Текст книги "Алеманида. Грёзы о войне"

– Увы, Эфиальт в моей гвардии, и я в очередной раз убедился в его незаменимости. Схожу к Кустодиану. Быть может, помчимся в погоню.

– Прошу тебя, не оставляй меня одну.

– Пойдём со мной. От страха, небось, и рана исцелилась? – Протей посмеялся.

– Очень плохая шутка, – Киаксара недовольно взглянула на него и подала руку. – Хорошо, я пойду с тобой. Пусть тот изверг с длинными волосами охраняет наш тыл. Ты сказал, он из твоей гвардии? Мне будет спокойнее, если этот монстр будет рядом.

Протей хотел, чтобы Киаксара испытывала перед ним такое же благоговение, как и перед греком. Но он не ревновал Эфиальта, зная, что тот не рассматривал женщин для утех. Физические аспекты мало волновали грека, он шёл путем, ведомым лишь ему одному.

Деревня полыхала. Те несколько десятков домов, что уцелели после первого набега, горели и рушились. Пахло гарью и кровью, дороги и площади заполонили тела.

Протей заметил мёртвого галла, чьё запястье насквозь прошила стрела с обсидиановым наконечником. Фракиец не понимал преимуществ наконечников из вулканического стекла перед стальными, однако распознал почерк Стиракса. Как Гунн разил врагов с другого конца деревни, для Протея оставалось загадкой.

На месте основного сражения фракиец обнаружил Кемаля, Прокла, Кустодиана, Эфиальта и Стиракса. Анион с Кеннетом не изменили себе и в очередной раз отправились мародерствовать. Кустодиан осуждал и всячески пресекал стервятничество, но громилы оправдывались тем, что якобы хотели добить раненых галлов.

– Все живы? – спросил Протей. – Кто это был?

– Люди Аттала, – ответил Кустодиан. – Видимо, он не знал, что происходит в деревне, иначе бы сюда пришла не одна сотня.

– Это лазутчики Калвага, – сказал Леонид. – Самого Кулака я не видел. Отправил отряд лазутчиков, а сам, наверное, отсиживался в перелеске.

– Не похожи они на лазутчиков, – заметил Кустодиан.

– Где все легионеры? – спросил Прокл.

– Перед тобой, – Леонид угрюмо махнул в сторону десятка бойцов, слоняющихся среди тел. – Больше никого не осталось. Через месяц они должны были отправиться к семьям. Ага, спасибо пропретору за это!

– Раз уж ночь не задалась с самого начала, может, сожжём тела? – предложил Стиракс.

– Вариантов немного, – сказал Леонид. – Если останемся здесь, то придётся убрать тела. Но тогда на грандиозное кострище явится сам Калваг. Или же поступим проще: возьмём пожитки и уберёмся в ближайший гарнизон. Полагаю, это гарнизон Хлора? Но есть загвоздка. Здесь мы с лёгкостью спрячемся – нас раз-два и обчёлся, а на пути к гарнизону можем попасться кавалеристам. В любом случае решение принимает старший из легионеров. Что скажет трибун?

Кустодиан посмотрел на небесное зарево и задумался. В словах центуриона присутствовал смысл, хотя паршивец представил оба варианта никчёмными и полезными одновременно.

– Леонид прав, – сказал Кустодиан. – Галлы считают римлян прагматиками, кои выбирают наиболее приемлемый вариант. Легче всего остаться в деревне: именно так они и думают. Мы же направимся в гарнизон. Лошади убиты, идём пешком. Даю вам четверть часа на сборы. Ты хочешь взять её с собой? – обратился Кустодиан к Протею, взглянув на Киаксару. – Устроишь в крепости лупанарий? Если по пути она будет нас тормозить, то собственноручно прикончишь её. Я не могу жертвовать целым отрядом ради спасения странной девчонки. Что стоите? Время идёт, а вы топчетесь на месте. Выполняйте!

Фракиец направился к месту начальной позиции фаланги. Он хотел отыскать фалькату, ибо ничем в мире так не дорожил. Его взору предстала ужасная картина: куча тел, лежащих вповалку и смешанных с грязью. Земля превратилась в кашу, лужи крови поблескивали в свете догорающих остовов. Протей искал место потери меча. Он долго озирался по сторонам, мимолетом обращая внимание на разбросанные пальцы и зубы.

– Кого потерял? – спросил подошедший Стиракс.

