Текст книги "Алеманида. Грёзы о войне"

– Совсем спятила? – Вениамин поднялся на ноги и толкнул сестру. – Видно гладиатор вскружил тебе голову? Не толкуешь?

– Нет, Вениамин! Это ты не толкуешь! Думаешь, госпожа пощадила меня? Ха. Утром она отстегала Мавру, а Архелае изувечила лицо. Адриан написал письмо. Он остаётся в Риме. Кажется, нашёл себе потаскуху, раз не стремится решать сотню проблем в гавани Лутраки.

– К чему мужчине жена, утратившая красоту?

Вирсавия фыркнула и обняла себя.

– И правда, зачем мужчинам понадобились женщины? У нас проблемы, Вениамин.

– Что ты несёшь?

– Нас продадут какому-то архонту. Доигрался?

– При чём здесь я? Это Адриан доигрался.

– Цецилия оставит только преданных слуг. С этого дня мы с тобой в их число не вхожи. Если замыслил пакость, то лучше откажись от затеи. Я видела, как Кезон с Элагабалом косятся на меня. Быть может, я девушка, но далеко не дура. Они что-то задумали, а ты и рад, что на тебя внимание обратили. Какой же ты глупый, Вениамин.

– Взаимно, моя дорогая сестра. Уйди! Мне спину исполосовали бичом, точно апрельскую пашню, а ты ноешь, что придётся возлечь под старого архонта. Какая тебе разница? Люди говорят, что ты способна отдаться первому встречному. У тебя пашня, видать, в другом месте.

Вирсавия поджала губы и в молчании покинула садовую дорожку. Она не хотела ругаться с братом, понимая, что в силу своей незрелости тот поступал необдуманно. Вирсавия не знала задумки Элагабала. Она решила пустить ситуацию на самотёк и отдаться в руки Бога.

IV

После драматических событий на арене миновало две недели. В Лутраки установилась ясная погода: солнечные виды радовали глаз, а прохладный ветер, приносимый с Ионического моря, облегчал зной.

В казарме жизнь протекала в невыносимой тоске. Отобранные следопыты ожидали отплытия в Арелат, а бойцы, не прошедшие экзамен – в Виндобону. Агесилай ослабил муштру, ибо на пару с Кустодианом посещал местную курию и виллу Адриана, дабы уладить определенные вопросы.

По документам гладиаторская школа числилась, как палестра130130
  Пале́стра – частная гимнастическая школа в Древней Греции, где занимались мальчики с 12 до 16 лет.


[Закрыть], однако нашлись недоброжелатели, которые донесли архонтам. Половиной жалования центурион гасил аренду земли, а второй покрывал нужды учеников. Кризис тетрархии сказался и на Греции: толстосумы взвинтили цены на аренду. Перед отплытием в Галлию Кустодиан всё же решился продать казарму и выйти из доли Адриана.

Юноши неприкаянно слонялись по городу и томились в ожидании поездки. В один из дней они отправились на прогулку по Лутраки. Народ сновал по рыночной площади подобно чайкам, выуживающим рыбу. Толпа на Агоре не давала прохода, люди нагло отпихивали друг друга и норовили перекричать. Народ словно проснулся от многолетней спячки и теперь активно шелестел сандалиями по мощёным дорожкам.

Эфиальт как наименее импульсивный шёл впереди и плавно разводил людей, позволяя товарищам пройти следом. Прокл шёл, погружённый в думы. Стиракс переговаривался с Кемнеби, перечисляя причины, почему галльские барды сложат про них баллады.

Валент с угрюмым лицом замыкал колонну и смотрел под ноги, не находя лекарства душевным терзаниям. Мысли разлагали разум, и он не мог с ними справиться. Валент восхищался собственной победой и возвышением, однако его мучили сомнения. Наставник нарёк его командиром и даже установил повышенное жалование, но юноша полагал, что он мог победить с большим преимуществом. Впервые в жизни победа далась ему так тяжело. Фракиец считал, что слабые места существуют лишь у врагов, но только не у него.

После сражения он погрузился в размышления и обнаружил истинную причину своей слабости, которая находилась далеко за пределами арены. В его скверной натуре женщины являлись тем местом, за которое держалась богиня Фетида131131
  Фети́да в древнегреческой мифологии – морская нимфа, дочь Нерея и Дориды, по фессалийскому сказанию – дочь кентавра Хирона. Дабы сделать своего сына Ахиллеса неуязвимым, окунула в воды подземной реки Стикс, держа за пятку, что стало единственным уязвимым местом на теле.


