Текст книги "Проклятие рукописи"

8

– С ума сойти! – Марк подпрыгивал от нетерпения, стремясь как можно скорее поделиться новостями с Кириллом.

На следующий день после возвращения они расположились в кафе-шатре за бокалами светлого пива. Кирилл, в отличие от Марка, пребывал в депрессивном состоянии, он угрюмо наблюдал за игрой пузырьков в бокале. Марка задело явное равнодушие приятеля к тому, что он собирался сообщить, а ведь речь шла об их ближайшем будущем.

– Я в шоке! До сих пор не могу прийти в себя! – Марк вновь постарался хоть как-то подогреть интерес приятеля, но тот никак не реагировал.

Вместо того чтобы засыпать его вопросами: «Марк, что случилось? Что с тобой? Что ты узнал?», он продолжал внимательно смотреть на бокал, как будто тот в любой момент мог сбежать от него.

– Тебя не интересует, что мне ответили по поводу фоток, которые я вчера не поленился выставить на сайте «Антиквариат»? – уже прямо спросил Марк, потеряв надежду подогреть любопытство приятеля.

– Ну, и что тебе ответили? – Кирилл зевнул.

– Да ничего особенного – так, пустяки. – Марк обиделся и решил отплатить приятелю той же монетой.

– И что за пустяки? – безразлично спросил Кирилл и снова зевнул.

– В 1575 году в городе Базель вышла в свет любопытная книженция. Первая из девяти готовящихся к печати, но последующие так и не были напечатаны.

– Ну и что с того? У нас же не книга, а, как Даниил это назвал, – манускрипт, рукопись. Каким боком связаны эта рукопись и книга, о которой ты говоришь?

– Непосредственно. К твоему сведению, тогда, чтобы напечатать книгу, вначале надо было написать ее вручную – компьютера еще не было. А теперь внимание: книга называлась «Магия Арбателя»!

– Арбателя? Но ведь так звали девчонку, одновременно приснившуюся всем троим? – В глазах Кирилла стал появляться интерес. – Теперь ты совсем запутал меня.

– Вот послушай, что писал известный оккультист Артур Уэйт об этой книге: «Все, что касается происхождения “Магии Арбателя”, авторства и даже объема этой книги, остается загадкой».

– Хорошо – предположим. Что из этого следует?

– А следует очень многое. Мы, – голос Марка задрожал от возбуждения, и он неожиданно громко выкрикнул, невольно вызвав интерес посетителей, сидящих за соседними столиками: – Мы сорвали джекпот! – Марк взял себя в руки и уже почти шепотом пояснил: – Рукопись, которая теперь у нас, – уникальна, она сохранилась в единственном экземпляре! Она стоит миллионы, десятки миллионов! Множество толстых пачек симпатичных зеленых «баксюков», розовых «евро»! Да в чем захочешь, в том и продашь! Мы теперь – миллионеры! Больше не будем сидеть в дешевых забегаловках. Нас ожидают шикарные виллы на берегу океана, дорогие автомобили, кругосветные вояжи и множество красавиц, любых расцветок. Выбирай что хочешь!

– Неужели это правда? – Кирилла покинуло сонное состояние. – Ты не ошибся? Кто это тебе сказал?

– Один солидный коллекционер старинных книг соизволил мне утром ответить на сайте, изгалялся, насмехался – он считает, что эта рукопись поддельная, так как она не может существовать в природе. Цитировал Уэйта.

– Почему ты уверен, что он не прав?

– Потому что, как только этот коллекционер получил от меня несколько отсканированных листов рукописи и ознакомился с ними, он чуть не сошел с ума, поняв, что за сокровище у нас в руках! Сразу принес кучу извинений, начал предлагать встретиться, обговорить условия продажи, но для этого хочет провести экспертизу манускрипта.

– А ты?

– Я же не дурак. Откуда у него столько бабла? Здесь нужен солидный покупатель, возможно из-за бугра, хотя у наших олигархов денег не меньше. Я предложил ему быть только посредником. Он долго упирался, настаивая на встрече, но я был непреклонен.

– Так ты с ним еще не встречался?

