Текст книги "Алеманида. Грёзы о войне"

По спине Ксандра пробежал холодок. Сзади хрустнула замерзшая трава. Центурион положил руку на меч и медленно повернулся. Перед ним стоял человек с луком в чёрной козлиной броне. Ксандр никогда не видел боевые луки таких размеров. Даже у гарнизонных лучников они были значительно меньше. Лицо неизвестного было закрыто: Ксандр догадался, кто стоял перед ним.

Едва центурион шагнул назад, как из темноты возник ещё один человек. Ниже ростом, с крепким телосложением. Центурион понял, что даже бегство не спасет его жизнь.

– Ну, где бродите?! – закричал Ксандр в сторону суетившихся вдалеке легионеров.

Он рванул к шатру трибуна, не чувствуя силы в ногах. Сделал несколько шагов, и в его шею воткнулся дротик. Ксандр упал и пополз к караульной башне, высматривая в темных силуэтах дозорных. Он захлёбывался и давился кровью.

Низкорослый воин из таинственного тандема подошёл к Ксандру. Глаза центуриона застилал туман. Он разглядел только приплюснутый нос и чёрную татуировку на все лицо. Ксандр обмяк и больше не дышал.

После крика центуриона лагерь огласился колокольным боем и воем рожка.

Выскочившие из палаток легионеры стали расспрашивать караульных претория, что случилось и кто напал. Следопыты спешно укрылись в темноте. Этот лагерь они решили не брать.

***

Перед нетопырями лежал путь до крепости чуть больше десяти миль. Наставник Агарес разделял учеников на две группы, отправляя в рейды. Два раза в неделю они выходили на задание и следили за римскими гарнизонами и каструмами. Иногда убивали по несколько человек, дабы держать легионы в постоянном страхе.

Воспитанники Агареса провоцировали римлян на ответный ход. С помощью четырёх человек Аттал надеялся втянуть римскую Галлию в войну, однако префект упорно молчал. Или попросту не отличался честолюбием и храбростью.

После очередного задания бойцы явились в лагерь только к утру и не обнаружили Агареса на месте. Привратник сказал, что тот отправился за стену. Квартет наёмников двинулся к наставнику.

Крестьяне сложили погребальный костер из сухого хвороста, соломы и прутьев на пустыре за деревней. На кострище возложили воина в броне из высушенной козлиной шкуры – главного атрибута ночных следопытов. Лицо его покрывала маска, в связанных руках лежал меч. Вокруг костра стояла дюжина людей, неравнодушных к маленькому горю Агареса. На похороны галльского наёмника явились крестьяне, коим тот когда-то помог.

Ученики подоспели в последний момент и виновато опустили головы. Зеваки в толпе показывали пальцем на изрисованное лицо Бельфора.

К погребальному костру подошёл статный мужчина в чёрном плаще и меховой накидке. Это был самый знаменитый наёмник во всей префектуре Галлии по имени Агарес. Несколько лет назад он бежал из Ктесифона. По происхождению Агарес был мидийцем, но Аттал тут же прозвал его Персом, ибо не особо разбирался в народах востока и всех людей с курчавыми бородами и распущенными нравами хватал под одну гребенку. Постепенно прозвище приросло к Агаресу, и он уже не обижался на небольшую вольность, которую позволил себе конунг алеманнов.

На плаще Агареса серебряной нитью был прошит ястреб с раскрытыми когтями, готовящийся схватить жертву. Тёмные, как вороновы перья, глаза неотрывно смотрели на обезображенное лицо покойника, выпирающее из-под маски. Пальцы беспокойно тарабанили по эфесу меча, а факел заметно подрагивал в руке. Агарес поджёг хворост и отступил, наблюдая за разгорающимся пламенем.

В чертоги богов уходил один из его лучших учеников – Фелан. Он был любимым и первозванным воспитанником среди оставшихся после обряда инициации.

Похождения учеников Агареса стали притчей во языцех. От Лютеции до Генуи в народе ходила молва про нетопырей, однако никто не знал их имен. Эмрес и Белет наведывались в каструмы возле Арелата, а Марвин с Бельфором – у Медиоланского тракта. Иногда они объединялись с отрядом Калвага, который стоял над кавалеристами Аттала, и вырезали целые гарнизоны. Агарес называл их своим выводком, но не ценил и не уважал так, как Фелана.