[Закрыть].

Валент постоянно думал о Вирсавии. Во время последнего поединка он не мог сконцентрироваться на сражении. В голове оживал образ любимой, затмевая мысли о хитрых уловках против соперников.

Валент разрывался от неведения. Фракиец знал, что Вирсавия душой принадлежала другому. Он же довольствовался её телом пару раз в неделю и не знал о небывалом промискуитете, который творился на вилле Адриана.

Назойливые мысли о Мавре Валент отгонял, ведь в его представлении рабыня была годна только для того, чтобы раздвигать ноги. Что она делала лучше Вирсавии. Валент не желал расставаться и с Маврой, ибо та удерживала его своей животной страстью.

До фракийца дошли некоторые подробности о романе конюха с Вирсавией. Валент пытался разузнать об этом чуть больше. Однако Прокл частенько увиливал от разговора, а застать Элагабала на месте преступления фракиец не смог. Он даже не знал, как тот выглядит. Валент представлял расправу над Элагабалом и не видел в сем поступке ничего предосудительного. Фракиец дал себе обещание разобраться с наглецом в ближайшее время.

Эфиальт с Проклом изучали моллюсков, пока Кемнеби со Стираксом жевали украденные финики. Валент в одиночестве бродил по рынку и всматривался в лица, в каждом наблюдая ухмылку Элагабала, которого ни разу не видел.

– Агесилай поведал о твоих талантах. Даже Кустодиан не поскупился на похвалу.

Валент обернулся и увидел Киприана.

– Да, было дело, – скупо ответил юноша.

– Ты оказался сильнее братьев, фракиец. А я говорил Кустодиану, что ты себя ещё проявишь.

– Нет. Это они оказались слабее.

Валенту не терпелось убежать от назойливого старика, но удивительно сильная хватка Киприана не отпускала плечо.

– О боги, какой же ты выскочка! У тебя есть много сильных сторон, юноша. И это далеко не скромность! Кустодиан поведал историю о змее, слоне и соколе – соперниках, коих ты победил, – старик улыбнулся.

– А сыном бога Марса в его истории я случайно не был? – с сарказмом произнёс Валент и вырвал плечо из руки Киприана.

– Не сердись на старика. Ты и в самом деле из фраков. Гетул132132
  Гетулы – фракийские племена, которые проживали в низовьях Дуная.


[Закрыть], небось? – Киприан извлёк из-за пазухи связку пергаментов, сшитых как попало. – Долго думал, кому вручить сокровище семьи. Выбирал между честью и дерзостью. Раз уж дарю тебе, ответ очевиден. Прочти как-нибудь. Этот труд написал мой дед. «История покоренных народов Запада». Быть может, пригодится в будущем.

Валент схватил пергаменты, выдавил благодарность и убрался подальше от Киприана.

Фракиец быстро обогнал двух прохожих и оказался в квартале виноделов. Возле лавки Гая Тариния Валент увидел объект своего вожделения. Вирсавия вместе с другой рабыней выбирала вино. Девушки заливисто смеялись от шуток торгаша. Валент не сводил глаз с девушки, чувствуя, как отступает напряжение. Твердым шагом он направился к ней, желая обнять и утонуть в запахе волос. Этому не суждено было случиться, ибо из-за лавки внезапно появился незнакомый молодой человек.

Валент понял, что это Элагабал наконец-то набрался смелости и явил себя миру. За его спиной стояли два товарища, которые пытались копировать выражение лица конюха. Элагабал с заносчивым видом поиграл мускулами и отпустил колкость в адрес торговца вином, от чего его соратники захохотали. Валент оценивающе разглядывал Элагабала, прикидывая, как победить того в кулачном бою. Конюх был на полголовы выше него. Крепкое сложение и бугристые мышцы напоминали Аниона.

Элагабал ущипнул Вирсавию за талию и поцеловал в щеку. Девушка пуще засмеялась и взяла возлюбленного за руку. Валент почувствовал укол ревности, боль от которого ощущалась страшнее всех ран, нанесённых Эфиальтом. В злобе и негодовании фракиец сжимал кулаки, мечтая во имя великой мести вырезать всех жителей Лутраки и украсить трупами площадь возле курии.

