Текст книги "Алеманида. Грёзы о войне"

О великом берсерке Матайесе сложили легенды ещё при жизни. По дерзости его сравнивали с Александром Македонским, по силе – с Гектором, а по уму – с Афиной Палладой. Матайес быстро навёл в Галлии порядки и фактически стал единовластным правителем. Запад взрастил не одну сотню князей и полководцев, но берсерк считался первым среди равных. Если римские диктаторы и императоры величали себя богами, то Матайес сдерживался от самолюбования. Сотни полководцев, правителей и вождей шли к нему, выражая пиетет.

Матайес тщательно готовился к войне с Римом. Он откупился от вездесущих гуннов, а потом объединился с предводителями гельветов и асдингов. Матайес подчинил Лугдунумскую Галлию, часть Нарбонна и сосредоточил основные силы галлов за Роданом. Он достиг почти всего задуманного. И только иллергеты отказали ему в почестях.

Матайес отбил Арелат и все северные территории города перешли во владение галлов. После падения Арелата в Риме забеспокоились: лимес сильно отодвинулся к югу и появилась прямая угроза Массилии. Но римские наместники побоялись выступить против Матайеса, посему сделали вид, будто ничего не случилось. После его смерти Арелат вернулся к римлянам, ибо раздробленные галлы ещё не понимали, что им делать с городом.

После череды конфликтов и смены власти ситуация в Галлии окончательно запуталась: Константин видел накал страстей и не хотел обременять легатов административной шелухой. Тёплое место сначала досталось сенатору Септимию, но его вернули в Рим из-за неблагонадёжности.

Ныне же пост префектуры Галлии занимал проконсул Веспасиан. Это был сорокалетний галл, служивший в кавалерии Констанция Хлора. Константин отправил наместника в Галлию, дабы тот изучал города Аквитании, которые Август в дальнейшем планировал присоединить к своим владениям. Хоть Веспасиан и считался префектом, власть и спокойствие в Галлии держались на плечах легатов, в частности – Эпихарида.

Веспасиан активно укреплял римскую власть в отведённой ему провинции. Он быстро соотнёс отстающий календарь галлов с главными римскими праздниками и увеличил штат служащих. Префект вёл финансовые ведомости, поднимал пошлины для иберийских и лузитанских торгашей и проводил урбанизацию региона, постоянно выпрашивая из столицы архитекторов и инженеров. Он практически не вёл гражданские дела, переложив полномочия по урегулированию мелких споров нижнему ярусу администрации, а на глобальные перестановки испрашивал разрешения у Августа. После ряда успешных походов к иберам у Веспасиана появился соперник в лице наместника Массилии – Урания, который не желал усиления конкурента.

Массилия считалась богатейшим во всем Нарбонне портовым городом на юге Галлии и соперничала с такими адамантами, как Рим и Дамаск. Хотя Арелат находился от Массилии всего в четырёх лигах, до него не дошло и толики подобного процветания. Наместники пребывали в состоянии холодного конфликта и не могли договориться.

Нынешняя обстановка в Галлии оставляла желать лучшего. В своё время вмешательство Гая Юлия в политику Галлии стало лучшим решением как для Рима, так и для тысячи племён от Массилии до Британии, так как произошло уникальное слияние культур. Однако доблесть Рима угасла, на арене появились новые люди, которые не чтили заветы предков.

Долгие годы римляне лупили курицу, несущую золотые яйца. Они проявляли ужасающую жестокость по отношению к покорённым народам, когда дело касалось материальной выгоды. Некогда римляне практически целиком уничтожили племя свевов за задержку подати, а любое сопротивление поборам пресекали быстро и жёстко. Агрессивная политика Рима объединила вечно враждующих белгов и гельветов, сплотила угнетённые народы Запада.

Долгие годы великий альянс племен Галлии формировался под гнётом властителей Вечного города. Варвары с трудом усмирили праведный гнев, выжидая подходящего для нападения момента. Они запасались ресурсами, учились выстраиваться в боевые порядки и применять тактику. Не хватало только человека, способного обуздать многонациональную орду людей, пышущих силой и энергией. Когда Аттал продолжил политику отца по объединению племён, у галлов появилась надежда. Впервые за двадцать лет племена алеманнов и белгов нарушили спокойствие римских наместников в Галлии.

