Текст книги "Алеманида. Грёзы о войне"

– Неписаный кодекс нашего наставника воспрещает любую связь с женщинами во время несения службы, – Стиракс словно прочитал её мысли и с укоризной взглянул на Кустодиана. – Мы можем потешиться только в свободное время, которого теперь практически не осталось.

– Тебя никто не спрашивал, Гунн, – сказал Протей. – Так что же случилось?

– Это были люди Аттала. Мардоний или Софроний – неважно. Все, кто приходит от конунга, несут смерть. Старейшина Гигас отказался принимать власть алеманнского владыки. Он не дружил ни с римскими префектами, ни с галльскими конунгами. Гигас предпочитал мирное решение проблем, меч извлекал лишь при защите вверенных владений. Аттал твердит, будто у него есть принципы, но он понятия не имеет, что это такое. Он не любит, когда ему отказывают, и обижается, словно ребенок. Гигас просто решил не вмешиваться в распри и не выступил на стороне Аттала.

– Прямолинейность алеманна уже всем набила оскомину, – сказал Кустодиан. – Да, за неучастие деревни не истребляют, но мы должны принять это как данность. Таков этот Аттал, не церемонится. Другим преподнесен хороший урок, но выражен он в грубой и жестокой форме.

– Энанки никогда не была под эгидой Аттала. Она всегда управлялась родом Гигаса, – ответила Киаксара.

– Кто ты такая? Тебе лет двенадцать, может, четырнадцать. Ты выражаешь мысли лучше некоторых моих разгильдяев, – Кустодиан взглянул на Стиракса. А ещё превосходно говоришь на латыни, несмотря на парфянские корни, и бросаешься фразами, кои незнакомы простым сборщикам ягод. На тебе дорогая накидка из медвежьей шкуры, твоё тело ухожено, а волосы прибраны. И обычно детям всё равно кто и кого подставляет под удар: им неинтересна политика, военная логистика и борьба за власть. Либо тебя готовили ко двору, либо кровавые орлы – твои родители. Признаюсь, они не похожи на парфян, но и я на грека не слишком похож. Право, даже лакедемонцы позавидуют твоему спокойствию. Кто ты?

– Вы всё верно поняли, за исключением пары моментов, – вспылила Киаксара. – Это был не самый лучший день в моей жизни. Нога того гляди отвалится, родителей убили, друга прирезали, – она посмотрела на Протея, – а толпа любопытных мужиков окружила меня и ждёт повествования. Мне бы хотелось воды, утихомирить жар в ноге и теле и просто побыть одной. История может подождать. Вы уже знаете, что деревню разнесли кавалеристы Аттала. Что вы ещё от меня ждёте?

Голос девушки дрогнул, и она вытерла навернувшиеся слезы. Кустодиану не нужно было повторять дважды. Он отстранился, понимая, что ещё не скоро ударится в расспросы. Кустодиан осмотрел отряд и заметил нехватку людей:

– Где Прокл с Кемалем?

Стоило вспомнить имена грека и пуна, как они появились. Прокл шёл из глубины деревни и вёл за собой половину римской центурии гастатов. Изрядно потрёпанные солдаты собрались на маленькой площадке и уселись на скутумы.

К Кустодиану направился молодой солдат в помятом шлеме кентарха189189
  Кентарх (kentarhos) – сотник, центурион.


[Закрыть], плюмаж которого был срезан наискосок.

– Центурион Леонид, – представился мужчина и отсалютовал.

– Аве, Константин. Трибун Кустодиан. Как вы здесь оказались?

– Мы стояли в Энанки по приказу пропретора Эпихарида.

– Может быть, вы расскажете, что тут произошло?

– Лошадей угнали алеманны Калвага. Мы две недели спали, приоткрыв глаз, а стоило его закрыть, как по нам вдарили. Праздник Фавна Луперка тосканцы справляют с меньшим размахом. Нас было две центурии, осталась лишь эта горстка, – Леонид кивнул на легионеров позади. – Нападение было точно выверено, а иначе бы они не схватили так легко центуриона римской армии за мошонку. Кто-то из местных сливал сведения. О Митра! Какой-то селянин обвёл вокруг пальца две сотни гастатов. Калвагу всё же нужно отдать должное: он умеет действовать на опережение.

