Текст книги "Бах. Эссе о музыке и о судьбе"

Исполнители – II

Кантата BWV 4 «Christ lag in Todesbanden»

Начнем наш беглый обзор с органных произведений. Ведь Бах был сам «королем органа» – как непревзойденный исполнитель и импровизатор. Аутентичности его исполнительства сейчас никто не добьется, как нельзя повторить полностью манеру поведения, жестов, мимики, голоса, особенностей характера одного человека другим. Поэтому в органном прочтении Баха множество апологетов и провозвестников. И это неплохо. Есть, из чего выбрать на любой вкус. И сравнивать. Что очень любят «продвинутые» Слушатели.

Некоторые имена органистов-исполнителей стоят на особом месте. Им удалось сделать «полные записи Баха». Дело в том, что сыграть «всего органного Баха», во-первых, не так-то просто, это титанический труд, а, во-вторых, это, конечно же, показатель мастерства, высший пилотаж. На это идут самые подготовленные. Назовем эти имена (конечно же, не все): Лайонелл Рогг (Lionel Rogg, Швейцария, род.1936, дважды записывал «полного органного Баха»), Мари-Клер Ален (Marie-Claire Alain, Франция, р.1926, трижды записывала «полного органного Баха»), Хельмут Вальха (Helmut Walcha, Германия, р.1907, слепой музыкант, дважды записывал всего органного Баха), Ганс Фагиус (Hans Fagius, Швеция, р.1951), Вернер Якоб (Werner Jacob, Германия, р.1938), Тон Коопман (Antonius Koopman, Нидерланды, р.1944), Оливье Верне (Olivier Vernet, Франция), Вольфганг Штокмейер (Wolfgang Stockmeier, Германия, р.1931), Андре Изуар (Andre Isoir, Франция, р. 1935), Симон Престон (Simon Preston, Англия, р.1938) и другие.

Многие ценители органной музыки восторженно отзываются о записях А. Швейцера (очень тонкий и бережный стиль исполнения). Другие являются поклонниками таких органистов, как: Жак ван Оортмерссен (Jacques Van Oortmerssen, Нидерланды, р.1950), Колин Эндрюс (Colin Andrews, Англия-США), Стивен Клейбери (Stephen Cleobury, Англия, р.1948), Майкл Мюррей (Michael Murray, США). Последний, кстати, также записал всего органного Баха.

Из русской школы следует назвать имена патриархов – Исайя Браудо, Леонида Ройзмана, А.Ф.Гедике и более поздних мастеров – Гарри Гродберга, Олега Янченко, Хуго Лепнурма. Из молодого поколения – Александра Князева и Константина Волостнова.

Несколько лет подряд существует фестиваль «Органные вечера в Кусково». Там часто выступает Алексей Шмитов. Так, в 2015 г. музыкант исполнял программу, приуроченную к 330-летию со дня рождения Мастера. Вот как о нем пишут: «…Алексей Шмитов – выдающийся российский органист и композитор, один из ведущих отечественных интерпретаторов органной музыки Баха. Среди его многочисленных профессиональных достижений – записи на радио и телевидении России, Германии, Бельгии, сольные компакт-диски…»

Особенностью органа является также обилие тембров звучания (у каждого отдельного инструмента свой уникальный голос + особенности регистровки, по усмотрению исполнителя), поэтому разнообразие исполнений на органах даже намного шире, чем у пианистов и клавесинистов.

А вот и они – властелины молоточков и щипков. Это я о фортепьянах и клавесинах. Точнее, о людях, которым покорились эти сложные инструменты. Бах традиционно рассматривался во все времена (даже в те, в которых он жил и творил) как сочинитель для клавира. Ведь все ученики когда-то проходили через его Хорошо темперированный клавир. Никто этого не избегает и сейчас. И – слава Богу. Так скажут, без сомнения, все исполнители-клавишники. Некоторые из них достигли вершин в постижении самого Мастера, сделавшись признанными его интерпретаторами и почти соавторами!