– Нет, конечно. Связь только по электронной почте. Большие бабки – большой риск. Мы должны все продумать, чтобы не остаться «с носом», не выпустить из рук удачу. Он даже не знает моего настоящего имени.

– А как же тогда провести экспертизу? Без нее они вряд ли заплатят, тем более такие большие бабки.

– Я придумал. Предварительная экспертиза будет заключаться в том, что я даю ему несколько отсканированных кусков текста, приблизительно двадцать процентов от всего объема книги. Их выбираю произвольно, а он пусть покорпит над ними со специалистами. Окончательную экспертизу проведут при расчете, возьмут с собой экспертов, пусть они нюхают, глазеют, щупают, а мы тем временем будем считать денежки. Каждый будет заниматься своим делом!

– Риск большой, – задумчиво произнес Кирилл.

– Зато и «бабки» огромные – на всю оставшуюся жизнь хватит! Будем молодыми красивыми миллионерами, а то, пока добьешься материального благополучия, здоровье потеряешь, да и жизнь подойдет к финишу. Мясо удобнее жевать здоровыми зубами, а не протезами!

– Марк, надо Дане позвонить – может, он одумался.

– Кирюша, я в этом сомневаюсь – на него если что-то найдет, его не прошибешь. – Марк развел руками. – А если подумать, при чем здесь он? Манускрипт взяли мы, подготовительную работу по его продаже провели тоже мы. В чем его заслуга? То, что оказался в одном автомобиле с нами, – и все? Мы ему тогда предлагали, а он сам не захотел оставаться в нашей компании. Нам что – насильно ему миллионы всучивать? Возьми, Данька, миллиончик, может, он тебе пригодится. Нет, Кирюша, миллионы не дарят – их вырывают, проливая кровь и пот!

– О крови ты кстати вспомнил – как бы эти миллионы нам большой кровью не обошлись.

– Не дрейфь, Кирюша, – прорвемся. А когда миллионы будут у нас в карманах, то сунем Дане «на чай» – кто сколько захочет. Посмотрим тогда, будет ли он нос воротить.

– Как странно, Марк. До твоего прихода я будто в трансе находился из-за свалившихся неприятностей: работы нет, какие деньги были, все уже истрачены на дурную затею с поисками сокровищ, приближается срок платить за квартиру – а нечем. И тут ты со своим оптимизмом….

– Кирюша, все одно к одному. Твоя затея с черной археологией оказалась кстати – иначе бы нам в руки не попал этот манускрипт, который сделает нас богачами. А мой оптимизм подкреплен нашей находкой и информацией, которую я раскопал. По этому поводу предлагаю выпить чего покрепче, но я на мели – угощаешь ты.

– О’кей, Марк, – не вопрос. Твои новости дорогого стоят. Вот только я вспомнил, что дед говорил о смертельной опасности, которой подвергаются те, кто владеет этой книгой. Еще так мудрено называл – не помню.

– Гримуар, Кирюша. Этим я тоже поинтересовался. Гримуар в переводе означает «бестолковщина», «неразбериха». Словом, там такое написано, что нормальному человеку не понять. Люди верили, что в гримуарах записаны рецепты черной магии, а их использование гарантирует прямую дорогу в ад. Хорошо известна история доктора Фауста, продавшего душу дьяволу. Но все это глупости. А дед нам рассказывал всякие страсти, видимо, опасаясь, что мы на эту книгу позаримся, впрочем, так и произошло.

– Так-то оно так, – заколебался Кирилл, – но, возможно, не случайно нам тогда приснились странные сны, в которых каждый из нас умирает в муках.

– Умереть и не жить! – рассмеялся Марк. – Может, и ты хочешь отказаться от своей доли?

– Нет, Марк, ни в коем случае! Просто тогда случилось много странного, вот и появились всякие дурные мысли.

– Гони их прочь, Кирюша. Давай говорить только по делу: как нам лучше провести операцию по продаже гримуара? А мистику оставим на потом, когда будем нежиться в тропиках, на берегу океана, со стаканчиком текилы в руке и в обнимку с полуобнаженной шоколадкой-мулаткой. Я думаю, что гримуар держать дома крайне неразумно – его надо спрятать в укромном месте.

