Текст книги "Краткая история экономических учений в фокусе теории права"

Инженер-майор британских ВВС Клиффорд Хью Дуглас (1879–1952 гг.) является уникальным представителем британской (точнее, шотландской) традиции здравого смысла, которую он безуспешно пытался перенести в экономическую науку. С точки зрения ортодоксальных, т. е. «правильных» экономистов вроде Фридриха Хайека, Клиффорд Дуглас – не более чем еще один тип из «длинной вереницы сумасбродов» (ia long series of cranks)[458]458
  Hayek F. Denationalisation of Money. L: The Institution of Economic Affairs, 1976. —R 14.


[Закрыть]. Профессиональные экономисты стараются замолчать эту белую ворону, причинившую в 20-е гг. прошлого столетия много хлопот обитателям башни из слоновой кости под названием «экономическая наука». Даже такой бунтарь среди академических экономистов, как сэр Джон М. Кейнс, отказывает Дугласу в оригинальности, а главное – в эвристичности его идей.

Действительно, далеко не во всем Дуглас оригинален. Так, первой аксиомой в классических учебниках по экономике является утверждение о том, что экономическая наука изучает оптимальные способы распределения дефицитных ресурсов. Клиффорд Дуглас для опровержения этого тезиса заимствует метафору Генри Джорджа, указывая на феномен «изобилия среди нищеты». Для Дугласа, как и ранее для Джорджа, речь идет об изобилии нераспределенных продуктов первой необходимости. Но к аргументу Г. Джорджа Дуглас добавляет тезис о наличии «нераспределенного или несправедливо распределенного досуга в форме безработицы»[459]459
  Robotham М. The Grip of Death: a Study of Modern Money, Debt Slavery and Destructive Economics. Charlbury: Jon Carpenter, 1998. – R 224.


[Закрыть]. Это уже совсем новый взгляд на традиционные проблемы экономической науки. Насколько нам известно, до Дугласа никто не ставил вопрос таким образом, что безработица – вовсе не зло, а благо, притом такое благо, которое весьма несправедливо распределено среди населения.

Как бы то ни было, существующий социально-экономический антагонизм, по мнению Дугласа, возник не вследствие скудости ресурсов, а вследствие хронической неполадки в системе распределения — как труда, так и досуга. Подход к проблеме распределения как к специальному случаю проблемы безработицы, по мнению Дугласа, является тупиковым. Забегая вперед, скажем, что данное обстоятельство в основном и повлияло на негативную оценку идей Дугласа со стороны сэра Джона М. Кейнса, для которого безработица стала едва ли не центральной темой творчества, хотя во многом их взгляды совпадают. Как бы то ни было, Дуглас уверен, что современная цивилизация имеет достаточно ресурсов для того, чтобы более справедливо распределять их среди людей, а также в состоянии более справедливо распределять и преимущества досуга.

Проблемы современной экономики, по мысли Дугласа, во многом сводятся к наличию базового противоречия между контингентом производителей, с одной стороны, и контингентом потребителей, с другой стороны. «Потребитель заинтересован в распределении [продуктов], производитель озабочен [результативностью] усилий»[460]460
  Douglas C. H. Economic Democracy. N. Y.: Harcourt, Brace & Howe, 1920. – P. 89.


[Закрыть]. Учитывая, что подавляющее большинство граждан любого государства одновременно являются и производителями, и потребителями, указанный конфликт приобретает аспект социальной шизофрении. Другими словами, решая внутренний конфликт между тяготой труда и приятностью досуга, человек внутри себя попеременно подавляет либо производителя, либо потребителя. Более того, человек может развиваться только в рамках этой базовой фрустрации. Государство же никак не помогает человеку в решении подобных конфликтов, зато здесь активно присутствует т. н. финансовая система (см. ниже).

При такой перспективе «государство» достаточно произвольно можно воспринимать то как сообщество производителей, то как сообщество потребителей. Это объясняет, на наш взгляд, незыблемую популярность закона Сэя. По логике этого закона (см. ниже), государственным мужам нет необходимости задаваться мыслью о том, состоит ли государство – в рамках какой-либо актуальной проблемы – по преимуществу из производителей или же, напротив, из потребителей. При таком подходе весь смысл государства сводится к одной специфической задаче, а именно к идеологической и перформативной поддержке известной фикции о том, что невидимая рука рынка и на самом деле «функционирует».