Несмотря на добрый нрав, Фелан был жестоким воином. Он не оставлял реки крови, как это делали Эмрес на пару с Белетом, но римляне старались не переходить ему дорогу. Фелан убивал только легионеров и людей с оружием в руках. Из-за незыблемых принципов и неподкупной чести за ним закрепилось прозвище «Белый наёмник». В боевом ремесле с ним мог соперничать только Бельфор.

Около трёх месяцев назад Фелан бесследно исчез. Агарес понимал, что настолько дальновидный и предусмотрительный человек не мог провалиться сквозь землю. В голове Перса крутились различные версии: от трусливого побега до столкновения с сильным соперником.

Агарес не верил, что в Галлии нашёлся человек, чьё мастерство превзошло навыки его первенца. Личность соперника Фелана оставалась загадкой для ночных следопытов. Агареса не отпускало чувство, что в исчезновении ученика замешаны свои же люди.

После пропажи наёмника, во время стычки с тенктерами148148
  Тенктеры – древнегерманское племя, жившее во времена Римской империи на правом берегу Рейна, между Ланом и Виппером; были известны как превосходные наездники.


[Закрыть], пленили Бельфора. Аттал не на шутку встревожился, когда за пару месяцев лишился двух следопытов, на которых имел большие виды. В ожидании помощи Бельфор месяц томился в темнице. Агарес с конницей Аттала напал на деревню, истребил тенктеров под корень и освободил ученика.

Четыре нетопыря были в сборе – Агаресу не хватало пятого. Теперь набеги совершались с ужасающей частотой и сопровождались неимоверной жестокостью. Римляне боялись лиходеев больше, чем голода и кровавого поноса, ибо подобной ловкости не имели даже ктесифонские наёмники из Аваним Афарот.

Легионеры придумывали всевозможные ухищрения, расставляли ловушки и усиливали караулы. От бесплодных попыток римлян защититься азарт нетопырей разгорался сильнее. Кровь лилась до тех пор, пока в ручье не обнаружили изувеченного Фелана. Раздутое водой тело погрызли волки, на груди зияла колотая рана, сбоку торчали сломанные ребра.

С одного взгляда Агарес понял, что к убийству Фелана причастен далеко не римский легионер или пьянчуга из таверны. Наёмники, насколько он знал, в Галлии также не приживались, ибо здесь царствовал культ берсерков и открытого боя. В Аквитании бродили выходцы из Иберии, но они не враждовали с алеманнами Аттала.

Агарес смотрел на пламя погребального костра и размышлял о странном убийстве Фелана. Он не переживал по поводу утраты. В конце концов, болезни и смерти считались полноценной и неотъемлемой частью его жизни. Перса же не отпускало чувство обмана и некой подковёрной интриги. Если бы римляне умудрились заколоть Фелана, то не преминули бы случаем пустить сплетни об этом по всем трактирам.

Агарес косился на низкорослого Бельфора и следил за его взглядом. Перс подозревал ученика в измене, ибо подобного непокорного нрава более никто не имел. Только Бельфор мог остановить Фелана.

Агарес знал, что определить палача по орудию убийства нельзя, ибо Фелана зарубили собственным клинком. Поэтому причастность Бельфора к содеянному Агарес даже не силился доказать, ведь за предвзятый суд придётся иметь дело с Харольдом – первым советником Аттала.

От бесконечных догадок в душе Агареса росли обида и ненависть. Он долго не мог решиться, кого из учеников отправить к праотцам, ибо двое из квартета следопытов раздражали его более остальных. Эмреса он хотел убить за связь с дочерью, а Бельфора – за вольный нрав.

Деревенские жители и случайные мальчишки покинули погребальную церемонию. У бушующего пламени остались только Перс с учениками.

– Мы отомстим за него, – сказал Белет. – Мы уничтожим все римские заставы и гарнизоны, а города сровняем с землей. И плевать, что они не отвечают на выпады. По их молчанию давно можно понять, что они трусливее массильских девок.

