Текст книги "Вор и убийца"

Глава 21
В западню

Осенив себя знамением, Ричард Тейвил наклонился, чтобы зачерпнуть медвежьей лапой снега. Он растирал физиономию уже не в первый раз и, похоже, не в последний. После этого нехитрого действия напряжение, давившее на офицера, чуть отпускало. Ночь выдалась очень непростой, и для двоих из нас – последней.

Хвала Господу! Светало! По восточной части неба неспешно разливалась синева. Я искренне помянул Бога Отца. Призрак из подземелья, упырь… Волей-неволей помянешь Создателя!

Тоже набрал снега, дабы последовать примеру Тейвила, но прежде ткнул губами в белую горку на ладони. Жуть как пересохло в горле. Снег таял во рту невкусно и холодно, но ничего другого, чтобы унять жажду, не было.

Мы сложили тела погибших под ветками старой ели. Две жертвы вампира и маленькая девочка. Тот самый вампир. Голову отца Самюэля положили на грудь монаха, а голову упыря – рядышком с маленьким тельцем. Ныне все они покоились с миром. Я осенил себя знамением.

Велдон читал молитву, что должна была быть произнесена трижды, и в эти мгновения она звучала в последний раз. Когда вторую молитву произносил отец Криг, Томас Велдон вложил в рот каждого из мертвецов Святое Распятие. Джону и отцу Самюэлю – их собственные нательные кресты, безымянной девочке с неупокоенной до сей ночи душой – крохотный серебряный крестик, принадлежавший то ли отцу Томасу, то ли отцу Кригу.

– Мы сделали все, что могли, – негромко сказал старик, едва молитва Велдона смолкла.

Сгорбившийся отец Криг опирался на посох, сделанный Брендоном из сушняка. Пожилой инквизитор качался от усталости, однако наотрез отказывался от любой помощи. Принял лишь палку, предложенную Брендоном. Лицо великана осунулось и посерело. Джон был его двоюродным братом.

– Да примет Господь их души, – произнес отец Томас. В его голосе впервые послышались нотки усталости. – Я передам, чтобы сюда пришли днем и довершили начатое. Их души не должны блуждать по лесу следующей ночью. А нам пора идти, да поскорей, до утра осталось совсем ничего, нужно добраться до убежища.

– Куда мы направляемся? – спросил Ричард.

– На хутор. Он уже много поколений принадлежит семье Андаров. Они лесники. Хозяин хутора будет рад приютить нас и… – Томас Велдон осекся, оборвав собственную мысль. Договаривать он явно не хотел. – Барон, вы идете первым.

Порой инквизитор говорил с драгуном учтиво и даже обращался к нему на «вы». Все же в Ричарде Тейвиле текла дворянская кровь, и он был не чета какому-то вору. Мной же Велдон все время норовил помыкать. Как мальчишкой. Да черт с ним! Гораздо больше беспокоил хуторянин, к которому мы шли. Не сдаст ли имперцам? Сможем ли мы вообще у него укрыться? Округа наводнена огсбургцами, непременно кто-то из них стал на постой на хуторе, и тут из заснеженного леса появляемся мы… План инквизитора будил нехорошие предчувствия. Ха! План! Разве его замысел можно назвать планом? Похоже, церковник хорошо обдумал только побег из тюрьмы да путь из города. Дальнейшее монах оставил на Божью волю.

Мы шли, я помалкивал, плюнув на свои опасения. Лишь выдернул из кобуры два пистоля, с ними спокойней. Я тоже устал и решил довериться благоразумию отца Томаса. Велдон явно не дурак, вряд ли он идет на хутор вслепую. Давно известно, что конгрегация Вселенской инквизиции располагает сетью людей особого толка. Видимо, хозяин хутора – один из них, а его усадьба – «с двойным дном». Там мы и заляжем. Лечь на дно, пока будут искать, – это лучшее, что можно придумать, или я не вор.

Тейвил двигался впереди, Велдон ступал за ним. Барон также нес в каждой руке по пистолю. Старый отец Криг шумно сопел за мной, однако не отставал. Замыкал шествие Брендон. Он перекинул за спину аркебузу драгуна, свое же ружье держал наготове. После встречи с упырем ничто не выглядело излишней предосторожностью.

