Текст книги "Краткая история экономических учений в фокусе теории права"

В 1933 г., т. е. на три года раньше «Общей теории…» (1936), по другую сторону Атлантики вышла в свет монография профессора Гарвардского университета Эдварда Чемберлина под названием «Теория монополистической конкуренции». Несколько месяцев спустя, в том же 1933 г., в самой Великобритании был опубликован труд тогда еще 30-летней Джоан Вайолет Робинсон, младшей коллеги Кейнса по Кембриджу. Речь идет о ее книге под названием «Экономическая теория несовершенной конкуренции». Таким образом, за три года до публикации Общей теории Кейнса по разные стороны Атлантики почти одновременно появляются две работы, посвященные проблемам конкуренции и монополии. Невероятно, чтобы Кейнс вплоть до 1936 г. не знал об этих эпохальных публикациях. Поразительно, но в своем главном научном труде Кейнс никак не отреагировал на это обстоятельство. Как ни парадоксально, но ему удалось написать свой главный труд, никак не коснувшись проблем конкуренции и монополии.

Быть может, загадка этого умолчания объясняется тем, что до появления работ Чемберлина и Робинсон специалистом по монополии, по крайней мере в Великобритании, считался профессор Питу – один из главных оппонентов Кейнса. С другой стороны, вопросами монополии интересовался и автор идеи мультипликатора профессор Кан. В частности, Питу в своих книгах «Богатство и благосостояние» и «Экономическая теория благосостояния» посвятил множество страниц исследованию феномена монополии. «В этих работах впервые появились ставшие потом центральными у Чемберлина и Робинсон понятия “монополистическая конкуренция” и “несовершенная конкуренция”»[633]633
  История экономических учений / Под ред. В. Автономова… – С. 245.


[Закрыть]. Ситуация усугублялась и тем, что Чемберлин сразу же стал настаивать на том, что его подход радикально отличается от подхода Робинсон, и, как увидим ниже, он имел на это основания.

Вероятно, Кейнс не хотел определять свою позицию в столь щекотливой ситуации. Взять сторону Чемберлина против Пигу, Кана и Робинсон означало бы нарушить дух корпоративной этики, т. е. негласной солидарности всех экономистов Кембриджа, когда речь заходит о дискуссиях с представителями других школ экономической мысли. С другой стороны, у Кейнса могли существовать резонные основания воздержаться и от прямой поддержки своих коллег по Кембриджу против Чемберлина – хотя бы потому, что позиция Чемберлина, по крайней мере в центральном пункте, резко расходилась с ортодоксальными взглядами. Дело в том, что Чемберлин настаивал на абсолютной непригодности для экономического анализа т. н. принципа чистой конкуренции. Робинсон в этом центральном вопросе занимала, скорее, ортодоксальную позицию и рассматривала монополию как некоторую аномалию, как отклонение от совершенной конкуренции.

Свой анализ Чемберлин начинает с того, что разграничивает понятия «чистая конкуренция» и «совершенная конкуренция», ибо «последняя может быть истолкована как совершенная не только в смысле отсутствия монополии, но и во многих других отношениях»[634]634
  Чемберлин Э. Теория монополистической конкуренции. М.: Экономика, 1996. —С. 33.


[Закрыть]. К таким добавочным «совершенствам», по мнению Чемберлина, можно причислить мобильность факторов, совершенное знание будущего и т. п. Соответственно, фундаментальную категориальную ошибку Джоан Робинсон профессор Чемберлин усматривает в том, что в ее подходе чистая конкуренция отождествляется с совершенной, но «расплывчатая трактовка теории монополистической конкуренции как теории “несовершенной” конкуренции непременно приводит к затемнению спорных вопросов»[635]635
  Там же. – С. 33.


[Закрыть].