– Мы – это вы? – Агарес обвел бойцов взглядом. – Вы можете действовать только под покровом ночи. Открытый бой – другое искусство. Вчетвером броситесь на легион? О боги, взглянул бы я на это хоть одним глазком. Клянусь жизнью моей дочери, вы не протянете и минуты.

– До каких пор Аттал будет собирать армию? – спросил Эмрес. – До скончания земных лет?

– Это не армия, а толпа неотесанная, – вставил Бельфор. – Они требуют вина, оружия и плодородной земли. «Хочу поселиться на правом берегу Родана, а я на левом берегу», – он передразнил требования крестьян. – Конунг ждет, когда его благословит на войну Асимотуа, предводитель иллергетов. Быть может, помимо благословения Аттал подчинит аквитанских мракобесов, и тогда за ним пойдут все.

– Ты следишь за конунгом? – спросил Агарес.

– Аттал отправился с делегацией в Аквитанию: весь Арелат только об этом и толкует, – ответил Бельфор. – Отец его, Матайес, ходил, но безуспешно. Иллергеты говорят, что не хотят иметь дела с пришельцами не кровей древних иллергов. Сдаётся мне, они сами не знают, чего хотят.

– Все люди вечно чего-то хотят и требуют. Благословлять на войну – ещё хуже, нежели воевать. Аттал при любом исходе развяжет узел, жаль только, что Асимотуа не понимает выгоды своего преклонения. Одним движением он объединит племена от Массилии до Лугдунума и передаст скипетр Атталу. Увы, Асимотуа до сих пор остается в стороне. Иллергеты живут на отшибе и не нужны Риму, зато сотни других племён попадут под тяжёлую руку латинян. Промедление не всегда приносит пользу.

– Учитель, неужели ты волнуешься за варваров? – поинтересовался Марвин.

– Я из других краев, и мне всё равно на алеманнов с галлами, а вам бы следовало побеспокоиться. Сколько бы дерьма и грязи не лилось в Галлии, вы должны держаться вместе. Как Галлию покорили в первый раз? Всему виной раздробленность, посему не бросайте соратников на произвол. Будущее народов будет вершиться не на полях сражений. Оно окажется на чаше весов в войне наёмников.

– Как горстка людей решит исход войны? – спросил Эмрес.

– Убери легата, и легион превратится в толпу разгильдяев.

– Рим умеет воевать, лишь превосходя числом – от этого им никуда не деться, – произнёс Белет. – Как запоет Константин, когда его галльские легионы станут пригоршней зерна по сравнению с полем конунга?

– Каждый из вас прирезал по сотне человек, но наивность ваших слов удивляет. Вижу, что каждая загубленная вами жизнь прибавляет гордости, но не опыта и здравомыслия. Думаете, Гай Юлий победил, превосходя числом? Цезарь пришёл в Галлию с десятком легионов и победил миллионные орды квадов и галлов. Кто-то и с сотней солдат пройдет весь белый свет, а кто-то и с целой армией ничего не добьется. Не считайте золото и людей врага, лучше оттачивайте собственные умения. В противном случае навык пропадет уже через пару месяцев, ибо всегда нужна конкуренция, иногда даже с самим собой. В какой-то мере она – дар Ахурамазды149149
  Ахурама́зда – «Бог Мудрый» – авестийское имя божества, которого пророк Зороастр – основатель зороастризма – провозгласил единым богом.


[Закрыть], ведь без неё всё бессмысленно.

– Где найти ровню, если её и в помине нет? – процедил Белет.

– Не нужно намеренно искать проблемы, – ответил Агарес. – Я ни к чему не призываю. Говорю, что не надо бахвалиться победами над людьми с потерянной бдительностью.

– Наставник, а учитель Миргалим приедет в Арелат? – спросил Бельфор.

– Надеюсь на его появление. Полно, разговор окончен!

Агарес развернулся и жестом увлёк за собой учеников. Трое ушли, но Бельфор остался. Костёр пускал в небо клубы густого дыма. Тело Фелана сгорело только наполовину, и от запаха жжёных волос и гнилой плоти Бельфора воротило. Ему хотелось побыть одному, подумать о прошедших событиях.