Элагабал наматывал на руку кнут и разговаривал с соратниками. Вирсавия направилась к противоположному навесу с украшениями. В этот момент она увидела фракийца, пребывающего в оцепенении. Девушка улыбнулась Валенту и смахнула невидимую пылинку с брови. Её улыбка была такой же, коей она наградила Элагабала, но почему-то Валент посчитал, что ему она улыбнулась искреннее. Чувство величайшего наслаждения переполнило юношу. Валент не выдержал и подошёл к Вирсавии. Она растерялась от подобной храбрости. Её улыбка стала ещё прекраснее.

– Не ожидала встретить тебя здесь. Мне казалось, гладиаторы не пьют вино, – Вирсавия неловко переминала пальцы, не зная, куда деть руки. – Ты один?

Валент не мог вымолвить ни слова. Он хотел сказать, что гладиаторы пьют больше всех, но вместо этого что-то промычал. Как ему сейчас не хватало прямолинейности Стиракса. Слова застряли в горле, а руки странно покалывало. Он взглянул ей в глаза и впервые в жизни улыбнулся по-настоящему.

– Вирсавия, – окликнул Элагабал, – пора идти. Госпожа ругается, когда мы задерживаемся на рынке. Архелая, бери вино и иди в поместье.

Ступор Валента передался Вирсавии. Она не могла сдвинуться с места и улыбалась, словно умалишенная. Юноша взял ее руку и крепко сжал в ладонях. Элагабал подошёл и возмущенно отодвинул Вирсавию.

– Ты кто? – нагло спросил конюх. – Кто твой господин?

Элагабал с презрением осматривал жилистое тело недруга. Его соратники подошли, усилив численное превосходство. Конюх потянулся к поясу, расстегивая кожаный замок на ножнах. Достав нож, Элагабал угрожающе покрутил лезвием перед носом Валента.

– А-а-а, – протянул конюх, – теперь ясно, кто ты такой! Если ещё хоть раз к ней прикоснёшься – тебе несдобровать. Я отрежу твои наглые пальцы и затолкаю в задницу. Ты меня понял?

Внутренности Валента клокотали от гнева и беспомощности. С мечом он бы отделал всех троих с закрытыми глазами, но взял с собою только нож. И то на рынке отдал его Эфиальту. Голыми руками с рабами Адриана даже Анион едва ли справился.

Вирсавия взяла Элагабала за руку и попыталась увести. Конюх противился: он так и не получил ответы на вопросы, а внешнее спокойствие Валента распаляло его ярость. Но в конечном итоге Элагабал одумался и повиновался Вирсавии.

Вдалеке раздалась команда Прокла, и Валент направился к соратникам. Вместе они убрались в казарму подальше от проблем.

***

После неприятного инцидента на рынке Валент вооружился двумя клинками и отправился на виллу Адриана. Перед этим Прокл прочитал побратиму лекцию о морали, отговаривая от непоправимого поступка. Фракиец не любил упреков в свой адрес, но к словам Прокла всё же иногда прислушивался. Какое-то время Валент бродил возле виллы Адриана, всеми силами удерживаясь от визита к Вирсавии.

Вернувшись в казарму, он принялся расспрашивать Прокла обо всём, что грек видел на вилле.

– Уже провели свадьбу?

– Венера окончательно лишила тебя разума? Какие у рабов могут быть свадьбы! Их церемонии далеки от господских бракосочетаний. От любви лекарства нет, мой друг. Успокойся и подумай о простых вещах. Мы скоро отправимся в Галлию. Какой из тебя командир, если страдания затмили голову?

От неоднозначных слов Прокла лицо Валента покрылось пурпурными пятнами. Он признавал правоту товарища, но не мог перестать думать о том, как отомстить конюху. Прокл взял с него обещание не ходить к Вирсавии и не ввязываться в конфликт с Элагабалом.

Валент мечтал убить Элагабала и его свору, но чахнущая искра здравого смысла подсказывала, что Вирсавия предрасположена к конюху. Он опасался, что после конфликта девушка отвергнет его юношеские переживания.

Пока фракиец полыхал подобно свече, в казарму пожаловали товарищи Агесилая – Ксантипп и Агис. Они направлялись из Аргоса в Диоскуриаду и по пути навестили соратника.