– В каком? По киношному сценарию использовать ячейку на вокзале?

– Это в крайнем случае, у меня есть другой план. Я пока занимаюсь переговорами по продаже гримуара, а ты будешь отвечать за его сохранность. Сегодня безвылазно будешь сидеть с ним дома, а завтра утром определим его в надежное место. Думаю, тебе не стоит напоминать, чтобы ты никому постороннему не открывал двери, никого не приводил к нам в квартиру?

– Лучше за собой следи – много лишнего болтаешь, – разъярился Кирилл. – Строишь из себя конспиратора, а сам, небось, девицам сразу же проболтаешься про наше приобретение.

– Кирюша, успокойся. На этот период, я считаю, надо объявить табу: никаких девочек и сухой закон, – предложил Марк и вздохнул. – Начиная с этого момента. Так что твое угощение откладывается.

– Хорошо. Эта рукопись – шанс изменить нашу жизнь, и мы его не упустим.

Неожиданно у Кирилла в голове пронеслось: «А жизнь бывает чертовски короткой!» – и по спине пробежали мурашки, ему стало страшно. Все вокруг показалось чужим и враждебным, словно он в одно мгновение перенесся в другой мир. Глоток пива вернул окружающему прежний вид, но на душе у Кирилла осталось плохое предчувствие.

– Иногда хочется ускорить ход жизни, чтобы сразу наступило послезавтра. Лег спать нищим – р-раз, и проснулся миллионером, а все страхи позади. – Марк мечтательно зажмурился, и тут у него зазвонил мобильный телефон.

– Привет, мой свет, – раздался в трубке голос Линды. – Не соскучился по мне, дружок? А у меня для тебя новость! – Судя по ее тону, ничего хорошего от этой новости ожидать не приходилось.

9

Полсотни закованных в латы всадников держали плотный строй, оберегая небольшую группу людей, испуганно жавшихся посредине, от летящих камней и гнилых овощей, но ужаснее всего был непрерывный гул разъяренной толпы. Казалось, еще немного – и ярость человеческой массы, сжатой узкими улочками, материализуется, растечется неудержимым потоком, подобно огненной лаве, сметет все на пути, и уже не смогут защитить умелые ратники-ляхи, подарок Болеслава Храброго[27]27
  Польский князь, впоследствии первый польский король.


[Закрыть], – нынешняя личная охрана императора Священной Римской империи Оттона III.

Путь от императорского дворца казался бесконечным по протяженности и по времени. По мере приближения городские ворота медленно увеличивались в размерах, одновременно нагнетая тревогу в душах людей своим неприступным видом, и, лишь когда нехотя распахнулись прямо перед беглецами, у них непроизвольно вырвался общий вздох облегчения. Всадник в кольчуге, надетой поверх малиновой пелерины, с епископской шапочкой на голове и длинным копьем в руке, на конце которого развевался императорский стяг, придержал лошадь, приблизившись к молодому человеку лет двадцати, приятной наружности, с застывшей, будто приклеенной, горькой усмешкой на устах. Его блестящие доспехи в лучах словно в насмешку выглянувшего февральского солнышка сверкали позолотой, что было совсем неуместно при столь поспешном, позорном бегстве. Три дня, проведенные в осаде, в охваченном бунтом городе, переполнили его гневом из-за бессилия что-либо предпринять и желанием действовать незамедлительно.

– Ваше императорское величество, мы спасены! За городскими стенами нас ожидают войска герцога Генриха Баварского и маркграфа Гуго Тосканского. Я был убежден, что священное копье Иисуса Христа, копье святого Маврикия, нам поможет спастись! Священное копье помогло вашему деду, Оттону Великому, разгромить диких угров и сейчас спасло нам жизни! – Он потряс копьем, чьим наконечником служил один из тех гвоздей, с помощью которых некогда распяли на кресте Иисуса Христа.