– Меч. Поможешь найти?

– Возьми любой и пользуйся.

– Я хочу свой! – огрызнулся Протей. – Лучше помоги оттащить тушу.

Вдвоём они отбросили несколько тел и с трудом перевернули берсерка размером с медведя. Разгребли грязь и взялись за другие трупы. Однако вместо фалькаты нашли тело с длинными волосами.

– Девушка, – сказал Гунн. – Давай вытащим. Может, живая?

– Взгляни на спину. От такого удара и лев не устоит.

Они вытащили тело и перевернули. Фракиец узнал девушку, с которой дрался. Глаза на изувеченном лице остались открытыми, правую руку отрубили по локоть, из груди торчали обломки копья и нескольких стрел. Протей непроизвольно протянул руку, чтобы прикрыть глаза, но его остановил Стиракс:

– Стой! Не делай так! Если закроешь глаза, то она не найдёт дорогу в свой рай.

– Боги, в какой рай?

– У кого-то Вальхалла, у кого-то Эдем. У вас, римлян, Элизиум. Лично у тебя, думаю, нет понятия о рае. И об аде тоже.

– Мы вообще-то оба родом с Данувия.

– По духу ты латинянин, фракиец, так что не рассказывай мне, откуда ты родом.

Протей гневно взглянул на Стиракса, который впервые назвал его фракийцем. Гунн отправился за стрелами, а Протей остался рядом с девушкой. Он смотрел на застывшее лицо, пытаясь понять, каким оно было при жизни. Злобная гримаса исчезла, а черты заострились.

– Она сражалась лучше, чем сотня галлов, сказал Протей вернувшемуся Стираксу. Как жить в мире, где женщины берут на себя роль мужчины? Ещё чуть-чуть и они будут нами править.

– Женщины и так нами правят. Тоже мне, философ. Мы пришли на территорию галлов. Конечно же, они защищаются всеми способами. Женщины не исключение.

– Три сотни лет назад так оно и было, но сейчас галлы совсем потеряли голову. Пусть женщина защищает дитя и жилище, но зачем ставить себя в один ряд с мужчинами?

– У них другие нравы, Протей. Женщины гуннов ничем не отличаются от галльских.

– Ладно, пойдём искать меч, а она пусть ищет дорогу в рай.

Пока Протей топтался посреди трупного пепелища, Стиракс извлекал стрелы с обсидиановыми наконечниками. По пути в гарнизон требовался полный колчан. Спустя четверть часа фракиец всё же отыскал фалькату.

Возле ворот Протей встретил Эфиальта.

– Я знаю, что ты не скажешь, но я обязан это знать. Зачем ты это делаешь?

Эфиальт смотрел в сторону и только спустя несколько минут перевел немигающий взор на Протея. Фракиец пытался не моргать, но в переглядки никто не мог одолеть грека.

– Когда зверя зажимают в углу, он делает невозможное, – сказал Прокл, сидевший возле частокола. – Ты бы тоже так брыкался, Протей.

– Ты видел, что он устроил? – воскликнул фракиец.

– Видел, – спокойно ответил грек. – Приятного мало, но я рад, что мой тыл прикрывает дохляк, способный за десять минут положить половину легиона.

– Спорный вопрос.

Эфиальт ухмыльнулся и отправился к месту сбора.

– Тебе не угодишь, – добавил Прокл и двинулся следом за товарищем.

Протей посмотрел грекам вслед, подумав, что сегодня его поразили остроумием все, кто только мог.

За полчаса отряд собрался и двинулся к твердыне Хлора. Легионеры Леонида нашли на окраине деревни обезумевшую лошадь. Кустодиан отправил гонца в крепость, дабы Филипп выслал продовольствие и подмогу. Протей подумал, что вместо легионера стоило отправить в гарнизон Киаксару, но из-за трепета перед Кустодианом не решился озвучить рискованное предложение.

Ближе к рассвету легионеры незаметно вышли на тракт, ведущий к крепости. Они миновали красную линию и вошли в деревню аллоброгов, где набрали лошадей.

Анион с Протеем выдохнули, ведь всю дорогу они несли Киаксару на себе.

V

С тех пор как в миле от гарнизона Хлора заметили отряд Аттала, Филипп пытался разгадать планы алеманнов. В минуты мечтаний легат считал себя воплощением иного македонского воителя со схожим именем200200
  Филипп II Македонский – царь Македонии из династии Аргеадов. Отец Александра Великого.