В известном смысле Чемберлин, так же как и Кейнс, сменил перспективу на, казалось бы, бесспорные истины. Если ортодоксальный подход, которого придерживается и Робинсон, требует рассматривать монополию в контексте конкуренции, то согласно Чемберлину, напротив, конкуренцию следует изучать в терминах монополии. Другими словами, для Чемберлина монополия – это общий принцип, при помощи которого можно объяснить конкуренцию, а не наоборот. «Монополия обыкновенно означает контроль над предложением и, тем самым, над ценой. Единственная предпосылка чистой конкуренции нами уже указана: она предполагает, что подобного контроля никто и ни в какой степени не осуществляет»[636]636
  Чемберлин Э. Указ. соч. – С. 33–34.


[Закрыть].

Для ситуации чистой конкуренции необходимыми и достаточными являются два условия. Во-первых, настолько большое количество продавцов и покупателей, что воздействиями на цены, которые они оказывают, можно пренебречь. Во-вторых, полностью стандартизированный рынок, на котором продаются только стандартные товары, т. е. все потребности покупателей удовлетворяются гомогенной по качеству и виду группой продуктов. В противном случае продавец слегка отличающегося продукта сможет установить монопольный контроль над ценой этого продукта в рамках той иной группы товаров. Как видим, условия чистой конкуренции слишком нереальны для того, чтобы соответствовать экономической действительности. Но ситуация усугубляется еще и тем, что «чистая конкуренция предполагает не только стандартизацию товаров, но и “стандартизацию” продавцов»[637]637
  Там же. – С. 35.


[Закрыть].

Как бы то ни было, в реальной действительности мы повседневно сталкиваемся с дифференциацией (1) продуктов, (2) продавцов и (3) рынков. Мы могли бы сюда в перспективе Общей теории Кейнса добавить еще и дифференциацию покупателей, но Чемберлина, кстати, в отличие от Робинсон, монополистическое поведение покупателей практически не интересует. Именно Робинсон впервые подробно рассмотрела ситуацию концентрации спроса, когда на рынке действует масса мелких продавцов и один-единственный покупатель. Эту ситуацию «она назвала монопсонией, т. е. монополией покупателей»[638]638
  Ядгаров Я. С. Указ. соч. – С. 353.


[Закрыть].

Если же мы попытаемся объединить кембриджский подход в духе Кейнса и Джоан Робинсон с перспективой Чемберлина, то мы сможем придти к следующему тезису: каждый покупатель в той или иной степени является дифференцирующим потребителем, но это еще не означает, что он сможет оказывать монополистическое воздействие на цену предлагаемого ему товара. Дифференцированность поведения потребителя есть величина, пропорциональная его доходам: она возрастает с ростом доходов и снижается с их сокращением. Мощным фактором, противодействующим дифференцированности потребительского поведения, является реклама, которая обычно специализируется на охвате отдельных категорий потребителей.

Следовательно, можно объяснить мотивы Чемберлина, по которым он не стал изучать вопросы дифференциации покупателей. Дело в том, что дифференциация потребителей с низкими доходами настолько низка, а поведение покупателей с высокими доходами настолько становится функцией направленной рекламы, что в целом при анализе монополии дифференциацией потребителей можно пренебречь. Итак, если и есть смысл говорить о монопсонии, то только в отношении закупок со стороны мощных фирм, что и делает Робинсон, но никак не в отношении участников потребительского рынка.

Таким образом, под монополией Чемберлин понимает монополию продавца. «Везде, где в какой-либо степени существует дифференциация, каждый продавец обладает абсолютной монополией на свой собственный продукт, но вместе с тем подвергается конкуренции со стороны более или менее несовершенных заменителей»[639]639
  Чемберлин Э. Указ. соч. – С. 36.


[Закрыть]. Следовательно, в экономической реальности конкуренция и монополия не существуют отдельно друг от друга, хотя с методологической точки зрения и полезно различать некий полюс «чистой конкуренции» и полюс «чистой монополии». Такова теоретическая позиция Чемберлина. Более того, при анализе экономической реальности исследователю надо всегда двигаться от полюса монополии в сторону полюса конкуренции, так как последняя представляет собой лишь modus operandi первой. «Конкурентная теория не годится потому, что конкуренция в рамках всей отрасли является неполной и крайне неравномерной. Конкуренция между спортивными гоночными машинами и десятитонными грузовиками должна, в сущности, равняться нулю»[640]640
  Чемберлин Э. Указ. соч. – С. 37.