В последнее время его недолюбливали, ибо после смерти Фелана он занял место лидера. Взгляды окружающих были полны подозрительности и зависти. Даже с соратниками обострились отношения. Сам же Агарес ненавидел Бельфора из-за особого мнения, бесстрашия и вольнодумства. Перс желал видеть в глазах учеников страх и трепет. Всё необходимое он получал в избытке от трёх податливых птенцов, а Бельфор никак не преклонял колено перед величием наставника.

Каждый из квартета нетопырей что-то скрывал. Эмрес заигрывал с дочерью Агареса, Марвин экспериментировал с опасными ядами и частенько доходил до умоисступления, а Белет прикладывался к крепким напиткам и избивал людей. Бельфор же околачивался по Арелату, погружался в книги и пергаменты. В его лице Агарес видел прямого конкурента, а Перс не терпел сильных соперников, хоть и говорил обратное.

II

Племена варваров проживали на обширной территории. Изначально они насчитывали пару миллионов человек, однако постепенно размножились и рассеялись по миру. Племена разбросало от Аквитании на западе до Дакии на востоке. От Эборака на севере до Иберии на юге. Некоторые народы даже дошли до Парфии и Бактрии, постепенно слившись с местными народами.

К середине IV века численность варваров посчитать стало невозможно. Они были разрозненны и враждовали между собой. Усипетов, карнаутов, дарданов, тавлантиев, тенктеров, свевов, вандалов, франков, херусков, каттов, германцев и тысячи прочих племен просвещенные римляне обозвали алеманнами150150
  All-men – все люди (прим. автора).


[Закрыть], дабы не путаться. Хотя благодаря конунгу Атталу алеманнами все чаще называли лишь нижнегерманские племена, перекочевавшие в Нарбоннскую Галлию.

Среди пёстрой непримиримой толпы выделялся обособленный народец – иллергеты. Из-за своей малочисленности они не могли воевать, а из-за ореола тайны постоянно находились на слуху.

Иллергеты проживали на границе Испании и Аквитании и являлись выходцами из Карфагена. Очевидцы рассказывали об их жестоких обрядах, кои нагоняли ещё больший ужас на умы обывателей. Римляне возненавидели иллергетов, когда впервые увидели их жертвоприношения. Девственниц оставляли на съедение волкам, детей сжигали во славу болотных духов, вождей убивали, едва их наследники становились совершеннолетними.

Дикие нравы перемежались с глубокой духовностью, которую поддерживали друиды. В один из самых кровавых периодов в истории иллергетов появилась жрица Танитаисса. Она устала от бессмысленных смертей и вместе с некими пришлыми людьми сочинила свод правил, регулирующий быт иллергетов. Танитаисса отменила человеческие жертвоприношения и установила дружественные связи с соседними племенами. Лишь искусственное сохранение численности помогло иллергетам дожить до нынешних дней в неизменном виде.

Римские историки и люди, неравнодушные к легендам, по сей день спорили о личности Танитаиссы. Одни говорили, что она приходилась дочерью карфагенскому олигарху, а позже перебралась в Иберию, где стала править иллергетами. Никейские летописцы утверждали, что Танитаисса основала колонию в Аквитании и подарила миру одно из самых знаменитых пророчеств о Филине.

Архивариусы из Арелата сдержаннее относились к сказаниям про иллергетов. Они с усмешкой пресекали таинственные разговоры о Танитаиссе. По их мнению, жрица не владела письменностью и была пленницей у иллергетов, которые потом принесли её в жертву богу плодородия.

Догадки множились, а легенды обрастали неподтвержденными несуразицами. За десятки лет о мистической ауре над Аквитанскими лесами узнали первые лица Арелата и Массилии. Даже Рим заинтересовался иллергетами.

По приказу префекта Арелата войсковое соединение из Галлии попыталось наладить отношения с иллергетами. Но тех не интересовала торговля или обмен опытом. Туземцы с клинками повыскакивали из хижин и попытались прогнать легионеров. Недовольные латиняне атаковали непокорное племя, но те убежали в чащобу, к Священным дубовым рощам. Владыки Вечного города смирились и более не трогали иллергетов, ведь они не причиняли Риму никакого вреда. Так из-за одного странного народца людей с гортанной речью нарекли про́клятыми. У них были имена, но Рим их знать не желал.