После долгих препирательств с наместником Массилии Аттал получил власть над Арелатом. Наместников изгнали из города, и они осели в южном гарнизоне Серой лиги. Сам Арелат конунг частично перекроил на свой манер: он укрепил южную крепостную стену, ибо более не собирался отдавать город римлянам.

Веспасиан не понимал, как быть с поселениями вокруг Арелата, которые юридически относились к Римской империи. Живущие там галлы и алеманны, находясь под дланью Аттала, вот уже два года враждебно относились к сбору податей.

Последние полтора года Веспасиан находился в одной из крепостей южного гарнизона Серой лиги, названного в честь Констанция Хлора. Он бесконечно сверял записи о зерне и пересчитывал солдат. Префект не уповал на поддержку форта Массилии продовольствием, ибо наместник Ураний считал арелатских соратников грязными плебеями, а свой форт – недоступным для осадных орудий. Про осадную войну не было и речи, ибо варвары пока не умели осаждать города при помощи баллист, хотя поговаривали, что Аттал всё же привёз в Арелат инженеров с востока и присвоил себе с десяток складов, где находились орудия.

Веспасиан быстро соотнёс силы Рима в префектуре Галлии и принял решение не вступать в прямой конфликт с Атталом. Он умасливал галлов, прекрасно понимая, что золотом можно отсрочить войну. Пока римляне медлили, конунг алеманнов укомплектовал боеспособную армию, способную выстоять против десятка добротных легионов.

В последний месяц Веспасиан только и делал, что раздавал указания солдатам, угрожая ленивым децимацией. Его эдиктам недоставало здравого смысла и логики. Особенно от действий префекта страдал соседний гарнизон Германика, где заправлял центурион Гай Луций Эмилий. Веспасиану помогал Филоник – легат I Вспомогательного легиона. Он уравновешивал чашу весов и удерживал префекта от принятия необдуманных решений.

– Не вижу смысла тратить силы и время на эту развалину, – сетовал Филоник. – Давно пора оставить гарнизон Германика. Содержание рухляди Эмилия дорого нам обходится. Лучше залатать одну дыру разом, нежели делить нитки на две.

– Наш форт значительно сильнее гарнизона Германика – это правда. Но и наша крепость не лишена изъянов. Я пока не определился, что делать с легионерами Эмилия.

– Забрать сюда. В его крепости людей сидит с напёрсток.

– Это да. Но мы попали в непростую ситуацию, когда не можем ни принять солдат, ни отправить им подмогу. Ты хочешь отправить легионы к Эмилию, Филоник? Валяй! Но не забывай, что из-за своей опрометчивости погибнешь сам и нас оставишь без защиты. Пусть лучше легионеры Эмилия мозолят Атталу глаза и обороняются своими силами.

– Твоя правда, но долго они не протянут. Алеманны не устоят перед искушением взять крепость, ведь иметь в тылу врага, пусть даже такого малочисленного – серьёзное упущение. А в нашей крепости спокойно разместятся четыре легиона и ещё столько же окопаются к северо-западу от Медиоланского тракта. Полагаю, Аттал сначала ударит по гарнизону Германика, ведь он преграждает ему путь на юг, а потом двинется на нас. Значит, ты не хочешь помочь соседнему форту? Не хочешь помочь старому Эмилию? Клянусь Меркурием, он еле сводит концы с концами. Легионеры уже землю жрут, а кони набивают брюхо собственным дерьмом. Их крепость первой примет на себя удар. Чем дольше продержатся они, тем меньше проблем появится у нас, Веспасиан.

– Я не собираюсь объявлять войну Атталу! – отмахнулся префект. – Пусть ответственность ложится на плечи Эмилия. Я – должностное лицо, а не пьяный центурион в гарнизоне. Мы здесь выстраиваем быт, а не стрелы стругаем. Я проконтролирую оборону своей крепости, а потом уберусь в Массилию. Там безопаснее. Пусть аллоброги решают с асдингами154154
  Вандалы – по одной из версий это обширный союз восточногерманских племен, группа племен восточных германцев – силинги и асдинги.