– Калваг? – многозначительно спросил Кустодиан.

– Да. Калваг-кулак.

– Значит, деревню зацепили кавалеристы Калвага?

– Ну, это ни для кого не секрет. Разрушенные деревни в округе – работа Калвага и Мардония. Но больше, конечно же, руки в крови у последнего. Калваг только выполняет приказы конунга, а Мардоний – любитель кровопусканий. Но что бы там ни говорили – они оба за Аттала.

Кустодиан знал, что Мардоний враждебно относится и к римлянам, и к галлам. Он не имел совести и чести. Подлый дезертир избегал открытых сражений, досаждая Веспасиану поджогом деревень и массовым убийством мирных жителей.

– Жестокость даже на поле боя – не самая лучшая черта. Легат трижды выписывал Мардонию порку за расчленение галла в битве у Бреттильского леса, но тот оставался глух к просьбам и приказам. Выходит, Аттал ищет союзников, а потом расправляется с теми, кто долго думает? Как глупо. Тотальное истребление столь незначительного препятствия по меньшей мере странно.

– Под удар попадают только племена, вздумавшие дать отказ, – сказал Леонид. – В нынешнем линчевании усматривается мистическая длань. Говорят, Аттал побывал у иллергетов и с тех пор озверел душой. На войне нет места зверствам, Кустодиан, однако люди всегда найдут для этого время. Сейчас Аттал сосредоточится на захвате южного гарнизона. Насколько мне известно, легаты хотели провести рокировку.

– Да, Филипп не раз говаривал о смене власти. Впервые с ним согласен, ведь на его месте способен удержаться только Эпихарид.

– У Эпихарида и так забот по горло. Кажется, он смотрит очень далеко, раз взялся за усиление Массилии. Что теперь будете делать?

Кустодиан задумался над словами Леонида и ничего не ответил.

– Кажется, до заката мы не успеем добраться до крепости, – сказал Протей, глядя на наставника.

Спартанец утвердительно кивнул.

– Переночуем здесь.

– Поддерживаю, – вставил Леонид. – Думаю, даже среди всего этого побоища найдётся еда на одну ночь для пяти десятков человек.

На том и порешили.

– Девочке нужна помощь, – нарушил молчание Стиракс. – Рану нужно чем-то смазать, иначе жди беды. Взгляните на неё. Какая красавица! Ей на роду написано ходить на двух ногах. Отрезанная конечность ей не к лицу.

Кустодиан посмотрел на бесстрастное лицо девушки и отмахнулся.

– Без лошади до гарнизона мы в любом случае её не довезём. До рассвета не доживёт. Солнце уходит, лошадей нет, еду не раздобыли. Ты и Эфиальт, – он обратился к Стираксу, – остановите кровотечение и перебинтуйте ногу.

– А как это сделать никого не волнует, – шепотом сказал Гунн.

– Что ты там бормочешь? – спросил Кустодиан.

– У меня есть санитар, – вмешался Леонид. – Уверен, он поможет!

– Где будем ночевать? – сказал Стиракс. – Мы солдаты, но не хотелось бы делить ложе с трупом. Они повсюду, Хорс вас подери!

Протей, немного подумав, сказал:

– Не все дома сожгли. Найдётся место. Казарма практически не тронута. Осталось только найти хоть немного пищи. Спрячь её в казарме, – фракиец обратился к Стираксу. – Второго пожара она не перенесёт. Наставник, что нам делать?

– Ничего, – ответил Кустодиан. – Здесь мы уже ничего не сделаем. Возле выхода с площади восстановите четыре дома. Пригодятся на случай нападения. К вечеру я должен увидеть коридор шириной в полтора десятка локтей. Выполнять.

Леонид разместил караульных на двух подступах к уничтоженной деревне. Опыт заставил центуриона не доверять и мертвецам, ибо в нынешней войне даже стервятники служили конунгу алеманнов. К закату над деревней поднялся сумрак. Легионеры скинули тела в несколько ям и закопали.

Киаксару отнесли на крыльцо одного из уцелевших домов, откуда она наблюдала за происходящим. Она боялась оставаться одна, посему попросила, чтобы возле неё стоял тот худой легионер, который показался ей добрым. Киаксара посмотрела на сгоревшие останки дома, где прожила несколько лет, и заплакала. В этот момент ей хотелось кричать.