[Закрыть].

В реальности экономические агенты вовсе не делятся на конкурентов и монополистов. Каждый из них отчасти монополист и отчасти конкурент. Строго говоря, никто не хочет конкуренции. Каждый стремится удержать монополию на собственный специфицированный продукт на своем ограниченном пространстве и в отношении своих клиентов. Вообще «суть монополии заключается в контроле над предложением»[641]641
  Там же. – С. 103.


[Закрыть]. Однако при этом все так или иначе подвергаются конкуренции со стороны других продавцов на параллельных или тех же самых рынках, торгующих товарами-заменителями.

Среди направлений экономической дифференциации (продуктов, продавцов и рынков) дифференциация продуктов является определяющей как для возникновения состояния монополии, так и для последующей дифференциации продавцов и рынков. «Продукты общего вида выступают как дифференцированные тогда, когда имеется какое-либо существенное основание для того, чтобы отличать товары (или услуги) одного продавца от товаров (или услуг) другого продавца»[642]642
  Там же. – С. 93.


[Закрыть]. Однако надо иметь в виду очень сложные перекрестия всех видов дифференциации. При этом перехлесты могут происходить не только внутри группы продуктов одного и того же вида. Так, в день получки группа рабочих может вскладчину приобрести более дорогое импортное пиво, хотя в обычные дни они являются потребителями самого дешевого отечественного пива. Однако незначительная разница в цене часто инициирует и конкуренцию между разнородными продуктами.

Скажем, дорогие сорта пива для некоторых категорий потребителей могут конкурировать не с пивом, а с недорогими сортами вина. Другой пример: при небольших ценовых различиях автолюбитель в России может предпочесть не новую «Волгу», а подержанный РЖ, хотя конкуренция между новой иномаркой и новым же отечественным автомобилем попросту исключена из-за сильных ценовых различий, формирующих отчетливые группы клиентов. Однако не всегда разбивка продуктов или клиентуры на подгруппы целесообразна. «Между группами клиентуры зачастую нет отчетливых различий, они незаметно переходят одна в другую. <…> Одни и те же рынки могут в пространственном отношении перекрываться, а в других отношениях не перекрываться»[643]643
  Чемберлин Э. Указ. соч. – С. 147.


[Закрыть].

Чемберлин убедительно доказывает, что среди экономических агентов потребитель – самое слабое звено. Во-первых, «покупатели часто не знают или имеют смутное представление о существовании других продавцов помимо тех, с которыми они обычно имеют дело»[644]644
  Там же. – С. 164.


[Закрыть]. Во-вторых, потребители зачастую подвергаются кумулятивному воздействию (1) территориально, т. е. со стороны рынка, контролируемого определенным продавцом, даже если это обычный лоток, (2) со стороны спецификации продукта, (3) со стороны специфицированной цены и (4) со стороны направленной рекламы.

Так, покупатель свежего Мариинского хлеба, выпеченного на Орехово-Зуевском хлебокомбинате в форме 300-граммовой буханки, может гарантированно удовлетворить свой спрос только в пункте продажи на самом этом комбинате. В приведенном примере покупатель кумулятивно испытывает по крайней мере три вышеуказанных воздействия со стороны производителя (за исключением, быть может, последнего фактора, т. е. направленной рекламы). Если производитель заметит, что спрос на мариинский хлеб в данном формате возрастает, то он может рискнуть установить монопольную цену на этот продукт. При этом расчет производителя на то, что покупатели этого хлеба попросту не смогут найти приемлемых заменителей, может легко оправдаться. Однако часть клиентуры может уйти, и тогда перед нею встает проблема замещения.

