Текст книги "Проклятие рукописи"

– Безумный, – не удержался, чтобы не перевести, Герберт.

– Он воистину был им. В Багдаде произошли волнения среди айяров[37]37
  Общее название членов братств, принимавших участие в религиозных и политических волнениях.


[Закрыть], и он, будучи муршидом[38]38
  Суфийский шейх, его ученики назывались мюридами.


[Закрыть], со своими учениками присоединился к ним. Его, как одного из предводителей восстания, казнили, а мне пришлось бежать. Так я оказалась в Кордове, стране Аль-Андалус.

– А зачем ты пришла в мечеть под видом мужчины?

– Пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, не запрещал женщинам посещать мечеть, но ясно дал понять, что им лучше совершать молитву дома. Поэтому женщины у нас воздерживаются от посещения мечети, хотя запрета как такового нет. А я люблю красоту и гармонию, поэтому часто хожу в мечеть, переодевшись в мужское платье. Я тебя сразу выделила из толпы. То, что ты чужой, несмотря на хорошее знание языка, было видно и слепому, но окружающие тебя люди ослепли, видно, так было угодно Аллаху. То, что ты подпоясанный[39]39
  Христианам в халифате предписывалось ходить подпоясанными специальным поясом.


[Закрыть], а не мушрик[40]40
  Язычник.


[Закрыть], я догадалась на выходе из мечети – ты чуть не перекрестился, но вовремя спохватился. По твоему поведению и речам я поняла, что ты – адиб[41]41
  Человек, усвоивший адиб, т. е. культурный и воспитанный.


[Закрыть], поэтому пригласила к себе, собираясь насладиться приятной беседой, какую можно вести лишь на сытый желудок. Угощайся пловом, а это – хариса[42]42
  Блюдо из измельченного вареного мяса и вареной пшеницы.


[Закрыть].

– Благодарю за угощение, но у нас принято вначале сотворить молитву Богу, а лишь затем приниматься за трапезу, – строго ответил Герберт.

Ему не понравилось нескрываемое превосходство, которое чувствовалось в поведении и словах этой женщины. В женской одежде Халима выглядела старше, чем в мужской, хотя ее красота при этом не пострадала. Роскошные длинные волнистые иссиня-черные волосы и подведенные темной краской бездонные огромные глаза, правильные черты лица. Гармония была не только в ее словах, она была в ее облике, и от этого Герберт почувствовал непонятное раздражение. Эта женщина ему нравилась, но ее превосходство и уверенность в себе были ему неприятны.

– У нас тоже так принято, только молитва другая, как и язык. А Бог – он Единственный, что и доказывает его имя[43]43
  Аллах – единственный.


[Закрыть]. Бог отправлял к нам и к вам одних и тех же посланников: Адама, Ноя, Авраама, Лота, Моисея – Мусу, Давида, Соломона, Иисуса – Ису, несших слово Божье. Но люди исказили то, чему их учили. Поэтому Аллах и направил к людям Мухаммада, своего последнего пророка, с Божьим словом – Кораном. Это последняя попытка наставить людей на праведный путь.

– С удовольствием приму участие в диспуте по вопросу истинности христианской веры, – сухо отозвался Герберт, забыв о еде, готовый вступить в схоластический спор.

– Возможно, у нас еще будет для этого время при следующей встрече, а сегодня только угощение, отдых, развлечения и разговор о музыке, поэзии. Произноси свою молитву, монах Герберт, и отведай угощения. А гармония требует, чтобы насыщался не только твой желудок, но и зрение, слух. – Халима дважды хлопнула в ладоши, и заиграла музыка – невидимые тамбурин и флейта. В комнату впорхнула еще одна девушка, также полуодетая, как и первая. Девушка начала танцевать, извиваясь, словно змея, прозрачное одеяние позволяло видеть, насколько гармонично ее тело двигается в такт музыке. И вновь необычное волнение охватило Герберта, старавшегося больше уделять внимание трапезе, а не танцовщице, но это ему плохо удавалось. Танец его завораживал, заставлял кровь бежать быстрее, теперь он вспомнил о потребностях тела, тогда как всю предыдущую жизнь старался думать о душе. Незаметно для себя он осушил несколько чаш вина, услужливо подливаемого служанкой, при этом она старалась потереться о него своим жарким бедром, а он, избегая этого, отодвигался.