III

В последние дни гарнизон Хлора необычайно оживился. После известий о предполагаемой осаде солдаты начали подготовку к обороне. С Массилии везли мечи, древесину и камни, на крепостные стены затаскивали связки стрел; сторожевые башни укрепляли. Филипп надеялся, что на подготовку есть ещё две недели, но алеманны их опередили.

За час до восхода на горизонте появился внушительный отряд пехотинцев и кавалеристов. Они остановились в миле от крепости. Разведчики гарнизона сообщили, что воинство под началом полководцев Аттала составляет около трёх тысяч человек, однако второпях не посчитали тех, кто двигался к твердыне Хлора медленнее из-за загруженного обоза.

Аттал полагал, что крепость защищает один легион, однако Эпихарид, в отличие от Филиппа, предвидел нашествие алеманнов. Он отправил на подмогу войско под руководством своего ставленника. Теперь вместе с легионом Филиппа и ополченцами из аллоброгов римский гарнизон насчитывал около десяти тысяч мечей. Ещё шесть тысяч солдат выдвинулись из Массилии.

Конунг не думал, что в гарнизоне Хлора соединятся два легиона. Он не боялся пропретора, но понимал, что с таким числом солдат глупо лезть в длительную осаду. Аттал несильно расстроился, ибо ему хотелось просто пощупать волчицу за вымя. Взглянуть, как отреагирует римский орёл, который теперь отливал не золотом, а пылал кровью. Однако конунга задело то, что Эпихарид не поверил в его блеф.

Некоторое время Аттал вёл двойную игру. Он пытался донести до римлян, что его не интересует южный гарнизон Арелата. По Галлии пронёсся слух о нападении алеманнов на главный порт римлян – Массилию. Спустя время догадки обросли подробностями, и все уверились в правдивости этого решения. Все, кроме Эпихарида.

Многовековой военный опыт Рима вкупе с блестящей интуицией пропретора подсказывал, что враг, который бросил Ганнибалов вызов190190
  Вызов на решающее сражение.


[Закрыть], будет упорно пытаться задавить противника ложными слухами. Эпихарид понимал, что даже глупец, а тем более Аттал, не оставит в тылу вражеский гарнизон даже с тысячей пьяных легионеров. Легат осознавал, что гарнизон требовался конунгу для контроля над Медиоланским трактом и иберийскими путями.

Военачальники средней руки не поддержали намерение Аттала, не решаясь напасть на гарнизон имеющимся числом. Конунг поднимал к небу кулак, взывая к Вотану и крича, что без предводителя алеманнов солдаты ни на что не годны. Но оказавшись возле гарнизона, Аттал осознал настоящее положение дел. Он понял, что не сумеет даже погладить римскую волчицу.

Пехотинцы с опаской поглядывали на вождя, предрекая вселенский гнев. Аттал застыл, словно изваяние в греческом храме. Он безучастно наблюдал за носящимися на стенах цитадели солдатами. Конунг долгое время изучал окрестности, стену каструма и донесения лазутчиков, и понимал, что осада может продлиться как сутки, так и полгода. Аттал не располагал таким количеством времени, провианта и терпения, ибо привык действовать с наскока.

Пытаясь обескуражить римлян внезапным нападением, конунг взял с собой небольшой отряд и продовольствия с напёрсток. Одно время он хотел быть первопроходцем, стараясь отойти от обычая предков являться на бой с пайком на день-два. Аттал пробовал наладить продовольственную логистику на римский манер, строил склады на путях шествия войска, увеличивал паек каждого солдата. Но в этом случае бойцы начинали наглеть. Аттал пробовал разные тактики, но в итоге возвращался к канонам предков. Его нововведения по своей сути остались теми же многовековыми догматами немного под другим углом.

Конунг повернулся к оруженосцу и рявкнул:

– Труби отбой, горнист! Эребос? Где мой конь? Сюда его.

Молодой галл подвел к конунгу коня, заискивающе поклонился и отошёл, не поворачиваясь спиной. Аттал с помощью оруженосца взобрался в седло. Дёрнул коня за поводья и направился в сторону крепости Германика. Под вой горна солдаты собирали пожитки и уходили. Военачальники шёпотом обсуждали странное решение конунга, который два дня гнал пехоту, а в последний момент передумал нападать.