– Мой верный Бернвард, это Божье провидение помогло договориться с мятежниками храброму Гуго Тосканскому! Не верится, что большинство из тех, кто готов сейчас нас растерзать, всего несколько месяцев тому назад встречали меня радостными криками и осыпали цветами! Как переменчивы привязанности толпы, даже если их кумир – император или Папа! А ведь я столько сделал, чтобы возвеличить Рим, римлян, а взамен… – Император горько усмехнулся, тряхнул головой, не прикрытой шлемом, и его длинные светлые волосы рассыпались по плечам.

– Императорский дворец горит! – раздался позади испуганный возглас.

Обернувшись, император Священной Римской империи Оттон III увидел разрастающееся зарево и клубы дыма над Авентином. Он горько вздохнул, поняв, что оставшиеся там свита и челядь, которых он не смог вывести с собой согласно договоренности с мятежниками, теперь обречены на издевательства и смерть. В который раз он мысленно спросил себя: что привело к этому ужасному бедствию? Ведь Рим был для него не просто одним из покоренных городов, а фактически столицей его империи, оправдывая ее название. Он хотел вернуть величие империи римлян, основываясь на христианских ценностях. На его булле[28]28
  Металлическая печать, прикреплялась на шнурке к грамоте.


[Закрыть] была изображена закованная в латы женская фигура со щитом и копьем, олицетворяющая Рим. Вокруг изображения имелась надпись: «Возрождение империи римлян». Но в итоге он столкнулся с предательством тех людей, которых сам же возвеличил, – Григория Тускуланского, недавно назначенного на высокую должность префекта флота, и других знатных римлян, некогда поднятых им из праха. Причиной бунта в Риме якобы стало слишком мягкое наказание взбунтовавшейся Тиволи, где убили назначенного им коменданта города – германского барона. Смехотворное оправдание желания рода Тускуланских властвовать в Риме! Бунт из-за того, что, наказывая бунтовщиков Тиволи, он внял просьбам святого отшельника Ромуальда и не пролил крови виновных? Абсурднее повода для бунта придумать нельзя!

Ему вспомнился бунт римлян, всего три года назад, под предводительством патриция Креценция. Тогда они даже избрали собственного Папу, Иоанна ХVI, не желая признавать Папой Григория V. Соблазнили столь высокой должностью императорского посла в Византии, добрейшего Иоанна Филагата. Мятеж был подавлен без особой жестокости – были казнены Креценций и двенадцать самых рьяных его приверженцев. Что касается заблудшего Иоанна Филагата, своего бывшего учителя, он не успел вмешаться, и захватившие его воины отрезали Филагату нос, уши, язык, выкололи глаза и предали позору: посадили на осла задом наперед, заставили держаться за хвост и так возили по городу. В то время положение империи было очень тяжелым – через восточные границы вторглись полчища венедов, полабских славян. Язычники огнем и мечом прошли по восточным территориям империи, разоряя города, сжигая церкви. Ему пришлось выступить с войском против них, а уж затем идти на Рим, встретивший его открытыми воротами. Лишь кучка бунтовщиков, понимавших, что пощады им не будет, отчаянно защищалась в замке-крепости Святого Ангела.

Во время же нынешнего бунта он оказался в Риме, отрезанным от войск, и только благодаря тому, что спешно подошли отряды кузена, герцога Генриха, и верного Гуго Тосканского, пообещавшие мятежникам утопить Рим в крови, если те не дадут возможности покинуть город императору, ему удалось спастись. Теперь он свободен и сможет собрать силы для борьбы с мятежниками – вскоре подойдут войска из родной Саксонии, из Баварии. Пройдет немного времени, и римляне, оценив мощь императора, одумаются, отвернутся от вожаков восставших, и он их без труда, как и в прошлый раз, одолеет и овладеет Римом. Пока же мятеж ширится, охватывая все новые города Италии.

Григорий Тускуланский вряд ли сам решился бы на такой шаг – за ним чувствовалась рука бывшего маркграфа Ивреи Ардуина – давнего врага императора, претендента на итальянскую корону. На недавнем соборе по инициативе императора Ардуина лишили всех владений и отправили в ссылку. Два раза уходил Ардуин от карающего меча, но теперь император не проявит жалости, когда тот окажется в его руках. Жаль лишь потерянного времени – вместо того чтобы обустраивать столицу империи, ему приходится бороться с ее жителями.