Первым приходит на ум Гленн Гульд (Gould, Glenn Herbert). Это – дань традиции. Так как имя Гульда и клавирное творчество Иоганна Себастьяна неразрывно связаны не только органически, но и в головах даже тех людей, кто особо и не разбирается в классической музыке. В 1964 году Гульд прекратил свои публичные выступления и сосредоточился исключительно на записях своих исполнений, прежде всего, любимого Баха. Известен своей оригинальной манерой напевать, мурлыкать и шептать что-то себе под нос во время исполнения, что создавало определенные трудности звукозаписывающим режиссерам и фирмам. В 1983 году его запись «Гольдберг-вариаций» получила сразу две премии «Грэмми» (как «Лучшее инструментальное исполнение сольным исполнителем без оркестра» и как «Лучший классический альбом»).

Канадские традиции исполнительства Баха вслед за Гульдом продолжает блестящий и не менее эксцентричный, чем его предшественник и соотечественник Скотт Росс (Ross, Scott). Кстати, о нем и его манере исполнительства небезинтересно посмотреть фильм Жака Ренарда «Скотт Росс, играющий и поучающий – И.С.Бах, Ф. Куперен, Ж.-Ф. Рамо», 2011. И вновь в центре обсуждений, восхищений или неприятий слушателей – главный клавирный цикл Баха – «ХТК». Впрочем, у Росса есть чудесные и экспрессивные записи Итальянского концерта, Арии с вариациями alla maniera Italiana и иных баховских шедевров. Причем, Росс явно отдает предпочтение старому доброму клавесину.

Еще один яркий представитель северо-американской фортепианно-клавесинной школы – Глен Уилсон (Wilson, Glen), работавший в свое время с такими прославленными коллективами, как Leonhardt Consort и Concertus Musicus Wien. Известны прекрасные записи ХТК в исполнении Уилсона. Знатокам барочной музыки Уилсон известен и как органист. Мэгги Коул (Cole, Maggie) – американо-английская пианистка. Без ее имени нельзя сделать даже беглый обзор клавирных интерпретаций Баха. Рекомендую послушать в ее исполнении Гольдберг-вариации.

Переместимся из Канады и США в Европу, в частности, в Голландию. И назовем для начала два имени. Густав Леонхардт (Leonhardt, Gustav). Этот нидерландский органист, клавесинист, дирижер, теоретик музыки и педагог является общепризнанным авторитетом в аспектах аутентичного исполнения барочной музыки. В фильме Ж.-М. Штрауба «Хроника Анны Магдалены Бах» он, между прочим, сыграл как актер самого Баха! Не менее известным и прославленным клавиристом является младший соотечественник Леонхардта – Тон Коопман (Koopman, Antonius). О нем мы уже упоминали как об органисте. Добавим, что Коопман еще и руководит Амстердамским барочным оркестром (с которым он записал, в частности, все баховские кантаты). Оба этих голландца являются признанными основателями и мэтрами направления HIP (Historically informed performance) – т.е. аутентичного исполнительства.

Великолепным мастерством радует уже много лет почитателей музыки Баха британский исполнитель (венгерского происхождения) Андраш Шифф (Schiff, Andras).

«… Да, и пока я жив и здоров, я буду продолжать все время играть Баха. Каждый день. Он мой бог. И, конечно, это не может не отражаться на том, как я исполняю произведения других композиторов».

(Андраш Шифф)

Про Мюррея Перрайю (Perahia, Murrey) мы уже писали выше. Рекомендуем послушать в его изумительном исполнении, в частности, Английские сюиты.

………

Розалин Тюрек (Tureck, Rosalyn) – американская пианистка и клавесинистка, страстная поклонница и пропагандистка творчества Баха. Ее имя прочно ассоциируется с именем Баха еще и потому, что она основала в США Институт изучения Баха (Tureck Bach Research Institute), написала книгу о его музыке, оказала сильное влияние на целое поколение последующих музыкантов. Ее часто называют «предтечей Гульда» в стиле исполнения Баха. Сам же Гульд говорил, что «наибольшее влияние» на него оказали три музыканта: Артур Шнабель, Розалин Тюрек и Леопольд Стоковский.