[Закрыть] свои проблемы без нашего участия.

– Ты ведь хотел отправить разведку к гарнизону Германика? – спросил Филоник.

– Хотел, но передумал. Я направил Эмилию письмо о подмоге, но подумал, что у нас каждый человек на счету. Позже отправлю ещё письмо и огорчу центуриона.

– Нападением на гарнизон Германика Аттал провоцирует нас. Алеманны уже устали придумывать поводы для войны, посему решили играть по-взрослому.

– Думаю, это всё происки Харольда. У Аттала мозгов не хватит.

Филоник разложил на столе карту.

– Асдинги бесчинствуют на спорной территории аллоброгов. Даже Клатон, предводитель силингов, побратался с асдингами и позволил своим людям сжигать и разворовывать деревни. Чем не провокация?

– Если аллоброги ответят, в конфликт вступит Аттал.

– С какой стати? – возмутился Филоник.

– Аттал знает, что вековые выяснения отношений между асдингами и аллоброгами могут привести к большой войне. Ведь в своё время император Клавдий пообещал аллоброгам защиту от внешних нападений. Они наши союзники, пусть и неспособные вести войну. На любую агрессию в их адрес мы обязаны дать ответ.

– Что же мы имеем в сухом остатке? Асдинги уже напали на аллоброгов, а мы промолчали. Что дальше?

– Асдинги ведь приграничные крысы Аттала, и теперь состоят с ним в прямом союзе, – ответил Веспасиан. – На это и сделан упор, чтобы мы ответили, и у Аттала появился повод для нападения. Неужели Аттал думал, что я поддамся на такую детскую провокацию? Пусть отвечает Август, это не в моей компетенции.

– Аттал надеется, что Константин бросится на помощь союзнику. Вы общались с Августом по этому поводу?

– Константин не желает влезать в затяжную войну в Галлии. Он побаивается Аттала, да и Лициний начнёт кричать, как это плохо: вмешиваться в дела Галлии, кои не касаются Рима. Константин ведёт себя, как идеалист: хочет сначала разобраться с Лицинием, а потом двинуться на Аттала. Юпитер, он хочет разорваться на части?

– Будь я Августом, поступил бы точно так же. Восток – богатейшая префектура империи. В нынешней ситуации опаснее лисица, нежели скалящийся медведь. Лициний братается и обнимается с Константином, пряча кинжал за пазухой. Пока Август не припрёт крестьянского сыночка к стенке, тот не успокоится. Когда префектура Востока попадёт к нам в руки, у Аттала не останется шансов.

На словах оно так, а как будет на деле – неизвестно. Получается, помощи ждать неоткуда? – спросил Веспасиан.

В Массилии стоит легион Эпихарида. Это единственный человек, которого Аттал побаивается и обходит стороной.

– Эпихариду пока не до войн. Ему бы с наместником разобраться.

– О Венера, как же ты прав, Веспасиан! На уме Урания лишь грабёж да поборы населения, а Эпихарид хоть как-то умудряется держать его в узде. Всё же я считаю легион Эпихарида за боевую единицу. С миру по нитке – и вот у нас уже два полноценных подразделения!

– И что нам делать с двумя легионами? – съязвил Веспасиан. – У Аттала народу больше, чем мошкары на болоте.

В последнем письме Домициан сообщил, чтобы мы управлялись собственными силами. В Виндобону он отправил легата Теренция, который славится талантом установки каструмов. Нам бы он пригодился, но Домициан хочет направить к нам только три-четыре легиона, чтобы мы могли удержать Галлию до прихода Константина.

– Так три или четыре? Речь идёт о целом легионе, Филоник.

– Домициан сам ещё не определился. Если среди них окажется пара центурий ланциариев, я расцелую Венере плечи. Похоже, всё зависит от воли Августа. Он сам не может понять, на какой берег бросить копье.

– Боги, почему это случилось на моём веку? – пожаловался префект.

Филоник свернул карту и покинул преторий.