Падали редкие белые хлопья. Слишком мало нового снега, чтобы скрыть следы. Провалы от наших сапог на белом насте скажут сами за себя. Здесь шли беглецы. Проклятый пепел! Добром дело не кончится!

Тропа вывела к очищенному от деревьев взгорку, внизу вился широкий торговый тракт с девственно чистым снежным покровом, изредка тронутым дорожками от звериных лап.

Половина небосвода посерела, вот-вот рассветет окончательно. Мы ступали по вырубке в два десятка шагов шириной. Дорога внизу пересекалась с другим, таким же широким путем, а лесная тропа повернула к заснеженным зарослям. Велдон велел остановиться. Инквизитор встал у обрыва, каменным выступом нависшего прямо над обочиной пустой дороги.

– Это здесь, – произнес он, указывая на противоположный край тракта. – Дуб висельников.

Старое дерево с раскидистыми ветками росло поодаль от леса. В Загорье вдоль основных дорог непременно тянулись вырубки. Низкие пеньки сопровождали путников по обе стороны от дороги. Обычно лес расчищался на тридцать – сорок шагов от края тракта, но иногда и более. Древний дуб топоры лесорубов обошли стороной.

– Почему он так называется?

– Потому и называется, что висели на нем пойманные на дороге лихие люди, грабители и воры, – ответил отец Томас, выделив последнее слово. Он полагал, что заденет мои чувства, и зря. Николас Гард давно знает, что такое быть вором, и не монаху о том судить.

Я зло выругался. Едва подумал о пустом выпаде отца Томаса, как вспомнились ревентольская Стена казней, пальба под восторженные вопли толпы и мои клятвы отомстить. Неисполненные клятвы. Нет, церковник не промахнулся, хоть и попал не туда, куда целил. Я снова как будто бежал от своей клятвы. До Конрада Дамана рукой подать, а я опять уходил.

Помрачнев, почти безучастно наблюдал, как Брендон, инквизиторы и Тейвил поочередно прыгали со взгорка вниз. Нехитрый замысел, но может сработать. Мы словно из воздуха появимся на тракте, где наши следы смешаются с другими. Утро сулит передвижение массы войск, патрулей и в конце концов поисковых команд по наши души по всем дорогам близ оккупированного Бранда.

– Купец! – позвал Ричард. – Заснул, что ли?

Встрепенувшись, последовал за ними. Прыгать пришлось с высоты человеческого роста. Ухнув после приземления, непроизвольно глянул на старика. Как он кости не переломал? Хотя сейчас Брендон поддерживал принявшего помощь отца Крига под локоть, пожилой инквизитор не выглядел таким изможденным, как у места гибели отца Самюэля и Джона.

Я посмотрел на возвышенность, с которой мы спустились. Низкая и плоская, сточенная временем почти до уровня земли скала. Давно заросшая, с обнажившимся голым камнем у перекрестка дорог. Ветер сметал снег у края скального выступа. Не видно ни тропы наверху, ни следов нашего пребывания.

Светало на глазах. Мы быстро двинулись по дороге, вышедшей к перекресту у старого дуба.

– Часто ли здесь висят грабители и воры? – спросил я у Томаса Велдона, надеясь услышать что-нибудь, что позволит уязвить церковника.

Лаконичный ответ разочаровал:

– Нет.

– После эльфийского проклятия в Загорье не оставляют мертвецов под открытом небом, – пояснил отец Криг. Он снова тяжело дышал, однако, влекомый под руку Брендоном, шел вровень с остальными.

Под открытым небом? Еще бы! В Сумеречье покойнику запросто взбредет в голову прогуляться под луной, а виселицы нужны как раз для острастки. Дабы повешенные поболтались на виду неделю-другую, а то и месяц. Но кому нужны мои измышления? Все смотрели только под ноги.

Не теряя драгоценное время на пустые разговоры, мы шли дальше.

Утро выдалось тихим, мороз ослабел, потянуло сыростью. Судьба благоволила к нам: оттепель уберет оставленные следы вместе со снегом, однако белый покров пока только намок. Мы спешили за Велдоном. Я ловил себя на мысли, что постоянно вслушиваюсь в безмолвие, окутавшее дорогу, даже потянулся к магии. Но улавливал только звук шагов по снегу, дыхание инквизиторов, Ричарда и Брендона.