[Закрыть], однако стоило ему оказаться во вражеских тисках, как грёзы рассеялись, точно дым по ветру.

Македонец боялся показаться нерешительным или, напротив, чрезмерно уверенным в своих силах. Своё бездействие он оправдывал незаурядными умственными способностями. Легат постоянно напоминал трибунам, что умные люди десять раз подумают, прежде чем что-либо сделать. Матёрые примипилы уже поняли, что представлял собой Филипп, посему старались лишний раз с ним не пересекаться.

После прибытия подкрепления из Массилии легат с облегчением выдохнул. Он углубился в изучение опыта римских врагов и военных трактатов предшественников. Филипп искал способ дать отпор алеманнам. Македонец целыми днями ходил перед картой и продумывал план, который сможет выделить его из своры легатов Запада.

Едва опасность нападения алеманнов миновала, как на Филиппа вновь напали хандра и ощущение безнадёжности. Он жил в постоянном ожидании опасности после слов Эпихарида о том, что Аттал скоро вернётся с войском для длительной осады. Македонец отнекивался, но в душе боялся, что слова пропретора окажутся правдивыми. Филипп даже подумывал на время откупиться от конунга, но знал, что за подобное решение Август лично его четвертует.

Сам Эпихарид так и не появился в гарнизоне Хлора, предоставив Веспасиану курировать происходящее в крепости. Однако префект вместо этого спрятался на юге Нарбонна, вытеснив с поста наместника сварливого Урания. Мнение Веспасиана часто не совпадало с волей Эпихарида, которую тот вещал через доверенных трибунов. Поэтому вся ответственность за гарнизон ложилась на беспокойные плечи Филиппа.

Наравне с Македонцем тяжёлый период переживала и Вирсавия, но её выходки не несли таких последствий. В поисках развлечений девушка наткнулась на гречанок – жриц Вакха. Вирсавия прониклась необычностью их учения, совмещающего эллинское язычество, манихейство и христианство.

Вирсавия сдружилась с вакханками. С каждым днем она всё больше погружалась в их странное учение и однажды выбросила крест в реку, решив служить новому богу. Девушка посчитала христианского Бога жестоким и не ведающим справедливости. Вирсавии казалось, что только Вотан слышит её молитвы, посему он – истинный бог. Вакха, стоявшего над пантеоном сотен богов, она считала центром вселенной.

Вирсавия даже дала себе галльское имя Моэл, однако Протей отверг её наречение. Фракиец считал, что второе имя должны давать окружающие за особые достижения.

В один из праздников весны вакханки устроили оргию, в которой Вирсавия показала навыки, коим её насильно обучили в Греции. Кустодиан был в гневе, когда узнал, что праздник в честь Пана устроили в гарнизоне. Он изгнал вакханок, а Вирсавии устроил взбучку.

После ссоры со спартанцем Вирсавией впала в меланхолию, которую пыталась искоренить вечным праздником Пана. Она явила такую жажду плоти, что легионеры лишь дивились.

Скромная на людях девушка с наступлением темноты превращалась в вавилонскую блудницу, соперничая с местными проститутками сродни Мессалине. С уходом Протея её плоть восставала, требуя удовлетворения каждый день. Ни одна пьянка легионеров не обходилась без участия Вирсавии.

Протей об этом не знал, ибо большую часть времени проводил вне крепости. Популярность Вирсавии среди легионеров возросла настолько, что Филиппу пришлось поселить её у себя. Македонец недолго противостоял чарам девушки и зову плоти. Он быстро овладел Вирсавией, которая этого и добивалась. Для неё покровительство легата не шло ни в какое сравнение с защитой простого опциона.

Пока в крепости отсутствовали пропретор, наместник и гоплиты, Филипп с Вирсавией предавались утехам. Македонец даже забыл о происходящем за стенами гарнизона. Прервал вечный праздник неожиданный визит Веспасиана, который с истеричными криками потребовал легата к себе.

В дом Филиппа префект заявился в сопровождении личной стражи и веснушчатого юноши в чеканной кирасе легата.

– Мне не нравится обстановка в твоем каструме. Алеманны почувствовали нашу слабость и закрепились на Серой лиге. Ты прочитал хоть одно письмо от меня?