Чемберлин убедительно показывает, что потребитель, как правило, сам не знает, чего именно он хочет. В приведенном примере разрывающему клиентские отношения потребителю ясно только то, что он не желает покупать мариинский хлеб по вновь установленной цене. Однако он не обязательно знает, что именно он теперь будет покупать взамен. Как раз в этой ситуации неопределенности для потребителя и возникает проблема замещения, которую, как правило, вместо покупателя решает продавец (в нашем случае новый). Большинство потребителей страдают существенным дефектом, который можно назвать потребительским инфантилизмом. Носители этого дефекта сами не знают, что именно им нужно. Этим активно пользуются розничные торговцы. «Если нет специальной заинтересованности, то каждый из них будет, возможно, сбывать данную особую марку только в тех случаях, когда покупатель ее настойчиво требует, и будет стараться направить остальной спрос на товары других марок, приносящие ему более высокую норму прибыли или представляющиеся ему более качественными. Этот образ действия известен под названием “замещения”»[645]645
  Чемберлин Э. Указ. соч. – С. 168.


[Закрыть].

Как видим, теория монополистической конкуренции косвенно направлена против классической догмы, согласно которой производство автоматически обеспечивает спрос. Но Чемберлин доказывает, что издержки сбыта во многом предопределяют экономическое состояние той или иной производящей компании и только в рамках монополистической конкуренции становится возможным вообще тематизировать проблему издержек сбыта. Стремление производителя взять под контроль сегмент рынка сбыта соответствующей продукции объясняется желанием минимизировать указанные издержки. Так появляются фирменные магазины. В результате в структуре производящей компании все большее значение приобретает аппарат распределения готовой продукции. Все это, по мнению Чемберлина, ведет к расточительству. Интересно, что аналогичный вывод сделала и Робинсон, анализируя несовершенную конкуренцию. Правда, по ее мнению, расточительство начинается не на уровне сбыта, а гораздо раньше. Речь идет в особенности о слияниях прежде конкурировавших друг с другом фирм. В результате «фирма-монополист должна характеризоваться размерами, превышающими оптимальные»[646]646
  Робинсон Дж. Экономическая теория несовершенной конкуренции. М.: Прогресс, 1986. – С. 244.


[Закрыть].

Выше уже говорилось об особом значении рекламы как фактора монополистической конкуренции. С одной стороны, ни один производитель не рекламирует видовые качества своего продукта. Другими словами, нет смысла рекламировать «автомобиль вообще», есть смысл рекламировать определенную модель автомобиля определенной марки. С другой стороны, реклама не всесильна, поэтому не исключено, что значительная часть покупателей, привлеченная именно данной рекламой, «закончат тем, что приобретут автомобили у другой фирмы»[647]647
  Чемберлин Э. Указ. соч. – С. 202.


[Закрыть]. В результате окончательный эффект рекламы для того или иного производителя предсказать трудно, но это означает, что в конечном итоге реклама усиливает элементы монополистической конкуренции.

История интеллектуальной конкуренции двух книг о монополии поучительна в том смысле, что в принципе не существует «правильной» и «неправильной» методологии. Так, Чемберлин как истинный американец придерживается прагматического взгляда. Он настаивает на том, что экономический анализ должен исходить не из абстрактных принципов, а из позитивных фактов. Реальность же экономической жизни учит нас тому, что всякий производитель (а также торговец или комиссионер) одновременно является монополистом в отношении собственного товара и конкурентом в отношении товаров-заменителей. Следовательно, реальность не только не воспроизводит, но полностью отрицает классическую дихотомию экономической теории, согласно которой экономический агент может быть или «конкурентом», или «монополистом», tertium поп йаШг. Более того, конкуренция становится понятной только в терминах монополистического поведения, поскольку никто не хочет конкуренции. Конкурируют же экономические агенты лишь потому, что (1) не хотят утратить монопольную позицию в отношении собственного специфицированного товара (или услуги) и (2) по понятным причинам не хотят усиления других монополистов.

Робинсон, как уже отмечалось, продолжает придерживаться ортодоксального взгляда и рассматривает монополию как девиантную форму т. н. совершенной конкуренции. В противовес лш/с/юэкономическому подходу Чемберлина Робинсон выстраивает лш/фоэкономическую перспективу. Ее в первую очередь интересуют социально-экономические последствия слияния фирм и образования мощных трестов или рыночных олигополий. В этом она является продолжателем кембриджской традиции вообще и кейнсианского метода в частности. В рамках этого метода никак нельзя игнорировать судьбы потребительского спроса и судьбы потребителей как своеобразного класса.