Рискуя не назвать многих замечательных исполнителей и понимая, что это вообще невозможно, даже просто потому, что среди подрастающей молодежи через год-два неизбежно появятся и вспыхнут ярким светом «новые бриллианты», тем не менее, обязательно упомяну блистательную череду советских и русских интерпретаторов Баха. Венгерскому композитору Дьёрдью Лигети принадлежат следующие слова: «Если бы мне разрешили взять с собой на необитаемый остров только одно музыкальное сочинение, я бы выбрал Баха в записи Королёва, и даже изнемогая от голода и жажды, я бы слушал эту запись до последнего издыхания». Речь идет о Евгении Королёве (род. 1990) и, в частности, о его исполнении «Искусства фуги». И это – удачный пример молодого дарования, открытого относительно недавно. Еще одно имя – Андрей Гаврилов (например, оригинальная трактовка Гольдберг-вариаций).

Старшее поколение пианистов – конечно же, Эмиль Гилельс, Святослав Рихтер, Татьяна Николаева, Самуил Фейнберг, Мария Юдина. Про них можно писать целые книги (да они, собственно, уже и написаны!).

Бах много создал для скрипки и поднял скрипичное исполнительство на «небывалые высоты». Недаром музыканты шутят, что любой скрипач «бывает в двух ипостасях – до баховской Чаконы и после неё». Перечислять здесь всех тех, кто прославился исполнением баховских скрипичных сонат, партит и концертов – и прославил в очередной раз сами эти произведения!, – дело неблагодарное… Обязательно, увы, кого-нибудь либо забуду, либо по оплошности не упомяну… Среди представителей отечественной скрипичной школы – это, конечно же, прославленные мэтры Давид Ойстрах, Леонид Коган, Михаил Фихтенгольц – активные пропагандисты и чуткие интерпретаторы баховской музыки в СССР. Большое число не менее замечательных скрипачей и альтистов более раннего периода музыкальной культуры Союза я не буду здесь упоминать по одной лишь извинительной причине – найти их записи современному слушателю сейчас практически невозможно (либо они вообще отсутствуют). Любопытно, что Ойстрах и Коган находили (каждый по своему) «свое, новое прочтение Баха» в содружестве с немецкими пианистами (при исполнении концертов и сонат для скрипки и клавира): Ойстрах – с Хансом Пишнером, а Коган – с Карлом Рихтером.

Для этих людей Бах оказался и коллегой, и Учителем-гуру, и идеалом музыканта. Это еще одни яркие и наглядные примеры реинкарнации Баха – его вечного перевоплощения в людях, слушающих и исполняющих музыку его – и очевидное свидетельство вечности его музыки. Д. Ойстрах: «Творчество Баха повлияло очень сильно на весь мой художественный путь. При интерпретации его произведений есть опасность играть их слишком строго, либо чрезмерно чувствительно. „Середина“ – это то, к чему я стремлюсь. Я думаю и чувствую, что его музыка сегодня чрезвычайно „современна“, и именно так я её интерпретирую. Мне хочется исполнить Баха во всех странах мира…».

Л. Коган: «С именем Баха для меня связаны самые дорогие музыкальные воспоминания. Впервые я до войны принимал участие в исполнении си-минорной мессы Баха, где играл партию сольной скрипки. На меня эта музыка произвела такое большое впечатление, что Бах остался в моем сердце на всю жизнь. … Я очень много играл сочинений Баха и много играю и все больше и больше люблю и остаюсь преданным ему. Бах – это синтез мудрости, человечности и какой-то всеобъемлющей музыкальности. Его сочинения всегда, на всех этапах концертной жизни современны, всегда новы. Всегда в нем открываешь всё новые, неизвестные глубины».

Из современных скрипачей весьма любопытные трактовки Баха мы находим, в частности, у Хиллари Хан (Hilary Hahn), Ицхака Перлмана (Itzhak Perlman), Исаака Стерна (Isaaс Stern), Джошуа Белла (Bell, Joshua), Иегуди Менухина (Menuhin, Yehudi). Имя последнего – американского скрипача и дирижера – стало известно в СССР в 1945 году, когда он первым из зарубежных музыкантов, приехавшим в Союз после войны, исполнил с Д. Ойстрахом концерт Баха для двух скрипок. В 1947 году Менухин совершил еще один важный миротворческий шаг – в Германии сыграл Баха в концерте с Вильгельмом Фуртвенглером, который обвинялся тогда в сотрудничестве с нацистами. В России великолепные записи баховских концертов, скрипичных и альтовых партий есть у прославленных мэтров Владимира Спивакова и Юрия Башмета.