– Закончил на четвёртом, – недовольно буркнул Филипп. – Вередарии из Массилии приходят так часто, что пока я вскрываю первое письмо, мне уже несут второе с наложенным вето на предыдущее. Как выполнять приказы, если они противоречат друг другу?

– Я хотел сдать гарнизон, но передумал, – угрюмо пояснил Веспасиан. – Но если Аттал вернётся, я буду вынужден отдать крепость.

– А потом открыть врата Массилии? Ты тоже получил письмо конунга с требованием о сдаче гарнизона? Здесь я главный, Веспасиан. Ты уже не солдат, а изнеженный вельможа на августейшей службе.

Веспасиан ошалело взглянул на Филиппа водянистыми глазками и от удивления разинул рот:

– Да как ты смеешь так разговаривать с префектом? Вы тут совсем страх потеряли?

Филипп рассмеялся. Юноша в начищенной кирасе следил за каждым жестом легата.

– Ты и в самом деле растерял хватку, Веспасиан. Я подчиняюсь пропретору, а не префекту.

– Мы служили с Домицианом в Иберии. Одно моё слово, и тебя разжалуют.

– Тебя разжалуют, – передразнил Македонец. – Пропретором в Галлии поставлен Эпихарид, а уж я знаю, как ты его боишься. Животворящее лоно! Все истории про твои подвиги в легионе – чистейшая ложь. Вы с Домицианом стоите друг друга.

– Говоришь, я боюсь Эпихарида? Сынок, похоже, ты с ним ещё не встречался, посему не суди. Ты прав, Филипп. Я ничего не смогу тебе сделать, но в моей власти поставить в крепости своего наместника. Эпихарид перевел тебе легион, но без легата.

– И я отправлю его в канцелярию до очередных родов Геры. Вот, значит, для чего ты притащил сюда своё брюхо и этого мальчишку. Тебе сколько лет, юнец?

– Девятнадцать, – твёрдо сказал юноша. – Меня зовут Тит Клавдий Марцелл.

– Легат в девятнадцать лет? Разодранный сапог Гефеста, даже Тиберий был скромнее! Он своего сыночка сначала квестором поставил и только потом протащил в сенат. Трибуна ты получил, наверное, в утробе матери? А в честь рождения тебе пожаловали легата? Вы смеетесь надо мной? С какой стати он легат?

Веспасиан поджал губы. Он сам служил в легионе и знал, что немногие центурионы переходили из десятой когорты во вторую или первую. А уж дослужиться до примипила для многих было пределом мечтаний.

– Чего молчишь? Дарите щенкам трибунов и легатов, а мы потом воем, точно псы.

– Хватит умничать, Филипп. Вообще-то он трибун, но в случае чего способен возглавить и легион. Не вздумай навредить парню. Ты понял меня?

– Дисциплина одинаково распространяется и на простых легионеров, и на легатов. Нарушит установленные правила, подвергнется децимации. Мы, легаты, люди незамысловатые. Думаешь, я злой, Тит? Подожди денёк-другой. Вот вернётся Кустодиан, и вы увидите настоящую злость.

– Необъятные чертоги Аида, неужели этого наглеца ещё не прирезали? – прошипел Веспасиан.

– Боюсь, он переживёт нас всех.

– Где он?

– Ушёл на разведку. Он и в самом деле бесстрашный сукин сын.

– Ах да, он же центурион на особом положении.

– Кустодиана повысили до префекта каструма, а особое положение даровано Домицианом. Умерь свою желчь, Веспасиан.

– А ведь это многое меняет! – воскликнул префект. – Пусть явится на совет наместника гарнизона. У меня есть для него работёнка.

– Ты можешь лишь поддержать советом. Работёнку ему подкидываю только я.

Веспасиан не ответил, и разговор прекратился.

Филипп не боялся дерзить первым лицам, зная широту собственных полномочий. Этим он отличался от Кустодиана, который мог нагрубить лишь легату, заплутавшему в веренице решений. Македонец знал, что префект нажалуется Домициану, однако пропретору было всё равно на мелкие конфликты, ибо тот готовился к походу на Восток.

***

К закату девятого дня после ухода из гарнизона лазутчики Кустодиана благополучно вернулись. Филипп оглядел измученные лица гвардейцев. Казалось, лазутчики даже поседели. Македонец обратил внимание на легионеров с обожжённым вексилумом201201
  Вексиллум (лат. vexillum – знамя, штандарт) – военный полевой штандарт, знамя древнеримской манипулы (ветеранов, рекрутов и так далее) или отряда конницы.