***

Цитадель Германика, названная в честь завоевателя Германии – Германика Юлия Цезаря Клавдиана – ветхими стенами вросла в землю в нескольких милях от Арелата. Крепость была пропускным пунктом из Лугдунумской Галлии в Галлию Нарбоннскую и преграждала галлам путь в Массилию. Именно на этой крепости заканчивались богатство, сила и слава Рима, ибо после шествия солдат Матайеса от мощи легионов в Нарбонне остались лишь воспоминания.

Утро давно наступило. Солнце вышло из-за горизонта, но так и не рассеяло неестественный туман в низине у перелеска. Солдаты ходили по крепостной стене и вглядывались в молочную бездну густого пара. Накануне легионеры слышали возню шумной толпы возле леса. Никто не сомневался, что рядом с крепостью бродили алеманны Аттала.

Легионеры нетерпеливо ждали, когда солнце наберёт силу и растопит влажные испарения. Центурион Эмилий отправил к лесу вередария на разведку, но пожалел о своём решении. Солдаты, укрывшись за каменной кладкой, подбрасывали кости на возвращение хотя бы лошади. Маленький форт не располагал лишней сотней бойцов, поэтому полноценную разведку не отправляли уже очень давно.

Туман рассеивался. В белизне появилась чёрная точка, которая увеличивалась по мере приближения. Всадник подвёл коня к крепости на расстояние пары стадиев и остановился. Его конь взвивался на дыбы, пронзительно ржал и прядал ушами. Центурион Эмилий обречённо посмотрел на прибывшего и спустился вниз, проклиная небеса.

Военачальник прошёл перекидной мост и двинулся к послу. Всадник заметил движение возле ворот и пустил коня в галоп. Лучники на стенах приготовили луки, но Эмилий подал сигнал рукой, останавливая их.

Всадник спешился и подошел к центуриону.

– Благословят боги день, покрытый белизной, – произнёс всадник. Он подошёл ближе и наклонил голову. – Меня зовут Харольд. Я посол конунга Аттала.

Посол был выше центуриона на полголовы. Энергичное лицо и крепкое сложение Харольда несколько раздражали уставшего Эмилия, который вот уже две недели страдал расстройством желудка. Центурион лениво отсалютовал и почесал щетину на шее.

– С какими вестями прибыл? Говори быстрее, иначе оба задубеем от такой холодрыги.

– Вождь требует оставить крепость и дать ему пройти Врата Севера. Всему гарнизону разрешат беспрепятственно покинуть крепость. Никто не пострадает, в этом его слово.

– Где же Аттал? – Эмилий вглядывался в рассеивающийся туман. – Я вижу только тебя! Где-то возле леса стоит толпа голых германцев? Что ж, даже богиня Фортуна не поможет вам, – центурион махнул в сторону крепости. – Вы будете околачиваться здесь целый год, но даже ров не пройдёте.

Харольд проигнорировал дерзости центуриона. Он оценивающе посмотрел на стены крепости, а потом на измождённое лицо военачальника, подумав о пресловутом римском честолюбии. Эмилий подошёл к послу почти вплотную. Он сплюнул, запачкав сапоги Харольда, и обнажил полугнилые зубы. Посол отпрянул от крепкого запаха поски.

– Слушай меня, галл! Вы убираетесь в лес и не высовываете наглые рожи. Забыли своё место? Так мы напомним, петухи вы проклятые! Проваливайте! Никто не пострадает. Даю слово солдата римской армии.

Эмилий поспешил в крепость, не желая выслушивать последующие возражения. Лучники снова взяли посла на прицел. Харольд ещё какое-то время топтался на месте, а потом оседлал коня и умчался.

Центурион взобрался на стену и бросил тревожный взгляд на горизонт. Он подумал, что слегка перегнул палку в общении с послом. Центурион неоднократно слышал о правой руке Аттала. Конунг во всём полагался на изворотливого Харольда, благодаря которому алеманны забирали земли без боя. Эмилий понимал всю тяжесть ситуации. Невозможно быть дипломатом, когда за три дня в желудок попал кувшин поски и кусок свинины. В любом случае сказанного не воротить.

– Что он хотел? – спросил один из легионеров.

– Найти глупца, который подарит ключи от Врат Севера. Всех лучников на стену! – проорал Эмилий. – Быть может, Харольд и вправду так проницателен, как про него говорят.