Признанными образцами исполнения виолончельных произведений Баха (прежде всего, шести сюит для виолончели соло BWV 1007—1012) во всем мире являются таковые у Пабло Казальса (Casals i Defilló, Pau) и Мстислава Ростроповича. И здесь, у виолончелистов, мы находим порой непримиримую борьбу двух школ исполнительства – «аутентистов» и «романтиков». Вот что пишет по этому поводу Алексей Селезнев, сам записавший в 2005 г. весь цикл сюит: «Ни один из композиторов за всю историю музыки не был до такой степени универсален, глобален и „всеяден“ в смысле жанровых и инструментальных предпочтений, как Бах. Так же верно и то, что никто не подвергся такому „улучшению“ в позднейших редакциях, особенно романтических. … Интерпретация сюит основоположником аутентичной школы А. Бильсмой (Аннер Билсма – голландский виолончелист; – С.Ш.) сейчас эволюционирует в сторону большей яркости, концертности и художественно-эмоциональной убедительности…».

Уже упомянутый выше как органист Александр Князев известен во всем мире и как виолончелист высочайшего класса. В числе его творческих достижений: «Искусство фуги», Шесть сюит для виолончели соло (исполнены в один вечер в Большом зале Московской консерватории в 2000 году), запись Чаконы Баха в версии для виолончели.

Духовые: изумительную партиту для флейты соло (BWV 1013) можно послушать в своеобразном исполнении молодой американки Нины Перлов (Perlove, Nina) и, конечно же, непревзойденного баховского интерпретатора-классика «флейтового исполнительства» француза Жана-Пьера Рампаля (Rampal, Jean-Pierre). Мастерство Марселя Понселе (Ponseele, Marcel) в полной мере стоит оценить в гобойных концертах Баха, а также в некоторых кантатах (например, Adagio из Пасхальной оратории BWV 249).

Удивительные и «тактичные» переложения лютневых произведений Баха для гитары мы находим, в частности, у шведа Пер-Олафа Киндгрена (Kindgren, Per-Olov) и американца Кристофера Паркенинга (Parkening, Christopher). Последний выпустил чудесный альбом с баховской классикой в честь юбилея композитора (300 лет со дня рождения) «A Bach Celebration» в 1986 году.

Отдельной книги, конечно же, заслуживают люди, чьи голоса звучат в ариях, речитативах, дуэтах и хорах в баховских Пассионах, ораториях и кантатах. Их невозможно даже перечислить. Назову лишь нескольких прославленных контртеноров – мужчин, с блеском исполняющих в барочной музыке женские партии: Philippe Jaroussky, Alfred Deller, Yoshikazu Mera, Sergio Garcia, Andreas Scholl.

И – вне сомнения – специального разговора требуют аранжировщики и исполнители Баха в иных стилях; это удивительное «море», в котором находят прелесть «плавать и тонуть» многие поклонники совершенно «небарочной» музыки – от классического джаза и нью-эйдж до хард-рока и даже поп-музыки. Достаточно назвать хотя бы несколько примеров. Ансамбль «Swingle Singers» – вокальная группа из восьми певцов (в настоящий момент из Канады, Великобритании и США), исполняющая музыку a capella. В 1963 году дебютным альбомом «Swingle Singers» стал «Джаз Себастьяна Баха» («Jazz Sebastian Bach»), принесший ансамблю мировую славу и первую премию «Грэмми». Интересно, что дебют высоко оценили такие мэтры как Гленн Гульд и Иегуди Менухин.