– Nostra urbis regia[29]29
  Наш царский город.


[Закрыть], – пробормотал император, последний раз оглянувшись на городские стены, все уменьшавшиеся с расстоянием.

«Все равно этот город будет столицей всемирной империи, которую я создам, как это сделал мой предок Карл Великий. На этом – клянусь!» На ходу он достал золотой нательный крест и поцеловал его. Это был непростой крест – его носил сам император Карл Великий. Год назад по его указанию в дворцовой капелле Святой Марии, расположенной в Аахене, разыскали и вскрыли саркофаг великого предка, из которого он взял клочок одеяния и этот крест как залог успеха задуманного. А мысли его устремлялись на восток, где простирались бескрайние богатые земли славян-язычников, в планах было и покорение юга Италии, находящегося под властью сарацин и влиянием Византии.

В лагере германских войск герцога Генриха Баварского императора ожидали еще более неутешительные известия – кузен рассказал о ширящемся недовольстве политикой императора среди саксонской знати, также готовой подняться на мятеж, как только определятся с кандидатурой нового императора. Предлагали трон и герцогу Генриху, на что тот ответил категорическим отказом. Саксонская знать недовольна пышными церемониями, перенятыми императором у византийского двора, тогда как скромность и простота была присуща дворам его деда Оттона Великого и отца Оттона Рыжего. Недовольство вызвали и дарованная князю Иштвану корона Венгрии, и милости, оказанные князю Польши Болеславу Храброму, также ожидающему в скором времени королевскую корону. Но больше всего нареканий было на политику в отношении Рима, незаслуженно возвеличенного и осыпаемого милостями в отличие от родного города императора Аахена. Поэтому вряд ли стоило ожидать подкреплений из Саксонии. К удивлению герцога, двадцатидвухлетний император воспринял эти новости весьма спокойно.

– У нас недостаточно войск для взятия мечом Рима, но достаточно, чтобы подавить мятеж в ближайших городах. Начнем с Беневента. Любой наш успех – это поражение врага. Возьмем город – другие испугаются и прибегут голышом, в одних фартуках, прося милости, как это было в Тиволи, – жестко произнес император, изучающе глядя на кузена.

Искренен ли тот, заявляя о нежелании обладать императорской короной? Слова словами, а у кузена был шанс от него избавиться, и для этого тому ничего не надо было делать, только ожидать, когда восставшие возьмут штурмом императорский дворец в Риме. А Генрих, наоборот, приложил все силы для спасения императора. На прощание Оттон сердечно обнял и еще раз поблагодарил Генриха.

После Генриха Баварского императора посетил Папа Сильвестр II – еще крепкий пятидесятилетний мужчина с продолговатой бородкой и пронзительным взглядом серых глаз. Он отмахнулся от обращения «святой отец».

– Когда мы вдвоем, называй меня по-прежнему – Гербертом, как в те времена, когда я был твоим учителем, – сказал Папа. – Так нам проще будет общаться и найти правильное решение в создавшейся ситуации.

– Как тебе удалось невредимым покинуть Рим? – спросил император, подозрительно всматриваясь в сидящего перед ним мужчину. Это был второй Папа, всецело обязанный императору своим избранием. Предыдущий, Григорий V, несмотря на то что был кровным родственником Оттона и практически его ровесником – ему было всего двадцать шесть лет, – то и дело проявлял своеволие и ставил интересы Церкви выше императорских. А ему для исполнения задуманного было так важно, чтобы светская и духовная власть имели общие цели при доминировании власти императорской. – Ведь ты, первый Папа-француз, для римлян еще более ненавистная фигура, чем я.

– Добрые люди меня своевременно предупредили, и я послал гонца, но он, видимо, так и не попал к тебе, – пояснил Папа. – Герцог Генрих просил меня, чтобы я уговорил тебя оставить утопические планы в отношении Рима и повернуться лицом к реальности. Утратить Рим – это не значит утратить империю, а лишиться поддержки германской знати – это значит потерять все. По его мнению, Рим надо удерживать лишь силой меча, как поступали твой дед и отец.