– Что ты дергаешься, как будто это Иблис?[44]44
  Дьявол.


[Закрыть] – Халима рассмеялась. – Она молода, хороша собой. Пророк, да пребудут с ним благословение и благодать Аллаха, сказал: «Три предмета в вашем мире любимы мною: аромат, женщины и молитва, радующая меня». Хочешь, я подарю тебе эту невольницу, чтобы зимними ночами она согревала тебя?

– Нет. Я монах и принял обет, – неуверенно возразил Герберт, но мысленно он уже обнимал девушку. Он старался отогнать нахлынувшее состояние эйфории, но не в силах был ему противиться.

– Зачем такому молодому и красивому мужчине отказывать себе в наслаждении? Я слышала, что не все святые отцы, даже в Ватикане, отказываются от женщин и мирских удовольствий, – вкрадчиво произнесла Халима, делая знак служанке долить вина в чашу Герберта. – Коран запрещает нам употребление вина, а слуги халифа время от времени по его указанию громят лавочки христиан и иудеев, продающих вино, но затем все возвращается на круги своя. Ведь вредно не само вино, а его последствия.

– Я не буду больше пить вина. – Герберт отодвинул от себя чашу.

– Не пей, а лишь слушай стихи. – Халима три раза хлопнула в ладоши, и сразу же стихла музыка, танцовщица, а с ней и служанка покинули комнату.

Сама же она, поднявшись, закружилась на месте, словно продолжая танец, золотые украшения зазвенели в такт ритмичным движениям ее сильного и стройного тела. Герберт не видел его под одеждой, но движения этой молодой женщины, полные страсти и желания, были откровенней, чем танец предыдущей. Вдруг Халима замерла и с чувством прочитала:

 
Восковая свеча золотого отлива
Пред лицом огорчений, как я, терпелива.
 
 
Долго будет она улыбаться тебе,
Хоть она умирает, покорна судьбе.
 
 
И без слов говорит она: «Люди, не верьте,
Что я плачу от страха в предвиденье смерти.
 
 
Разве так иногда не бывает у вас,
Что покатятся слезы от смеха из глаз?[45]45
  Стихи древнеарабского поэта Абу-ль-Ала аль Мари.


[Закрыть]
 

К концу стихотворения у нее из глаз полились слезы, она поспешила на свое место и набросила накидку, скрыв лицо.

– Зачем столько печали и слез?! – воскликнул Герберт.

Ему было жаль молодую женщину. Он встал, приблизился к ней, наклонился, собираясь утешить наложением рук. Женщина внезапно изогнулась и заключила его в объятия, припав к его устам в поцелуе. Герберт в первую минуту поддался, но затем разум возобладал над зовом тела, и он чуть ли не силой оттолкнул женщину, а сам стал пятиться к выходу, тяжело дыша и помышляя о бегстве.

Халима весело рассмеялась и, отбросив накидку, показала сияющие счастьем глаза, а Герберт застыл в недоумении, потрясенный пережитым и увиденным.

– Ты устоял перед моими чарами, не дрогнешь и перед ней! Я не ошиблась в своем выборе! – весело прокричала молодая женщина и предложила Герберту вернуться на место, обещая все пояснить.

– В вино был подмешан любовный порошок, вызывающий у мужчин желание обладать женщиной даже на смертном одре. Танцовщице и невольнице, прислуживающей нам, было обещано по золотому динару, если им удастся увлечь тебя в объятия. Они прилагали к этому все усилия, но ты был тверд как скала. Не поддался ты и мне, а я не лишена привлекательности в глазах мужчин.

– Зачем тебе все это было нужно? – удивился Герберт. – Я скромный монах, не обладающий ничем, кроме своей любви к Богу.

– Перед тем как поведать тебе тайну, я хочу спросить: неужели твое сердце ни разу не опаляла любовь, влечение, страсть к женщине?

– Нет. Решение посвятить себя Богу я принял еще в детстве, воспитываясь в монастыре. Другой жизни я не знал и знать не хочу. Я не противник женщин, не согласен со словами святого Тертуллиана, что «женщины являются вратами к дьяволу», и с тем, что именно женщина изначально повинна в смерти Сына Божьего, что «истинная христианка должна ненавидеть свою привлекательность, ибо она совращает мужчин». За свою жизнь я не познал ни одной женщины.