Второй пример – французская джазовая группа под руководством Жака Лусье (Loussier, Jacques), проводящая «фортепианные и иные эксперименты» с музыкой Баха с 1959 года. Лусье признается: «Едва научившись читать ноты, я очень полюбил у Баха Менуэт G minor из маленькой тетради Анны Магдалены. Многократно исполняя эту музыку, я стал с увлечением придумывать небольшие вариации, слегка изменяя ритм или мелодию, фактически уже тогда пробуя импровизировать». Трио Лусье выпустило несколько альбомов под общим названием «Play Bach»; за полтора десятилетия было продано более 6 миллионов пластинок. К 300-летию Баха в 1985 году Жак Лусье «вернулся к его музыке, насыщая баховский материал теперь уже не только джазовыми, но и роковыми аллюзиями».

Третий пример: в 1990 г. Гольдберг-вариации в стиле нью-эйдж (альбом «New Age Bach») записал известный американский композитор, дирижер и пианист Джоэл Шпигельман (Spiegelman, Joel). Далее последовали еще несколько альбомов с «осмысленной по-иному» музыкой Баха.

И, наконец, в четвертую, но далеко не в последнюю очередь, стоит упомянуть об «экспериментах» Венди Карлоса (Carlos, Wendy) на только-только появившемся в музыкальном мире синтезаторе. Его альбом «Switched-On Bach» (1968) стал первым альбомом классической музыки, признанным платиновым. В нем, в частности, любопытны органные баховские произведения, «переведенные» в синтетическо-электронную форму. Весьма необычны, но крайне интересны исполнения «голосом» Баха, блестяще продемонстрированные публично Бобби МакФеррином (McFerrin, Robert) – известным музыкантом, десятикратным лауреатом премии «Грэмми». Эксцентричный джазмен всегда имел тяготение к классике. «Итогом „классической“ деятельности Бобби Макферрина стала запись с музыкантами Saint Paul Chamber Orchestra его первого классического альбома „Paper Music“ (1995). В нём прозвучали произведения Моцарта, Баха, Чайковского, Мендельсона, Стравинского». Потрясающе выглядит концерт Макферрина под открытым небом в Лейпциге, где под проливным дождем тысячи людей поют вместе с ним a capella «Аве Мария» (обработка BWV 846). Эти события запечатлены в фильме «Bobby McFerrin and Guests – Swinging Bach» (2000). Концерт посвящен 200-летию со дня смерти Баха и проходил на площади Марктплатц 28 июля 2000 года. Фёдор Чистяков, лидер группы «Ноль» (рок-группа), в своём сольном альбоме «Когда проснётся Бах» (1997) аранжирует, в частности, две хоральные прелюдии и арию из «Охотничьей кантаты». Любопытные, порой эксцентричные обработки Баха мы встречаем у популярного флейтиста, лидера группы Jethro Tull шотландца Иэна Андерсона (Anderson, Ian Scott).

«Бах неисчерпаем – как Вселенная. И каждый находит в нем свой мир, свою галактику».

(Махан Эсфахани, ирано-американский клавесинист)

Путь музыки: малая Месса A Dur

Малая месса BWV 234 A-dur

Какими странными и неисповедимыми путями идет порой к слушателю музыка! Я бы назвал два пути. Они самые обычные для нас, простых смертных. Приглядитесь! Первый путь случаен, его сложно даже восстановить потом, извлечь из памяти. Спросите любого – как он узнал о Бахе? Как впервые услышал и понял, что это – нужное? И многие затруднятся вам ответить, так как первый шаг был давно, он не был оценен в полной мере памятью (поскольку музыка еще была незнакома вам тогда). Этот путь скрыт во мраке. Его нельзя подготовить и предугадать. Но он есть всегда и для каждого. Есть даже счастливчики, которые могут вспомнить и восстановить в памяти тонкости этого пути. Но – таковых немного. Обычно этот путь – тайна. Загадка. Либо удар судьбы. Либо цепь случайностей.

Второй следует всегда за первым. По проторенной дорожке. Когда уже знаешь, ЧТО искать, КАК искать, Где искать. Этот путь мы прокладываем сами вполне осознанно – посещая музыкальные постановки и концерты, роясь в граммпластинках и дисках в отделах супермаркетов, рассматривая музыкальные афиши. Этим процессом мы способны управлять сами. Захотел услышать знакомые до боли звуки – не поленись, достань с полки нужный диск и поставь в музыкальный центр. Или – сходи в филармонию. Всего-то и дел! Путь этот иногда до безобразия прост. Но и про него, увы, мы часто забываем, как забываем в суете и беготне про саму музыку…

Однако именно первый удар, первая встреча, первый случайный миг, организованный и срежиссированный Судьбой наиболее удивительны потом для нашего разума. Как такое могло произойти? Или – а если бы этого не произошло? И тогда многие начинают верить либо в фатум, либо в чертовщину.