Аттал – избранный среди равных конунгов Галлии, отправился к иллергетам, дабы с их помощью начать войну с Римом. Конунг не сомневался, что племя из пары сотен человек покорится ему. Преклонение иллергетов будет означать свершение древнего пророчества.

Советник конунга Харольд поведал, что иллергеты не одну сотню лет ждали Освободителя, который отомстит за былые обиды и приведёт их в плодородный край, обещанный богами. Согласно пророчеству, в День Воссоединения Луны и Солнца иллергетам явится человек, в чьих жилах бурлит чёрная кровь античных иллергов. Друиды нарекли его Филином.

По преданию лишь Филин способен объединить разбросанные племена и обрушить мзду на угнетателей. Аттал считал себя человеком без предрассудков, однако сейчас ему хотелось верить в собственную избранность. Если сказания не врут, и он сможет связать сотни племен, то перед такой внушительной ордой легионы Рима падут.

Аттал неоднократно слышал байку про Филина и знал, что десятки конунгов до него мечтали обуздать иллергетов. Даже его отец, Матайес, приезжал к ним с дарами, но ему отказали. Аттал долго ждал подходящего момента, чтобы отправиться к иллергетам. Затмения случались каждый год, но звездочёты конунга частенько ошибались, так что Аттал уже пропустил с десяток воссоединений луны и солнца.

Одиозная фигура Аттала выделялась из толпы. Его широкие плечи и статная походка притягивали внимание. У него были непомерно длинные даже для алеманнов и галлов волосы. После каждого значимого события он заплетал бороду в косу. К сему дню таких событий набралось уже четыре: восхождение на трон Дурокорторума, булла о единении двух Галлий, победа над римлянами в Бреттильском лесу и принятие регалий главного конунга. Внешне казалось, что косичек больше, ибо длинные усы Аттала спускались до самой груди.

Солдат пугали немигающие глаза конунга, не знающие жалости. Сдвинутые брови Аттала восхитили бы, наверное, даже Аристотеля. Но они столкнулись в клинче от вечного недовольства всем и вся. Лоб конунга искромсали морщины, а крупный подбородок и щёки сеткой покрывали мелкие шрамы.

Аттал каждый день ходил, ел и спал в одной и той же одежде. Он надевал кожаный доспех, на плечах переходящий в кольчугу. Толстый ремень опоясывал талию и держал три клинка. Грязные сапоги весом по четыре фунта оставляли после себя следы великана.

Несмотря на величавость, Аттал постоянно боролся с врагами внутренними не меньше, чем с внешними. Алеманн часто пытался выглядеть умнее, чем был на самом деле. В нынешние времена конунги Галлии почитали больше острый ум, нежели силу, а Аттал славился лишь вторым. Квадский конунг Ориг говорил, что от Матайеса Атталу достались только руки и косящий от гнева глаз, в то время как голова – Ирманду.

В голове конунга крутился вихрь мыслей. Ссора с братьями явно не пошла на пользу. Его брат Ирманд много лет занимал должность римского посла в Ктесифоне. Помимо прочего, он выполнял обязанности префекта в Нисибине. Ирманд обзавёлся обширными связями, и его слово имело большой вес во многих государствах: от Британии до Сицилии.

Конунг алеманнов не мог простить брата за связь с Римом. В союзе с Ирмандом, первым послом востока, главный из алеманнов мечтал начать полномасштабную войну с Римом, но средний брат и слышать не хотел о восстании против Константина. Вспыхнул конфликт, и Аттал убил бы Ирманда на месте, если бы не явился призрак прошлого – третий брат.

Самый младший из сыновей Матайеса – Эрамун являлся незаурядной личностью. Его никто не любил, считая подкидышем в великой семье. Несмотря на трусоватый и осторожный характер, Эрамун обладал поразительными способностями в дипломатии. «Он даже порог не переступал, не посмотрев по сторонам» – так о нём отзывались современники. Как только Эрамун окреп, то тут же уехал в Британию.

Спустя несколько лет он вернулся на родину с небольшим войском, женой-северянкой и предложением заключить «Союз Трёх Древ» между братьями. Из-за такой дерзости Аттал чуть не убил и второго брата.