Вереница телег двигалась сквозь лес, расположенный возле гряды холмов. Аттал обогнал пехотинцев и возглавил шествие колонны, хотя Агарес советовал ему не показываться. Вдалеке появился силуэт всадника. Лучники наготовили стрелы в ожидании приказа.

Наездник приблизился, и воины увидели испуганного мальчика, который рвал жилы загнанной кобылы. Аттал скомандовал опустить оружие. Всадник остановился. Кобыла несколько раз крутанулась и с наслаждением вдохнула полной грудью.

– Если ты не латинянин, то в той стороне тебя не ждёт удача, юноша, – произнёс Калваг. Ты либо смел и обладаешь силой берсерка, раз мчишься на колонну войска Аттала, либо глуп и безумен, раз не укрылся в лесной чащобе.

Аттал взглянул на юнца и подумал, что уже видел это грязное лицо с взлохмаченными волосами.

– Ты глухой? – спросил оруженосец, не дождавшись ответа.

– Я…я от господина Агареса, – заикаясь, ответил мальчишка. – Я поступил к нему на службу гонцом. Моё имя Ульрих.

– Поступил на службу? – Аттал засмеялся. – На службу к Персу никто не пойдёт добровольно, только принудительно. Ну и чем же ты провинился?

– Это из-за его дочери. Он сказал, что за общение с ней нужно платить.

– Вот Агаресу и плати, это ваши разборки. Конунгу ты зачем? – злобно спросил оруженосец, который не понимал, зачем Аттал разговаривает с оборванцем.

– Никто не знает эти места лучше меня, мой конунг. Я знаю тропы, о существовании которых не подозревает даже Эмрес.

– Будь уверен, маленький мерзавец, своей нелёгкой ношей ты обязан Эмресу, – снова вмешался оруженосец. – Он отличный лазутчик, но мужчина никакой. Не смог разобраться с соперником самостоятельно, вот и решил от тебя избавиться руками Агареса. Так что ты там говорил?

– Одна из деревень, что сжёг Мардоний, захвачена римлянами. Солдаты ушли, но около сотни остались. С ними Кустэден.

– Кустодиан, – поправил Аттал. – Кавалерия Мардония прошла возле Энанки – это был мой приказ. Что Кустодиан забыл в тех краях? Разве римляне не отошли к гарнизону?

– Не знаю названия деревни, но она находится на отшибе Энанки, возле реки, – мальчик сдвинул брови, силясь вспомнить название. – Недалеко находится поселение Мерсал.

– А говоришь, что всё знаешь! – посмеялся оруженосец.

Аттал на миг забылся в воспоминаниях. Мерсал находился в самом центре Нарбоннской Галлии и являлся единственным на сотню лиг святилищем фракийского бога Хорса. Его санктум воздвиг Матайес после посещения иллергетов в Аквитании. Аттал знал, что в день Воссоединения Луны и Солнца отец тоже получил отказ, но краткий диалог с Калиматаром изменил его. Поход к иллергетам, появление Эрамуна и постройка святилища, подле которого выросло поселение Мерсал, до сих пор являли для Аттала загадку.

– Ты преданный слуга, – конунг кивнул оруженосцу, и тот швырнул Ульриху золотую монету. – Откуда тебе известно, что Кустодиан оказался в тех местах?

– От осведомителей Харольда. Они первыми узнают обо всём, а мне приходится быть на подхвате. По приказу господина Агареса я слежу за продвижением римлян. Он сказал…

– Вражда Харольда и Агареса до добра не доведёт, – буркнул конунг, перебив Ульриха. – Надо бы уже разобраться с этим. Так что сказал Перс?

– Если перекроете артерию Энанки, то южная крепость не получит подкрепления.

– Перекроем артерию? – Аттал захохотал. – Небось наслушался словечек от Харольда? Но какой толк Эпихариду от центурии в Энанки? Смотри, если ты лжёшь, я отрежу твой язык и заставлю проглотить. Войско отправляется к гарнизону, ибо я не могу растрачиваться на такие мелочи. Отправлю Калвага.