– Что ты ответил ему?

– Как видишь, я пришел поговорить с тобой.

– Ты будешь меня уговаривать?

– Ни в коем случае не сходи с того пути, по которому идешь! Ты уже прошел бóльшую его часть, так что не стоит возвращаться. Слепцы не замечают, что ты своими дружественными шагами в отношении Венгрии и Польши сделал больше для укрепления границ и целостности империи, чем твои предки, используя меч, – твердо произнес Папа.

Император с удивлением посмотрел на него.

– Выходит, ты одобряешь мои действия?

– Не все, но в основном ты прав. Сейчас сложилось очень тяжелое положение, и ты должен принять любую помощь. – На слове «любую» Папа сделал ударение.

– Что ты имеешь в виду? Мне достаточно, чтобы ты и духовенство возносили молитвы Богу, прося, чтобы мне сопутствовали удача и победа.

– Об этом мы молим днем и ночью, но я могу тебе помочь и иным путем.

– Каким образом? Я знаю: ты великий ученый, Герберт, но все твои изобретения служат мирным целям. Или ты изобрел чудо-машину для войны?

– Это не совсем мое изобретение, но значительная доля моего труда в этом есть. В молодые годы мне довелось побывать в Кордове, я ознакомился там с трудами арабских ученых, многие их достижения я постарался использовать здесь.

– Знаю – авак[30]30
  Первая счетная машина наподобие счет.


[Закрыть], твоя удивительная способность производить математические действия в уме, затем чудо-насос, астролябия…

– Да, но еще об одном я молчал многие годы – тогда в мои руки попала сарацинская магическая рукопись, позволяющая вызывать духа и управлять им. Я по молодости загорелся идеей использовать магию для благих дел – с помощью духов влиять на ход событий и побеждать врага.

– Но злые духи – пособники дьявола! – удивленно воскликнул император.

– Природа духов не зависит от дьявола и черных сил. Ибо все в нашем мире создано Господом Богом. Даже Люцифер, властитель темных сил, – произведение нашего Господа. Неужели ты думаешь, что всесильный Бог не мог уничтожить Люцифера – низвергнутого в тартарары ангела?

– Почему же Бог этого не делает, Герберт?

– Нельзя познать природу добра, не ведая, что такое зло. Делая только добро, мы в итоге взращиваем великое зло. Казня убийцу, мы творим ему зло, а окружающим – добро. Миссионеры, неся слово Господне, отправляются к язычникам-варварам, делая этим им добро, нередко при этом расставаясь с жизнью – таким образом, получая взамен зло.

– Как святой Адальберт, – вздохнул император.

– Завоевывая новые земли, населенные язычниками, мы силой приобщаем их к истинной вере, где здесь грань между добром и злом? Ведь эти заблудшие на первых порах думают, что мы творим зло, и, лишь приобщившись к слову Господнему, осознают свои заблуждения.

– Зло во имя добра, – прошептал император.

– Твой дед, Оттон Великий, освободив Рим от власти рода Тускуланских, потомков блудниц Феодоры и Мароции[31]31
  Жена и дочь римского консула Тускулума Теофилакта, практически правившие Римом, делая своих любовников Папами. Этот период в истории папства (1-я половина Х в.) называется порнократией.


[Закрыть], делал добро для города, когда появлялся под его стенами с великим воинством, словно собираясь его вновь завоевывать. То же самое делал и твой отец, император Оттон II, своими победами над сарацинами избавивший предместья Рима от их набегов. Ты же вознес Рим в своей империи на первое место, дав ему невиданные блага и величие, – и чего ты добился? Григорий Тускуланский, потомок блудницы Мароции, вознесенный тобой из небытия на вершину власти, предал тебя и поднял бунт. Отплатил злом за твое добро. Твой дворец сожжен, а ты сам едва избежал смерти.

– Добро, обернувшееся злом… – со вздохом произнес император.