Для меня лично был необыкновенно странным (и потому весьма показательным в некоторых аспектах) путь ко мне Малой Мессы Баха A Dur (BWV 234). Или меня – к Мессе? Расскажу Вам, дорогой читатель, эту историю, и, возможно, многие узнают в ней свои черты своих встреч с музыкой, тоже первых и тоже «странных».

Ко времени этой встречи – Мессы A Dur и меня – я был уже достаточно полно знаком с творчеством Баха и был захвачен баховской музыкой в плен нацело. Мне казалось, что я знаю уже в Бахе всё. Порой я даже жалел, что, увы, даже музыка Баха в этом мире конечна; в смысле партитур и нот, и уже скоро (если не прямо сейчас) мне предстоит сказать себе самому: Всё, новый Бах закончился! Как закончилось, например, собрание сочинений Лескова – и стало пусто и грустно, что теперь – только перечитывать уже знакомое.

И вот однажды, в гостях у друзей, мы посмотрели с кассеты новый французский полнометражный мультфильм «Трио из Бельвиля». Фильм был очарователен. Шутлив и тактичен в меру. Мы сразу же сошлись во мнении, что он станет, без сомнения, культовым! Но меня вдруг зацепила музыка. Она показалась мне до боли знакомой. Она легко уколола меня в самом начале. Но я уже сразу, внутренне выпестованным чутьем, понял, что это – Бах! Это не мог быть никто иной. Такого укола я мог ожидать только от Баха.

Когда друзья ушли на кухню, болтая и допивая красное вино, покурить (как водится на всех вечеринках старых друзей), я стал вновь и вновь возвращать на видеомагнитофоне этот эпизод. Чтобы понять, ЧТО это? С каждым разом мое очарование музыкой стремительно возрастало. А что же происходило, собственно, на экране? Под эту самую музыку? А вот что:

Главная героиня, премиленькая старушенция, обманным способом завладев на побережье Франции водяным велосипедом (и оставив оторопелого служителя приморских увеселений на мокром песке с 2 франками в ладони), отправляется со своей верной собакой в Америку! На этом самом велосипеде. Мы буквально помирали от хохота, глядя, с каким усердием старушка и собаченция крутят педали – и как все это мастерски нарисовано! Атлантика уже бросала им вызов, из глубин всплывали киты, волны били в борт (или куда там бить?) велосипеда, над океаном сгущались тучи, вот уже появились первые признаки шторма, вместе с молниями и громом… А во мне уже всё подалось внутри навстречу удивительной музыке!

Она, музыка, сопровождала все это сумасшедшее путешествие – от солнечной Франции до суровых берегов Америки, еще заслоненных от авантюристов грозовыми облаками. Удивительно, – мы смеялись, не могли удержаться, – настолько комично и нелепо выглядел весь этот нелегальный и спонтанный побег из Европы, а музыка смеялась вместе с нами! Началась она с бодро-энергичных ритмов. Словно подбадривая энтузиазм двух существ, бросившихся сломя голову черт знает куда. В ней, в музыке, было все – и мягкие поначалу волны, и крепчающий постепенно ветер, и надвигающийся шторм… Да, он уже чувствовался в музыке. Она вся шла с расширением, с образованием воронки, готовясь к кульминации. В ней нарастала тревога, но не паника. В ней слышались надежды, но они должны были стать заслуженными. Я уже полностью был в этой музыке и был ошеломлен – насколько она подходила, органически дополняла всё, что видели мои глаза. Я не стал спрашивать друзей, заметили ли они эту музыку. Думаю, что заметили. Потому что когда я стал внимательно, присев на корточки перед магнитофоном, изучать титры, надеясь увидеть – ЧТО это за музыка?, – друзья не стали меня ничего спрашивать. Они уже все поняли.

