобы норма процента была отрицательна; таким фактором являются деньги с ничтожными издержками содержания»[630]630
  Кейнс Д. Указ. соч. – С. 306.


[Закрыть].

Можно ли найти средство, не затрудняющее, а, напротив, помогающее функциональной связи между капиталом и потреблением? Здесь Кейнс окончательно покидает классическую перспективу и фактически предлагает прудонистское решение. По его мнению, надо сделать ставку на труд. «Предпочтительнее рассматривать труд, включая, конечно, личные услуги предпринимателя и его помощников, как единственный фактор производства, действующий при наличии технологии, природных ресурсов, производственного оборудования и эффективного спроса. Этим отчасти объясняется, почему мы смогли принять единицу труда в качестве единственной физической единицы, необходимой в нашей системе, наряду с единицами денег и времени (т. е. процента. – С. К.)»[631]631
  Там же. – С. 302–303.


[Закрыть].

Кейнс склонялся к мысли, что уже в краткосрочной перспективе можно лишить капитал его редкости и тем самым установить прочную связь между ним и сферой потребления. «Если я прав, полагая, что сравнительно легко создать достаточное изобилие капитальных благ, чтобы предельная полезность капитала опустилась до нуля, то это может быть наиболее разумным способом постепенного избавления от многих нежелательных черт капитализма. Стоит немного подумать, как станет ясно, какие огромные социальные перемены произошли бы в результате постепенного исчезновения нормы прибыли на накопленное богатство. Каждый и при этих условиях мог бы свободно накапливать свой заработанный доход, с тем чтобы израсходовать его позднее. Но каждая отложенная им сумма не росла бы»[632]632
  Там же. – С. 308.


[Закрыть].