– Теперь я хочу пояснить, почему мой выбор пал на тебя. В силу дара, каким меня наделил Аллах, я с раннего детства являюсь провидицей. Я рассказывала тебе о том, что моим мужем стал Абу Исхак, когда мы поженились, он был уже известным магом. В молодости он много времени провел в Египте, где познакомился с тайным учением жрецов и магов-халдеев. Он собирал магические тексты разных народов, дошедшие до нас с древних времен, собираясь написать волшебную книгу мага, должную стать книгой книг, но при этом не противоречащей исламу. Все магические заклинания в ней должны быть освящены именем Аллаха и проникнуты верой в него. Над этой рукописью он трудился два десятка лет, из них десять лет будучи моим мужем. За год до того, как он умер, в его руки попала какая-то старинная рукопись, и этого человека словно подменили. С одной стороны, я видела, как его глаза горели огнем счастья, и он несколько раз проговорился, что его работа уже близка к завершению, а с другой – он стал меня избегать. До этого редкую ночь Абу Исхак не приглашал меня к себе в спальню – у него не было других жен, а к невольницам он был весьма равнодушен. А вскоре у меня было видение во сне, расшифровав его, я поняла, что страшная опасность подстерегает моего мужа в ближайшее время и это связано именно с его занятиями магией. Я рассказала ему об этом – он в ответ только рассмеялся, объявив, что в скором времени будет обладать властью большей, чем халиф в Багдаде или любой другой правитель на земле. «Я двадцать лет разбирал тексты древних магов, для этого изучил в совершенстве многие мертвые языки, но когда пользовался волшебными формулами и заклинаниями, ни духа, ни джинна вызвать не смог, – заявил он мне. – Лишь недавно в мои руки попала древняя рукопись, и благодаря ей мне удалось вызвать духа-помощника – Арбателя – и приказать ему повиноваться мне. Дух-помощник дает возможность повелевать другими духами. Дух-помощник является мужчине в образе женщины и будет ему повиноваться, если тот не познает женщину. Вот поэтому дверь моей спальни с тех пор закрыта для тебя и других женщин. Разве может любовь, ласки женщины заменить обладание властью? Ты же заметила, что я в последнее время стал близок к визирю, меня даже стали приглашать на заседания дивана и считаться с моим мнением. Но это лишь первые шаги, – он перешел на шепот, – я открою тебе тайну: в скором времени я займу место визиря, а там…» – и он в восторге закатил глаза, пребывая в опасном заблуждении и не слушая моих предостережений. Я уверена, что именно этот дух толкнул его на гибельные шаги, приведшие к таннуру[46]46
  Орудие пыток – ящик с гвоздями, торчащими внутрь.


[Закрыть] и эшафоту.

– Меня не привлекает эта тайна, и я хотел бы немедленно покинуть твой дом.

На Герберта рассказ женщины оказал действие, обратное ожидаемому, – вдруг все вокруг поблекло, стало серым, и даже эта яркая женщина будто утратила свою красоту и привлекательность. Он вдруг вспомнил, что еще не выполнил некоторые поручения епископа Ато, очень требовательного и знающего человека, скрупулезно подходившего к каждому вопросу. Граф Борель всегда прислушивался к мнению старого епископа, а от отношения графа зависело будущее Герберта, чьи честолюбивые планы простирались очень далеко…

– Если ты подумал о будущем и эти мысли завладели твоим сердцем, это называется ожиданием. Если ожидание ненавистно, то в сердце возникает боль, именуемая страхом или опасением. Если оно желанно и составляет предмет дум, в сердце возникает удовольствие и радостное удовлетворение. Это и есть надежда.

– Откуда ты знаешь, о чем я подумал? – Герберт со страхом посмотрел на женщину.

– Мне просто пришло на ум выражение одного мудреца. А если оно созвучно с твоими мыслями, то это значит, что предлагаемое мною необходимо тебе. Не отвергай плода, не испробовав его на вкус. Иначе как узнать, сладок он или горек?

– Хорошо, я слушаю тебя. Продолжай.