[Закрыть] легиона Эпихарида и на красивую девушку с бледным лицом.

Едва привязав лошадь, Протей двинулся в уже знакомом направлении.

– Ты издеваешься? – спросил Кустодиан. – Не успел земли коснуться, уже торопишься взлететь. Женщины подождут – для того они и созданы.

Протей вопросительно взглянул на наставника.

– Что уставился? Иди резвись, только знай, что одной поркой не отделаешься. Мне остаётся тебя только прирезать.

Слова Кустодиана возымели своё действие, и фракиец остановился.

– Мой брат! – Филипп с распростёртыми руками подошёл к Кустодиану. – Кому ты угрожаешь смертью?

– Некоторые не понимают добрых слов.

Побратимы обнялись. Радостный Филипп помрачнел:

– Почему ты не вернулся в крепость три дня назад? Помнится, ты собирался только прочесать местность возле Серой лиги. Ушел с отрядом солдат, а вернулся с кучкой гастатов и грязной девкой. Где тебя носило?

Кустодиан напустил на себя грозный вид и уже приготовился дать отпор, однако Филипп перебил его:

– В гарнизон прибыл префект Веспасиан, он хочет увидеться с тобой. Он созывает военачальников, дабы сказать нечто важное. Не знаю что, но сам знаешь, от префектов путных слов не дождешься. Умойся, поешь и приходи в преторий.

Филипп покинул площадь, а Кустодиан оглядел свой отряд. Протей так и застыл у коня, Киаксара усталыми глазами рассматривала крепость, Прокл бинтовал гноящуюся рану Аниона, а Стиракс дремал возле стены.

– Нечего было не спать две ночи подряд, – обратился к Гунну Кустодиан. – Подымайся и приведи себя в порядок. Всех касается! Выполнять.

– Что делать с ней? – сказал Прокл, покосившись на Киаксару.

– Отдайте в лазарет, иначе ногу придётся отрезать.

Кустодиан сразу же направился в преторий, а гвардейцы сгрудились в кучку.

– И чего он так хорохорится? – спросил Стиракс.

– Не каждый разведчик похвастается пятью часами сна ежедневно, – сказал Прокл. – Он толком не спал и не ел. Где же тут блистать добродетелями? Пока ты видел сны, Кустодиан нёс службу.

– Хотя всё должно происходить ровно наоборот, – заметил Анион.

– Он спартанец, посему боится утратить упругость мышц и чуткость мысли, – сказал Прокл. – Дест бы на его месте с нас три шкуры снял.

– Что делаем?

– Легат сказал, что прибыл префект, – ответил Прокл. – Кто ныне руководит гарнизоном – непонятно. Пойдём в казарму. И прекратим пересуды, иначе скоро возьмёмся за мечи и покалечим друг друга. Все нервные, все устали.

Гоплиты двинулись к баракам. Прокл взял поводья лошади Киаксары и повёл её к лазарету, который находился у казарм. Протей отправился в домик Вирсавии, где встретил недовольную девушку.

– Пока я шёл к тебе, в меня все тыкали пальцем. Я чего-то не знаю?

Вирсавия промолчала. Она вымачивала сухари и не смотрела в сторону Протея.

– Я с тобой разговариваю, Вирсавия! – повысил голос фракиец.

Она повернулась к нему.

– Что ты хочешь знать?

– Стражи претория сказали, что ты вела себя неподобающим образом.

– Врут.

– Что происходит? Меня не было почти две недели. Ты не рада меня видеть?

– С чего вдруг? Тебя же не было всего две недели. А до этого ещё две. В тот раз ты вообще на месяц пропал.

– Ты думала, мы будем жить на вилле, как патриции на Семипалате? Я легионер в римской армии и ещё не заслужил даже пяди земли.

– Я думала, ты знаешь, что делаешь. Когда тебя нет, я одна против всего мира. Когда ты здесь – тебе плевать на меня. Ты хоть раз справлялся о моём здоровье? Спрашивал, как я себя чувствую здесь, в Галлии?

– Я валюсь с ног от усталости. От меня пахнет хуже, чем от свиньи, а ты решила всё выяснить прямо здесь и сейчас?