Другими словами, в перспективе Дугласа государство предстает просто как механизм идеологического оправдания закона Сэя, который гласит, что произведенная продукция автоматически порождает достаточное количество покупательной силы для того, чтобы потребители могли эту продукцию выкупить. На практике политический смысл закона Сэя сводится к отказу государства от финансового суверенитета в пользу т. н. финансовой системы, функционирующей по преимуществу в режиме частного права. По мнению Дугласа, сам характер современной финансовой системы доказывает, что финансовый суверенитет государства был незаметно для общества приватизирован коммерческими банками, страховыми компаниями и т. п.

Как бы то ни было, сам факт существования финансовой системы свидетельствует о том, что закон Сэя не работает. Рыночные механизмы не в состоянии автоматически обеспечить т. н. эффективный спрос. Но современное государство признает только два источника для усиления эффективного спроса:

(1) ссудные кредиты, т. е. покупательную силу, создаваемую коммерческими банками (при этом банки преследуют одну единственную цель: достижение т. н. финансовой отдачи), и

(2) иностранный спрос, или экспорт. Отсюда, по мнению Дугласа, проистекает гипертрофированное влияние финансовой системы и экспортной промышленности на политику всякого современного государства.

Финансовая система во многом узурпировала и т. н. интегративную функцию государства, т. е. его право выступать посредником между различными контингентами общества, в том числе и между производителями и потребителями. Ведь, по мнению известного немецкого государствоведа Карла Шмитта, «каждое сильное государство, если оно действительно является высшим третьим [лицом], не просто совпадает с господствующими хозяйствующими субъектами – проявляет свою собственную силу не в отношении слабых, а в отношении социально и хозяйственно сильных»[461]461
  Цит. по: Storost U. Staat und Verfassung bei Ernst Forsthoff. Fr/М.: Lang, 1979. —S. 279.


[Закрыть]. Слабыми в этом контексте всегда являются конечные потребители. Соответственно, наиболее слабые среди потребителей неизбежно оказываются и слабыми производителями, интересами которых можно пренебречь.

Поскольку современное государство в своем излишнем самоограничении не решает конфликты эндогенного или экзогенного характера, постоянно возникающие среди различных категорий производителей и потребителей, эти функции по-своему, в частности при помощи системы долговых инструментов, решает финансовая система. «Следует иметь в виду, что существующая экономическая система распределяет товары и услуги при помощи того же механизма [agency], который порождает [induces] товары и услуги, а именно при помощи выплат за еще не законченные работы [work in progress]. Другими словами, если производство остановится, то в этот же момент] остановится и распределение. Как следствие, действует явный стимул производить бесполезные или избыточные изделия, для того чтобы иметь возможность распределить уже существующие полезные товары»[462]462
  Douglas С. Н. Op. cit. – Р. 69.


[Закрыть].

Помимо того, что возникает необходимость производить бесполезные изделия, экономическая система все более и более теряет связь с современностью и актуальными потребностями ныне живущих поколений. Люди сегодня вынуждены работать лишь для того, чтобы смочь выкупить товары, произведенные вчера. Ввиду «увеличивающегося временного лага все больше и больше труда требуется для того, чтобы просто распределить заработки для покупки товаров, производство которых все более и более отдаляется в прошлое»[463]463
  Robotham М. Op. cit. – Р. 223.


[Закрыть]. В качестве яркого примера можно привести ипотечные кредиты, которые «бенефициары» должны выплачивать в течение 20–30 лет – и все для того, чтобы выкупить дом, построенный несколько десятилетий или даже целое столетие назад. С точки зрения трудовой теории стоимости самое пикантное в этой ситуации то, что дом выкупается не у тех, кто этот дом построил (чаще всего эти люди уже давно «присоединились к большинству»), а у бессмертной финансовой системы.

Отсюда Дуглас делает вывод, что «современное государство представляет собой корпорацию с неограниченной ответственностью, в которой граждане являются работниками и поручителями, а финансовая система – бенефициаром»[464]464
  Douglas С. Н. Op. cit. – Р. 14.


[Закрыть]. При этом один из главных парадоксов современной экономической системы заключается в том, что граждане, будучи часто индивидуальными кредиторами банковской системы, в своей массе, а именно в качестве производителей или потребителей, фактически становятся ее заложниками и должниками (подробнее см. ниже).