– Сюда, – отец Томас свернул на дорожку, вильнувшую от тракта в лес.

На узкой дороге с трудом смогли бы разъехаться две крестьянские подводы. Деревья сразу подступили к обочине. Лес вокруг рос густой, стволы и кустарник теснились плотно. Рассвело окончательно, а ночью тут было бы очень не по себе. Только день для нас не менее опасен. Физиономия бредущего рядом Тейвила выражала явное беспокойство. Барон вспомнил орочьи разъезды, пробормотал что-то неразборчивое и сплюнул на снег.

Почти сразу, как только торговый тракт скрылся за деревьями, лес расступился. Теперь по левую руку от дороги потянулась череда полей. Обработанная земля под снежным одеялом уходила вдаль и растворялась в утренней дымке. Где-то поблизости должны находиться крупное село или усадьба лорда, а значит, и огсбургские гарнизоны.

– Как на ладони, – с досадой произнес я.

Барон разродился солдафонской бранью.

Велдон смерил нас холодным взглядом. Его задевало столь явное проявление сомнений в правильности выбранного им маршрута.

– Почти пришли, – сухо сказал он и махнул рукой куда-то вперед. – Хутор. Я его уже вижу.

Кажется, и впрямь что-то темнело.

– А вдруг там имперцы? – Я решил задать несколько вопросов, пока мы не оказались в глубине открытого пространства. В своем ли уме церковник? Куда он нас тащит?

– Нет там никого, – с уверенностью сказал Велдон.

– Откуда вам знать, святой отец?

Инквизитор опустил голову и глубоко вздохнул, намереваясь отчитать зазнавшегося вора.

– Слушайте отца Томаса, – в разговор вступил старый монах. Он слегка пошатывался и опирался на угрюмого Брендона.

– И все же, – поддержал меня Тейвил, хотя говорил он гораздо учтивей, – почему вы оставляете без внимания наши опасения?

– Хутор слишком мал, чтобы взять на постой даже десяток человек. – Велдон ожег взглядом. – Но там есть скрытый от посторонних глаз подпол, где мы и переждем. Хозяин хутора не просто лесник, его прошлое темно, но он крайне обязан матери-церкви и лично мне.

Я хмыкнул. Очевидно, на хуторе поживает старый контрабандист. Захотелось вставить несколько словечек про то, что прошлое не оставляет людей, чье ремесло схоже с воровским. Только смолчал, больно яростно Велдон на нас смотрел.

– Когда перестанут искать, Пол Губошлеп уведет нас от Бранда звериными тропами, – продолжил инквизитор. – Есть еще вопросы?

Так и чесалось спросить, чем бывший бандит обязан столь ревностному служителю церкви, как Томас Велдон, однако первым заговорил лейтенант.

– Пол Губошлеп, – медленно проговорил новое имя Ричард, словно запоминая. – Так зовут хозяина хутора?

– Да, – отрезал отец Томас, – и довольно с расспросами. Дорого каждое мгновение.

Инквизитор направился в сторону хутора, не удосужившись посмотреть, следуем ли мы за ним. Старый отец Криг заковылял следом с помощью громилы Брендона. Переглянувшись, я и барон двинулись за ними.

– Будем считать, что объяснениями отца Томаса мы удовлетворены, – обронил Ричард. Правда, невеселое выражение его морды говорило об обратном.

Темно-серое пятно постепенно вырастало в небольшой хутор у опушки леса. Ближе к постройкам лес, росший по правую руку от дороги, уходил в сторону и огибал строения в полусотне шагов от высокого забора, а сама дорога уходила дальше и скрывалась из вида, обходя деревья.

Подворье из серых бревен было срублено на здешний манер – с глухим высоким частоколом и общей крышей над домом и двором. Приближались мы к хутору настороженно. Раскрытые настежь ворота, печная труба без столба дыма и отсутствие намеков на жизнь за частоколом говорили об опасности. Особенно в Загорье и тем более после ночной поры.

Шли, растянувшись цепочкой из трех человек. Тейвил посередине, Брендон и я с боков. Несмотря на яростный протест барона, монахи ступали в двух шагах сзади и вновь шептали свои молитвы. Доводов, что безоружным к хутору соваться не след, они не услышали да и не хотели слышать. Брендон держал взведенную аркебузу и по обыкновению был молчалив как рыба. В руках Ричарда и у меня – по паре пистолей.