– Мне пришлось поспешно бежать из Багдада, захватив лишь золото, драгоценности и рукопись мужа. Здесь я продолжила его дело и возглавила небольшую халаджитскую общину, организовала у себя дома рибат[47]47
  Дом, где собиралась суфийская община, часто там же и проживавшая. Рибат – дом для женщин, ханак – для мужчин.


[Закрыть]. Но, имея магическую рукопись мужа, я не могла не заглянуть в нее и не попытаться в ней разобраться… – Она смолкла и слегка побледнела, что было заметно, несмотря на оливковый цвет лица. – С тех пор я лишилась покоя – иногда ночами в мой сон проникал дух Арбатель в образе мужчины… – Тут она замолкла, не в силах справиться с волнением. – Это тот дух-помощник, которого мужу удалось вызвать и, как ему показалось, подчинить себе. Он очень сильный и подавляет меня, а мне нужно научиться им управлять. Пока он видит во мне слабую женщину, но если я попытаюсь одержать над ним верх… он уничтожит меня, как до этого мужа! Мне недостаточно ни моих знаний, ни силы воли – нужен верный и знающий помощник. Я тебя случайно заметила, еще когда ты, весь запыленный, со свитой епископа въезжал на муле в ворота города. В твоих глазах горел фанатичный огонь веры, и я подумала, что именно такой человек может помочь мне. Я и мои слуги следили за тобой не один день, пока я не убедилась, что ты тот, кто нужен мне: у тебя неуемное желание знаний – ты все свободное время проводишь в библиотеках, в лавках покупаешь книги, ни разу твой взгляд не устремился в сторону женщины, и ни разу ты не предался каким-нибудь запретным удовольствиям. Я оказалась в мечети лишь потому, что следила за тобой и решила: мой час настал!

– Меня не интересуют ни знания чернокнижников, ни те лживые чудеса, какие они могут совершать с помощью дьявола!

– Я тебе не предлагаю пойти в услужение к дьяволу, шайтану, Сатане, Иблису. Я сама правоверная мусульманка и этого не приемлю. Но совсем другое дело – получить оружие, которое поможет защитить вашу веру без использования легионов воинов, которым требуется платить золотом. Дух-помощник, если его подчинить себе, откроет тебе все, что только пожелаешь узнать о природе вещей, позволит управлять могучими духами – Каспиелом, Аменадиелом, Демориелом, которым подчинено великое множество других духов, то есть стать всемогущим! Человеческий разум – единственный создатель всех чудес, и, соединившись с силой Духа, он сможет совершить что угодно.

– Веру защищают не золотом и не воинами, только верой в ее же истинность. Мы с тобой, каждый в своей вере, стоим на противоположных позициях. Мусульманские воины захватили бóльшую половину Италии и угрожают Риму, который то и дело откупается от них золотом. Ты, мусульманка, предлагаешь мне оружие, которое может нам помочь в борьбе с арабами-захватчиками?

– Я лишь предлагаю научиться им пользоваться. Возможно, наш союз будет временным и непродолжительным.

Герберт вздрогнул, поскольку ему послышалось немое продолжение фразы: «…так как смерть одного разлучит нас».

– Я бы хотел взглянуть на рукопись твоего мужа.

– Твое желание я расцениваю как согласие мне помочь. Для того чтобы ты смог повелевать духом Арбателем, власть над которым дает рукопись, ты должен очень многое узнать, изучив магические книги. Я помогу тебе получить доступ в библиотеку кади Кордовы и даже в книжную сокровищницу халифа. У него собрано бесчисленное множество редчайших книг, лишь их названия составляют более сорока томов. Но я знаю, какие книги тебе нужны, помогу их достать, а ты должен в кратчайшие сроки их прочитать и осмыслить. А теперь ты увидишь волшебный манускрипт, который дает власть над духом Арбателем.

Халима обвела взглядом помещение, словно предполагала здесь еще кого-то увидеть, затем подвела молодого мужчину к стене, укрытой ковром с изображением тигра. За ковром оказалась железная дверь, женщина нащупала в сторонке рычаг – что-то противно лязгнуло, и дверь отворилась, открыв взору небольшую комнату, больше похожую на глубокую нишу. Рукописная книга огромных размеров, покрытая расшитым золотом покрывалом, покоилась на подставке.