К сожалению, «цель современной системы – сознательно или нет – основана на идее, что индивида необходимо держать в состоянии экономической зависимости»[465]465
  Robotham М. Op. cit. – Р. 232.


[Закрыть]. Любая политическая доктрина – как капиталистической, так и социалистической ориентации – явно или тайно исходит из ветхозаветной теории вознаграждений и наказаний. В рамках этой теории сами условия жизнедеятельности становятся элементами в системе вознаграждений. По мнению Дугласа, люди с младенчества впитывают в себя «истины» («За все надо платить» и т. п.), несмотря на наличие в социальной действительности убедительных фактов, опровергающих их. Люди редко задаются вопросами о том, кто вообще установил то ли иное «каучуковое» правило, что в данном случае значит «платить», возможно ли в принципе оплатить все и т. п.

На каком основании люди, живущие тем, что «делают деньги из ничего», могут требовать от лица, всеми силами противодействующего грозящей ему нищете, платы за то, что он умудряется оставаться человеком? В этой перспективе многие налоги предстают как вариации одного и того же обременения, а именно как налог на сам факт сохранения плательщиком своего человеческого достоинства. Механизмы политической демократии в этих условиях малоэффективны. Они представляют собой лишь условие для реализации экономической демократии, которую Дуглас понимал как совокупность гарантий для реализации каждым индивидом своего человеческого достоинства и которую еще только предстоит реализовать посредством Социального Кредита, т. е. предложенной Дугласом реформы капитализма (см. ниже).

Дуглас редко дает определения базовым понятиям своей системы, поэтому мы можем только догадываться, что же именно включает термин «финансовая система». Мы полагаем, что внутри концепции Дугласа «финансовая система» может означать некую совокупность учреждений, специфических социальных институций и международную корпорацию профессионалов, олицетворяющих тотальное господство в современном мире товарно-денежного фетишизма. Однако «финансистом» – в более широком и пейоративном смысле – является всякий обладатель какого-либо ресурса (имущества, личных связей, уникального опыта и т. п.), если он применяет этот ресурс таким образом, чтобы обеспечить себе соучастие в будущей покупательной силе других людей.

«Финансист» в вышеозначенном смысле – это займодавец нынешних ресурсов, которые он контролирует и предоставляет в обмен на часть будущей жизни других людей в качестве ресурсодержателей. Еще короче, финансист продает настоящее в обмен на будущее. Финансисты высочайшего класса умудряются даже продавать прошлое в обмен на настоящее и одновременно продают будущие дивиденды. Таким образом, финансовая система – это специфическая система управления покупательной силой населения, которая сначала генерирует дефицит покупательной силы, а затем продает возможность преодоления этого дефицита при помощи разнообразных банковских механизмов.

Главный аргумент Дугласа против нынешней финансовой системы сводится к тому, что она (1) избыточна и (2) контрпродуктивна. Избыточность, в свою очередь, является следствием базовой стерильности финансовой системы в том, что касается т. н. вводимых ресурсов (inputs). Поскольку вся экономика в конечном итоге сводится к трансформации наличного исходного сырья в конечный продукт с помощью человеческого труда, навыков, опыта и знаний, для начала любого хозяйственного цикла необходимо и достаточно наличие (а) гуманитарного ресурса и (б) (чисто) природного ресурса.

Финансы, что бы ни понимать под этим словом, по мнению Дугласа, не в состоянии создать ни (а), ни (б). Они стерильны в самом базовом экономическом отношении и поэтому избыточны. Финансисты могут сказать: «Допустим, финансы не могут ех пШ1о создать ни сырье, ни – тем меньше – готового производителя, но они в состоянии обеспечить взаимодействие между (а) и (б) и, тем самым, могут инициировать хозяйственный цикл». Но здесь мы как раз затрагиваем корень разногласий между ортодоксами и гетеродоксами. Дуглас уверен в том, что первичная функция современных финансов заключается вовсе не в инициации, а в сдерживании тех хозяйственных циклов, которые не соответствуют корпоративным интересам финансовой олигархии. Почему же финансовая система на поверку оказывается вовсе не смазочным материалом экономики, как учат классики, а ее тормозом? Если не прибегать к теории всемирного заговора (которую Дуглас в какой-то степени разделяет), то остаются по крайней мере два объяснения: (1) историческое и (2) функциональное.