Уже в кухне, на очередном перекуре, кто-то поинтересовался: нашел ли я искомое? Нет, – отвечал я, – слишком мелки буковки! Увы! Ничаво не могу разглядеть! И тогда кто-то вызвался достать для этих целей CD-диск. Уж с него-то мы прочтем!, – заверили меня спецы.

А я уже четко знал, что это – Бах. Знал интуитивно. И чуть-чуть – логически рассуждая. Ведь кто мог меня несколькими десятками тактов повергнуть в катарсис? Только Бах! Но почему же я его, это кусочек, никогда и нигде раньше не слышал? Логика опять включилась в дело. Я разобрал, к счастью, слова, которые выпевал хор. Они самозабвенно пели Kyrie Eleison! Тогда, – пустился я в рассуждения, призвав все свои накопленные знания о литургической музыке, – это явный намек на католическую мессу! Но у Баха есть только Высокая Месса си минор. И два Магнификата. И там нигде нет этой темы! Вся остальная литургия у Баха – на родном немецком! Тогда – чье же это произведение?!

И все-таки я не изменил Баху. Не бросился искать среди Монтеверди, Палестрины, Вивальди, Шютца, Фробергера. Я твердо верил, что это может быть только мой Бах. Стало быть, – рассуждал я далее, – я что-то у него не знаю. А не знал я (как выяснилось чуть позднее) наличия у Иоганна Себастьяна четырех Малых месс. Это выяснилось на следующий день, когда я разыскал-таки нумерацию Шмидера и впервые (приспичило!) скрупулезно стал изучать ее. О боже, вот они – BWV 233, 234, 235, 236. Круг поисков сузился!

Но не все так просто устроено в нашем бренном мире. Оказалось (как, впрочем, я и предполагал), что малых месс мне в Союзе, похоже, не найти. Не та это музыка, которая способствовала бы строительству коммунизма (это не мое, впрочем, решение и убеждение!). А уж в перестройку – и вовсе не до нее! Youtube еще не существовал под боком. Что делать?

Тут я вспомнил, что недавно один мой хороший друг уехал в командировку в Штаты. На довольно долгий срок. Почему-то сразу, как только я это вспомнил, в мозгу нарисовалась яркая картина, в которой мой друг бодро пересекает Атлантику в западном направлении на водяном велосипеде. Музыка вновь прекрасно подходила для этой сцены. Бах оставался верен себе. Но, позволь, может, все-таки я ошибаюсь?! С чего это я решил, что эта музыка – из этих месс? И почему она – Бах? (С компакт-диска мы, увы, тоже ничего прочесть в титрах и в выходных данных фильма не смогли).

Письмо, однако, тут же было написано. И – о счастье, через 2 с половиной недели пришла открыточка из Нового Света. Друг писал, что нашел в каком-то магазинчике в славном городе Бостон (восточное побережье! Похоже, то самое место, где причалила старая дама с собачкой!) комплект из 4 дисков. Фирмы Virgin Classics. На двух из них значатся искомые мессы. Две другие посвящены кантатам. Уж не обессудь! И что – высылает, перекрестясь! И вновь Атлантика оказалась между мной и моей музыкой…

Всё время, пока я томился в ожидании посылки из-за океана, я слушал прямо с видеомагнитофонной ленты этот небольшой кусочек. Друзья уже привыкли к моему пристрастию к Троице из Бельвиля, причем, странному пристрастию только к середине всего фильма. Ничего лишнего мне уже было не нужно. Я ждал. Я томился. И размышлял, как труден путь хорошей музыки к сердцу слушателя. Легкие уколы сомнения все же не покидали меня.

Да, забыл сказать! Между делом я все-таки перешерстил массу барочной музыки. Которую только смог достать. У меня побывали в гостях Палестрина, Фробергер, Фрескобальди, сыновья, двоюродные братья и дядьки Баха, Щютц со своими «Псалмами царя Давида», немного Дитриха Букстехуде и даже (отрывками) Георг Бём! Я познакомился с великолепными образчиками литургических песнопений, хоралов, псалмов, гимнов, мотетов, канцон, мадригалов! И – не переставал (почти в религиозном экстазе) благодарить музыку за ее трудный путь!