Центурион вглядывался в туман и беспокойно стучал пальцами по ножнам. Полчаса он ходил по крепостной стене, ожидая появления галльской конницы или нападения прихвостней Агареса. Наконец туман рассеялся. На горизонте между деревьев, словно молчаливые изваяния, стояло несметное количество варваров. Легионеры даже не пытались сосчитать алеманнов.

– Там не меньше двадцати тысяч, – выдохнул знаменосец.

– Какой там! – возразил опцион. – Все пятьдесят.

Центурион нервно теребил пальцы. Ему не удался блеф, а Харольд в свою очередь не солгал. Гарнизон насчитывал когорту численностью чуть более четырёх сотен бойцов, в то время как у стен крепости стояла большая вражеская армия. Эмилий не знал, есть ли у варваров осадные машины. Да и не хотел знать.

Вдали прозвучал боевой рог, и несколько войсковых соединений двинулись вперёд. От топота ног и барабанного боя дрожала земля. Эмилий понимал, что переоценил возможности гарнизона.

– Веспасиан пришлёт подмогу. Сдаваться рано! – Эмилий перечитывал письмо префекта, которое пришло две недели назад. – Немного подождём. Южный гарнизон в сто крат сильнее нашей развалины им бояться нечего. Префект нам поможет!

Алеманны расположились на расстоянии, недосягаемом для полёта стрелы. Несколько часов галльские и сабирские пехотинцы смотрели на стены в ожидании приказа. Эмилий бегал по стене и проклинал небеса за задержку Веспасиана. Один из легионеров предположил, что префект не поможет с обороной, обрекая крепость Германика на сдачу. Эмилий услышал в речах соратника здравый смысл. Харольд и Веспасиан не оставили ему выбора.

Центурион поднял римский штандарт и взобрался на самое высокое место на крепостной стене. Он поднял знамя над головой. Ветер развевал полотно, а солнце осветило цифры и вышитого под ними золотого быка римского легиона. Эмилий вздохнул, понимая, что за этот поступок ему отрубят голову. Они докатились до такой бедности, что даже белую материю изорвали на бинты.

Центурион швырнул знамя в крепостной ров и приказал открыть врата крепости. Спустя несколько минут пронёсся протяжный звук горна. Конный отряд галлов направился к мосту, и центурион понял, что настало время для трусливого бегства.

К обеду в крепости не осталось ни одного легионера, а уже к вечеру его заселили галлы и алеманны Аттала. Гарнизон был способен вместить сорок тысяч человек. Конунг привёл с собой тринадцать тысяч пехотинцев и тысячу кавалеристов.

Заселением гарнизона руководил Харольд. По его приказу укрепили кладку южной стены и проверили потайные входы. Харольд понимал, что спустя один-два дня римляне в крепости Констанция Хлора узнают о бесславном оставлении гарнизона и, возможно, попытаются вернуть утраченные позиции. С другой стороны, чутьё подсказывало ему, что Веспасиан и ухом не поведёт, едва прознает о взятии северной крепости. Но Харольд отличался осторожностью, поэтому решил укрепить защиту и накапливать силы на случай нападения римлян.

Аттал прибыл на следующий день. Он внимательно следил за укреплением дозорных башен и ремонтом легионских бараков. Конунг надеялся надолго окопаться в крепости Германика и подтягивать силы из Бургундии и Аквитании.

Пока Аттал осматривал пределы форта, прискакал взъерошенный разведчик.

– Мой вождь, – солдат поклонился, не слезая с лошади. – Послание от Калвага.

– Говори!

– Мардоний упустил Ирманда. Алеманн покинул деревню задолго до прихода кавалеристов. Лазутчики потеряли след. Ирманд словно сквозь землю провалился, да растерзает его Один!

– Уж не думает ли он объединиться с Эрамуном? – пробурчал конунг. – Уверен, Эрамун уже посылал к нему людей. Треклятые галлы и римляне! Мардоний, значит, упустил? И где же ваша воинская честь, латиняне? Горазды упрекать других, своих прегрешений не замечая? Только и можете обвинять соратников в проступках. Раньше за провалы вы на меч бросались, а что теперь?