Однажды Киприан по привычке пришел поглазеть на обычную тренировку, однако стал свидетелем потрясающего зрелища: десять человек сражались против трёх матерых бойцов. Молодые следопыты подходили со всех сторон, использовали разнообразные уловки, но так и не смогли преодолеть мощный редут из трёх щитов.

В конечном счёте Агесилай остановил битву молодежи против ветеранов и объявил ничью. Утром в казарму заявился Кустодиан и намекнул, что перед тренировкой следовало накормить гостей. После строгого высказывания он присоединился к соратникам и призвал к новому поединку. Отряд гоплитов и со второй попытки не одолел бойцов, уйдя с арены несолоно хлебавши. После очередного провала юноши отнесли мечи в оружейную комнату и отправились на кухню, чтобы приготовить ужин.

Солнце вошло в зенит. Наставники оставили Валента за старшего и ушли в неизвестном направлении. Фракиец и не думал контролировать побратимов. Он слонялся по обители гладиаторов, не ведая ни покоя, ни удовлетворения.

Вирсавия не выходила из головы, и всеми фибрами души Валент жаждал наступления заката. Фракиец твёрдо решил, что ночью отправится к девушке и одним махом устранит недомолвки. Ему не нравились противоречивые чувства и волнение, плескающиеся в нём несколько недель кряду. Он швырял в стену ножи Эфиальта, пытаясь выместить злость, но клинки, как назло, звонко падали на пол.

Особенности воспитания сирот Кустодиана заключались в тяжёлом тренировочном режиме и полной свободе действий. Валент и его товарищи не познали всю боль и страдания ортодоксального Агогэ. В основные обязанности бойцов входили приготовление пищи, чистка, заточка оружия и бесконечные тренировки. В свободное время воспитанникам дозволялось все, что не запрещал Кустодиан.

Главная строгость заключалась в голодном существовании. Скудная еда, как считали спартанцы древности, поднимала дух, закаляла волю и тело, а большой живот распалял лень и лишал сил. Именно в сей малой заповеди и заключалась суть Агогэ. Посему воспитанники жили впроголодь. В моменты, когда голод становился невыносимым, юные спартанцы занимались воровством, которое не воспрещалось. Худо приходилось лишь тем, кого ловили на месте преступления.

Помимо пищи ограничения распространялись на женщин и вино. Кустодиан говорил, что плотские утехи лишают сил и старят раньше срока, распитие вина считал уделом рабов, а с Танатом133133
  Та́натос, Та́нат, Фа́нат – в греческой мифологии олицетворение смерти, сын Нюкты и Эреба, брат-близнец бога сна и сновидений Гипноса.


[Закрыть] обещал познакомить в ближайшем будущем. Однако ученики Кустодиана научились обходить все правила.

Агесилай, в свою очередь, считал самым главным упущением в воспитании молодых гладиаторов отсутствие настоящих убийств, ведь спартанская молодежь воспитывалась на крови илотов и периэков134134
  Ило́ты (εἵλωτες), в Древней Греции категория зависимого населения Лаконики и Мессении, завоеванного Спартой. Периэ́ки (греч. περίοιϰοι, букв. – живущие вокруг), неполноправная часть населения некоторых др.-греч. полисов. В Спарте, Аргосе и др. полисах П. являлись потомками коренного населения, покоренного дорийцами.


[Закрыть]. В конце изречения наставник добавлял, что в меру можно всё, а друзей наподобие Таната лучше не иметь вовсе.

Кустодиан мог закрыть глаза на любое прегрешение, но запах вина не переносил. Угроза была столь страшна, что даже Валент придерживался неписанных правил. Хотя фракийцу до сих пор казалось, что в день наречения командира он впервые учуял из уст Кустодиана вино.

Но сегодня наставники превзошли самих себя и попрали все спартанские принципы. Кустодиан дал слабину и изменил скромный солдатский рацион. Противная спартанская похлебка на пару дней отошла в небытие. Учеников уже тошнило от ячменного хлеба и кровяной похлебки из свинины, соли и уксуса. Наставники даже на один день позволили ученикам усладить чрево вином. Агесилай велел приготовить свинину на огне и купить галлон мессанского.

Валенту было всё равно на материальные прелести мира. Он изнемогал от душевных терзаний. Юноша пинал воздух и стучал кулаками по столбу, пока товарищи корпели над ужином.