Я проклинал судьбу. Делая шаг за шагом, ждал, что за частоколом закричат, раздастся стрельба. Чувствовал себя солдатом на поле брани, отважно и глупо идущим на вражьи пули. Нет, это даже не морской бой, здесь нет борта, за которым можно укрыться от аркебузы. Мы приближались к забору, сердце колотилось все сильнее.

Однако хутор оказался пуст, в крытом просторном дворе ни души. Позвав Брендона, барон зашел в небольшой дом. Крыльцо располагалось напротив распахнутых ворот. Ступени из толстых досок поднимались к двери сеней – невысокой пристройки, смотревшей во двор парой маленьких окошек в локоть шириной и примерно в локоть высотой. Как во всяком скромном крестьянском хозяйстве, окна были затянуты бычьим пузырем. Ставни распахнуты.

Монахи остановились под левым окном, а я направился проверить две другие пристройки. В пустом коровнике пахло свежим навозом, но скотину отсюда увели. В наполовину забитом сеном сарае тоже никого. Я вернулся во двор. Тейвил был уже здесь, по его знаку Брендон занял место у ворот. Так, чтобы не высовываться и при этом держать дорогу и поля под приглядом. Как-то незаметно офицер начал прибирать к рукам руководство нашим маленьким отрядом. По меньшей мере я и инквизиторский громила сейчас слушали его команды.

– В доме бардак, все выпотрошено, – подвел итоги осмотра барон, засовывая оружие за пояс. – И никого. Печь едва теплая, хозяев нет. Хутор ограбили не далее как вчера. Что теперь, святой отец?

– Здесь жили лесник и девочка… Его дочка… Девочка… Девушка четырнадцати лет от роду… – сбивчиво произнес Велдон. Мне показалось, что инквизитор чрезвычайно взволнован.

– Нет никого, – повторил Тейвил. – Ни людей, ни следов крови. Вполне возможно, что они живы.

– С вашего позволения я поднимусь в дом, – тихо произнес старик. Он выглядел выжатым до предела. – Присяду там.

Я тоже намеревался пойти в дом. Чертовски хотелось есть, вдруг внутри найдется что-нибудь съестное?

– На дороге телега, – сообщил Брендон.

– Сколько людей? – вмиг подобрался Тейвил.

– Один.

– Кого там несет! – раздраженно воскликнул барон.

Один человек для нас не угроза, но лишние глаза не нужны. Ричард и Брендон пошли к воротам, офицер осторожно выглянул наружу. Я же направился в дом, куда вслед за стариком поднялся и отец Томас.

– Купец! – окликнул Тейвил. – Проследи, чтобы печь не затопили.

Кивнув, я вошел внутрь. В холодных сенях еще одна дверь, за ней большая комната – горница с печью и двумя распахнутыми плетеными дверцами в крохотные спаленки. На полу разбросан нехитрый крестьянский скарб: битая глиняная посуда, деревянные ложки и одежда. Все лавки и табуреты перевернуты; кроме одного, на котором у печи умостился отец Криг.

– Кто-то переворошил весь дом, – пробормотал я.

– Имперцы. – Томас Велдон приставил к печи еще один табурет, устраиваясь рядом со стариком. – Кто ж еще.

Стреляющие по дому глаза Велдона выдавали явное беспокойство. Похоже, он ожидал увидеть на хуторе совсем иную картину. Я положил ладонь на глиняную стену. Большая, покрытая побелкой печь практически остыла, но тепло еще держалось. Ричард прав: вчера тут топили.

– Ищи, Гард.

– Что? – Я с недоумением посмотрел на Велдона. – Чего искать?

– В доме есть потайной подвал. Несколько человек там спокойно укроются. Если вдруг…

– И?

– Ты вор. Вот и ищи.

Захотелось послать его куда подальше. Но сделал вид, что послушал церковника, и принялся с задумчивым видом бродить по дому. Я тоже устал. Я не стал спорить. Да, я вор, и для меня не найдется неприступного замка, но я не могу вскрыть того, чего предо мной нет.