– Духи не добрые и не злые – все зависит от того, кто является их господином и какие он цели преследует. С их помощью ты научишься одерживать бескровные победы, так как они не умеют крошить мечом воинские полчища. Зато они могут воздействовать на предводителя этого воинства, вселяя в его душу страх и неуверенность. Дух ночи и сна Арбатель – вот кто придет на помощь твоим великим замыслам. Он станет твоим слугой, проникая в сон твоих врагов, смущая их своими нашептываниями, вызывающими тревожащие образы. А ведь мы, люди, всегда придаем значение своим ночным сновидениям, пытаясь разгадать их фантасмагории, считая, что в них скрыта подсказка судьбы, как нам следует поступать.

– Ты меня убедил, мой ученый Папа! Где же эта чудесная рукопись, должная сделать меня императором вселенской империи – orbis imperator[32]32
  Всемирный император (лат).


[Закрыть]? Я хочу немедленно на нее взглянуть!

– К сожалению, мне пришлось поспешно бежать из папского дворца, а рукопись спрятана в библиотеке Ватикана. Как только ты снова завладеешь Римом, я передам тебе манускрипт. Но помни: о его чудесной силе не должен знать ни один человек, как бы ты ему ни доверял. Я научу тебя, как им пользоваться, но все это ты откроешь только своему наследнику, когда сочтешь, что пришло время.

– Разговор о наследнике, когда я даже не женат! – рассмеялся император.

– Получена приятная новость из Константинополя от нашего посольства – кесарь дал согласие на твой брак с византийской царевной. Не пройдет и года, как порфирородная принцесса станет твоей женой, а до того времени ты обязан подчинить себе Рим.

К концу 1001 года полоса неудач покинула императора Оттона III, вернувшегося с большим войском в Италию. Был захвачен Беневент, что произвело впечатление на восставших жителей Капуи и Салерно, и они прекратили мятеж, их примеру последовали и другие итальянские города. Император захватил Паттерно, предместье Рима, готовился к штурму города, но внезапно, перепоручив командование войском патрицию Циано, сделал своей резиденцией Павию. Папа Сильвестр II, удивленный решением императора, послал к тому гонцов и получил ответ, что император ожидает подкрепление из Германии, а уж потом пойдет на штурм. Но это была не главная причина медлительности императора.

На широком ложе под парчовым балдахином раскинулась обнаженная рыжеволосая красавица с удивительной молочно-белой кожей, поражая искрящимся изумрудом глаз и удивительным жемчугом, открывавшимся при ее ослепительной улыбке.

– Ты божественна, Стефания! – задыхаясь от нахлынувших чувств, прошептал император. Он обнимал и ласкал ее мягкое податливое тело с нежной бархатной кожей. – С тобою я на седьмом небе от счастья!

– Счастье – миг, который зависит от настроения, погоды, времени и обязанностей, – рассмеялась прелестница. – Бывает, мы своими руками уничтожаем наше счастье. Если ты со мной счастлив, то почему не сделаешь своей императрицей?

Император резко отстранился от женщины и сел на постели.

– Стефания, мы уже столько говорили об этом. Каждый человек имеет свое изначальное предназначение: твое – приносить счастье мужчине, мое – воссоздать империю Карла Великого, а может быть, и превзойти его!

– Ты хочешь, чтобы я принадлежала другому мужчине? – лукаво улыбнулась молодая женщина.

Император вздрогнул, стальная игла пронзила его сердце.

– Нет, Стефания. Я хочу, чтобы ты все время находилась рядом… но не на императорском троне. Византийская царевна уже высадилась на берег Италии и в сопровождении архиепископа Миланского Арнульфа не позднее чем через две недели будет здесь.

– Ты будешь обладать византийской царевной, мной, строить свою империю, а чем буду владеть я?

– Я тебе подарю земли, замки.

– Сделай меня патрицией Рима, ведь уже были такие прецеденты. Ты ведь знаешь, я имею на это право. – Женщина гордо вскинула голову и посмотрела любовнику в глаза, пытаясь проникнуть в его мысли.