Аттал осознал, что тандем младших братьев грозил ему большой опасностью. Быть может, он зря отказал в союзе Эрамуну? Три брата из великой семьи могли бы создать прочную коалицию. Ирманд знал слабые стороны Рима, а Эрамун обзавёлся связями в Британии, которые могли отозваться римлянам головной болью.

– Так зачем мне убивать дочь брата, Калиматар? – пробормотал под нос Аттал. – Какую угрозу может нести обычная девица? Ты всего-навсего настроил меня против братьев. Иллергеты – лжецы и обманщики, но придумали неплохую загадку. Ах, брат мой Ирманд! Если бы не твоя трусость, я бы закрыл глаза на былые недоразумения. Но ты упрям. Для тебя важнее благополучие семейства, нежели процветание Галлии.

– Что вы говорите, мой конунг? – переспросил нарочный.

Аттал очнулся и взглянул на виноватое лицо всадника. Юноша съёжился, словно услышал нечто недозволенное.

– Прежде разыщи Агареса. Пусть даст в помощь Калвагу кого-нибудь из своей своры. Кажется, у него есть шестифутовый Эмрес, от чьего взора не укроется даже полевая крыса. Этот следопыт найдёт моего брата. Хотя Агарес слишком горд, чтобы кланяться алеманнам. Ежели начнет хорохориться, дескать, разбирайтесь сами, иди к Харольду – тот его убедит. После ступай к Калвагу. Пусть продолжает поиски Ирманда. Предать мечу всех, кого найдут рядом с ним. Убить и тех, кто взял его под защиту. Ступай и не перепутай слова!

Разведчик умчался, оставив Аттала в размышлениях. Конунг угрюмо представлял объединение Эрамуна и Ирманда, когда до него донеслась ругань Харольда.

– Кого ты так проклинаешь, Харольд? – спросил Аттал, подзывая советника. – Не боишься, что боги внимут твоим хулам?

– Как Рим завоевал половину мира, если их крепости рассыпаются от прикосновения ладони? – Харольд сжал в руке кусочек кирпича, превратив его в прах. – Гарнизон в ужасном состоянии. Римляне выбьют нас так же легко, как это сделали мы.

– А потом мы выбьем их. И так до тех пор, пока Август не пойдёт на уступки.

Харольд вопросительно посмотрел на Аттала и бросил на землю кирпичную пыль. Между тем конунг продолжал:

– Напиши письмо Веспасиану. Может, и ту крепость возьмём малой кровью? Уверен, беглецы рассказали о моих намерениях. Шутить я не собираюсь. Либо Веспасиан отдаёт крепость добровольно, либо я пинаю его сапогом под зад, и он летит до самой Массилии.

– Они уже не беглецы, а дезертиры. И в гарнизон Хлора уже не вхожи – в тюрьму посадят или казнят, – произнёс Харольд. – Веспасиан не уповал на этот бург. Он заискивает перед Августом и предполагает, что мы не задержимся здесь. Выжидает, словно мурена. Он понимает, что нам проще держать войско в Арелате, нежели поставлять продовольствие сюда. Мы не сможем захватить южную крепость так же, как этот бург. Рим начнёт кричать, что Галлия развязала войну.

– Уверяю, Рим до последнего будет судорожно пытаться сохранить мир. Империю грызет война тетрархов. Константин не сунется в Арелат, пока не разберётся с Лицинием. После смерти Констанция Хлора исконная Галлия может начать войну с римлянами, ибо толковых врагов среди них не осталось.

– Вы избрали меня советником, дабы я останавливал ваш пыл и отводил гнев в иное русло. И я говорю: не нужно бросаться на гарнизон Хлора. Пусть ситуация с потерей этого гарнизона уляжется. Или же пусть Веспасиан дерзнет и представит интересы Рима с оружием в руках, а не золотом. Быть может, я в нём ошибся, и он поставит под меч легионы Массилии?

– В чём-то ты прав, Харольд. С Веспасианом всё понятно. А теперь скажи мне, сколько в окрестностях Арелата крепостей?

– Два гарнизона и десяток мелких крепостей. Сейчас под вашим протекторатом находятся семь крепостей, гарнизон Германика и сам Арелат.