Вечером в триклинии казармы стол накрыли кушаньями, которые Стиракс прозвал пищей богов. Двадцать шесть бойцов-новобранцев и четыре ветерана подняли деревянные кубки и выпили за Августов Константина и Лициния. Хотя возникали определенные юридические трудности. «Ланиста» Кустодиан служил под знаменами Константина, а казарма находилась в Греции – на территории Августа Лициния. Главный соперник Константина мог беспрепятственно отнять мастистых бойцов, и император не сказал бы ни слова в ответ.

После дифирамбов Августам прозвучал монолог Агесилая, адресованный Кустодиану и его подвигам в Лугдунумской Галлии. Взрослые мужи и юные воины углубились в изысканную по их меркам трапезу и бурные разговоры. Валент разглядывал маленькую выемку возле тарелки и думал о навалившихся проблемах.

И вот пришла пора Кустодиану проявить ораторские способности. Он поднялся на ноги, соратники последовали его примеру. Наставник с улыбкой осмотрел присутствующих и произнёс:

– Пропретор Домициан постоянно ругает меня за излишнюю словоохотливость, но в этом и заключается спартанская сущность. Мы вольны сутки болтать без остановки, а потом год молчать, как рыба в горном озере. Сегодня был трудный день. Вчерашний – не легче. А завтрашний, быть может, станет последним. Жизнь сложна и несправедлива, но всё же прекрасна. Грустно осознавать страшную тайну, однако не стоит спешить в лоно Смерти. Для кого-то жизнь приносит разочарование, для кого-то – радость. Одни познают горечь поражения, другие ощущают сладкий вкус победы, – Кустодиан посмотрел на Валента. – Многие из спартанцев величали себя сынами Ареса. Правда это иль вымысел – пусть решают боги бессмертные. Последователи дорийцев и в самом деле явили миру совершенство. Воистину сильна Спарта, а великое Агогэ не знало равных до сих пор. Но золото сгубило пращуров и дух Спарты утратил величие. Лакедемону силились противостоять лишь Афины и Аргос, – он посмотрел на Агиса. – Когда же мы сражались плечом к плечу, много врагов пало от наших мечей. Недавно в краткой битве я столкнулся с сыном самого Посейдона. С человеком, который меняет свой облик. Кто он? Тефей, ведь ты силен в науках и мифах.

Тефей не смог ответить на вопрос Кустодиана.

– Протей, – сказал Прокл. – Его имя – Протей Многоликий.

– Каждый из нас индивидуален по-своему и каждый бьётся, как умеет, но только не он, – Кустодиан указал перстом на Валента. – Не будет преувеличением, если скажу, что в скромной зале сей юноша – сильнейший боец. Он быстр, как Гермес, беспощаден, как Аид, и многолик, как Протей. Тебя нашёл Филипп, но воспитывали тебя я и Агесилай. С этих самых пор ты более не Валент из Рима! Теперь ты Протей из Коринфа.

Все, кроме Валента, поднялись с мест и принялись стучать кулаками по столу.

– Протей! Протей! Протей! – громогласно твердили мужчины. Эфиальт улыбался и бил по столу ладонью. – Протей! Протей!

Валент томно приподнялся, вознёс чашу и выпил до дна. Он не задумывался над симпатией к собственному имени, но раз побратимы поставили его вровень с богами, то грешно отказываться от нового наречения.

Агесилай поднял чашу и произнёс:

– За Протея из Коринфа!

– За Протея из Коринфа! – повторили воины и осушили чаши.

Валент несколько смутился от такого поворота событий. Он налил ещё вина, опустошил чашу и вышел из-за стола.

– Ты куда? – шепнул Прокл.

– Воздухом подышать.

Мужчины погрузились в пиршество и разговоры. На отсутствие Протея никто не обратил внимания. Галлон мессанского превратился в бочонок фалернского.

Фракиец долго не решался нарушить обещание, данное Проклу, но похоть оказалась сильнее. Побратим, словно почувствовав метания лучшего друга, вышел на улицу и подошёл к Протею:

– Чего ты желаешь: смерти недруга или любви женщины? Если она любит Элагабала – просто уйди. Если же ты для неё и плоть, и млеко, и злато – мы придумаем, как устранить паршивого конюха. Прошу тебя, не лезь на рожон! Может, мы сильнее, но миром правят деньги, коих у Адриана больше, чем у наставников.

Одухотворённый Протей обнял побратима и отправился на виллу Адриана.