– Он уже был в Энанки, – сказал оруженосец.

– Тогда Эмреса.

– И он там был.

– Ага. И побежал к Агаресу целовать ноги и клянчить золото за сведения. Я не понял, там вся Галлия уже побывала? – прошипел конунг. – Прежде разыщи Калвага. Пусть отправит пару сотен человек в Энанки, но сам не суётся. Ещё не хватало глупых потерь перед осадой. Пусть зачистят местность, но не разбегаются. Мне нужен Кустодиан для других целей. Ступай!

– Как они его узнают?

– Такого количества тарелок на кирасе нет ни у кого, юноша. Иди!

Оруженосец внимательно выслушал конунга и направился к крепости Германика, где находился Калваг в ожидании приказа о подкреплении.

Мерин Ульриха безмятежно топтался на месте, а наездник, напротив, со страдальческим лицом ожидал дальнейших решений Аттала. Конунг лениво отмахнулся, и мальчик понял, что разговор окончен. Он развернулся и с чувством великого облегчения ретировался в лесную чащу.

Аттал задумчиво посмотрел вслед удаляющейся фигуре Ульриха и подумал о превратностях судьбы. Мальчишка не блистал рассудительностью, но конунг чувствовал, что тому неведом страх. От глупости или храбрости неизвестно.

Колонна продолжила движение в гарнизон. По пути Аттал изучил послания Харольда и с удовлетворением отметил, что некоторые планы воплотились в жизнь. Значительно увеличилась пехота, немного прибавилось галльских конников. В земли Нарбонна стекались иберийские вандалы из Аквитании и Испании. Белги и гельветы прислали четыре тысячи мужчин, а племена с северных окраин Британских островов внесли лепту в виде пятитысячного отряда то ли наёмников, то ли регуляров.

После пополнения рядов перед Харольдом неумолимо вставала проблема продовольствия. Боги даровали плодовитый год, однако для тысяч голодных ртов урожая могло не хватить. Аттал опасался, что из-за его войны пострадают засеянные земли, до которых он ещё не добрался. Конунг знал, что при отступлении римляне часто выжигали поля.

От беспокойства у Аттала разболелась голова. Он с досадой подумал, что позолоченный посох Матайеса с набалдашником выглядел легче, чем являлся на самом деле.

На пути в гарнизон войско сделало пару привалов, дабы перевести дух. К утру следующего дня оно прибыло на место. Конунг потребовал пивной бочонок и распорядился, чтобы трон-кресло вынесли на улицу. Аттал не ослабил узду и приказал всем укреплять ветхие стены цитадели.

Гарнизон оборонялся на римский манер, ибо за сотни лет вражды и дружбы галлы многое переняли от соперников и внедрили в обиход. Пока войско конунга стояло подле гарнизона Хлора, пробитые бреши в стенах залатали, а на крепости возвели два десятка башенок. Солдаты начали копать ров для горючей жидкости. Конунг бросил все силы на его расширение и строительство перекидного моста. Пока Калваг руководил работами, конунг сидел на возвышении крыльца и вытирал усы от пива.

Калваг подозвал виночерпия и попросил кубок. Долгие годы он безукоризненно служил Атталу, за что тот приблизил к себе молодого алеманна. Теперь он являлся личным телохранителем конунга – вторым человеком после Харольда.

Калваг происходил из знатного рода и имел четырёх братьев и двух сестер. Из-за маленького роста и слабого здоровья его посчитали ущербным и отдали римлянам. Сильных братьев Калвага алеманны оставили себе, ибо хотели вырастить будущих противников властителей Рима. Понятие плена к тому времени стало чисто номинальным, и заложники галлов впоследствии становились достойными дипломатами и воинами.

За пять лет тщедушный юнец превратился в ценного легионера, претендующего на должность легата. Тому способствовал новый эдикт Констанция Хлора, согласно которому высокие должности получали за достижения, а не за статус при рождении.

Калваг в превосходстве освоил военное дело, латынь и уже грезил сменить лорику сегментату на сенаторскую тогу, однако судьба видела его в другой роли и ином месте. Вспыльчивый Калваг не всегда мог обуздать свой нрав. В перепалке с языкастым трибуном латиклавием он выхватил гладий и рукояткой ударил словоблуда по голове, от чего тот умер на месте.