Ad 1. Современная финансовая система архаична. Она возникла в доиндустриальную эпоху – эпоху относительной скудости гуманитарных и материальных ресурсов. С тех пор ее природа не менялась. В условиях, когда промышленный капитал был практически продолжением купеческого капитала, система инвестиций носила по преимуществу самодостаточный и постепенный характер. Внешние заимствования под проценты у банкиров были относительно редким и субсидиарным явлением. Банкиры прекрасно знали, что они являются лишь последним пристанищем для предпринимателей, испытывающих некоторый кризис наличности. Этот кризис для просителя мог быть временным, но мог быть и симптомом грозящей катастрофы. Следовательно, банкиры чувствовали, что всякий раз рискуют, выдавая кредиты таким просителям. Отсюда оправданность относительно высоких процентов и самого денежного долга как социально-экономической институции.

Однако в современную эпоху характер инвестиций коренным образом изменилась. Уже в конце XIX в. личные сбережения индивидуальных предпринимателей перестали определять развитие экономики. Монополистический капитализм развивается почти исключительно на кредитной основе. Соответственно, личные сбережения как мотор экономического роста уступили место банковским кредитам. Возросла ли при этом степень риска для коммерческих банков, объединенных в различные холдинги? Вовсе нет! Напротив, она снизилась и продолжает снижаться – хотя бы по той причине, что «большее количество игроков в одной и той же игре делает меньше ошибок». Но почему тогда никак не удается устранить банковский процент как вопиющий образчик нетрудового дохода, с одной стороны, и l’enfant terrible закона Сэя – с другой? Здесь мы переходим к функциям современной финансовой системы.

Ad 2. Если следовать логике Дугласа, то мы приходим к парадоксальному открытию: современная финансовая система, для того чтобы сохранить институт банковского процента, сама инициирует (1) различные риски и (2) излишние траты как для производителей, так и потребителей. Однако, на наш взгляд, скрытая деятельность коммерческих банков и страховых компаний является не результатом чьей-то злой воли, не персонального «сговора», как думал Дуглас, а просто корпоративной традицией объединять тактику доходов и стратегию выживания. Как бы то ни было, несмотря на впечатляющую диверсификацию банковских функций, современная финансовая система, вопреки определению, не является современной: она по своей природе обращена не в будущее, а в прошлое и остается ретроактивной: ее задача заключается в том, чтобы принудить настоящее выкупать прошлое. Иначе говоря, люди сегодня должны трудится для того, чтобы оплатить труд предыдущих поколений.

Финансовая система структурно закрепляет господство сферы распределения над сферой производства. Как следствие, в процессе труда появился и закрепился добавочный аспект, или особая социальная институция: «Таким образом, задействованы два процесса: имманентный [аспект] удешевления продукта за счет лучших методов [производства] и искусственный [аспект] сокращения покупательной силы потребителя ввиду фактического прибавления к издержкам всех излишних трат [waste] и неэффективности. Ясно, что при такой системе чем выше объемы производства, тем больше абсолютная стоимость излишних трат, которые приходится оплачивать потребителю»[466]466
  Douglas С. Н. Op. cit. – Р. 59.


[Закрыть]. Проще говоря, финансовая система закрепила в качества «нормы» различные ценовые «надбавки», прежде всего для самых массовых товаров.

В этих условиях потребителю (как промежуточному, так и конечному) невозможно приобрести нужный продукт, не оплатив тем самым излишние затраты производителя в виде упаковки определенного вида, формата, расцветки и т. п. «Перепроизводство, экспортные излишки, низкое качество продукции и изделия, которые никто не хочет приобретать»[467]467
  Robotham М. Op. cit. – Р. 224.


[Закрыть], – все это прямое следствие экономики, работающей по правилам архаичной финансовой системы. Простейшей формой этого экономического саботажа является тщательное прописывание всех аспектов трудового процесса так, чтобы соединить «максимальное количество [избыточных действий] с минимальной эффективностью человеческих усилий»[468]468
  Douglas С. Н. Op. cit. – Р. 70.


[Закрыть]. Эта глобальная «итальянская забастовка», разумеется, также преследует цель по возможности обеспечить удорожание любого продукта.