Где-то еще через месяц была получена посылочка. Было видно, что в ней ковырялись. Но – ничем, хвала Всевышнему, не прельстились. Близилась кульминация. Трясущимися ручонками я извлек диски из скромной, но очень эффектно, тем не менее, оформленной коробочки. На ее обложке, кстати, красовался мужчина в белой рубашке с дорогими запонками, часами Rollex и строгим галстуком. В ладонях он перебирал четки.

Кантаты были мне знакомы. Я отложил их на потом. Остались 2 диска. Один нес в своем тайном нутре записи BWV 233 и, почему-то, 236. На другом, соответственно, были BWV 235 и 234. С какого начать? В этот момент я напоминал сам себе Кису Воробьянинова, озирающего одновременно сразу 4 стула работы мастера Гамбса.

Я выбрал первый диск. Ведь все равно ни одну из Месс я еще никогда не слышал. И я предвкушал, как я буду смаковать – медленно, никуда не торопясь, – новую для меня музыку великого Баха. Но все это я сделаю потом. Сейчас для меня было важно, не промахнулся ли я? И нужно только послушать первые части Месс, первые Kyrie Eleison, чтобы понять, прав я или все-таки ошибся. Я уже знал, что в мессах идет четкая последовательность служб, и Kyrie – всегда первая. Никто не может тут сломать многовекового устава, уклада и закона. Стало быть, мне сейчас нужно бегло прослушать 4 начала четырех месс. И устроившись поудобнее возле музыкального центра, я поставил на него первый диск.

К этому моменту мой мозг уже начитался всего, что было известно человечеству про Малые баховские мессы. И даже чего, наверняка, на самом деле не было, а оказалось просто додумано или сконструировано. Так, мне было известно, что мессы (включая пятую, Высокую) в церкви не звучали. Они оставались самодостаточными, не неся никакой литургической прикладной функции. Не востребованные церковью (ни католической, ни лютеранской), они привлекли внимание лишь музыковедов, да и то очень поздно. Авторитет А. Швейцера, который критически относился к Малым мессам, считая их материал в значительной степени автопародией (т.е. самозаимствованием, в основном, из Кантат), сказался негативно на интересе к ним вплоть до середины XIX века.

Тем не менее, я гнал от себя всю свою «знательность», раскрывшись навстречу новой музыке. Первые хоры Kyrie не обманули моих надежд. Они просто лучились прелестью и той значимостью, с которой, я уже предвкушал, мне предстоит еще «обстоятельно» испытать восторги и радости. Опытные меломаны меня, конечно же, поймут. Наслаждаться целиком и полностью, однако, мне мешал мой поиск. Моя гончая, взявшая след. Мое трепетное волнение. Ни 233, ни 236 не содержали в частях Kyrie моей музыки. Круг сузился до двух!

Ставлю 235. Она идет первой. Кстати, чудесная запись Хора и Оркестра Collegium Vocale под управлением Филиппа Херревеге. Отзвучала восхитительная Kyrie. И я уперся в последнюю свою надежду – BWV 234. Я уже начал просчитывать свои дальнейшие действия. Ведь многое из переворошенного музыкального барокко уже лишило меня перспектив широкого поиска. Где и что искать дальше? Ставлю дрожащими руками BWV 234. Тихо, мягко, вкрадчиво начинает разворачиваться первая часть, Kyrie. Я еще жду и надеюсь. Но вот и она закончилась. Начинается второй хор, Christe Eleison. Вот заканчивается и он. Больше мне надеяться не на что. По всем строгим законам мессы далее последует вторая часть службы, Gloria. И я снимаю диск с центра….

Значит, моя музыка, столь поразившая меня при просмотре какого-то шутливо-ироничного мультфильма, не баховская. Но чья же она тогда? Неужели есть еще кто-то в мире барокко (а то, что это – барокко, тут уж точно сомнений нет, не сможет человек из нашего века сделать такую стилизацию, она гениальна!, – я не сомневаюсь), кто рискнет воздействовать на меня ровно так же, как мой любимый Бах?!