Калвагу грозила казнь, но он не желал расставаться с жизнью на самой её заре. Он бежал в Дурокорторум. Аттал, только получивший бразды правления, не желал видеть при дворе дезертира, пусть даже кровей алеманнов. Однако конунг не хотел отдавать Калвага римлянам, ибо ему катастрофически не хватало бойцов с головой на плечах.

Атталу нужен был солдат с навыками берсерка, к чему он и склонял Калвага. Конунг с сожалением видел, что традиции берсерков уходят в прошлое. Если раньше каждый третий боец мечтал повторить жизненный путь Матайеса, то теперь, после культурного обмена с римлянами, люди начали ценить жизнь. Солдаты уже не желали следовать традициям берсерков, согласно которым для устрашения врага часть своих зубов нужно выбить, а оставшиеся покрасить углем. Появление Калвага вселило в Аттала надежду, что культ берсерков, изводящих себя беленой191191
  Вопреки распространенному заблуждению, основным психостимулятором берсерков были не грибы, а белена (прим. автора).


[Закрыть], уцелеет.

В то время отношения между римской Массилией и галльским Арелатом становились всё более натянутыми. После ряда опрометчивых решений мелкие стычки вылились в сражение возле Бреттильского леса. Именно эта бойня стала отправной точкой дальнейших событий.

Галльское войско победило: берсерски полегли все до единого, Аттал возомнил себя великим завоевателем, а алеманн блестяще проявился в бою. Калваг стал самопровозглашённым берсерком, имея полный рот зубов и покровительство конунга.

Боец превратил недостаток роста в преимущество. Его братья погибли из-за неуклюжести и фанатичной отчаянности в бою, но юркий и выносливый Калваг действовал осторожнее. Соратники сравнивали бойца со змеей, которую трудно изловить в моменты боя и от которой невозможно убежать в минуты отступления.

Когда-то Калваг обладал приятной наружностью, и его начищенные до ослепительного блеска доспехи привлекали внимание даже знатных матрон Генуи и Массилии. Но ныне он явил миру иную ипостась.

Теперь алеманн облачался в доспехи, выполненные на манер римской кирасы. Его голову покрывал шрам от чудовищного ранения, полученного вражеским топором в одном из сражений. Волосы на месте раны перестали расти, придавая виду Калвага некоторую чудаковатость. Неприглядно выглядел и его приплюснутый нос, который ломали почти в каждом сражении. Костоправы Арелата пытались привести его в надлежащий вид, но тщетно.

Выжив после ранения, Калваг перестал надевать шлем, так как считал, что теперь его голове уже не требовалась защита. Он обрился наголо и отрастил бороду, которую заплёл в косу. Со своей лысиной он бы вполне мог сойти за жреца Амона-Ра, если бы не обилие одежды и бледность лица.

Прозвище Кулак алеманн получил после рукопашной схватки с гельветами, в которой насмерть забил кулаками восемь человек. Калвага обходили стороной, ибо тот был готов отдать жизнь даже в трактирной драке.

После ранения хватка Калвага ослабла, а чуткость ума погасла. Темпераментом он напоминал кипящий котел с греческим огнём192192
  Греческий огонь – горючая смесь, применявшаяся в военных целях во времена Средневековья. Впервые была употреблена византийцами в морских битвах. Пламя не гасилось водой. В настоящее время оригинальный рецепт изготовления утерян (прим. автора).


[Закрыть], вокруг которого танцевали факиры с факелами. В кругу Аттала не существовало более нетерпеливого человека. Калваг сперва огрызался, когда обстоятельства шли не по плану, а потом хватался за меч.

Аттал понимал, что вместо воина-дипломата получил мясника, который не годился на роль советника. Однако Кулак, в отличие от Агареса и Харольда, был для конунга более понятен и управляем, что делало его подходящим для личной стражи. Помимо этого Аттал наградил Калвага званием начальника кавалерии.

Малый совет конунга состоял из троицы, в которой царил раздор. Харольд не считал Калвага достойным соперником, однако завидовал его приближённости к Атталу. Конунга с Калвагом объединяло единое воспитание в среде римлян, которых они понимали лучше остальных.