В такой душный вечер юноша изрядно запыхался, пока шёл в другую часть города. Протей не особо интересовался прочими местами в империи. Благодаря Киприану и Проклу он научился читать, но не использовал сей навык подобно Тефею, Проклу или Эфиальту. В одном из пергаментов философа, чьего имени он не помнил, Протей прочел о красоте греческого Парфенона. Говорили, что во всем мире не сыскать места красивее храма. Поместье купца в Лутраки Протей почему-то сравнивал с Парфеноном, который никогда не видел.

Вилла Адриана была всё так же прекрасна. «Великий Хорс, прямо как Вирсавия», – подумал фракиец. Протей огляделся по сторонам и перемахнул через ворота. Он залез по уже знакомому кипарису и очутился в тёмном коридоре.

Юноша безумно волновался. Ему казалось, что звук его сердцебиения услышит жена Адриана. Он вспомнил, что в спешке оставил кинжал в казарме. Подобные проступки являлись для него непозволительной роскошью.

В прочие дни в коридорах поместья зажигали десятки свечей и луцерн135135
  Луцерна – масляная лампа, светильник.


[Закрыть], но теперь горел лишь один. Он уныло озарял светом коридор возле комнаты Архелаи. Протей незаметно миновал коридор и повернул к комнате Вирсавии.

Девушка сидела на стуле и натирала руку пахучей мазью. Она повернулась к выходу и увидела Протея, который стоял в двух шагах от неё. Вирсавия встала так стремительно, что юноша немного растерялся.

– Тебе нельзя здесь находиться, – прошипела она. – Если увидят, то накажут обоих.

Протей подошёл к девушке и погладил шелковистую кожу. Волосы на его спине и ногах встали дыбом от сладострастного предвкушения.

– Пусть попробуют, – властно сказал он. – Захлебнутся собственной кровью.

Вирсавия выглянула в коридор и огляделась. Убедившись в отсутствии слежки, она взяла Протея за руку и усадила на кровать.

– Зачем ты пришёл? Я же сказала – не искать меня!

– Когда? В тот день на рынке? Извини, я не умею читать по глазам, Вирсавия. Ты любишь Элагабала?

– Люблю, – твёрдо ответила девушка.

– А меня любишь?

Она вздохнула и потупила взор.

– И тебя люблю, Валент.

– Более не называй меня так. Наставник нарёк меня Протеем.

– У тебя другое имя? – Вирсавия наградила собеседника волооким взглядом. – Как забавно. Уходи, пока не пришёл Элагабал.

– Он имеет привычку проверять твой сон? Пусть катится к Аиду. Я пришёл сюда, чтобы выяснить одну важную вещь. Нужен я тебе или нет?

– О мой Бог! Твоя прямота иногда обескураживает. Меня выдают за Элагабала, Протей. Он хороший мужчина. Элагабал любит меня и ради женитьбы готов на всё.

– А меня ты за что полюбила?

– Элагабалу не хватает смелости в поступках. Мне кажется, порой он меня боится. И тебя побаивается. Не смотри, что он большой и сильный. Господь наградил его большой силой, но забыл одарить умом.

– Ты красивее Афродиты! Конечно же, мужчины тебя боятся. Хочешь сказать, в нём ты увидела одно, во мне – другое, и не желаешь отпускать обоих?

– Нет! – воскликнула Вирсавия.

– А что же я? – в сердцах продолжал Протей. – Чувствую себя жертвенным голубем, а Элагабала добротным жеребцом. Нельзя любить двоих мужчин, Вирсавия. Это невозможно и неправильно. Ты так не считаешь?

Девушка ничего не ответила. Протей держался до последнего, но его воля была ещё слишком слаба, чтобы противиться зову природы. Он схватил Вирсавию за талию и придвинул к себе. Не чувствуя сопротивления, он обнял её, запустил руку в волосы и поцеловал.

Прохладные губы Вирсавии, благоухающие лавандой, опьянили Протея. Он подумал, что попал в сражение, в котором не мог себя контролировать. Юноша наклонил девушку в сторону и положил на жёсткое ложе. Она впилась пальцами в его спину и укусила за губу. Спустя секунду Протей расстегнул застёжку на плече Вирсавии и сорвал одежду.

Ночной ветер принёс из сада дивный запах фиалок, петунии и маттиолы. Протей провел рукой по изгибам девичьего тела и снял с себя последние остатки одежды. Он понимал, что не услышал однозначного ответа, но чары девушки действовали, словно зелье. Вирсавия царапала спину Протея и кусала губы. Фракиец осознал, что женская магия была сильнее острия клинка.