Один из наиболее мощных путей инициации рисков для общества заключается в искусстве перевода пассивов нации в активы финансовой системы. Так, «дорожно-транспортное происшествие может увеличить финансовое благосостояние [financial wealth], порождая требования по страховке, например замену автомобиля, медицинское обслуживание и т. п. Однако только в терминах неоклассической ортодоксии представляется рациональным рассматривать эмоциональный, физический и экологический ущерб, возникающий в результате ДТП, как рост “благосостояния”»[469]469
  Hutchinson F., Burkitt В. Op. cit. – Р. 42–43.


[Закрыть].

«Финансисты» принципиально отказываются понимать разницу между реальным и финансовым капиталом. Именно поэтому Дуглас утверждает, что финансовая система рассматривает в качестве материального блага, или богатства (wealth), то, что на самом деле «может оказаться убытком»[470]470
  Douglas С. Н. Op. cit. – Р. 65.


[Закрыть]. В наиболее яркой форме зазеркальный характер финансовой системы проявился после Первой мировой войны и стал предметом анализа Гольдшайда, Дугласа и Кейнса. В частности, Дуглас утверждает: «Для каждого произведенного и отстрелянного снаряда, для каждого построенного и сбитого затем самолета, для всякого складского имущества, утерянного, похищенного или пришедшего в негодность, “Капиталист” имеет учетную запись. Он называет ее “благосостояние”, в отношении этой записи он намерен получить свои 5 %. На самом же деле эта учетная запись фиксирует утрату, а не прибыль, дебет, а не кредит сообщества»[471]471
  Douglas С. Н. Op. cit. – Р. 114.


[Закрыть].

Как бы то ни было, Первая мировая война доказала первичность потребителя, его интересов и предпочтений, ибо «война представляет собой потребителя, нужды которого настолько императивны, что становятся важнее любых юридических или финансовых ограничений»[472]472
  Douglas С. Н. Social Credit. N.Y: W.W. Norton &C°, 1933. 2^nd ed. – P. 153.


[Закрыть]. Другими словами, военные нужды (ер. выше взгляды Гольдшайда) восстанавливают истинное соотношение сферы производства и сферы финансирования. Если в условиях «нормального», мирного времени финансы произвольно диктуют свои условия для сферы производства, то в момент, когда опасность грозит всей нации, финансы безропотно обслуживают потребности военной промышленности. При этом указанное обслуживание продолжается без всяких кризисов перепроизводства вплоть до окончания войны.

Наиболее абсурдную форму институт излишних затрат принимает в сфере аллокации, т. е. эффективного размещения трудовых ресурсов. Другими словами, стандарты финансовой системы прежде всего угнетают гуманитарный фактор производства. Для примера можно указать на профессию бухгалтера. Выше мы видели, что, по мнению Дугласа, бухучет представляет собой применение рациональной техники счета для обоснования абсурдных претензий «Капиталиста». Иначе говоря, нынешняя финансовая система непрестанно «нагромождает систему цифр, которую бухгалтер называет “капитал”, но которая на самом деле является лишь функцией цен»[473]473
  Douglas С. Н. Economic Democracy. – Р. 29.


[Закрыть]. Современная «финансовая система… способна функционировать только посредством сокращения потребления и (посредством) избыточного производства продуктов»[474]474
  Hutchinson Е, Burkitt В. Op. cit. – Р. 33.


[Закрыть]. Таким образом, финансовая система является главным манипулятором покупательной силы населения. При этом, по Дугласу, банковская «подпитка» покупательной силы – путем инвестирования в промышленность или путем потребительского кредитования – всегда преследует цель внезапного ее сокращения в тот момент, когда это сулит наибольшие дивиденды для финансистов.

Корень проблемы современной финансовой системы, по Дугласу, кроется в системе кредитования. Абсурдность этой системы никому не бросается в глаза, поскольку все к ней уже привыкли. Но этот абсурд очевиден, поскольку «кредит не может быть основан на долге». В самом деле, обычное физическое лицо не становится кредитоспособным лишь потому, что одолжило денег у другого лица. Если все знают, что некто уже обременен долгом, то в силу одного этого обстоятельства ни один здравомыслящий человек не станет предоставлять этому должнику еще один кредит. Но все меняется в отношении юридических лиц: чем больше коммерческий банк обременен долгами (в форме депозитов вкладчиков), тем более «кредитоспособным» займодавцем он считается и тем больше никак не обеспеченных кредитов он может предоставить. На этом искусстве (в принципе фиктивной) трансформации «пассивов» в «активы» основана вся мощь финансовой системы.