Покосившись на Велдона, обнаружил, что тот на меня не смотрит. Закрыв глаза, инквизитор последовал примеру отца Крига: вытянул ноги и прислонился спиной к печи.

Если вдруг… Если вдруг… Ох и завел ты нас, инквизитор, непонятно куда. Спасибо, хоть из Бранда вывел. Так и хотелось сказать, что дальше как-нибудь сам управлюсь.

– Кто-то из крестьян, – хлопнув дверью, зашел Ричард, – выехал из-за поворота. Встал, кормит лошадь овсом.

– Бояться нечего? – открыл глаза Велдон.

– Нам нечего, – мрачно сказал драгун. – Ему тоже. Если проедет мимо…

В сенях загрохотали сапоги. Мгновение спустя ввалился Брендон с выпученными глазами.

– Рейтары! Скачут прямо сюда! Много!

– Кровь и песок! – зарычал Тейвил. – Сколько их?

– Больше двух десятков!

Велдон вскочил с табурета. Я впервые видел его столь растерянным, как сейчас. Два десятка имперских рейтаров – это приговор.

– Дьявол! – вырвалось у меня. Я лихорадочно оглядывался. Шутки кончились. Где же этот чертов подвал! Инквизитор завел в западню!

Глава 22
Хутор Андаров

– Бежим! – тонким высоким голосом заверещал отец Криг. Старик вскочил с табурета и торопливо заковылял к сеням.

Всплеснув руками, Томас Велдон заметался по горнице в поисках ящичка с реликвией. Инквизитор потерял самообладание, потому как кожаный ремень от деревянной суммы по-прежнему был перекинут через его плечо.

– Стоять!

Тейвил толкнул седого монаха к стене, едва не сбил с ног. Отец Криг болезненно приложился о бревна, охнул и вновь дернулся к двери, пытаясь проскользнуть наружу. Разразившись бранью, барон, не церемонясь, поймал его за капюшон рясы и в следующий миг прижал к бревнам, надавив согнутой в локте рукой на грудь старика.

– Спокойно, – зашипел Ричард.

Отец Криг пялился на офицера и широко раскрывал рот, по-рыбьи хватая воздух. Сильнейший тычок выбил из него дух, какое-то время седому инквизитору не удавалось вздохнуть.

– Забываетесь! – В голосе Велдона зазвенела сталь. Отец Томас взял себя в руки и снова стал похож на самого себя. Монах с обликом доброго лекаря, проплешиной на голове, белой, коротко остриженной бородкой и пламенем во взоре. – Отпустите его! Нужно немедленно бежать!

Тейвил тряхнул головой и отступил от старика на шаг:

– Святой отец, сейчас поздно бежать. Нас заметят, поэтому остаемся здесь!

Упрямый взгляд драгуна столкнулся со взглядом инквизитора. Барон покраснел и шумно засопел.

– Ты и вор поклялись! Вы дали клятву следовать за мной, – напомнил Велдон, – а значит, подчиняться моему слову!

Я тихо выругался. Мы дали клятву совсем о другом. Я поклялся доставить частицу Святого Креста в Ревентоль. Всего лишь! Но церковник возомнил неизвестно что.

– Если выберемся из этой передряги, – произнес Тейвил, – то я как истинный сын матери-церкви…

Ржание лошадей послышалось совсем рядом.

– Как истинный сын матери-церкви, – повторил Ричард, – я буду внимать каждому вашему слову, святой отец. Однако нынче прошу слушаться меня.

Томас Велдон собрался возразить, он снова вперил неистовый взгляд в Тейвила и вдруг, совершенно неожиданно для меня, отступил.

– Делайте, что считаете нужным. Но реликвия не должна достаться еретикам! – Отец Томас судорожно вцепился в ремень ящичка.

– Благодарю. – Тейвил по-уставному кивнул. – Брендон, ты у двери! Я и Гард к окнам!

Громила Велдона подчинился драгуну беспрекословно. Было до сих пор неясно, является он простым наемником или имеет какое-то отношение к монахам-инквизиторам. Брендон казался спокойным и сосредоточенным; видать, не первая его заваруха, понимает, что выяснение отношений в эту минуту подобно смерти. Да и то, что Тейвил самовольно возглавил наш небольшой вооруженный отряд из трех человек, он принял как должное. Что говорить, если уверенность, сквозившая в каждом слове и движении Ричарда, заставила подчиниться даже Томаса Велдона! Я также вверил свою судьбу в руки драгуна, вести в бой должен кто-то один.