К иллергетам он ехал после перепалки с Эрамуном. Аттал ненавидел брата всей душой с самого первого его появления в семье Матайеса. Если средний брат отказал Атталу в союзе из-за текшего в крови римского вина, то младшего брата конунг не считал достойным боевым соратником.

Тревожные мысли не покидали Аттала весь путь. Они исчезли, когда всадники вышли на Тропу черной крови. Так называлась тайная дорога, ведущая к обители иллергетов.

Кавалеристы долго плутали, пока сквозь лесные дебри не набрели на сигнальные огни. По мере приближения к лагерю сердцебиение Аттала учащалось. Ему казалось, что сейчас он прикоснётся к чему-то неведомому. Это вызывало лёгкий страх. Телохранитель Калваг остался в Арелате, и отсутствие верного спутника усугубляло беспокойство конунга. Аттал не привык покидать бург без начальника над всадниками.

Глубоко в душе предводитель понимал, что его страхи иллюзорны. Гордость твердила ему, что он необъятный столп варваров Запада – Аттал, сын Матайеса, и все земли покорятся ему.

Час спустя конунг стоял возле шатра местного вождя. Вопреки обычаю, Аттал взял с собой не многотысячную делегацию, а всего сотню вооруженных солдат, дабы не пугать местных и лишний раз не красоваться. Коренные жители внешне походили на кельтов и германцев. В их наружности не было африканской смуглости или восточной надменности. Это было самое обычное племя, коих в тех краях насчитывались тысячи.

Пока Аттал озирался по сторонам, к нему подошла женщина, чьё морщинистое лицо обладало необъяснимой притягательностью. Ее мимика постоянно менялась: застывший отпечаток спокойствия через секунду превращался в безумный оскал. Несмотря на старость, женщина сохранила красоту молодости. Она взяла Аттала за руку, закрыла глаза и прислонила ладонь ко лбу.

– Я знаю, кто ты! Мне знаком твой запах.

Из шатра вышел высокий человек с длинными волосами, уложенными в косу. Его твёрдая поступь сочеталась с лёгкостью движений. Он облачился в сиреневый балахон, похожий на претексту151151
  Претекста – в Древнем Риме белая тога с пурпурной каймой по борту, носившаяся курульными магистратами, муниципальными и колониальными магистратами, а также некоторыми из числа жрецов, и была, за исключением первого случая, знаком отличия, присвоенным известной должности.


[Закрыть] и увесил запястья браслетами. Длинные пальцы в перстнях обхватывали набалдашник массивного золотого посоха. Проницательные малахитовые глаза неторопливо осматривали пришельцев.

– И мне знаком его запах, Аргина. Большой муж пришел покорить все земли от запада до востока! Ведь так? Меня зовут Асимотуа, – легким поклоном он поприветствовал гостей. – Зачем ты пришёл сюда, Аттал, сын Матайеса?

– Я пришёл с миром, – конунг поклонился в ответ. – Я владыка алеманнов, галлов и гельветов, покоритель ремов, квадов, усипетов, маркоманов и тысячи племен Нарбонна, Лугдунума и Цизальпинии. Я пришёл воссоединиться с братьями, как луна в этот день соединяется с солнцем.

Асимотуа внимательно слушал, иногда улыбался и кивал. Пока Аттал говорил, подтянулись местные. Они вооружились не так хорошо, как пришельцы. В их взглядах читалось странное спокойствие, словно подобную картину они наблюдали каждый день.

– Сегодня действительно день Воссоединения Луны и Солнца, – вождь возвёл руки к небесам, которые закрывали ветви деревьев. – Согласно легенде, которую мне рассказал мой отец, а ему – его отец, и так до истока времён, в этот день явится когтистый Филин, который возьмёт за пазуху племя иллергов, а после и остальных. Он принесёт великую беду роду людскому! Падут темнокожие пуны, низвергнутся латиняне, разверзнется земля под кочевниками севера, выжжет солнце камни парфян и испарится Свевское море. Когда-то я был молод и силён и запомнил миг пришествия Матайеса. Я видел отца – в тот день ему отказали, сейчас же передо мной его сын, который возрос, стал большим человеком и могучим воином. Я – владыка иллергетов, но даже я прислушиваюсь к речи Великого Друида.