Британец снисходительно относился к странностям Кулака, кои появились после травмы головы, но всё же частенько пользовался его промахами. Агарес же восстал против Калвага, когда Аттал предложил Персу выдать дочь за инвалида. Теперь наёмник в присутствии молодого алеманна шипел, точно змея.

Кулак подошёл к Атталу, подал ему кубок пива и поклонился. Калваг был одет в расшитый плащ с меховым воротником, подпоясанный широким ремнем с двумя спатами193193
  Спата – кельтский обоюдоострый меч.


[Закрыть]. Ему не терпелось рассказать конунгу о ходе подготовке крепости.

Пару недель назад Аттал замыслил с помощью лазутчиков Калвага заманить в крепость римского военачальника, дабы подставить наместников Августа в Галлии. Выбор пал на Кустодиана. Все приготовления были на Калваге.

– Крепость готова принять римских гостей, мой конунг. Любому лазутчику будет проще пройти через врата Алайсиаг – там есть проход за решеткой, – сказал Калваг, указывая на стену. – Но ещё проще на время убрать караульных. Думаю, толковый лучник именно так и сделает.

– Второе мне нравится больше, – ответил Аттал. – А что потом?

– Нужно им кого-нибудь скормить. Проникновение в крепость – слабый довод. Они должны крепко набедокурить.

– Сожгите мой дворец и обвините их в поджоге. Приложите с десяток трупов и отправьте Веспасиану.

Калваг подумал, что можно было всё сделать несколько проще, но знал, что история с приманкой принадлежала Агаресу, а Перс был любителем интриг. Он уже хотел высказаться по сему поводу, но вместо этого добавил:

– Их ещё нужно изловить.

– Это уже не моя забота, Калваг, – Аттал улыбнулся.

Воин погладил лысину и отвернулся. С минуту они стояли в тишине, пока Аттал не произнёс:

– Помнишь мальчишку Агареса?

– Мой конунг, мне известно лишь о дочери.

– Да, но речь не о ней, – отмахнулся Аттал. – С ней постоянно обретается грязный недоросль. Почему бы тебе не привлечь его? Пусть собирает пожитки и идёт встречать римлян.

– Ах, речь об Ульрихе? Я решил, что римлян встретит и проведёт в гарнизон Далак. При всех своих талантах обольстителя Ульрих не справится с поручением.

– Агарес опять что-то темнит, раз просит отправить разведку к Энанки. Ты сделал, как я велел?

– Да, отправил полторы сотни человек. Если римлян много, то оценят обстановку и уйдут. Если мало – разнесут в клочья.

– Что ж, вероятно, ты знаешь ситуацию лучше, посему не настаиваю. Значит, Врата Алайсиаг? Ты недооцениваешь римлян, Калваг. Кустодиан пронюхает о ловушке за сотню лиг. Ты будешь создавать брешь во вратах, а он в южном гарнизоне поморщится от пыли. Поверь мне, он с дорийских плоскогорий и чувствует опасность иначе – не так, как мы.

– А разве нельзя…?

– Нельзя ли напасть самим? – перебил Аттал. – Ты снова недооцениваешь римлян. Мы поэтому и проигрываем войны, ибо считаем соперников тупыми скотами. Тупые скоты прошли половину мира и набросили ярмо на тысячи племен. Август Константин не глупый человек, и его не провести подобными проделками. Если Кустодиан сам придёт в Арелат, то в Массилию можно отправлять перчатку. А крики об освобождении заменить словами о защите. Августу, видите ли, претят мои высказывания о независимости Галлии.

– Но почему именно Кустодиан?

– В Риме звания покупаются и продаются, посему нынешних легатов, кроме Эпихарида, я даже не знаю. А Кустодиан воевал ещё при Констанции Бледном. Прыткого лакедемонца алеманны помнят до сих пор. Кустодиана забьют палками, а у меня появится повод для открытого наступления.

– Кустодиана могут прирезать уже сегодня ночью.

– Тогда найдём других идиотов из его войска, – Аттал отмахнулся и ополовинил кубок с пивом.

– Раньше наступали на горло, потому что хотели, а сейчас нужен повод? – нахмурился Калваг.

– Времена меняются, мы становимся старше. Глупо звучит, но повод нужен не мне или наместникам Галлии. Того требует Ориг.