– Да. Тебе же всегда некогда. Сегодня у тебя вылазка, после неё ты устал. Едва пришёл в себя, уже мчишься к своим легионерам. Тебе же плевать на меня, Протей. Тебя интересуют только твои друзья и поска.

– А тебя, видимо, интересуют другие мужчины? – возразил Протей.

– Не строй из себя праведника. Думаешь, я не знаю о твоих похождениях в борделях?

– Ты мне не жена, я не давал тебе клятву верности.

– А ты мне не муж.

– Давай спокойно поговорим, – убедительно произнёс Протей.

– О чём говорить, Протей? У нас нет ничего общего. Ты прекрасно знал, кого вёз в Галлию.

– Ты тоже знала, что плывёшь в Галлию, дабы поддерживать своего мужчину.

– В Лутраки после встречи с тобой я шла к Элагабалу и спала с ним, – беспощадно произнесла Вирсавия. – Утром меня брал Адриан, вечером ты, ночью кто-нибудь ещё. Ты знал, какая женщина досталась тебе.

– Ты злишься на меня, вот и сочиняешь всякую чушь.

– Ты всё прекрасно знаешь, – настаивала Вирсавия. – Думал, сможешь меня перекроить на свой лад?

– Сядь на место! – проорал Протей. – Ты спятила? Москит в задницу укусил? Я знал о твоём прошлом, знал, как тебе несладко жилось, и пошёл на большой риск ради тебя. А чем отплатила ты?

– Мы разные, Протей. Не обижайся, но мы оба знали, к чему приведут наши отношения. Ты бродишь по лесам и вхож в каждый встречный лупанарий. Я вынуждена сидеть в четырёх стенах и ждать, когда ты вернёшься, возляжешь со мной и снова помчишься в лес. Ты легионер, я это понимаю. В Греции ты был другим, ты любил меня, хоть и не показывал этого. Сейчас же ты твердишь о любви каждый день, но я не вижу её, не чувствую. У нас ничего не выйдет. Предлагаю разойтись миром.

– И куда ты пойдёшь? Снова в услужение господину? – съязвил Протей

– Тебя это не должно волновать.

Фракиец тяжело вздохнул.

– Ну дела! Галлов режу, как свиней, а под девку прогибаюсь.

– Успокойся. Больше тебе не придётся ни под кого прогибаться. Делай, что хочешь и как хочешь. И с кем хочешь.

Протей громко хлопнул дверью и ушёл в казарму гастатов.

***

Спустя два часа на совет Веспасиана явились трибуны гарнизонного легиона: Элий Цинат Галерий, Марк Горций, Кустодиан, Квинт Марций и Целий Юлий Флакк из латиклавиев. С ними пришел и легат Филипп. Веспасиан прожигал взглядом Кустодиана, а Македонец лениво развалился на стуле в ожидании первого слова.

– Аве! – Веспасиан отбил по груди. – Прочитал все твои отчеты. Стыдно, господа, за такое безалаберное отношение к службе. Повысили, и сразу расслабился, Кустодиан?

Спартанец встрепенулся от дремы и отозвался:

– И что же было в отчётах?

– То, что ты отсутствовал девять дней вместо трёх. Я знаю про покровительство Домициана. Он однажды об этом упоминал. Но тебя отправили сюда, чтобы в корне изменить расстановку сил. Раньше отрядом управлял лучший лазутчик из ланциариев, а теперь трибун, к тому же префект каструма. Странное решение, честно сказать. Решил таким образом избежать ответственности и легионерских обязанностей? Скажи мне, Кустодиан, где вы пропадали так долго? Небось, заскочили в Арелат за золотом конунга?

– Мы проверяли дороги возле Энанки, – ответил Кустодиан. – Наших эквитов мнут, как тесто, поэтому мы и отправились в веси алеманнов, дабы узнать, откуда появляется их кавалерия и какими тропами ходит.

– Вы должны ловить не кавалеристов, а выродков Агареса!

– Порой одно недалеко от другого.

– Если через полгода ты не остановишь Агареса, то его лазутчики разграбят все крепости. Ну а потом сам знаешь: децимация, неудачный жребий и палки.

– Ежели Агарес доберётся до нашего гарнизона, то палкой по морде прилетит тебе, префект. Я и мои побратимы будем хотя бы тянуть жребий, а ты один. Голову отрубят и поставят нового. Какие у тебя жалобы ко мне? Вам в Массилии больше заняться нечем? Гарнизон Хлора входит в твои полномочия, а ты его покинул. Насколько мне известно, теперь за гарнизон ответственен Эпихарид.