Асимотуа умолк и поднял руку с посохом, призывая окружающих к тишине. Разговоры и перешептывания за спиной прекратились. Из низенькой хижины вышел сгорбленный старец. Он выглядел настолько древним, что казалось, будто могила уже четверть века ждёт его бренное тело. Друид едва доставал Асимотуа до плеча. Лик почтенного старца украшала длинная пепельная борода. Он опирался на посох с погремушками, в руке держал деревянную лоханку с блестящими безделушками.

– Это Калиматар – друид племени. Только он в силах дать ответы на твои вопросы, Аттал.

Конунг нахмурился и оглянулся на приближённых. Оруженосец лишь недоуменно пожал плечами. Любой вождь племени сначала усаживал гостя за стол и только потом говорил. Его же, Великого конунга, встретили на пороге, не налили ни пива, ни серваза152152
  Серваз (цервуаз) – ячменное или пшеничное пиво, приготовленное без хмеля, использовалось древними галлами до средневековья.


[Закрыть] и сразу обратились к делам насущным. Аттал привык к тому, что дипломатия вершилась не на трезвую голову. На трезвую голову можно только воевать.

Калиматар протянул блюдце и постучал по нему пальцем.

– Он просит дар, – Асимотуа указал на лоханку.

Аттал увидел в глубоком блюдце десяток золотых и серебряных браслетов, женские серьги, обсидиановый наконечник стрелы и множество блестящих побрякушек. Если так встречали всех пришедших, то за половину тысячелетия иллергеты видели множество делегаций. «Почему именно это племя играет такую роль в объединении Галлии?» – подумал Аттал.

Вождь алеманнов снял с руки чёрный браслет из потрескавшихся александритов и положил в плошку. Там же он увидел рубин с клинка Матайеса.

Друид исподлобья посмотрел на дар конунга и его губы скривились в усмешке. Асимотуа покачал головой, улыбкой намекая, что Аттал, как и прочие, сделал неправильный выбор.

– Ты вознёс нашим богам браслет, имеющий немыслимую цену. Немыслимую цену для тебя. Он не нужен нам, как и всё, что лежит здесь, – друид потряс блюдцем перед лицом конунга. – Преданность требует дар пламени, что в оный день поднимет на вершину. Дар моря, что сызнова украсит лик богини. Дар земных глубин, что разрушит мир. Небо ещё не утонуло в крови вестницы смерти, и ты не кровей древних иллергов, – Калиматар посмотрел на запястье Аттала и обнажил собственное, показав странную татуировку в виде капель воды. – У тебя нет подношений и нет метки. Ты не тот, кого мы ждём. Ты говоришь, что пришёл с миром, но воины твои покрыты броней и холодным железом. Ты говоришь, что пришёл воссоединиться, но по пути в Кирисхани разрушил братские узы. Зачем явился, Аттал, сын Матайеса? Не повторяй ошибок предка.

– Каких ошибок? – прошипел Аттал. – Мой отец…

– Перебивать жреца Солнца нельзя! – сказал человек из окружения Асимотуа.

В толпе пронёсся шёпот, и иллергеты встали на колени. Луна медленно закрыла собой солнечный диск, и наступила тьма. Лишь костры освещали лагерь. Аттал кивнул, и все солдаты встали на колени. На лесной поляне только трое стояли на ногах. Конунгу показалось, что и воздух загустел.

– С небес сойдёт Филин, перед которым преклонят главы сто и один вождь, – Калиматар с закрытыми глазами тянулся к небу. Одной рукой он водил по воздуху, а второй сжимал посох, потряхивая побрякушками. – Когтистый Филин. В нем будет течь кровь древних иллергов. Глаза его – в отражении зениц предка. Дочь вождя возымеет власть над умами. Начнётся Эра исцеления. Начнётся, да не закончится. Птица восстанет из боли и страдания. Боги отнимут у неё род, но после станут охранять, пока птенец не превратится в большую силу. Бойтесь его, ибо волею случая дети войны набредут на жилище Филина. Боги же суть ледяные щупальца, которые дают Филину власть, потом – отнимают.

Луна отошла в сторону, и поляна вновь осветилась солнечным светом. Аттал подумал, что продлись затмение чуть дольше, друид бы наговорил ещё больше высокопарных фраз без смысла.