Наемник Велдона встал у выхода в сени, справа от распахнутой двери. Брендон прислонил аркебузу Тейвила к стене, свою взял в руки. Я же занял место у крохотного окошка, выходившего во внутренний двор хутора. У другого замер Ричард, попросив инквизиторов затаиться в углах горницы, по правую и левую руку от нас. Отец Криг делано негодовал, но хватило одного взгляда Велдона, чтобы старик смолк и послушно направился туда, куда указал драгун. Сам отец Томас спокойно прошествовал в угол рядом со мной. Он был чересчур спокоен.

Мое же сердце неистово колотилось, я крепко сжимал пистоли и ждал развязки. Второе пленение имперцами – плачевный итог, уж лучше пасть здесь! Да, я боялся пыток! Но я не трус! Я вор! Я флибустьер!

Я вспоминал Костяной Краб, Конрада Дамана и Вермана, Чекко, Лоиса, Дино… и других. Распалив себя, глянул на Велдона со смесью жалости и сожаления: его удел – молитвы, наш – бой.

– Теперь тише, – Тейвил поднес палец к губам, – ни звука!

Оконные проемы, затянутые воловьим пузырем, пропускали лишь свет. Ричард сделал кинжалом небольшой разрез, для наблюдения за происходящим во дворе. Я поступил так же.

В ворота въехали трое рейтаров. Имперцы явно были навеселе: смеялись и перекликались на огсбургском наречии, ехали, считай, без доспехов. Каждый из троицы всадников был облачен в шлем без забрала и кирасу. Наплечники и набедренники сняты.

– Позвольте, – едва слышно произнес Томас Велдон, приблизившись ко мне. Он хотел посмотреть во двор.

Ричард выпучил глаза и махал рукой, чтобы монах оставался на месте, да только инквизитор никак не желал внять ему. Я пожал плечами и подвинулся к другому краю окна, где проделал новое смотровое отверстие.

Через круп белого жеребца, ступившего в ворота первым, было перекинуто завернутое в холст тело. Женщина или девушка, и, скорее всего, живая. Когда двое других рейтаров покинули седла, один из них довольно хохотнул и хлопнул по месту, где должны были быть бедра. Кавалеристы стащили пленницу с коня и бросили в снег. Та молчала, не шевелилась. Возможно, я поспешил, решив, что она еще дышит.

– Неужели!.. – с жаром прошептал Велдон.

Я непонимающе уставился на него. Инквизитор неотрывно смотрел в крохотное отверстие в оконном пузыре. Побелевшие от натуги пальцы церковника с силой сжали нательный крест.

Спешившиеся рейтары вскочили на коней и убрались со двора. Третий принялся набивать трубку табаком. Пленницу, что ли, сторожит? Рейтар выглядел совершенно расслабленным. Имперец по-хозяйски обвел взором ферму и пустил первое дымное кольцо.

А за частоколом еще два десятка огсбургских рейтаров! Гомон, который они подняли, доносился в дом и без магии. Звякнула сталь, это Ричард наполовину обнажил палаш, тут же вернул его в ножны и снова вытащил из-за пояса пару короткоствольных пистолей. На мгновение драгуна пробрала дрожь, но на лице по-прежнему была маска уверенности и спокойствия. Я не мог уловить, охватил Тейвила азарт или это был случайный страх, какой любого пронимает перед схваткой, где или ты, или тебя.

Я боялся. Черт возьми, двадцать всадников в черных латах в двадцати шагах! Но я готовился драться и рвать им глотки! Не ради высоких идеалов, а просто чтобы завтра жил я, а не они. Кровь и песок! Угораздило же пойти прямо в западню! Я зло покосился на Велдона.

Раздался выстрел. Проклятый пепел! Что там? Рейтар во дворе встрепенулся, напрягся на миг. Снаружи раздался гогот двух десятков луженых кавалерийских глоток, и он вновь вальяжно уселся в седле.