Второй день подряд Протей не находил сил для раннего пробуждения. Долгими часами он валялся на кровати и разглядывал грубо обтесанный потолок. Тело пребывало в расслабленном состоянии, голова не соображала.

Протей смотрел вверх и представлял вакханалии римлян, про которые так много слышал. Люди собирались в большую толпу, выпивали, а после предавались неописуемому разврату.

Столетиями Рим являлся мощнейшим игроком на политической арене и не давал продуху галльским и балканским конкурентам. Империя Ромула многого достигла, но каким путём? Нравы разлагались, точно мертвая плоть, люди поклонялись порокам, словно добродетелям, а легионы успешно топтали восточные уделы Иберии и каким-то мистическим образом умудрились исполосовать гладиями Дакию.

Протей до сих пор не понимал, как в месяц Януса двуликого можно ласкать женскую грудь, а в иды Фавна Луперка136136
  Фавн – одно из древнейших национальных божеств Италии. Многие чисто италийские особенности его характера и культа сгладились вследствие отождествления его с греческим Паном. В честь Фавна Луперка проводились луперкалии – пастушеский праздник очищения и плодородия.


[Закрыть] поставить на колени фракийских гетулов. Блуд римлян впитывался с молоком матерей и не влиял на военные успехи. Так было до поры до времени, ибо римляне, тосканцы и неаполитанцы слишком уповали на Фортуну. Не жестокосердному Марсу посвящались десятки храмов, не могучему Юпитеру. Удача являлась королевой вакханалий.

Об этом он прочитал у Киприана.

Протей чувствовал себя выжатым лимоном на пиру царя Валтасара137137
  Валтасаров пир – символ беззаботного веселья накануне неминуемой беды.


[Закрыть]. Фракиец понимал, почему Прокл избегал женщин. Грек считал, что они сулили лишь проблемы и ничего, кроме них. Хотя, быть может, он пока многого не понимал.

– Неудивительно. Я вернулся только на рассвете, – сетовал Протей. – Она отняла все мои силы.

Протей понимал, что нужно подняться с места, съесть тарелку похлебки и взять в руки меч. Он не хотел делать ни того, ни другого. Мысли застыли, словно каменные изваяния: всё сосредоточилось на Вирсавии.

Протей недоумевал над гениальностью природы. Он уяснил, что удовольствия бьют по человеку стократ сильнее, нежели страдания. Люди жаждут наслаждений и только его. Они предаются блуду, оправдывают себя, заглушают глас рассудка и совести и преспокойно умерщвляют душу. Человек осознает последствия, но не останавливается, пока не пройдёт точку невозврата.

Киприан однажды сказал: утоление жажды плоти подобно походу в малинник голышом. Пока собираешь и вкушаешь плоды, не думаешь о последствиях. А после сладких грёз не находишь себе места от уколов шипов.

Книгу Киприана Протей уже ненавидел так же, как и окружающих. Пустозвонство на страницах впервые заставило его голову думать иными категориями.

Юноша решил, что нет смысла размышлять о грехах рода людского. Безумные оргии в один миг покинули голову, оставив после себя пустоту. Спустя секунду в воображении Протея возникла смеющаяся Вирсавия.

– Хватит! – он ударил кулаком в стену и отправился на кухню. – Пора подкрепиться и сразиться на арене. Как насчёт Эфиальта? Один на один.

Фракиец убеждал себя в контроле над самим собой, но гордыня всё же брала верх. До него начали доходить причины неестественной доброты Кустодиана. Внутри Протея распалялась необузданная страсть сильнее искр в кузне Гефеста.

До кухни Протей так и не добрался, ибо его перехватил Агесилай.

– Ежели тебя превознесли до небес и назвали сыном богом, то это не означает, что ты им стал, – голос наставника проносился холодной ночной бурей на берегах Итаки. – Агис желает сразиться с Протеем Многоликим. Тебя стоит слегка охолонуть, сыночек царя морского. Возьми меч и докажи, что ты больше, чем сын римской потаскухи. Хватит уже таскаться со шлюхами Адриана и втуне проводить время.