– А теперь скажи, сколько мы потеряли солдат в осадах?

Харольд покачал головой.

– Ни одного, но и римляне не понесли потерь. Налёты Агареса в расчёт не беру.

– Мардоний разнес несколько деревень, которые находились под защитой римлян, ублюдки Агареса денно и нощно бродят по округе, собирая головы, а от Веспасиана по-прежнему нет ответа. Он делает вид, будто ничего не происходит. Видимо, решил, что я поиграюсь в войну Дария и Александра155155
  Речь идёт о противостоянии персидского царя Дария III и Александра Македонского, в результате которого персидская держава Ахеменидов прекратила существование.


[Закрыть] и уйду в Лютецию. Римляне пытаются оттянуть войну, которая неизбежна. Ты придерживаешься тактики Веспасиана, только с обратной стороны.

– Действительно, в Массилии узнают, что гарнизон отбили мы, а не крестьяне с палками. На юге начнется мобилизация, и тогда не миновать войны. Все получится так, как Вы и планировали, мой конунг.

– Видишь, ты признаёшь, что война начнётся в любом случае. Зачем же её оттягивать? Раньше начнётся – раньше закончится. Я не боюсь Рима. Мой отец являлся воплощением войны, а не дипломатии. Война течёт и в моих жилах, проникает в сердце и разум. Ирманд уже больше года колет мне в спину кинжалом, призывает к миру с латинянами, и ты просишь не нападать! Ты с Ирмандом сговорился, Харольд?

– Мы и без кровопролития добились неплохих результатов. Зачем что-то менять? – осторожно сказал Харольд, подумав о том, что Аттал слишком рано возомнил себя Матайесом.

Вдвоём с Ирмандом мы бы с легкостью сокрушили Рим, но он отрёкся от имени Матайеса. Как только разберусь с братом – снаряжу невиданное доселе войско. Ни один галл прежде не видел такого, – Аттал вознес кулак к небу. – Ещё никогда галлы не пили вино на римском форуме. Я дам им такую возможность.

– Мой вождь, я подумал об усилении разведки. Римляне будут отсиживаться до последнего, поэтому нужны люди, которые будут проходить сквозь стены.

– Ты сказал отсиживаться? – Аттал засмеялся. – Гордость не позволит им сидеть, сложа руки. Ведь это Рим! Великий Рим – победитель могучего Карфагена. Они любят, когда проливается кровь и умножается слава. У Агареса превосходные лазутчики, этого вполне достаточно.

– Их всего пять человек, к тому же сам Агарес уже не пачкает руки, а предпочитает сидеть на месте. Нужно задуматься о большом разведывательном отряде.

– Хорошо, я скажу Агаресу. Он понимает в сем ратном деле куда больше нас.

По лицу Харольда пробежала тень неудовлетворения.

– С этим разобрались, – Харольд показал мешок с камнями для децимации. – У нас есть сорок дезертиров из квадов и пара из римлян. Как с ними поступим?

– Потоми недельку-другую и закати ристалища. Солдатам нужно развеяться. Думаю, и ты не прочь пустить кровь, – Аттал ехидно улыбнулся. – Мне рассказывали, как ты разошёлся на прошлых ристалищах.

– Они преувеличивают, мой конунг, – скромно ответил Харольд. Какова Ваша воля?

– Отправь в мои покои Артура из германцев. Сам же укрепляй гарнизон. Я уже собирался пройти Серую лигу и отправить римлян к Вотану, но ты убедил меня, Харольд. Давай так: пока никакой войны с Веспасианом, но и никакой дипломатии – просто ждём удобный момент. Они живут прошлым и читают воспоминания Гая Юлия, ищут утешения в его строках. Константин видит в галлах небольшую опухоль, которую следует вырезать. Увы, нынешний Август далеко не Гай Юлий. Да и алеманны с белгами изменились. Сила и правда на нашей стороне.

Харольд покинул Аттала, а конунг двинулся в преторий. Комнату Эмилия для предводителя варваров переделали в подобие горницы в Арелате.