– Она написана по-арабски, но ты хорошо владеешь этим языком, вероятно, умеешь и читать. Ты можешь приходить ко мне в любое время, когда тебе удобно, – днем, ночью. Даже если меня не окажется дома, мои слуги проведут тебя в эту комнату и оставят одного. Единственное условие: ты не сможешь покинуть дом, взяв с собой рукопись, – слуги об этом будут предупреждены.

– Но почему ты думаешь, что мне удастся подчинить себе духа Арбателя, раз тебе это не удалось?

– Потому что в твоем сердце нет любви, страсти, а в моем есть.

С тех пор прошло два месяца. Герберт не раскаивался, что пошел на соглашение с женой чернокнижника Халимой, – благодаря ее связям, энергии перед ним открылся мир невероятных знаний. Он ознакомился не только с магическими книгами, но и с учеными трактатами древности и современности. Он поразился, насколько арабский мир преуспел в таких науках, как математика, физика, медицина, астрология. А все потому, что здесь не отбрасывались бездумно открытия из-за того, что их сделали язычники, верившие в многобожие. Состоятельные мавры собирали личные библиотеки, тратя на это огромные средства. Профессия переписчика книг была самой востребованной, так как многие владельцы не желали давать оригиналы книг, а лишь переписанные копии.

Герберт перенял у мавров более удобную индийскую систему счета, позволявшую производить сложные вычисления в уме, абак, новые методы обработки металла, подготовил описание астролябии, а епископ Ато выделил ему значительную сумму для покупки необходимых книг. Успешно продвигалось и изучение магической рукописи покойного мужа Халимы, но Герберт не спешил войти в непосредственный контакт с духом Арбателем, понимая, что будет готов еще не скоро. Его сны наполнялись фантасмагорическими событиями, которые своей достоверностью наталкивали на размышления об их реальности, но в другом промежутке времени. Герберт воспринял это как предупреждение духа о своем буйном и строптивом нраве, который будет не так просто обуздать.

Он снова вспомнил библейскую историю о Симоне-маге, совершившем в прадавние времена многие чудеса, пока он не решил взлететь с башни, – это закончилось для него трагически. Ведь не стал бы опытный маг совершать то, в чем не был уверен, а если это так, возможно, он пал жертвой обмана? Что, если его убедил сделать это некто, обладающий достаточно большой силой? Не напоминает ли эта история о заблуждениях чернокнижника Абу Исхака, в итоге послуживших причиной его гибели? И Герберт не спешил, помня арабскую пословицу: «Враг человека – его глупость, друг человека – его ум». Разум ему подсказывал, что в этом деле поспешность смертельно опасна. Не испытывал он доверия к Халиме, ведь «в одной чалме двух голов не бывает», а волшебная книга, дающая возможность повелевать духами, была одна. Да и Халима, видя, что он не торопится, сама теперь, значительно повеселев, больше времени проводила за магической рукописью и даже стала под разными предлогами отказывать ему в возможности поработать с рукописью. Это Герберту показалось крайне подозрительным, он не мог не думать о грядущих смертельных опасностях.

Герберт обвел взглядом свое скромное жилище, и ему почему-то показалось, что он, возможно, видит его в последний раз. Молитва Богу укрепила его дух и подсказала, как дальше действовать. Через два дня вместе с епископом Ато он должен был отправиться в обратный путь, в Барселону. Его христианский долг – уничтожить эту рукопись, так как Халима ее ему не отдаст, а этот манускрипт несет угрозу всему христианскому миру. Сегодня он в последний раз попробует убедить Халиму дать ему возможность поработать с рукописью и когда останется один, то изрежет листы кинжалом и попробует их сжечь. Он не сомневался, что уничтожение рукописи страшно разгневает Халиму и его жизнь окажется в опасности. Но долг христианина требовал поступить именно так.

Халима была дома, и, когда услышала о просьбе Герберта, на ее лице появилась гримаса недовольства.

– Герберт, я открылась тебе в минуту слабости, охваченная страхом перед неизвестностью. Сейчас я не нуждаюсь в твоей помощи, ибо того, чего хотела, я добилась сама, – торжествующе заявила она. – Ты слишком тянул время: я слышала только грохот жерновов, но муки не увидела и смолола ее сама.