– Ты – сын Матайеса, а он не был нашим сыном. Уходи отсюда, – Калиматар выступил вперёд. – Ты хочешь подмять весь край под свой сапог? Не торопись, конунг. Прежде раздобудь победу. В былые годы я мечтал о свершении пророчества, но грядущая могила и зов падших говорят, что я заблуждался. Слава богам, я не доживу до пепла, который ниспадёт во время Великой войны. Я не желаю видеть гибель моего народа и не хочу лицезреть падение мира. Огонь войны скоро разгорится и пожрет всё, – друид сделал несколько шагов и подошёл вплотную к Атталу.

Теперь только конунг слышал слова Калиматара: «Пролей каплю крови Матайеса: убей дочь брата, ибо она есть зло. Его жена – чужеземка, и она породила чудовище. Ищи траву в её глазах и не ошибёшься. Не трогай никого, кроме неё. Можно избежать хаоса, превратив каплю в ручеек. Ты спасёшь тысячи тысяч жизней, отняв лишь одну. Останови девочку от самой большой ошибки в жизни. Ледяные щупальца сомкнутся на её глотке, и тогда капля превратится в реку».

– При чём здесь моя племянница и предсказание? – спросил Аттал.

Калиматар промолчал. Он поклонился конунгу и побрёл в хижину. Асимотуа махнул, и местные разошлись. Остались лишь люди Аттала и старая женщина, сверлившая чужеземцев подозрительным взглядом.

Конунг приказал седлать лошадей. Он не привык, чтобы ему отказывали.

– Что ж, значит, такова воля богов! Буду держать Серую лигу, имея ресурсы, коими располагал отец.

Делегация покинула Тропу иллергетов и направилась в Арелат. Весь обратный путь Аттала одолевали мысли о брате. Только в этот раз совершенно противоположные. Конунг искренне поверил в слова жреца и небесное знамение. У него и раньше случались конфликты с Ирмандом, но времена вечного мира и прощения миновали. Теперь всё окончится кровопролитием.

– Глупость же! – Аттал жаловался коню. – Девица-то чём провинилась? Эх, хороша была девчушка.

Аттал не верил в богов, хоть и частенько клялся именем Вотана и призывал алайсиаг153153
  Алайсиаги – женские богини, духи смерти, являющиеся эскортом бога битв. Их культ был распространен среди германских воинов.


[Закрыть]. Из-за неверия голос взыгравшей совести не мог обличить его злодеяния. Вот и сейчас конунг быстро примирился с мыслью о братоубийстве. Аттал подозвал начальника конной разведки.

– Скачите к Мардонию и скажите, чтобы навестил братца.

– Что передать Мардонию?

– Скажи, чтобы сожгли деревню. Ирманда и его семью уничтожить под корень. Не щадить никого. В первую очередь убейте Ирманда и его дочь. После бойни долги Агаресу будут уплачены.

По лицу всадника пробежала тень сомнения, но высказаться он побоялся. Полсотни кавалеристов пустили коней в галоп. Аттал смотрел им вслед и думал, что уничтожит любого, кто посмеет угрожать его владычеству. Даже какой-то Филин, в чьих когтях в будущем возропщет целый мир, не перейдёт ему дорогу.

К конунгу подошёл оруженосец, выполнявший, помимо прочего, обязанности придворного писца.

– Мой повелитель! Что мне записать?

– Напиши, что иллергеты – закоренелые обманщики. Они хотят три дара, облить кровью небосвод и доказать приверженность своим идеям. Добавь, что шестнадцатого дня ноября 312-го года по летоисчислению консула Юлия конунга Аттала отверг старик с бородою до колен.

III

Длительное время Арелат, расположенный на Родане, считался столицей галльской префектуры и номинально принадлежал Риму. Город именовали Первыми вратами, так как он вёл к двум крупным гарнизонам. Территорию от северного гарнизона до южного варвары прозвали Вратами севера, в то время как ветераны легиона называли брешь между крепостями Серой лигой из-за расстояния и скудной природы. Когда в последний раз врата пересекли вооруженные варвары, произошла кровопролитная война с отцом Аттала – Матайесом.