Рейтар не обращал внимания на двор и избу, в которой мы затаились, что крайне безрассудно в только что оккупированном краю. Он либо безмерно глуп, либо сопротивление окончательно сломлено, либо его попросту не оказывали с должным упорством. Неспешно пыхая дымными колечками, кавалерист задумчиво трепал гриву своего жеребца. Имперец оживился лишь тогда, когда во двор въехали еще полдюжины всадников.

Трое из них были снаряжены весьма основательно. Почти полный рыцарский доспех: шлем с откинутым забралом, двойная кираса, полная защита рук, длинные набедренники с наколенниками и крепкие сапоги, усиленные стальными пластинами. Рейтшверт, кинжалы и несколько пистолей. На боку черного жеребца, ступавшего первым, приторочен чехол с аркебузой. Вороная масть жеребца – подстать доспеху наездника. Такие же черные, как и у остальных, латы, но щедро и с тонким вкусом отделанные серебром. Шлем украшен плюмажем. Не иначе как полковой оберст и пара рейтаров из штабного эскадрона.

Трое других облачились куда проще, почти так же, как первые, заехавшие во двор. Всадники чуть расступились, чтобы пропустить за частокол крестьянскую подводу. Просторный двор в один миг стал довольно тесным. Офицер и двое тяжеловооруженных всадников остановили коней у завернутой в холстину пленницы, почти загородив ее от нашего взора. Неприметная крестьянская телега с худой кобылой в упряжи замерла в шести-семи шагах от крыльца. Возница в высокой мятой шапке, горской куртке и шароварах слез с телеги и, обнажив голову, учтиво поклонился, что вызвало бурный смех имперцев. Громче всех над тщедушным невысоким мужичонкой хохотал офицер.

– Та самая телега, – произнес Тейвил, – что на дороге стояла.

Со двора послышался еще один залп гогота. Я посмотрел в миниатюрный разрез. Крестьянин все так же ломал шапку, а рейтары продолжали бурно веселиться. Да они все хмельные!

– Гард, – негромко позвал отец Томас, – это Пол Андар. Пол Губошлеп. – Губы инквизитора дрогнули. – Бог двуединый, волею Твоею и по благодати Твоей доверил Ты рабу Своему чадо. Молю Тебя, спаси и сохрани…

Церковник торопливо зашептал молитву о заступничестве и помощи детям. Я удивленно воззрился на него, решительно отказываясь понимать, что побудило инквизитора обратиться со столь неуместной в нашей ситуации просьбой к небесам. Велдон молился, опустив глаза к дощатому полу, и я не мог поймать его взгляд, чтобы найти в нем объяснение странного поведения церковника. Чертов монах! Я снова клял Томаса Велдона, и, наверное, не в последний раз. Слишком часто мотивы его поступков оказывались непонятными.

Гомон во дворе стих.

– Где моя дочь? – громко, с легкой хрипотцой, спросил Пол Андар.

Крестьянин по-прежнему мял в руке свою шапку, но вопрос задал требовательно и без страха. Я с невольным уважением посмотрел на сутулую фигуру лесника. Его голос как будто принадлежал другому человеку.

Рейтарский офицер поднял руку в кожаной коричневой перчатке, и новая волна бурного веселья заглохла в зародыше.

– Что? – спросил имперец, наигранно выставив вперед белую бородку, остриженную клинышком, по-огсбургски. Офицер находился в преклонных годах, но это не мешало ему уверенно держаться в седле, как и подобает любому дворянину.

– Где моя дочь? – снова произнес крестьянин, и опять без намека на страх.

– Ты как с его сиятельством говоришь? – Один из телохранителей поехал на лесника, доставая плеть.

А седой офицер-то графскую шпагу носит, точно полковник. Следовательно, два десятка рейтаров в его свите – совсем немного для военного времени. После падения Бранда минуло несколько дней, и имперцы уже ничего не опасались в окрестностях города. Получалось, что арнийские силы разгромлены в пух и прах, а Загорье и не думало оказывать сопротивление. Помрачневшее лицо Тейвила намекало на похожие думы.

– Остынь, Куно, – велел офицер.

– Но, оберст!

– Ты оглох? – с ноткой раздражения спросил полковник.

Рейтар унял свою прыть, и граф с издевкой обратился к горцу:

– Твоя дочь? Эта шлюха? Она здесь!