– Петуху сказали: «Спой!», но он ответил: «Всему свое время», – продемонстрировал Герберт знание арабских пословиц. – Твое право меня не допускать к рукописи, сожалеть о том, что посвятила меня в ее тайну. Но у вашего народа есть поговорка: «Если боишься – не говори, а если сказал – не бойся». Я никому не открою твою тайну, но разреши мне в последний раз почитать рукопись – через несколько дней я покидаю халифат. Моя голова – не сундук, содержимое рукописи там не поместится, а записывать что-либо ты мне запретила.

В это время в комнату поспешно вбежал испуганный чернокожий слуга и сбивчиво стал объяснять, что перед воротами собралась большая толпа с факелами, что эти люди требуют, чтобы Халима вышла к ним, иначе грозятся разгромить и сжечь дом. Молодая женщина побледнела, но взяла себя в руки, сотворила короткую молитву и, убежденная, что Аллах не позволит, чтобы с ней произошло что-либо плохое, решила выйти к толпе. Перед этим она провела Герберта в потайную комнату и потребовала, чтобы он там не шумел и не выходил, пока она за ним не придет.

– Я не знаю, зачем они пришли, но будет лучше, если они тебя, ахль аль-китаба, здесь не увидят. Когда я вернусь, мы распрощаемся с тобой навсегда, христианин.

Герберт мысленно сотворил молитву Богу, желая получить одобрение свыше на то, что он задумал совершить, и теперь считал, что может уничтожить дьявольскую рукопись.

Оказавшись в потайной комнате, Герберт стал кромсать пергаментные листы, что было совсем не просто. Расправившись с десятком страниц, он услышал страшный шум и грохот за дверью и замер в нерешительности, прервав свое занятие. Похоже, разъяренная толпа ворвалась в дом и начала все громить. О том, что послужило причиной этому, можно было только догадываться, но если они сорвут ковер и обнаружат дверь, то войдут сюда, и тогда… Сердце Герберта сжалось в смертельном страхе, но он пересилил себя и вернулся к прерванному занятию, непроизвольно прислушиваясь к тому, что происходило за дверью. Вскоре шум стих, и Герберт не выдержал: не покончив с рукописью, он покинул убежище. В зале, как он и предполагал, все, что только можно, было разломано и разбито, здесь царил страшный беспорядок. Подойдя к лестнице, ведущей наверх, он прислушался – там тоже было тихо. Герберт вернулся в потайную комнату, взял рукопись, изрезанные листы и завернул все в кусок оборванной розовой обивки, ранее украшавшей стены залы, – получился тяжелый тюк. На своем пути он то и дело видел следы разрушения, но, к счастью, никого не встретил. Дом, еще недавно многолюдный и шумный, где обитали многочисленные слуги, танцовщицы, музыканты, поэты, вдруг разом опустел, словно здесь побывал злой джинн и всех унес с собой. Лишь оказавшись в своей каморке, Герберт почувствовал себя в относительной безопасности, оставил там принесенный тюк и поспешил в город, зная, что людская молва разносится со скоростью молнии. Вскоре в караван– сарае, куда он изредка заходил и хозяина которого знал – это был принявший ислам армянин Баград, – он узнал, что произошло.

С недавних пор по Кордове начали распространяться слухи о неблагочестивых деяниях, совершаемых в большом доме-рибате, где проживала со своими учениками-мюридами женщина-шейх по имени Халима аль Багдади. Рассказывали, что вечерами, оставшись только с мюридами, мужчинами и женщинами, она спрашивала: «Есть ли здесь кто-нибудь, не согласный с нашим учением?» Ей отвечали: «Несогласных нет». Тогда она говорила: «Пусть свет сольется со светом», намекая на их веру в то, что в каждом теле заключен божественный свет. А дальше начинались танцы до одурения, до экстаза, и все заканчивалось тем, что чужие друг другу мужчины и женщины совокуплялись. Эти слухи в конце концов привели к тому, что возмущенная толпа разгромила дом Халимы. И ее, и последователей, избитых, в разорванных одеждах, доставили на суд к городскому кади Абу-с-Саибу. Об этих событиях узнал сам халиф Аль-Хаккам II, и он приказал кади разобраться в происшедшем и, если слухи подтвердятся, строго наказать виновных.