– Давно ли квадам нужна причина для войны?

– Причины появились, когда половина войска превратилась в христиан. Им, видите ли, нужно играться в оборонительную войну, а не в наступательную.

– Ну и валькирии с этим Оригом!

– Э-э-э нет, – протянул Аттал. – Квады составляют чуть ли не половину нашего войска. Чтобы устроить алеманиду, нужно устлать дорогу трупами квадов. Я не хочу видеть, как гибнут мои солдаты. Зачем им такая участь? Пусть дохнут квады и гельветы. Я получу одобрение от Орига и совета конунгов.

– Допустим, но как потом выманить Кустодиана из гарнизона?

– Это забота Веспасиана, не моя.

– Почему Август не трогает префекта за столь пренебрежительное управление?

– Полагаю, Константин получает искажённые сведения. Не забывай, что Веспасиан – римлянин, и мы с ним только торгуемся. Торг и ничего больше. Вообще галльский префект – дружок Харольда. Они как брат и сестра. Кстати, брат, – глаза конунга демонически блеснули. – Может, ты расскажешь, что случилось в Энанки? Моего брата, очевидно, убили не до конца?

– В этом нет моей вины, великий конунг, – процедил Калваг. – Вы говорите, я недооцениваю римлян, но взгляните на криворукого Мардония.

– Посему и нужен лидер. Все твои кавалеристы когда-то были криворукими, однако ныне наловчились, и нет от них спасу по всей Серой лиге. Пусть у Мардония не хватило толку исполнить простейший приказ, но ведь им руководил ты, Калваг. Дело серьёзное, и ты прекрасно знал, что за любую промашку я спрошу с тебя. Я просил голову дочери Ирманда, но вы изувечили её так, что непонятно, где глаза, а где уши. Мы не римляне, у нас нет децимации, посему ты лишён жалованья на месяц. За второй проступок прирежу собственными руками. Ты меня понял, Калваг?

– Да, – Кулак тяжело вздохнул и поклонился конунгу. – А как же Мардоний?

– За него не переживай. Он уже кормит червей. Я ценю беспрекословное повиновение, без него ничего не выйдет. Раньше ты мог выйти за рамки приказа, проявить самостоятельность. Но не теперь. Будь прокляты тенктеры, отнявшие твой разум. Клянусь богами, ты мог бы соперничать с самим Харольдом.

Аттал на миг задумался и продолжил:

Вообще, думается мне, что я неправильно понял слова друида. Даже если кто-то и остался в живых после резни в Энанки, пусть Вотан сохранит ему жизнь. Что было, то прошло. Меня больше интересует третий братец.

– Что с ним не так? – спросил Калваг и провёл ребром ладони по шее. – Его тоже нужно убрать с дороги? Он ведь уходил в Британию, чтобы пировать на наследство отца. Зачем вернулся обратно? Столько лет прошло.

– Я тоже не понимаю, но судьба занесла его в Арелат. И он возомнил себя Филином.

– Что это значит, мой конунг?

– Великий Хлудан, ты и в самом деле посасывал римскую грудь, ежели забыл сказания Галлии. Разве ты не слышал легенду о Филине? Мой отец наслушался про него баек и посчитал, что ему под силу собрать воедино все племена от Иберии до Британии. Он ошибся, а я повторил его путь. Мне показалось, что в сем вопросе Эрамун знает несколько больше меня. Хотя история с иллергетами и Филином – обычная выдумка.

– В любом случае у Эрамуна есть одна попытка, – сказал Калваг. – Поговаривают, он собирается к Асимотуа.

– Это всего лишь легенда, – повторил Аттал. – Гордый народец на окраине Аквитании строит из себя титанов, способных завоевать мир. Как они его завоюют? У них всё племя состоит из трёх сотен человек.

Калваг не нашёл, что ответить. Он повернулся к стене, взглянув на строительные работы. Кулак подумал, что за последние семь месяцев они убили несколько тысяч мирных жителей только для того, чтобы утихомирить страх конунга.

Аттал боялся не брата, а его задумок. Он пока не мог убить Эрамуна, ибо тот неплохо продвинулся в изучении легенды иллергетов. Аттал обхаживал младшего брата, дабы выудить сведения.