Офицер направил своего жеребца в обход крестьянина, открыв его взгляду пленницу. Пол тут же бросился к дочери, доставая из рукава нож. Под злой смех и похабные крики имперцев лесник начал резать веревки, опутавшие холстину.

Я ошибался, девушка была жива. Она вскочила на ноги, едва лесник покончил с путами, и, рыдая, кинулась ему на шею. Взлохмаченные золотистые волосы, из-под девичьего тулупа выглядывает разорванный подол юбки…

– Лили… – горько промолвил Велдон.

– Мне же обещали! – Крестьянин буквально трясся. Он был отчаянно, до безумия смел. – Ты же обещал!

– Забываешься, лапоть. – Теперь офицер заговорил с явной, нарочитой ленцой. За последнее время довелось увидеть и услышать немало огсбургцев благородных кровей, и почти все они изъяснялись на общем языке без акцента. – Не по чину мне с тобой говорить, но проявлю милость. До твоей шлюхи я и пальцем не дотронулся. Слово офицера и дворянина нерушимо! Как кремень! Но с несколькими из моих ребят она покувыркалась, и притом была очень довольна!

– Это ложь!

– Довольно! – отрезал имперец. – Где золото?

Лесник шепнул что-то дочери, и та, чуть ли не бегом, поспешила в дом. Офицер смотрел ей в спину с явным неодобрением, его злило, что пленница сейчас скроется из вида. Он дал своим людям знак. Куривший до сих пор рейтар спрыгнул с седла и, не вынимая мундштука изо рта, двинулся за девицей корявой походкой безлошадного кавалериста.

– Хватай ее, – тараща глаза, прошипел Тейвил.

Я покрепче сжал рукояти пистолей. Отсидеться незамеченными не вышло. Два десятка рейтаров и мы. На стороне имперцев численное превосходство, но они и не подозревают, что здесь враг, зато мы их видим. Я шумно выдохнул. Проклятье! Расклад все равно не в нашу пользу: их много и они отнюдь не мальчики для битья.

– Я вас попрошу… – заговорил Велдон.

– Тише!

– Но!..

В сенях скрипнула дверь, и инквизитор благоразумно заткнулся. Застыв слева от дверного косяка, барон обнажил палаш. Всхлипывая, девушка вошла в горницу и, прежде чем заметила что-нибудь подозрительное, оказалась в объятиях Брендона. Громила ловко схватил ее, зажал лапищей рот и оттащил в сторону. Она приглушенно пищала и трепыхалась, но вырваться не могла.

– Лили! – позвал отец Томас.

Увидав церковника, девушка замерла, ее заплаканные глаза округлились от изумления.

Скрипнув, наружная дверь впустила в дом громко сквернословящего рейтара.

– Где ты, маленькая дрянь? Куда спряталась! За волосы выволоку!

Он так и не понял, откуда пришла смерть, когда палаш Тейвила пронзил горло. Издав булькающий звук, рейтар рухнул на пороге жилой половины избы. Под выпавшую трубку потекла кровь.

– Тяжел же ты, – крякнул драгун, затаскивая вглубь горницы тело с остекленевшими глазами.

Я бросил взгляд во двор. Еще трое рейтаров спешились; те, что были налегке. Двое вывернули крестьянину руки, а третий крепко вмазал под солнечное сплетение.

– …и никакого железа! – Граф свесился к леснику. Его обуревала ярость. – Чтобы никакого железа в руках не было! Я сам тебе говорил это вчера!

У ног лесника валялся нож, которым тот разрезал веревки. Ответить крестьянин не мог. После удара перехватило дыхание, он отрывисто сопел. Офицер разглядывал его несколько минут. Беспомощный и жалкий вид хозяина хутора привел чувства в равновесие. Огсбургец выпрямился в седле и, поглаживая бородку, приказал:

– Пока не троньте. Подождем.

Мы тоже ждали. Томас Велдон как-то уж слишком по-отечески обнял девушку, почти неслышно рыдающую на его груди. Барон с сожалением смотрел на кровавый след на дощатом полу, а Брендон деловито вооружался пистолями рейтара. К сожалению, огсбургец снарядился сегодня легко, прихватил с собой только два пистоля. Но хоть так, теперь у каждого из нас по четыре ствола.