Герберт знал, что ничего подобного в доме-рибате Халимы не происходило, это был наговор ее врагов. Вечерами в ее доме проводились сема – религиозные собрания, сопровождающиеся ритмической музыкой, под которую пели или читали гимны, газели, суфийские или любовного содержания, танцевали, доводя себя до экстаза, хотя они это состояние называли опьянением божественной любовью. Иногда ученики употребляли специальные напитки, но этим все и заканчивалось, а прелюбодеяния никогда там не совершались. Герберт так и не узнал о дальнейшей судьбе Халимы, так как еще до вынесения ей приговора отправился в обратный путь, увозя с собой частично поврежденную магическую рукопись.

«Я использую эту рукопись, очистив ее от скверны, для благого дела – напишу волшебную книгу ради прославления Господа нашего, Его Сына Иисуса Христа и Девы Марии, – размышлял монах Герберт, когда, мерно покачиваясь на муле, оставлял за спиной Кордову, окруженную высокими мрачными стенами. – Мы называем тайным то, что недоступно человеческому разуму, науку, возможность познания которой скрыта Богом в его творениях, но которую Он все же открывает духам-помощникам через магию, чтобы ее можно было использовать. Магия двойственна: хотя она идет от Бога, дарующего этим своим творениям свет, с другой стороны, она наделяет силой и творения тьмы.

Двойственно и то, что она имеет добрую цель, как в тех случаях, когда князья мрака вынуждены делать добро, если Бог заставляет их. Но она имеет и злую цель, когда Бог наказывает порочных людей, и тогда магическим путем их вводят в заблуждение и они погибают. Из рукописи нечестивца чернокнижника я узнаю имена духов, их предназначение и пределы власти, узнаю, каким образом они используются Богом. В “Деяниях Апостолов” Дух, явившийся Петру, говорит ему: “Сойди и иди с ними, не сомневаясь, ибо Я их послал”. Это было, когда Петра призвал центурион Корнелий. Таким образом, святые Ангелы Божии словами передавали все наставления Бога людям, и это запечатлено в египетских памятниках. Впоследствии слова эти были искажены и опорочены домыслами людей, подстрекаемых злыми духами, которые сеют сомнения среди непослушных, о чем упоминали святой Павел и Гермес Трисмегист. И нет никакого другого способа восстановить это утраченное умение, как только с помощью учения Святых Духов Бога; и слух об этом разнесется по всему миру. Так, к Товию был послан Рафаил, чтобы исцелить его отца, уберечь его сына от опасностей и привести его к жене. Так же и Михаил по воле Божией управлял народом Израилевым. Гавриил, посланник Божий, являлся к Даниилу, Марии и Захарии, отцу Иоанна Крестителя. И если Бог того захочет, и ко мне явится дух-проводник Арбатель, должный научить меня всем премудростям и открыть тайну природы вещей. Я буду использовать своего помощника духа, пребывая в страхе и почтении перед Творцом, Искупителем и Спасителем, то есть перед Отцом, Сыном и Святым Духом. И если Богу будет угодно, он даст мне власть, чтобы обнаруживать в природе силы и спрятанные секреты творения и чтобы использовать их, вызвав эти свойства на свет из тьмы. Жаль, что я изрядно испортил рукопись нечестивца чернокнижника; чтобы ее восстановить и придать новый облик, как я задумал, потребуется очень много времени, не один год, но я еще молод, и вся жизнь у меня впереди».

* * *

Кирилл, проснувшись, долго лежал, раздумывая над странным сном, в котором он снова перенесся в далекое прошлое. Все было в нем реально: изнуряющая жара, многолюдные улочки Кордовы, подавляющее величие главной мечети. Тут он спохватился и бросился к компьютеру, чтобы проверить реальность того, что видел во сне. Интернет на его запрос выдал информацию и даже фотографии древней мечети Кордовы, и у него перехватило дыхание – да, во сне он был в ней! Только тогда она была роскошнее и красивее, но молодость всегда краше старости, как бы та не штукатурилась и не приукрашивалась. Не задумываясь над тем, что делает, он задал в поиск имя «монах Герберт Орильякский». Он не верил, что история могла сохранить имя простого монаха. Ответ его поразил: Герберт Орильякский был исторической личностью и в дальнейшем стал Римским Папой Сильвестром II, одним из самых загадочных Пап, – существовала легенда, что он даже продал душу дьяволу, чтобы взойти на вершину власти.