Войдя в покои, Аттал схватился за голову, пытаясь выдавить тысячи мыслей. Конунг не понимал пассивность римлян. Он несколько лет ждал смерти Констанция Хлора и всячески способствовал смене властителей и префектов в Галлии. Аттал озолотил руку Септимию и фактически забрал префектуру себе без боя, но дальновидный Константин посадил своего человека в лице Веспасиана и поставил в Массилии непрошибаемого пропретора. Арелат достался галлам, но одним городом Аттал не насытился. Пятнадцать лет он колотил союзы и умасливал римских патрициев. Быть может, он и жил бы подобно прочим галлам, но ему всегда хотелось большего.

Пытливый Харольд часто копался в прошлом, сопоставлял деяния былые и настоящие, но об Аттале он не разведал ничего. До двадцати лет о конунге в Галлии не знали. Виной тому был его отец, который в своё время пошёл на уступки римлянам и отдал им детей в залог. В истории семейства Матайеса галльские летописцы ловко избегали этого факта, но сам Аттал нисколько не стыдился прошлого.

Под конец жизни Матайес оказался в тисках между восточными готами и римлянами. Латиняне, как и всегда, завоёвывали землю обетованную, а готы отстаивали независимость. Матайес принял условия императора Нумериана и отдал ему на воспитание двоих сыновей.

Подобную практику легаты применяли часто, желая воспитать потенциальных предводителей галлов на римский манер, тем самым подчинив воле империи. Ирманд вписался в обучение, а Аттал проявил себя бунтарем. Старший брат погрузился в изучение римского легиона и могучей военной машины, а младший подался в риторику, схоластику и изучение восточных культур.

По исполнению шестнадцати лет Аттала поставили наместником Арелата, а Ирманда отправили в Парфию. Спустя год Аттал выслал в Медиолан в два раза меньше золота, чем полагалось. Рим тут же сменил наместника. В течение двадцати лет в городе продолжалась чехарда префектов. Аттал внимательно следил за ситуацией в Риме, тщась предугадать дальнейшее развитие событий.

Позже в Никомедии к власти пришёл Диоклетиан, который заявил, что Римская империя непомерно огромна для одного человека. Он поделил территорию империи на четыре части и отобрал нескольких человек для управления ими. Богатейшие префектуры Италии и Востока отошли Августам, а Галлию и Иллирию получили Цезари. Вся власть в Галлии временно перешла в руки Констанция Хлора, и Аттал стал обычной пешкой римлян.

Цезари и Августы пытались свергнуть соседей, дабы присвоить земли себе. Помимо четырёх правителей возникла необходимость в префектах и прокураторах, которые бы постоянно находились на одном месте. Из Рима в Галлию отправляли то одного чиновника, то другого, но ситуация от этого не менялась. Аттал видел алчность господ с Рима и подыгрывал им всевозможными способами.

Система тетрархии дала трещину, и у Аттала появилась свобода действий. Новоиспечённый конунг возвысил племена алеманнов-германцев, к коим принадлежал, и продолжил движение на юго-восток. Первоначально Аттал не мыслил о войне, но время всё расставило по своим местам. Два его сына сложили головы во имя алчных интересов Рима. Супруга умерла от хвори, а дочь по нелепой случайности убили римские легионеры. Сам Цезарь Галерий извинился за содеянное, но Аттал понял, что от Рима можно ожидать только нож в спину. Так и повелось.

В дверь постучали. На пороге появился молодой военачальник Артур.

– Да будут прокляты алайсиаги! Как лёгок ты на подъем, когда тебя зовут ко мне! Будешь старшим в Арелате. Донесения разведки будут проходить через твои руки. Думаю, на днях придут послы с соседнего гарнизона с каким-либо требованием. Они ведь думают, что я в Арелате пью пиво и тыкаю вилкой в вепря. И следи за Агаресом. Его разведка работает лучше моей, он явно что-то узнал и затеял. Сообщай мне обо всех его действиях. Агарес – выродок из Ктесифона, а там кроме крыс никого не водилось, – Аттал подумал о брате. – Римские легаты будут адресовать письма мне, но отвечать придётся тебе. Коли хватит дерзости, валяй! Если же от страха боишься платье обмочить, то попроси Харольда. Ты понял?