– Ещё нет, – добавил Филипп.

– То есть ты сейчас обвиняешь меня? – прошипел Веспасиан.

– Нет, я подметил твою трусость и только.

– Давайте сбавим тон, – произнёс Филипп. Скажи мне, Кустодиан, что за центурион явился с тобой? Где вы его нашли?

– Если судить по знамени, его центурия входит в первую когорту легиона Эпихарида, – встрял Веспасиан. – Ты вообще знаешь, что тут произошло, Кустодиан? Пока вы прохлаждались в Энанки, сюда явились алеманны. Повезло, что Аттал привёл всего пару тысяч человек, но в следующий раз от количества его солдат земля прогнётся под ногами.

– В следующий раз можешь сходить вместо меня, раз считаешь, что мы прохлаждаемся. Немного остудишь голову. Дрожишь так, точно ты не римлянин.

– Получается, что в напряжённый момент твои легионеры остались без военачальника, – настаивал Веспасиан. – Да, ты не знал, что к гарнизону подойдёт войско Аттала, но ведь и в нужный срок не появился. Ты ставишь дисциплину превыше всего, но сам игнорируешь её. Очень странно слышать о тебе столько похвал, а при встрече видеть обычного наглеца. Что же тебя задержало?

– На нас напали. Мы были вынуждены обороняться. Это были лазутчики Калвага и Мардония.

– Какой Мардоний? – воскликнул Галерий. – Откуда ему там взяться? По слухам, его уже убили.

– Очень смешно, Кустодиан, – поддержал трибуна Филипп. – Что за привычка скидывать все грешки на Мардония? Нам известно, что Калваг сопровождал обоз Аттала, когда тот отступал, а Мардоний находился совершенно в другом месте. Разведчики Квинта видели его, и поверь мне, они не ошибаются.

– Если появились разведчики лучше, я готов уступить своё место. К чему вам я, раз уж вы всё знаете?

– Успокойся. Мы знаем, что ты в своём деле лучший, – сказал Квинт. – Просто ты один на весь гарнизон. Когда ты нужен, тебя нет.

– Я не намерен оправдываться, – ответил Кустодиан, – и готов понести наказание.

– Лучше расскажи, что было в Энанки? – спросил Веспасиан. – Это селение принадлежало Ирманду. Удивлён, что его уничтожили.

– Разнесли в клочья, – подтвердил Кустодиан. – Мы пришли на руины, а ночью ещё и явился отряд алеманнов.

– А Ирманд? – спросил Галерий.

– Я слышал о таком, но в глаза его ни разу не видел. Вероятно, убит.

– В Арелате какой-то праздник, – сказал Филипп. – Может, празднуют смерть посла?

– Филипп Македонец знает даже такие тонкости, – усмехнулся Кустодиан. – На кой тебе я?

– Благодаря тебе и знаю. Что Мардоний забыл в уничтоженном селении?

– Случайность. А может, они забрели туда по чьей-то наводке. Аттал ведь очень требовательный и щепетильный. Он не потерпит наличия в тылу даже одного вражеского гладия.

– Энанки, значит, уже его тыл? – произнёс Веспасиан.

– Аттал давно пересёк линию, – сказал Кустодиан. – Серая лига теперь только наполовину римская. Я бы даже сказал, на треть.

– Думаю, налет совершили по чьей-то наводке, – предположил Квинт. – Префект каструма не легат, но даже за него можно просить хороший выкуп.

– Что за девчонку вы привели? – спросил Филипп.

– Киаксара, дочь Килана, – сказал Кустодиан.

Македонец задумчиво посмотрел на трибунов. Веспасиан зашевелил губами.

– Мне знакомо имя Килана, – спустя минуту раздумий сказал префект. – Кажется, он был братом Гигаса. Он мёртв?

– Это мне неизвестно, – ответил Кустодиан. – Нам оставалось верить только глазам и ушам. Все трупы были изуродованы.

– Откуда ты знаешь Килана? – спросил у префекта Филипп.

– Посиди-ка наместником лет десять и узнаешь, сколько зайцев бегает возле Медиоланского тракта, – огрызнулся Веспасиан.

– Значит, у него осталась дочь?

– Гнать её взашей, – махнул рукой Веспасиан.