Императору вспомнилось, как на плоской крыше замка-крепости Святого Ангела поспешно установили виселицу, на которой вздернули за ноги окровавленное обезглавленное тело патриция Креценция. Остальные осужденные с ужасом ожидали своей участи. Группа возбужденных римлян подвела к нему растрепанную, в изорванной одежде вдову патриция Креценция – Стефанию. Он выслушал много гневных слов, обвиняющих ее, от него требовали правосудия. Находившийся рядом палач с окровавленным мечом, возбужденный от пролитой крови, почуял, что сможет поживиться, он жадно глядел на платье вдовы, украшенное драгоценностями, – будущая награда за его труд. Судьба молодой женщины была в руках императора, и только в его. «Но как она божественно красива, даже в таком виде! Может, оказать милость ей, вдове бунтовщика, – оставить жить, лишив всех богатств, владений, отправив в изгнание?» Он оставил решение до вечера, а ночью забылся в ее жарких объятиях.

– Я уже третий год с тобой. – Красавица проявила решимость, желая выяснить, кто она для императора: временная фаворитка или значит для него много больше? – Когда тебя изгнали из Рима, я, не раздумывая, последовала за тобой, вызвав этим у многих ненависть. Даже когда ты захватишь Рим, я не буду там спокойна за свою жизнь.

– Тебя прельщает судьба Мароции? – сухо поинтересовался император. – Ведь только она сумела стать властительницей Рима после смерти мужа – патрицией и сенатриссой.

Дочь римского консула Тускулума Теофилакта Мароция затмила славу своей матери, развратной Феодоры, делавшей своих любовников Папами. В пятнадцать лет Мароция стала любовницей Папы Сергия III, а в дальнейшем, чтобы добиться папской тиары для любовника, способствовала свержению и удавлению Папы Иоанна Х, бывшего любовника ее матери. После смерти мужа она стала полновластной хозяйкой Рима, приняв титул патриции и сенатриссы – Domna Senatrix. После своих любовников Пап Льва VI и Стефана VII она сделала Папой своего двадцатилетнего сына – он стал Иоанном ХI, но не отличался благонравным поведением. Однако вершиной ее интриг было возведение в папский сан внука – он стал Папой Иоанном ХII в восемнадцать лет и предавался разврату, насиловал чужих жен, девиц и вдов, пока не был убит в момент прелюбодеяния ревнивым мужем.

– Нет, есть и другие примеры. Ведь не так давно ты доверил управлять Германским королевством своей тетке, аббатисе Кведлинбургской Матильде, присвоив ей титул «матриция».

Император вздрогнул, словно с его глаз спала пелена, – за красивой внешностью своей любовницы он только теперь рассмотрел непомерное желание власти, ставшее для нее важнее всех остальных чувств. Отдавшись ему в день казни мужа, она лживо шептала слова о якобы внезапно проснувшейся любви. Вначале хитроумно отказываясь от дорогих подарков, она тем самым заставляла его преподносить ей более дорогие дары, но ей было мало богатства, ей хотелось большего – власти. Ему вспомнилось, что рассказывал ученый грек Спиридон, недовольный его сближением со Стефанией:

– Большинство преступлений, совершенных патрицием Креценцием, лежат на совести Стефании. Она жаждала все большей власти и богатства, подталкивала того на борьбу с императором за Рим. Именно ей удалось уговорить престарелого Иоанна Филагата согласиться стать понтификом. Она исчадие ада с ангельской внешностью!

Император тогда не поверил греку и отослал его приором в Саксонию. А теперь он сожалел об этом, разглядев змеиную сущность этой женщины. Но Стефания, почувствовав изменившееся отношение к ней императора, рассмеялась – это был легкий, как звон серебряного колокольчика, заразительный смех. Сразу же вспыхнувшие в душе императора подозрения растаяли, как снег под весенним солнцем. Он вновь видел в ней влюбленную женщину, страстную любовницу и умную собеседницу, давшую ему немало разумных советов. Она, имея свои глаза и уши в осажденном Риме, советовала императору немного подождать, и тогда город сам распахнет перед ним ворота, как было в прошлый раз. Ведь одно дело – вступить в город, должный стать столицей вселенской империи, как захватчик, неся огонь и кровь, а другое – войти через открытые ворота, под праздничный перезвон колоколов церквей Вечного города, войти, как хозяин, вернувшийся к себе домой.