В этой связи нельзя согласиться с глухими намеками Чемберлина о том, что Робинсон хотела написать (бесполезную) книгу о «правильной конкуренции», но в результате у нее получилась «неправильная» (с точки зрения Чемберлина) книга о монополии. На наш взгляд, и Чемберлин, и Робинсон рассматривают один и тот же сегмент реальности, но только перспективы у них диаметрально противоположные. Если Чемберлин пишет книгу о соотношении монополии и конкуренции (1) в терминах микроэкономического анализа и (2) с позиций интересов производителя, то Робинсон исследует проблему соотношения конкуренции и монополии (1) в терминах макроэкономических последствий монополистического поведения и (2) с позиций слабого звена, т. е. с учетом интересов потребителя.

В результате «несовершенную конкуренцию» Робинсон можно рассматривать как (социально вредную) форму «монополистической конкуренции» Чемберлина. В итоге за Чемберлином остается не только приоритет, но и слава создателя того, что можно назвать «Общей теорией» монополистической конкуренции. Этот вывод носит отчасти парадоксальный характер, поскольку сводится к признанию того, что микроэкономический подход Чемберлина оказался «общим», а макроэко-комический подход Робинсон – более «частным». Однако этот «парадокс» является мнимым. На самом деле следует исходить из того, что Чемберлин, объединяя в неразрывное целое монополию и конкуренцию, фактически придерживается того, что прагматисты называют «нейтральным монизмом». Робинсон же занимает дважды ангажированную позицию: (1) «конкуренция» имеет нормативную ценность и (2) «потребитель» должен быть защищен в первую очередь.

Выводы для теории права и правовой политики

Финансово-правовая политика должна быть направлена прежде всего на сокращение зоны неопределенности в поведении экономических агентов и на соответствующее расширение зоны вероятности. При этом разумно исходить из двойной направленности финансово-правовой политики: (1) как системы мер по расширению зоны вероятного поведения различных категорий потребителей и (2) как системы мер по расширению зоны вероятности в поведении производителей различных товаров и услуг. Вместе с Кейнсом мы полагаем, что (1) в состоянии дать более надежные индикаторы будущего экономического поведения сообщества, чем (2).

В психологии любых экономических агентов преобладают краткосрочные мотивы. Соответственно, долгосрочные задачи финансово-правовой политики, во-первых, целесообразно переводить на понятный обывателю язык его краткосрочных чаяний. Во-вторых, реализация этих задач должна по возможности приносить дивиденды уже в краткосрочной (в течение года после начала финансового проекта) или по крайней мере в среднесрочной (в течение трех лет) перспективе.

В целях поддержания эффективного спроса государство должно стимулировать производство тех продуктов, которые обычно покупают на заработную плату, т. е. товаров и услуг массового спроса. Такое стимулирование всегда должно быть краткосрочным, т. е. не должно быть направлено на «исправление» ситуации в будущем бюджетном году по той простой причине, что обстоятельства будущего года нам не могут быть известны. Соответственно, финансовые инъекции в указанные отрасли народного хозяйства в принципе не должны приводить к заметным искажениям инфляционной динамики.

Финансово-правовая политика в качестве одной из целей должна иметь адресную поддержку кооперативного режима экономики (С – М — С+), так как предпринимательский режим экономики (М – С – М+) по определению исключает принцип государственного интервенционизма. Вместе с тем, как мы уже видели у Коммонза, кооперативный режим объективно способствует усилению производительной власти трудящихся, которая необходима как противовес рыночной власти финансово-промышленной олигархии.

Средства и методы финансово-правовой политики должны стать инструментом для поддержки определенных конвенционных норм и ожиданий. Эти финансово-правовые нормы и ожидания могут играть роль «островков предсказуемости» в принципиально непрозрачном поведении экономических и агентов и, тем самым, выполнять функцию сигналов и опознавательных знаков, регулирующих поведение каждого участника экономических отношений.