– Она пока неподъёмная, – сказал Кустодиан. – Сомневаюсь, что останется с ногой. Очень уж тяжёлая рана.

– Зачем гнать? – спросил Марк Горций. – Как мы собираемся показать Галлии достойный лик, ежели гоним прочь увечных? Пущай остаётся в крепости. Потом расскажет о набеге Мардония то, что поможет понять замыслы конунга. К тому же она может оказаться полезной в переговорах с Атталом.

– Пусть Август разбирается в вопросах чести, а мы в это лезть не станем, – возразил Галерий.

– О, в такие дебри я точно не полезу, – подтвердил Веспасиан. – Одной головой не отделаюсь. Ежели будет осечка, у меня вырежут всю семью. Но я все равно скажу Августу, что происходит, а дальше уже его забота. А что насчёт Мардония? Думаете, он бродит в лорике сегментате и выдаёт злодеяния Аттала за ошибки нашего славного Августа?

– Мардоний слишком мелкая сошка, – сказал Филипп. – И уже не помешает нам. Дошли слухи, что конунг казнил его. Сейчас важнее другое. Я осознал свои ошибки и принял решение. Ты большой военачальник, Кустодиан, и ты должен находиться рядом со мной, чтобы руководить четвертой частью легиона. Посему более ты за стены гарнизона не выходишь. Ты мой побратим, но сейчас мы говорим не как соратники, а как легат и трибун. Честно сказать, мне надоело видеть твои беззакония и наплевательское отношение к службе. Погоня за Агаресом ослепила тебя, и ты забыл элементарные правила. Ты уже чихать хотел на кодекс легиона. Оставь гоплитов Протею и Проклу, пусть они руководят своими бойцами, а ты – своими. От тебя не убудет. Пока взываю к голосу рассудка. Если откажешься, знаешь, что я могу заставить силой.

– Что вообще случилось? – спросил Кустодиан. – Под стенами стотысячное войско? Я тебя чем-то раздосадовал или подвёл? Галлия вторую неделю терпит паводки – дороги разбиты. Атталу не подступиться к гарнизону, а я принесу больше пользы вне стен, чем прячась за ними. Неужели тобою, спартанцем, движет страх? Что ж, я понял тебя, Филипп, и более не перечу.

Македонец бросил на него злой взгляд, сел за стол и налил вина.

– Вчера из Массилии прибыл гонец от Эпихарида, – Филипп уселся за стол и кивнул в сторону Веспасиана. – Эти двое закидывают меня письмами с противоречивыми приказами. Но я пока держусь. Священное лоно Геры, знал бы ты, Кустодиан, скольких проблем избежал, когда мудро отказался от чина легата. Сплошные беды и ничего кроме них. Аттал направил письмо Эпихариду как доверенному лицу Августа. Конунг требует сдать гарнизон и покинуть его земли в пределах лиги. В случае отказа он угрожает расправой близстоящим поселениям.

– И куда мы пойдём? – спросил Кустодиан. – Вплавь будем добираться до Сицилии? Сколько солдат в гарнизоне?

– В крепости размещены легионы Филиппа и Тита. Есть десять ал ауксилариев, а также рядом стоит легион Филоника, – ответил Веспасиан. – Вместе с ополченцами нас около тридцати пяти тысяч, но в самой крепости не больше десяти. Аллоброги более нам не союзники. Они ушли из низовий Изеры, дабы вообще не ввязываться в войну. Аттал, в свою очередь, способен поставить под меч восемьдесят тысяч арелатских галлов и сто тысяч алеманнов. Ещё полмиллиона разбросаны по Нарбонну. Укроемся ли мы за стенами вшивой крепости? Вряд ли. Ты ведь знаешь, что мыслями Аттала завладела очередная алеманида. Он, конечно, не Матайес-берсерк, но персона не менее одиозная и проблем доставит не меньше. Константин занят Лицинием и не поможет в трудную минуту, посему с Атталом придётся разбираться самостоятельно. Я пока не знаю, за что ратуют военачальники Аттала, но очередное наступление – дело времени. Эпихарид уже отправил гонца в Рим с просьбой об усилении.

– В Виндобоне стоит легион Теренция, – напомнил Марк Горций.

– Виндобона далеко, – ответил Галерий. – Ежели Аттал узнает о перемещении войска, то перехватит Теренция раньше, чем те успеют до нас добраться.