Протей злобно взглянул на наставника и сжал подол туники. Он не помнил настоящих родителей, но не терпел оскорблений в их адрес. В голове Протея пронеслись изощрённые сцены наказания Агесилая за дерзкую фразу, но парировать высказывания острослова из Аргоса ему всегда было сложно. Он решил выплеснуть злобу на Агиса. «Может, даже Ксантиппу останется», – подумал фракиец.

Юноша развернулся и пошёл прямиком на арену. На песке никто не тренировался, кроме двух бойцов. Один отрабатывал выпады с копьем, другой – изрубал столб в куски. Протей наблюдал за ними, подумав, что сия парочка являлась вояками до мозга костей.

Он обратил внимание на скорость Ксантиппа и невольно признал недостаток собственной быстроты. Агис с безумным проворством орудовал двумя клинками, не чувствуя усталости. Агесилай и Кустодиан даже близко не демонстрировали подобных навыков. Фракиец сосредоточился на том, какое оружие выбрать, чтобы поразить атлетичный торс Агиса.

Протей взял ксифос и со свистом рассёк воздух. Какое-то время он топтался на месте, а после отправился на арену. Агис с Ксантиппом закончили тренировку. Они стояли перед Протеем в полном боевом облачении с равнодушными лицами.

Кроваво-красные хитоны и изрезанные щиты нервировали фракийца, говоря о фанатичной дисциплинированности и опыте своих хозяев. Ксантипп бросил щит в сторону и отошёл в тень. В каждом действии бойцов Протей видел необъяснимый символизм. Он ощущал исходящую от соперников силу.

– Малец проснулся? Гелиос вот-вот покинет небосклон, а ты с ним недавно встретился. Воспитываешь ночной образ жизни следопыта? – Агис осклабился. – Сразимся?

Протей не видел в соперниках разницы, воспринимая за братьев-близнецов. Он молча вышел в центр арены и постучал мечом по икрам. Агис закрылся щитом и встал в боевую стойку. Движения противника выглядели непринужденными. Щит он крутил в руке так же легко, как вращал в зубах соломинку.

Протей оглядел Агиса, закованного в броню, и уныло поджал губы от одного вида щита. Фракиец сделал ставку на отсутствие у себя кирасы, ибо привык к лёгкости в движениях. К тому же Агис был вдвое старше Протея. Правда параллель между выносливостью и возрастом не всегда подчинялась логике.

С громким воплем Протей налетел на Агиса и нанёс пару размашистых ударов. Неприятель прикрыл корпус щитом, а после двинулся в ответную атаку. Спустя несколько секунд Протей осознал, что Кустодиан с Эфиальтом не годились и в подметки сему кентавру. Вот уж кто-кто, а Агис являлся самым настоящим гиппагретом138138
  Гиппагрет – то же, что и гиппей.


[Закрыть]. Про этих мужей воспевали предания. Говорили, что сих монстров успокаивают только флейты.

Удары Агиса были настолько частыми и сильными, что Протей отступал, лихорадочно продумывая запасной план. Фракиец не сдавался и упорно сопротивлялся. Он не мог вымотать Агиса или достичь цели ловкостью рук. Скорость и выносливость аргосца выглядели нереальными. Несмотря на быстроту, гоплит не запыхался в кирасе и отражал щитом все удары ксифоса. Протей задыхался и не понимал, откуда у соперника такая стойкость.

– Где моя скорость? Где сила? – недоумевал Протей.

Фракиец решил, что корень всех бед в голодном желудке, но, по его мнению, это не являлось достойным оправданием. Протей считал, что мужчинам не следует оправдывать промахи и оплошности, ибо тогда исчезнет грань между пониманием, когда стоит проявить доблесть меча, а когда предусмотрительно воспользоваться ножнами.

Рукоятка содрогалась от ударов-молотов Агиса, плечо норовило выскочить из сустава, сопротивляясь сокрушительным выпадам. Отточенные движения аргосца были настолько непредсказуемыми, что Протей так и не понял стиль боя соперника. На арене сражались лишь двое, но звон стоял такой, словно центурия столкнулась с отрядом гельветов. Со стороны бойня походила на поддавки, ибо Агис театрально наседал, а Протей оборонялся.

Едва прижимая фракийца к стене, Агис отходил назад, давая ему попытку начать наступление снова. Юношу жутко нервировал факт превосходства аргосского бойца, который почему-то служил в Священном отряде царя Софокла. Протей привык биться в полную силу, не позволяя оппонентам совершить лишний выдох.